Текст книги "Апокалиптическая фантастика"

Автор книги: Роберт Сильверберг

Соавторы: Фредерик Пол,Кори Доктороу,Фриц Ройтер Лейбер,Кейдж Бейкер,Аластер Рейнольдс,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Джек Уильямсон,Роберт Рид
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)

ПОСЛЕ АРМАГЕДДОНА

УИЛЬЯМ БАРТОН
Моменты инерции

«В следующем произведении мы переходим от пред– к постапокалипсису, повествование проводит нас сквозь катастрофу и дальше, за ее пределы.

Уильям Бартон был инженером, специализировавшимся на военных технологиях, и некоторое время занимался обслуживанием американских ядерных подводных лодок. В настоящее время Бартон является писателем-фрилансером и разработчиком программного обеспечения. В 1970-х годах он опубликовал пару научно-фантастических романов, однако всерьез занялся творчеством в 1990-х. С тех пор Бартон выпустил много сложных, мощных работ: дюжину романов и около пятидесяти рассказов.

О представленном ниже произведении автор говорит так: „Моменты инерции“ задумывались как роман, который, по мере развития, оказался некоммерческим. Тогда я разбил его на серию рассказов и повестей и опубликовал в разных изданиях, от „North Carolina Literary Review“ до „Asimov’s Science Fiction“. В конце концов эта история даже вылилась в статью о том, что делать с романом, который не удается продать, для „Writer’s Digest“ – „Не трать, и не будешь нуждаться!“ Бартон также считает это произведение настолько апокалиптическим, насколько возможно»!

Стало быть, все кончено. Остается только кричать.

Я сидел вместе со всеми в аудитории Национального Редута, глядя, как все кончается на большом экране, лишенном бытия и заполоненном воспоминаниями.

Господи.

Жизнь была паршивой, но это была жизнь, пусть и грустная, а жизнь продолжается, какой бы вы ее ни считали. А потом открыли Конус – конус аннигиляции – вроде нелепой модернизации старого доброго облака Хойла. [57]57
  Имеется в виду роман Фреда Хойла (1915–2001) «Черное облако».


[Закрыть]Дальше – затмение Солнца, снег, оледенение, потоп…

Рядом со мной, словно прочитав мои мысли, вздрогнула Мэриэнн, державшая меня за руку. Склонившись так близко, что я уловил в ее дыхании съеденную на завтрак грудинку, она шепнула:

– Мы…

Поздно.

На большом экране вдруг загорелось бледно-розовое Солнце, усеянное остывшими выбросами и черными пятнами, – точь-в-точь как красный гигант на иллюстрации Чесли Бонстелла Антарес [58]58
  Антарес– одна из ярчайших звезд на ночном небе, красный сверхгигант. Здесь имеется в виду картина Ч. Бонстелла «Антарес».


[Закрыть].

Внезапное затемнение.

Голубая вспышка.

Изображение Солнца как будто свернулось вокруг себя и резко дернулось.

Оно сжалось в ослепительную точку. Потом экран залило сверкающее серебро, и кто-то даже вскрикнул: «Ух ты!» – словно любовался каким-нибудь фейерверком.

Мэриэнн шепнула:

– Я чувствую себя такой бессильной.

Глядя на серебряные блестки – словно триллионы горящих оберток от жвачки летели по ветру, – я ответил:

– Мы и в самом деле бессильны.

– А что бы ты сделал, если бы мог?

Я сжал ее руку:

– Что бы ни сделал, решать надо быстро. Потом… – Я усмехнулся. – А что изменилось? Можно сходить поужинать. Вернуться домой и побуянить. – (Она улыбнулась, чуточку покраснев.) – Можно посмотреть видео. Я бы охотно прокрутил еще разок «Ганга Дин» [59]59
  «Ганга Дин»(1939) – американский приключенческий фильм но одноименному стихотворению Р. Киплинга из сборника «Казарменные баллады».


[Закрыть]. Кэри Грант, Виктор Маклаглен… «Бил, бранил тебя я много…» Что-нибудь в этом роде.

Она обняла меня за плечи:

– И все равно, что происходит, да?

– Теперь все равно.

Не осталось ничего важнее нас с ней.

Понадобилось пятнадцать минут, чтобы шар горящего серебра раздулся до орбиты Меркурия, мгновенно превратившегося в точку серебряного света. Перед самым ударом волнового фронта он взорвался тускло-оранжевыми язычками магмы и разлетелся, как лопнувший помидор. Как не бывало.

В зале было тихо.

– Что будет, когда он дойдет сюда?

Я взглянул на часы:

– Минут через пятнадцать он достигнет Венеры. А дальше… думаю, у нас еще есть полчаса.

В ее глазах зарождалась паника.

– Ох, Скотт… – И чуть слышным шепотом она закончила: – Только не теперь.

А почему бы и нет? Разве это не в обыкновении Бога? Только вспомнить, каким коротким бывало счастье, пока Он не выдергивал коврик у тебя из-под ног. Ручаюсь, там на небесах кто-то любит лупить по задницам, оттого мы и оказываемся каждый раз лицом вниз у Него на колене.

Я встал, взял обе ее руки в свои и поднял ее на ноги:

– Нет смысла здесь оставаться.

– Куда же нам пойти? – спросила Мэриэнн. – Обратно в комнату?

Классический вариант, вполне в моем характере. Забраться в постель с женщиной моей мечты и ждать, пока падет тьма раз и навсегда. Умереть, не снимая сапог, по-солдатски. Я сказал:

– Надо надеть скафандры, Мэриэнн. Если выйти наружу, мы сможем наблюдать.

Наблюдать… Я видел, как загорелись ее глаза – только для меня.

Мы рука об руку прошли между рядами и, выйдя за дверь, почти пробежали по длинному коридору к лифту, поднимающемуся в промышленный комплекс у поверхности. Лифт уже подходил, когда я услышал голос Поли:

– Подождите! Подождите меня!

Он бежал к нам один, без Ольги, длинные пряди волос и борода развевались.

Мэриэнн нажала кнопку «стоп», улыбнулась мне:

– Вежливость не повредит. Уже не повредит.

Мы поднялись в большой воздушный шлюз и забрались в скафандры, имея в запасе несколько минут. Здесь уже собралось удивительно много народу, и подходили еще люди. Я подумал о команде МКС [60]60
  МКС —международная космическая станция.


[Закрыть]. Вот и говорите о теплых местах! Они уйдут последними. Когда мы с Мэриэнн и Поли садились в тележку, меня хлопнул по плечу Джонас.

– Куда едем?

– А, только до склона горы, – отозвался он. – Помнишь, откуда мы смотрели посадку?

Кто-то нажал кнопку спуска давления, и воздух, выходя, зашипел, наши костюмы немного раздулись, потом все прошло, и пол завибрировал, когда дверь сдвинулась вверх.

– Господи!

Это сказал Джонас, а не я.

Я прошептал:

– Мэриэнн…

Она обернулась ко мне: лицо залито серебристым сиянием – тележка катила вверх под ярким полуденным светом. Небо было черным, на нем сияли окружавшие нас вершины. Высоко в небе, где полагалось быть солнцу, висел огромный серебряный шар, по нему пробегали искорки, переливались волшебные огоньки.

Мэриэнн сказала:

– По крайней мере, это красиво.

Поли вскрикнул:

– Смотрите, это же луна!

Луна разбухала, горя серебром, как и все вокруг.

Шар серебряного пламени быстро рос, в перспективе казалось, будто огромный стальной мяч падает на нас с неба.

Луна взорвалась, разлетелась жидкими брызгами магмы, маленькие черные точки твердой материи почти затерялись на ее фоне.

Я обхватил Мэриэнн, крепко, как только мог, прижал к себе, открыл рот, чтобы заговорить, и тут нас выдернуло из тележки, мы стали падать в небо, словно мир перевернулся вверх тормашками.

Крики. Люди кричали, падая вместе с нами.

Через плечо Мэриэнн я видел горы, Землю, улетающую от нас. Серебро плавилось и таяло у меня на глазах.

Я слышал, как причитал Поли:

– Боже, о боже, Скотт, я обос…

Мои наушники наполнились оглушительным жужжанием помех, радио взвыло, я не знаю названия этим ужасным звукам.

Сквозь лицевую пластину шлема я видел глаза Мэриэнн, полные страха, полные… мной. Ее губы шевелились, произнося слова, с которыми мы слишком долго тянули.

Мир вдруг залился рыжим пламенем, Земля взрывалась, взлетала в небо следом за нами. Кажется, я видел железобетонные стены и крыши Редута, которые, разворачиваясь, выбрасывали в небо массы людей, словно полный муравейник, а потом они исчезли под пенящейся лавой.

Мэриэнн, видевшая свет на моем лице, а может быть, и отражение в глазах, приникла шлемом к моей груди, закрыла глаза, стараясь прижаться ко мне.

Ну вот. Теперь мы вместе. Остальное не важно.

Но я чувствовал, как колотится мое сердце.

Чувствовал, что я этого не хочу.

Совсем не хочу.

Только не теперь.

Огонь быстро догонял нас, выметывал, словно огненные горы Гавайев, раскаленные глыбы, темневшие изнутри твердыми кусками. Попробуй не струсить. Держи глаза открытыми. Ты же не хочешь ничего упустить, когда…

Жестокий удар развернул нас. Я увидел, как, полыхнув, раскрылись глаза Мэриэнн. Я видел, как открылся в крике ее рот. Новое столкновение. Что-то ударило меня по шлему, потом еще раз, намного сильнее. Стекло треснуло и вылетело наружу с завывающим ревом.

Огненная рука протиснулась мне через глотку прямо к легким.

Времени хватило на один протяжный жуткий хрип.

И время кончилось.

А началось это, как обычно, однажды, черт знает, как давно…

О, прежняя жизнь была паршивой.

Но другой у нас не было.

До Конуса.

То субботнее утро было ясным и светлым, ни облачка на смуглом небе. Я встал раньше Конни, оделся, выпил кофе, позвонил Поли, разбудив его, и сказал, что, если ему интересно знать, что я нашел, можно встретиться через полчаса у южного входа в парк Амстеда.

– А попозже нельзя?

Еще секунда – и он заснет и продрыхнет, пока солнце не взойдет высоко, а воздух не превратится в пар.

– Эй, Поли, нашему миру приходит конец. Тебе пока нормально?

Я сел в машину и выехал, даже не попытавшись подняться наверх и растолкать Конни. Опустил стекло и погнал с превышением скорости по фривею на Ай-40 мимо аэропорта, добрался за семнадцать минут, может даже немного быстрее, напевая на ходу идиотскую старую песенку скейтбордистов, и с удивлением обнаружил, что Поли уже ждет меня.

Дул прохладный ветерок. Поли выключил дурацкий древний хеви-метал, гремевший в его машине.

– Новость должна быть чертовски стоящей, – сказал он.

– Пойдем пройдемся, старина!

Когда мы зашли в тень деревьев, запыхавшись от усилия не отстать друг от друга, он воскликнул:

– Так что там такое, черт возьми?

Я развернулся, пошел, пятясь, поскользнулся на хвое, так что ему пришлось меня подхватить.

– Конус аннигиляции, Поли! Конец света. Через каких-нибудь восемнадцать лет!

– Хороша шуточка, Скотт.

Я остановился и подождал, пока он встанет ко мне лицом. Ирассказал ему, что обнаружил прошлой ночью на моем маленьком незаконном серверном зонде. Конус Шоватского, тонкий как иголочка, всего в нескольких секундах дуги, протянувшийся в небе от Глизе-138 до конца света, стирая на пути звезды и галактики.

Смешно было видеть, как меркла ухмылка Поли. Наконец:

– Скотт, подлый ты ублюдок! Не смешно.

Я сказал:

– Распечатка у меня в машине, Поли. Я покажу после прогулки, – и, повернувшись, зашагал по тропинке.

– Подожди! – сказал он. – Скотт, как, черт побери, ты его обнаружил?

Я рассказал.

Еще один недоверчивый взгляд.

– Ты дашь мне копию этой твоей программы?

Я покачал головой:

– Я пользовался железом HDC и линиями цифровой связи. Ты непременно попадешься. – Я начал спускаться по длинному крутому склону к ручью Крэбтри.

– Ладно, предположим, это правда. Что дальше?

– Черт, откуда мне знать? Восемнадцать лет? Нам будет чуть не по семьдесят. Мой отец умер в семьдесят один.

Верно.

– Какого черта этот долбаный Конус нацелился на Землю? Мы что, схлопнули его волновую функцию своими телескопами и прочей дрянью?

Он сказал:

– Перст Господа.

Ладно.

– Поли, давай мы с тобой будем и дальше притворяться атеистами, а? Зачем?

– С какой, говоришь, скоростью он к нам движется?

– Этак на волос ниже световой.

Он сказал:

– Изящно выражаешься, Скотт. Так. Острие Конуса приближается со скоростью чуть ниже световой. А на планковскую длину дальше к нам с той же скоростью приближается кольцо Конуса, только с релятивистским отставанием. За ним, еще на планковскую длину дальше, следующее кольцо.

Я споткнулся о корень и чуть не ткнулся носом в землю, удержавшись о липкий от сока ствол. Чешуйки коры остались у меня на ладонях.

– Стало быть, это не тонкий конус, а толстый?

Он кивнул:

– Или, может, плоскость, развернутая от нас…

– Что может погнать плоскую волну через всю Вселенную, гнобя звезды?

Он фыркнул, подавив смешок:

– Чтоб я знал. Плохой фантаст в поисках сюжета?

Мы с ним много лет собирались написать книгу о писателе-фантасте, по ошибке ставшем богом. Так и не написали, потому что Поли считал сюжет глупым и не хотел его разрабатывать. Я сказал:

– Знаешь, если эта штука обладает малейшей римановой кривизной, она обернута вокруг неба за звездами.

– Глупости. Откуда тогда директория? Почему мы вообще видим этот Конус в конкретной части неба?

– Гейзенберг? Квантовые осцилляции?

Мы помолчали, переходя ручей по шаткому металлическому мостику, выкрашенному зеленой краской, – тому самому, который недавно сорвало с опор ураганом «Фрэн», – а потом Поли заговорил:

– Итак, острие Конуса будет здесь через восемнадцать лет, и что? В небе вдруг появляется черная точка, звезды быстро расширяются, попадая в световые кольца, начинают взрываться, а там и Солнце…

Подумать только, фантастический сюжет вдруг станет реальностью, когда мне будет шестьдесят восемь лет – если я столько проживу.

– И что случится, если Солнце погаснет?

– Надо подумать. Помнится, Шоватский говорил об инфракрасных источниках внутри Конуса. Вроде бы звезды не должны гаснуть, только потускнеют, заглушенные электромагнитными волнами.

– Мозговая волна?

Фантастический сюжет. Сюжет, полный звезд и снега.

– Все-таки это наверняка просто сложный розыгрыш, – сказал он. – Шутка, какие играют друг с другом ученые.

– А если нет?

Он пожал плечами:

– Восемнадцать лет – долгий срок.

Хватит времени умереть и не дождаться всего этого.

Он налетел на меня сзади, когда я вдруг остановился.

– Что еще?

Я спросил:

– Насколько отстает волновой фронт от света, который мы видим сейчас?

– Что ты… А! Да. Конус должен догонять свою световую волну – при релятивистских скоростях-то. Иначе он выглядел бы точечным источником, а не конусом. Нет, не то. Не бывает точечных источников не-света. Черт! Почему ты не обсудил это с кем-нибудь из группы? В группе Шоватского должны знать.

Я быстро соображал, сам не веря тому, что говорю:

– Так что? Он будет здесь на следующей неделе? Через месяц? Через год?

Точечный источник. Любопытно. А если Конус движется со скоростью света, он окажется здесь без предупреждения.

Поли поскреб в запущенной жесткой бороде:

– С цифрами в руках можно кое-что просчитать. Если мозгов хватит. – Он остановился, глядя в сторону. – Как бы, черт возьми, выяснить, настоящий ли он?

– Шоватский планировал собрать в понедельник пресс-конференцию.

Через год… Конец света настанет в будущем году? Мы уставились друг на друга, как два тупых лопоухих пса.

С той точностью, какой мы сумели добиться, сидя за столом для пикников в тенистой части парка, используя калькулятор, захваченный Поли из машины, и прочесав распечатки в поисках наводок, мы прикинули, что острие Конуса достигнет Солнечной системы через четырнадцать месяцев.

– В будущем августе, Поли, – прошептал я.

А теперь? Теперь что?

Мы мертвы. Мертвы, Поли! Ты меня слышишь?

Его лицо воздушным шаром, вопя, проплыло мимо, вдруг остановилось, разворачиваясь ко мне, выпучив шары глаз. «Это все ты виноват», – сказал он.

Проклятие!.. Острота раскаяния. Вы можете себе представить? Мир гибнет, я убит, а тут чертов Поли преследует меня укорами, словно привидение? Мэриэнн?

Никого. А какого черта я ожидал? Может, ожидал, что мимо воздушным шаром проплывет Мэриэнн? Или Конни? Лара? Кто еще? Мэдди, трахавшаяся на вечеринке, прямо на полу, под общий хохот, когда мы оба надрались чуть ли не до рвоты? Кэти? Кэти – воздушный шар?

Никого. Только шар головы Поли, вращающийся вокруг меня, словно Дактиль вокруг Иды [61]61
  Дактиль – спутник астероида Иды, обнаруженный в 1993 году.


[Закрыть]. Медленно.

Затылок кольнули иголочки понимания, словно холодный сырой ветерок, дыхание гнилых болот. Ах да. Дурная новость, старик, дружище. Голова-шар завопила:

– Это ты виноват! Ты меня заставил!

Кажется, я улыбнулся. Трудно сказать. Стал ли я тоже головой-шаром?

Эй, Поли, может, все не так страшно? Может, это мой предсмертный бред? В голове много крови и кислорода, сам знаешь. Вот и отлично! Отсюда и символ головы-шара! Видишь ли, мы как раз умираем, но наши мозги еще уцелели и функционируют, создавая сон о том, что мы спаслись.

Губы головы-шара яростно скривились, пустые глаза смотрели укоризненно. «Ты что, хочешь сказать, что это очередное самооправдание?»

Кажется, я рассмеялся.

Голова-шар шептала: «Ты виноват».

Эй, брось. Держись, Поли. Это будет забавно. Мы увидим свет в конце длинного темного туннеля, он приблизится, мы будем падать в этот свет, пока доктор не поднимет нас за пятки и не хлопнет по попкам, чтобы мы возродились. Понял? Вот я тебя локтем подтолкну и подмигну.

Шар: «Я просто хотел остаться».

Что-то во мне притихло от отчаяния. Я попробовал развернуть себя. Повернуться к нему спиной. Ну-ка, голова – воздушный шарик, оставим тебя за спиной. Поли уплыл по орбите, гневно шевеля губами, глядя обвиняющим взглядом, и пустоту вокруг нас наконец-то залил чистый белый свет.

Жизнь продолжается, хотите вы того или не хотите. Можете, если желаете, назвать это приключением. Мы так и делали, выкачивая те денежки из HDC, мошенничая с налогами, устраивая убежище в горах, бетонный редут на случай, если оледенение окажется не слишком жестоким, и спасательную капсулу на случай, если не окажется. Поли держался все более странно и таинственно до последнего дня, когда я уснул на крыльце, ожидая восхода черного солнца. Меня резко разбудила рука, встряхнувшая за плечо. Поли стоял, глядя на меня сверху вниз. Он выглядел отдохнувшим, был одет лучше обычного, волосы аккуратно приглажены и стянуты в конский хвост. Даже борода, снова отросшая за зиму, была расчесана. Он сказал:

– Десять часов.

Десять утра. Бледное голубое небо. Темно-зеленый лес. Чирикают птицы. Гудят пчелы. Далекий рев машин на дороге. Жарко. Пожалуй, уже восемьдесят пять градусов. [62]62
  По шкале Фаренгейта. Соответствует примерно 29,5 °C.


[Закрыть]Господи. Глядя на солнечный свет, я спросил:

– Так. И что теперь будем делать?

Он пожал плечами, глядя не на меня, а в сторону, за лужайку, туда, где стояли наши машины. Я сказал:

– Что случилось? Ошибка в сроках или?.. Правительство, Поли, они выстроили все эти убежища! Что случилось?

Он отступил от меня на несколько шагов, с нервно бегающими глазами. А потом спросил:

– Ты помнишь – тогда, на Рождество?

Рождество? Я ничего не помнил, кроме Конни.

– Нет. Я, э-э…

Он сказал:

– Когда я узнал… после того, что ты сказал и сделал. Насчет программы.

Я прошептал:

– Поли, ты рисковал.

– Фигня.

Я наклонился вперед в кресле, глядя, как он пятится к ступенькам.

– Что ты сделал, Поли? Скажи мне.

Он сказал:

– Я купил ноутбук и сотовый модем. Держал их в машине. Пользовался, только когда тебя не было.

Холодные пальцы погладили мне спину.

– Поли…

Он сказал:

– Я провел собственное расследование, Скотт, вроде твоего. – Кажется, его позабавила моя реакция, мой разинутый рот. – В феврале, Скотт, я убедился, что Конус, удар астероида, ракетная угроза и все прочее… все это прикрытие.

– Для чего?

Он начал спускаться по лестнице спиной вперед, нащупывая ногой опору, чтобы не споткнуться.

– Я узнал это от группы из Монтаны, занимавшейся кое-какими раскопками, Скотт. Та группа назвала себя «Novus Ordo Seclorum».

– Новый порядок на века? Поли, это же надпись с долларовой бумажки!

Он кивнул, добравшись до последней ступени, встал, засунув руки в карманы по-модному мешковатых слаксов.

– Скотт. Скотти… – Он тихо хихикнул. – Все это – прикрытие для установления нового мирового порядка. Правительства технически развитых стран – наше, русское, японское, французское… Это час объединения, конец войнам, начало… всему!

Я откинулся назад, высматривая свет безумия в его глазах. Только чьего безумия? Его или моего? Я прошептал:

– Почему ты мне не сказал, Поли?

Он сердито оскалился:

– Потому что ты меня никогда не слушаешь, Скотти. У нас всегда все делается по-твоему.

– И что дальше?

Снова улыбка.

– В мае, малютка Скотти, я не зря ездил в Вашингтон. И когда на той неделе явится с аудиторской проверкой налоговая служба, я буду на другой стороне. Скотти, они обещали мне…

Он вдруг отпрянул, отступил еще на шаг, выдернул из кармана револьвер, маленький револьвер тридцать второго калибра, и нацелил на меня:

– Сиди, как сидишь, Скотт!

Я все же встал, желая, чтобы он выстрелил, слыша звон в ушах и чувствуя себя так, словно во мне было десять футов роста. Может быть, я был на грани обморока. Лицо пылало, пот катился по спине.

– Почему ты так со мной поступил, Поли?

Он все пятился, а я наступал на него по лестнице, теснил к машине. Он прошептал:

– Не приближайся, Скотт. Я убью тебя. Убью.

– Уже убил, паршивец.

Он сказал:

– Ты должен понять, Скотт. Мне пришлось. Из-за того что ты…

Я сделал еще шаг, воображая, как брошусь на него. Солнечный свет вокруг странно остекленел. Может, я опережу его, может, мы станем вырывать друг у друга револьвер. Может, один из нас умрет. Или оба.

Пол отвел глаза, смятение исказило его лицо, он опустил взгляд в землю, себе под ноги, оглянулся на тени. Что-то с тенями.

Я посмотрел через его голову на горизонт, на небо над черным гребнем леса.

– Поли, – мой голос звучал дико, будто издалека, – отчего все такое розовое?

Нет ответа.

Я развернулся к востоку, к солнцу. Незнакомый лило вый диск в небе, в ореоле серебряной дымки. Здесь и там чернели языки, словно нереальное, застывшее под кистью художника пламя.

Короткий гортанный звук.

Когда я обернулся, Поли стоял на четвереньках, рядом валялся в траве маленький пистолет.

В моем предсмертном бреду зашумела спущенная в туалете вода. Плещущий гул открытого клапана. Высокий звук входного клапана, впускающего новую воду по мере того, как опускается поплавок. Какашки, смытые со дна унитаза, крутятся в потоке. Туалетная бумага тонет, всасывается в темную трубу.

Мы кружимся и уходим вниз. Куда-то. Куда-то в давние времена в далекую-далекую Вселенную.

Хм… Неужели это будет так давно и так уж далеко?

Или просто: однажды, давным-давно?

Увижу ли я открывающиеся в темноте зловещие глаза цвета индиго?

Нет. Просто еще одна история пропала и теперь забыта. Развалилась на куски.

Из темноты прозвучал очень вежливый, самую чуточку снисходительный мужской голос:

–  Извините за неудобства, сэр. Прошу вас, следуйте за мной, я отведу вас туда, где вам место и где вы сможете продолжать жизнь.

– Хм… Удивительно, как это у мертвеца в брюхе становится жидко от страха. Ты кто такой? Мой чертов ангел-хранитель?

Голос весело отозвался:

–  Какое восхитительное мужество перед лицом вечности!

Нечто, видимо мое горло, сглотнуло без слюны и слабо, призрачно скрипнуло.

Голос говорил:

–  Мой дорогой мистер Фарадей, ангел-хранитель – это недалеко от истины, но вам в данном случае лучше воспринимать меня как нейротрансмиттер. Моя обязанность – провести вас через Пространство Перехода в Область хранения.

– Область хранения?

Вздох.

–  В жизнь вечную, если вам так удобнее. Пройдемте.

– Жизнь вечная? Вот дерьмо!

В голосе послышался легкий смех:

–  Все будет хорошо, мистер Фарадей. Мы ужасно сожалеем, что причинили беспокойство.

– Мы?

Он сказал:

–  Ох. Они меня не предупредили, что у вас будет столько вопросов. Тсс!

– Они?

–  Я – элемент одиночного спасательного кластера, субъединицы вероятностно объединенной исследовательской группы, которая, в свою очередь, включена в иерархию ликвидации катастроф. Мы присоединяемся к заполненному мемами пространству, что требует от нас веры, будто псевдомыслящий биопродукт катастрофоморфной сущности имеет право на существование, хотя в действительности ине принадлежит к области С ₁₁.

– Что за чушь! Какая еще область С ₁₁?

Вздох.

–  Вы знакомы с концепцией, согласно которой Вселенная существует в одиннадцати измерениях?

– Той, где лишние измерения свернуты в кванты массы, оставляя снаружи только три пространственных измерения и время? Волее или менее.

–  Ну, это не совсем так, но вы мыслите в правильном направлении. Мистер Фарадей, область С ₁₁– это полный набор объектов Калуцы-Клейна содержащих бесконечное количество энергии. Возможно, проще всего представить это пространство как случайный доступ к памяти, где базовые установки обладают ценностью. Допустите, что существует квантово-неопределенный процесс, который время от времени переустанавливает ценность пакета информации на ноль. Затем допустите, что существует некая универсальная программа, позволяющая выполнять определенные операции на всех пакетах информации с нулевой ценностью. Считая это постоянной Вселенной, вы окажетесь недалеки от истины.

– Кажется, именно это писатели называют бюрократической абракадаброй? Или это просто автоматический сброс данных?

В голосе прозвучало нелепое веселье:

–  О, мистер Фарадей, если вы так на это смотрите, что еще мне остается сказать?

– Кто вы такой, зачем мы здесь, куда направляемся и что, черт побери, происходит?

–  Вполне законные вопросы, мистер Фарадей. Кто я такой, я вам сказал, хотя не думаю, что вы мне поверили. Что происходит? Это не так просто, но я попытаюсь упростить. Как вы могли бы предположить, область С ₁₁обладает своего рода эволюцией, и поскольку длительность ее существования составляет около десяти в пятьдесят второй степени лет, для развития остается достаточно времени. Со временем возникают невообразимо сложные сущности.

– Это насколько же сложные, придурок?

–  Тсс, мистер Фарадей. Невообразимо для вас. Так о чем я?.. Со временем эти сущности дорастают до понимания свойств Вселенной, в которой они обитают, и начинают манипулировать ею в своих целях, для вас также невообразимых.

– Тогда какой смысл мне рассказывать?

В ответе прозвучала обида:

–  Вы сами просили, мистер Фарадей. Будьте, пожалуйста, терпеливы. Однажды, действительно очень давно с вашей точки зрения, они открыли, что могут создать субобласть со свойствами, аналогичными С ₁₀, если бы такое пространство существовало. Им оставалось только создать ее, и они получили бы доступ к технологии, в чем-то аналогичной вашей технологии обработки данных, но бесконечно превышающей ее мощь.

Меня поразила жуткая мысль. Вот тут-то я действительно почувствовал себя обманутым.

– Ты что, хочешь сказать, что я не что иное, как компьютерная игра? Вот это оригииальная идея!

–  Какой откровенный сарказм, мистер Фарадей. Прошу вас! Нет, отнюдь не так банально. Будь это так, вы, полагаю, никогда бы не узнали, что являетесь… э-э… симуляцией. К несчастью, те существа, запустив свой десятимерпый компьютер, сумели разработать свойства области С ₉и вычислили, что ее можно использовать для физических передвижений, нарушающих законы С ₁₁. Межзвездные корабли, если хотите. Путешествия во времени и тому подобное. Магия.

– Как удобно!

–  Мистер Фарадей, когда подключили первое устройство С ₉, оно породило цепную реакцию, обрушивающую измерения друг в друга, практически обгладывающую высшие измерения. Надо было как-то остановить эту катастрофу, и вот кто я такой, и вот что происходит.

– Не понял…

Вздох.

–  Полагаю, не поняли, мистер Фарадей. Послушайте: масштабы времени в высших измерениях значительно продолжительней, чем в вашем. Пространство С ₃возникло как авария на производстве, и все в ней является продуктом той аварии. Вы – токсичные отходы, а теперь прибыла команда уборщиков.

– О!

–  Мистер Фарадей, обитатели C ₁₁не знают о вашем существовании, а если бы знали, оно бы их не интересовало. Они намерены всего лишь устранить последствия катастрофы и в другой раз быть осторожнее.

– Так кто же ты все-таки такой? И… и…

–  И что будет дальше? Подотрем ли мы вас с полу и окончим ли этим? Нет. Мы – машины, созданные, чтобы разгребать грязь, и мы заметили вас, мистер Фарадей. Некоторые из нас осознали, что мы не вправе вас уничтожать, и мы создали место для вашего… продолжения. Да, это самое подходящее слово.

– Продолжение…

–  Может быть, вы предпочтете называть нас богами малого творения? Да, вполне подходящее название.

А наше малое творение вы могли бы называть Областью храпения.

– И долго нас будут хранить?

–  Я же сказал, мистер Фарадей. Наши временные масштабы намного продолжительнее ваших. Вам понравится то, что мы для вас создали. Земной пузырь со всем, что когда-либо жило на Земле. Это мое собственное создание, хотя мне говорили, что другие пузыри получились не хуже.

– Другие пузыри?

Голос сказал:

–  Мы прибыли, мистер Фарадей. Очень приятно было познакомиться, сэр.

И вот, милые мальчики и девочки, нас смыли через фановую трубу в море.

Ясно?

После того как погасло Солнце, холодало все сильнее – и скорее, чем мы ожидали. Мороз пробивал толстую одежду, справлялся с масками, которые мы приспособили на лица, обогревателями и прочим, пока не пришлось перебраться в скафандры – не от недостатка воздуха, а из-за проклятого холода.

Вы не представляете, как было холодно, – сто восемьдесят градусов [63]63
  По шкале Фаренгейта. Соответствует примерно – 118'С.


[Закрыть]дают о себе знать.

При ста восьмидесяти замерзает жир на лице. Трескается кожа в уголках глаз. Моргаете – и кожа лопается. Скафандры, похищенные в погибшей Филадельфии, оказались поразительно тяжелыми и на удивление сложно надевались, а еще сложнее было собрать их – прямо как рождественские игрушки с надписью на пакетах: «Требуют небольшой сборки».

С другой стороны, в них было тепло и уютно, и к каждому прилагалась подставка, так что они стояли словно ряды пустотелых людей, ожидая, пока мы заберемся в отверстие на спине. Жаль только, что они весили каждый по сто пятьдесят фунтов, будто средневековые боевые доспехи с самообеспечением. «Латники в космосе». Жаль, что никто не додумался до столь замечательного заголовка для космической белиберды. Хотелось бы знать, выжил ли кто из тех.Надеюсь, что нет.

Конни и Джулии пришлось помочь нам взобраться на верхний этаж промерзшего отеля, который мы использовали как шлюзовую камеру, зато уж там мы могли стоять без поддержки и ковылять кое-как, переругиваясь и жалуясь друг другу. Поли сказал:

– Ты никогда не научишься в этом ходить, Скотт.

– Конни научится. Она в лучшей форме, чем мы оба. И весит сто сорок пять, знаешь ли. И ростом пять и восемь.

Он сказал:

– Ну а во мне двести шестьдесят, и если я свалюсь…

Я легонько подпрыгнул:

– Во мне и двухсот не наберется, Поли. В тебе не меньше восьмидесяти фунтов мертвого груза, не считая скафандра.

– Чтоб тебя…

– Не сегодня, Поли. У меня голова болит.

– Придурок.

– И тем горжусь. Ну, проверим, сумею ли я выйти наружу, не скувыркнувшись со ступенек.

Снаружи было черным-черно. Пусто. Мертво. Наверное, тихо, хотя я слышал пыхтение и визг своей системы жизнеобеспечения. Язапнулся о порог и едва удержался на ногах.

– Осторожно! – сказал Поли. – На кой черт у этих сапог каблуки? Вроде бы скафандры предназначались для орбитальной станции.

– Нехватка воображения. – А может, они думали, что когда-нибудь мы снова попадем на Луну, отправимся на Марс? Раскатали губу.

Нелегко было спуститься по ступеням на газон. Ятяжело дышал, а пыхтение Поли все время активировало микрофон и шумело у меня в ушах.

Он сказал:

– А если мне станет плохо с сердцем?

Яспросил:

– Как по-твоему, Джулия после твоей смерти захочет, чтобы я и с ней спал?

Он выругался и замолчал, сберегая дыхание для ходьбы. Мы не добрались до вершины холма – куда там, хорошо хоть, дошли до конца подъездной дорожки. Там стоял темный грузовой пикап, приткнувшийся капотом к почтовому ящику. Я развернулся, чтобы взглянуть на отель, на освещенный купол за горбатой крышей гаража. Никого.