Текст книги "Крики в ночи"

Автор книги: Родни Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– 19 —

Утром в отель в Сен-Максиме позвонил полицейский и попросил меня немедленно прийти в жандармерию, в комнату для допросов, куда через несколько часов заявился и Ле Брев.

Я сидел в приемной и наблюдал в окно, как подъехал голубой „ситроен“, Ле Брев выпрыгнул и побежал по булыжникам, энергичный и собранный, с таким видом, будто считал, что все идет замечательно.

Я слышал, как он возбужденно разговаривал с Клерраром в коридоре, затем раскрылась дверь, и он появился, приветливый и улыбающийся.

– Месье Фрилинг?

– Что теперь?

– Мне очень жаль. Новости не очень приятные, но, по крайней мере, хоть что-то есть. Вам уже сказали?..

– Сказали, что нашли тело…

– Мы обнаружили труп мальчика. В песчаном карьере возле Каркасона. В ста километрах к югу отсюда. – Он пожал плечами. – Может, немного дальше… Я бы хотел… Нужно, чтобы вы поехали и посмотрели.

– Вы имеете в виду опознание?

– Если вам так угодно.

Я видел, что Клеррар наблюдает за нами, но Ле Брев завладел моим вниманием. В коричневом двубортном пиджаке с золотыми пуговицами, не совсем подходящим для официального костюма, и в облегающих бежевых брюках, он выглядел, как театральный менеджер или преуспевающий ученый-гуманитарий. В довершение ко всему он нацепил ярко-голубой галстук. Как я мог доверять этому человеку, если он появляется в таком виде?

Я сказал, что готов ехать.

– Мы отправляемся прямо сейчас, – заторопился Ле Брев. – Давайте покончим с этим разом.

Я протиснулся в машину вместе с Ле Бревом и его заместителем, угрюмым молчаливым человеком лет тридцати с небольшим, которого представили как Констана. Двое в форме сидели впереди, рядом с водителем. Мы пробирались по пыльной горной дороге, мимо кукурузных и пшеничных полей, виноградников, садов, направляясь прямо на юг.

– Не хотите ли перекусить? – прошептал Ле Брев мне на ухо. – Может, остановимся ненадолго?

Я отказался, заявив, что нет аппетита.

Мой желудок был холодным и пустым, но есть не хотелось. Я также чувствовал свою вину за то, что чуть было не произошло между мною и Эстель. Я вымотался до предела.

– Крепитесь, соберитесь с силами, – посоветовал Ле Брев.

Я попросил ехать прямо туда, на место, где находится труп.

Потянулись еще более жаркие места, за окном мелькали выбеленные солнцем крестьянские дома, собаки валялись в тени. Ле Брев снял пиджак и положил его у заднего окна. Он носил голубые подтяжки, подмышками у него проступили темные пятна пота.

Где-то в тридцати километрах к северу от Каркасона, старинного города с крепостью, машина свернула с шоссе на восток. Мы забирались на холмы, деревни на них казались еще более пустыми, более сонными. Земля высохла и затвердела, с террас свисали пропыленные виноградные грозди.

Ле Брев наблюдал, как я осматриваю окрестности.

– Иногда в этих краях убивают друг друга от скуки. Таких историй можно вспомнить немало.

– Кого, как вы думаете, вы нашли? – в конце концов набрался я храбрости спросить его.

– Это мальчик. Изувеченный. Без ног.

– Как?

Он пояснил: да, они нашли детское тело, почти голое. Мертв уже две недели. Мальчик одиннадцати или двенадцати лет, по заключению патологоанатома.

– Куда мы едем сейчас?

– Показать, где мы нашли его.

– А тело, оно все еще там?

– Нет. Конечно, нет.

– Тогда зачем это нужно?

Он тонко улыбнулся, его кожа блестела от пота. Должно быть, Ле Брев ходил кругами и вернулся туда, откуда начал, с пальцем, указывающим на меня.

– На случай, если это вам что-нибудь напомнит.

Мы прибыли на место. Бульдозеры рыли траншеи в земле, превращая ее в пыль. Машина подпрыгивала на кочках, следуя дороге, обозначенной только стальными прутьями, вниз к кромке карьера. Ле Брев выпрыгнул из машины и завел разговор с людьми, которые ждали нас около припаркованных машин.

Меня представили прорабу, итальянскому инженеру, нанятому горной компанией. Он пожал мне руку и повел нас вниз по сыпучему склону котлована, разрезанному на слои, как какой-то огромный пирог.

– Любой может попасть сюда, – заметил Ле Брев. – Слишком большой карьер, чтобы обносить его ограждением. Нет никакой возможности остановить их.

Кто-то проник сюда по дороге, предназначенной для аварийного выезда, через плантацию, окружающую карьер, через километры сосновых деревьев, прямо к самому краю, где и вырыл мелкую могилку. Мне показали ямку в песке, покрытую тонким слоем веток. Ее обнаружили случайно, когда двое рабочих отправились искать свою собаку. Ле Брев стоял рядом со мной. Я смотрел на пустую канавку, где нашли расчлененное тело. Бесконечное отчаяние охватило меня.

Я почувствовал, что Ле Брев теребит меня за рукав.

– О чем вы думаете?

– Ни о чем. – Я оцепенел. – Ни о чем я не думаю.

– Это вам ничего не напоминает?

– Почему это должно мне что-нибудь напоминать?

Он шагнул вперед и, захватив горсть земли, пропустил ее через пальцы.

– Другое место? Холмик в лесу? Где были убиты другие дети?

Он мрачно, с подозрением рассматривал меня. В эту минуту я ненавидел его.

Я, помню, пробормотал:

– Что вы имеете в виду?

– Ничего. – Ле Брев повторил мои собственные слова. – Я хотел увидеть, что вы чувствуете.

Почувствую ли я угрызения совести или вину: вот та ловушка, о которой я должен был догадаться, когда узнал, куда меня везут. Ле Брев по-прежнему подозревал меня, хотя не мог представить никаких доказательств. Я понимал, в каком направлении работает его ум: а что, если у меня есть мотив? Откуда он мог знать о наших чувствах к детям, моих и Эммы? Я вдруг понял, что он разговаривал с Эммой, перед тем как она уехала, он навещал ее, когда она оставалась в доме одна. А Эмма была в таком смятении, что могла сказать все, что угодно. Разве я не возмущался, когда они разбили голову Будды? Разве я не кричал на них, ворвавшихся к нам, когда мы занимались любовью? Вспомнила ли она все эти случаи и рассказала ли о них Ле Бреву? Разве я не сказал, что мог бы убить их, когда они увидели нас в кровати? Разве я не встречался с Эстель? Короче говоря, вполне возможно, что они решили между собой, будто я планировал убийство детей с самого начала.

Ле Брев смотрел на меня, склонив голову набок, словно какая-то диковинная птица. Полицейские стояли вокруг, наблюдая.

– Хорошо, хорошо. Поехали.

Он кивнул на машины.

Уловка не удалась. Что бы он ни искал, какую-либо зацепку или мотив, на поверхность ничего не всплыло, и он перешел к следующему этапу. Он шел впереди меня.

– Я покажу вам тело мальчика.

Мы поехали в город Каркасон, через Вилль-Бас, по тенистым бульварам, вдоль которых выстроились муниципальные здания. Машина Ле Брева свернула в узкие ворота, за которыми грелось на солнышке старое серое здание. Табличка гласила: „Муниципальный морг“.

В глубине души я надеялся, что мальчик, которого мне собирались показать, – не Мартин. Я увидел что-то бесформенное, лежащее в цинковом ящике, плоть цвета рыбьей чешуи, местами бордовая, темные волосы забиты землей.

– Посмотрите на шею, – тихо произнес Ле Брев. – Признаки асфиксии: кровоподтеки на лице и черепе.

Я заставил себя посмотреть на сине-бордовые отметины на горле, страшный уродливый синяк на груди и на то, что выглядело как синяк на лбу.

– Как давно?..

Ле Брев пожал плечами:

– Две, может, три недели. У нас еще нет полных результатов вскрытия.

– Это не мой сын, – заявил я. Слава Богу. Мальчик какой-то другой несчастной матери. Страх отпустил меня.

– Уберите! – приказал, Ле Брев служащему в белом халате. Ящик задвинули.

– Полицейские порядки, – пояснил он, чуть ли не извиняясь. – Мне нужно было установить…

– Послушайте, это случилось за сотню с лишним километров от того места, где исчезли мои дети. Почему вы думаете, что тут есть какая-то связь?

– Ничего я не думаю! – отрезал он. – Я просто должен рассмотреть все случаи, которые могут походить на наш.

– По-вашему, этот походит?

Он сжал мой локоть, точно так же, как тогда, когда впервые показал мне место в лесу, и вывел меня наружу, на солнечный свет.

– Давайте выпьем чего-нибудь. Кажется, нам пора поговорить.

– Совершенно верно, – согласился я, вспомнив драку на поляне.

Нас отвезли в местное отделение полиции – здание XIX века с трехцветным флагом на фронтоне. Ле Брев, похоже, чувствовал себя здесь как дома и занялся представлением меня людям в штатской одежде, стоящим вокруг.

– Так. – Он хлопнул в ладоши и повел меня в комнату, отделанную панелями, с закрытыми жалюзи и с тремя или четырьмя беспорядочно расставленными столами. – Пожалуйста, – указал он на стул, – вы заслужили кофе и коньяк.

Я выпил коньяк с признательностью – мне показалось, что по нервам провели осколком стекла.

– Итак?

Ле Брев потер руки с видом заговорщика наклонился вперед:

– Зачем вы возвращались в лес в Шеноне?

Я показал ему синяк на щеке:

– Ага. Так вы знаете?

– Сожалею, что вы, так сказать, разозлили моих людей.

– Разозлил? Эти подонки пытались убить меня.

Он покачал головой:

– Нет и еще раз нет. Они превысили свои полномочия, но вы сами виноваты. Помните, что мы очень озабочены тем, что произошло. Извините, – добавил он.

– Я могу привлечь вас к ответственности за нападение.

Он улыбнулся:

– Не думаю, что у вас есть свидетели… Так. Позвольте мне задать вопрос. Зачем вы встречаетесь с этой женщиной?

– Какой?

– Не пытайтесь пудрить мне мозги, месье. Мне известно, что вы посетили прошлой ночью мадам Деверо. – Он пожал плечами. – Мне все равно, с кем вы спите, когда ваша жена далеко отсюда, но в полицейском расследовании это может оказаться немаловажным фактом, так ведь?

– Между нами ничего не было… – начал я. – Вы говорите чепуху.

Он ухмыльнулся и налил еще щедрую порцию живительной влаги.

– Мой друг, вашей жене это будет интересно, не так ли?

– Что вы предлагаете?

– А, вот видите, вы не отрицаете этого.

Он провел пальцем по губам. Золотые кольца украшали пальцы обеих рук.

Я не доверял ему. Он просто-напросто выполнял свою работу, но был для меня человеком с совершенно иными моральными ценностями и где-то глубоко у меня в подсознании – с налетом таинственности.

Он, казалось, изучал свои ногти.

– Думаю, что вы не очень расстроены отъездом жены.

– Послушайте, я люблю ее. Мы потеряли детей. Ради Бога, нельзя же рассчитывать, что я полностью сохраню здравый рассудок.

– Здравый рассудок?

Я нашел неудачные слова и пожалел об этом.

– Вы говорили с ней недавно? По телефону?

– Я не мог дозвониться.

У меня возникло ощущение, что он был в курсе всех моих дел.

Ле Брев вдруг ткнул в меня пальцем:

– Почему вы решили приехать именно в эту часть Франции?

Мы опять шли по кругу.

– Вы знаете почему. Случайный заказ.

– Когда вы последний раз приезжали во Францию?

– Семь или восемь лет назад. В Нормандию.

– Ага. И вдруг вы решили приехать на юг и именно в Шенон?

– Ради Бога…

– И затем обнаружили, что исчезли дети, в первую же ночь?

– Да. Пожалуйста, оставьте свои попытки обвинить меня.

– Не создавайте мне трудностей, месье, – сказал он. – Еще коньяку?

Я покачал головой:

– Благодарю, не надо.

– Итак, вы приезжаете и дети исчезают. И вы ничего об этом не знаете. Вы просыпаетесь, как вы утверждаете, из-за грозы. Вы промокаете в пижаме, не выходя наружу. – Он помолчал. – Итак, выглядит ли это правдоподобным? Правда ли это, спрашиваю я?

– Конечно, правда, и вам это хорошо известно, черт бы вас побрал. – Настала моя очередь перейти в наступление. – И уж если вы хотите допрашивать меня, давайте и я вам задам несколько вопросов. Что вы сделали для расследования этого дела? Сколько человек вы выделили? И что же они нашли, кроме этой несчастной могилки в карьере?

– Мы прочесали каждое здание в радиусе двадцати километров.

– Их могли увезти куда угодно.

– Месье, меня больше интересуют мотивы, которыми руководствовались вы.

– Мотивы? – Я помню, что даже стукнул по столу. – Не говорите мне эту чепуху! – Я кричал на него. – Послушайте, инспектор. Я могу обвинить вас…

– В чем, месье?

– В том, что вы не смогли обеспечить охрану дома, когда к нам забрались во второй раз. В том, что вы организовали нападение на меня в лесу.

– У вас нет возможности доказать это, месье.

– Хорошо. – Я вдруг решил пустить пробный шар, переменив тему. – Почему вы не сказали мне, чьи дети были найдены в лесу?

– Какие дети?

– Вы знаете какие. Дети, которых нашли там тридцать семь лет назад, напротив этого чертова дома.

– О чем вы? – Его голос стал твердым, жестким.

– Как могло случиться, что даже ваша жена ничего не знает? Как это вы не рассказали ей?

– Рассказал ей что? – Он чуть ли ни шипел от злости.

– Что это были дети Сульта. Наследники состояния.

Он, казалось, подпрыгнул, сев прямо и расправив спину.

– Это не ваше дело.

– Я расскажу вам. Дети Марселя Сульта играли с огнем, когда вы нашли их. Вы и Элореан. И разбогатели на этом.

Он гипнотизировал меня змеиным взглядом:

– Вы беседовали с моей женой Нинетт. Так ведь?

– Да.

– Вы приходили в мой дом… – пробормотал он.

– Предполагаю, что она рассказывает вам больше, чем вы ей.

На мгновение мне показалось, что в уголках его рта появилась пена и он быстро слизал ее. Он схватил бутылку и налил еще две рюмки. Попытку запутать меня он временно оставил.

– Вы не должны были этого делать, – прошептал он.

– Почему? Вас не было. Я пытался найти вас.

– Потому что… потому что это неумно. Неразумно. Не надо тревожить мою жену.

– Неразумно? – Я опять вспомнил одинокую молодую женщину в большом доме. – Почему вы не рассказали мне, чьи это были дети?

– Какие дети?

– Не увиливайте от ответа, инспектор, – спокойно сказал я. – Вы намеренно показали мне, где их нашли, показали в то утро, когда исчезли Мартин и Сюзи.

Он помолчал, постукивая пальцами по столу. Я почувствовал, что кто-то еще вошел в комнату, и, нарушая наше доверительное уединение, быстро заговорил по-французски.

– Минуточку. – Ле Брев рукой попросил офицера в форме выйти и повернулся ко мне, сверкая глазами. – Так что вы говорите?

– Я пытаюсь сказать, что исчезновение моих детей связано с каким-то ритуалом, воспроизведением участи, постигшей детей Сульта.

Он беззвучно рассмеялся:

– О нет. Еще раз нет, месье. Это не так.

Я набросился на него, завершая нашу дискуссию:

– Хорошо. Почему же тогда вы мне сразу все не рассказали?

Ле Брев поднялся:

– Потому что там нашли не двоих детей.

– Вы сказали, что двоих.

– Я сказал это, чтобы испытать вас.

– Как и сегодня, я думаю?

– Да. Как сегодня.

Продавщица сигарет в отеле была права.

– Вы хотите сказать, что все, что мне сообщила ваша жена о детях Сульта и что писалось в газетах в то время, все это просто миф?

Опять эта пена в уголке его рта. Он облизал губы.

– Нет. Раз уж вы спрашиваете, я скажу. Детей у Сульта было двое, это верно. Они родились во время войны и позже оказались, как бы это сказать, поджигателями.

– Да. Эту версию я слышал. И вы расследовали их дело, будучи молодым детективом?

– И что же вы еще слышали?

– Что они погибли во время пожара. В каком-то шалаше, который они сами соорудили. Около дома, где я жил. На том месте в лесу.

Ле Брев покачал седой головой:

– Почти так, но не совсем, мой друг. Там были обнаружены не двое детей, если уж вам так надо знать.

– Тогда вы солгали мне, инспектор.

– Да, немного. Признаюсь.

– И что же это должно означать?

Ледяным тоном он сказал:

– Было найдено только одно тело.

– 20 —

Полиция доставила меня в Сен-Максим и высадила у гостиницы. Ле Брев собирался в Понтобан в комиссариат. По дороге мы говорили мало, будто взвешивали и обдумывали слова, прежде чем сказать что-то друг другу. Но, прощаясь около „Леванта“, он еще раз посоветовал мне ехать домой.

– Разве вас не ждет работа? – намекнул он.

– Думаю, ждет. А вас?

Он с каменным лицом уставился на меня:

– Не корчите из себя умника, месье. Мы свяжемся с вами, если появятся какие-нибудь новости. Нет смысла оставаться здесь дальше, если у вас, конечно, нет на то личной причины.

– Причины? – выпалил я. – Было совершено преступление. Против меня, против моих детей. И я хочу знать почему?

Он вздохнул:

– Я говорил вам в первый же день. Иногда мы сталкиваемся с такими тайнами, которые невозможно раскрыть.

– Но вы же умный полицейский. Вы знаете это.

Он опять вздохнул:

– Ответов на все вопросы я не знаю.

– Ну ладно. Тогда я попытаюсь найти их.

Я стоял на улице и смотрел, как он отъезжает, затем вошел в холл. Киоск опять был закрыт. Наверху, в своей спальне, я попробовал снова дозвониться Эмме, но трубку опять поднял ее отец.

– Джеральд, я ездил на опознание тела. В Каркасон. Это не наш ребенок.

– Слава тебе Господи, – вымолвил он.

– Как Эмма? Когда она возвращается в Рингвуд?

– С Эммой все в порядке, – бросил он жестко. – Мы не знаем, когда она вернется. Она настаивала, чтобы ты не звонил.

– Боже мой! Но она же моя жена.

– Я должен поступать так, как она требует. Она живет своим умом.

Я положил трубку и позвонил в редакцию. Эстель тоже разговаривала со мной холодно. Я попытался продиктовать ей вопросы, которые мне хотелось еще раз проверить: Сульты во время войны, пожары в 1953 году, имелись ли недавно случаи исчезновения детей в этом районе?

– Мне очень жаль, Джим…

– Разве ты не хочешь, чтобы я их нашел?

– Конечно, хочу, Джим. Но я действительно ничего больше не могу для тебя сделать.

Думаю, что на этом все и кончилось бы. Я тоже мог бы сдаться, не объявись снова Люка. Старый Люка с обвисшими усами и лоснящимися брюками, который пришел тогда в дом с хрупкой женщиной Огюстиной и первым рассказал мне о Сультах. О том, как они сотрудничали с немцами в годы войны, и что потом случилось с семьей, подтвердив поразительно точные подозрения Эммы, высказанные после беседы с Элореаном. Люка тогда не хотел много говорить о Сультах, но сейчас он сам позвонил и предложил встретиться за чашечкой кофе в кафе на площади.

Мы договорились о встрече на следующий день. В обычном кафе со столиками на улице и тентом от солнца. Люка, семеня, подошел к столику. Рубашка у него выбилась из брюк; большой, неуклюжий мужчина, который говорил, что работает внештатником, как вольный художник, для марсельских газет. Он сказал, что приехал из Марселя, потому что у него есть что мне сказать, и на его лице отчетливо читалось, что он возбужден. Он пожал мне руку и тяжело опустился на один из плетеных стульчиков – тот затрещал под его весом. Люди прогуливались мимо нас; я купил ему пиво „Стелла Артуа“. Кто-то подошел, предлагая билеты благотворительной лотереи. Как некое напоминание о земле, откуда я родом, на площади появился „шевроле“ с нью-йоркскими номерами, за рулем сидел парень в шортах. Он посмотрел в нашу сторону, будто выискивая кого-то, кто понимает его родной язык, затем прошел в ресторан. Шарль Люка залпом выпил пиво и вытер усы.

– Ну, – произнес он на своем приличном английском, – раз уж вы связали историю Сультов с местом, где исчезли ваши дети, я тоже проделал кое-какую домашнюю работу. Проверил судебные отчеты и газетные репортажи. – Он постучал по столу. Им начинал овладевать странный энтузиазм. – Затем я просмотрел материалы военных лет. Я уже говорил вам, месье, что эти годы мы стараемся забыть, но существует официальная история.

Он вынул книгу в мягкой обложке, в которой рассказывалось о заводах Сульта в Марселе и Тулузе, конфискованных после войны, с несколькими упоминаниями о репрессиях в 1944 году. В книге говорилось также, что после ухода немцев были некоторые „волнения“, и семья Сульта заклеймена, как сотрудничавшая с оккупантами. Заводы национализированы в 1946 году.

К этому времени я уже выслушал три несколько отличавшиеся друг от друга версии о том, что происходило тогда: от Эстель, Нинетт и Шарля. Я заказал еще пива.

– У вас больше нет новостей, месье? – поинтересовался он.

– Нет, – буркнул я.

– Итак, послушайте вот это. Пожалуйста. Я попытаюсь перевести…

Он открыл холщовую сумку и достал фотокопии с послевоенных газет. Описание нераскрытых злодеяний, свидетельства о которых обнаруживались в придорожных рвах, где проводились массовые казни, когда отступали немецкие войска. И чудеса героизма, проявленные французами: саботаж и подрыв мостов, чтобы задержать их отступление, и среди них описание нападения на конвой, сопровождавший оборудование, вывозимое с завода в Тулузе. Комплектующие детали и стабилизаторы полета ракет, гироскопы и часовые механизмы не попали в Германию, хотя, как утверждал Марсель Сульт, все было оплачено по контракту.

– Рабочих разозлило такое заявление, – читал Люка, – и они решили выразить свое недовольство. Часть их окружила и взяла под охрану главный сборочный цех, в то время как другая часть „рабочих и родственников“ направилась к загородному дому Сультов.

Это было как раз то событие, о котором рассказывала мать Нинетт, когда рабочие разгромили дом Сульта, убили его и изнасиловали его жену. В газетах были помещены нечеткие фотографии женщин, которых уводили прочь, и еще одна фотография с трупами, лежащими около дороги.

Но какое отношение имеет ко мне вся эта история?

– Подождите минутку, месье.

– Жду.

– Революционная кровь их предшественников, – переводил он далее, – разогретая предвкушением жизни в новой эре, освобождением от цепей, казалось, кипела в их жилах, когда они окружали особняк в лесу. По сигналу люди пошли вперед неудержимым потоком с криками: „Предатели, предатели!“ Месье Сульт пытался задержать их, но они уже чувствовали себя хозяевами положения, и никакая сила на Земле не могла им противостоять. „Справедливости! – кричали они, – расплаты, во имя Франции!" Сам Сульт лежал у подножия лестницы мертвый.

Я посмотрел на Люка через расплывавшуюся перед глазами пелену людей, которые сновали вокруг нас. Отчеты в трех газетах от 1 сентября 1944 года очень походили друг на друга, будто их писал один автор.

Люка покрутил бокал.

– Хотите знать, что случилось потом? – Я кивнул. – Похоже, мадам Сульт с двумя детьми отправилась куда-то в ссылку. Есть сведения, что несколько лет она жила в Шеноне.

– Ага! – Все начинало вставать на свои места. Должно быть, тогда и построили этот дом, и это же объясняет наличие дорогих книг в шкафу в гостиной.

– Слушайте, слушайте дальше! Мадам Сульт еще жива! – встрепенулся Люка.

– Да, мне это известно. Мне рассказала об этом киоскерша в отеле.

Люка казался разочарованным, но продолжал дальше:

– Я также выяснил, где она обитает сейчас. Не хотите ли узнать? Закажите мне еще пива, и я скажу где.

Я подозвал официанта.

Люка ухмыльнулся:

– В местечке под названием Гурдон-сюр-Луп. Километрах в тридцати пяти к северу от Понтобана, в горах. – Он потер руки. – Плохое место.

– Почему?

– Пустынное, безлюдное, унылое.

– Тогда почему же она там живет?

– Может, вы это и выясните?

Но опять мне пришел на ум вопрос: какое это имеет значение? Для меня, по крайней мере?

– Понимаете, старуха покинула Шенон, когда похоронили ее детей.

– Детей или ребенка? – спросил я. – Ле Брев теперь говорит, что погиб только один.

Он выглядел озадаченным:

– Во всех газетах писали, что двое. Я проверил репортажи, месье, когда писал статью.

– Верю.

Он перегнулся ко мне через стол, тяжело дыша и обливаясь потом.

– Есть одна небольшая статейка, – сказал он, – написана после сообщений о пожарах и гибели детей Сульта. В ней упоминается о скандале, связанном с вдовой. У нее был роман с доктором по имени Раймон, который лечил ее детей: те были очень нервные. Поговаривали, что они даже вроде тронулись. После смерти детей мадам Сульт, хоть и была состоятельной, стала жить как отшельница.

– А что за человек этот Раймон?

Люка лишь пожал плечами:

– Не знаю. Я рассказал все, что мне удалось выяснить.

– Но, Боже мой, старина, все это произошло более сорока лет назад. Каким образом события могли повлиять на исчезновение моих детей?

– Не знаю, – медленно произнес Люка, – но ваши дети того же пола и того же возраста, что и дети Сульта. Я имею в виду их возраст в тот год, когда они погибли.

– Когда один из них погиб…

– Хорошо. Если вам так угодно… – Он обвел взглядом кафе. – Почему бы вам не нанести визит мадам Сульт? Или еще лучше посетите доктора. Он все еще живет в Понтобане.

То же сказала и продавщица из киоска в отеле. Может, в этом что-то и есть… может быть. Я хватался за любую соломинку.

– Зачем вы говорите все это? – спросил я Люка.

Он опустил голову:

– Мне стыдно за Францию, потому что мы не можем найти ваших детей. Я помогаю вам всем, чем могу.

– Думаете, мне нужно поговорить с этой старой дамой?

– Конечно, месье. Но я бы сначала поговорил с доктором. Спросите его о детях, как они жили после войны.

Он встал и протянул руку.

– Удачи, месье.

Его рукопожатие было твердым и вселяющим уверенность.

Мы вместе вышли из кафе на солнце, в нормальную жизнь города. Движение, шум и люди.

– Но ведь доктор, наверное, не будет говорить об одной из своих старых пациенток?

„Особенно о любовнице“, – подумал я.

Люка почесал в паху.

– Это южная Франция, месье. Скажите ему, что вы потеряли детей в том же самом месте.

Я вернулся в гостиницу, и портье сообщил, что мне звонили. Какая-то дама. Она перезвонит.

Эстель? Может, у нее новости? Может, попросить ее поехать со мной к доктору Раймону?

– Она сказала когда? – поинтересовался я.

– Нет, месье. И не оставила имени, но не думаю, что она француженка.

Эмма? Мое сердце подпрыгнуло. Стало быть, она решила ответить на мой звонок. Затаившийся внутри ужасный страх, что если я потеряю детей, то потеряю и Эмму, стал не таким острым. Я взял, не выбирая, кое-что перекусить в ресторане и поднялся в свой номер, где и сидел в ожидании звонка.

Звонок раздался в девять часов. Сдержанное. „Алло?“

– Эмма, дорогая, где ты была?

– По поводу этого… тела, – сказала она. – Что это значит?

Ясно, что Джеральд связывался с ней.

– Это не наши дети, – сказал я. – Не волнуйся, дорогая.

– А я волнуюсь, – ответила она.

– Где ты находишься?

Она колебалась.

– У Дженни Макомбер.

– Почему ты настаивала, чтобы я не звонил?

– Мне… нужно было время… подумать.

– Эмма, я люблю тебя. Ради Бога, не отталкивай меня.

– А я и не отталкиваю, – возразила она, но прозвучало это не очень уверенно. – Почему ты не едешь домой?

– Куда? – спросил я. – К Джанни Макомбер? – Я еще не сдался.

Я рассказал ей про то, что раскопал Люка о войне и о Сультах.

– Это просто предлог, – сказала Эмма. – Предлог для того, чтобы остаться там.

– Чтобы мне что?

– Чтобы ты оставался там, подальше от меня.

– О чем ты, черт возьми? Ты не хочешь выяснить, что случилось с Сюзи и Мартином?

– Я не уверена, что ты помогаешь этому, увлекаясь какой-то сорокалетней потаскухой.

Пропасть между нами увеличилась еще больше. Но если я вернусь, узнаем ли мы вообще чего-нибудь? Ничего. Кроме того немногого, что всплыло из наспех проведенного расследования понтобанской полиции. Я не хотел сдаться так просто и так ей и сказал.

– Кто-нибудь помогает тебе?

– Старший инспектор Ле Брев.

– Я имею в виду, кроме полиции?

– Журналист по имени Шарль Люка. Работает на газетный синдикат в Марселе.

– Кто еще?

– Что значит „кто еще“?

– Женщина, которая возила нас в Понтобан, Эстель какая-то?

Так вот в чем дело. Я расстроился, что она так мало доверяет мне.

– Послушай, дорогая…

– Ты все еще встречаешься с ней? – резко спросила Эмма.

– Нет. – Я соврал, хотя и знал, что она не поверила мне. – Дорогая, я позвоню тебе завтра После того как увижусь с доктором Раймоном, который, может быть, даст мне какую-нибудь ниточку Какой телефон у Макомберов?

– Незачем тебе звонить. Я буду звонить сама.