Текст книги "Истории мееханского пограничья. Том I. Север"

Автор книги: Роберт Вегнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Кеннет скрестил руки на груди, глядя, как Ливенс наклоняется за следующим камнем:

– Сыновья, как я понимаю, не чинят сети.

– Нет. Хе–хе–хе, нечего чинить, мы годами не выходили на ловлю, отец с дедом меня прибьют, когда встречусь с ними в Доме Сна. – Плоский камешек подпрыгнул несколько раз и с громким всплеском утонул.

Лейтенант кивнул:

– Когда это началось? Когда стали находить на берегу разные вещи?

– Всегда, сколько я себя помню, волны выбрасывали на берег разные вещи. Тут такое дно. – Рыбак повел рукой. – Возле ледника глубоко, а потом мельче и мельче. Когда в озеро падает кусок льда, а отрываются глыбы с десяток наших домов величиной, то волна сначала цепляет все лежащее на дне, а потом ускоряясь идет в сторону берега, поднимается и в этом месте выбрасывает принесенное. Лет двадцать назад пришла какая–то зараза, берег на пятьдесят ярдов вглубь был завален гниющей рыбой. Бродили в ней по колено. Но тогда дома стояли в трех милях отсюда. Когда Старый Гвихрен нырял в озеро, в том месте вода едва плескалась о камни.

Ливенс вновь глотнул из бутылки, на этот раз осторожней:

– Я был мальчишкой, когда нашли тут первый труп. Ахер в кожаной броне, наполовину объеденный рыбами. В руке он все еще сжимал щит. Я хорошо это помню, весь поселок тогда собрался и решал, что это значит и не будет ли от этого неприятностей. Потом положили труп в лодку, вышли на озеро и бросили его в воду. Эх, если бы он был только один.

– Были и другие, верно? – Кеннет посмотрел в глаза собеседника, в поисках подтверждения. – Бьюсь об заклад, ледник приносил их и бросал в озеро, значит им несколько сотен лет. Год за годом количество тел увеличивалось, были и люди, и ахеры. А с трупами приходило богатство – золото, серебро, драгоценные камни и украшения. Вы их обчищали, а потом? В озеро?

– Да, – чернобородый размашисто кивнул головой – в озеро. Озеро дало, озеро забрало.

– Не все.

– Нет, не все. Зачем рыбе золото? Так всегда говорил Гаван, зачем рыбе серебро и камни. А живым пригодится. Он первым перенес дом сюда, к воде. Целый год смотрел, как идут волны и куда выбрасывают больше вещей, а потом за месяц разобрал дом и отстроил его на самом берегу, на сваях. Старики с него смеялись, говорили, не пройдет и одной зимы, как вернется на старое место. А он за полгода крышу новой дранкой перекрыл, лодку купил, печь из обожженного кирпича поставил, а его баба и сын в новой одежде ходили. Торговцы быстро смекнули, к кому лучше заезжать, менять товары не на рыбу и икру, а на золото и серебро. И в следующем году еще четыре хозяйства переехало, построили дома рядом с ним. Ему это не понравилось, но запретить он не мог, иначе бы дом сожгли.

– Твой дом рядом с ним стоит.

– Потому как мой отец одним из первых решил все поменять. Ловля рыбы – это тяжелый кусок хлеба, особенно здесь. Бывало, утром и вечером только суп из водорослей и рыбьих костей ели. Ничего тут не растет, та пара овец и коза живут только за счет сена, что купцы привозят. Каким же надо быть глупцом, добро, само в руки идущее, не поднять да для себя использовать.

– И сколько времени прошло пока все сюда не переселились?

– Три года. Может четыре, не помню.

Кеннет посмотрел на забор:

– Значит эти загородки работают как сак? Так? Волна выбрасывает предметы, трупы и мусор со дна, эти поперечно уложенные ряды камней их задерживают, не дают уйти обратно в озеро. Когда вода уходит, то вы идете и собираете?

На лице рыбака появилась невеселая улыбка:

– Сак? Ну да, сак. Но в первую очередь заборы скрывают от соседей, что кому судьба принесла. Раньше все делили по-справедливости, но потом, когда сюда перебрались все, стало хуже. Бывали дни, когда находили только одну брошь или самородок, и что? Делить на двести пятьдесят голов? Люди не спали целыми ночами, бродили по берегу с факелами, ждали волну. Дрались, спорили, где именно, возле чьего дома выбросило ту или иную вещь. –  Рыбак сплюнул на землю, поднял камень и швырнул с такой силой, что тот исчез с глаз прежде, чем упал в воду. – Семьи, делившиеся когда–то последней рыбой, теперь следили друг за другом, воровали найденное. Кое–кто и за топоры стал хвататься.

Он глотнул из бутылки, вздрогнул и  вытер рот рукавом:

– Если это и сак, то на нашу жадность. Надо было видеть, как делили берег, как за каждую четверть дюйма спорили, а если сосед на палец забор сдвигал, то за ножи брались. А потом… Как заборы поставили, и каждый заперся в своем дворе, покоя вообще не стало.

Кеннет фыркнул:

– Ну да, это ужасно, вас заставили тут жить и грабить трупы. Если бы только могли уйти…

Чернобородый посмотрела на него без злости, с потаенной грустью в глазах:

– А некоторые и уехали, смогли это сделать. Но не все такие сильные. А Вы бы уехали? Если после каждой волны могли бы на пороге собственного дома найти такое? – Он полез за пазуху и вытащил маленький сверток. Осторожно развернул. Золотой перстень, два маленьких змея сплелись хвостами и сжали челюсти на прозрачном как вода камне размером с голубиное яйцо. Лейтенант взял перстень и поднес к глазам. Каждая мельчайшая чешуйка на змеином теле была тщательно выгравирована, глаза сияли голубыми камешками, маленькие, тоньше волоса, раздвоенные язычки лизали алмаз. В том, что это был именно алмаз, он не сомневался.

– Он слишком велик для меня, да и на Ваши пальцы тоже. Но это ничего. Я не осмелился его носить, хотя это самая красивая вещь, которую я видел в жизни.

– Кто его носил?

– Какой–то ахер на шейном шнурке. – Рыбак осторожно забрал свое кольцо. – Ушли бы? Ну, господин лейтенант, ушли бы, зная, как другие находят на берегу такие чудеса? Когда в детстве ешь суп с водорослями, то не хватит сил забрать отсюда семью и попытать счастья в другом месте.

– С уже собранного можно было купить хорошее хозяйство с большим куском плодородной земли. Где угодно в этих горах или за их пределами. Отправить сыновей в школу… Или им земли прикупить, жен хороших найти, внуков дождаться.

– Да, и каждую ночь просыпаться по десять раз, ожидая волны, которая не придет, и думать – какие чудеса выбросит на берег, а меня там не будет, чтобы подобрать. Я пытался, уехал на полгода, хотел даже к вам, в Стражу записаться, но, в конце концов, притащило меня назад. – Рыбак посмотрел на водную гладь. – Это озеро… Как тут родился…

Он осторожно положил перстень на ладонь, и не глядя на лейтенанта, сказал:

– Если бы некий мудрый офицер увел своих людей в казармы и не…

– Ветер, – сказал Кеннет.

– Что?

– Ветер подул, я не расслышал, что ты там говорил, хозяин. Но если бы вдруг подумал, будто хочешь меня купить как городского служку… – процедил он сквозь стиснутые зубы – то наверно отрубил бы руку, которой мне взятку подсовываешь.

Рыбак сжал ладонь.

– Скажешь мне, кто убивает? – Лейтенант сделал вид, будто не заметил дрожание плеч и бледность чернобородого. Не собирался давать ему покоя. – Вы нашли что–то не совсем мертвое, верно? Ахер? Человек? Одержимый? Трупы людей и ахеров, сбрасываемые ледником в озеро – это останки после древней битвы. Там пользовались магией, возможно призвали кого–то демона, чудовище из–за Мрака, который попал в лед как остальные, но не умер. Вы его разбудили, и он теперь убивает.

Его собеседник перестал дрожать и покачал головой:

– Мы не нашли ничего живого. Ничего полумертвого. Все водой принесенное, пригодно только на корм рыбам. Да, случалось находить странные вещи. Остатки амулетов, каменные плитки с непонятными знаками, оружие, которое не только резало и кололо. Человек сразу чувствует магическое или магией попахивающее. Выбрасываем такие находки туда же, куда и трупы. По крайней мере, такой у нас уговор, – сказал он быстро.

– Я уже вижу, как выбрасывают в воду золотой кулон. – Ухмыльнулся криво Кеннет. – Даже если бы висела на нем орда демонов, все равно оставите в доме. Жадность ослепляет, почему убитый вышел наружу до восхода солнца? Увидел что–то в воде и не выдержал, так ведь? Озеро иногда забирает пренесенное, вот он и рискнул – и закончил с разорванным горлом. Кто тут убивает, хозяин? Почему боится воды? И почему сами не пытаетесь его прикончить?

– А с кем бы я на него пошел? – Большие ладони рыбака сжались в кулаки. Чернобородый говорил короткими фразами, словно выстреливая их в воздух. – С теми, из–за забора? Семьи держатся по две, по три, а тут пришлось бы всех собирать! Большинство моей смерти только обрадовались бы, меньше голов для дележа. А тут из года в год… Берег уже не такой как раньше. Хочешь рассказ о том, как мы скурвились? Держи. Три месяца назад утонул один, волна перевернула лодку, а вода здесь ледяная. Остались у него жена и двое детей. Это семья всегда держалась особняком, друзей у них не было, и потому быстро поплатилась. За два дня соседи обокрали их, ведь в доме не было мужчины. Через месяц, когда вынесли у них все и прогнали с их участка берега, женщина повесилась на чердаке. Там, в третьем слева доме. Если бы не староста, то и детей утопили бы по–тихому. А он взял их к себе на службу, ну и ладно, иначе в родном поселке с голоду бы померли. Ведь это уже не Бирт, а сборище диких псов, привязанных к своему куску берега. Те, кому уже хватило всего этого, ушли, остальные разделились на четыре–пять групп и держатся вместе. Как я со старостой, Оврином и молодым Лавом.

– А те дети, старостой пригретые? Где они?

– Не знаю, пропали куда–то. Когда начались неприятности, никто не думал за ними присматривать, вот они и удрали, наверное. Значит у них ума больше оказалось, чем у нас всех.

***

Он наблюдал за ним большую часть дня. Смотрел как спит, бормочет, пьет, съеживается в земляной дыре, снова спит.

Вы объединились, так ведь? Ты искал хозяина, вторую половинку, дополнение. Нет больше ума, нет управления, но ты каким–то образом перенес свою тоску о нем. Нашел душу, достаточно одинокую и испуганную, она поддалась и присоединилась. Теперь не ищешь выхода или способа вернуться домой. Желание иметь нового хозяина стало смыслом твоего существования. Как много ты помнишь? Помнишь ли воду, смыкающуюся над головой, и лед, сжимающий тебя со всех сторон? Поэтому избегаешь озера? Спишь подальше от берега и не хочешь приближаться к воде. Но каждую ночь приходишь в поселок.

Убиваешь чудовище.

***

Они ждали. Ночь приближалась, а рота Стражи не собиралась уходить отсюда. Кто бы там не командовал, решил не допустить сегодня новых убийств.

Андерелл наблюдал, как солдаты наводят свои порядки, и слова, которые шептал себе под нос, загнали бы в краску всех маркитанток в северных провинциях. На его глазах рушилась вся засада, они зря пролежали на холодных камнях последние несколько дней. Убивающее рыбаков существо не будет настолько глупым, и не покажется сегодняшней ночью.

Сначала стражники приказали освободить все дома на восточной стороне поселка, а жителей загнали в оставшиеся. Те пытались сопротивляться, но выбор был прост. Или оставляешь дом, или садишься в лодку и покидаешь это место. Решительные жесты десятников не оставляли другого выбора. В двух случаях сопротивление было сломлено, людей вытаскивали силой, разбивая двери и ставни в пух и прах. Никто бы не осмелился ночевать в открытом доме. Но, как заметил Андерелл, большинство рыбаков приняли требования солдат с облегчением. Собирали свое добро, какие–то вьюки, короба, сундуки, и переходили в десять домов на западной стороне. Столько солдаты позволили занять – как оказалось, местных было меньше полутора сотен. Теперь стражники через каждые несколько шагов раскладывали у забора кучи дров, укрепляли двери и окна, переворачивали заборы, разделяющие занятые дома.

Они собирались остаться на ночь и защищать жителей.

Команда собралась в полном составе, не было никакого смысла следить за пустыми домами по другую сторону поселка.

Крышка по какой-то мелочи прицепился к аэс–Фурону и сидящие рядом маги о чем–то тихо спорили. Его это не беспокоило, главным было не наделать в эту ночь никаких ошибок.

Андерелл подполз к Уэле и тронул за руку.

– Видишь? – Он показал на рыжеволосого стражника в обшитом красным кантом плаще. – Ночью с ним должна случиться неприятность. Но несмертельная, не улыбайся ты так, это же офицер нашей армии. Если его люди потеряют командира, то сами не справятся и вернутся в казармы. А у нас будет несколько дней.

– Я пойду одна? – она все еще улыбалась, с вызовом поглядывая на Бигрона. Доверенное командиром ей, а не воину, задание было засчитано как получение очередного очка в их игре.

– С тобой будут Йовель и Манву. Остальные прикроют нас. Втроем вы справитесь с одним солдатом, а я присмотрю, чтобы вы не расшалились – остерег он.

***

Сбор всех жителей в одном месте прошел даже быстрее, чем ожидалось. Лишь немногие отчаянно протестовали, большинство подчинилось солдатам почти с облегчением. При размещении людей Кеннет последовал советам Ливенса Авекса. Некоторые семьи не должны были ночевать вместе. Благодаря этому была надежда не застать утром дом полный трупов.

Чернобородый стал неофициальным преемником старосты, и многие охотно его слушали. Совещание с десятниками было коротким. Кеннет решил остаться еще на одну ночь, и попробовать если не прикончить чудовище, то хотя бы не допустить нового убийства. А уже утром решить, как дальше поступить. Несмотря на долг, он все меньше хотел рисковать своей головой за этих людей. Местность будут патрулировать четверки с собаками, и оставалась надежда, что четверо вооруженных мужчин окажутся для убийцы слишком трудной задачей.

Пришедший в горы закат окрашивал темно–красным снега на самых высоких вершинах, рисовал длинные тени на восточных склонах и каждую минуту понижал температуру воздуха. Как только солнце начало садиться на западе, от озера повеяло холодом. Ночь должна была быть холодной.

Лейтенант подошел к Велергорфу, который совещался с двумя следопытами:

– Все собраны в одном месте?

– Так точно, господин лейтенант. Две семьи решили уплыть. Мы их не задерживали.

– Хорошо. Нашли еще что–нибудь? Волк? Азгер? Порадуете вашего командира?

Старейший из разведчиков, Азгер Лавегз, покачал головой, и заплетенные на голове маленькие косички, заметались во все стороны:

– Ничего нового. Тут сложная местность, господин лейтенант, особенно когда каждая новая волна смывает все следы. Остается ждать.

– Ладно. Вархенн, люди не спали со вчерашней ночи, поэтому смены у костров каждые два часа. Как я и говорил, не стоять, постоянно двигаться и видеть друг друга.

– Нас слишком мало, господин лейтенант, только три патруля за забором…

– Я бы тоже хотел иметь полную роту. И я по–прежнему не согласен дать местным оружие. Сколько времени пройдет, прежде чем один из нас получит болт или стрелу? У них и так полно ножей с топорами в домах, мне бы не хотелось их штурмовать. Что еще?

Татуированное лицо десятника покрылось морщинами, когда он широко улыбнулся:

– Может молитва?

– Никогда не видел, чтобы ты молился, Вархенн. Но когда–нибудь наступает первый раз.

– Тут у меня проблема, господин лейтенант. Ни один из наших Бессмертных меня не устраивает. Лучше бы они сейчас вообще не вмешивались, а духи ахеров меня никогда не слушались. Пусть будет так. – Десятник коснулся рукояти топора. – Я буду тебе точить и смазывать, и никогда не оставлю на поле битвы, а ты руби все, что встанет на твоем пути, и всегда будь под рукой.

Кеннет улыбнулся в ответ:

– Хорошая молитва, Вархенн. Лучшая, что я слышал. – Он указал на запад. – Солнце сейчас спрячется, готовьтесь к долгой ночи.

***

Крик был таким же пронзительным, как и прошлой ночью. Глубокий, отчаянный и грустный. Кеннет вновь невольно схватился за рукоять меча, после чего медленно выдохнул. Слишком далеко, место, откуда раздался голос, было где–то в полумиле отсюда. Он посмотрел по сторонам, проверяя расстановку солдат. По его приказу они держались группами, с ним было двое солдат из его десятка. За забором этого должно было хватить.

Снос ограждений, разделяющих берег на маленькие участки, оказался хорошей идеей. Теперь им были хорошо видны все дома, а также появилось достаточно древесины для костров. Несколько уже было зажжено за забором. По его стороне также горели,  небольшие и едва тлеющие, но дающие достаточно света. Оставалось надеяться, что ледник не пошлет на берег большую волну и не сорвет весь план. В оставшемся заборе вырвали часть досок для зрительного контакта с солдатами на другой стороне, и удобства стрельбы. До того, как раздался крик, Кеннет надеялся на ночь без происшествий.

По приказу лейтенанта и ведомые инстинктом выживания, стражники держались поближе к забору. Если убийца способен прыгать на сто футов, то человеку захочется иметь за спиной несколько крепких досок. Благодаря этому хорошо просматривались крыши.

После первого крика внешние костры вспыхнули ярче. Как стражники и договаривались, в первую очередь это было нужно для демонстрации охраны Бирта. Вряд ли убийца боялся огня.

Ночную тишину разорвал новый призыв. То, что это был призыв, Кеннет понял, когда снова услышал его. В этом голосе не было вызова и ярости, только ожидание. Будто кричащий надеялся получить ответ. Лейтенант стиснул зубы, по телу прошла волна озноба.

На второй крик ответили собаки. Если при первом только задрали головы и начали выть, то сейчас насторожили уши, ощетинились и оскалили зубы. Короткие, предупреждающие рычания звучали как отзвук надвигающейся бури.

– Уже ближе, – пробормотал один из сопровождающих его солдат.

– Да, Малав. Слышу.

Малав Гринцель засунул меч под мышку и натянул тяжелые кожаные перчатки. Из ножен на бедре вытащил длинный нож.

– Может и зайдет к нам, господин лейтенант.

– Я его не приглашал, но если придет, хочу, чтоб остался.

– Ха–ха, как и все мы.

Новый крик раздался еще ближе, где-то в двух сотнях ярдов от поселка, как показалось Кеннету. Кто бы это не кричал, он должен был нестись как скачущая лошадь.

Псы уже не рычали, уши были прижаты к голове, мышцы напряжены как канаты. Их головы указывали в одном направлении – на юго–восток. Кричавший в темноте очень быстро приближался. Кеннет искренне жалел, что на небе не было луны.

Потом, когда утих ветер, и псы перестали рычать, они услышали. Грохот камней на пляже, топот не то рук, не то ног о землю, и нарастающий хриплый рык. Нечто выскользнуло из мрака и промчалось перед забором, между кострами и деревянной стеной, мелькнув на мгновение размазанной тенью. Резко остановилось. Несколько окриков, короткий вой пса, выстрел из арбалета, затем другой и наступила тишина. Через мгновение раздались проклятья.

Кеннет подскочил к ближайшей калитке и с мечом в руке вылетел наружу. Он ожидал худшего, крови, лежащих тел, раненых и умирающих, но все его люди были целы. Псы тоже, только один из них с оглупевшей мордой присел и гадил под себя. Дрожал он при этом как студень.

– Хивел, что случилось?

Стражник, заряжавший в это время арбалет, выпрямился, положил болт в паз и прицелился в тени за границей освещенного круга.

– Он, господин лейтенант, – Хивел сплюнул – он выскочил оттуда, где едва видны те два камня, подскочил к псу, погладил, и отпрыгнул в другую сторону. – И махнул оружием куда–то вперед.

Кеннет поднял брови:

– Погладил?

– Так это выглядело. Остановился, похлопал по голове, погладил. Прежде чем я прицелился в него из арбалета, он уже отпрыгнул. Приземлился вон там, отскочил, и все. Вряд ли я в него попал.

– Кто еще стрелял?

– Я. –  Волк закончил заряжать арбалет. – Только болт потратил.

– Увидели его?

– Не так много было времени, господин лейтенант, урод какой–то, невысокий, худой и вроде горбатый.

Крик раздался откуда–то слева, протяжный, отчаянный призыв. Собаки ответили собственным, таким же пронзительным воем. Даже нагадивший под себя поднял голову и завыл. Если собаки и умеют плакать, то именно таким способом.

– Оставайтесь здесь, собак держите рядом. И не позволяйте их никому гладить, только испортят. Велергорф!

Десятник появился из темноты. Топор держал обеими руками.

– Он кричит уже где–то в поселке, слышишь?

– Как и все у озера. Десять, пятнадцать домов отсюда. Скажу, что сидит на крыше и воет.

– Тоже так думаю.

Они обменялись взглядами. Велергорф скривился татуированной улыбкой:

– Никогда не любил сидеть на заднице и ждать.

– Идут Волк, Хивел, ты и я. Остальные на местах и глядят в оба.

Пригнувшись, они побежали вдоль забора, нацелившись на неумолкающий вой. С каждым шагом звук все нарастал. На этот раз убийца решил дать представление на всю околицу.

Крик утих, когда они были где–то в центре поселка. Кеннет выругался и осторожно попятился назад, пока крыши хижин не показались за дощатым забором. На фоне звездного неба они выглядели как угловатые хребты мифических зверей.

На одной из них что–то зашевелилось.

Кеннет посмотрел на стражников и поднял один палец. В этот момент тень, приклеившаяся к крыше дома, сдвинулась и исчезла. Что–то скрипнуло, похоже оконная рама.

– Вошел внутрь – прошептал еле слышно Кеннет.

Лица солдат окаменели. Внутри дома, в тесных комнатах, где не сможет прыгать на десятки шагов… Доспехи, шлемы, топоры и мечи против когтей и клыков. Почти незаметно, словно ведомые одной мыслью, согласно кивнули.

Калитка открылась бесшумно, но, как казалось Кеннету, галька немилосердно скрипела под его ногами. Велергорф ступал тихо, будто шел по каменной дороге, а Волк и Хивел передвигались как духи. Стоящий на сваях дом выглядел черной тенью перед ними, мертвой и пустой. Взгляд понемногу привыкал к тусклому освещению, улавливая во мраке больше деталей, пятна окон и незакрытые двери. Ничего обнадеживающего.

Они бочком подобрались к двери, оба вооруженных арбалетами солдата встали напротив проема. Вархенн толкнул двери ручкой топора и прижался к стене. Те даже не скрипнули. Пять ступенек вверх прошли на носках, сначала десятник, потом Кеннет и два арбалетчика. Дом был построен как и большинство других, две комнаты слева и одна справа от коридора. Мимоходом обратили внимание на отсутствие дверей, ничего, только проемы в стенах. Лейтенант толкнул Велергорфа в спину и указал на первый слева. Заглянули. Пусто, четыре стены, небольшое окно, через которое просачивался тусклый ночной свет, благодаря которому в помещении вообще можно было что–то рассмотреть, несколько деревяшек на полу. Никакой мебели, сундуков, обычных домашних предметов. Заглянули в другой проем. Здесь раньше была кухня, от печи осталось только несколько разломанных кирпичей, при порыве ветра из трубы посыпалась сажа. Отсюда не унесли только вбитые в стены деревянные крючки, на которых когда–то висела утварь. Кто бы ни уходил отсюда, взял все.

На первом этаже осталась неосмотренной только одна комната. И именно из нее послышался тихий шорох, какой–то треск, блеснуло светом.

Они развернулись как по команде, арбалеты нацелились на дверной проем. Кеннет посмотрел на Велергорфа и кивнул. Они одновременно влетели в комнату и остановились, с занесенным для удара оружием над головой.

Двое детей сидело на голых досках пола, в пустой, как и предыдущие, комнате. Рядом с ними горела лампа, точнее глиняный черепок с маслом на дне и тряпочкой, к которой, отчаянно подрагивая, прицепился маленький язычок пламени. Мальчику на глаз было около двенадцати, а девочке восемь–девять лет. Оба были одеты в остатки гнилых мешков, в которых раньше хранили зерно или крупу. Они сидели, поджав ноги, друг напротив друга, с закрытыми глазами и держались, наверно, за руки. Ладони были спрятаны под грязной тканью. Даже не повернулись в сторону вооруженных людей, внезапно ворвавшихся в комнату.

Все эти детали Кеннет выхватил одним взглядом, заметил тщательно закрытые оконные проемы и лестницу ведущую на чердак. Показал Волку на темное отверстие в потолке и подошел к детям. Лампа помаргивала огоньком.

– Вас бросили? – Прошептал он.

Какая теперь охота на убийцу. Нужно было заняться этими детьми.

Два лица повернулись в его сторону и застыли. Были… Таких истощенных детей Кеннет еще никогда не видел в своей жизни. Даже в селах отрезанных лавиной, где люди, когда заканчивались припасы, ели собак, котов, крыс и кожаный инвентарь. Обтянутый кожей череп и большие, как блюдца, глаза. В этих взглядах не было ничего. Пустота, абсолютное отсутствие понимания происходящего. Он вспомнил о словах чернобородого. Посчитал дома.

– Это ведь ваш дом, верно? Это вас пригрел староста, когда вы остались одни. Теперь я вижу – он старался как мог. Кормил и все такое. Неудивительно, что вас прятал.

Девушка пошевелила губами, в глазах появился блеск:

– Это мы прячемся – прошептала она. – И ждем.

– Ждете?

– Когда папа вернется.

Он закрыл глаза. Им не сказали?

– Понимаю. Мы заберем вас в безопасное место, туда, где вы сможете подождать.

Она покачала головой:

– Нет.

– Почему?

– Потому что они нас подвесят.

– Подвесят?

– Как маму. За шею. Пока не умрем. Лучше спрятаться.

Он услышал тяжелый вздох Велергорфа. Закрыл глаза, открыл, но девочка все еще была перед ним, с лицом ребенка и взглядом столетней старухи. Боги, что там сказал этот чернобородый сукин сын? Те, кто накопил, уплывали отсюда целыми семьями, бросая родную сторону. Но при этом сам же и говорил о невозможности ухода. Не добровольно. Кто тут родился и чутко спит, в ожидании следующей волны… А еще берег уже не тот, каким был раньше. Из года в год выбрасывает все меньше и меньше находок. Если у кого–то не было приятелей и он не держался вместе с другими семьями, то соседи приходили ночью и вешали. Потом грабили дом и занимали этот участок берега. А дети «под присмотром» не проживали и месяца. Если их не вешали раньше.

А он тут старается защитить этих людей.

– Велергорф!

– Я!

– Забираем детей и возвращаемся.

– Понял, господин лейтенант. А что с… – он указал на чердак.

– Наверное уже сбежал. Мне плевать, откуда он тут взялся и чего ищет. Утром уходим в Беленден. Пусть полковник пришлет сюда несколько магов и ясновидящего, который узнает правду.

Мальчик моргнул, в его глазах не отражалась комната, а только что–то иное, некая мутная вода, как показалось Кеннету. Малыш открыл и закрыл рот. Потом медленно вытянул руки из–под тряпья и вытер лоб.

Его руки… Наверное это были перчатки, хотя Кеннет не поставил бы на это и пол–огра. Если это были перчатки, то они прекрасно имитировали настоящие конечности, включая ногти и морщины на коже. И они были в три раза больше, чем необходимо. Он оторвал взгляд от того, что не могло быть настоящими ладонями мальчика, и посмотрел ему в глаза. Ни следа ребенка, даже голодного и обессиленного до грани смерти, никаких чувств, эмоций, никакого сознания. Никогда не видел такого взгляда.

Нет. Он когда–то взглянул в такие глаза, глаза горного медведя, встреченного весной на дороге. Зверь только проснулся от зимней спячки и еще не совсем отошел от страны снов. С полминуты стоял напротив и смотрел, словно решая, настоящий ли человек перед ним или не стоит на него обращать внимания. Наконец, гора меха повернулась и пошла в свою сторону. Это были самые долгие полминуты в жизни лейтенанта. И сейчас это повторялось.

У тебя есть меч, пробормотала некая часть его сознания, щит, кольчуга, шлем. А он не достанет тебе даже до плеча и настолько худой, что может сломаться пополам. Можно не сжимать рукоять с такой силой.

Девочка встала, подошла к брату и с улыбкой коснулась его руки:

– Подарок – прошептала она.

– Подарок? – странно, но его голос не дрожал, хотя та часть сознания, которая отозвалась мгновение назад, бормотала о борьбе не на жизнь, а на смерть.

– От дяди Гавана. Он просил Ивена проверить, а после проверки обещал дать ужин. – Она вскочила мальчику на спину, оплела его руками и ногами, уткнулась лицом в его шею. – Мы были очень голодны. Но нам не дали еды, только начали его колоть и дергать. Резали его, и один из них приставил ему красное железо к боку.

Последние три предложения были глухими и нечеткими, но Кеннет почти не обратил на это никакого внимания. Урод, сказал Хивел, горбатый урод. Невысокий, меньше пяти футов ростом, но весит столько же, сколько нормальный ребенок такого роста. Или двое. Худых.

– Тогда Ивен попросил меня закрыть глаза, и забрал оттуда. И теперь мы ждем, когда пока папа вернется. –  Девочка подняла лицо и странно улыбнулась. – Идут – сказала она. – Держитесь.

В дом ударил кулак бога. Грохнуло, вся конструкция наклонилась влево и замерла, как лодка на внезапно замерзшем море. Кеннет зашатался на полусогнутых ногах, Велергорф грязно выругался и оперся о стену. Воздух наполнился пылью. Ударило еще раз, сильнее, и с треском ломающихся бревен дом опустился на землю. Затрясся, заскрипели балки и стропила, но конструкция выдержала.

Лампа заморгала и потухла.

И в этой темноте вся задняя стена дома исчезла, высосанная наружу огромной силой. Так, словно зацепили ее упряжкой из дюжины лошадей и дернули. Прежде чем улеглась пыль, несколько фигур в масках ворвалось внутрь.

Звякнул арбалет, один из чужаков согнулся пополам, захрипел и упал. Двое оставшихся, не обращая внимания на солдат, бросились к детям. Кеннет не заметил удара, который достал первого из них. Мужчина – судя по росту и ширине плеч, – успел заслониться руками, но удар кулака сломал их как тростинки. Он закричал, и в то же самое мгновение другой кулак ударил его в живот. Захлебываясь, отрыгивая кровью и содержимым желудка, он влетел в стену.

Его компаньон напал сзади. Два длинных кинжала с чернеными лезвиями ударили одновременно. Мальчик закрутился, избегая обоих, и прыгнул на нападающего, схватив за руки. Огромные ладони сжались на запястьях бойца. Тот отвел голову и нанес сильный удар мальчику в лицо. Хрустнуло, полилась кровь. В следующий момент оба предплечья атакующего выгнулись назад, будто в них не было костей. Крик был слишком женским, чтобы сомневаться кем была раненая убийца.

Щелкнуло два арбалета, мальчишка отпустил женщину и выгнулся под невозможным углом, уходя от выстрела, а Кеннет выжил только благодаря рефлекторно поднятому в начале боя щиту. От попавших болтов верхний край щита ударил его по лицу. У него потемнело в глазах, он зашатался и услышал странное шипение. Его схватили за бок и бросили на землю.

– Щит! Быстрее!

Велергорф всадил кинжал под застежку, разрезал ремень, сорвал щит с руки и отбросил в сторону. Зашипело, воздух наполнился запахом разогретого камня, и щит с громким звуком разлетелся на куски. Обломки дерева и осколки раскаленного металла полетели во все стороны. Что–то больно зацепило лейтенанта за голень.

Десятник, вскакивая на ноги, схвати его за плечо и потянул к двери.