Текст книги "Влюбленный"

Автор книги: Родион Нахапетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Алеша чуть с ума не сошел, ничто не могло его утешить. Стоило ему увидеть китайца, как начинал задираться. Наташа решила отправить отца в Россию – не только потому, что там мало китайцев, но и для смены впечатлений. Это сработало. Впечатлений было столько, что он мог бы написать целую книгу.

– Зашел в аптеку, – вспоминал он, – спросил, нет ли у них чего‑нибудь от изжоги. Посмотрели как на придурка. Посоветовали выпить соды. Но ни в аптеке ее не было, ни в продовольственном магазине – нигде, хоть тресни. Когда летел в Баку, попросил стюардессу принести молока, принесла в бутылке какую‑то кислую белую жидкость. Это молоко? Нет, это кумыс. А я просил молока. Отвечает: «Это и есть молоко. Из‑под кобылы»(?!).

Алеша вспоминал это, смеясь, и я чувствовал, что рана его затягивается. Алеша коснулся тяжелого характера Наташи.

И тут у него как‑то само собой вырвалось:

– Вы бы могли с ней справиться, вы – сильный!

Это было вполне в его стиле – точно обухом по голове. При чем тут я?

– Наташа – серьезная и толковая женщина, – сказал я, стараясь смягчить его сердце.

Алеша кивнул, вздыхая:

– Да, в работе она зверь. Всего добьется.

Я был удовлетворен. Раз «всего добьется», значит, Наташа именно тот менеджер, который мне нужен. Думать о Наташе как о женщине я не решался: у нее есть муж, у меня – жена.

Мои надежды оправдались. Дайане очень понравился синопсис. Прочитав мой вариант «Потерянных», она тут же позвонила Мише и, воодушевленная, предложила поехать в Йосемити, где предполагались съемки.

– Я заказала отель, – сказала она.

Поехали вчетвером: Дайана, Миша, Дэвид и я.

– Мы сделаем прекрасную картину! – то и дело повторяла она. – Я так рада!

Мы бродили меж скалистых ущелий, любуясь могучими вековыми деревьями, прикидывали, где и что будем снимать, говорили с руководством парка, обсуждали будущие эпизоды…

– Дайана, простите, а сколько, вы думаете, понадобится времени, чтобы достать первые деньги? – осторожно поинтересовался Миша.

– Я буду стараться – улыбаясь, ответила она. – А не найдем инвесторов, я и сама смогу…

Мы знали, что Дайана не бедная, ее муж – хозяин большого мебельного салона. Поэтому в ее словах нам слышалась уверенность.

– Значит, пока суд да дело, – сказал я, – я могу слетать в Лос – Анджелес.

– В Лос – Анджелес? Зачем?

– Надо…

– А – а-а… к Наташе? – подмигнул мне Миша. – Красивая, да?

О том, что у меня есть менеджер, ему было известно. Но он провоцировал меня на более доверительный, мужской разговор.

– Кроме Наташи, там у меня есть еще… знакомые, – соврал я.

Я не собирался откровенничать с Гамбургами, особенно после их предательства. Зачем им знать, что предполагалась встреча с президентом студии «Парамаунт»? И к чему делиться своими мечтами? Тем более что «Последний пожар», страстная и мистическая любовная история, мне нравилась теперь ничуть не меньше, чем «Потерянные».

Мы полетели в Лос – Анджелес вместе с Алешей. Он давно рвался повидать свою внучку – дочь Наташи, кроме того, у него был дом в Лос – Анджелесе, который он сдавал квартирантам, так что ему надо было проверить состояние дел.

Мы остановились в доме у Наташи, на Голливудских холмах, вблизи гигантских белых букв HOLLYWOOD, которые так много для меня значили. Улица называлась Васанта-Уэй.

Наташиного мужа, как и ее отца, звали Алешей. Наташа вышла за него замуж всего три месяца назад, хотя знала с детства (по скаутскому лагерю). По профессии он был электрик.

Познакомился с пятилетней Катей (дочерью Наташи от первого брака), застенчивой и милой. И с рыженьким песиком по имени Лаки, что значит «счастливчик».

С утра мы с Наташей уезжали в офис – заканчивали перевод «Пожара», звонили по делам, разбирали и упорядочивали некоторые материалы обо мне (кое‑что достали в местном киноинституте). Мы готовились к ответственной встрече с президентом крупнейшей голливудской киностудии, и Наташа, как менеджер, хотела представить своего клиента достойным образом.

Алеша – старший весь день отсутствовал (квартиранты – беспокойное хозяйство). Алеша – младший отсутствовал тоже: у него был отпуск по болезни и он между делом учился на каких‑то курсах.

Вечерами я прикрывал дверь в свою комнату, смотрел телевизор или предавался фантазиям.

Иногда все собирались за ужином. Общие разговоры все время соскальзывали на то, что только нам с Наташей и было интересно: сценарий, актеры, бюджет… Алеша – отец без стеснения зевал, затем отправлялся спать. Другой Алеша стойко держался до конца. Как я ни старался перевести разговор на то, что интересует всех, Наташа упрямо возвращалась к кино.

Я открывал для себя нового и интересного человека. Узнал, к примеру, что Наташа состояла в организации, которая помогала бездомным. Она жертвовала свои кровные деньги, отдавала свободное время. Это звучало для меня, советского человека, странно, ведь никто от нее ничего не требовал.

И еще меня занимало ее отношение к религии. После трагической смерти матери Наташа нашла утешение в молитве, а смысл жизни – в христианском учении. Их суперсовременный дом был полон икон, по – деревенски украшенных букетиками сухих цветов.

Вначале я был равнодушен к ее религиозному рвению, но со временем поверил в искренность подобных чувств. Кстати, я понял, что Наташа вообще не способна кривить душой. Это положительная сторона прямолинейности. Словом, мой советский нигилизм уступил место нормальному человеческому взгляду на вещи. Я почувствовал, что нахожусь в доме у добрых, глубоко порядочных людей. Мне даже сделалось стыдно, что я хоть и талантливый, но такой сухой и черствый – в сравнении с ними.

Наконец, свершилось то, о чем я мечтал! Мы побывали на студии «Парамаунт».

Раньше я не знал, что президентов на студии несколько и что Барри Лондон – один из них (он ответствен за кинопрокат внутри Америки). Он не имел отношения к производству фильмов, но был, разумеется, не последний человек на студии.

Лондон дружески обнял Наташу, поздоровался со мной и тут же предложил:

– Хотите посмотреть мой новый дом? Поужинаем вместе?

– Конечно, Барри! С удовольствием!

Наташа выразительно взглянула на меня, а Барри улыбнулся и прибавил:

– Позвоните через пару недель.

– О’кей, Барри! Кстати, как Алисон? Я давно с ней не виделась.

– Вот и увидитесь!

Барри обещал сходить в магазин, выбрать мясо, замариновать и приготовить его. Без чьей‑либо помощи. Ну не сказка ли, в самом деле!

– А почему вы не пригласили Алешу? – спросил я Наташу.

– Потому, что продвигать надо вас, а не его. Не об электричестве же мы с Барри будем говорить! Алеша будет там как пятое колесо в телеге… Кстати, вы заметили, как Барри заискивает передо мной?

– Да, – покривил я душой. – Почему?

В свое время Наташа организовывала для киностудии «Парамаунт» праздничный вечер. И у нее в подчинении работала девушка по имени Алисон. Холостой Барри положил глаз на миловидную ассистентку Наташи, завязал интимные отношения. Он подарил Алисон бриллиантовое кольцо, предлагая выйти за него замуж, но она отвергла его предложение, сославшись на то, что не хочет обременять его обязательствами. Разумеется, такое бесхитростно – детское поведение двадцатилетней девушки окончательно сразило бедного Барри. Может, Наташа ее уговорит? Поэтому он и пригласил Наташу. Уламывать Алисон.

Пока мы ждали ужина с президентом «Парамаунта», в Лос – Анджелесе появилась Дайана. Нет, денег она не нашла, но у нее появилась хорошая идея, которую она хотела немедленно обсудить.

Мы отправились с Дайаной в ресторан таиландской кухни. Проект «Потерянных» уже был для нас с Наташей на втором плане, вся ставка делалась на «Последний пожар» и на предстоящую приватную встречу с Барри Лондоном. Но обижать Дайану мы не хотели. Мы встретили ее как родную. Во время разговора наш оптимизм бил через край, и Дайана тут же заразилась нашим настроением – американцам импонирует чужой энтузиазм. Дайана предложила показать «На исходе ночи» в городе Мил – Вэлли (где она жила), а публичный резонанс использовать для раскручивания инвесторов.

– Хорошая идея! – сказала Наташа. – Покажем фильм!

– Да, покажем! – согласился я.

В Лос – Анджелесе по – летнему тепло весь год. Изменений в одежде практически нет. Брюки сменишь на шорты – вот и вся разница. И все же в русских людях сезонное чувство не так‑то легко заглушить. То было начало марта. И у меня было весеннее настроение. Как бывает после долгой зимы: сбрасываешь надоевшее пальто, и тебя обдает свежестью. Ты смотришь на повеселевших прохожих с чувством понимания: «Как хорошо! Как радостно!»

Мы были пьяны без вина. Все складывалось как нельзя лучше. Какие мелочи, эти «Потерянные». Готовясь к ужину с президентом «Парамаунта», я придумал еще несколько сюжетов, мозг кипел от возбуждения. Наташа радовалась вместе со мной. По контракту она, как менеджер, должна была получить десять процентов от моих будущих миллионов, так что интересы совпадали и сердца наши бились в унисон.

А может, мы уже были влюблены?

Наташин отец, завершив свои дела с квартирантами, вернулся в Сан – Франциско. Я же остался в Лос – Анджелесе.

Время от времени я звонил в Москву и делился своим энтузиазмом с Верой. Девочки что‑то щебетали о скучающем попугайчике Кеше, о новых рисунках Машульки, о балетных успехах Анечки. Там, на Тишинке, своим чередом шла моя прошлая жизнь. Здесь же, на Васанта – Уэй, у подножия прославленных букв, притягивающих киномечтателей со всего мира, я ждал чуда.

Дом президента киностудии «Парамаунт» Барри Лондона располагался на вершине одного из холмов, так что весь Лос– Анджелес был отсюда виден как на ладони. Поднебесье, да и только! Барри и Алисон были одеты по – домашнему: хозяйка – в серых спортивных шароварах, хозяин – в рубашке с короткими рукавами. Они с гордостью показали нам дом. Алисон вела себя с Барри уверенно, даже слегка пренебрежительно.

Великолепный дом! Просторно, чисто. Улучив момент, Наташа шепнула мне:

– Какая‑то декорация, а не жилой дом. Тебе не кажется?

– Нет, не кажется, – ответил я. – От такой декорации не отказался бы и Горбачев с Раисой Максимовной. А что неуютно и мертво, так это поправимо: в доме надо пожить. Но – красота! Смотри!

Под окнами, внизу, лежал сверкающий мириадами вечерних огней Лос – Анджелес…

Барри сам приготовил ужин. Как обещал.

На столе огромная миска с листьями салата, вареная картошка и мягчайшие куски мяса. Больше ничего. Скупо, но безумно вкусно. Я уже знал, что американцы принимают гостей не так, как это делаем мы, когда стол ломится от еды и всё тебе подкладывают, да наливают, да обхаживают.

Выпили по бокалу вина и сели за стол.

Я упорно ждал, когда наконец разговор зайдет о кино. Но ни о кино, ни о творчестве мы не говорили. Что, в общем– то, было нормально. В выходной день о чем угодно, но только не о работе!

Расстались мы как друзья. Барри даже попросил Наташу взять Алисон в партнеры по работе (у Наташи был контракт с «Парамаунт» на проведение специальных торжеств). При этом Барри сказал, что Наташа очень хорошо влияет на Алисон. Из всего этого я сделал заключение, что Алисон, обработанная Наташей, за время ужина созрела, чтобы выйти замуж.

Звоните, заезжайте…

Вскоре Наташа открыла мне тайну, почему Алисон так долго не давала согласия Лондону. Девушка поделилась с Наташей секретом. Да, она любила Барри, но у Барри проблема со здоровьем: то ли почечный камень, то ли что‑то еще, словом, Барри хочет, но…

В Америке все помешаны на психоаналитиках. Чуть какая трудность, идут на прием. Мне кажется, что нервная система у американцев настолько чувствительна и хрупка, что наши российские дела убили бы их в одночасье.

Так вот, Наташа порекомендовала Лондону знакомого психоаналитика. И это была ошибка. Наташа как бы давала понять Барри, что осведомлена о его беде. Он стал чувствовать себя с нами неловко. Психоаналитик приобрел богатых клиентов – на долгий срок. Мы же потеряли легкость приятельских отношений с Лондоном – навсегда.

Когда мы передали Лондону синопсис «Последнего пожара», он обещал содействовать. Однако в его голосе прозвучали новые нотки. Перед нами стоял не милый Барри, так заботливо сервировавший для нас стол, а президент крупнейшей киностудии в Голливуде.

Вслед за этим раздался звонок от Алисон. Она торопилась поделиться с Наташей своей радостью: у Барри все вошло в норму. Он теперь великолепный мужчина, и она ужасно рада, что выходит за него замуж. Она приняла от Барри не только бриллиантовое кольцо, но и «мерседес» за сотню тысяч и через год приглашает нас на свадьбу. Наташа поздравила ее, но почувствовала в тоне Алисон некоторую нарочитость. Вряд ли «почечный камень» Барри так быстро растворился, просто Алисон давала задний ход, спасая престиж не столько будущего мужа, сколько президента студии.

Мне сразу показалось, что со стороны незрелой девчонки большая глупость – открыть интимную тайну взрослого, любящего ее человека. Теперь Алисон одумалась, ей нужно было вернуть нечаянно оброненные слова. Но – поздно: Лондон стал избегать встречи с нами. Правда, он все так же любезно отвечал на Наташины звонки, но разговоры становились всё короче и суше. Наконец месяц спустя он вернул нам синопсис «Последнего пожара» со словами, что ему история показалась интересной, но прогнозисты студии и производственники снимать по ней фильм не рекомендуют.

В конце любезное: звоните, увидимся…

Мы расставались с Наташей только с приходом ночи. Она уходила к себе в спальню, я же – в свою тихую комнатенку. Днем мы не думали друг о друге, не было времени, мы были слишком заняты. Но вот наступала ночь, и меня начинали преследовать воображаемые сцены, происходящие в соседней комнате, под непомерно высоким потолком. Я все еще не хотел признаться самому себе, что интересуюсь Наташей всерьез. Бессонницу объяснял духотой, впечатлениями дня. Но ухо настороженно улавливало терзающие душу шорохи, и я со злостью закрывал голову подушкой.

Меня раздражала тихая скромность Алеши. За что она его любит? За какие такие достоинства? Измученный, я всегда мысленно возвращался на Тишинку – туда, где меня любят и ждут.

В Сан – Франциско мне пока делать было нечего, а в Лос– Анджелесе работы невпроворот: я придумал пять историй для художественного кино, написал два документальных сценария (в соавторстве с Наташей), надо было эти проекты реализовывать.

Утром завтракали втроем. Обсуждали программу дневных действий. Я и Наташа отправлялись на «мерседесе» в ее офис. У Алеши оставался «порш» и… три месяца супружеского счастья с Наташей.

Время неумолимо склоняло нас к ломке устоявшегося порядка вещей. Плотное каждодневное общение с Наташей постепенно переплавило деловые отношения в интимные. Все шло так, как мы того втайне хотели, но, когда это случилось, мы растерялись, словно средь ясного неба грянул гром. Всякий раз мы уговаривали себя, что надо немедленно прекратить подобного рода отношения, мы понимали, что это большой грех, но переспорить чувства не могли. Нас затягивало в омут.

Именно в это время рухнул «Последний пожар», наш любимый сюжет. Что ж, на «Мосфильме» мне тоже, бывало, отказывали. Справлюсь и с «Парамаунтом».

И у Наташи был горький опыт.

Три года назад она познакомилась с кинорежиссером Мэтом Симбером. Вместе с ним придумала телесериал о женской борьбе. Наташа, как соавтор и продюсер, вложила в этот глупый проект время, талант и сердце. Но как только началось производство, Симбер сделал вид, что Наташа тут ни при чем, и выбросил ее за борт.

Между тем сериал приобрел популярность и начал приносить деньги. Наташа была оскорблена в лучших чувствах. Если бы за свои труды она получила от Мэта Симбера хотя бы пару тысяч, то и претензии бы не было. Но он не дал ей ни цента. Наташа сказала, что обратится в суд. Разозлившись, Симбер припугнул: «Посматривай за дочкой, когда та будет переходить дорогу». Зная, что Симбер связан с мафией, Наташа испугалась и некоторое время в суд не подавала, но в конце концов решилась, наняла адвоката и начала борьбу. Против нее ополчилась целая бригада адвокатов, финансируемая из Лас – Вегаса. Наташа знала, что правда на ее стороне, и в конце концов победила. Один из адвокатов Симбера не выдержал сражения и получил инфаркт. Ее проклинали, ненавидели, но решение суда опротестовать не могли.

Как‑то мы зашли в кафе. Вдруг Наташа, увидев кого‑то, смутилась, краска прилила к щекам.

– Кто такой? – насторожился я.

Наташа потянула меня к выходу:

– Это Мэт Симбер. Пойдем отсюда.

Но как только мы оказались на улице, Наташа передумала:

– Нет, мне надо с ним посоветоваться. Он в кино как рыба в воде. Подожди меня здесь.

Сказала и тут же решительно толкнула дверь в кафе.

Я ходил взад – вперед по тротуару. Не странно ли, думал я, обращаться к откровенному врагу, с которым почти целый год велась судебная тяжба? Определенно тут замешано что‑то недосказанное. А может, это именно и есть та самая Америка, где все подчинено бизнесу, и только бизнесу?

Спустя несколько минут я был представлен Мэту Симберу.

– Наташа мне о вас рассказала, – сказал он, с любопытством меня разглядывая.

– И я о вас знаю…

Симбер покосился на Наташу, но вполне беззлобно.

– Знаете, что вам нужно? – сказал он мне. – Человек, который позаботится о популяризации вашего имени в Америке. В СССР вы, может быть, кто‑то, но здесь вы ноль. Нужен хороший паблисист!

Симбер посоветовал одну опытную даму, которая могла бы помочь. Жила она в Нью – Йорке.

Я уловил между Наташей и Симбером некоторое напряжение, но это было, как зарницы уходящей за горизонт грозы. Более того, он даже захотел купить фильм «Зонтик для новобрачных» и прокатать его в Америке – до того, как появится на экранах «На исходе ночи». Два фильма Нахапетова на экранах Америки! Совсем неплохо.

Наташа кивнула. А я подумал, что у этого Симбера вид вполне приличного человека.

Недавние враги перекинулись парой ироничных слов по поводу их прошлого сотрудничества, но вполне миролюбиво.

На следующий день Симбер послал телекс председателю «Совэкспортфильма» Олегу Рудневу, что компания господина Симбера готова начать переговоры о покупке «Зонтика для новобрачных». Ответа от Руднева не последовало. Возможно, компания Симбера была слишком мала или ненадежна (суды и прочее), кто знает! Только мой приятель Руднев не снизошел даже до переписки.

Я фаталист и считаю, что чему быть, того не миновать. А чего нет – о том и сожалеть не стоит. Все складывается по некоему стратегическому плану жизни. Не исключено, что Симбер обмишурил бы Наташу и в этом случае. Так что все к лучшему!

Но поговорить с паблисистом – неплохая идея.

Наташа вспомнила, что у нее есть два льготных авиабилета.

– Давай слетаем в Нью – Йорк, – предложила она. – А остановимся у моей подруги Марши.

– А это удобно? – замялся я. – Твоя подруга знает Алешу…

Ответ был простой:

– Марша настоящий друг.

Я был чрезвычайно смущен терпимостью Алеши. Неужели он слепой и ничего не видит?

Я знал, что Алеша по уши в долгах (после своей холостяцкой жизни). Может быть, именно поэтому, думал я, он и вынужден помалкивать, чтобы не потерять теплый и сытный угол?

И все же в том, что случилось между Наташей и мной, его вины не было.

Задним числом подло оправдываться.

…В Нью – Йорке мы встретились с рекомендованной нам дамой. Поговорили, обсудили, прикинули и разошлись, понимая, что платить за ее работу надо вперед, а эффект возможен не скоро.

Ничто не могло нас огорчить. Мы бродили по городу, обнявшись.

В самом начале мы обманывали себя, думали, что связи подобного рода кратко временны, все это каким‑то образом погаснет, утихнет, войдет в прежнюю колею. Останутся лишь деловые, дружеские отношения.

Разумеется, в те дни ни Наташа, ни я даже не мечтали о том, чтобы строить семейную жизнь сообща. Мы не заглядывали далеко вперед.

По возвращении из Нью – Йорка Наташа попросила Алешу спать отдельно. Любовный треугольник обрел четкие геометрические формы: я спал в своей комнате, Наташа – в спальне, Алеша перебрался в гостиную.

Его упорное игнорирование реальности, его слабоволие и материальная зависимость от жены привели к тому, что он, не обсуждая и не возражая, покорно принял роль отринутого супруга. Конечно, он знал, что происходит, но о разводе с Наташей даже думать боялся.

У Наташи росло раздражение. Почему он не сражается за нее?

Алеша драться не соизволил. Таким образом, за неявкой соперника на ринг, я и выиграл бой.

Наташа подала на развод.

Когда речь зашла о разделе имущества, со дна поднялась мугь, всякие подсчеты, мелкие придирки и уточнения. Но у всего бывает конец. Семья, просуществовав полгода, распалась.

Мы с Наташей горячо бросились друг другу в объятья.

Не задумываясь, что у одного из любовников – жена в Москве и две родные дочки.

В один из весенних дней 1989–го на студии «20–й век Фокс» был устроен просмотр «На исходе ночи».

Кто же был в зале?

Экзальтированная киноактриса Лая Раки, некогда блиставшая жгучей (цыганской) красотой, но доживающая свой век в полной безвестности.

Ее муж, известный в прошлом артист театра и кино Рон Рэнделл.

Уютно расположился в кресле лос – анджелесский паблисист, которого мы держали на примете, но платить ежемесячно 2500 никак не решались.

Взад – вперед по залу с переносным телефоном под мышкой носился молодой артист Крис Квинтен.

Любезности ради на просмотр заглянул редактор популярной телепередачи «Развлечение ночью».

Терпеливо ждал начала фильма миловидный Роналд Паркер – сценарист и продюсер.

В самом конце зала, в уголке, примостились Барри Лондон и Алисон.

К несчастью, на просмотр мы приехали с опозданием.

Во время просмотра я ерзал в кресле, косясь то в одну, то в другую сторону. Но вскоре моя тревога улеглась. Я увидел, что фильм нравится. Американцы вообще очень благодарные зрители.

По окончании фильма в зале раздался восторженный возглас Лаи: «Великолепно!» И публика разразилась аплодисментами. Я, улыбаясь, оглядел зал. Все смотрели на меня с почтением и признательностью.

Но президента «Парамаунта» и его жены в зале почему‑то не было. Кто‑то заметил, что они ушли, как только на экране появились заключительные титры. Наташа шепнула, чтоб я не переживал – у человека могут быть дела!

– Я член Академии! – не унималась Лая. – Этот фильм достоин «Оскара»!

Покидая зал, каждый старался найти слова благодарности и восторга. Я был доволен, но и смущен – почему Лондоны ушли? Трудно поверить, что дела не позволили им задержаться и сказать хотя бы пару слов.

Позднее мы поняли, почему президент студии «Парамаунт» так холодно отреагировал на фильм. Наверняка из‑за нашего опоздания. Какому начальству приятно ждать, а он ждал целых пятнадцать минут.

По опыту знаю, что объяснения в таком случае лишь смягчают удар, не более. Я попросил Наташу позвонить Барри Лондону.

Барри нашел фильм странным.

– Он начался с каких‑то второстепенных персонажей, я долго не мог понять, за кем надо следить. Это не по – американски. Зритель с первого крупного плана должен понять, кто герой. «Фокс» купил это для внутреннего проката?

– Нет, только международные права, – уточнила Наташа. – В Америке будет прокатывать другая компания.

– Ну что ж, – вздохнул Барри, давая понять, что обсуждать больше нечего.

Как я уже говорил, с тех пор как Барри и Алисон стали пользоваться услугами психоаналитика по сексу, рекомендованного Наташей, дальнейшие дружеские отношения с Лондонами, а с ними и деловые, стали натянутыми и потеряли всякую перспективу.

Но вслед за огорчением – радость.

Позвонил продюсер Рон Паркер, который был на просмотре. Он еще раз поблагодарил за картину и предложил конкретное дело. Он преподает в университете как сценарист, и у него есть студентка, пишущая о своем пребывании в Киеве. Не хотел бы я подключиться? Он верит, что этот сценарий может заинтересовать большую студию.

По всему городу в это время были развешаны афиши, анонсирующие новый фильм этого продюсера «Моя мачеха – космический пришелец» с Ким Бэсинжер и Дэном Экрой– дом – звездами Голливуда.

Понятное дело, я отнесся к предложению Рона Паркера с большим интересом.

Он послал мне сценарий.

Я пришел в ужас от того, что прочитал. Речь там шла о богатом, а потому циничном американском парне. О том, как он с группой туристов попал в Киев и тут же был обласкан простой украинской семьей. Ему было так хорошо, что он обещал прислать им банку орехового масла – на пробу. Парень выполнил свое обещание. Вот и весь сюжет.

Я вежливо отказался. Рон согласился с моими доводами, но продолжал настаивать, что потенциал подобной истории достаточно велик. Интерес к России растет. Кроме того, он обратился ко мне потому, что верит в мой талант и не сомневается, что я смогу переписать сценарий так, как мне того хочется. Его ученица заведомо на все согласна. Я продолжал отказываться, но настойчивость продюсера мне льстила.

– Давайте попробуем, – предложил Рон. – Дженнифер покладистая женщина, она сделает так, как надо.

– От ее истории останутся только рожки да ножки. Только то, что американец едет в СССР…

– Достаточно! – уверенно сказал Рон. – Хорошее начало.

Я улыбнулся.

Мы встретились с Дженнифер. Это была внушительных размеров женщина, настоящий гренадер. Примерно одних с Роном лет – около сорока. По – видимому, Рон подготовил ее к нашей встрече, потому что мою критику она восприняла мужественно. «В Киеве такие чудесные люди!» – то и дело вставляла она. Но этот возглас ровным счетом ничего не значил – ни для понимания структуры будущего сценария, ни для разработки характеров. Надо было начинать с нуля.

Шаг за шагом, ступень за ступенью, рассуждая все вместе, мы продвигали историю вперед. Я придумывал эпизод за эпизодом, лепил характеры, насыщал деталями эту довольно хилую историю, с трудом скрывая собственное неудовлетворение.

Работа двигалась, наши отношения с Наташей перешли в новую стадию. Все чаще возникал вопрос о моем разводе с Верой. Ведь Наташа порвала со своим мужем, освободилась. Или я мечтаю вернуться в Москву?

Скандалы разгорались как будто ни с того ни с сего. Но очень скоро я понял, что угли тлеют в одном и том же месте. В моем прошлом.

Что я мог поделать? Оставить Веру и девочек с той же легкостью, как Наташа оставила Алешу? Но это не равная жертва. Нас с Верой связывали не полгода, а четырнадцать лет совместной жизни, общие интересы, общие дети. Кроме того, уезжая, я много всего наобещал, и не выполнить этого казалось мне позорным. Я должен был обеспечить моим девочкам благополучное будущее.

Ослепленные любовью, мы продвигались все дальше и дальше в наших отношениях и наконец подошли к той критической точке, когда неопределенность сделалась мучительной.

– Я не хочу больше так жить! Ты должен принять какое‑то решение. Или туда, или сюда.

Подобные разговоры всегда заканчивались тем, что я звонил знакомым, просил у них ночлега. Но страх потерять друг друга всегда брал верх. Все оставалось на прежних местах. До следующего скандала.

В мирное время мы любили ходить по узким змеевидным улочкам голливудских холмов и заходить в дома, на которых висела табличка «Open Hous», то есть открытый дом (для желающих купить). Нам было любопытно, какой дом, как живут люди. Как мы могли бы жить…

 
Мы погуляем в «открытых домах»,
Уснем на горячем и солнечном пляже,
На голливудских зеленых холмах
Сдуру поссоримся даже.
Ну, а потом мы пойдем в «Сан – Палас»,
Или гадалку послушать.
Сплетни не трогают нас,
Да?
Вспомним заветное, лучшее.
Если уйду – никого не вини…
 

«Сан – Палас» был нашим любимым китайским рестораном. Неподалеку от него располагалось крошечное заведение, где гадалка Росинка предсказывала нам будущее – и не один раз. Мы всему тогда хотели верить, поскольку обещалась нам долгая и счастливая жизнь. И успех, и большой дом у синего моря.

Как‑то в гости к нам приехал отец Наташи и нашел эти песенные строчки на пианино.

– Он тебя бросит, дура! – сказал он. – Прочитай внимательно. «Если уйду…» Конечно, уйдет, у него в Москве семья.

Снова пожар и снова разрыв. И снова горячее любовное примирение.

Конец апреля 1989 года.

В Мил – Вэлли состоялась премьера «На исходе ночи». Публика была интеллигентная (о такой только мечтать), реакция восторженная, победа – полная. Дайана была удовлетворена произведенным эффектом. Все ее друзья – тоже.

– Теперь я найду деньги на «Потерянных»! – убежденно говорила она. – Завтра же позвоню вот этой… и той. Я уверена, они не откажут.

Дайана рассчитывала на своих подруг – миллионерш, каждой из которых ничего не стоило дать на сценарий пять – десять тысяч. Но подруги не дали…

Новый виток событий.

Сразу же после премьеры ко мне подошел известный писатель Мартин Круз Смит, создавший несколько бестселлеров, по одному из которых был поставлен фильм «Парк Горького». Он высоко отозвался о моей режиссуре и сказал, что вынашивает одну киноидею. Не могли бы мы с ним потрудиться сообща? Это о женах грузинских партийных боссов. Может получиться похлеще «Крестного отца»!

– С радостью! – ответил я.

Наташа вызвалась подобрать необходимый материал о грузинской мафии.

На том и расстались.

Вернувшись в Лос – Анджелес, Наташа стала названивать в различные библиотеки, разыскивая статьи о грузинских партийных лидерах, жены которых крутили миллионные делишки. Информация была собрана, упорядочена и выслана Крузу. Стали ждать. Ждали с нетерпением. Особенно после разговора с агентом знаменитого писателя. Тот сказал, что достаточно только заикнуться, мол, автор «Парка Горького» хочет создать фильм о советской мафии, и двери любой студии распахнутся.

Но Мартин Круз Смит не захотел «заикнуться» об этом фильме, он заканчивал большой роман. Словом, остыл человек. Не нужны ему больше грузинские жены.

Сколько людей вращалось в нашей орбите! Не счесть! Мы с Наташей обнаружили, что из слияния наших интересов рождается достаточно сильная энергия. К нам тянулись, и от нас отшатывались. Впрочем, американцы встречают тебя улыбаясь и улыбаясь расстаются. Что там у них на сердце – поди разбери.

Вот несколько примеров.

…Мы позвонили одному из богатейших людей Америки, хозяину киностудии «Метро – Голдвин – Майер» (МГМ) Кёрку Керкоряну. Буквально на следующий день нам была назначена встреча в студийном офисе. В дверях кабинета нас приветствовал сам всесильный магнат – элегантный и доброжелательный. На вид не более пятидесяти, но я уже знал: в Америке выглядят моложе своих лет.

– Как дела? – спросил он меня, как старого знакомого. – Рад встрече!

– Я… я тоже, – сказал я в ответ. – Я много слышал о вас, еще в России.

Керкорян рассмеялся:

– Неужели? Я всего лишь владелец студии, не более того.

За спиной Керкоряна стоял целый ряд «Оскаров». Я указал на это золото: