Текст книги "Журнал «Если», 1995 № 10"

Автор книги: Роберт Сильверберг

Соавторы: Альфред Элтон Ван Вогт,Боб Шоу,Джек Холбрук Вэнс,Льюис Шайнер,Сергей Никифоров,Крис Уиллрич,Лев Исеев,Елена Вроно
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Фленн гордился тем, что не боится высоты. Под конец завтрака, чтобы поддразнить' несчастного Рилломайнера, он уселся на борт гондолы. Толлер видел, что Фленн привязался, поэтому велел ему слезть лишь какое-то время спустя.

Рилломайнер закончил работу и вновь скрылся в пассажирском отсеке, а Толлер занял место пилота и стал проверять реактивную тягу, включая и выключая один двигатель за другим. В конце концов он остановился на такой тяге, которая обеспечивала постоянную и не слишком высокую скорость. Короткий залп горелки один раз в две-три минуты поддерживал давление в баллоне.

– Корабль хорошо слушается, – сказал Толлер Завотлу, который раскрыл журнал полета. – Похоже, нам с тобой удастся немного отдохнуть.

Второй пилот утвердительно кивнул.

Что ж, подумалось Толлеру, если все пройдет гладко, через каких-нибудь семь или восемь дней они окажутся вблизи Верхнего Мира. Жаль, что не получится сесть; вернее, сесть-то можно, но тогда они не смогут вернуться домой, поскольку посадка связана с необходимостью сорвать с баллона верхнюю часть оболочки. Тем не менее, их корабль пролетит над самой поверхностью чужой планеты, о которой до сих пор достоверно ничего известно не было, кроме, быть может, того, что в полушарии, которое обращено к Миру, расположен экваториальный континент.

Испокон веку считалось – немалую роль тут сыграло религиозное учение о переселении душ, – что Верхний Мир похож на Мир. Однако полностью исключить возможность того, что он по какой-то причине может оказаться непригоден для жизни, было нельзя.

И еще одно… А вдруг Верхний Мир обитаем?

Если так, то какие из себя верхнемирцы? Строят ли они города? И как поступят, увидев спускающийся с неба инопланетный корабль?

Неожиданно Толлер осознал, что в гондоле царит ледяная стужа.

– Замерз до полусмерти, капитан, – пробормотал Фленн, пытаясь выдавить улыбку. – Вам не кажется, что не мешало бы чем-нибудь согреться?

– Казаться-то кажется, 40… Почему температура упала так резко? Ну да! – Толлера словно осенило. – Мы ведь выключили горелку и тем самым лишили себя тепла от баллона. Что ж, придется поддать жару. Кристаллов у нас много, однако…

– Однако при спуске могут возникнуть проблемы, – мрачно докончил Завотл.

Толлер закусил губу: он снова столкнулся с трудностями, которых ученые не предусмотрели. Чтобы снизиться, требовалось постепенно избавиться от горячего воздуха. Однако этот самый воздух жизненно необходим для экипажа. Как же быть? Продолжать полет или вернуться?

Может, разумнее повернуть обратно? Ведь они уже получили массу ценных сведений, которые обязательно нужно доставить на родную планету…

Толлер повернулся к Рилломайнеру, негромко стонавшему в пассажирском отсеке:

– Эй, лежебока! Ты, кажется, хотел занять мозги работой? Так найди способ отвести часть тепла от выхлопа двигателя в гондолу.

– Как же это сделать, капитан? – Рилломайнер явно заинтересовался.

– Не знаю. Ты механик, тебе и карты в руки. Хватит валяться, точно боров в луже.

– Капитан, а вы не боитесь, что наш пассажир обидится? – лукаво поинтересовался Фленн.

– Кончай болтать и займись делом. У тебя найдется нитка с иголкой?

– Конечно, капитан, сколько угодно. Маленькие иголки, большие иглы, а нитками и шпагатом можно оснастить парусное судно.

– Тогда опорожни несколько мешков с песком и сшей нам костюмы из мешковины. Не забудь про перчатки.

– Положитесь на меня, капитан. Я одену всех, как королей. – Весьма довольный тем, что наконец-то ему нашлось дело, Фленн, насвистывая, направился к ящику со своими принадлежностями.

На пятый день полета, незадолго до малой ночи, прибор показал высоту в 2600 миль и нулевую силу тяжести.

Четверо путешественников сидели на плетеных стульчиках, протянув ноги к теплому основанию реактивной камеры. Они кутались в грубые одеяния из мешковины. Над людьми витали вырывавшиеся из четырех ртов облачка пара. В темно-синей бесконечности, наобум прокладывая дорогу между звездами, мелькали метеоры.

– Приехали, – нарушив долгое молчание, сказал Толлер. – Самое трудное позади, мы справились со всеми неприятными сюрпризами, которые нам подбросило небо, и остались в добром здравии.

– Капитан, – проговорил Завотл, – меня, признаться, по-прежнему беспокоит спуск.

– Раз мы еще живы, можем продолжать полет. – Толлер посмотрел на обогреватель. Это устройство спроектировал и установил с помощью Завотла Рилломайнер. Оно напоминало по форме букву S и состояло из бракковых трубок, скрепленных шнуром из стекловолокна и огнеупорной глиной. Верхний конец входил в устье камеры сгорания, а нижний прикрепили к палубе позади места пилота. При каждом выхлопе в систему поступало некоторое количество тепла, и по гондоле проходила волна горячего воздуха. – Пора составить медицинский отчет. Как себя чувствует команда?

– Мне все еще чудится, будто мы падаем, – признался Рилломайнер.

– Упасть мы не можем, раз ничего не весим, – резонно возразил Толлер. – Привыкай. А ты, Фленн?

– Я в порядке, капитан. Высота на меня не действует.

– На меня, в общем, тоже. – Завотл записал все в журнал. – А вы, капитан? В бодром здравии?

– Совершенно верно. И ничто не заставит меня изменить решение – сразу после малой ночи я переворачиваю корабль.

Толлер знал, что второй пилот все еще цепляется за свою теорию, согласно которой после прохождения точки нулевой гравитации с переворотом лучше подождать денек-другой. Завотл доказывал, что тогда корабль гораздо быстрее пройдет наиболее холодную зону.

Толлер в принципе был с ним согласен, однако в память ему крепко-накрепко врезались слова Лейна, который предупреждал: «Как только вы минуете среднюю точку, вас начнет притягивать Верхний Мир. Поначалу притяжение будет слабым, но станет нарастать с каждой секундой. И если вам взбредет в голову включить реактивный двигатель, корабль не выдержит. У него имеется определенный запас прочности, но он не слишком велик».

Завотл возражал – мол, ученые не предвидели, что наверху царит ледяной холод, и не учли, что разреженный воздух меньше давит на оболочку, и, следовательно, максимальная безопасная скорость должна возрасти. Но Толлер оставался непреклонен. Как капитан корабля он обладал большой властью и мог самостоятельно принимать решения… если они не противоречили приказам командования, которое основывалось на мнении ученых.

Кроме того, Толлеру – в чем он не признался бы даже под пыткой – страшно не хотелось пилотировать корабль вверх ногами.

Он не очень-то верил в существование зоны невесомости, однако прекрасно понимал, что корабль, как только пройдет среднюю точку, мгновенно окажется в поле притяжения Верхнего Мира. И в этом смысле путешествие можно будет считать законченным, поскольку, согласно астрономии, они станут инопланетянами.

Толлер решил, что может отложить переворот только до конца малой ночи. Верхний Мир постепенно увеличивался в размерах; чем больше он становился, тем длиннее делалась малая ночь. Ближайшая должна продлиться три часа; к ее исходу корабль начнет падать на планету-сестру.

Непрерывное изменение соотношения между продолжительностью дня и ночи не переставало напоминать Толлеру о неправдоподобности, фантастичности этого путешествия. Ребенок, каким он оставался в глубине души, изумлялся и благоговел перед происходящим. Малая ночь удлинялась, ночь укорачивалась, вскоре они должны будут поменяться. Ночь Мира превратится в малую ночь Верхнего Мира…

До наступления темноты экипаж и капитан исследовали явление невесомости. Они увлеченно подбрасывали в воздух мелкие предметы и смотрели, как те, опровергая здравый смысл, парят над полом корзины; однако в момент, когда происходил выхлоп реактивного двигателя, все предметы медленно опускались.

Завотл записал в журнал: «Кажется, реактивный двигатель каким-то образом восстанавливает часть веса. Впрочем, это объяснение явно надуманное. На самом деле все гораздо проще: предметы связаны каждый со своим местом незримыми нитями, а поскольку двигатель позволяет кораблю обгонять их, они…»

Малая ночь наступила неожиданно и гондола погрузилась во тьму. Люди негромко переговаривались между собой. Обсуждали, какие чудеса ожидают тех, кто ступит на поверхность Верхнего Мира, и можно ли слетать на Дальний Мир, планету, сверкавшую на западе этаким зеленым фонариком.

– Итак… – Толлер огляделся по сторонам. – Все готовы? Тогда переворачиваемся..

Ученые предсказывали, что в зоне невесомости корабль может утратить устойчивость. Так оно и случилось, но тут здорово помогли боковые реактивные двигатели. Теперь, однако, Толлер сознательно собирался лишить корабль устойчивости и перевернуть его – или Вселенную – вверх ногами. Он накачал до отказа пневматический резервуар, затем дернул за рычаг.

В первое мгновение показалось, что ничего не произошло. Потом из-за края баллона выскользнул огромный диск Верхнего Мира, залитый ослепительно ярким солнечным светом. Одновременно с противоположной стороны стал виден Мир. Корабль дернулся и словно застыл в положении, из которого экипаж мог видеть обе планеты.

Толлер завороженно следил за тем, как тень Верхнего Мира ползет по лику родной планеты. Ему вдруг почудилось, будто он очутился в центре мироздания, у непостижимого механизма, который управляет движением планет.

– Радн всего святого, капитан! – хрипло воскликнул Рилломайнер. – Поставьте корабль нормально!

– Тебе нечего бояться. – Толлер снова дернул за рычаг, и Верхний Мир неторопливо переместился вниз, а Мир скрылся за баллоном.

Толлер еще поработал двигателями, чтобы уравновесить корабль в новом положении, и позволил себе победно улыбнуться – он стал первым в мире человеком, который перевернул небесный корабль. Маневр прошел быстро и гладко, а дальше – слово за силами природы.

– Запиши, – сказал Толлер Завотлу, – мы успешно преодолели среднюю точку. Теперь, я думаю, ничто не помешает нам достичь Верхнего Мира.

Завотл взял карандаш, раскрыл журнал.

– Мы все еще рискуем замерзнуть, капитан.

– Ничего, справимся. Если понадобится, сожжем немного кристаллов прямо здесь, на палубе. – Толлер внезапно оживился и повернулся к Фленну.

– Как ты себя чувствуешь? Сможешь приготовить что-нибудь вкусненькое?

– Капитан, я устрою вам пир!

Фленн отвязался от кресла и направился в камбуз. Вскоре он вернулся и вручил Толлеру фляжку с водкой, а сам отправился обратно.

Толдер отхлебнул водки, передал фляжку Завотлу, и тут до него дошло, что Фленн, похоже, пытается приготовить горячее.

– Ничего не грей! – крикнул он. – Хватит хлеба с вяленым мясом.

– Все в порядке, капитан, – откликнулся Фленн.

– Угольки еще светятся… нужно только подуть посильнее… Человеку требуется хорошо… Стой! Ты куда?

Из камбуза донесся грохот. Толлер обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за перегородки выплывает объятое бледно-желтым пламенем полено. Медленно поворачиваясь, оно коснулось оболочки и, казалось, уже выплыло за борт, когда неожиданный порыв ветра швырнул его в переплетение веревок под баллоном.

– Я достану! – крикнул Фленн. – Я сейчас! – Он взобрался на борт, отстегнул страховочный трос и полез вверх по сетке.

Тем временем одна из веревок начала дымиться. Толлер облегченно вздохнул, когда Фленн добрался до полена, схватил его рукой в перчатке и отшвырнул в сторону. Внезапно произошло нечто странное: Фленна отбросило от корабля, и он, бестолково размахивая руками, поплыл прочь.

Толлер застыл, как вкопанный. Он был в полной растерянности. Что делать? Тушить пламя? Оно вроде бы погасло. Спасать Фленна? Но как до него дотянуться?

Фленна отнесло ярдов на тридцать. Толлер наконец сбросил с себя оцепенение, подбежал к борту и крикнул:

– Фленн! Ты жив?

– Не беспокойтесь за меня, капитан! – Фленн помахал рукой; как ни странно, голос его звучал почти весело. – Мне отсюда хорошо виден баллон. С ним все в порядке.

– Мы тебя вытянем! – Толлер повернулся к Завотлу и Рилломайнеру. – Надо бросить ему веревку.

Рилломайнер согнулся пополам.

– Не могу, капитан, – пробормотал он. – Не могу туда смотреть.

– Сможешь как миленький, – мрачно заверил Толлер.

Между тем Завотл, не тратя времени даром, достал несколько мотков веревки. Толлер схватил один, закрепил конец, примерился и бросил. Однако в момент броска его ступни оторвались от пола, поэтому попытка окончилась неудачей. Толлер втянул веревку обратно; пока он ее сворачивал, Завотл бросил вторую – с тем же успехом.

Рилломайнер, тихонько постанывая, швырнул в сторону Фленна моток стеклянного шнура. Шнур развернулся полностью и в нужном направлении, но не долетел.

– Неумеха! – съязвил Фленн. Его явно не пугали тысячи миль пустоты внизу. – Даже твоя бабушка бросила бы лучше.

Толлер снял перчатки и снова бросил веревку. Та, схваченная морозом, опять не развернулась на всю длину. Сматывая ее, он отметил одно тревожное обстоятельство.

Раньше Фленн висел над гондолой, приблизительно на одном уровне с серединой баллона, а теперь он находился чуть выше перил.

Толлер понял, что Фленн падает. Корабль тоже падал, но, пока в баллоне оставался горячий газ, сохранял какую-то подъемную силу и спускался медленнее, чем Фленн. В зоне, близкой к средней точке, скорость падения была крайне малой. Тем не менее, Фленн попал в поле притяжения Верхнего Мира и медленно, но верно опускался на поверхность.

– Ты заметил, что происходит? – вполголоса спросил Толлер у Завотла. – У нас осталось мало времени.

Завотл призадумался.

– Может, включить боковые двигатели?

– Мы просто начнем вращаться на месте.

– Положение хуже некуда, – проговорил Завотл.

– Думай же, думай! – крикнул Толлер и вдруг повернулся к Рилломайнеру. – Пушка! Подумай, быть может, нам удастся выстрелить шнуром.

В этот миг Фленн наконец-то сообразил, в какую угодил переделку, и сделал надлежащие выводы. Он задергался, стал размахивать руками и ногами, будто пародируя движения пловца. В других обстоятельствах это выглядело бы комично. Удостоверившись, что лишь зря расходует силы, Фленн перестал двигаться. Завотл во второй раз бросил веревку, которая снова не долетела.

– Мне становится страшно, капитан! Вы должны меня вытащить!

– Мы тебя вытащим! У нас еще… – Толлер не докончил фразу. Он собирался сказать, что времени вполне достаточно, однако испугался, что не сумеет солгать убедительно. Фленн не просто падал, но, в соответствии с непреложными физическими законами, мало-помалу набирал скорость. Ускорение, сперва ничтожное, постепенно возрастало, становилось смертельным…

– Капитан, с пушкой ничего не выйдет, – произнес Рилломайнер. – Но я взял два стеклянных шнура и привязал к ним вот это. – Он показал большой молоток из бракки. – Думаю, долетит.

– Молодец. – Толлер отодвинулся, освобождая место. Рилломайнер привязал конец шнура к перилам, примерился и швырнул молоток в пространство.

Толлер сразу заметил ошибку Рилломайнера. Тот прицелился слишком высоко, по привычке ожидая, что брошенный предмет будет лететь, снижаясь под действием своего веса. Но в условиях почти нулевой гравитации вышло иначе. Молоток завис в нескольких ярдах над Фленном. Тот встрепенулся, замахал руками, но дотянуться до молотка не сумел. Рилломайнер дернул за шнур, но только подтянул молоток к кораблю.

– Так не годится! – рявкнул Толлер. – Быстро смотай и бросай снова, прямо в него. – Он старался подавить растущую тревогу. Фленн опустился ниже гондолы, да и угол не слишком удобный для точного броска. Вот если бы он смог приблизиться к кораблю… Но это невозможно, если только…

В сознании Толлера прозвучал знакомый голос. «Действие и противодействие, – говорил Лейн, – это универсальный принцип…»

– Фленн, у тебя есть возможность подплыть ближе! – крикнул Толлер. – Отшвырни от себя карбла, тогда ты приблизишься к нам. Швырни его как можно сильнее!

– Не могу, капитан!

– Это приказ! – гаркнул Толлер. – Немедленно бросай карбла! Время на исходе!

Фленн помедлил, затем пошарил у себя за пазухой, медленно вытащил пушистого зверька.

– Быстрее! Ну быстрее же! Ты можешь погибнуть!

– Я уже погиб, капитан. Пожалуйста, отвезите Тинни домой. – Он широко размахнулся и бросил. Карбл поплыл к кораблю, а Фленн, кувыркаясь, полетел прочь. Однако его самопожертвование оказалось напрасным: карблу не хватило высоты. Толлер подумал, что до конца своих дней не забудет, каким взглядом смотрело на него животное. Фленн отвернулся, раскинул руки в стороны, словно собираясь обнять Верхний Мир, и не обратил ни малейшего внимания на молоток, который кинул ему Рилломайнер. Правда, механик вновь промахнулся, ибо Фленн падал все быстрее.

– Возможно, он будет падать целый день, – прошептал Завотл. – Только подумать… целый день… Будет ли он жив, когда долетит до поверхности?

– Понятия не имею. – Толлер отвернулся, не в силах больше смотреть на Фленна.

По инструкции, в случае гибели кого-либо из членов экипажа или повреждения корабля надлежало прервать полет.

Никто не мог даже предположить, что пустяковое происшествие в камбузе приведет к гибели их товарища…

– Включай реактивную тягу, – сказал Толлер Рилломайнеру. – Мы возвращаемся.

ЧАСТЬ III
ОБЛАСТЬ НЕВЕДОМОГО Глава 15

Пещера находилась в склоне горы с иззубренной вершиной; добраться до нее было не так-то просто – многочисленные выступы, расщелины и колючие кусты затрудняли дорогу.

Лейн Маракайн позволил синерогу самому выбирать путь. Следом за Лейном ехали четверо солдат – личная охрана, обязательная для каждого офицера экспериментальной эскадрильи небесных кораблей. Малая ночь закончилась несколько часов назад, солнце изрядно припекало, горизонт затягивало дрожащее пурпурное марево.

На душе у Лейна было не то чтобы тяжело, но и не слишком весело. С одной стороны, ему представился случай на какое-то время забыть о приближающейся гибели Мира и межпланетном путешествии. А с другой – десять дней назад из испытательного полета возвратился Толлер; потребовалось изучить собранные им сведения, начались бесконечные совещания и консультации. Часть членов администрации эскадрильи настаивала на втором испытательном полете с посадкой на Верхний Мир и картографической съемкой центрального континента. В иных условиях Лейн, пожалуй, согласился бы на это предложение, однако ситуация на Кол-корроне стремительно ухудшалась, поэтому было не до научных изысканий…

«Производственную задачу» – постройку небесных кораблей – выполнили даже раньше срока, благодаря целеустремленности и жестокости принцев Леддравора и Чаккела.

Для королевского семейства и аристократов Колкоррона выделили пятьдесят кораблей. Благородным, из которых далеко не все решили расстаться с родной планетой, предстояло лететь с относительными удобствами – по крайней мере, без толчеи на борту.

Еще двести кораблей предназначались для перевозки грузов: птицы, скота, семян, оружия, машин и материалов. Сотню отвели военным. Остальные шестьсот пятьдесят кораблей с экипажем из двух человек каждый должны были доставить на Верхний Мир без малого двенадцать тысяч горожан и фермеров.

Уже на первом этапе подготовки к переселению король Прад издал указ, гласивший, что принуждать к отлету никого не будут, что количество мужчин и женщин среди переселенцев должно быть одинаковым и предпочтение будет отдаваться людям, владеющим жизненно важными профессиями.

Довольно долго указ не принимали всерьез, относились к нему как к пустой королевской прихоти и язвительно высмеивали за столиками в тавернах. Тех немногих, кто подал заявки, презирали; казалось, что людей придется загонять в небесные корабли силой.

Прад терпеливо выжидал. Птертовая чума, голод и разруха сделали свое дело, и число тех, кто надумал лететь, стало быстро увеличиваться, несмотря на наложенный церковью запрет. Но все-таки большинство никак не могло отделаться от мысли, что любые лишения и опасности на Мире лучше неизбежной гибели в голубой бесконечности неба.

Затем пришло сообщение, что небесный корабль эскадрильи преодолел больше половины расстояния до Верхнего Мира и вернулся невредимым, после чего все места на борту кораблей обрели своих владельцев, которым не у дел завидовали черной завистью. В общественном сознании произошел переворот, и многие из тех, кто еще недавно отвергал саму идею, стали считать себя жертвами дискриминации. Население, в общем и целом не слишком озабоченное космическими свершениями, начало роптать по поводу того, что продовольствие, которого и так в обрез, исчезает в бездонных трюмах небесных кораблей.

Лейн доказывал маловерам, что испытательный полет достиг цели, ибо корабль удачно выполнил переворот и прошел среднюю точку. Спуск на Верхний Мир должен пройти гладко, поскольку Завотл представил вполне приличные карты центрального континента Верхнего Мира. Из этих рисунков следовало, что особенности тамошнего рельефа благоприятствуют посадке.

Командира корабля нужно похвалить – он вполне справился со стоявшей перед ним задачей, несмотря на потерю члена экипажа, а переселение оттягивать не следует ни в коем случае.

Доводы Лейна приняли.

Первая группа кораблей со строительными рабочими и солдатами на борту должна была отправиться 80-го числа 2630 года.

До старта оставалось всего шесть дней. Если все пойдет по плану, подумалось Лейну, они с Джесал-лой полетят на корабле десятой эскадрильи, которая должна покинуть планету через каких-то двадцать дней. Почему же его не очень-то волнует предстоящее путешествие, почему он столь равнодушно относится к этому событию, едва ли не величайшему в истории Колкоррона и всего человечества?

Может, он попросту боится полета? Или его рассудок пока не в силах осознать всю грандиозность происходящего? Или причина заключается в том, что отношения с Джесаллой день ото дня становятся все прохладнее?

Синерог обогнул уступ, и Лейн увидел пещеру: вход отмечал оранжевый флажок. Он спешился. Вскоре подъехали солдаты. Сержант, который командовал охраной, беспокойно оглядывался по сторонам.

– Подождете меня здесь, – сказал Лейн. – Позовите, если появится птерта.

– Слушаюсь, сэр.

Лейн порылся в одной из навьюченных на синерог корзин, достал четыре масляных фонаря, зажег первый и вошел в пещеру. На мгновение почудилось, что внутри теплее, чем снаружи; стены расступились, и Лейн оказался в просторном гроте. Поставив фонари на пол, он подождал, пока глаза привыкнут к полумраку.

Пещеру обнаружили совсем недавно. На нее наткнулся некий геолог, изучавший гору. Пораженный увиденным, он поспешил в Башню и поведал о своих находках магистру Гло, который, естественно, изложил его рассказ Лейну. Тот решил, что обязательно осмотрит пещеру, как только выкроит время. Стоя под темным сводом, Лейн понял, что пришел сюда неспроста: повернувшись лицом к прошлому Мира, он как бы бросает вызов будущему, связанному с Верхним Миром, – будущему, в котором никак не определит свое место…

Наконец глаза привыкли к скудному освещению и начали различать изображения на стенах пещеры.

Древние художники ухитрились заполнить рисунками все свободное пространство, причем они искусно использовали в качестве орнамента пустоты и трещины в скале.

Полуобнаженные охотники, семейные группы, стилизованные деревья бракка, демоны, кухонная утварь, цветы, человеческие скелеты, сосущие грудь младенцы, геометрические абстракции, рыбы, змеи, диковинные артефакты, загадочные символы… Лейн вдруг остро ощутил неразрывность веков.

Основной постулат колкорронской религии гласил, что Мир и Верхний Мир существуют вечно и почти не меняются со временем. Четыреста лет назад церковь расправилась с битианской ересью, приверженцы которой– утверждали, что в вознаграждение за добродетельную жизнь на одной планете душа после воскрешения на другой обретет более высокое положение. Основное недовольство церкви вызывал прогресс, идея которого противоречила той точке зрения, что нынешний порядок вечен и неизменен. Лейн верил, что Вселенная всегда была такой, как сейчас, однако за последнее время его вера не раз подвергалась серьезным испытаниям.

Он догадывался, что возраст наскальных изображений исчисляется не сотнями лет, а тысячелетиями. Рисунки доказывали: когда-то люди иначе жили, иначе думали и делили планету с животными, которых больше нет. Внезапно Лейну стало ясно, что вот материал, изучению которого можно посвятить жизнь, и это было бы поступком куда более естественным для ученого и куда более мужественным, нежели бегство на другую планету.

Лейн знал, что пройдут годы, даже десятилетия, прежде чем на Мире не останется людей. Не останется, по крайней мере, на его поверхности; вполне возможно, найдутся безумцы, которые, не желая покидать родную планету, спрячутся от птерты под землю. Так, может, никуда не лететь? Ведь, если постараться, он найдет, чем себя занять и тихомирно доживет свой век в компании тех, кто решил не улетать…

Но как же Джесалла? Она наверняка не согласится лететь одна, несмотря на охлаждение в отношениях. Взгляд Лейна остановился на изображении играющего ребенка. Мальчик сосредоточенно разглядывал игрушку, которую держал в одной руке. Другую руку он протянул в сторону, к большому кругу – то ли мячу, то ли воздушному шару. А может, это Верхний Мир? Или птерта?

Лейн поднял фонарь и подошел поближе. Как ни странно, круг и не подумали раскрасить, хотя все остальные рисунки поражали богатством тонов и оттенков. Отсюда следовало, что художник изобразил вовсе не птерту, багряную, пурпурную или пусть даже розовую; тем более, ребенок на рисунке явно не испытывал страха.

Послышались шаги. Лейн нахмурился, обернулся – и непроизвольно попятился, увидев перед собой Леддравора. Принц поскреб мечом стену, мельком осмотрел рисунки и криво усмехнулся.

– Добрый вечерний день, принц, – поздоровался Лейн. За время работы он много раз на неделе встречался с Леддравором и научился сохранять присутствие духа. Однако они никогда не оставались наедине друг с другом. В полумраке пещеры Леддравор показался Лейну огромным, страшным, нечеловечески могучим.

– Маракайн, мне сказали, что здесь нашли что-то, представляющее интерес. Меня ввели в заблуждение?

– Не думаю, принц, – ответил Лейн, стараясь унять дрожь в голосе.

– Вот как? Тогда объясни, что тут может быть интересного?

– У меня не было времени как следует изучить рисунки, принц, но с первого взгляда видно, что они очень древние.

– Насколько?

– Возможно, им три-четыре тысячи лет.

Леддравор удивленно фыркнул.

– Чушь! Ты хочешь сказать, что эти каракули намного старше самого Ро-Атабри?

– Мне так кажется, принц.

– Ты ошибаешься. Скорее всего, эта пещера – подземное убежище. Во время одной из гражданских войн здесь прятались какие-нибудь трусы… – Леддравор не докончил фразы, хмыкнул, пожал плечами и продолжил: – Не трясись, Маракайн, я не собираюсь тебя наказывать. Мой отец, который откуда-то узнал об этой вонючей дыре, распорядился тщательно скопировать рисунки. Как, по-твоему, сколько на это понадобится времени?

Лейн прикинул.

– Четверо хороших рисовальщиков управятся за день, принц.

– Организуй. Не понимаю, кому какое дело до всяких там рисунков? Большую часть населения уничтожила чума, оставшиеся готовы взбунтоваться, даже в армии началось брожение: солдаты считают, что после того как я улечу, о них некому будет позаботиться. Однако отец озабочен лишь тем, чтобы собственными глазами увидеть эти несчастные каракули! Почему, Маракайн, ну почему?

– Наверно, у короля Прада есть инстинкты ученого, принц, – растерянно пробормотал Лейн.

– Ты хочешь сказать, он похож на тебя?

– Я не…

– Не юли. Значит, таков твой ответ? Он интересуется всем подряд просто потому, что хочет больше знать?

– Таковы все настоящие ученые, принц.

Внезапно в гроте появился сержант охраны, который откозырял Леддравору.

– Выкладывай, – буркнул тот.

– Поднимается ветер, принц. Мы опасаемся птерты.

– Ступай. Мы скоро выйдем.

– Ветер усиливается, принц, – сказал сержант. Ему явно не хотелось попусту рисковать головой.

– Ладно, сержант, бери своих людей и уезжай. Мы доберемся до города сами. – Сержант отдал честь и исчез, а Леддравор вновь повернулся к Лейну. – Продолжай.

– В моей профессии полезным считается любое знание.

– Почему?

– Оно – часть целого. Когда целое сложится из кусочков, человек обретет власть над судьбой.

– Неужели? Ты действительно веришь, что будущее нашего рода зависит, к примеру, от этого вот мальчишки с мячом?

– Я этого не сказал, принц.

– «Я этого не сказал, принц», – передразнил Леддравор. – Ты ничего не сказал, ученый.

– Сожалею, что вы ничего не услышали, принц, – тихо произнес Лейн.

Леддравор усмехнулся.

– Ты намеревался оскорбить меня? Должно быть, в любви к знаниям и впрямь есть что-то этакое, раз она придает храбрости даже такому слизняку, как ты. Ладно, продолжим беседу по дороге. Пошли!

Лейн задул фонарь и, оставив его в пещере, последовал за Леддравором к выходу.

Сержант не преувеличивал. Снаружи было достаточно ветрено.

Леддравор, сидя в седле, насмешливо наблюдал, как Лейн, подобрав полы мундира, неуклюже взбирается на синерога, а затем посмотрел на небо и поехал вниз по склону; он держался прямо и управлял скакуном с небрежностью прирожденного наездника.

Лейн послал своего скакуна вперед по извилистой тропинке, решив не отставать от принца, и лишь на середине склона обнаружил, что вот-вот влетит на полном скаку на сланцевую осыпь. Он попытался взять правее, но только все испортил. Синерог тревожно заржал, оступился и упал на бок. Лейн вылетел из седла и угодил прямиком в заросли желтой травы, а вскочив, увидел, что синерог корчится на земле в предсмертных судорогах.

Леддравор спешился, подбежал к бедному животному и с размаху вонзил свой клинок в брюхо синерога.

Лейн зажал рукой рот, борясь с мучительными спазмами в желудке.

– Он упал из-за меня.

– Синерогом больше, синерогом меньше, какая разница? – Леддравор вложил меч в ножны, вернулся к своему скакуну и вскочил в седло. – Скорее, Маракайн, чего ты ждешь?

Принц протянул Лейну руку.

Лейн вдруг почувствовал, что этого он не вынесет и ни за что не сможет заставить себя прикоснуться к Леддравору.

– Благодарю вас, принц, но человеку моего положения не подобает ехать с вами.

Леддравор расхохотался.

– О чем ты говоришь, кретин! Мы на открытой местности, кругом ннкого, кроме птерты, а он вздумал строить недотрогу!

Упоминание о птерте поколебало решимость Лейна. Он шагнул вперед.

– Не будь таким застенчивым. – В голосе Леддраво-ра звучала издевка.

Лейн застыл, как вкопанный. Словно со стороны, он услышал собственный голос:

– Пожалуй, прогуляюсь до базы пешком.

– Упрямство у Маракайнов в крови, – сказал Леддравор, обращаюсь к воображаемому собеседнику, и пожал плечами, после чего пустил синерога вскачь. Несколько секунд спустя Леддравор скрылся за скальным выступом, и Лейн остался в одиночестве.