Текст книги "Апокалиптическая фантастика"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Фредерик Пол,Кори Доктороу,Фриц Ройтер Лейбер,Кейдж Бейкер,Аластер Рейнольдс,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Джек Уильямсон,Роберт Рид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)
ЭРИК БРАУН
Часовые «Феникса»
Эрик Браун опубликовал более двадцати романов и восьмидесяти рассказов начиная с 1990 года, когда вышел первый сборник писателя «Человек в промежутке времени» («The Time-Lapsed Man»). Первый роман Брауна – «Кульминационные дни» («Meridian Days», 1992), среди недавних работ можно назвать «Падение Тартара» («The Fall of Tartarus», 2005) и «Необыкновенное путешествие Жюля Верна» («The Extraordinary Voyage of Jules Verne», 2005). Он дважды, в 2000 и 2002 годах, завоевывает премию Британской ассоциации писателей-фантастов (British Science Fiction Association) за свои рассказы. Я имел удовольствие сотрудничать с Эриком Брауном, составляя антологию «Новые приключения Жюля Верна» («The Mammoth Book of New Jules Verne Adventures», 2005)
Светало, когда мы выехали из-под перекрученного костяка Эйфелевой башни и отправились через пустыню в Танжер.
Весь день мы ехали по выжженной безжизненной местности, а вечером остановились и попытались уснуть. Я лежал в койке и смотрел сквозь тент, как магнитные бури раздирают тропосферу. Жара стояла невыносимая, даже в условно прохладные ночные часы. Когда я заснул, мне снились женщины, которых я видел в старых журналах, а когда проснулся в обжигающей утренней жаре и Дэнни повел грузовик дальше, сидел молчаливый и угрюмый от меланхоличного вожделения.
В двух днях пути от Парижа, проезжая через место, которое, как сообщил Эдвард, когда-то было Оверном, мы подобрали пятого члена нашей команды.
Ближе к закату, когда горизонт пылал, а над головой свирепствовала магнитная буря, грузовик задергался и остановился. Дэнни стукнул кулаком по рулю:
– Черт! Один из главных конденсаторов. Спорю на что угодно…
– Что, опять?
Страх стиснул мне горло. Грузовик ломался уже в третий раз за столько же недель, и всякий раз отчаяние Дэнни передавалось и мне. Он пытался его скрыть, но я видел ужас в его глазах, видел, как дрожат его руки. Без грузовика, без транспорта, чтобы пересекать опустошенную землю в поисках воды, мы покойники.
Дэнни был нашим лидером исходя из того простого факта, что владел грузовиком и буровой установкой, и потому, что был инженером. Ему было уже за пятьдесят. Невысокий и худощавый, он был оптимистом, несмотря на все, что ему довелось испытать.
Я и слова-то такого не слышал, пока не встретил Дэнни четыре года назад.
Я посмотрел через ветровое стекло. Мы стояли на краю города: зазубренные силуэты разваливающихся зданий четко выделялись на фоне догорающего заката. Песок десятилетиями засыпал парки и эспланады, смягчая резкие углы зданий, создавая красивые параболические изгибы между засыпанными обломками улицами и вертикалями стен.
– Эдвард! Катрин! – позвал Дэнни.
Через несколько секунд в люке показалась лысеющая голова Эдварда. Чуть позже, из-за хромоты, к нам присоединилась Кат. Ее морщинистое лицо сморщилось еще больше, когда она посмотрела сквозь ветровое стекло.
Дэнни указал на местность перед нами:
– Знаешь, что здесь происходило?
Эдвард бросил взгляд на карту, лежащую на сиденье между мной и Дэнни.
– Клермон-Ферран. Ядерного удара по нему не наносили. Уж это я точно знаю. Слишком маленький город, чтобы стать мишенью – что ядерной, что биологической.
Дэнни взглянул на него, почесал седеющую бороду:
– Значит, ты полагаешь, что здесь безопасно?
Эдвард подумал, затем кивнул.
– Я лишь надеюсь, что мы здесь никого не встретим, – вставила Кат.
На неисправном грузовике мы станем легкой добычей для мародеров. Впрочем, все эти годы никто из них нам уже не попадался.
– Ладно, – решил Дэнни. – Пошли, Пьер. Взглянем, что там сломалось.
Я достал из шкафчика винтовку и выбрался следом за Дэнни из грузовика. Хотя солнце уже садилось, жара стояла яростная – впечатление было такое, словно мы вошли в промышленную печь. Мы прошли вдоль грузовика и остановились у подножия лесенки, приваренной к его боковой стенке. Дэнни осторожно открыл лючок и достал из ниши за ним коробку с инструментом и две пары перчаток. Одну пару он передал мне. Перекладины лесенки сожгли бы нам кожу на пальцах, если бы мы стали подниматься без перчаток.
Дэнни кивнул, я поднялся следом за ним по лесенке и прошел по крыше. Жар, исходящий от солнечных батарей и стальной облицовки грузовика, ударил меня раскаленным кулаком. Шагая за Дэнни, я осторожно выбирал дорогу, чтобы не коснуться голой ногой горячей стали.
Дэнни остановился, поднял крышку смотрового люка и передал ее мне. Следующие десять минут он копался внутри, проверяя по очереди все конденсаторы, ворча и ругаясь.
Я снял с плеча винтовку и обвел взглядом темнеющий город, гадая, каким он мог быть пятьдесят или шестьдесят лет назад, когда улицы и дома были полны людей, занимавшихся своими повседневными делами: до ядерных и биологических войн, до того, как правительства рухнули, пытаясь удержать мир на краю гибели.
Я услышал, как внизу открылся люк, и увидел, как из грузовика вышел Эдвард и, прихрамывая, зашагал по песку к ближайшему зданию. Он постоял перед ним, болезненный и изнуренный, глядя вверх на руины, потом вошел.
Я обвел взглядом горизонт, высматривая признаки жизни и понимая, что занятие это безнадежное. Я уже несколько месяцев не видел никаких живых существ, а других людей – вот уже три года. Но я все равно осматривал руины с надеждой и немного со страхом – потому что, если здесь все-таки сохранились люди, все шансы за то, что они окажутся нам враждебны.
– Пьер!
Я вздрогнул:
– Извини, я…
– Передай мне крышку.
Он взял у меня крышку и установил ее на место.
– Ну как, починил? – спросил я.
– На время. Не знаю, сколько еще он протянет. – Дэнни покачал головой. – Но нам еще повезло. Если бы поломка оказалась существенней…
Я кивнул, улыбаясь. Дэнни рассмеялся, пытаясь не относиться всерьез к собственной маленькой победе. Я спустился по лесенке на землю, а когда Дэнни вернулся в грузовик, чтобы успокоить Кат, тоже побрел по песку к разрушенным зданиям.
Эдвард к тому времени вошел в тень ближайших стен. Я прошел по его следам и прислонился к дверному проему, наблюдая за ним.
Он был норвежцем, и ему пришлось объяснять мне, что это значит, потому что теперь нации уже не существовали. До того как колония вымерла, он был врачом в Осло. Эдвард неторопливый и мудрый и такой же призрачно-бледный, как и все мы. Именно он научил меня читать и писать.
Он быстро постарел за те четыре года, что я его знаю. Движения стали более медленными, он сильно похудел, а когда я спросил, все ли с ним хорошо, он лишь улыбнулся и ответил, что для старика он в полном порядке. На вид ему немного меньше пятидесяти.
В комнате, куда мы вошли, было пусто, если не считать песка, клочков бумаги и скелета в дальнем углу. Кости уже развалились, а череп лежал на правой скуле. В полутьме казалось, будто пустые глазницы следят за нами.
– Эд, грузовик в порядке. Накрылся конденсатор, но Дэнни его починил.
Он повернулся и улыбнулся:
– Отлично. – Он выглядел рассеянным и погруженным в свои мысли.
– О чем ты думаешь? Он показал на скелет:
– Я еще помню времена, когда я взял бы эти кости, Пьер. Можешь в такое поверить? В них еще имелись питательные вещества, понимаешь? Костный мозг. Их можно было отварить, получился бы суп. Жидкий, но все же питательный… – Он пожал плечами. – Теперь, конечно, от них толку нет. Все безнадежно высохло.
Он медленно опустился на колени, и я практически услышал, как скрипят его суставы. Эдвард протянул руку и взял обрывок бумаги. Подошел ко мне, потому что возле двери было светлее, и всмотрелся в кусок старой газеты.
– Боже правый, Пьер. Две тысячи сороковой год. Это сколько… пятьдесят лет назад. Смотри, заголовок о мирном договоре с Китаем. Много толку было от того договора!
Он рассказал мне о том, что происходило в Китае. Военные там устроили кровавый переворот, свергнув правительство, которое обвинили в том, что оно не делает всего возможного, чтобы накормить народ. А потом народ сверг хунту, поскольку военные оказались такими же бесполезными, как и правительство.
Вскоре после этого Китай вторгся в Индию, Европа пришла на помощь индийцам, и разразилась Третья мировая война. По словам Эдварда, она продолжалась пять дней. А потом мир уже никогда не был таким, как прежде.
Это стало началом конца, рассказал Эдвард. После войны надежды уже не осталось. То, что человечество начало войнами, планета завершила ускорившимся глобальным потеплением.
Он долго смотрел на обрывок газеты. Бумага крошилась в его скрюченных пальцах. Я взял его за руку:
– Пойдем, Эд. Поедим чего-нибудь.
Мы сидели в грузовике за складным столиком и ужинали шпинатом и картошкой, выращенными на гидропонике в трейлере, запивая их дневной порцией воды. Дэнни с энтузиазмом говорил о картах, которые нашел в Париже.
Улыбка Катрин была как у матери, наблюдающей за любимым ребенком. В свои шестьдесят она была седая, худая и напоминала скрученную проволочку. В ее серых глазах читалось нечто такое, что говорило о трагедии в прошлом или о знании будущего, и Дэнни любил ее с нежной, трогательной заботой.
Он ткнул пальцем в карту:
– Есть впадина, вот здесь, чуть севернее африканского побережья. Я уверен, что если мы пробурим достаточно глубоко…
– Да, свежая водичка нам не помешает, – заметил я. – Меня уже достало пить переработанную мочу.
Дэнни рассмеялся. Эдвард поднял стакан, рассмотрел мутноватую жидкость и причмокнул:
– Ну не знаю. Меня вполне устраивает. Хорошее тело чуть отдает горчичкой.
Я смотрел, как ест Кат – очень скупо. Она положила себе маленькую порцию, да и ту не доела. Мы еще не успели прикончить свою еду, как она встала из-за стола и, прихрамывая, направилась к койке, которую делила с Дэнни. Тот проводил ее взглядом и последовал за ней. Я взглянул на Эдварда, словно для объяснения, но его глаза не отрывались от тарелки.
После ужина я выбрался наружу, прихватив винтовку, и в лужице света от грузовика «принял ванну». Раздевшись, я уселся на песок и стал набирать горсти мельчайших песчинок и натирать ими тело. Грязь и пот постепенно сходили с кожи, оставался лишь тончайший слой песчаной пыли. Я копнул глубже, нарыл более прохладного песка и засыпал им живот и бедра.
Я подумал о Кат и решил, что у нее, наверное, все будет хорошо. Через несколько минут, как будто в подтверждение этой надежды, грузовик начал покачиваться, когда Дэнни и Кат занялись любовью. Я поймал себя на мысли о том, какой, наверное, Кат была привлекательной в прошлом. Но оборвал эти мысли в зародыше, встал и натянул шорты.
Я уже собрался было вернуться, когда открылась боковая дверь и из нее выглянул Эдвард:
– Пьер, ты где?
Он вышел из грузовика и медленно сел на песок рядом со мной.
Какое-то время мы молчали, глядя на ночное небо. Высоко над далеким горизонтом начались магнитные бури, расцвечивая небо полотнищами белого огня.
– Кат в порядке? – спросил я в конце концов.
Он бросил на меня взгляд:
– Она больна, Пьер. Мы все больны.
– Но Кат…
– У нее рак. – Он вздохнул. – И я не знаю, на какой стадии. Я ничем не могу ей помочь, разве что давать какое-нибудь болеутоляющее. Да и оно у меня уже на исходе. – Помолчал, добавил: – Мне очень жаль.
– И сколько ей осталось?
Он покачал головой:
– Может, год. Если повезет, то два.
Я кивнул, уставясь на едва различимые в темноте здания. Мне хотелось что-то сказать, но ничего в голову не приходило. И я сменил тему:
– Как думаешь, Дэнни прав насчет той донной впадины?
Эдвард пожал плечами:
– Честно не знаю. – Он помолчал. – Я помню, как на том месте было море, Пьер. И великолепные города. Туда съезжались богачи.
Я уже не впервые пытался вообразить огромный объем воды, описанный Эдвардом. Воды, заполняющей пространства размером с пустыню, и как она перекатывается волнами… Я тряхнул головой. Потому что смог представить лишь пустыню цвета питьевой воды, плоскую и неподвижную.
Эд посмотрел на небо, когда его разорвала белая вспышка. В свое время он объяснил, почему, несмотря на бушующие грозы, никогда не выпадает дождь: если немного дождя и проливается, то капельки испаряются в перегретых нижних слоях атмосферы, не успев долететь до земли. Теперь я думал о грозе как о дразнилке, манящей ложными обещаниями.
Я обвел взглядом здания:
– Как думаешь, мы сможем это восстановить? В смысле, сделать все так, как было прежде?
Эдвард улыбнулся:
– Мне нравится думать, что со временем, упорно трудясь… Я оптимист, как и Дэнни, и действительно считаю, что люди по сути своей хороши. Можешь назвать меня дураком, если хочешь, но я думаю так. Поэтому… если мы будем держаться вместе и при условии, что людей осталось достаточно, чтобы когда-нибудь восстановить нашу численность… тогда, пожалуй, надежда останется.
– И вернемся к временам, когда все было… цивилизованно?
– А это уже большой вопрос, Пьер. Мы столько утратили, так много знаний и культуры. Так много человеческого опыта. Так много из того, что мы знали, что узнали за столетия научных исследований и постижения природы… все это пропало и может никогда не быть открыто заново. А если и может, то на это уйдут века… даже при условии, что планета не слишком загублена и что человечество сможет исправиться… – Он рассмеялся. – А под исправлением я имею в виду не только буквальный смысл этого слова.
Я подумал над его словами, потом сказал:
– Но раз больше нет океанов, нет морей…
Он улыбнулся:
– Я живу надеждой, Пьер. Могли остаться маленькие моря, подземные запасы. Я слышал, что все еще есть небольшие моря там, где был Тихий океан…
– А мы не могли бы?..
Он улыбался.
– Что? – спросил я.
– До Тихого океана половина планеты, Пьер. Эта тарахтелка еще может довезти нас до Средиземного моря, если повезет. Но не до Тихого океана.
Я задумался: насколько велики бесплодные пространства Земли – и как мало я об этом знаю. Наконец я сказал:
– Если мы последние… в смысле, я уже несколько лет не видел других людей…
– Мы не одиноки, Пьер. Есть и другие небольшие группы. Должны быть. – Он помолчал. – И в любом случае, даже если жизнь на Земле обречена…
– То что? – поторопил я его с ответом.
– Ну… запасным вариантом всегда останется проект «Феникс».
Он уже рассказывал мне о проекте «Феникс», последней надежде. Сорок лет назад, когда правительства осознали, что дела паршивы и становятся только хуже, они объединили ресурсы и построили космический корабль, отправив к звездам пять тысяч человек.
На востоке, где небо было темнее, я разглядел несколько тусклых мерцающих точек далеких звезд. Подумал о звездолете, который все еще летит или уже долетел и высадил людей на новой планете, похожей на Землю.
– Как ты думаешь, что сейчас происходит на звездолете? – спросил я.
– Хочется думать, что они сидят там сейчас, наслаждаются райской жизнью и вспоминают, что оставили на Земле…
Он вдруг смолк, посмотрел на ночное небо, затем приставил ладонь ко лбу, заслоняя глаза от сияния магнитной бури.
– Боже праведный, Пьер.
Он встал, я тоже. Сердце у меня колотилось.
– Что случилось?
Потом, осматривая небо, я тоже его услышал – слабое гудение далекого двигателя.
Эдвард показал, и я наконец увидел то, что заметил он.
Высоко в небе я разглядел маленький самолет, направляющийся в нашу сторону.
Я схватил прислоненную к грузовику винтовку и позвал Дэнни и Кат.
– Он в беде, – заметил Эдвард.
Двигатель стал работать с перебоями, когда самолет резко накренился над отдаленными зданиями, вырисовываясь темным силуэтом на фоне пылающей магнитной бури. Затем он промчался над нами и сел в пустыне, метрах в пятистах от грузовика.
К этому моменту Дэнни и Кат уже вышли.
– Что тут у вас?
Эдвард рассказал.
– Схожу проверю, что там, – сказал я.
Эдвард схватил меня за руку:
– Это не совпадение. Самолеты не падают с неба так близко и просто так. Они знали, что мы здесь. Им что-то от нас нужно.
Все посмотрели на Дэнни. Тот кивнул:
– Хорошо, я пойду с тобой. Эдвард, Кат, оставайтесь здесь.
Кат кивнула и направилась к Эдварду. Дэнни вошел в грузовик и вернулся с винтовкой. И мы направились через пески к тому месту, где приземлился самолет.
– Господи! – Я едва не подпрыгивал от возбуждения. – Интересно, кто это?
– Кто бы они ни были, – заметил Дэнни, взглянув на меня, – они могут быть опасны. – И он поудобнее перехватил винтовку.
Я видел, что его больше интересует самолет и что можно из него позаимствовать, чем те, кто может оказаться в его кабине.
В моей же голове царил полный сумбур. А что, если пилотом окажется женщина? Я вспомнил фотографии моделей из журналов, собранных за несколько лет, их безукоризненную красоту и надменные взгляды – мол, ты недостаточно хорош для меня.
Мое сердце уже гулко билось в груди к тому времени, когда мы поднялись на вершину осыпающейся дюны.
В мерцающем белом свете магнитной бури было видно, что самолет уткнулся носом в песок. Его ближнее крыло сломалось, превратившись в обломки.
Мне подумалось, что каким разочарованием будет найти в кабине прекрасную женщину… мертвую.
Я шагнул вперед.
– Помни – осторожно, – напомнил Дэнни.
Я кивнул и пошел первым.
Мы приближались медленно, как будто покалеченный самолет был раненым животным.
– Это планер, – определил Дэнни, – только к нему приделали старую турбину.
Я взял винтовку на изготовку, когда мы подошли к кабине с разбитым стеклом.
– О-о… – произнес я, разглядев фигуру, обмякшую в пилотском кресле.
Это оказался мужчина – старый, морщинистый, худой, лысый и вонючий. Даже с двух метров он вонял так, что у меня перехватило дыхание.
Дэнни нажал прикладом на защелку фонаря кабины. Потом сдвинул фонарь, проверил, есть ли у пилота оружие, нащупал у него пульс.
– Живой, – бросил он, но глаза его уже шарили по самолету и по припасам, которыми была набита кабина.
Я протянул руку и осторожно подтолкнул пилота на спинку кресла. Голова его свесилась. Тогда я стал высматривать, ранен ли он. Торс вроде бы не пострадал, но левая нога оказалась сломана в лодыжке и кровоточила.
Дэнни задумался. Я предположил, что он подсчитывает, стоят ли самолет и находящиеся в нем припасы того, чтобы надолго посадить нам на шею этого нахлебника.
– Ладно, возвращайся к грузовику, и пусть Кат пригонит его сюда. А Эду скажи, чтобы приготовил инструменты.
Я побежал к грузовику.
Через пять минут Кат остановила его возле самолета. Эдвард добрел до самолета и забрался в кабину. Осмотрев пилота, он что-то сделал с ногой, перевязал сломанную конечность и кивнул мне и Дэнни. Мы вытащили пилота, пытаясь не обращать внимания на тошнотворную вонь, и отнесли его в грузовик.
По дороге я понял, что пилот не так уж и стар, как мне сперва показалось. Наверное, чуть за сорок, хотя крайнее истощение и лысая голова сильно его старили. На нем были только потрепанные шорты и драная футболка – и все.
Мы уложили его в прихожей, и Эдвард занялся его ногой. Кат ему помогала. Дэнни достал набор инструментов, и часа за два работы мы разобрали планер и уложили его в грузовой отсек. Потом отнесли на кухню припасы, упакованные в три серебристые сумки.
– Вода, – ухмыльнулся Дэнни, передавая мне канистры. – И… подумать только – вяленое мясо!
– И где он взял мясо, черт его побери? – удивился я.
– Выясним, если выживет.
Я искоса взглянул на Дэнни:
– Надеешься, что он умрет?
Он взвесил варианты:
– Если помрет, одним ртом станет меньше… А если выживет, его знания могут оказаться ценными. Выбирай, что тебе больше нравится.
Было уже совсем поздно, когда мы вернулись в грузовик. Пилот все еще не пришел в сознание и лежал с перебинтованной ногой.
– Сломана в двух местах, – сообщил Эдвард. – Но он выкарабкается. Я посижу тут с ним. А вы идите спать.
Лежа в койке, я смотрел через полог на пылающее ночное небо и никак не мог заснуть – настолько меня взволновала перспектива поговорить с пилотом.
Проснулся я от покачивания грузовика. Пустыня за окнами пылала под солнцем. Я натянул шорты и, пошатываясь, выбрался в прихожую. За рулем, наверное, была Кат, поскольку Дэнни сидел в кресле, подавшись вперед и глядя на пилота.
– Вы и представить не можете, как я благодарен… – сказал инвалид по-английски с сильным акцентом, мелкими глотками потягивая воду из мерного стакана – половину дневной нормы, как я заметил. Он показал стаканом на сломанную ногу. – Вы могли и бросить меня там…
– Мы решили, что это будет честный обмен, – настороженно ответил Дэнни. – Обломки твоего самолета, припасы. Мы будем тебя кормить и лечить. Но тебе придется работать, если хочешь быть одним из команды.
Эдвард сидел на потертой кушетке у дальней стены.
– Что ты умеешь делать? – спросил он.
Мужчина неловко улыбнулся тонкими губами:
– Всего понемногу. Умею с инструментом обращаться, что-то собрать и разобрать. Несколько лет назад работал с солнечными панелями.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Он посмотрел на меня, и мне не понравилось выражение его глаз. Враждебное.
– А тебя как?
– Пьер, – сказал я, ответив таким же взглядом.
Он кивнул и улыбнулся чуть шире:
– Зовите меня Череп.
Имя явно было не то, каким его назвали при рождении, но если учесть его обтянутую кожей голову и иссохшее лицо, то вполне подходящее. Череп.
– У тебя в планере было мясо. Где ты его взял? – спросил Дэнни.
– Там, на юге. Там еще попадается кое-какая дичь. Я ее сам подстрелил.
– На юге? – Дэнни выпрямился с надеждой в глазах. – Там есть вода? Море?
Череп секунду-другую смотрел на Дэнни, затем покачал головой:
– Нет там никакого моря. Все почти мертвое.
– Откуда же ты тогда прилетел? – поинтересовался Эдвард. – С такими припасами, на самолете. Думаю, там где-то есть колония.
Мне не понравилось, как Череп делал паузу после каждого вопроса, словно прикидывая, как правильно ответить.
– Я был среди неудачников, застрявших в бывшем Алжире. Условия были паршивые. Единственная надежда – уйти оттуда, перебраться на север. Но они не хотели так рисковать.
– И тогда ты украл припасы и самолет и смылся, – договорил за него Дэнни.
Опять эта пауза. Пожатие плечами.
– Нынче приходится самому о себе заботиться.
Я подумал о гибнущей колонии в Алжире – вот и подтверждение, что есть и другие выжившие.
– Тебе чертовски повезло, что ты нас заметил, – сказал Дэнни.
Череп шевельнул было губами, как будто хотел возразить, потом спросил:
– Куда вы направляетесь?
– К Средиземноморью, – ответил Дэнни и выжидательно замолчал.
Незнакомец явно умел не демонстрировать свои реакции, как будто, сделав это, он выдаст какой-то секрет. И я задумался над тем, с какими людьми он жил, раз ему пришлось научиться так скрывать свои эмоции, все время быть настороженным и недоверчивым. Наконец он спросил:
– Вы ведь шутите, да?
Дэнни покачал головой и серьезно ответил:
– Мы пересекли Европу, сам не помню уже, сколько раз, бурили скважины в поисках воды. Я так понял, что здесь все окончательно пересохло. Вот я и прикинул, что на дне Средиземного моря или там, где оно было, больше шансов найти воду.
– Соленую воду, морскую. Ее пить нельзя.
– Ну и что? – улыбнулся Дэнни. – Если причина только в этом, то у меня есть опреснитель.
– Но ехать на юг… к морю? – Череп покачал головой. – Знаете что? Вы сумасшедшие. Вы слыхали, какие там бродят подонки? Дикие банды. Да они убьют вас ради того, что у вас есть, тут и думать нечего.
Дэнни пожал плечами.
– Мы сумеем постоять за себя, – ответил он, и от уверенности в его голосе я даже загордился.
Череп облизнул губы:
– Безумцы.
– Что ж, если не хочешь ехать с нами, мы всегда можем оставить тебя здесь, – заметил Эдвард.
Череп откинул голову и уставился в потолок.
– Уж лучше я рискну и поеду с вами, – буркнул он.
На следующий день пустыня сменилась голыми холмами, а те вскоре превратились в горы. Я сидел с Дэнни в кабине, когда мы ехали по остаткам бывшего шоссе, что ныне было не лучше выщербленной грунтовки. Судя по карте, мы перебирались через горный хребет под названием Севенны. По бокам виднелись останки бывших лесов – низкорослые стволы усеивали склоны наподобие обтесанных колышков, мертвых, как и все остальное.
Мы никогда еще не забирались так далеко на юг, и такого яркого солнца я еще не видел. С высоты нам открылся отличный вид на равнины к югу – наносы золотистого песка, тянущиеся до тех мест, где когда-то было Средиземное море.
Солнце уже садилось, когда я спросил:
– Что там Череп говорил насчет бандитов?
– Такие же, как он, – фыркнул Дэнни. – Ублюдки, что сбегают из колонии, украв припасы… Все они трусы. И вообще, он соврал.
Я взглянул на Дэнни:
– Соврал?
– В Алжире нет никакой колонии. Я слышал, все там вымерли уже давно, лет двадцать назад или больше.
– Но откуда-то он все-таки же сбежал?
– Да, но не из Алжира. Он не захотел говорить, откуда прилетел.
– Почему? Что он скрывает?
– Со временем узнаем, Пьер, уж поверь.
Следующий час он сосредоточился на вождении, пока мы спускались по извилистому выщербленному шоссе, оставив горы позади. Когда стемнело, Дэнни остановил грузовик. После гудения мотора наступившая тишина показалась оглушительной.
Мы вышли из кабины и перебрались в прихожую.
Вчера вечером Дэнни выделил Черепу маленькую койку в заднем конце грузовика, туда же ему носили и еду. Это меня порадовало – не мне одному хотелось, чтобы присутствие Черепа не портило нам настроение за едой.
– Сегодня в меню мясо, – объявил Эдвард.
Он принес исходящую паром кастрюлю и поставил ее перед нами.
Он разлил бульон по тарелкам, и от этого запаха у меня закружилась голова. На секунду я почти обрадовался появлению таинственного незнакомца.
– Ты как себя чувствуешь, Кат? – спросил я.
Она улыбнулась в ответ. Мне понравилось, как она черпала ложкой бульон, – похоже, она искренне наслаждалась ужином. Я взглянул на Эдварда. Тот жевал с закрытыми глазами, как будто смаковал не только мясо, но и воспоминания, которые разбудил его вкус.
После ужина у меня впервые за много месяцев осталось ощущение, что я наелся.
Потом я вышел, желая побыть наедине со своими мыслями. Выйдя из грузовика, я выкопал ямку в прохладном песке и улегся в ней.
Ночь стояла тихая, а небо было необычно спокойным. Сегодня небеса не раздирали магнитные бури, зато воздух был тяжелым, горячим и душным. Я медленно дышал, наслаждаясь прохладным песком, и размышлял о путешествии на юг.
Какой-то звук заставил меня вздрогнуть. Я решил было, что ко мне захотел присоединиться Эдвард. Но ко мне ковыляла скелетообразная фигура, опираясь на костыли, смастеренные из обломков планера.
Череп опустился на песок рядом со мной и кивнул:
– Здесь прохладнее.
В рассеянном свете, льющемся из окон грузовика, его лицо стало еще больше напоминать череп. Я стал дышать неглубоко, не желая вдыхать исходящий от него кислый запах.
– Поэтому я здесь и сижу, – согласился я.
– Может быть, хоть ты прислушаешься к здравому смыслу, Пьер, – сказал он, помолчав. – Я пытался говорить с остальными. Они слишком старые и упрямые, их не переубедить.
– Они мои друзья. Моя семья. Мы все делаем вместе.
Я искоса взглянул на него. В его хитрых глазах читался расчет.
– Послушай меня, Пьер. Ты ведь не дурак. Если мы едем на юг, к морю…
– Да?
Пауза. Он облизнул губы:
– Там есть опасности, с какими вы не сталкивались в Европе.
– Ты уже говорил. Дикие банды…
– Хуже!
– Хуже, чем дикие банды?
– Намного хуже. «Дикий» – значит «животный». С животными можно справиться, перехитрить их. А эти люди… они не дураки. Они злобные и расчетливые. – Я на секунду задумался: уж не себя ли он описывает? – Видел ты когда-нибудь, на что способны люди, когда им нечего терять?
Я вспомнил руины Парижа до того, как город поглотила пустыня. Подумал о людях, с которыми жил, и почему я от них ушел. И едва не ответил ему: «Да, я был рядом с отчаявшимися людьми и выжил». Но промолчал, не желая делиться с Черепом тем, о чем никогда и никому не рассказывал, даже Дэнни, Кат или Эдварду.
– Как сказал Дэнни, – негромко произнес я, не глядя на него, – мы можем за себя постоять.
Череп зло плюнул:
– Тогда вы точно все дураки!
Я вспомнил, что вчера вечером сказал Дэнни, и прервал молчание вопросом:
– Чем ты так напуган, Череп? От чего ты убегаешь?
Он взглянул на меня, ухмыльнулся:
– Нет… ты не дурак, верно.
– Ну?
Я и не ожидал, что он ответит, поэтому удивился, когда он сказал:
– От людей настолько злобных, с такими гнилыми душами, что ты и представить не можешь, Пьер.
И замолчал, как будто подзуживал меня спросить еще.
Я управлял грузовиком на следующий день, когда мы подъехали к эскарпу, возникшему на краю бывшего Средиземного моря.
– Хотите на такое взглянуть? – спросил Дэнни.
Кат и Эдвард протиснулись в кабину.
Земля перед нами резко уходила вниз, внезапно превращаясь в огромный плоский кратер, настолько большой, что взгляд не мог охватить его целиком. Высохшее морское дно покрывали трещины и разломы, и цвет у него был такой же серо-стальной, как на виденных когда-то фотографиях лунной поверхности. Горизонт расплывался и дрожал, искаженный маревом.
Я взглянул на Дэнни. Он смотрел вперед, утратив дар речи. Я понял, что перед ним сейчас та цель, которой он решил достичь месяцы назад, когда к нему пришла идея путешествия на юг.
– Проедем еще часа четыре или пять, потом остановимся на ночь, – решил он. – За ужином посидим над картой и решим, куда ехать дальше.
Эдвард и Кат вернулись в прихожую. Меня порадовало, что Череп не заявился в кабину.
Я вытер пот с лица. В кабине была духота – термометр показывал почти тридцать пять градусов. Рядом с ним располагалась шкала наружного термометра: пятьдесят пять. При такой температуре человек умрет меньше чем за час.
Дэнни сел за руль и повел грузовик параллельно эскарпу, высматривая подходящий спуск к бывшему морю. Километров через пять мы доехали до участка берега, который понижался более-менее плавно, и Дэнни осторожно перевалил через его край, двигаясь со скоростью улитки. Под колесами захрустела выжженная почва, рассыпаясь мелкой, как цемент, пылью. Грузовик стало покачивать на кочках, и Дэнни притормозил, замедляя спуск.
Наконец бывшее морское дно стало плоским, и мы прибавили скорость. Встречный ветер сдувал пыль за спину. Перед нами распростерлась огромная равнина, изборожденная трещинами и усеянная предметами, которые я поначалу не мог распознать. Когда мы подъехали ближе, я понял, что это ржавые остовы кораблей, торчащие под разными углами из морского дна. Мы проехали в тени одного из них, огромного лайнера, красного от ржавчины. Его обшивка проржавела до дыр, но изящные линии уцелевших надстроек все еще свидетельствовали о гордом прошлом. Мне оказалось трудно вообразить, что такой большой корабль действительно мог плавать – казалось, это противоречит законам физики.
Дэнни показал, и под высоченным бортом корабля я разглядел кучку белых палок, похожих на выбеленное солнцем дерево. Мы приблизились, и я увидел, что это кости. Округлые глазницы контрастировали с геометрической точностью бедренных и берцовых костей: черепа.
