Текст книги "Кровь Янтаря"

Автор книги: Роджер Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Власть. Сила.

В памяти крепко засел последний урок дядюшки Сугуи. После того как я развязался с Логрусом, дядя решил потратить время на мое обучение вещам, выходящим за пределы обычного курса. И однажды настал день, когда я решил, что учеба завершена. Я прошел конфирмацию в Искусства[27]27
  Конфирмация – у католиков и протестантов обряд приема в общину подростков, достигших определенного возраста. В общем смысле – посвящение во что-либо.


[Закрыть] и был выпущен на все четыре стороны. Казалось, что я объял все основы мастерства, что остальное может быть только несущественным дополнением этих основ. Я начал готовиться к путешествию на тень Земля. Но однажды утром за мной пришли и пригласили к Сугуи. Я решил, что он просто захотел со мной попрощаться и дать пару дружеских советов.

Волосы Сугуи были белы, он иногда сутулился, а случались дни, когда даже ходил с посохом. Тот день был как раз из таких. Сугуи надел тогда желтый кафтан – который я всегда считал скорее рабочей одеждой, чем знаком социального положения.

– Ну что, готов к прогулке? – спросил Сугуи.

– Вообще-то путь предстоит неблизкий, – заметил я. – Но я в принципе готов.

– Нет. – Он покачал головой. – Я имел в виду не это путешествие.

– Но… Ты хочешь сказать, что намерен куда-то отправиться прямо сейчас?

– Идем, – сказал он.

Итак, я последовал за ним, и тени расступились перед нами. Мы шли, и местность становилась все более пустынной… В конце концов мы пришли туда, где вообще не было ничего живого. Вокруг нас простирался голый черный базальт, оцепеневший в медном свете тусклого древнего солнца. На этом краю всех миров было холодно и сухо. Когда мы остановились, я огляделся и поежился.

Я ждал, что Сугуи объяснит цель нашей прогулки. Но прежде чем он заговорил, время успело умереть и воскреснуть. Казалось, он не замечал моего присутствия и просто высматривал что-то на ровном горизонте мира.

– Я научил тебя законам Тени, – наконец сказал он – медленно и тяжело. – Я научил тебя составлять заклинания, научил, как сделать так, чтобы они срабатывали…

Я промолчал. Вроде бы речь его не предусматривала моего ответа.

– Теперь ты знаешь кое-что о власти над миром, – продолжил он. – Ты черпаешь силу из Знака Хаоса, из Логруса, и воплощаешь в деяния…

Сугуи наконец взглянул на меня. Я кивнул.

– Ясно, что те, кто носит в себе Образ, Знак Порядка, могут совершать подобное – подобными же способами, а может, совсем другими… – продолжал он. – Наверняка я не знаю, ибо я не посвящен в Образ. Сомневаюсь, что дух мог бы выдержать бремя знания обоих Путей. Но тебе следует осознать, что существует другой путь Силы, антагонистичный тому, в который посвящены мы.

– Я понимаю, – сказал я, поскольку Сугуи, казалось, ожидал ответа.

– Однако ты обладаешь ресурсом, доступным тебе, – сказал он, – но которого нет у тех, из Янтаря. Смотри!

Последнее слово не значило, что мне нужно просто стоять и смотреть, как он прислоняет посох к валуну и простирает пред собой руки. Это значило, что мне следует вызвать Логрус, чтобы на уровне Силы увидеть то, что дядя делает. Я включил магическое зрение и принялся наблюдать за происходящим сквозь Логрус.

Видение, висевшее перед ним, казалось продолжением того, что вызвал я, – растянутое и перекрученное. Я видел и чувствовал, как дядя соединяет с ним руки и вытягивает пару зазубренных щупалец, чтобы коснуться валуна, лежащего много ниже по склону.

– Теперь войди в Логрус, – сказал дядя, – но оставайся пассивным. Держись рядом, пока я буду работать. Но ни в коем случае не смей вмешиваться.

– Понятно, – сказал я.

Я окунул руки в собственное видение, пошевелил ими, нащупывая гармонию, пока руки не слились с ним.

– Хорошо, – сказал дядя, когда я закончил. – А теперь ты должен только наблюдать – на всех уровнях Власти сразу.

Что-то запульсировало по всей длине управляемых им отростков, подбирающихся к валуну. К тому, что произошло потом, я оказался не готов.

Изображение Логруса передо мной почернело, расплылось бурлящей кляксой чернильной жижи. Жуткое ощущение разрушительной мощи хлынуло в меня – неописуемая сила уничтожения, она грозила переполнить меня, унести в блаженное ничто абсолютного беспорядка. Часть меня, кажется, жаждала этого, но другая часть немо вопила, моля, чтобы это прекратилось. Но Сугуи держал это безумие под контролем, и я мог смотреть, как он это делает, – именно в тот момент, когда я увидел, как он выводит небытие в бытие.

Валун стал частью пятна хаоса, присоединился к нему и исчез. Не было ни взрыва, ни поглощения – только ощущение могучих холодных ветров, только отзвуки голосов ужаса в бесконечности… Дядя медленно развел руки – и линии кипящей черноты последовали за его руками, растеклись в обе стороны от зрачка бездны, который когда-то был гранитным валуном, прожирая длинную черную борозду, внутри которой я увидел несоединимое – сущее Ничто, становящееся Деянием…

Затем дядя замер – и все остановилось. Мгновением позже он заговорил.

– Я мог бы просто отпустить это, – сказал он, – дав ему власть существовать без моего контроля. Или толкнуть его в какую-то сторону – и лишь потом отпустить…

Он не спешил развить эту мысль, и я спросил:

– И что тогда произойдет? Оно просто будет продолжаться, пока не уничтожит всю эту тень?

– Нет, – отозвался он. – Есть ограничения. Сопротивление Порядка будет возрастать по мере того, как Хаос будет расширяться. Рано или поздно все придет в равновесие…

– А если ты продолжишь, если ты будешь вызывать его снова и снова?

– Это может привести к громадным разрушениям…

– А если мы объединим усилия?

– Разрушения будут еще больше… Но не в этом урок, который я хотел тебе преподать. Теперь я буду пассивен, а ты возьмешь контроль на себя.

Итак, я перехватил управление Знаком Логруса и огромным кругом замкнул линии разрыва на себя – будто окружив нас рвом тьмы.

– Теперь прогони его, – сказал дядя, и я сделал это.

Но ветра и боги продолжали буйствовать, я ничего не мог разглядеть за темной стеной, которая медленно надвигалась на нас со всех сторон.

– Похоже, до точки равновесия еще далеко, – заметил я.

Дядя хмыкнул.

– Это так. Ты прекратил воздействие, но критический предел был превышен – и теперь все идет вразнос.

– Ага, – сказал я. – Ну и когда же естественные ограничения решат, что им уже пора восстанавливать равновесие?

– Вскоре после того, как та точка мира, на которой мы стоим, перестанет существовать, – сказал дядя.

– Эта штука распространяется во все стороны?

– Да.

– Интересно. Ну и какова же критическая масса?

– Да придется уж показать тебе… Но сначала давай подыщем себе местечко поспокойней, а то от этого скоро ничего не останется. Возьми меня за руку.

Я сделал как он просил, и он провел меня в иную тень. На этот раз я сам вызвал Хаос и шаг за шагом воспроизвел всю процедуру, а дядя только наблюдал за мной. На этот раз я уже не выпустил процесс из-под контроля.

Когда я завершил работу и стоял, не в силах унять дрожь, уставившись в созданный мною небольшой кратер, дядя положил мне на плечо руку и сказал:

– Теоретически ты знал, что за твоими заклинаниями стоит абсолютная власть. Сам Хаос. Работать непосредственно с ним крайне опасно. Но, как видишь, все-таки возможно. Теперь, когда ты это знаешь, учеба завершена.

Это был впечатляющий урок. Я был одновременно в ужасе и восторге, в растерянности и благоговении. Применение всей силы Хаоса в большинстве ситуаций, которые я мог вообразить, напоминало стрельбу ядерными зарядами в парковом тире. Я так и не мог представить себе обстоятельств, в которых мне хотелось бы применять навык управления Хаосом, пока меня не уделал Виктор Мелман.

Власть, сила – во что бы они ни воплощались, какие бы виды, формы, масштабы и стили они ни принимали, – продолжают изумлять меня до сих пор. Сила так долго живет со мною рядом, что я привык к ней, мы с ней на короткой ноге и хорошо друг к другу относимся – но я сильно сомневаюсь, что когда-нибудь сумею хотя бы приблизиться к пониманию ее…

X

– Ну, давай же, – сказал я во тьму, – кем бы ты ни был.

То, что я услышал в ответ, не было человеческим голосом. Скорее, негромкое рычание. Мне стало интересно, с какой это зверюгой я схватился. Ясно было, что сейчас на меня нападут, – и я удивился, когда этого не произошло. Ворчание утихло, и это – чем бы оно ни было, – заговорило снова.

– Чувствую твой страх, – донеслось до меня шипение.

– Лучше почувствуй свой, – посоветовал я, – пока ты можешь вообще что-то чувствовать.

Дыхание чужака стало тяжелее. За моей спиной танцевали языки пламени. Дымок отошел на другой край лагеря, – насколько позволяла длина привязи.

– Я мог бы убить тебя, пока ты спал, – медленно сказали из кустов.

– Дурак, что не убил, – ответил я. – Теперь это будет не так просто.

– Я хочу понаблюдать за тобой, Мерлин, – заявило нечто. – Я хочу видеть твое замешательство. Хочу видеть твой страх. Хочу видеть твои мучения – прежде чем увижу твою кровь…

– Понимаю, ты меня будешь убивать по личным причинам, а не из деловых соображений.

Раздался странный звук, на интерпретацию которого мне понадобилось несколько секунд, – как будто нечеловеческое горло пыталось испустить смешок.

– Ну что ж, колдунчик, – отозвалась тварь, – вызывай свой Знак, распыляй внимание… Я почувствую это и разорву тебя, прежде чем ты сможешь задействовать его.

– Как мило, что сказал заранее.

– Всего лишь хотел предупредить, чтобы ты не был опрометчив. Кстати, штучка, обернувшаяся вокруг твоего левого запястья, тоже не сможет тебе помочь.

– А ты неплохо видишь.

– И подобные штучки тоже.

– Может, обсудим философские аспекты проблемы мести?

– Я жду, когда ты сломаешься и сделаешь какую-нибудь глупость. Так будет гораздо занятней. Теперь ты можешь действовать только физически – и поэтому ты обречен.

– Тогда жди дальше, – сказал я.

В кустах раздался шум – нечто подобралось поближе. Несмотря на это, я по-прежнему не мог разглядеть, что же это за тварь. Тогда я сделал шаг влево – чтобы свет костра упал на заросли. Внизу что-то сверкнуло. Свет отразился от горящего желтой искрой единственного глаза.

Я опустил острие клинка, направив его в глаз. Черт возьми, любая тварюга бережет прежде всего глаза.

– Банзай![28]28
  В Японии выкрик, обращенный императору и желающий ему долгой жизни. Японскими военными, как современными, так и древними, использовался как аналог российского «ура!» во время особо стремительной атаки.


[Закрыть] – заорал я и сделал выпад. Беседа вроде как зашла в тупик, и мне захотелось сменить тему.

Зверюга тут же взметнулась и, уклонившись от моего удара, с невероятной силой и огромной скоростью ринулась на меня. Это был большой черный корноухий волк, он ушел от моего отчаянного удара наотмашь и нацелился на мою глотку.

Левая рука у меня автоматически вскинулась, и я сунул ее в открытую пасть. В тот же миг я заехал рукоятью клинка зверю прямо в висок. При этом капкан его челюстей ослаб, но они не разжались и продолжали раздирать мне рубашку и мускулы. От толчка я начал падать на спину. Попытался извернуться, чтобы упасть поудачней, – но уже понимал, что мне это не удастся.

Я грохнулся на левый бок, попытался перекатиться дальше и еще разок добавил зверю по черепу рукоятью. Тут, ради разнообразия, на меня снизошло озарение: я сообразил, что мы барахтаемся возле самого костра и даже продолжаем катиться в сторону огня. Я выронил оружие и стал правой рукой нашаривать горло волка. Зверь был на редкость мускулистый, шансов быстро раздавить ему глотку не было никаких, но я к этому и не стремился.

Я хватал волка под челюстью до тех пор, пока не нашел, за что ухватиться. Тогда я вцепился мертвой хваткой, нашел точку опоры и оттолкнулся одновременно ногами и руками. Мы сдвинулись как раз на те полметра, которых мне не хватало, чтобы затолкнуть рычащую голову волка в огонь.

Вроде бы ничего не происходило – лишь кровь ровной струйкой сочилась у меня из предплечья в пасть волку. Захват его челюстей по-прежнему был силен и причинял дикую боль.

Но через секунду у него загорелась шерсть на загривке и на голове. Зверь выпустил мою руку и рванулся прочь из пламени. Меня отбросило в сторону, из глотки волка вырвался оглушительный вой. Я перекатился на колени и поднял руки, но тварь не стала нападать. Вместо этого волк промчался мимо меня в заросли – в сторону, противоположную той, откуда появился.

Я подхватил клинок и помчался вслед за зверем. Времени, чтобы натянуть сапоги, не оставалось, но я сумел на бегу изменить форму ступней, чтобы хоть немного приспособить их для бега по пересеченной местности. Я все еще видел моего противника – его подпаленная шкура тлела. Впрочем, я мог бы преследовать его, ориентируясь только на вой, который почти не прекращался. Что странно, тональность и характер волчьего вопля менялись: они становились все больше похожи на крики человека и все меньше – на подвывания волка. И еще странно – зверь убегал, но не так быстро, как можно было ожидать, и совсем не пытался выбирать путь. Я слышал, как он проламывался сквозь кустарник и налетал на деревья. Иногда он даже издавал звуки, в которых, казалось, слышались отголоски человеческих проклятий. Как бы то ни было, мне удавалось держаться к нему ближе, чем я мог ожидать, и даже через несколько минут сесть ему на хвост.

Затем я вдруг сообразил, куда он так спешит. Я снова увидел тот самый бледный свет, который приметил раньше: теперь свет был ярче, а источник его – крупней, и становился все лучше виден по мере того, как мы приближались к нему. По форме это был грубый прямоугольник, по прикидкам, футов восемь-девять в высоту и где-то футов пять в ширину. Я бросился на свет. Волк наверняка бежал туда, и я хотел успеть первым.

Мы мчались. Волк шел чуть впереди и левее. Шерсть его уже не горела, хотя он продолжал взрыкивать и поскуливать. Свет впереди становился все ярче, вот уже я сумел заглянуть в него… сквозь него… и впервые понять, что же я вижу. Я увидел склон холма с водруженным на него низким камнем; к камню вела дорога, вымощенная каменными плитами, и вереница каменных ступеней – и все это в прямоугольной рамочке, словно картина – поначалу подернутая дымкой, но с каждым шагом становящаяся все четче. На картине сиял облачный полдень, и прямоугольник находился от меня метрах в двадцати, в центре поляны.

Увидев, что зверь уже выбежал на поляну, я сообразил, что добраться туда вовремя и схватить то, что должно было лежать поблизости, я уже не успеваю. И все же, думал я, может быть, мне удастся перехватить и остановить эту тварь.

Но, оказавшись на поляне, волк поддал газу. Я мог видеть то, к чему он направлялся, яснее, чем все остальное вокруг. Я крикнул, надеясь отвлечь его, но это не сработало. Мой финишный спурт оказался слабоват. И тут я увидел на земле возле порога то, что искал… Но было уже слишком поздно. Как раз в этот момент зверь опустил голову и схватил зубами плоский прямоугольный предмет – даже не сбавив при этом размашистой рыси.

Я остановился и отвернулся. В тот миг, когда волк нырнул вперед, я в падении выронил оружие и кувыркнулся, стараясь закатиться куда-нибудь подальше.

Я ощутил мощный толчок беззвучного взрыва, потом все схлопнулось и разбежались несколько слабых ударных волн. Я лежал, мысленно матерясь, пока не утихла встряска. Потом я встал и подобрал клинок.

Ночь вокруг меня вновь стала нормальной. Звездное сияние. Ветер в соснах. Не было нужды поворачиваться – хотя я это сделал на всякий случай, – чтобы узнать, что светящийся проход в другой мир, к которому я мчался всего лишь мгновение назад, теперь исчез, не оставив и следа.

Я поплелся обратно на стоянку и некоторое время успокаивал Дымка. Потом натянул сапоги и плащ, забросал землей угли костра и повел коня к дороге.

Там я сел верхом, мы минут сорок ехали вверх по дороге к Янтарю, и там я разбил новый лагерь – под белым, как кость, ломтем луны.

Остаток ночи прошел без неприятностей. Меня разбудили свет и пересвист утренних птиц в сосняке. Я позаботился о Дымке, быстро позавтракал остатками провианта. Как сумел, привел себя в относительный порядок и через полчаса уже был в пути.

Утро выдалось холодное. Над головой простиралось чистое небо, далеко слева плыли гряды кучевых облаков. Я не торопился. Я решил ехать верхом, а не козыряться в основном потому, что хотел узнать чуть больше о местности вокруг Янтаря, и, несколько менее, из-за желания побыть одному и спокойно поразмыслить. Если принять во внимание, что Джасра в плену, Льюк в санатории, а Колесо-Призрак занят бог знает чем, то складывалось впечатление: главные опасности для Янтаря или для меня на время неактуальны. Можно сделать небольшую передышку. Я чувствовал, что на деле приблизился к положению, когда сам смогу все уладить с помощью Льюка и Джасры – нужно только разузнать побольше. И я был убежден, что с Призраком-то я после этого сговориться сумею – раз уж последняя наша беседа была преисполнена оптимизма…

Дел невпроворот. Прочие концы можно увязать и позднее. Провинциальный маг вроде Шару Гаррула беспокоил меня только в связи со всем остальным. Дуэль с ним затруднений не вызовет, надо только выкроить на это пару свободных минут… хотя уже то, что он вообще что-то против меня имел, выглядело достаточно странным.

И потом, существо, которое было Винтой… Я не видел в нем реальной угрозы, но несомненно, это была тайна, лишавшая меня покоя и, видимо, непосредственно касавшаяся моей безопасности. Этот вопрос тоже следует уладить, когда у меня появится уйма свободного времени.

Беспокоило меня предложение Льюка раскрыть информацию, жизненно важную для безопасности Янтаря, только после спасения Джасры. Я поверил ему и все еще верил, что слово он сдержит. Хотя оставалось подозрение, что он будет тянуть с расчетом, пока не станет слишком поздно что-то предпринимать… Строить домыслы – занятие, разумеется, бесполезное; узнать, к чему ведется подготовка, невозможно. Не было ли само предложение, – независимо от того, правду говорил Льюк или нет, – частью военных действий, ударом в психологической войне? Льюк всегда был более хитер, чем могло показаться по его грубоватой внешности. Чтобы понять это, мне самому понадобилось довольно много времени, и забывать об этом я не собирался.

Я чувствовал, что пока могу скинуть со счетов дело о синих камнях – тем более что я планировал избавиться вскорости от всех следов их воздействия. С этим проблем нет, разве что на всякий случай мысленно завязать на память узелок, для вящей бдительности – хотя именно в таком состоянии я и пребываю.

Так что осталось приспособить в общую картинку случай с волком.

Ясно, что зверь был не обычным, да и намерения его никаких сомнений не оставляли. Но кое-какие моменты нашей встречи были ясны гораздо менее. Кем или чем он являлся? Действовал он по своей инициативе – или был чьим-то агентом? Если второе, то кто его послал? И наконец – ради чего?

Его неуклюжесть наводила на мысль – я и сам играю в эти игры, – что это был скорее оборотень, чем реальный волк с магически приобретенной речью. Большинство людей, мечтающих превратиться в какую-нибудь мрачную зверюгу – после чего порвать кому-нибудь глотку, разорвать кого-нибудь в клочья, изувечить и, может быть, даже переварить, – большей частью склонны упиваться мечтами о том, сколь это будет шикарно, и обычно забывают о грубой прозе. Стоит обнаружить, что ног у вас теперь четыре, а не две, что центр тяжести у вас расположен где-то не там, где нужно, что органы чувств ведут себя совершенно непривычно, и уже вовсе не так просто немедленно обрести грациозность движений. Такое существо гораздо уязвимее, чем можно полагать по наружности. И определенно, такое существо даже близко не сможет приблизиться по боевым качествам и эффективности к настоящему зверю со звериным жизненным опытом. Нет. Я в таких случаях предполагаю скорее тактику запугивания, нежели что-то другое.

Как бы то ни было, способ, которым зверь пришел и ушел, – вот что заставляло меня воспринять эту угрозу всерьез. Он задействовал Козырные Врата, которые соорудить не так-то просто – и лучше вообще не сооружать, если без этого можно обойтись. Установить козырной контакт с каким-то отдаленным местом, а потом сливать бездну энергии, поддерживая существование таких ворот, – это эффектная показуха. На создание ворот, которые простоят минут пятнадцать, требуется такой расход энергии и сил, что адская скачка покажется прогулкой по скверику. Такая затея может надолго истощить все ресурсы. И все же противник пошел именно на это. Причина его расточительности меня не беспокоила – скорее беспокоил факт случившегося. Потому что способны на сей подвиг были только прошедшие Образ или Логрус. Человеку, который просто нашел колоду, такого не суметь.

Это значительно сужает поле поиска.

Я попытался соотнести оборотня с его поручением. Первое: он меня отыскал и…

Конечно. Я вдруг вспомнил растерзанных собак в роще возле Лесного Дома и следы большой собакоподобной твари. Значит, зверь засек меня еще раньше и наблюдал, выжидая. Он преследовал меня, когда я выехал вчера вечером, и вышел на сцену, только когда я разбил лагерь. Он создал – или ему создали – Козырные Врата для отступления, но возможность погони не предусматривалась. Значит, он пришел меня убить. И невозможно установить, есть ли тут связь с Шару Гаррулом, тайной Льюка, синими камнями и миссией меняющего тела существа. Придется оставить неподвязанной еще одну провисшую ниточку. И сосредоточиться на главном…

Я догнал и обогнал колонну фургонов, направляющихся в Янтарь. Меня самого пару раз обогнали какие-то всадники. Ни одного я не знал, хотя каждый из них меня поприветствовал. Слева продолжали собираться тучи, но пока ничего похожего на бурю не намечалось. День оставался прохладным и солнечным. Дорога опускалась и снова поднималась, и так несколько раз – хотя в результате я все больше забирался вверх. В большой и шумной гостинице я остановился перекусить, наскоро, но сытно поел и не стал задерживаться. Дорога стала ровнее, но прошло еще много времени, прежде чем на вершине Колвира, искрящегося в полуденном свете, я увидел дальний отблеск Янтаря.

По мере того как солнце шествовало по небесам, движение становилось все оживленнее. Я продолжал строить планы и предаваться вольным размышлениям. Дорога сделала несколько поворотов, маршрут пролегал меж скал – но Янтарь почти все время оставался виден.

По дороге я никого не встретил и уже за полдень добрался до Восточных Ворот, оставшихся еще от старой крепостной стены. Я проехал по Восточной Виноградной и остановился у городского дома Бэйлей, где когда-то бывал на вечеринке. Я передал Дымка груму у конюшни на заднем дворе, и, похоже, они оба были счастливы увидеть друг друга. Сам я обошел дом, подошел к парадной двери и постучал. Слуга известил меня, что барона нет, поэтому я представился и передал послание Винты. Слуга обещал передать сообщение, когда хозяин вернется.

Разделавшись с этим долгом, я продолжил путь по Восточной Виноградной пешком. Ближе к горе, но там, где уклон не стал еще ясно ощутим, я уловил запах готовки и решил не откладывать обед до возвращения во дворец. Я остановился и стал озираться в поисках источника ароматов. Его я обнаружил в проулке по правую руку, там дорога выходила на большую площадь с фонтаном в центре, в котором вставший на дыбы медный дракон, покрытый роскошной зеленой патиной, писал в бассейн розового камня. Дракон был обращен мордой к расположенному в подвальчике ресторану под названием «Яма». Еще десять столиков стояли на улице, огражденные изгородью из медных колышков, по периметру которой были расставлены растения в горшках. Проходя мимо фонтана, я увидел в чистой воде огромное количество экзотических монет, включая юбилейный четвертак США. Я прошел за загородку, открыл дверь и уже собрался спуститься по лестнице, когда услышал, что меня окликают по имени.

– Мерль! Давай сюда!

Я оглянулся по сторонам, но не узнал никого из тех, кто сидел за четырьмя занятыми столиками. Затем, когда мой взгляд вновь прошелся по ним, я заметил, что человек постарше за угловым столом справа от меня улыбается.

– Билл! – воскликнул я.

Билл Ротт поднялся из-за стола – больше для демонстрации, чем отдавая дань какой-то формальности, как я понял. Сразу я его не узнал: теперь он отпустил седую бороду и усы. К тому же он был одет в коричневые штаны с серебряной отделкой по внешним швам, уходящие в пару высоких коричневых сапог. Рубашка его была серебристого цвета с коричневым кантом, а на кресле справа от него лежал свернутый черный плащ. Широкая черная перевязь брошена поверх плаща, а на ней – средних размеров клинок в ножнах.

– Совсем натурализовался, не так ли? Вдобавок немного похудел.

– Верно, – сказал он, – и думаю о том, чтобы после выхода на пенсию переехать сюда. Мне этот городок по нраву…

Мы сели.

– Ты уже заказал? – спросил я Билла.

– Да, но вон официант на лестнице – давай-ка я его для тебя отловлю.

Он так и сделал – и заказал и на мою долю.

– Твой тари стал заметно лучше, – сказал я после всей суеты.

– Практики много, – отозвался он.

– Чем занимаешься?

– Ходил по морям с Джерардом. Был в Дейге и в одном из лагерей Джулиэна в Ардене. Еще посетил Ратн-Я. Изумительное место. Беру уроки фехтования. А Дроппа показал мне весь город.

– Все городские бары, так будет верней.

– Ну, не все. В общем-то, я здесь именно поэтому. Он владеет половиной пая в «Яме», и я обещал ему, что в основном буду питаться здесь. Впрочем, место неплохое. Когда ты вернулся?

– Только что, – сказал я, – и у меня для тебя есть еще одна длинная история.

– Это хорошо. Твои рассказы обычно причудливы и запутанны, – заметил он. – В самый раз для холодного осеннего вечера. Ну что ж, послушаем.

Я говорил в течение всего обеда и еще долго после того, как он закончился. Затем вечерняя прохлада прогнала нас оттуда, и мы направились во дворец. В конце концов я завершил свое повествование за горячим сидром перед камином в одной из малых комнат восточного крыла.

Билл покачал головой.

– Ты действительно ухитряешься грузить в кузов по самые борта, – сказал он наконец. – У меня вопрос.

– Ну?

– Почему ты не привел Льюка сюда?

– Я уже говорил…

– Это не причина. Ради неизвестно какой информации, которая, по его словам, важна для Янтаря? И ты собрался подцепить Льюка и вытащить из него эту информацию?

– Все совсем не так…

– Он – торговец, Мерль, и он продал тебе кучку дерьма. Вот что я думаю.

– Ты не прав, Билл. Я его знаю.

– Да, вы давно знакомы, – согласился он. – Но насколько хорошо? Мы, помнится, это уже проходили… Все, чего ты не знаешь о Льюке, явно перевешивает то, что ты о нем знаешь.

– Он мог пойти куда угодно, но пришел ко мне.

– Это входило в его планы, Мерль. Он хочет через тебя пробраться в Янтарь.

– Не думаю, – сказал я. – Это не в его стиле.

– А я думаю, что он воспользуется любым средством, которое подвернется под руку… или любым человеком.

Я пожал плечами.

– Я ему верю. Ты – нет. Вот и все.

– Видимо, так, – сказал он. – И что ты намерен делать теперь – ждать, что будет дальше?

– Есть у меня один план, – сказал я. – Льюку я верю, однако это еще не значит, что я не собираюсь подстраховаться… Но у меня к тебе вопрос.

– Да?

– Предположим, я привел его сюда, Рэндом решил, что факты неоднозначны, и пожелал устроить слушание дела – ты взялся бы защищать Льюка?

Глаза его распахнулись, а затем Билл улыбнулся.

– Что за слушание? – спросил он. – Я же не знаю, каковы здесь процедуры ведения дел.

– Как внук Оберона, – объяснил я, – он подпадает под Закон Дома. Рэндом сейчас – глава Дома. От него будет зависеть, забыть ли обо всем, вынести ли скорый приговор или назначить слушание дела. Как я понимаю, такое слушание может быть официальным или неофициальным – это уж как Рэндом захочет. В библиотеке есть книги по этому вопросу. Но у человека всегда есть право на защиту, если он того пожелает.

– Конечно, я возьмусь, – сказал Билл. – Редкий случай обогатить практику. Но тут может возникнуть конфликт интересов, – добавил он. – Я же работаю на Корону.

Я прикончил сидр, поставил стакан на каминную полку и зевнул.

– Ну, мне пора, Билл.

Он кивнул.

– Пока это все чисто гипотетически, так? – спросил он.

– Да, конечно! – сказал я. – Все может закончиться слушанием моего дела. Доброй ночи.

Билл внимательно смотрел на меня.

– Ну… та страховка, о которой ты упомянул, – сказал он. – Наверное, это несколько рискованно, да?

Я улыбнулся.

– Насколько я понимаю, я тебе помочь не смогу?

– Это точно.

– Ну, удачи.

– Спасибо.

– Завтра увидимся?

– Может быть, днем, попозже…

Я пошел в свою комнату и прилег. Прежде чем пойти на дело, которое я задумал, нужно передохнуть. Не помню, снилось ли мне что-нибудь…

Когда я проснулся, было еще темно. Приятно сознавать, что по крайней мере будильник у меня в голове работает нормально.

Было бы здорово перевернуться на другой бок и снова дать храпака, но я не мог позволить себе такую роскошь. Предстоящий день был расписан по минутам. И, согласно расписанию, я встал, умылся и оделся в свежее.

Затем отправился на кухню, где приготовил себе чай, тосты и яичницу с чилли, луком и чуточкой перца. К этому я добавил фруктов из Снелтерса – давненько я их не пробовал.

Я вышел через заднюю дверь и прошел садом. Было темно, безлунно и сыро, лишь несколько полос тумана обшаривали невидимые тропинки. Я пошел по дорожке, которая вела на северо-запад. В мире стояли тишина и спокойствие, и мыслям своим я позволил течь так же – тихо и спокойно. Этот день пройдет под девизом: «Всему свое время», и я хотел начать его с нужным душевным настроем.

Я выбрался из сада через брешь в изгороди и направился по крутой тропе, в которую влилась моя дорожка. Первые несколько минут она неторопливо забирала вверх, потом сделала резкий поворот и тут же стала еще круче. Я задержался на одном из выступов и оглянулся – отсюда можно было различить темные очертания дворца, несколько окон были освещены. Высоко вверху пряди перистых облаков медленно превращались в собранный граблями звездный свет в небесном саду, над которым навис Янтарь. Мгновением позже я отвел глаза. Идти было еще порядочно.

Я добрался до гребня. На востоке, за лесом, который я только что пересек, я сумел рассмотреть слабую полоску света. Торопливо миновал три массивные ступени, воспетые в песнях и историях, и начал спускаться по северному склону. Путь, которым я шел, становился все круче и круче и вывел меня на северо-восточный склон. После этого тропа вновь полого пошла вниз. Я прошел поворот на северо-запад – тропа опять стала круче, потом опять пошел легкий участок, и я знал, что дальше дорога будет еще легче. Высокий отрог Колвира у меня за спиной заслонил отблески предрассветной зарницы, которую я видел. И передо мной и надо мной раскинулась усеянная звездами ночь, стирающая очертания всего мира, кроме ближайших валунов. И все же я интуитивно знал, что иду правильно, – единожды я уже проходил этим путем, хоть и задержался там тогда совсем ненадолго…