Текст книги "Апокалиптическая фантастика"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Фредерик Пол,Кори Доктороу,Фриц Ройтер Лейбер,Кейдж Бейкер,Аластер Рейнольдс,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Джек Уильямсон,Роберт Рид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)
«Дороги размывает, – сообщали они, – мосты разрушаются. Мир, знакомый нам всем, изменяется навсегда».
И теперь, пока они ехали, Стюарт снова принялся шарить по эфиру, сначала по FM-, потом по АМ-станциям. И наконец шорох и треск сменились голосом – спокойным, разумным голосом образованной женщины, эхо которого разносилось по студии, находившейся где-то далеко-далеко.
Они замерли, прислушиваясь.
– Это конец, – произнесла женщина.
Затем послышался голос ошеломленного ведущего:
– В каком смысле конец? Что вы хотите сказать?
– Конец всего мира, цивилизации, созданной человеком за последние две тысячи лет, со времен Гомера и древних греков, со времен…
– Ну ради бога, – произнес Стюарт, протянув руку к приемнику.
Мелисса остановила его, подумав: что угодно, даже безумие, лучше этой стены молчания, которая выросла между ними за последние годы и которая сейчас, в машине, угнетала ее сильнее, чем когда-либо.
– Пожалуйста, – попросила она, и Стюарт, вздохнув, уступил.
– …апокалипсис, – говорил мужчина. – Мир будет полностью уничтожен, вы это хотите сказать?
– Вовсе нет. Не уничтожен. Создан заново, перестроен, обновлен – называйте это как хотите.
– Как в истории с Ноем? Бог недоволен тем, что мы с собой сделали?
– Не тем, что мы сделали, – поправила его женщина. – Тем, что вы сделали.
Последовала продолжительная пауза, и Мелисса уже подумала, что сигнал пропал, но затем мужчина заговорил снова. Она поняла, что он размышлял над странными словами женщины и, не разгадав эту загадку, решил не обращать на нее внимания. Он продолжал:
– Однако вы говорите, что Бог на небе наблюдает за нами. И что Он разгневан.
– Нет-нет, – возразила женщина. – Она разгневана.
– Боже! – воскликнул Стюарт и, не дожидаясь возражений, нажал кнопку поиска.
Снова зашуршали помехи, а потом приемник поймал еще один канал. Машину наполнила мелодия «Криденс» – «Кто остановит дождь?». Эта шутка устарела уже три недели назад. Он выключил радио.
С самого начала он занял такую позицию – отказался признать реальность их положения. Он продолжал заниматься своим делом, возиться с документами и свидетельскими показаниями, несмотря на то что суды практически прекратили работать. Как будто он верил, что может вернуть тот мир, что существовал до потопа, просто игнорируя дождь. Но вчера – на сорок восьмой день – напряжение наконец-то взяло свое. Мелисса увидела в глазах мужа страх.
В тот день в пустом доме, когда Стюарт ушел на работу, Мелисса стояла у окна и смотрела во двор на поганки, похожие на служек, кланяющихся дождю. Бледные грибы, холодные, на ощупь напоминавшие резину, повсюду появлялись из земли и расправляли свои шляпки под сумрачным небом.
Мелисса беззвучно ходила по дому; она задернула занавески в гостиной, опустила жалюзи в кабинете, шторы в спальне. Она обошла весь дом, закрывая, опуская и задвигая все, стараясь отгородиться от дождя.
Вечером, когда Стюарт вернулся домой, его влажные волосы прилипли к голове, глубоко запавшие глаза блестели.
– Как прошел день? – спросила она.
Она стояла на верхней ступени лестницы, у дверей кухни, и держала в руках кастрюлю.
Он остановился внизу, на площадке; одна рука была засунута в карман блестевшей от дождя куртки, в другой он сжимал кожаный портфель, который она подарила ему на Рождество в прошлом году.
– Нормально, – ответил он.
Он всегда говорил так. Разговор превратился в ритуал, походил на какую-то древнюю религиозную церемонию. Мелисса произнесла следующую фразу:
– Что ты сегодня делал?
– Ничего особенного.
Это тоже было частью ритуала. Она отвернулась. Ее интересовало то, чем он занимался, не больше, чем его – ее занятия. Ей не было дела до схем производственных процессов, налогового права и офисной политики, а ему было совершенно наплевать на ее сад, ее курсы и еще тысячу вещей, которыми она пыталась заполнить пустоту своих дней. Это была их жизнь – несмотря на то что дождь уже начал уничтожать мир, который они знали, смывать и налоговое право, и схемы производственных процессов, и сады, и курсы по истории искусства.
Но в тот вечер – вечер сорок восьмого дня непрекращающегося ливня, – в тот вечер что-то изменилось. Она вошла в кухню, поставила кастрюлю на плиту и услышала за спиной шорох его шагов по линолеуму. Он стоял у нее за спиной. Она чувствовала запах его туалетной воды, почти заглушенный запахом дождя, земли и сырости. Она обернулась; он замер, и на кончике его носа повисла капля воды. Дождевая вода стекала с его непромокаемой куртки, образуя лужицу на линолеуме. Его влажные от дождя волосы прилипли к голове.
– Стюарт? – удивилась она.
Портфель выпал у него из рук. Его влажные щеки и глаза блестели. Он вытащил руку из кармана и протянул ей.
В кулаке его, бледном и похожем на губку от влаги, были зажаты поганки – бледные, тоже похожие на губку, по цвету напоминавшие кожу какой-то амфибии, живущей в темных пещерах. Поганки, ядовитые, покрытые пятнышками, торчали у него между пальцами.
– Во дворе растут поганки, – сказал он.
– Я знаю.
– Нам нужно перебраться выше.
– Там все будет точно так же, – возразила она.
Она представила себе домик в горах, три комнаты – и вокруг них только дождь, заключивший их в эту гробницу.
– Дождь идет во всем мире, – сказала она.
Он отвернулся и вышел, уронив поганки на пол. Мелисса пристально разглядывала ножки грибов, лежавших на линолеуме, холодные, бледные, словно плоть мертвеца. Прикоснувшись к ним, чтобы убрать, она вздрогнула всем телом.
И вот этим утром, утром сорок девятого дня потопа, они наконец бежали из дома. Шоссе были практически пусты; время от времени мимо проносились внедорожники, спешившие навстречу им или в том же направлении, что и они; за рулем сидели бледные, охваченные паникой люди. На полях, тянувшихся по обе стороны от шоссе, образовывались озера, пруды, превращавшиеся в моря. На горизонте виднелись заросли грибов, возвышавшихся над кронами деревьев; на склонах холмов стояли дома и амбары, гнившие под слоем зловонной плесени. Три раза асфальт исчезал под водой; три раза Стюарт переключался на полный привод и осторожно двигался вперед, опасаясь провалов и промоин; три раза им везло, и они снова выезжали на мокрый асфальт.
Они бежали на восток, с восемьдесят первого на семьдесят седьмое шоссе, затем свернули на север, в Западную Виргинию, к Аппалачам. Там, в округе Роли, поблизости от горнолыжного курорта, у них был маленький дом. Мелисса помнила тот день год назад, когда они купили его. Когда Стюарт его купил, он не посоветовался с ней. Однажды он пришел домой позднее обычного, с дикими, лихорадочно блестевшими глазами, сжимая в руках бумаги.
– Я вложил эти деньги, – объявил он, – заплатил первый взнос за дом и два акра леса.
Ее охватило незнакомое чувство – холодная ненависть. Стюарт истратил эти деньги – деньги ребенка, и это знание пронзило ее сердце, словно холодная игла реальности.
«У меня не было ребенка. У меня никогда не будет ребенка».
В этот день, сорок девятый, они бежали на север, в ночь, чтобы найти спасение в горах, но дождь преследовал их, вездесущий, нескончаемый. Стены воды обрушивались с небес, и Стюарт промокал насквозь, когда, остановившись на обочине, вылезал, чтобы залить в бак бензина из канистры. Чертыхаясь, он забирался обратно и включал обогреватель на полную мощность, и каждый раз Мелисса вспоминала свою давнюю фантазию о занятиях любовью под дождем. Она затянулась в последний раз и выбросила окурок в окно; он полетел прочь и погас.
Впереди, вдоль дороги, появились желтые огни. Перед ними на фоне серого неба возвышалась гора. Дорога поднималась, поднималась, поднималась и наконец врезалась в гранитную стену. Туннель – второй после Уайтвилла – показался перед ними в последний момент, и Мелисса стиснула кулаки – она боялась завалов, боялась промоин. А в следующее мгновение они уже были внутри, и шум дождя смолк. Проехав под горой, они очутились в Западной Виргинии. Полосы света и тени мелькали по лицу Стюарта, доносился шорох шин по сухому асфальту. «Дворники» царапали высохшее стекло, а потом машина выехала из туннеля навстречу стене дождя.
– Боже мой, – заговорил Стюарт. – Как ты думаешь, он когда-нибудь прекратится? Как ты думаешь, этот дождь будет идти без конца?
Она отвернулась, посмотрела в окно на струи дождя и снова вспомнила тот детский стишок.
Обращайся, дождик, вспять,
В день другой придешь опять.
Наступала ночь. Над дорогой нависали горы, словно фигуры гигантов, черные на фоне черного неба. Мелисса докурила последнюю сигарету. Далеко впереди, на каком-то уступе, Мелисса заметила несколько огоньков – все, что осталось от некогда многолюдного города. Их дом находился севернее, высоко в горах, вдалеке от людского жилища. Три комнаты, Стюарт, а вокруг – стена дождя.
Наконец огни приблизились.
– Взгляни-ка на это, – указал вперед Стюарт.
Она тоже увидела – ослепительную вывеску «Тексако» над шоссе. За ней тянулась череда отелей, заправочных станций и ресторанов фастфуда; большинство было заброшено и лежало во тьме.
– Возможно, это ловушка, – произнес Стюарт. – Чтобы заманить доверчивых людей.
Она вздохнула.
– Нужно было купить ружье.
– Никаких ружей, – отрезала она.
– Придется рискнуть. Если у них есть бензин, можем залить бак, наполнить канистры. Может, у них есть керосин.
Он молча свернул с шоссе, миновал руины заколоченных кафе и отелей и остановил джип под навесом около заправки «Тексако». Она наблюдала за ним; Стюарт подозрительно оглядел парковку. Он напоминал какое-то напуганное лесное существо, и ей пришла в голову неприятная мысль о том, что люди до сих пор еще не слезли с деревьев. Наконец, удовлетворенный увиденным, он выключил мотор; шум дождя стал сильнее, почти оглушил их, мешая думать. Мелисса открыла дверцу, вышла из машины и потянулась.
– Я схожу в туалет, – сказала она не оборачиваясь; она услышала, как заработал насос и в бак полился бензин.
– Тебе нужно что-нибудь в магазине? – спросил он.
– Принеси мне кока-колы и пачку сигарет.
Для того чтобы попасть в туалет, нужно было пересечь парковку под проливным дождем. Мелисса влезла в дождевик, накинула на голову капюшон и побежала по лужам, прикрыв голову рукой, словно это могло защитить ее от дождя. В туалете стоял отвратительный запах мочи и хлорки; плесень уже начала свое наступление, и у оснований перегородок из гипсокартона расцветали влажные «розы», похожие на раковые опухоли. В углу валялось опрокинутое мусорное ведро. Мелисса, с отвращением поморщившись, прикрыла сиденье туалетной бумагой.
Когда она вернулась, Стюарт уже ждал в машине.
– Представляешь, – начал он, – он взял деньги, добрые старые американские деньги. Идиот.
– Ты купил то, что я просила?
Он махнул в сторону приборной панели. Там стояла банка диетической колы, на которой конденсировалась влага.
– А где сигареты?
– Я не стал их брать. Сейчас нужно следить за своим здоровьем. Кто знает, когда нам еще удастся побывать у врача?
– Господи, Стюарт!
Мелисса спрыгнула на асфальт, захлопнула за собой дверцу и направилась к магазинчику. Продавец сидел у кассы, закинув ноги на прилавок, и читал книгу; когда звякнул колокольчик у двери, он отложил ее обложкой вверх.
– Чем могу быть полезен? – обратился он к ней.
– Пачку «Мальборо Лайт», пожалуйста.
Вытаскивая сигареты с полки над прилавком, он покачал головой:
– Зря вы курите, леди. Это вредно для здоровья.
– Зато я перестала загорать.
Продавец рассмеялся.
Она посмотрела на него внимательнее; это был молодой парень, с обыкновенным лицом, кожа его по цвету и виду напоминала ножки поганок, которые она собрала с пола на кухне. Или кожу Стюарта – теперь, когда он изменился.
Но глаза приятные, решила она. Ясные, голубые, как вода в реке. Такие глаза могли бы быть у ее ребенка. Когда эта мысль промелькнула у нее в голове, ей захотелось что-то сказать – что угодно, лишь бы завязать разговор.
– Как вы думаете, дождь когда-нибудь перестанет?
– Кто знает? Может быть, это к лучшему. Очищение.
– Вы так думаете?
– Кто знает? Смоет весь мир, и мы начнем все сначала. Я не против дождя.
– Я тоже, – произнесла она и снова вспомнила отрывок из радиопередачи. «Вы говорите, что Бог на небе наблюдает за нами? – спрашивал ведущий. – И что Он разгневан?»
«Она разгневана, – ответила женщина. – Она разгневана».
Мелисса украдкой коснулась ладонью живота, где ребенок, ее ребенок, рос и умер. Внезапно безумная логика этих слов, их ясность и красота дошли до ее сознания: этот мир сотворили они, подумала она, люди, подобные Стюарту, – мир машин и шума, этот мир, полный бездушных, безвкусных вещей. Этот мир, который скоро смоет водой. Их мир.
Стюарт снаружи сигналил ей. До нее донесся этот звук, назойливый, пронзительный, резавший слух. Мелисса взглянула на машину, на Стюарта, в нетерпении постукивавшего пальцами по рулю, стремившегося уехать отсюда, поскорее очутиться в горах. Три комнаты, всего три комнаты. Она и Стюарт в этой тюрьме, а вокруг – стена дождя. Дождь продолжался; он стучал по крыше над резервуарами с бензином, падал с неба сплошными потоками, обрушивался на асфальт, и отражения неоновой вывески «Тексако» плясали на черных лужах.
– Леди? С вами все в порядке? Мисс?
– Миссис, – автоматически поправила она, затем обернулась к продавцу.
– Вы в порядке?
– Все нормально, я просто задумалась.
Звук автомобильного сигнала раздался снова.
– Приятный парень.
– Не совсем. Однако иногда он старается.
Снова сигнал. Нетерпеливый.
– Вам лучше идти.
– Ага. – Она принялась копаться в сумочке в поисках денег.
– Не нужно. Теперь это все равно не важно, правда?
Она помедлила:
– Спасибо.
– Не за что. Будьте осторожны. Неизвестно, какие в горах дороги.
Она кивнула и вышла под дождь. Стюарт стоял около машины. Дверца была открыта; в оранжевом свете уличных фонарей его кожа казалась похожей на губку, руки были скрещены на груди. Он в нетерпении смотрел на нее, и за спиной у него были только тьма и дождь. Вода лилась с ночного неба, лилась на блестящий асфальт, на дома, на сверкающую вывеску «Тексако». Вода заливала все вокруг, готова была смыть все.
– Давай быстрее, – позвал ее Стюарт.
И она ответила, не успев сообразить, что говорит:
– Я не поеду. Уезжай без меня.
Когда эти слова сорвались с ее губ, ее внезапно охватило чувство тепла, возбуждения, возвращения к жизни; она почувствовала себя свободной, словно тугой узел эмоций, затягивавшийся в ее груди последние несколько лет, внезапно развязался.
– Что? – крикнул Стюарт. – Что ты такое говоришь?
Мелисса не ответила. Она прошла мимо машины, мимо Стюарта, остановилась у края крыши, защищавшей заправку. Передернув плечами, она сбросила плащ, и он упал на землю у нее за спиной. Не обращая внимания на мужа, она поставила носки туфель вдоль бордюра, вдоль той линии, где заканчивалась крыша и начинался дождь.
Стюарт окликнул ее:
– Мелисса! Мелисса!
Но Мелисса не ответила. Она шагнула в тот мир, который скоро должен был исчезнуть, под струи дождя. Капли падали на нее, прохладные и освежающие, скользили по ее щекам, губам и волосам, лаская ее, как пальцы возлюбленного.
ЛИНДА НАГАТА
Потоп
Линда Нагата живет на Гавайских островах и в настоящее время работает программистом онлайн-приложений. Нагата выпустила серию отдаленно связанных между собой романов, развивающих идею нанотехнологий. Один из них, «Создатель Бора» («The Bohr Maker», 1995), получил премию журнала «Locus» как лучший дебютный роман. Представленный ниже загадочный рассказ, опубликованный в 1998 году, еще долго не выходил у меня из головы после того, как я его прочел. Созданные в нем мощные образы превращают кошмар всемирного потопа в некую мистическую аллегорию.
Ночью Майк лежал без сна на своей постели из сырых листьев, над которой высились кроны эвкалиптовых деревьев, и прислушивался к шуму прибоя. Его молодая жена Холли спала на земле рядом с ним, прижимая тонкое одеяло к подбородку, стиснув ногами его ноги. Он легко прикоснулся к ее животу и почувствовал, как поднимается и опускается грудная клетка.
Ночи были хуже всего. Ночью он не видел приближения воды. Поэтому Майк слушал прибой, пытаясь по звуку определить, на сколько метров повысился уровень моря. Ему приходилось видеть, как океан поднимался на тридцать метров за одну ночь. Он приближался и никогда не отступал.
Страх тек по телу Майка, как масло, – холодный, неотступный страх. Мысленно он уже видел, как тонет Холли, видел ее бледное, усталое лицо, когда она в конце концов скрывалась под наступающими волнами. Такая смерть была древней, знакомой.
Боже, Боже, Боже.
Внезапно, несмотря на прохладную ночь, он покрылся потом и внутри у него все сжалось. Он подумал, что сейчас самое время вспомнить какой-нибудь отрывок из Библии, утешительный, полный глубокого смысла. Но ему ничего не приходило в голову. Он никогда не относился серьезно к религии.
И все-таки в эти дни, когда мир тонул у него на глазах, мысли о Боге неотступно преследовали его.
Как мог Он допустить подобное?
Майк не верил в милосердие Господне. Он сомневался даже в том, что верит в существование высшей силы. И сейчас, находясь в одиночестве среди выживших, он отказывался признать, что конец света – благо.
Незадолго до рассвета вода, должно быть, достигла пологого участка суши, потому что гул прибоя немного стих. Майк уснул; когда он проснулся, солнце уже стояло высоко. Прижавшись к Холли на их постели из листьев, он посмотрел вниз, на море. Он видел волны за ближайшей рощей. В прохладном, неподвижном утреннем воздухе поверхность воды сверкала как стекло; за ночь океан затопил луг, и трава придавала воде зеленоватый оттенок. Невысокие волны катились со стороны моря и с негромким шорохом полумесяцами поднимались к эвкалиптовой роще.
Майк, еще не совсем проснувшись, смотрел на прибой; его кошмары и ужасная реальность казались одинаково далекими, но вскоре легкий ветерок, пронесшийся над кронами, напомнил ему о необходимости сделать парус для недавно законченной лодки.
Холли пошевелилась во сне. Он склонился над ней, осторожно отодвинул с ее лица длинные темные волосы, поцеловал в щеку, и снова сердце его сжалось от страха. Он не позволит, чтобы ее забрали. Он не может этого допустить. Лучше утонуть. Но еще лучше тайно увезти ее на лодке. Это должно произойти скоро. Возможно, даже сегодня.
Ресницы ее дрогнули, она потянулась, затем улыбнулась ему, и в темных глазах ее сияла безмятежная радость.
– Майк. Ты чувствуешь, Майк? Уже скоро.
– У нас не осталось еды, – сказал он.
Она села, пожала плечами, и ее длинные загорелые ноги покрылись гусиной кожей в утренней прохладе.
– Еда нам не понадобится. Сегодня – последний день. Я это чувствую.
И, словно для того, чтобы подтвердить ее слова, очередная волна скользнула по роще и, шурша, подкатилась к ее ногам, затем отступила, оставив на песке полумесяц. Майк поймал себя на том, что не сводит взгляда с этого ужасного следа. В течение нескольких недель после начала потопа он смотрел, как песок и волны поглощают дороги, дома, леса, пастбища, фермы, как неуклонно поднимается океан, пожирая остров, который они называли своим домом. Они отступали в гору, а вода догоняла их, но самая высокая точка на этом острове находилась всего в пятистах метрах над уровнем моря.
Майк, прищурившись, рассматривал новую береговую линию. Теперь, по его подсчетам, из пятисот метров осталось всего тридцать. Он нахмурился, пытаясь вспомнить географию острова до потопа. Неужели тот луг, где он строил свою лодку, находится ниже тридцати метров от вершины?
– Ковчег! – закричал он, вскочив на ноги. – Холли…
Он схватил ее за руку и рывком поднял на ноги. В ушах у него ревел ночной прибой. На закате его лодка находилась на суше, но сейчас…
Он бросился бежать через рощу, таща за собой Холли. Он боялся оставлять ее одну, боялся, что она исчезнет, подобно многим другим.
– Майк! – задыхаясь, воскликнула она, с трудом поспевая за ним. – Все хорошо, Майк. Тебе не нужна лодка. Все будет в порядке.
Но он не мог ей поверить. С самого начала он не верил в это.
Они бежали по лужицам, по гнилым листьям, покрытым песком. Ноги их погружались в эту зыбкую смесь. Из недр нового пляжа поднимались пузырьки воздуха. А затем они добрались до границы рощи и выбежали на открытое место.
Солнечные лучи играли на зеленой воде. Дети резвились на мелководье, на новом побережье ненасытного океана.
Майк, выпустив руку Холли, начал карабкаться по древнему лавовому холму, покрытому низкорослой растительностью. Когда он добрался до вершины, грудь у него болела. Он стоял на гребне холма и смотрел на свое творение.
Вчера вечером лодка стояла на своей платформе в пятнадцати метрах над уровнем моря, почти законченная, – крошечный ковчег из зеленого эвкалиптового дерева. Но ночью море захватило ее, швырнуло через зазубренный лавовый гребень. На наступавших волнах покачивались обломки.
Холли подошла к нему, тяжело дыша; грудь ее вздымалась под короткой майкой. Она смотрела на обломки лодки, как будто не видя их.
– Пойдем поплаваем, Майк, – просительным тоном произнесла Холли. Она с нежностью смотрела на него широко открытыми глазами. – Вода теплая. Прибоя почти нет. Такой прекрасный день сегодня. Это дар Божий.
В утреннем солнце сверкал огромный белый деревянный крест, водруженный на вершине горы, – память о давно прошедших временах.
Большую часть людей, которые жили на острове до потопа, уже забрали. Осталось всего пятьдесят или шестьдесят человек, терпеливо ожидавших своей очереди ухватиться за веревку.
Майк отвел взгляд от кусков дерева, в которые превратилась его лодка, и набросился на Холли.
– Проснись! – кричал он. – Проснись! Ты несколько недель ходишь как во сне. Ты и все остальные; а в это время вокруг вас творится геноцид. Мы умираем, Холли. Твой бог убивает нас, семью за семьей.
Внезапно во взгляде Холли промелькнула озабоченность. Подняв руку, она убрала пряди, упавшие Майку на лицо, заправила волосы за уши, словно этим простым жестом она надеялась помочь ему увидеть и услышать.
Майк оттолкнул ее руку.
– Я не глухой и не слепой! – завопил он. – Я прекрасно вижу, что происходит…
– Но ты не можешь почувствовать этого, – мягко возразила она.
– Нет. Ты права, не могу. Я не могу почувствовать этого. Я не могу. – Он сжал кулаки. Закрыл глаза, и душу его захлестнули гнев и печаль. – Почему я, Холли? Почему из всех людей именно я не могу верить?..
Его жалобу оборвал далекий рокот. Звук напоминал рев моторов самолета, и на Майка нахлынули детские воспоминания о ночах, когда он лежал без сна, прислушиваясь к гулу пролетавших над домом самолетов, представляя себе, что это не просто пассажирский авиалайнер, взявший необычный курс. Он воображал, будто этот ночной странник – В-52 [52]52
«Боинг В-52» – американский сверхдальний стратегический бомбардировщик-ракетоносец, состоящий на вооружении ВВС США с 1955 г.
[Закрыть], оснащенный ядерными боеголовками, направляющийся к своей далекой цели в Сибири. Что этот полет – предвестник конца света.
С окончанием холодной войны детские страхи тоже ушли в прошлое, с течением времени забылись. Но теперь они вернулись, преследовали его в эти дни, когда конец света приближался так неожиданно и неотвратимо.
Майк взглянул в сторону моря, где насчитал три изогнутые проволочки из ослепительного золотого света. Они были тонкими, как трещины в небесном своде, позволявшие увидеть райский свет, но длинными: казалось, они исчезали за краем ярко-голубого небесного купола, в какой-то туманной дали, совершенно непохожей на небо, которое было знакомо Майку с детства. Свет, струившийся из какой-то другой вселенной. Из иного мира. Голодный свет, питавшийся надеждой и верой.
Отдаленный рокот моторов стих, и тонкие золотые нити приближались, скользя по воде. Они слегка покачивались, но не как обычные лучи света: они колебались и изгибались, подобно нитям из очень легкого материала. И снова Майк поразился тому, какие они тонкие. Первая нить пронеслась над мелководьем к детям, игравшим с водой. Теперь было видно, что по толщине золотые лучи напоминали канаты, которыми когда-то пришвартовывали корабли в доках.
Дети заметили канат. Их радостные крики были слышны на холме – они, спотыкаясь, побежали, поплыли по направлению к свету. Майк хотел закричать, предупредить их, чтобы они остановились, бежали прочь. Но они верили…
Первой до каната добралась девочка-подросток. Она ухватилась за него правой рукой, и ноги ее тут же оторвались от земли. Она вознеслась к небу. В то же время казалось, что она уменьшилась в размерах, что ее втянуло в колонну света. Майк смотрел, как она превращается в крошечную фигурку, залитую золотым сиянием, в темный силуэт, быстро уменьшавшийся в размере, устремлявшийся в безграничные пространства иного мира. Он смотрел, как она становится черной точкой на горизонте. А потом она исчезла.
За ней последовали другие дети, шесть-семь человек; затем канат покинул опустевший пляж и заскользил вдоль берега, описывая зигзаги по песку, приближаясь к родителям.
Майк упал на колени – ему было плохо. Он наклонился, держась за живот. Ему казалось, что его сейчас вырвет. Холли присела рядом.
– Да все в порядке, Майк, – утешала она его. – Все хорошо. Бог пришел за нами. Ты зря боишься.
От этих слов у него волосы встали дыбом. Неужели в конце концов один из золотых канатов разлучит их? Неужели спустя несколько недель, после того как всех их близких и друзей забрали, настал их черед? Пальцы его впились в землю. Почему он не может чувствовать той умиротворенности, которую чувствовали остальные? Почему он не может поверить?
Его оглушил гул, похожий на шум электромоторов. Он почувствовал, как волосы на голове поднимаются дыбом, словно вокруг него внезапно возникло электростатическое поле. Подняв голову, Майк заметил, что от берега к лавовому холму направляется второй канат.
– Нет! – крикнул он.
Он бросился на Холли, сбил ее с ног. Придавил своим весом, прижал ее руки к земле.
– Я не позволю тебе! – ревел он. – Я не отпущу тебя!
Лучик плясал, раскачивался, приближался. Глаза Холли наполнились слезами. На губе выступило несколько капелек крови. Дрожащим голосом она заговорила:
– Пожалуйста, Майк. Отпусти меня. Пришло мое время. Наше время. Я не знаю, почему ты никак не можешь этого понять. Но я знаю, что ты любишь меня. Ты должен мне поверить. Ты должен позволить мне верить за нас обоих…
Он поцелуем закрыл ей рот, чтобы остановить поток слов. Губы его прижались к ее губам, язык его прикоснулся к ее языку, и он ощутил солено-сладкий вкус ее крови. Она подействовала на него как наркотик. Ее любовь устремилась в его тело, ее вера, ее доверие. Он почувствовал, как его наполняет теплое золотое сияние. Он отпустил ее руки, сжал в ладонях ее прекрасное лицо. В следующее мгновение она поднялась, обхватила его руками, сжала в объятиях. Он сам не заметил, как вскочил на ноги. Она стояла, глядя ему в глаза, держа его за руки. За спиной у нее сверкала золотая колонна. Холли не отрывала от него взгляда темных горящих глаз. Она кивнула, желая подбодрить его. Отступила назад, увлекая его за собой, – он сделал один шаг, потом еще один. Выпустив левую руку Майка, Холли наполовину обернулась, чтобы взяться за канат.
– Поверь, – прошептала она.
Внезапно ее дернули вверх, и тело ее изогнулось в экстазе. Вздох, сорвавшийся с ее губ, словно нож, разрезал покрывало тумана, окутывавшего сознание Майка. Он напрягся, и его охватило знакомое отвращение.
– Холли, нет! – взревел он.
Она поднималась, правая сторона тела становилась все меньше, превращаясь в темный силуэт; ее втягивало в узкую щель, из которой лился золотой свет. Левая сторона ее тела еще находилась в мире, залитом водой.
– Холли!
Он сообразил, что еще держит ее за левую кисть. Теперь он ухватился за нее двумя руками и потянул. Тело ее продолжало сжиматься, удаляясь от него с невероятной скоростью. Рука вытянулась, превратилась в длинную черную ленту. Затем ее рука развернулась ладонью вверх и исчезла. До него не сразу дошло, что он хватается за пустоту.
Из горла его вырвался яростный вопль. По лицу потекли слезы.
Золотой луч гудел и покачивался, ожидая его.
– Только не я, – задыхаясь, выговорил он. – Я не пойду к тебе. Убийца! Убийца!
Он повернулся к лучу спиной и бросился в лес.
Остров опустел; все люди наконец исчезли.
Майк вскарабкался на вершину горы и сел у подножия креста. Прохладный ветерок дул ему в лицо, стремительно бежавшие по небу облака время от времени закрывали солнце. От острова остался крохотный клочок суши – не более восьмисот метров в поперечнике. Со всех сторон его окружал океан. Майку казалось, что он сидит на дне чаши, а сверху на него наступает вода. Насколько высоко может подняться уровень моря? Неужели вода скроет горы?
Во всем мире не наберется столько воды!
Краем глаза Майк заметил какое-то движение. Какую-то белую искорку на фоне облаков, затягивавших небо. Птица, сообразил он. Птица приблизилась, и он разглядел альбатроса, скользившего на своих белых крыльях над гребнем волны. Одинокое существо.
Майк ощутил радость и немалое удивление; только сейчас он понял, как ему не хватало на острове птиц и животных. Кошки и собаки, птицы и домашние животные уходили вместе со своими хозяевами. Даже рыба исчезла из океана. Он подумал: может быть, эта птица так же голодна, как он?
Птица осталась с ним; не переставая она описывала круги вокруг уменьшавшегося островка; океан продолжал наступать. К полудню, когда голод, жажда и полное одиночество уже начали сказываться, птица превратилась в центр горячечного бреда Майка. Ему казалось, что он летает на широких крыльях, бесконечно описывая круги вокруг белого креста, как будто прикованный к нему цепью. Он хотел улететь прочь. Он хотел парить над океанской гладью, над бесконечными голубыми просторами. «Еще немного – и ты найдешь землю, найдешь людей».
Но птица не улетала.
Солнце начало клониться к горизонту. Кожа Майка горела, сожженная безжалостными лучами. Язык его от жажды распух, превратился в сухую, пыльную губку. В животе начались рези от голода. Майк смотрел на подступавшие волны, окружавшие его со всех сторон. Вечером волны сомкнулись у подножия креста.
Он забрался на крест, спасаясь от воды, поглотившей последний клочок суши. Дополз до перекладины, обхватил руками столб. Вода внизу бурлила, медленно, но неотвратимо приближалась. Скоро он утонет. Остались ли в море рыбы, которые обглодают его труп? Остались ли в воде микробы, которые уничтожат то, что останется после рыб? Возможно, его тело опустится на дно, его покроет песок и он превратится в окаменелость, единственные останки живого существа на этой планете. Он знал, что мир будет очищен, что скоро здесь начнется новая глава его истории.
