Текст книги "Апокалиптическая фантастика"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Фредерик Пол,Кори Доктороу,Фриц Ройтер Лейбер,Кейдж Бейкер,Аластер Рейнольдс,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Джек Уильямсон,Роберт Рид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
– Это первая камера в Сокровищнице Заброшенного Города! – завопил он. – Мы только что убили гигантского скорпиона и теперь должны победить армию зомби, чтобы попасть во вторую камеру!
Он вытащил меч и с воплем бросился к внутренней двери, но она тоже открылась – без единого звука, – и мы побежали за ним. Внутри было гораздо темнее, но все равно хватало света, чтобы прочитать таблички.
– Это библиотека, – сказала Санни. – У них тут были книжки.
– Книжки?! – злорадно воскликнул Мико, а у меня сердце так и заколотилось.
Естественно, книжек мы видели много – была, например, одна очень скучная с заклеенной обложкой, по которой тетя Мэгги учила всех читать. У всех наших знакомых взрослых было по одной-две книжки, а то и целый склад, хранившийся в коробках или сундуках под кроватью, их листали при свете лампы и читали вслух, если дети вели себя хорошо.
У тети Неры имелось с десяток книжек, и она часто нам читала. Когда Мико был маленький, то все время плакал, и успокоить его можно было только чтением. Мы знали все о Последнем единороге и о детях, попавших в Нарнию, а ужасно длинную историю про какую-то компанию, которой нужно было бросить кольцо в вулкан, я никогда не мог дослушать до конца. Была еще одна жутко длинная история о чокнутой семейке, которая жила в большом замке, только она состояла из трех книжек, а у тети Неры оказались только первые две. Теперь-то шансов раздобыть третью у Нее не было – после того, как все рухнуло. Книжки являлись редкостью и древностью, они требовали бережного обращения, иначе пожелтевшие страницы рвались и крошились.
– Мы обнаружили все книжки во вселенной! – заорал Мико.
– Не дури, – сказала Санни. – Наверняка кто-нибудь уже много лет назад все забрал.
– Да ну?
Мико повернулся и побежал дальше, в темноту. Мы бросились за ним и кричали, чтобы он остановился, и вместе попали в большую круглую, комнату, откуда в разные стороны расходились коридоры. Там стояли столы и висели пустые мертвые экраны. Мы всё видели, потому что в конце каждого коридора были окна и по каменному полу тянулись длинные полосы света и отражались от длинных полок, которые висели на стенах, и от неровной поверхности того, что располагалось на этих полках. Держась вместе, мы наугад выбрали коридор и двинулись по нему к окну.
Примерно на полпути Мико подпрыгнул и выхватил что-то с полки:
– Вот! Что я вам говорил? – Он помахал перед нами книжкой.
Санни нагнулась поглядеть. На обложке не было никакой картинки – только название крупными буквами.
– «Тезаурус» [79]79
Тезаурус Роже – один из первых в истории идеографических словарей. Составлен британским лексикографом Питером Марком Роже около 1805 г. и опубликован в 1852 г.
[Закрыть]– прочитала Санни вслух.
– Это про что? – спросил я.
Мико открыл книжку и попробовал почитать. Вид у него на миг стал такой злобный, что я приготовился убегать, но потом он пожал плечами и закрыл книжку:
– Просто слова. Наверное, какой-нибудь секретный шифр. В общем, она теперь моя. – И он сунул книжку под камзол.
– Красть нельзя! – заявила Санни.
– В мертвом городе ты ничего не крадешь, только спасаешь, – объяснил я ей, как всегда говорили нам дяди и тети.
– Это не мертвый город. Тут живут старики.
– Они скоро умрут, – сказал Мико. – И вообще, дядя Бак уже попросил разрешения забрать вещи.
Санни пришлось с этим согласиться, и мы двинулись дальше. Мы быстро выяснили, что остальные книги на полках были настоящими большими томами в твердых переплетах – вроде книги дяди Деса «Барлоджио. Основы стеклодувного дела».
Сначала мы расстроились, потому что в книгах в этом коридоре не оказалось никаких интересных историй. Все это была – как там ее? – справочная литература. Мы ушли оттуда унылые, с ощущением, что нас обвели вокруг пальца, и тут Санни заметила указатель.
– Книги для детей – пятый этаж! – объявила она.
– Супер! Где тут лестница? – Мико огляделся.
Все мы прекрасно знали, что никогда и ни за что нельзя приближаться к лифту, потому что лифты не просто обычно сломаны – в них можно погибнуть. Мы нашли лестницу и топали вверх целую вечность, но все-таки добрались до этажа с книгами для детей.
Указатель не соврал. Мы застыли с разинутыми ртами: там были настоящие книги. Большие, твердые, толстые – но не про взрослую скукотень. Книги с яркими картинками на обложках. Книги – для нас. Даже столы и стулья там были рассчитаны на наш рост. Как же это было здорово!
Санни тихонько взвизгнула, кинулась вперед и схватила книгу с полки:
– Это же «Нарния»! Глядите! С другими картинками!
– Повезло! – кричал Мико, пританцовывая. – Вот повезло!
Я ничего не мог сказать. Просто в голове не укладывалось: все эти книги наши. По крайней мере, все, что мы могли унести с собой.
Мико испустил боевой клич и помчался по проходу. Санни застыла у первой же полки и смотрела на книги, и вид у нее был чуть ли не больной. Я подошел поглядеть.
– Слушай, – прошептала Санни. – Их тут миллионы. Как же выбрать? Нам нужно как можно больше историй.
Она показывала на целый ряд книг с разноцветными названиями: «Книга бордовой феи». «Книга голубой феи». «Книга лиловой феи». «Книга оранжевой феи». Феи меня не интересовали, поэтому я просто хмыкнул и отвернулся.
Я выбрал себе проход и обнаружил там полки, забитые тонкими книгами с большими картинками. Открыл одну и заглянул в нее. Читать ее было очень легко – с такими-то крупными буквами, – и картинки оказались смешные, но я успел прочитать ее прямо тут, у полки. Книга была про таких огромных зверей – как там они называются? – слоны. Они танцевали в смешных шляпах. Я представил себе, как тетя Нера читает нам ее вслух зимними вечерами. Этой книги и на вечер не хватило бы, даже на то, чтобы почитать перед сном. Одна история – и все. А нам надо было забрать с собой книги, битком набитые историями. Такими, у которых есть… как там его? Содержание.
Мико заорал откуда-то издалека:
– Ух, какая крутая! Тут про пиратов!
Там, где я стоял, было очень темно, поэтому я двинулся по проходу к окну. Чем дальше я шел, тем толще становились книги. Была куча книг про собак, но истории там оказались какие-то похожие; потом были книги про лошадей – и тоже все одинаковые. Были книги про то, как учить детей делать полезные штуковины, но когда я к ним присмотрелся, оказалось, что все они ерундовые – ну, как сшить мамочке прихватку или сделать что-то из палочки от эскимо. Я даже не знал, что такое эскимо, тем более – где его взять. Еще были книги про то, как люди жили в старые времена, но это я и так знал, и вообще в этих книгах историй не было.
И все это время Мико вопил: «Ого! Да тут у них и копья, и щиты, и боги!» или «Оп-па, а в этой книге про ковер-самолет и целая тысяча историй!» Ну почему именно я застрял возле полок со скучными книгами?!
Я подошел к большому окну в конце прохода, выглянул наружу – туман, крыши, мрачный серый океан – и попятился: мне стало страшно, что я залез так высоко. И уже повернулся, чтобы убежать, как вдруг увидел самую большую книгу в мире.
Честно. Она была вполовину моего роста, в два раза больше, чем «Барлоджио. Основы стеклодувного дела», в красном кожаном переплете, и на корешке у нее были золотые буквы. Я присел на корточки и медленно разобрал слова.
«Полное собрание приключений Астерикса из Галлии».
Что такое приключения, я знал: это слово было многообещающее. Я стянул книгу вниз – это была не просто самая большая, но и самая тяжелая книга в мире – и положил ее на пол. Когда я открыл ее, у меня дух захватило. Я нашел самую великую книгу в мире.
В ней было полно цветных картинок, но и слова тоже были, много-много, – картинки изображали, как люди из этой истории говорят. Я впервые в жизни видел комикс. Мама иногда рассказывала про кино и телевидение, и я подумал, что эта книга, наверное, вроде них – говорящие картинки. Здесь была история. Вернее, просто куча историй. Астерикс был такой малявка, не больше меня, но уже с усами и в шлеме, и он жил в деревне, где обитал волшебник с колдовским зельем, и Астерикс сражался в битвах и путешествовал во всякие дальние страны, и с ним происходили приключения!!! И читать эту книгу я мог сам, потому что если попадалось незнакомое слово, можно было по картинкам догадаться, что оно значит.
Я устроился поудобнее – лег на живот и оперся на локти, чтобы не помять накрахмаленный воротник, – и начал читать.
Иногда мир становится очень славным местечком.
Астерикс и его друг Обеликс только-только пришли в Карнутский лес, когда я был вынужден спуститься с небес на землю, потому что услышал, как Мико во весь голос зовет меня. Я встал на колени и обернулся. Потемнело, я не заметил, что наклонялся все ниже и ниже к страницам, потому что свет уходил. В окно колотили капли дождя, и я подумал, каково будет бежать по темным холодным улицам, да еще и мокнуть.
Я поднялся, взял свою книгу, прижал ее к груди и побежал. В центральной комнате было еще темнее.
Когда я пришел, Мико и Санни вовсю ссорились. Санни ревела. Я посмотрел на нее и остолбенел: оказалось, она сняла юбку и набила ее книгами и теперь сидела с совсем-совсем голыми ногами, до самых трусов.
– Нам надо путешествовать налегке, а они очень тяжелые! – втолковывал ей Мико. – Нельзя взять все!
– Мы должны, – ответила она. – Эти книги нам нужны!
Она встала и подняла юбку. Оттуда выпала «Книга оливковой феи». Я пригляделся и увидел, что Санни забрала все разноцветные книги. Мико сердито нагнулся, схватил «Книгу оливковой феи» и уставился на нее.
– Ерунда какая-то, – сказал он. – Кому нужна книга про оливковую фею?!
– Дурак, это не про оливковую фею! [80]80
Речь идет о сборниках волшебных сказок Великобритании, изданных Эндрю Лэнгом (1844–1912) и названных по разным цветам, например «Оливковая книга сказок» («Olive Fairy Book»).
[Закрыть]– завизжала Санни. – Там куча разных историй! Вот смотри!
Она выхватила у него книгу, открыла ее и снова сунула ему под нос. Я бочком подошел поближе и заглянул туда. Так и было: Санни показала нам страницу, где перечислялись все истории в книге. Историй было много: про рыцарей, про волшебство и про всякие незнакомые вещи. Если читать по одной истории за вечер, книги хватит на целый месяц. Так что, в каждой книге месячный запас историй?!
Мико прищурился на страницу и, похоже, что-то решил.
– Ладно, – согласился он. – Только тащить сама будешь. И смотри не ной, что тяжело.
– Не буду, – ответила Санни и задрала нос.
Тут Мико посмотрел на меня – и начал все с начала.
– Нельзя эту брать! – заорал он. – Она слишком большая, и вообще это только одна книга!
– Мне другой не надо, – ответил я. – Сам-то берешь все, что хочешь!
С этим было не поспорить. Мико так набил свой камзол книгами, что выглядел будто беременный.
Мико что-то пробормотал, но отвернулся, а это означало, что спору конец.
– Ладно, все равно пора идти.
Мы пошли – но посредине первого же пролета из юбки Санни выпали три книги, и нам пришлось ждать, пока Мико отстегивал от всех наших костюмов все английские булавки и закалывал пояс юбки. Мы были уже почти на третьем этаже, когда Санни выпустила юбку и все ее книги так и посыпались на площадку с самым громким грохотом во вселенной. Мы побежали вниз следом за ними и собирали их, встав на колени, когда послышался совсем другой шум.
Это было шипение – как будто кто-то натужно втягивал воздух сквозь щели в зубном протезе – и позвякивание – вроде связки ключей, потому что это и была связка ключей. Мы повернули головы.
Наверное, он не слышал, как мы пробегали мимо него по пути наверх. Мы тогда не разговаривали, только бежали, а у него уши совсем заросли волосами, а в одном к тому же была какая-то розовая пластмассовая машинка. А может быть, он просто так увлекся – как я своей книгой, – что не заметил нас. Только он не читал.
В его части библиотеки не было книг. На полках находились лишь старые журналы и кипы пожелтевших газет. Газеты не валялись, скомканные, в старых коробках – в другом виде они нам никогда не встречались, – они были аккуратные и разглаженные. Только почти все лежали на полу, словно опавшие листья – сотни, тысячи больших листьев, – горы по щиколотку высотой, и на каждом из них был квадратик, расчерченный на черные и белые клетки вроде как для шашек, и в белых квадратиках были напечатаны цифры и написаны карандашом какие-то слова.
Тогда я не знал, что такое кроссворды, но старик ходил сюда много лет – наверное, с тех самых пор, как все рухнуло, – и много лет перебирал все эти журналы и газеты, выискивал все до единого кроссворды и все решал. Поднимаясь на ноги, он уронил огрызок карандаша и оскалился на нас, показав три коричневых зуба. Глаза за стеклами очков были такие огромные-преогромные, чересчур увеличенные линзами и полные безумной ярости. Старик двинулся к нам через груды газет быстро и легко, словно паук.
– Ворье! Фертовы гаденыфы! Фертовы ворифки!
Санни завизжала, я тоже завизжал. Она быстро-быстро запихала в юбку все книги, до которых успела дотянуться, а я сгреб другие, но мы все равно слишком долго возились. Старик поднял свою палку и опустил – хрясь! – но с первого раза не попал, а потом Мико выхватил деревянный меч, приставил к груди старика и навалился на него. Старик с грохотом рухнул, по-прежнему размахивая палкой, но упал он на бок и принялся молотить нас с такой быстротой, что просто не верилось, и так обезумел, что уже ничего не говорил, а просто вскрикивал, брызгая слюной. Когда я поднимался на ноги, он стукнул меня палкой по коленке. Меня прямо как огнем обожгло, и я ойкнул. Мико пнул старика и заорал:
– Бежим!
Мы с Санни улепетывали со всех ног, мигом пролетели по лестнице до самого низа и не останавливались, пока не оказались в последней комнате у дверей на улицу.
– Мико остался наверху, – сказала Санни.
Несколько мучительных мгновений я решал, стоит ли вернуться и поискать его. А когда наконец открыл рот, чтобы вызваться, мы увидели, что он бежит по лестнице к нам.
– Уф, обошлось, – сказала Санни.
Она завязала на подоле юбки узел, чтобы удобнее было нести, и уже взвалила ее на плечо и направилась к двери, когда Мико нас нагнал. Он сжимал в руках последнюю книгу, которую мы оставили на площадке. Это была «Книга сиреневой феи», и на обложке виднелись два-три пятна, похожие на кровь.
– На. Неси. – Мико сунул книгу мне.
Я взял ее и обтер рукавом. Мы вышли следом за Санни. Я покосился на Мико. Меч у него тоже был в крови.
Только протрусив за Санни под дождем два квартала, я собрался с силами, наклонился к Мико на бегу и спросил:
– Ты его что, убил?
– Пришлось, – отозвался Мико. – Иначе было не отвязаться.
До сего дня я не знаю, правда ли это. Он в любом случае так сказал бы. И не знаю, что я должен был ответить. Мы побежали дальше, и все. Дождь полил сильнее, Мико припустил вперед, нагнал Санни и отобрал ее тюк с книгами, а я отстал. Мико взвалил тюк на плечо. Они двигались бок о бок. Я изо всех сил старался не потерять их из виду.
Когда мы вернулись, Представление уже давно закончилось. Труппа разбирала сцену и аккуратно складывала большие доски. Из-за дождя лотки расставлять не стали, но возле трейлера дяди Криса стояла очередь из стариков под зонтиками, потому что он предложил починить зубные протезы своими ювелирными инструментами. Мико провел нас стороной за трейлером тети Селены, и там мы налетели на наших мам и тетю Неру. Они искали нас уже битый час и здорово сердились.
Весь следующий день я места себе не находил от страха, что старики возьмут свои ружья и нападут на нас, но, похоже, никто не заметил, что тот старик погиб, – если он, конечно, действительно погиб. Еще я ужасно боялся, что тетя Кестрель и тетя Нера пойдут к остальным женщинам и скажут что-то вроде: «Ах да, кстати, дети нашли библиотеку и спасли оттуда несколько книг, может, пойдем туда все вместе и наберем книг для других детей?» – потому что они именно так всегда и делали, – и тогда старика найдут. Но никто никуда не пошел. Наверное, дело в том, что весь следующий день лил дождь и все тети, дети и старики не высовывались на улицу. А может быть, старик был одиночка и жил в библиотеке сам по себе – и теперь его труп обнаружат только через сто лет.
Так я и не узнал, что случилось на самом деле. Через пару дней мы двинулись дальше – после того, как дядя Бак и прочие открыли двери в один высотный офисный центр и спасли оттуда все хорошие медные трубы, какие только могли унести. Колено у меня покраснело и распухло там, где старик ударил палкой, но за неделю почти все прошло. За книги стоило и пострадать.
Книг нам хватило на много лет. Мы их читали, передавали другим детям, они их тоже читали, и истории оттуда повлияли и на наши игры, и на сны, и на то, каким мы считали мир. В моем комиксе мне больше всего нравилось, что, даже когда герои уходят в дальние края и там с ними происходят приключения, они всегда возвращаются в свою деревню и все опять вместе и счастливы.
Мико нравились другие истории – где герой уходит и совершает славные подвиги, но не обязательно возвращается домой. К двадцати годам Мико наскучило жить в Труппе, и он отправился в какой-то большой город на севере, где, по слухам, снова запустили электричество. В городах, где мы работали, тоже понемногу начали загораться огни, так что такое вполне могло быть. У Мико по-прежнему был тот же голос, от которого все что угодно казалось отличной идеей, – понимаете? – и еще он нахватался из «Теза ауруса» всяких шикарных слов. Так что, наверное, мне не стоило удивляться, что он уговорил Санни уйти с ним.
Санни через год вернулась – одна. Она не рассказывала, что случилось, а я не спрашивал. Через три месяца родилась Элиза.
Все знают, что она не моя. Но мне все равно.
Мы читаем ей зимними вечерами. Она любит истории.
РОБЕРТ РИД
Могильщик
Роберт Рид (р. 1956), опубликовавший свое первое произведение в 1986 году, является одним из самых плодовитых писателей-фантастов наших дней. Темы его произведений разнообразны, но, вероятно, наибольшую известность ему принесли оригинальные идеи, подобные представленным в романе «Жизненная сила» («Marrow», 2000), который повествует о группе инопланетян и генетически измененных людей, путешествующих по Вселенной в корабле настолько огромном, что внутри его есть собственная планета. Большинство рассказов Рида пока не объединены в сборники, но некоторые можно прочитать в «Драконах из Весеннего Источника» («The Dragons of Springplace», 1999) и «Кукушатах» («The Cuckoo's Boys», 2005)
Лола со мной согласна – более холодной зимы мы еще не видели. Почти каждую ночь температура ниже нуля, иногда намного ниже, и, если печи не топить как следует, по утрам бывает очень холодно. Уж лучше лежать под толстыми одеялами и валять дурака, шутили мы. Но одиннадцать прожитых вместе лет и два переполненных мочевых пузыря обычно не давали нам лениться слишком долго. Кроме того, у нас дюжина собак, которые воем напоминают, что их пора кормить. За последние две недели у нас вошло в привычку выскакивать из постели, быстро одеваться, выбегать на улицу – у Лолы свой туалет, а у меня свой, – а затем, с собаками, следующими по пятам, бежать в дом и бросать поленья в кухонную плиту, чтобы хотя бы одно помещение стало жилым, прежде чем мы пойдем в атаку на новый день.
Холод – это плохо, но и снег этой зимой не выпал. Ни снежинки. Прошлогодняя засуха не дает никаких намеков на отступление: голые деревья и жалкая бурая трава гнутся под пронизывающим северным ветром.
– Зима – это смерть! – объявляю я громким и важным голосом.
Лола думает, что я немного преувеличиваю, но я в это верю. Если ты не в состоянии мигрировать или впасть в спячку, то здесь нечего есть, кроме остатков с прошлого лета и осени. Если этот холод не закончится, то мы рано или поздно умрем. Но зима, разумеется, всего лишь время года, причем не очень длительное. Жена улыбается и обещает мне новую весну, за которой последует долгое жаркое лето.
– Потому что в воздухе до сих пор много этого… как это вещество называется?..
– Диоксид углерода.
– Даже не знаю, почему не могу запомнить это название.
Лола – девушка простая и практичная. Вот почему.
– Так чего там углерода? – переспрашивает она.
Тем же важным голосом я повторяю свои слова.
– Я люблю тебя, – говорит она.
– И я люблю тебя.
Лола стоит возле разогревающейся плиты, надев два свитера, и помешивает в кастрюльке овсянку. Она счастлива – так, как никогда не смогу быть счастлив я. Улыбаясь без очевидной причины, она спрашивает, что я запланировал сегодня сделать.
– Вспомни сама.
– А ты скажи еще раз.
– Отвезти мясо в город.
– Я забыла, – утверждает она, начиная помешивать быстрее.
Но на самом деле не такая уж она и простушка. То, что она забывает, может оказаться посланием, а не ошибкой. Например, как сейчас: Мяснику Джеку нужно мясо. Но еще у него есть три дочери-подростка. Иногда по ночам Лола лежит, не в силах заснуть, – боится, что я брошу ее ради какой-нибудь молодухи, которая родит мне детей. Если не девчонки Мясника Джека, то в этом проклятом городе живут десятки одиноких женщин – фертильных шлюх, говорящих о Христе, но не верящих в Него. Их развратная легкая жизнь дает им время красить лица и прикрывать тела яркими нарядами, предназначенными только для привлечения мужских взглядов. Лола ненавидит мои поездки в город. Они нам нужны, и она не смеет меня останавливать. По даже самый бесчувственный чурбан уловил бы ее настроение, а я не из бесчувственных.
Во время завтрака я спрашиваю, что нам нужно и что привезти ей.
Это два совершенно разных вопроса.
Список ее пожеланий сегодня короче обычного. Она называет сушеные яблоки, муку без жучков, овес, может быть, ткань для новой одежды и шерстяную пряжу, если смогу достать. Потом она замолкает, уставившись в столешницу между нами, и молчит – очень многозначительно.
– Что-то не так?
Она качает головой. Но вместо вранья признается, что ей страшно, когда я уезжаю надолго.
– А чего ты боишься?
Лола смотрит на меня.
– Я всегда возвращаюсь, – напоминаю я.
Да, возможно, я не смогу вернуться к вечеру, но завтра я уж точно буду снова здесь сидеть. И останусь дома до весны, если мы раздобудем достаточно припасов за наше копченое мясо.
– Я знаю, что ты вернешься, – соглашается она. И после паузы добавляет: – Ты ведь недолго пробудешь у Мясника.
– Мне надо повидаться со старыми друзьями, – напоминаю я.
Она кивает.
– Ритуалы, – добавляю я.
Один из ритуалов заставляет ее улыбнуться.
– Поехали со мной, – предлагаю я.
Но этого никогда не будет. Мое предложение будит в ней старые чувства. Ее лицо каменеет, и она говорит:
– Меня там не ждут.
– Прошло уже много лет.
– И что изменилось?
– Ну… Вряд ли люди станут говорить гадости тебе в лицо.
Ее прекрасные глаза вспыхивают. Не стоит бередить рану. Мы знаем эту историю, и одно только напоминание о ней заставляет Лолу остаться дома. Кивнув, она признает, что нам нужны припасы, но зато потом мне уже не придется никуда ехать до следующего месяца.
– Раздобудь все, что сможешь, сегодня, – умоляюще произносит она. – То, что нам нужно. И может быть, подарок для меня. Хорошо? А потом возвращайся как можно скорее.
Может быть, моя жена и не знает состава воздуха, зато она лучше меня помнит, ради чего мы дышим.
Невозможно сказать, сколько машин пошло на изготовление моего грузовика. Я потерял счет местам, где находил разные клапаны, болты, кронштейны и прокладки. Но корпус его принадлежал армейскому «хаммеру», а мотор стоит от другого «хаммера» – большой, восьмицилиндровый, переделанный, чтобы работать даже на нашем паршивом самодельном спирте. Все шины у него от разных производителей. Я могу сделать почти любой ремонт с помощью подручных инструментов и свалки за нашими туалетами. Но когда-нибудь этот грузовик остановится навсегда. И произойдет это, вероятно, на дне оврага и в нескольких милях от дома, а нужной запчасти в моей кладовке не найдется. Или, что вероятнее, я вернусь пешком домой и найду целых десять запчастей, да только все они окажутся проржавевшими и бесполезными.
Вода и время – вот два демона, упорно стирающие то, что осталось от прошлого. Но этот самый плохой день пока еще где-то в будущем. А пока у нас есть несколько джипов, маленьких грузовиков и тракторов, мототележки и один большой «хаммер». С помощью Лолы я нагружаю грузовик и оба трейлера, закрепляя в кузовах отборные куски лосятины, оленины и кабанятины и еще того идиота-медведя, что решил навестить нас в прошлом октябре и покалечил собак, когда они мешали ему устраивать погром в коптильне. Очень важно распределить груз равномерно, и пришлось долго толкать и перетаскивать куски, пока они не улеглись как следует. Неожиданно оказывается, что уже довольно много времени. Лола думает, что поздно выезжать, и хочет, чтобы я отложил поездку, хотя и не говорит этого. Я целую ее, но она не отвечает. Я отстраняюсь на шаг, и она прижимает меня и целует, прильнув всем телом и запрокинув лицо. Мне приходится рассмеяться, тогда она дает мне пощечину и, разгневанная, отбегает. Я залезаю в кабину и делаю традиционный глубокий вдох – на удачу. Двигатель заводится с первой попытки, я машу ей, она машет в ответ и улыбается, и я пересекаю двор и выезжаю на узкую, заросшую травой дорогу к городу.
Собаки провожают меня, но не слишком далеко.
В хорошей обуви и с достаточной мотивацией здоровый человек может добежать до Спасения за девяносто минут. За дорогу от моего дома до шоссе отвечаю я один. Здесь больше никто не живет. Весной и летом я цепляю к самому большому трактору косилку и не даю сорнякам и молодым деревцам оккупировать когда-то посыпанные гравием обочины. Я также засыпаю промоины и овражки, возникающие после ливневых дождей, и когда-нибудь мне придется укрепить мост в семи милях от дома.
Мост трещит и стонет, но покуда держится. Мои дороги кончаются у шоссе, а у перекрестка, счастливо греясь на солнышке, сидит тигр – огромный желто-черно-белый зверь – и смотрит на громыхающую мимо конструкцию на колесах и упрямого полуглухого мужика, вцепившегося в руль.
Местные тигры – красавцы. Их предки жили в городском зоопарке, а может быть, в чьем-то частном зверинце. Вместо того чтобы милосердно усыпить, больших кошек отпустили на волю. В этом звере течет амурская кровь. Он огромный, и под толстой зимней шубой ему тепло. Его шкура стоила бы в городе сумасшедшие деньги. Или, еще лучше, стала бы идеальным сюрпризом для женщины, мечтающей получить мешок муки без жучков.
Но этот тигр доказывает, что он еще и умен. Прочитав мои мысли, он исчезает в траве быстрее, чем я успеваю достать свое любимое ружье и уж тем более загнать в ствол крупнокалиберную пулю и прицелиться.
Ну и ладно.
Город Спасение тянется вдоль шоссе и прилегающей к нему ленте прозрачной, измученной засухой воды. Свернув налево, я направляюсь вниз по течению. Прямоугольники фундаментов подсказывают, где некогда стояли дома. Трубы и провода посрезали с них давным-давно, а дерево и гипсокартон выгорели во время весенних пожаров. Боковые дороги и подъездные дорожки почти невидимы под ковром бледных высохших сорняков. Фабрика была лишь наполовину построена, когда работа остановилась, и, хотя крыша обрушилась уже несколько лет назад, бетонные стены и мощеная автостоянка все еще ведут благородную битву с корнями и морозами. После этих руин начинаются первые обработанные поля. Семьи здесь объявляли своими различные участки низинных земель. Людям, которые уже, пожалуй, поколения четыре не занимались сельским хозяйством, пришлось учиться пахать и орошать, бороться с сорняками и вредителями, сохранять семена и консервировать свою продукцию, а также обменивать ее на семена, которые в следующем году дадут лучший или худший урожай.
Вот уже несколько недель, как я не видел нового человеческого лица. Сегодня первое из них принадлежало мальчику. Стоя среди деревьев, растущих между холодной водой и дорогой, он казался независимым и очень счастливым. С любопытством глядя на меня и мой огромный грузовик, он поднял руки, выкрикивая что-то важное. Из-за рева двигателя я не расслышал ни слова, но, проезжая мимо, помахал ему, как любой дружественный сосед.
Он побежал следом. И, будучи мальчишкой, поднял кусок отвалившегося дорожного покрытия и швырнул его в задний трейлер.
Окраины Спасения обозначились новыми домами. Расположившись в отдалении от реки, они были построены из утрамбованной земли и связок соломы, грубо обтесанных бревен и отодранных где-то разномастных металлических листов. Красота и элегантность значения не имели. Главное, чтобы не поддувало зимой и было прохладно летом. Город разрастался каждый год, и эти дома выглядели как… сейчас вспомню это слово… Да, точно. Как предместье.
Еще миля – и я уже в городе. Дома здесь выше и гораздо красивее, чем те земляные кучи, и на пять тысяч лет современнее. На остроконечных крышах крутятся ветряные электрогенераторы, панели солнечных батарей обращены к холодному яркому солнцу, и это дневное богатство превращается в тепло, работающие светодиодные лампочки и электричество, хранящееся в батареях отреставрированных аккумуляторов. Даже не знаю, зачем людям столько электричества. Сколько лампочек вам нужно, чтобы читать в полночь старинную книгу? Но электричество есть электричество, понятие о престиже никогда не меняется, и даже если я не смогу вспомнить, кто в каком доме живет, я как минимум с уверенностью могу сказать, что за этими теплоизолированными дверьми живут только лучшие горожане.
Этот город всегда назывался Спасение. Но те, кто его построил, отличались от нынешних добропорядочных горожан. Беспокоясь о своем будущем, они купили сотни акров сельскохозяйственных земель. Потом разметили городскую площадь, окружили ее множеством небольших частных предприятий и улицами из экономичных элитных домов. Умея заглядывать в будущее, они брали энергию для своего мирка от ветра и солнечного света. Они создали общину и стиль жизни, требующие очень мало от перенаселенного и перегретого мира. Но богатые люди отличаются самодовольной уверенностью. Они всегда делают то, что выглядит умно, и это умничанье их и погубило. Вот почему Спасение стал городом-призраком. Но эти прекрасные дома пустовали недолго, потому что милостивый Господь направил свой избранный народ в место с таким идеальным названием, и среди этих благословенных были мои родители и я.
В городе, где нередко «едят с потрохами» своих жителей, Мясник Джек считался честным торговцем и джентльменом, не обремененным врагами или застарелой враждой. И он рад меня видеть, но только потому, что мы друзья и смотрим на мир одинаково. После обычных приветствий и рукопожатий он замолкает, бросая угрюмый взгляд на грузовик и трейлеры, доверху нагруженные отборной копченой дичью.
– Что-то случилось?
– По твоей вине – ничего.
Не могу понять, о чем он.
– Это братья Мартины, – начинает он.
Однояйцевые близнецы Мартины, на пару лет старше меня, склонны употреблять самодельное виски и затевать драки со всеми, кто подвернется под руку. Их стали остерегаться, еще когда они были подростками, а когда их поведение не изменилось, мэр пошел на необычный шаг и выгнал их из города. Они живут на заброшенной базе Национальной гвардии, что в нескольких днях пути на запад, деля гарем из минимум четырех жен и взвода ребятишек, называющих их обоих «папа». Для меня оставалось загадкой, какое отношение этот клан имеет ко мне, пока Джек не сказал:
