Текст книги "Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 3. Князь Велизарий."
Автор книги: Роберт Ранке Грейвз
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
От короля Харита все еще не было новостей, и Велизарий думал, что экспедиционные силы попали в западню и были уничтожены. Он созвал военный совет и предложил следовать через Тигр – возможно, Харит все еще отбивается в захваченном городе и ожидает их помощи. Ни один из генералов его не поддержал. Генералы из Ливана настаивали на том, чтобы возвратиться назад со своими войсками. Тем более, что Рамадан у сарацинов был закончен. Другие генералы отмечали, что их войска с трудом переносят жару, и поэтому треть воинов была не в состоянии сражаться. Они начали протестовать, требовать, чтобы их отправили обратно, и пора возвращаться!
Таким образом, из-за бравады Петра, предательства короля Харита, доверчивости Иоанна Эпикурейца, трусости других генералов, Велизарию не удалось одержать величайшую победу. Когда король Хосров узнал о рейде арабов в Ассирию и о том, что Велизарий захватил Сисауранум, он быстро отправился назад по дороге, ведущей на запад от озера Ван и вдоль восточного берега Тигра. Ему пришлось распрощаться с половиной армии из-за эпидемии холеры. Потом он потерял еще половину оставшихся людей из-за голода. Когда стало известно о страшной эпидемии холеры, его отряды с продовольствием повернули обратно в Иберию. Его задержал оползень, унесший новую дорогу в самом важном пункте пути. Ему пришлось прокладывать другую дорогу. Если бы Велизарию в тот момент удалось перебраться через Тигр, он перехватил бы Хосрова. Персы в то время находились в бедственном положении из-за голода и полного отсутствия дисциплины, и несомненно прибавили третьего схваченного короля к тем дарам, которые Велизарий уже сделал Юстиниану.
Но так не случилось – Велизарию не удалось убедить генералов выступить. Он погрузил больных солдат на повозки и отправился в Дарас.
В Константинополе в то время происходили странные вещи. Сначала в городе появился незаконный сын Теодоры. Она родила его в Египте в то несчастливое время, когда она из клуба ипподрома отправилась в Пентаполис. Это был сын недавно умершего арабского купца. Он забрал мальчика по имени Иоанн себе. Теодора поклялась Юстиниану, что у нее не было детей. Когда он ей пожаловал ранг патриция, она подписала документ, где торжественно подтверждался этот факт. Иоанн Каппадохия мог шантажировать Теодору, потому что ему было известно о существовании ее сына. Его агенты в Египте выкопали для него эту историю, но ему нехватало подробностей, чтобы ее подтвердить. Теодоре не было известно, имеются ли у него доказательства, которые он сможет представить Юстиниану. Сама Теодора никак не могла разведать, где находится ее сын. Умирающий отец рассказал обо всем Иоанну Бастарду[109]109
Бастард – незаконнорожденный.
[Закрыть] и тот явился в Константинополь из Адена, что на Красном море, где они до этого жили. Он обратился к Теодоре через госпожу Антонину. Он знал первого мужа Антонины, связанного делами с его отцом. Если Иоанн ожидал, что над ним станут проливать счастливые материнские слезы и будут его обнимать и целовать и сразу пожалуют ему важное положение при дворе, он сильно ошибался. Теодора не стала зря тратить время, объявила его сумасшедшим и поселила его в сумасшедший дом, где он вскоре и умер. Она не любила его отца, почему она должна любить сына? Кроме того, он был жадным, неграмотным и наглым парнем. Теодора заявила госпоже Антонине:
– Наконец, моя дорогая, мы сможем разделаться с Иоанном Каппадохией. Теперь мне нечего бояться.
Теодора понимала, что до тех пор, пока Феодосий не вернется из Эфеса, Антонина не будет в состоянии помогать ей отомстить Каппадохийцу. Антонина была уверена, что Феодосий никогда не покинет монастырь, но Теодора сообщила епископу Эфеса, одному из ее ставленников, что он должен ей помочь и сразу отправить Феодосия в Константинополь. Епископ приказал аббату монастыря, где были свободные нравы, наложить на Феодосия такие тяжкие епитимьи, чтобы он сам добровольно попросил освободить его от обетов.
У госпожи Антонины появилась надежда, когда она услышала эти новости, и она начала обдумывать, как же им подстроить ловушку для Иоанна Каппадохийца и погубить его. Сначала она попыталась подружиться с единственной дочерью Иоанна – Юфимией. Это была умная девушка, и отец обожал ее. Теодора выбрала для нее жениха, за которого девушка никак не желала выходить замуж. Госпожа Антонина стала играть на неприязни Юфимии к Теодоре и постепенно ей удалось завоевать ее симпатию. Как-то Юфимия спросила Антонину:
– Дорогой друг, уважаемая Антонина, почему вы так грустны и почти никогда не улыбаетесь? Вы волнуетесь за своего храброго мужа, который сейчас находится на войне?
Госпожа не собиралась говорить Юфимии, как ей тяжко без Феодосия, и коротко ответила:
– Мне не стоит волноваться о муже, пока он сражается с врагами, – потом ей в голову пришла блестящая мысль, и она продолжила: – Меня волнует, что император почему-то подозревает Велизария в неверности ему. Я больше волнуюсь за его безопасность, когда он находится в Константинополе.
Юфимия воскликнула:
– Подозревает Велизария в неверности?! Но ведь никто в империи не был предан больше императору, чем ваш муж!
Госпожа поднялась, тщательно закрыла двери и затем прошептала:
– Мне так давно хотелось с кем-нибудь поделиться, милое дитя, потому что сердце у меня разрывается от негодования – слишком несправедливо относятся при дворе к моему благородному Велизарию. Он увеличил доминионы империи на десятки тысяч квадратных миль, а сокровища империи – на десятки миллионов в золотых монетах и слитках. Он привез с собой двух пленных королей, не говоря уже о том, что он усмирил Победные Мятежи, когда император чуть не потерял трон. Но этот ужасный Юстиниан завидует Велизарию и относится к нему, как к собаке или последнему преступнику. Перед тем как уехать, Велизарий сказал мне: «Любой другой император будет лучше этого! Я чувствую себя свободным от клятв верности ему, потому что он плохо ко мне относится!»
Юфимия ответила:
– Дорогой друг, вам с Велизарием нужно винить только себя самих. Когда власть была у вас в руках, вы ею не воспользовались.
Госпожа сказала:
– Дитя мое, мы не могли устроить военный переворот, пока у нас не было поддержки влиятельных министров при дворе. Например, твой уважаемый отец к нам не очень хорошо относится. Если бы он был на нашей стороне… Между прочим, он мог бы стать императором вместо Юстиниана. У моего мужа для этого не хватает амбиций. Как тебе известно, его интересует только ратный труд.
Юфимия настолько жаждала не вступать в навязанный ей брак, что она постаралась лучшим образом все изложить отцу. Это была легкая задача, потому что тайно Иоанн Каппадохия мечтал об императорской диадеме. Более того, он был уверен, что получит ее. Старый астролог при ипподроме, может, тот самый, который все верно предсказал моей госпоже и Теодоре, много лет назад сказал Иоанну: «Сын мой, когда-нибудь тога Августа будет накинута тебе на плечи дворцовыми солдатами, и это станет днем великой радости при дворе».
Иоанн был очень доволен, когда Юфимия пересказала ему разговор. Он попросил, что дочь уверила госпожу Антонину, что она может на него полностью полагаться во всем, что поможет падению Юстиниана. Антонина начала обнимать Юфимию и поклялась Святым Духом, что ее отец может тоже полагаться на Велизария и саму Антонину так же, как на себя самого.
Еще до дальнейшего развития заговора, из Эфеса, к великой радости госпожи, возвратился Феодосий. Он не выдержал трудностей жизни в монастыре. Феодосий перестал быть монахом и вернулся к прежнему образу жизни – он носил богатые одежды, душился духами, играл на гитаре и пел, веселился, насмешничал и расточал шуточки направо и налево. Мне трудно объяснить перемену его настроения, так же как и внезапное увлечение религиозной жизнью. Существуют подобные ему характеры, особенно среди фракийцев. Мы только зря потратим время, обсуждая эти странности. Кстати, их любовь к дискуссиям, наверно, может как-то объяснить эту тайну. Больше говорить о мотивах Феодосия не станем, а ограничимся перечислением его слов и дел.
В это время сына госпожи Фотия не было в городе. Он жил вместе с нами после отъезда Велизария. До того как был разрушен город Антиохия, он влез в огромные долги из-за спекуляций. Кроме того, он заключал пари на гонках колесниц и во время травли медведей. Если он вскоре не расплатится с долгами, его объявят банкротом. Но Фотий был уверен, что мать придет ему на помощь, чтобы избежать огласки и скандала. Возможно, она так бы и сделала, если бы Феодосий не рассказал ей одну историю. Госпожа была вне себя от гнева. Феодосий сказал, что бежал в Эфес, потому что Фотий пригрозил ему убить мать и Феодосия, если последний сразу не покинет город, и поэтому Феодосий не желал возвращаться.
Разгорелся скандал. Госпожа отказалась оплачивать долги Фотия. Когда она услышала эту историю, то обратилась в полицию, чтобы они защитили ее и Феодосия. Все об этом узнали, и госпожа подробно написала обо всем Велизарию. Антонина также пригрозила Фотию, что ему придется туго, если его пожелает наказать Теодора.
Фотий спешно пересек Босфор и отправился в носилках к персидской границе, чтобы найти защиту у Велизария. Мне не известно, что именно он наговорил Велизарию, но он заявил, когда Феодосий во второй раз отправился в Эфес, что он собирался вернуться к Антонине, как только уедет Велизарий. Он сказал, что Феодосий уже вернулся, и что его мать и Феодосий, в открытую живут во грехе. Фотий начал жаловаться, что госпожа украла у него огромную сумму денег и передала любовнику, к тому же довела его до банкротства. Он сказал, что мать ему постоянно вредит, потому что он знает слишком много обо всех ее делишках.
Велизарий услышал эту ужасную ложь от Фотия в тот самый день, когда собрал военный совет по поводу Сисауранума. Наверно, это известие повлияло на его решение отступить с персидской территории, если бы только он не ставил на передний план свои воинские обязанности, а не личные амбиции и желания. Его военные товарищи прекрасно об этом знали. Но все тем не менее стали об этом говорить, причем в первую очередь это предположение шло от тех генералов, которые дрожали при мысли, что придется пересечь Тигр.
После военного совета Велизарий продолжил разговор с Фотием. Фотий поклялся Святым Духом – это самая страшная клятва, которой может поклясться христианин, а если он ее нарушает, то губит свою душу, и она будет вечно мучиться в Аду. Но Фотий поклялся, что сказал правду. Чтобы подтвердить свои слова, он привез с собой двух наших слуг и сенатора, который был одним из его главных кредиторов, и сам чуть не стал банкротом. Этим людям вместе с Фотием удалось убедить Велизария. Возможно, его разочарование в успехе кампании и плохое здоровье после того, как его в течение месяца мучила дизентерия – все взятое вместе нарушило его обычно ясный и четкий ум. Мне хочется сказать в его защиту, что отношения госпожи с Феодосием были удивительно странными.
Даже я, как уже писал раньше, никогда не мог понять, каковы же они были на самом деле. Словом, Велизарий весь кипел от ревности. Офицеры были поражены случившейся в нем перемене. Он стал нетерпимым с солдатами и стал вести себя, как остальные генералы. Единственно, что отличало его во время приступов ярости, он не богохульствовал. Настроение у него не улучшилось после того, как он получил письмо от Антонины, где она написала, что Фотий удрал из Константинополя полный к ней ненависти и грязных сплетен, и что она попытается очистить его рот от сплетен и заполнит его настоящей грязью. Она заявила мужу, что Феодосий боялся смерти от рук друзей Фотия и временно возвращается в Эфес, пока Антонина будет отсутствовать в Константинополе.
Но перед отъездом следовало закончить дела с Иоанном Каппадохийцем, иначе «дело» могло повернуться против госпожи Антонины. Госпожа послала меня к Иоанну сказать, что она отправляется в Дарас, чтобы убедить Велизария, что теперь можно действовать, свергать Юстиниана и забирать у него императорский венец. Я договорился, что Иоанн тайно встретится с госпожой в полночь на следующий день в саду поместья Велизария в Руфиниане, то было предместье Константинополя, расположенное через Босфор. Там он остановится в последний раз перед тем, как окончательно покинуть город. Госпожа не сомневалась, что Иоанн попадет в ее ловушку – она поклялась Святым Духом, когда пыталась его убедить в серьезности своих намерений и намерений Велизария.
Госпожа сообщила обо всем Теодоре, которая поделилась этими вестями с Нарсесом, а тот был в плохих отношениях с Иоанном Каппадохийцем. Она еще сообщила об этом Марселлу, командиру императорской гвардии. Нарсес и Марселл переоделись и отправились в Руфиниан вместе с отрядом солдат. В определенное время они были в саду – некоторые из них скрывались за емкостью для воды, другие разместились среди кустов и на ветвях яблонь. Они понимали, что Юстиниан о чем-то догадывается, и сообщили ему, что раскрыт заговор против трона. Он послал записку Иоанну Каппадохийцу: «Нам все известно. Прекрати или ты умрешь. Твоя сообщница Антонина вызывает наш гнев».
Но Иоанн, получив записку, подумал, что ему невозможно на нее отвечать и что безопаснее продолжить заговор. Он поверил в то, что госпожа действовала из собственных побуждений. Словом, когда Иоанн Каппадохиец вышел из города с вооруженным отрядом, чтобы встретиться с госпожой, он уже решил, что последует вместе с госпожой в Дарас.
В саду царила полная темнота. Меня пробирала нервная дрожь, когда я стоял рядом с госпожой Антониной и ждал. Я понимал, на карту многое поставлено. Госпожа и я надели под плащи кольчугу. В полночь через ворота перелетела перчатка. Я бросил ее обратно – это был наш сигнал. Иоанна впустили с его двенадцатью охранниками.
Они с госпожой пожали руки как настоящие заговорщики, и он сразу начал проклинать Юстиниана, называя его чудовищем, тираном и трусом. Госпоже оставалось только его слушать. Пока он продолжал ругаться, госпожа внезапно поняла, что таинственный полицейский, который давным-давно разговаривал с ней в церкви, когда она вышла из дворца, был переодетый Иоанн. Он сейчас, как и тогда, неправильно произнес одно редкое греческое слово.
Госпожа не сдержалась и захохотала. Иоанн остановился, и у него пробудились подозрения. Он начал оглядываться. Тут с криками выскочили из засады Нарсес и Марселл, и началось яростное сражение. Госпожа, чтобы продолжить фарс, завопила:
– Кошмар! Нас предали!!
Она сделала вид, что сражается с Нарсесом. Я убежал, Марселла сбили с ног и серьезно ранили в шею, но потом двенадцать охранников Иоанна были побеждены. Во время свалки Иоанн перелез через стену и удрал.
Если бы глупец сразу отправился во дворец и сообщил Юстиниану, что он поехал к нам в поместье по приказу Юстиниана, чтобы заманить Антонину в ловушку и заставить ее признаться в предательстве, он смог бы все повернуть себе на пользу. Но его охватила паника, и Иоанн попросил убежища в церкви Святой Ирины. Когда на рассвете Теодора и Нарсес доложили о нем Юстиниану, никто не сомневался в том, что он виновен.
Церковь Святой Ирины была сожжена дотла во время Победных Мятежей, но потом Юстиниан приказал ее восстановить. Там было прибежище для преступников, которые император не смел нарушить. Поэтому Иоанн Каппадохиец потерял от конфискации все свои поместья и, как ни странно, ему было приказано стать священником!
Иоанн Каппадохия стал священником против собственной воли, потому что законом ему было запрещено занимать какой-либо гражданский пост. Но как ни странно, старое предсказание исполнилось – дворцовые гвардейцы надели на него одежды Августа – одежды священника, который только что умер, и его имя было Август. Во дворце немало веселились по этому поводу – его ненавидели многие. Иоанна отослали из церкви Святой Ирины в церковь в Цизикусе, торговом центре на азиатском побережье Мраморного моря. Юстиниан кипел от злобы не от того, что Иоанн пытался его предать, а потому, что Теодора оказалась абсолютно права. Он ей не верил, когда жена заявляла ему, что Иоанн предатель. Чтобы ее позлить, он отдал снова большую часть состояния Иоанну, как бы из христианского милосердия. Иоанн спокойно жил в Цизикусе в течение двух или трех лет. Но Юстиниану не удалось убедить Теодору оставить в покое ее врага. Она приказала епископу Цизикуса, кому подчинялся Иоанн, чтобы новый священник не вел слишком легкую жизнь, и Иоанну пришлось соблюдать жесткий режим дня, что выводило его из себя.
Мы продолжили наш путь в Дарас по суше. Когда мы достигли крепости, там нас встречал Траян, возвратившийся вместе с войсками из Ассирии. Он провел ее в комнату, где ее ждал Велизарий. Муж, не обращая внимания на ее ласковое приветствие, сразу представил госпоже клятвенные признания Фотия в том, что мать занималась адюльтером, и эти показания подтверждались показаниями сенатора и двух наших слуг. Велизарий начал кричать на госпожу:
– Все кончено, Антонина. Ты должна была себя вести так, чтобы я никогда не мог бы попрекнуть тебя прошлым. Но сейчас я должен тебе сказать – разве ты не помнишь, какой ты была, когда я впервые встретился с тобой?!
Госпожу нельзя было запугать. Она взяла из его рук пергамент, внимательно все прочитала, разорвала пергамент пополам и спокойно швырнула обрывки на пол. Госпожа сказала, что не станет унижаться и все отрицать, но только должна ему заметить, она не чувствует боль и отчаяние, как он, видимо, считает, что она должна чувствовать. Теперь она думает о нем, как о дураке, который недостоин быть мужем такой женщины, которой она является.
Госпожа вела себя так, будто она была во всем права, и она надеялась, что и в этот раз сможет убедить Велизария, что он ошибается. Велизарий сильно злился. Он продолжал ее очень любить, но он не мог снова ей поверить так легко, как он это сделал в Сиракузах. Велизарий спросил госпожу:
– Жена, ты мне хочешь сказать, что твой сын Фотий поклялся Святым Духом, не будучи уверенным, что говорит полную правду?
Госпожа насмешливо ответила:
– Неужели ты считаешь, что все также серьезно относятся к клятве, как относишься к ней ты? В особенности, к такому неопределенному предмету, как Святой Дух! Разве твой хозяин Юстиниан не произнес подобную клятву перед Виталианом, клянясь Вином и Хлебом, а затем нарушил клятву по некоторым важным государственным причинам и еще заявил, что Виталиан был еретиком! За день до того, как я покинула Константинополь, я сама дала такую же клятву и тоже по важным государственным причинам. Я не считаю себя совершенно бесчестной женщиной.
Потом она рассказала мужу все о заговоре против Иоанна Каппадохийца. Велизарий услышав, что она, его верная жена Антонина, от его имени торжественно поклялась ради того, чтобы отомстить Иоанну, ему стало дурно, и он был вынужден присесть. Когда ему стало полегче, он спросил жену:
– Скажи мне, Антонина, неужели я так плохо служил императору, что любой может поверить в то, что я способен на предательство? Какое колдовство ты использовала на Иоанна, чтобы убедить его в подобной чуши? Какие права у тебя имеются надо мною, что ты посмела упоминать мое имя в связи с этим негодяем? Чего ты желаешь добиться? Может, тебе необходимо покровительство императрицы, чтобы покрывать инцест со своим крестником?
Вместо того чтобы оправдываться, Антонина заговорила о его самых болевых точках – о религии и мужественности.
– Мне кажется, что всем, кроме меня, идет на пользу твоя знаменитая христианская терпимость. Но как различить, что это – трусость или вера, когда ты терпишь презрительное отношение Юстиниана? Он тебя бил и оскорблял, как собаку, и как собака ты снова ползешь к нему на брюхе! Когда я в шутку сделала вид, что ты способен на мятеж, я слишком сильно польстила тебе, а ты этого не заслуживаешь!
Велизарий больше не мог терпеть. Он позвал Траяна из приемной.
– Проводи госпожу Антонину в ее покои и помести охрану у ее дверей. Впредь она станет содержаться под строгим арестом.
Траян стоял как потерянный.
Госпожа никогда не видела Велизария в такой ярости. Ее испугала глубокая трещина, разверзшаяся между ними. Она слишком много наговорила ему дерзостей. Госпожа также злилась, потому что у нее отнимали право вести себя так, как ей хочется, и это ее волновало гораздо больше, чем сомнения мужа в ее верности. Госпожа мрачно последовала за Траяном.
Я находился вместе с ней под арестом. Она постоянно мне повторяла:
– Когда меня освободит императрица, это станет дурным днем для Велизария!
Мне удалось сообщить императрице о случившемся. Через месяц, в конце сентября, Велизарий получил приказ отпустить Антонину и возвратиться в Константинополь. Нам не так плохо было под арестом, и мою госпожу никак не ущемляли в ее правах – Велизарий никогда не был мстительным человеком.
Фотий, тем временем, отправился в Эфес, чтобы там захватить Феодосия и привезти его в Дарас, чтобы его тут наказали, хотя Велизарий не давал ему подобного поручения и вообще ничего не знал о его намерениях. Фотию удалось обмануть епископа Эфеса, заявив, что он действует по приказанию Теодоры, и он забрал Феодосия из церкви Святого Иоанна Евангелиста – Феодосий пытался там найти себе приют. Фотий отвез его в пустынное горное местечко – курорт в Силиции, куда посылали выздоравливать раненых кирасиров, и там запер его в хижину, будто по приказу Велизария. Он забрал у Феодосия золото, которое он привез с собой в церковь Святого Иоанна. Эта были деньги, которые госпожа Антонина просила его положить в банк в Эфесе. Она обычно помещала деньги в различные банки в городах Азии, чтобы хранить их там на черный день.
Когда мы прибыли в Константинополь, Велизарий отправился к императрице и просил ее судить госпожу Антонину, рассказав ей все, что узнал. Но императрица накинулась на него, как тигрица, и приказала немедленно помириться с женой.
Велизарий ей ответил:
– Пока жив наш крестник Феодосий, примирение невозможно. Госпожа Антонина им околдована, и она преступно вела себя по отношению ко мне.
Теодора попыталась увещевать его:
– Неужели я поверю тебе, что ты ни разу в жизни не изменял Антонине?
– Она меня в этом не обвиняет, не так ли?
Теодора была по-своему справедливой женщиной и не стала сразу судить Велизария. Но она не смогла удержаться, чтобы не причинить ему боль, наказав его ближайших друзей. Она их обвиняла в реальных старых грехах. Эти грехи были записаны в специальную книжку, предназначенную специально для подобных случаев. Некоторые из них были изгнаны, других заключили в тюрьму. Фотия ждало суровое наказание. Теодора приказала привезти его из Сицилии и арестовать за подлог, воровство и лжесвидетельство. Фотий был консулом, но его раздели и начали пороть, пытать и мучить перед императрицей, пока он не сознался, что солгал Велизарию и не сказал, где скрывали Феодосия.
Что касается помощника Фотия, сенатора, Теодора лишила его всей собственности и приказала поместить его в темное подземное стойло, где ему предстояли страшные муки. Его привязали к яслям коротким поводком, заломив ему руки за спину. Несчастному приходилось все время стоять, как ослу. Он был не в состоянии двинуться или лечь на пол. Он ел, спал и отправлял естественные нужды, стоя. Его так мучили не только из-за госпожи Антонины. Теодора давно желала отомстить этому человеку. Он когда-то еще в клубные времена оскорбил ее и назвал двуногой ослицей. Спустя несколько месяцев таких мук, он сошел с ума и начал громко орать по-ослиному. Его освободили, но почти сразу он умер. Фотия поместили в углу того же самого стойла, но без поводка и узды. Мне следует рассказать конец этой истории.
Фотию удалось дважды с тайной помощью Юстиниана удрать из заточения. Юстиниан всегда ценил Фотия, как полезного ему агента. Оба раза он искал убежища в церкви, и дважды Теодора нарушала неприкосновенность убежища и возвращала его в стойло. В третий раз ему удалось удрать в Иерусалим, где он принял монашеские обеты и уже не боялся мести Теодоры.
Феодосия привезли из Сицилии люди Теодоры к концу ноября. Она не сразу сообщила Антонине о его прибытии, а радостно пошутила:
– Дражайшая госпожа Антонина, мне в руки попала удивительная жемчужина, мне бы хотелось выслушать твое мнение по этому поводу. Пройдем со мной, и ты мне все расскажешь.
Феодора привела госпожу в комнату, где оказался Феодосий. Он выглядел совсем неплохо и играл на кушетке с дворцовым котом. Бедная госпожа потеряла дар речи. Она не верила, что он жив в Сицилии, как говорил Фотий. Теодора оставила их наедине. Она обещала Феодосию после всех страданий и обвинений, что назначит его генералом, и пригласила жить в своем крыле дворца, чтобы ему можно было не опасаться за свою жизнь.
Вот так этот ужасный год подошел к концу. Но Велизарий и Антонина не были вместе. В начале весны следующего года, а именно, в 542 году от Рождества Христова, король Хосров опять пересек нашу границу. На этот раз ему удалось собрать огромную армию, почти в двести тысяч человек. В армии было несколько дивизионов белых гуннов, которых Юстиниан без успеха пытался подкупить, чтобы они выступили против Хосрова. Когда гунны узнали об успешном нападении на Сирию в прошлом году, они присоединились к Хосрову в надежде на богатую добычу. Хосров снова отправился южным путем по правому берегу Евфрата. Он понимал, что начисто выдоил Сирию в отношении золота и серебра и решил не тратить здесь времени даром, а сразу отправиться в Палестину. Антиохия оставалась разрушенной, и Иерусалим был самым богатым городом Востока. Святые места сверкали богатством, а пилигримы обогащали местных жителей, как христиан, так и иудеев.
После отъезда Велизария, командование на Востоке было возложено на Бутца. Бутц заперся в крепости Хиераполис с небольшой армией и боялся даже посылать разведчиков, чтобы узнать, как продвигается Хосров. Он написал Юстиниану, прося как минимум пятьдесят тысяч подкрепления, хотя ему было известно, чтобы собрать подобную армию, Юстиниану придется полностью лишить защиты провинции дома. Недавно была отправлена в Италию огромная экспедиция, собравшая все резервы регулярных войск.
Юстиниан призвал к себе Велизария и заявил:
– Наш верный и прекрасный генерал, мы позабыли все зло, которое ты причинил нам в прошлом, и помним только твои услуги. Собирай свое войско и немедленно отправляйся в Сирию, чтобы защитить священный город Иерусалим от короля-язычника. Нам сообщил генерал Бутц, что Хосров хвастался взять город до Пасхи. Если тебе удастся удержать город, мы станем тебя любить пуще прежнего!
Велизарий был настолько законопослушным, что не стал доказывать императору, что он не причинил ему никакого зла и не начал упрекать его в предательстве. Он всегда считал, что если человек остается верным своим принципам и совести, его не могут обидеть никакие оскорбления. Существует среди христиан поговорка: «Простить врага и ответить добром на зло, значит, положить себе на голову раскаленные угли». Можно сказать, что волосы на голове Юстиниана постоянно были подпалены после его злобных выпадов в отношении Велизария. Интересный парадокс: если бы Велизарий когда-нибудь проявил желание возмутиться и выказал оскорбленное самолюбие или как-то менее терпимо проявил себя, он стал бы равным с остальными генералами Юстиниана, и тогда Юстиниан мог его в чем-то простить и он стал ему более понятен и даже близок. Но Юстиниан никак не мог простить Велизарию то, что он зависел от него, что тот прибавлял ему славы и его трон от этого становился более устойчивым. В то же время Велизарий оставался благородным человеком и, кажется, никогда не совершал ошибок. Велизарий достигал недостижимых высот в военном искусстве, и Юстиниан все больше злился, потому что все больше оставался у него в долгу. Мне еще не раз придется возвращаться к этой теме.
Велизарий отправился в Хиераполис с двадцатью воинами. Он во время пути менял лошадей на почтовых станциях и проезжал восемьдесят миль в день. Он приказал, чтобы за ним следом ехали его кирасиры и во время прохождения через Силицию забрал выздоровевших раненых из Дараса, которых там скопилось полторы тысячи человек. За три дня до Велизария в Хиераполис прибыл его гонец, который обычно забирал самых быстрых коней. Он сообщил о прибытии Велизария. Когда Велизарий пересекал границу Сирии, этот гонец встретил его с письмом от Бутца, который убеждал его остаться в Хиераполисе и помочь его защищать:
«Весьма важно, чтобы вы оставались в безопасности и не рисковали зря, пытаясь захватить в плен персов. Если с вами что-то случится, они будут считать это огромной победой, для них это больше, чем захват целой провинции».
Велизарий послал ему следующий ответ:
«Разве вам не известно, что король Хосров грозит взять Иерусалим? Я, как вы знаете, не стану зря рисковать, но отсиживаться в Хиераполисе, пока персы маршируют в Иерусалим через территорию, где так мало войск, мне кажется, самое настоящее предательство. Приходи в Кархемиш со своими солдатами. Лучше схватиться с королем Хосровом в открытую. Пятьсот человек достаточно для защиты Хиераполиса».
Велизарий стал лагерем у Кархемиша, и ему подали дымовой сигнал с низовий реки, что армия короля Хосрова состояла из нескольких пеших дивизионов. Велизарий сделал вывод, что Хосров не собирался идти через пустыню в Халчис, а хотел идти вдоль реки до Зеугмы, откуда к Антиохии вела свободная от укреплений дорога. До того как подойти к Зеугме, Хосрову придется миновать Хиераполис и Кархемиш. Кархемиш находился в дне пути от Зеугмы, а Хиераполис – в трех днях пути и нужно было повернуть немного к западу. Хосров не ожидал найти противостоящую армию в Кархемише, считая, что эта армия спокойно находится в Хиераполисе. В Кархемиш подошли остальные пять тысяч человек придворных кирасиров Велизария и пожаловал Бутц из Хиераполиса тоже с пятью тысячами человек, кроме того, там были еще две тысячи воинов из Карры и Зеугмы. Всего там собралось тринадцать тысяч воинов.
Король Хосров медленно продвигался со своей двухсоттысячной армией и уже приблизился к Барбалиссу, где Евфрат делает поворот направо. Он еще не решил, как дальше действовать, потому что ранее думал, что только слухи о его приближении расчистят для него дорогу. Но разведчики доложили, что большая римская армия при Кархемише под командой Велизария уже ожидает его. Он не мог двигаться в Палестину, взяв с собой только кавалерию. Тогда ему пришлось бы оставить пехоту, но без поддержки кавалерии и охраны толстых стен пехота станет легкой добычей для врага. Он мог двигаться дальше вверх по реке и начать сражение при Кархемише, но чтобы это сделать, наверно, раньше следует покорить Хиераполис, который угрожал его флангу. Велизарий никогда не проигрывал сражение, обороняясь. Ему нужно было знать, какими силами обладает Велизарий, а потом уже рисковать. Хосров послал гонца к Велизарию, как бы желая начать мирные переговоры. На самом деле, гонец должен был разведать обстановку.