Текст книги "Грязные танцы"
Автор книги: Роберт Крейг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
А наши красавицы отправились дальше, в следующий паб, за новой порцией кайфа. Наташа доверительно обратилась к Анне:
– Интересно, что бы они про меня подумали, узнав, что я ищу мужчину исключительно из-за денег?
Анна осушила бокал:
– Они бы пожелали тебе удачи. Все знают, что деньги гораздо важнее любви.
Наконец настало время отправляться в «Бартокс», и Наташа тут же протрезвела от мысли:
– А что если в «Бартоксе» нас посчитают слишком простенькими?
– Простенькими! Да пошли они! Ты же не стыдишься себя и своего происхождения?
– Конечно, нет. Пошли они! – повторила она, но вовсе не так уверенно, как Анна.
Посетители «Бартокса» заметят, что элегантность ее платья фальшивая, переживала Наташа, ибо купила она его в комиссионке с небольшим браком, который сама же и устранила. Они вскоре сделают вывод, что бессмысленная и неблагодарная работа сделала Наташу приземленной. Ей стоило остепениться, знать свое место и принять за неизбежность то, что уже приняли другие. Если же девушке хотелось добиться лучшего положения в обществе, следовало стать современнее и умнее и научиться зарабатывать деньги самой. В том, что Наташа стала заложницей собственного решения непременно найти рыцаря в блестящих доспехах, было что-то от проституции. И все об этом скоро догадаются…
– Я не хочу идти в «Бартокс». Давай лучше в «Аполлон», – сказала она Анне.
Они не сбавили шага.
– Ты серьезно? После всех этих «Я пойду в «Бартокс», даже если мне придется идти одной!»
Наташа взяла подружку под руку:
– Ты ведь не бросишь меня, Анна?
– Конечно, нет! Не переживай! Мы симпатичные и умные, и вовсе не ограниченные, противные или мстительные создания. Мы не хуже других в этом мире. И если кто-то думает или поступает не так как мы, то они сами дураки.
– То есть ты не думаешь, что я просто стяжательница?
– Конечно, думаю!
Анна поддразнивала Наташу, ибо сама чувствовала абсолютно то же. Если быть с мужчиной ради денег означало быть с кем-то, кого она не любила, ну и что с того? А кто вообще видел эту любовь? Ее упрекнут в неискренности и обмане, но ведь такими все равно были все сексуальные отношения. В конечном счете, если ей придется жить без доверия, искренности и любви, то это никак не противоречило тому, чему ее выучила жизнь.
– Что, если ты вдруг встретишь миллионера?
– Выйду за него замуж.
– А если он будет очень-очень старый?
– Выйду за него замуж как можно быстрее.
Глава шестая
Джоффри, мужчина, которого Наташе суждено было встретить этим вечером, все еще сидел в пабе на окраине города, потягивал «колу» и тщетно пытался выглядеть беззаботным. Он ерзал на стуле, закидывал одну ногу на другую и снова ставил ее на пол. Причина, по которой он надел дорогой костюм и сел за руль «ягуара», заключалась в желании повысить самооценку. Правда, взяв машину, Джоффри был обречен на то, чтобы весь вечер воздерживаться от алкоголя, а без этого он не мог отвлечься от сосредоточенного самокопания и навязчивых мыслей о собственной неадекватности, вечных неудачах и недостатках. Ростки самоуверенности не могли пробиться сквозь эту монолитную толщу.
Только для Джоффри питие кока-колы могло представлять трудность. Он наклонил стакан еще до того, как поднес его ко рту, впрочем, реакция парня оказалась достаточно хорошей, чтобы не залить костюм.
По всему видно было, что сегодня суббота: посетители паба принарядились и потребляли горячительное куда активнее. Владелец заведения приглушил свет, а ручку громкости музыкального автомата, наоборот, вывернул до предела. У всех посетителей была своя компания.
Джоффри подумал о Джанетт, своей возлюбленной. Так сказать – бывшей. Между ними не было разговора о том, что все кончено, но вопрос заключался в том, принадлежала ли она вообще Джоффри прежде. При мысли о Джанетт его всегда охватывала жалость к себе. Джоффри представил, что она сидит сейчас на стуле рядом с ним. Трудно представить, о чем они могли бы разговаривать, и все же Джоффри знал, что, если бы она была здесь, их диалог начался бы спонтанно, как всегда. Вероятно, Джанетт посмеялась бы над тем, как он расплескал свой напиток. Эта ее постоянная готовность потешаться над ним, кстати, указывала на то, что на самом деле он ей безразличен.
Он заказал еще одну кока-колу; это было лучше, чем идти в другой паб и вновь огорчаться от того, что он совсем один.
Джоффри понаблюдал за тем, как женщина средних лет встала и принялась танцевать. В баре не было танцплощадки, и ей пришлось отрабатывать свои танцевальные па в пространстве между музыкальным автоматом и столами. На мгновение она вернулась к мужчине, которого оставила сидеть за столом, взяла его за руку и потянула за собой. Женщина танцевала, прижавшись к нему, управляя его движениями. Он делал галантные попытки прочувствовать танец, вынужденный слишком сильно сосредоточиться на том, чтобы сохранять на лице ухмылку и вместе с тем не сбиться с ритма. Эту неловкость партнер был готов терпеть, как плату за то, чтобы находиться рядом с этой женщиной.
Джоффри был законченным романтиком. Джанетт пребывала в его мыслях постоянно. И он на многое готов был ради нее, даже на унижение. Но это не была любовь – если брать во внимание самые общие представления об этом переоцененном людьми чувстве. Если бы Джоффри только мог это понять, он бы посмеялся над идиотизмом собственного поведения и, вероятно, повел бы себя более здраво.
Размышляя о времени, проведенном с Джанетт, он всегда приходил к такому заключению.
Теперь Джоффри решил покинуть паб и направиться в ночной клуб, о котором ему говорила Мелани, жена его друга. Впрочем, он не сомневался, что его тоска там не рассеется. Пожалуй, он закажет свежевыжатый апельсиновый сок со льдом. Нет, лучше свежий ананас со льдом – гулять так гулять. И он сделал попытку покинуть паб, трижды толкая наружу дверь, открывающуюся вовнутрь.
Когда голубая неоновая вывеска «Бартокса» стала хорошо различима в темноте, Наташе вновь захотелось развернуться и убежать. Анна намеренно начала болтать о предстоящей им фантастической ночи.
– Я рада, что «Аполлон» наконец закроют. Я полагаю, что сегодняшний вечер был столь великолепен потому, что мы заранее знали – он будет другим, не таким, как прежде.
Наташа слушала и бросала соответствующие реплики, она даже оказалась способна засмеяться. Но все это время она готовилась к разочарованию. Она придавала непомерно огромное значение сегодняшнему вечеру, слишком большие надежды связывая с «Бартоксом».
И вот он совсем рядом, надо лишь перейти дорогу. Пока девушки стояли у светофора, вокруг собрались люди, некоторые из которых также направлялись в «Бартокс» – девушки с перекрещенными на груди руками, чтобы защититься от внезапного порыва холодного ветра, юноши руки в брюки и с улыбочками на лицах.
«Ягуар» остановился, чтобы дать им дорогу.
Чем старше становился Джоффри (хотя он не достиг еще тридцати), тем более он осознавал, что в женщине его привлекает прежде всего общность взглядов. Ему хотелось, чтобы с ней можно было поговорить и чтобы в манерах ее сквозили горький опыт, убежденность в коварстве этого мира мужчин.
Впрочем, такая позиция не помешала ему с благоговением разглядывать девушек, что прошли перед его «ягуаром», бросив одобряющий взор на машину, а затем на него.
И тут он заглянул в глаза совершенной на первый взгляд женщины.
Обычно Джоффри встречался с женщинами, которых знал уже много лет, постепенно от флирта переходя к открытому предложению. И если их ответ был утвердительным – даже тогда он мог не решиться пригласить их на свидание.
Эта женщина была совершенна. Совершенна потому, что Джоффри видел несовершенство. Ее доверие еще надо было заслужить. Но, хоть сама незнакомка и не осознавала этого, в ней было стремление полностью отдаться любви. В ней была надежда.
И даже если все это было неправдой, даже если он ошибался, она оставалась чертовски привлекательной.
«Не упусти шанс, – сказал парень сам себе, – выйди из машины и заговори с ней. Если она и впрямь такова, как ты думаешь, ты обязан с ней поговорить».
На первый Наташин взгляд, Джоффри тоже был совершенен. Его изъяны соответствовали ее представлениям о безупречности. Он, несомненно, смотрел на нее, и она полагала, что этот взор отражал те же устремления, что и у нее.
Анне Наташа ничего не сказала. Вместо этого она произнесла:
– Анна, а что, если бы по мановению волшебной палочки я встретила мужчину, у которого имелись бы деньги и в то же время все остальное, что я искала в мужчинах? Такой мужчина, с которым у нас возникла бы связь, подобная той, что существует между мной и тобой. Представляешь?
– По-моему, ты говоришь чепуху…
Наташа продолжила двигаться в потоке людей, чувствуя, что, хотя встреча их глаз была мимолетной, она разглядела незнакомца полностью.
Он был воплощением ее надежд. У него были пыл и чувство юмора. Она проникла взглядом в его характер, в котором сочетались надежность и великодушие, уязвимая, но не сломленная душа. Наташа заметила нежность и страсть. В нем было все, что она только могла пожелать, именно поэтому девушка и заметила это с такой ясностью. Сомнение не закралось ей в душу. Истинная человеческая сущность отражается в глазах. Она пересеклась с ним случайно, и в этот неосторожный момент он не мог бы притвориться или что-то изобразить. Он был тем, что она увидела.
Поэтому Наташа ответила Анне:
– Я понимаю, но иногда так здорово помечтать.
– Здорово было бы выпить – давай-ка, шевели ножками!
Так как визуальный контакт прекратился, Наташа решила, что стоит вернуться и поговорить с незнакомцем, рискнуть, даже если ее идеал разрушится. Но она никак не могла придумать, что можно было бы сказать, чтобы это не выглядело явным заигрыванием или пьяным бредом.
– Интересно, сможем ли мы проникнуть внутрь? – полюбопытствовала Анна, когда в поле их зрения возникли вышибалы, непреклонные как столпы, перетирающие мощными челюстями жвачку.
После того, как девушки расстались с пятнадцатью фунтами, что для Анны было равносильно тому, как если бы через ее прямую кишку прошел мячик для крикета, они отправились в туалет – поправить то, что нарушил ветер.
Анна сказала Наташе:
– Не могу поверить, как эти охранники с нами обошлись!
Наташа заправила прядки выбившихся волос и скорчила страшную гримасу в зеркале, чтобы убедиться, что на зубах нет следов помады.
– Вроде они были любезны.
– Я это и имею в виду. Это просто другой мир.
Взявшись за руки, девушки ухмыльнулись друг другу в предвкушении охоты на большого зверя.
Анна пробормотала:
– Я боюсь даже предположить, сколько здесь стоит выпивка.
– В таком случае нам придется пить медленнее.
– Решено?
Их рукопожатие распалось, пока они покидали туалет, а затем руки снова соединились, когда девушки вошли в основное помещение клуба, такое темное, что глаза не сразу привыкли. Впрочем, Анна не удержалась от вопроса:
– Кто-нибудь тебе уже приглянулся?
Они прошлись по клубу. Дизайн был, прямо скажем, не ахти. Чувствовалось, что никто не ломал голову над тем, как сделать обстановку шикарной. Клуб был большой, танцпол хорошо освещался, повсюду было много зеркал. Чуть поодаль располагались кабинки с низкими потолками и приглушенным освещением, для уединения. Эксклюзивность обстановке придавали сами посетители. Они были лучше одеты, вели себя спокойнее и держались прямее, чем клиенты «Аполлона», но все же Анна и Наташа были разочарованы. Каждая из них сказала себе так тихо, чтобы не испортить настроение другой: «Конечно, все выглядят обыкновенно, а что ты, интересно, хотела?»
– Ты возьмешь выпивку, а я найду, где присесть.
– Старый фокус, – пошутила Анна.
Наташа протянула ей деньги.
Анна не знала, что кое-кто уже заметил ее и, как только Наташа исчезла, направился к девушке, не повторяя распространенной ошибки тех мужчин, что слишком долго репетируют вначале фразу, с которой стоит начать знакомство.
У Ричарда были темные волосы и карие глаза, он был существенно выше Анны. А как он улыбался! Анна не могла не попасться в его сети.
Возможность была упущена. Джоффри опять потерпел неудачу: эта идеальная женщина исчезла в толпе прохожих.
Он направил «ягуар» к клубу, надеясь, что вышибалы обратят внимание на его машину, а не на его нелепый вид, так что проблем с входом не возникнет.
Никто не улыбнулся Джоффри. Вышибалы посчитали его слишком слабым и слишком трезвым, чтобы обратить на него внимание.
– Добрый вечер, сэр, – бросил один из них.
Перед Джоффри оставалось три человека, когда он заметил надпись: «Вход пятнадцать фунтов до десяти часов вечера, двадцать пять – после».
Он взглянул на часы и испытал облегчение. Но вскоре облегчение сменилось беспокойством. Он не хотел выбросить пятнадцать фунтов на ночной клуб. Очередь подходила, и Джоффри надо было решить: платить или уходить. Он не мог найти благовидный предлог, чтобы его уход не вызвал у охраны желания поглумиться над ним.
Те трое оказались все вместе, они заплатили и вошли в клуб. Джоффри колебался. Охранник оглянулся, чтобы выяснить, в чем причина задержки.
Джоффри шагнул к кассе, заплатил и вошел в клуб. В баре его слегка покоробило, когда ему сказали стоимость напитков. Затем, подальше от взглядов, он присел на длинную скамью, что тянулась вдоль задней стенки, одной рукой держа стакан, а другую опустив на сиденье.
Наташины глаза все еще не привыкли к темноте, но она разглядела, что длинная скамейка в глубине клуба – это единственное место, где можно устроиться. Чтобы удостовериться в том, что она не промахнется, девушка вытянула руку и тут же отдернула, так как почувствовала чье-то присутствие.
– Простите, – сказала она мужчине, но тут узнала его – это был тот самый совершенный парень на «ягуаре».
Он узнал ее тоже. Совершенная женщина. И голос такой приятный.
– Не хотите ли присесть? – услышал он самого себя.
«Вот придурок». Вопрос вырвался сам собой, раньше, чем пришел страх.
Джоффри смотрел на нее и пытался поставить стакан на столик, промахиваясь три раза, пока, наконец, не достиг цели.
Она присела. Хорошее начало. Наташа готова была сдаться.
Она глядела в сторону бара в надежде отыскать в толпе Анну. Та наверняка посчитала бы Джоффри придурком, но, чтобы не обижать Наташу, добавила, что он приятный и искренний.
Наташа улыбнулась Джоффри, и он улыбнулся ей в ответ – нервно, словно его в чем-то подозревали.
Наташа ждала, что Джоффри заговорит. Он молчал. Придурок и есть.
Анна немедленно, с первых слов незнакомца, поняла, что этот мужчина ей нравится, что он – ее тип.
Она взяла напитки – две бутылки коктейля «Баккарди Бризер» со вкусом арбуза. В стаканах со льдом, чтобы выглядело красиво.
– Семь фунтов, – сказала барменша.
– Три с половиной фунта каждый? – засомневалась Анна.
В «Аполлоне» коктейль стоил два фунта.
– Я заплачу, – сказал Ричард Анне – это были его первые слова.
Он повторил их барменше, протягивая двадцатифунтовую банкноту:
– И «Джек Дэниэлс» с кока-колой, пожалуйста.
Барменша взяла деньги и удалилась разливать напитки.
Ричард обратился к Анне, чтобы нарушить молчание:
– Надеюсь, не возражаете?
Анна занервничала. Испугалась. Такой способ знакомства был слишком шикарным. Анна больше привыкла, что ее хлопали по заднице и бубнили при этом: «Я не прочь, если ты не прочь…»
– Нет, нет! Все в порядке! – сказала она Ричарду.
Анна предположила, что он женат или, по крайней мере, состоит в серьезных отношениях с некоей женщиной. Все самые привлекательные, обаятельные и веселые мужчины были связаны какими-нибудь узами. А те, чьи попытки познакомиться были вымучены, те, кто обладал заметными и привычными изъянами, – те были свободны. Все посетители «Аполлона» неизменно оказывались свободны.
Наташа появилась и забрала свою выпивку у Анны. Не было произнесено ни слова, только обмен взглядами и улыбочками, обычная шифровка.
Ричард сделал глоток «Джека Дэниэлса» и улыбнулся. Анна улыбнулась в ответ прежде, чем смогла обдумать, стоит ли ей вести игру несколько иначе, чтобы ее интерес не был столь очевиден.
– «Джек Дэниэлс» с кока-колой. Нет ничего лучше. Рекомендую.
– Мне нравится, но я быстро напиваюсь, а потом страдаю от похмелья.
– Если беспокоиться о похмелье, то по-настоящему хорошо время не провести.
– Я хорошо провожу время, – сказала Анна ему. – И я ни о чем не беспокоюсь.
– У меня нечасто случается похмелье, – поведал незнакомец.
– У меня тоже. Надо хорошенько проблеваться – и страданиям конец.
Несмотря на то что он засмеялся, Анна пожалела, что сказала это.
Ричард стоял близко, но так, чтобы при этом никого не смутить и не отпугнуть. Его улыбка была чарующей, но без высокомерия или непристойности. Его уверенность в себе не граничила с чванством. Ричард превосходил всех, с кем Анна встречалась до этого. Типов с изъянами и недостатками, которые были лишь цирковыми клоунами.
– Давай признавайся, – подзадорила его Анна. – Ты помолвлен, живешь с кем-то или вообще женат?
Парень был слегка удивлен и помедлил с ответом:
– Женат. Как ты догадалась?
Волшебным образом Анна удержалась от того, чтобы не бросить: «Типичное дерьмо!»
Если она сейчас уйдет, придется присоединиться к Наташе, а ее там совсем не ждали.
Если она выльет парню на голову свою выпивку, придется купить новую. Здесь напитки были слишком дорогими, чтобы расходовать их, поддавшись ненужным порывам. Ее негодование будет неуместно. Они всего лишь разговаривали, и его семейное положение не являлось препятствием. Даже если они поцелуются, никакого вреда не будет. Даже если Анна переспит с ним, виноват будет он, не она.
– Я не догадалась, – сказала Анна. – Просто я знаю, что нет в мире совершенства.
Глава седьмая
Шести лет девочки сравнивали свои наблюдения над тем, как их матери готовятся к выходу в свет. Родители Анны бывали в обществе регулярно, и процесс был ей более знаком. Процедура подготовки ее матери была рутинной и торопливой и, как правило, включала только основные моменты: макияж наносился так, словно масло на бутерброд, одежда выбиралась по принципу: насколько она чистая, а прическа предполагала мытье волос и последующее их расчесывание, если оставалось время.
Наташина мать редко гуляла вечерами. Наташу чрезвычайно привлекал сам процесс – она внимательно наблюдала и задавала множество вопросов, ответы на которые порождали новые вопросы. Чтобы избежать впредь подобного допроса, мать просто перестала говорить дочке, когда она собирается в свет.
– Что такое они себе мажут на глаза? – спросила шестилетняя Анна у Наташи.
Подружки сидели в спальне Наташиной мамы.
Наташа поискала подводку для глаз.
– Это?
– Вроде нет.
Наташа нашла тушь.
– Это?
– Да. Как оно называется?
– Тушь для ресниц, – ответил эксперт.
Наташа притворилась, что наносит тушь.
– Покрась меня, – попросила Анна. – Мы потом смоем.
Захваченные невиданным доселе развлечением и пораженные произведенным эффектом, они накрасили друг друга – глаза и губы преувеличенно яркие, как в мультяшках, – и смыли краску так неаккуратно, что Наташина мама даже не рассердилась, увидев все это, ибо не могла сдержать смех.
Год спустя девочки сидели за тем же столом, где прошел первый урок по нанесению макияжа, только теперь они говорили об одежде.
Наташа рассказала Анне, что самой любимой маминой вещью был длинный кожаный плащ, который она, к сожалению, перестала носить.
– А как насчет трусиков? – спросила Анна. – У твоей мамы есть специальные трусики?
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Наташа. Они перерыли гардероб ее матери и не нашли ничего особенного, кроме обычных женских трусов.
– А у моей мамы есть совсем необычное белье, – похвасталась Анна.
Она привела Наташу домой, они проникли в спальню Анниных родителей, и Анна подвела Наташу к ящику комода, где хранилось белье.
– Вот это из маминого мне больше всего нравится, – сказала Анна, держа в руках бюстье, в котором она как-то раз застала мать, неожиданно войдя в комнату. Наташа не могла понять, что это такое и как его носят. Чтобы продемонстрировать это, Анна приложила бюстье к себе.
– У-у! Я такая сексуальная! Поцелуй меня!
Наташа засмеялась, а потом, изумленная, выслушивала теорию Анны, что бюстье имеет некую связь с сексом, который в свою очередь – Анна была точно уверена – имел какое-то отношение к тому, как появляются дети. Смутившись и толком ни в чем не разобравшись, Наташа тем не менее не задавала вопросов.
Годом спустя, когда девочкам было около восьми, познания Анны о сексе несколько расширились:
– Они целуются, обнимаются, и на них не должно быть одежды.
– А как же насчет специального белья? – поинтересовалась Наташа, перед которой до сих пор стоял образ бюстье, навсегда запечатлевшийся в душе.
– Это все равно как макияж – просто сигнал, что ты хочешь этим заняться.
– А, – сказала Наташа.
До сих пор ее смущение было абстрактным, вроде попыток постичь размеры Вселенной, но теперь оно стало всеобъемлющим. Девочка не представляла, что такое секс и как объятия способствуют появлению детей, а также каким образом макияж сигнализирует о том, что женщина хочет иметь детей. Впоследствии Наташа много наблюдала и везде разглядывала женщин, некоторые из них были очень сильно накрашены. Даже миссис Ньюман, классная руководительница, очень-очень старая, наносила макияж. Наташа представила ее в бюстье. Это было отвратительно.
Девочки никогда не играли в мамочку и папочку. Им просто нравилось представлять, что у них есть свой дом, в котором каждая из них будет матерью и будет иметь собственных детей. Когда в игру вмешались другие девочки и объяснили, что все в ней должно быть так, как в их реальной семейной жизни, забава потеряла привлекательность – им не хотелось имитировать эту жизнь. Анна иногда пародировала своих пьяных родителей, разговаривая их голосами, и ее представление доводило Наташу до колик. Когда приходила очередь Наташи, она копировала только один голос – собственной матери, которая ныла без передышки. А затем Наташа изображала ответ отца: молчаливый и пустой взгляд зомби.
Другие девочки говорили Анне и Наташе, что это странно: то, что они обе хотят быть мамочками и жить в одном доме.
– Почему? – удивлялась Наташа.
Удовлетворительного объяснения так и не последовало.
Лишь к середине обучения в школе до них кое-что стало доходить. Их преподавательницу по физкультуре, мисс Уиллер, называли лесбиянкой. Они спросили кого-то, что это значит, и им рассказали про однополую любовь. Некоторые считали близость Наташи и Анны подозрительной, поэтому девочки решили, что им не стоит отныне столь открыто демонстрировать свою дружбу; впрочем, им это не удавалось. Они все так же соприкасались головами, когда разговаривали, брали друг дружку под руку, когда прогуливались, и непроизвольно соединяли руки, когда им было по-настоящему весело. Если одной из них приходилось ночевать в доме другой, они безо всякой задней мысли ложились вместе в постель и засыпали, обнявшись.
Первый поцелуй у каждой случился в одну и ту же неделю, причем с одним и тем же мальчиком, Домиником Ньюшолмом. Он поцеловал Наташу, и она немедленно рассказала все Анне.
Затем Наташа попросила Доминика поцеловать и Анну, по просьбе той.
Анна и Доминик надолго сплели свои уста, их головы покачивались в такт движению губ.
– Тебе понравилось? – спросила Наташа подругу.
– Я не думала, что это… Я не могу сказать, что мне не понравилось, – ответила Анна, все еще пытаясь проанализировать эффект. Физические ощущения были незначительными, в эмоциональном плане тоже ничего не изменилось: она по-прежнему считала Доминика болваном.
А Наташе поцелуй пришелся по душе, так что она позволила Доминику поцеловать себя еще, после чего тот попытался просунуть свою руку ей между ног Шокированная Наташа, не зная, как можно отомстить, пожаловалась Анне и спросила: должна ли она рассказать об этом кому-то еще. Анна ответила отрицательно.
Она направилась к братьям и заявила, что мальчик засунул ей руку между ног, но ей слишком стыдно рассказывать об этом учителям. Братья Анны, четырнадцати и пятнадцати лет, пришли к Доминику домой, вызвали его и затем, когда мальчишка вышел, нанесли тяжелый удар по лицу. И еще пнули его несколько раз, после того как он повалился на пол.
– Попробуй только тронь нашу сестру еще, ты, чертов маленький извращенец, и мы тебе устроим!
Мать Доминика обнаружила сына в синяках и крови и еще долго допекала вопросами, отказываясь поверить в его невнятную историю о том, что он просто поскользнулся на коврике.
В старших классах девочки стали учиться хуже. Анна согласна была учить что-то только потому, что это делала подружка. Наташиными любимыми предметами были искусствоведение, история и английский, но расписание было составлено так – с обязательным посещением английского языка, естественных и точных наук, – что историю пришлось забросить. Потеря была невелика, но Наташу это расстраивало. Девочки мало интересовались науками и легко отвлекались от урока, но проблем с этим не возникало до тех пор, пока миссис Комбье, учительница французского, не рассадила их за постоянную болтовню. Девочки устроили забастовку, отказываясь взять ручки до тех пор, пока им не разрешат вновь сесть вместе. Их отправили к классному руководителю, затем к завучу.
В наказание подружек оставили после уроков для дополнительных занятий, но компромисс был достигнут – им снова разрешили сидеть вместе, при условии, что они не будут столько болтать.
С тех пор они стали все меньше и меньше уделять внимание учителям, урокам и заданиям. Их дружба в это время значительно окрепла, и это контрастировало со многими дружескими отношениями, которые были лишь мимолетными и глупо обрывались из-за пустяков вроде мальчишек. Для Анны и Наташи это было равносильно тому, как если бы пришлось ампутировать ногу, чтобы снять туфлю.
Обеим нравились мальчики: им доставляло удовольствие дразнить их, флиртовать, веселиться, расплетать интригу – кого привлекают они, и кто привлекает их.
Но это никогда не становилось важнее их отношений, выстроенных за годы.
Укрепленные в убеждении, что ни один мальчик не может быть так важен, как их дружба, они, тем не менее, приходили в смятение оттого, что так много девушек готово пройти через боль и унижения, лишь бы заполучить парня. Их поражало, что отношениям между мужчиной и женщиной придают такую важность, ведь построены они обычно на самом непрочном фундаменте. Очень легко увлечься кем-то, но зачем усложнять жизнь, когда можно увлечься одновременно и другим? Нет ни одного парня, который отличался бы от остальных.
Когда подруги лишились девственности, то немедленно поделились этим друг с другом. Наташа потеряла ее с Брайаном Хаскиссоном, в то время как сидела с ребенком тети. Анна утратила девственность на курсах гольфа с юношей по имени Дэз (а может быть, Бэз или Гэз), с которым познакомилась всего за четыре часа до этого в кинотеатре, где парень просыпал на нее свой попкорн.
Когда девушки решили жить вместе, то искренне верили: это лучшая альтернатива тому, чтобы жить в одиночестве или с кем-то, кто делает тебя несчастным. Несколько лет назад им и в голову не могло прийти, что их дружба также может привести к депрессии. Сейчас каждой из них был нужен новый друг.
Пока Анна болтала с Ричардом, а Наташа сидела рядом с Джоффри, каждая думала одинаково: «Бартокс» стоил всех их усилий.
– Мне наплевать, что ты женат, – сказала Анна Ричарду. – Все равно ведь твоей жены здесь нет.
