Текст книги "Грязные танцы"
Автор книги: Роберт Крейг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Глава двадцатая
После «Бартокса» Ричард пришел домой к Анне, как и в прошлый раз, и остался на ночь. Анна проснулась раньше него. Она видела, как Джоффри высадил Наташу и они обменялись взглядами, не предназначенными для посторонних. Анна вернулась в постель и притворилась, будто Ричард, ворочаясь, разбудил ее.
– Ты собираешься домой? – спросила она.
– Нет пока.
Это наполнило ее счастьем и она прекратила терзаться вопросом, как он объясняет свое отсутствие жене. Анна предполагала, что он говорит ей, что задерживается допоздна на работе или у него есть больной друг, о котором он должен заботиться… Отношения между ними могут быть настолько плохи, что Ричард вовсе не трудится ей что-либо объяснить или жена не спрашивает. Анне было любопытно, всегда ли они жили столь худо. Она не могла представить, что жизнь с Ричардом может быть чем-то иным, кроме счастья.
Ричард опять погрузился в сон. Рука Анны лежала под его головой. Тихонько, по дюйму, в ритме его дыхания, она высвободила руку.
Наташа была на кухне.
– Ну-ка, расскажи, – ухмыльнулась Анна, – что между вами было прошлой ночью? Вы опять завалились в постель?
Наташа ответила не слишком быстро. Во время секса Джоффри повел себя иначе, чем обычно. Не было скрытности, застенчивости, не требовалось уговоров. Он с радостью спрашивал о ее желаниях и с естественным, неоскорбительным авторитетом сам высказывал просьбу.
– Почему ты не хочешь поделиться деталями? – потребовала Анна.
Обычно Наташа была более открытой.
– Наверное, он совсем никудышный?
Анна заметила, что эффект, произведенный этим мужчиной на Наташу, был столь велик, что подруга даже не хотела этим делиться. В свою очередь она не рассказывала Наташе о Ричарде и о том, что их занятия любовью были по-прежнему на высшем уровне. Никто из них не хотел говорить. Никогда прежде между подругами не повисало тишины, когда им столько всего надо было обсудить. Девушки только обменялись улыбками, потому что им не хотелось впускать холод в свои отношения. А затем Анна вернулась к Ричарду, а Наташа отправилась к родителям.
– Ненавижу эти затраханные воскресенья, – произнесла Наташа с сарказмом.
– А я люблю трахаться по воскресеньям, – ухмыльнулась Анна.
Автобусы по выходным ходили нерегулярно, и Наташа приехала слишком рано. Желая оказаться сейчас где угодно, только не в доме собственных родителей да еще раньше времени, она убивала минуты, прогуливаясь по знакомому с детства району, мимо домов с орнаментами и узорами, которые не изменились с тех пор как она была ребенком, дошла до тупика, в котором еще подростками они с Анной слонялись без дела. Квартал так мало изменился с тех пор, что возникало странное ощущение, будто люди его просто покинули. Наташа проходила мимо домов, которые, как она вспоминала, принадлежали ее друзьям, друзьям родителей или просто знакомым. В ее памяти район этот всегда был полон жизни, хаотичного движения и интриг. Сегодняшним воскресным утром, если не считать пары проехавших мимо машин, здесь было пусто.
– Эй, есть здесь кто? – осмелилась закричать Наташа.
Ответа не последовало. Хорошо бы сейчас вернуться домой и рассказать Анне все о Джоффри. Все: ее опасения, связанные с его сдержанностью, и радость, которую доставляла ей его компания. Наташе хотелось рассказать о его неожиданной сексуальности. Ей столь многим хотелось поделиться. И вместо этого она обязана была торчать у родителей. «Если я услышу какую-нибудь чушь, я им отвечу. Я притворюсь, что знаю развязку сериала и открою им все!»
Наташа подходила к дому, с каждым шагом приближаясь к кошмару, в котором мать постоянно нападает на отца, отец неизменно молчит в ответ, а между ее сестрой и будущим зятем вспыхивают глупейшие споры.
Больше всего Наташу угнетал грядущий разговор с Брендой. Но та никогда этого не понимала. По ее мнению, они были сестрами и по определению должны быть близки. Бренда ждала, что Наташа будет с ней делиться сокровенным, ходить по магазинам и бывать вместе на людях, но таких отношений у них не было никогда, даже когда они были гораздо моложе. Неважно, сколько раз Наташа отказывалась, Бренда не оставляла попыток. Наташа никогда не искала общества Бренды, а если та оказывалась в ее компании, то чувствовала себя не комфортно.
Наташа остановилась. Она достала мобильный телефон. Сейчас она позвонит Анне и попросит, чтобы та перезвонила ее родителям и наврала, что Наташа заболела, так бывало, когда она хотела прогулять работу. Но мать может воспользоваться предлогом, чтобы ее навестить. Она убрала телефон.
Неподдельно больная, с опухшим лицом, измученная и с раскалывающейся головой, Наташа вошла в дом через кухню, сквозь жар и пар, кивнула отцу и без колебания шагнула в гостиную. Колебаться – значит думать о предстоящих нескольких часах, а это было мучительно.
Во время обеда Бренда не преминула спросить о Джоффри. С интонацией, которая не оставила Бренде сомнений – если она будет приставать дальше, Наташа ей ответит совсем по-другому, она сказала, что, к счастью, все еще встречается с ним.
Повисла тишина, как на поминках.
Кит не поднимал головы от тарелки с едой; он сооружал замок из пюре, со рвом, наполненным подливкой, расплющивая каждую зеленую горошину с ожесточением, словно это была голова его невесты. Бренда следила за его движениями. Затем она медленно закрыла глаза и качнула головой. Раздался вздох. Отец и мать сочувственно взглянули друг на друга: они со стыдом распознали на своих лицах ту же печаль и покорное выражение.
Наташа наблюдала за ними всеми, не привлекая внимания… Каждый из них был слишком поглощен своей собственной меланхолией. А Наташа ела с аппетитом, думая: «Так или иначе, моя жизнь изменится. Если я буду и дальше встречаться с Джоффри, я перестану приходить сюда по воскресеньям, я не позволю нашим взаимоотношениям так деградировать. Если мы перестанем встречаться – это тоже нормально – по крайней мере, я буду уверена, что меня не ждет такая жизнь, как у мамы с папой или у Бренды с Китом».
– А пудинг есть, папа? – спросила Наташа.
Все еще доедали второе. И пудинга тоже не было.
– В холодильнике есть мороженое, – предложил отец.
Наташа встала, улыбаясь как ребенок:
– Кто-нибудь еще хочет?
Она ела мороженое в одиночестве. Оно простояло в холодильнике слишком долго, так что кусочки льда хрустели на зубах.
– А вы слыхали, говорят, памятник королеве Виктории сгорел, – соврала она, чтобы разрядить обстановку.
Все оживились.
Джоффри опасался, что если в следующий раз он снова просто пригласит Наташу в гости вместо того, чтобы встретиться где-нибудь еще, девушка подумает, что он стыдится ее (что было недалеко от правды – она так и думала). Если Наташа спросит, почему он не хочет тратить на нее деньги, ему придется признаться, что у него их просто нет.
Джоффри позвонил ей рано вечером.
– Мы ведь встречаемся сегодня?
– Да, – ответила Наташа.
Он попытался, чтобы его слова звучали как можно естественнее:
– Давай мы опять встретимся у меня. Посмотрим телевизор, поболтаем. Согласна?
– М-м-м, да, отлично, – ответила она.
В этой крошечной паузе Джоффри прочитал ее сомнения и отсутствие энтузиазма; Наташа явно была разочарованна, что он не пригласил ее куда-нибудь в шикарное место.
На самом деле, пауза возникла лишь от замешательства. «Он снова хочет видеть меня в своем доме». Если бы он был женат и его жена уехала по делам или в отпуск, или болела, все равно он не стал бы приглашать чужую женщину в дом так часто, вдруг позвонит какой-нибудь родственник или подруга жены?
– Куда он тебя пригласил? – спросила Анна.
– Просто к себе домой.
– Правда? Удивительный тебе попался кавалер! – с сарказмом проговорила Анна.
Наташа приняла душ и переоделась в майку и джинсы. Несмотря на то что майка была новой и джинсы были самыми дорогими из всех, что у нее имелись, едва она подумала о предстоящем свидании, как одна навязчивая мысль сменилась другой.
Она спросила Анну:
– Помнишь парня по кличке Штанишки?
– Боже, конечно! Как, черт возьми, его на самом деле звали?
В свой последний учебный год Наташа и Анна занялись плаванием в смешанной группе. Все быстро нашли себе пару, оставив Наташу и еще одного мальчика – Виктора Швеллера наедине. Виктора дразнили с тех давних времен, когда мать заставляла его носить короткие штанишки, в то время как другие мальчики уже давно перешли на длинные брюки. Для своего возраста Виктор был слишком низкого роста и улыбался он, словно ребенок, казалось, ему лет на пять меньше. После бассейна ребята ходили в кафе – выпить кофе, съесть кусочек пиццы или чип-баттис.[4]4
Специфический сэндвич с маслом и картофельными чипсами.
[Закрыть] Наташа посчитала, что Штанишки достаточно мил, и разрешила ему сесть рядом, но когда остальные одноклассники увидели их вместе, не зная, что они просто занимались в паре, она почувствовала себя пристыженной. Она стала избегать мальчика, но тот оказался настойчив. Чем дальше, тем грубее она становилась, ее ответы делались все короче, и, в конце концов, она просто начала рявкать на Виктора и сквернословить.
Это и была новая Наташина мания. Джоффри она нравится, но он почему-то не хочет, чтобы их видели вместе.
Наташа свирепо молчала первые две минуты, пока «ягуар» вез ее к дому Джоффри. Затем она выпалила:
– Слушай, если я работаю в обувном магазине, это еще не значит, что я тупица. Понимаешь, о чем я?
Она удержалась от того, чтобы не добавить: «Ты знаешь, что я имею в виду». Эта фраза звучала бы глупо.
– Думаешь, я необразованная, и это так заметно? То, что я выросла в муниципальном районе, еще не означает, что я не умею себя вести прилично! У меня никогда не было денег, и мне не представилось шанса преуспеть в жизни – но я не дурочка и я хорошая.
Джоффри хотел быть полностью уверен в том, что она высказалась до конца.
– Ладно тебе, – было все, что он смог произнести.
Молчание продолжалось до конца путешествия. Джоффри пришлось украсть две бутылки вина из бара Мелани и Стюарта, чтобы им легче было прийти в себя после вспышки Наташиного гнева. Они разговаривали под аккомпанемент телевизора.
– У меня сохранилось из раннего детства воспоминание, будто я играю на разбомбленной улице, – поведал Джоффри. – Но сегодня я посмотрел «Паспорт в Пимико» и понял, что на самом деле я помню этот фильм.
– Где ты вырос?
– В Чешире.
– Чешир разве бомбили?
– Я не знаю, но если даже и бомбили – как ты думаешь, сколько мне лет? Так что я теперь и не знаю, какое у меня самое раннее воспоминание.
– Первое, что я запомнила, – это как Анна лезет на дерево, еще в первом классе. Она залезла так высоко, что я ее почти не видела. А потом сбежались учителя.
– Мне трудно представить, что значит иметь друга, которого знаешь всю жизнь. У меня в основном шапочные знакомые…
Наташа расспросила Джоффри подробнее, и он вынужден был признаться, что Стюарт его единственный друг. Кто-нибудь другой устыдился бы этого, но Джоффри знал уже, что Наташа признает своим другом только Анну.
– Мы случайно с ним подружились, – рассказал он Наташе. – Стюарт шел на первое свидание с Мелани, которая потом стала его женой, а она почему-то нервничала – если бы ты знала ее, то поняла бы, что это ей несвойственно – так что она решила устроить двойное свидание. Она сказала, что приведет подругу, а Стюарта попросила пригласить одинокого мужчину. Я был единственным одиноким мужчиной из всех, кого он знал. Я, как всегда, все испортил. Опоздал, да еще забыл свой бумажник. Вероятно, я всех утомил, объясняя, почему так вышло. Стюарт одолжил мне немного денег, и я должен был встретиться с ним на следующий день, чтобы отдать их. Он был рад меня увидеть, потому что ему хотелось с кем-то поговорить о Мелани. И мы пошли, выпили вместе и так стали друзьями. Меня нелегко заводить друзей. Вообще, если подумать, Стюарт единственный, с кем я подружился за всю взрослую жизнь.
– А что с той девушкой, с которой тебя пытались свести?
– Она ушла через час после моего появления. Мелани рассказывала мне, что после этого они с ней больше не виделись.
– Ты не настолько плох, – пошутила Наташа.
– Я произвожу поначалу плохое впечатление. Зато после длительного знакомства я просто вызываю отвращение.
– Нет, ты на себя наговариваешь, – сказала Наташа. – Ты мне нравишься, неужели не видно? И чем дольше я с тобой встречаюсь, тем больше ты мне нравишься, так что замолчи.
После этого произошел небольшой обмен поцелуями, и наконец они поняли, что вечер должен вот-вот закончиться, так что до секса, вероятно, дело не дойдет. Джоффри вызвал для Наташи такси и поинтересовался, все ли у нее в порядке с деньгами, зная, что, поставив таким образом вопрос, он получит положительный ответ.
Этот вечер оправдал все его подозрения. Ему нравилась Наташа, в ее компании ему было приятно, она понимала его и умела с ним обращаться, но все же оставалась под большим впечатлением от того, как Джоффри жил, и это оставалось для нее главным привлекательным моментом. Девушка делала ему комплименты по поводу оформления дома, выбора мебели и каких-то декораций. Когда приехало такси, он пообещал, что позвонит ей снова, зная, что этого не будет.
Наташа утвердилась в мысли, что этот человек, несомненно, в ней заинтересован. Он задавал ей вопросы не только для того – как поступало большинство мужчин, чтобы она в ответ спросила то же самое и позволила ему поговорить о себе самом. Джоффри мог бы сделать ее счастливой, но при этом был опасен. Наташа знала, что ее увлечение будет расти по мере того, как она будет его больше узнавать. Правда, Джоффри не слишком проявлял желание заняться сексом и не предложил ей отправиться в постель или спонтанно начать любовную игру на диване. Она не заметила в нем рвения встретиться снова – иначе он оставил бы ей свой телефон. Если даже на такой ранней стадии нет страсти, что же будет потом?
Когда они поцеловались на прощание, Наташа озадачила его, заявив:
– Прощай, Джоффри. Мне очень понравился этот вечер.
Глава двадцать первая
В понедельник Анна без передышки твердила Наташе, какой Ричард замечательный. Она объясняла, что ее так привлекает: его личность, обаяние, характер и умение насмешить. Наташа реагировала, кивая, как китайский мандарин, делая вид, будто она и впрямь слушает. Тем временем она готовила для Джоффри речь, чтобы произнести ее, когда он позвонит сегодня вечером. Она попытается честно высказать ему, что не хочет его больше видеть, потому что подозревает, что он что-то скрывает. Затем Наташа впала в сентиментальность и решила сказать Джоффри, как на самом деле она увлечена им, и что он навсегда останется прекрасным воспоминанием.
И наконец она решила, что не скажет ему ничего из ранее задуманного. Она встретила парня, с которым можно болтать часами, который ей, несомненно, нравится, с недостатками, конечно, но их немного. Так почему она сама приписывает ему пороки, коих у него вовсе нет?
– Я не слишком осмотрительна? – спросила она Анну, зная ответ заранее.
– Я помню, как ты однажды перебежала через оживленную улицу с лифчиком на голове, как будто это очки.
– А когда я трезвая, я чересчур опаслива?
Когда они были детьми, она отказывалась гулять с Анной после школы до тех пор, пока не сделает уроки. Даже если срок сдачи работы был через неделю, Наташа делала ее в тот же вечер, как задавали, Анна же тянула до последнего. Если задавали сочинение по английскому, Наташа вручала преподавателю толковое четырехстраничное эссе, а Анна сдавала полстраницы каракулей, нацарапанных на коленке по пути в школу в автобусе.
Мистер Бернетт, учитель английского, называл ее сочинения паучьими закорючками: хромой паук, пьяный хромой паук, пьяный хромой паук, который неожиданно прервал свое путешествие на середине.
После школы они по очереди обедали друг у друга. Наташа предпочитала оставаться дома, в своей или Анниной комнате, чтобы послушать пластинки, поболтать или полистать журналы. Анна любила болтаться по району, тусоваться, наблюдать, чем заняты другие. Даже если вечер был морозным, Анна была рада торчать на улице, ища прибежища с тем, кого в этот час нелегкая выгнала из дому. Так они впервые вкусили алкоголь из двухлитровой бутылки сидра, поделенной между семью подростками, передававшими запретный плод по кругу на автобусной остановке. Потом они выкурили свою первую сигарету. Все больше и больше людей из их компании начинали курить, и кто-то говорил: «На двоих», а другой добавлял: «На троих», и так далее, так что однажды одну сигарету разделили уже на восьмерых.
Никто не сомневался, что это Анна плохо влияет на Наташу, не позволяя той добиваться успехов в учебе. По инициативе Анны подружки начали прогуливать занятия. Обычно они приходили в школу, ждали, пока их отметят в журнале, после чего выскальзывали через спортивный зал.
В самые трудные дни, когда привередливые покупатели шли сплошным потоком, или наоборот, магазин был пуст и тих, так что рабочий день словно удлинялся вдвое, Наташа размышляла, какой могла бы стать ее жизнь, если бы не дурное влияние подруги. Она, возможно, училась бы старательнее, сдала экзамены и получила аттестат. Это позволило бы ей сделать карьеру, найти дело, которое нравится и приносит доход. Но такие мысли были редки и терялись среди счастливых воспоминаний о жизни, всех без исключения связанных с Анной.
Девушки прошли через короткую фазу, когда они попробовали наркотики, и весь субботний вечер в «Аполлоне» провели за болтовней, никого и ничего вокруг не замечая – ни музыки, ни огней, ни людей. Они напоминали друг другу о каких-нибудь забавных случаях из жизни коротенькими, непонятными остальным, кто мог их слышать, предложениями – у каждой были свои секретные аббревиатуры – и смеялись до упаду. Наташа знала, что во взрослой жизни редко кто сохранял умение так веселиться, и она должна благодарить Анну за это. Наташа была уверена: если бы в ее жизни не встретилась Анна, веселье и разные безумные дурачества были бы редким явлением. Анна научила ее расслабляться.
Ей не следует остерегаться Джоффри.
Несмотря ни на что, он ей нравится. Она должна встретиться с ним снова и сделать так, чтобы все получилось, чтобы события шли своим чередом. Если она не совсем уверена в своих чувствах, лучший способ проверить это – встретиться с ним.
– Ты слишком рассудочна, – сказала ей Анна.
– Ничего подобного, – запротестовала Наташа.
– А помнишь, как ты хотела организовать собственный обувной магазин? Ты неделями проводила какие-то исследования, даже бизнес план напечатала и все такое. Ты мне все расписала: как начать дело и сделать его процветающим, завела меня – и затем выбросила идею в корзину потому только, что она была рискованной. Ты чересчур осторожна.
– Я ничего не выбросила, а все сложила в специальную папочку, которую для этой цели и купила.
– Ну ладно, беру свои слова обратно – ты рождена для безумств!
Этим вечером Анна снова встречалась с Ричардом. Наташа сидела возле телефона, одновременно готовая и не готовая к этому звонку. Упадочническое настроение вернулось к ней, и девушка собрала все свое мужество, чтобы бросить мужчину, который впервые в жизни ей подходил. Она полна была решимости высказать ему все, когда он позвонит.
Анна вернулась за несколько минут до полуночи, перебирая в памяти подробности вечера, проведенного с Ричардом.
– О чем вы разговаривали с Джоффри? – спросила она в конце концов.
– Он не позвонил.
Телевизор был выключен, и в руках Наташа держала книгу, которая – с полдевятого – так и была открыта на сорок третьей странице.
– Это ведь ничего не значит. Правда?
– Это значит только то, что он не позвонил. Вот и все. Ничего особенного. Я иду спать.
Она отправилась в спальню, все еще держа в руках книгу, и лежала с ней, не читая, до тех пор, пока не уснула.
Джоффри обещал позвонить и не сделал этого. По мнению Анны, враг атаковал ее подругу, и ей самой необходимо было объявить войну противоположному полу. Во вторник Ричард заехал за Анной, чтобы отправиться вместе в кино. Наташа настояла, чтобы Анна не меняла планов.
– Вообще-то я должна оставаться дома и поддерживать тебя, – заявила Анна.
– Какой в этом смысл?
– Мы можем поговорить о том, какие все мужики отвратительные, и помочь друг другу отстраниться от них, напомнить, что у нас есть мы и так будет всегда. А мужики – подонки.
Она услышала сигнал машины Ричарда и вынуждена была уйти.
Анна не поцеловала Ричарда при встрече, она отрывисто отвечала на его вопросы по поводу ее предыдущих походов в кинотеатры, любимых фильмов и актеров. Она обнаружила, что не в состоянии следить за сюжетом, воспринимая только взрывы и стрельбу. Сидя рядом с Ричардом, не произнеся ни слова и ни разу не коснувшись его, Анна внезапно осознала, что такое поведение лишь приведет к тому, что они с Ричардом расстанутся и никогда больше друг друга не увидят. Хотя разрыв и был неизбежен, она не хотела торопить события.
– Долго еще? – прошептала она наконец.
– Ну… – произнес Ричард, и как раз пошли титры.
Анна осознала, что Джоффри был всего лишь оправданием, на самом деле злилась она на Ричарда – за то, что он такой совершенный, такой забавный, сексуальный, умный – и не свободный.
Когда они выбрались из кинотеатра, Ричард прямо спросил, почему она была столь молчалива:
– Что-то не так?
– Все в порядке, – сказала она, улыбнувшись и взяв его за руку. – Все всегда хорошо, когда я рядом с тобой.
– Я рад, что ты так думаешь, – проговорил Ричард, пока они шли к машине. – А знаешь, что меня удивляет? Я никогда ни к кому не испытывал столь сильных эмоций через столь короткое время после знакомства.
Анна призналась, что с ней то же самое. Чтобы как-то объяснить свое поведение, она рассказала Ричарду о Наташе и Джоффри, осмелившемуся не позвонить ей.
Они отправились в бар, чтобы выпить, а потом и знакомую квартиру, чтобы заняться любовью. И на этот раз Анна задала Ричарду несколько вопросов о жене. Она старалась, чтобы вопросы звучали как бы между прочим, пусть Ричард считает, что их отношения забавные и милые, но не навсегда.
– А давно ты женат?
– Не могу точно сказать, вылетело из головы. А какие самые продолжительные отношения были у тебя?
– Год и одна неделя.
– Расскажи!
– Я встретилась с ним за неделю до Рождества, и он купил мне в подарок прекрасное ожерелье, а на следующее Рождество подарил мне высокие сапоги. – Анна снова перевела разговор на Ричарда: – А где вы познакомились с женой?
– О, э… Знаешь, я не помню.
Анна понимала, что это неправда, просто он щадил ее чувства. Может быть, они познакомились в «Бартоксе»?
– А как ты объяснишь жене, где ты пропадаешь сегодня?
– Не все ли ровно. Почему ты так интересуешься? Это не имеет значения, это не относится к нашим с тобой отношениям. – Ричард пытался сохранять чувство юмора. – Я имею в виду, что когда я с тобой, то не хочу думать ни о чем более.
Пока Ричард говорил, несмотря на то, что он придвинулся ближе и сжимал ее руки сильнее, делая ударение на каком-либо слове, он избегал глядеть ей в глаза. А когда Анна высвободила руку и подняла его подбородок, чтобы заглянуть в его зрачки, Ричард не выдержал ее взгляда.
Он чувствовал себя виноватым.
Анна могла бы уверить Ричарда, что ему не в чем себя обвинять. Но это не было бы правдой. Кстати, Анна тоже виновата. В том, что она разрушает жизнь того, кого не знает, понимая это и в то же время не желая исправить ситуацию.
Ричард обнял ее, повторяя:
– Когда я с тобой, Анна, я не хочу быть больше ни с кем, а когда тебя рядом нет, я думаю только о том, когда же мы снова будем вместе. Я не знаю, может быть, это так волнующе потому, что ново, а может, нам всегда будет так хорошо вместе. Но если ты доверишься мне, я никогда тебя не обижу.
Но более всего угнетало Анну то, что она чувствовала себя слишком счастливой.
Дома Наташа попыталась мысленно поговорить с отсутствующим Джоффри так, как она регулярно делала это с Анной. Но ничего не получилось, и это продемонстрировало, как мало на самом деле о нем знала. Его ответы представлялись ей лишь смутно, Наташа не могла прочувствовать их.
«Почему ты мне не позвонил?» – воображала она свой вопрос.
«Я не думал, что это так важно. Что ты так зациклилась на этом?»
Наташа сразу же отринула этот ответ. Джоффри так не скажет – слишком враждебно, слишком агрессивно.
«Почему ты мне не позвонил?» – повторила она.
И на этот раз он ей не ответил. Наташа могла представить себе его лицо, даже его голос, но не слова, которые могли бы вылететь из его уст.
Когда вернулась Анна, молчаливая Наташа сидела в гостиной, притворяясь, что читает журнал. Она постаралась выглядеть заинтересованной деталями прошедшего свидания Анны и Ричарда, но по мере разговора ее внимание рассеялось. На лице Наташи застыла натянутая улыбка, а взгляд сфокусировался на чем-то за спиной Анны. Там, где-то вдалеке, было ее будущее. Анна знала, что ее не слушают, но, несмотря на это, продолжала говорить. Если бы она замолчала, гнетущая тишина повисла бы в комнате, и это лишь напомнило бы Наташе, как она несчастна. Кроме того, Анне нравилось говорить о Ричарде, даже если ее никто не слушал.
Ночью, разбуженная звуком работающего телевизора, Анна пришла в гостиную и обнаружила Наташу за просмотром дурацкого слезливого телефильма. Анна села рядом и досмотрела вместе с ней фильм. Какой-то старик плакал, наверное, от одиночества, а некий юноша облысел, возможно, от смертельной болезни. Девушки не проронили ни слова. Фильм закончился, и Наташа, выключив телевизор, сказала, обращаясь к Анне, не пояснив, кого она имеет в виду:
– Ублюдок.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответила Анна. – Спокойной ночи.
Было три часа утра, Анна молилась, чтобы мобильный телефон Ричарда не лежал возле его кровати, так что звук пришедшего сообщения не разбудил бы его. Она хотела чтобы он прочитал ее послание утром:
Я ТАК СЧАСТЛИВА С ТОБОЙ!
За завтраком, чтобы избежать тягостного молчания или – что еще хуже – разговора, Анна включила телевизор. Они выпили кофе и съели по тосту, сидя рядом на диване. В утренней программе передавали обзор желтой прессы, в большинстве газет на первой полосе рассказывалась история о замужней звезде сериалов, которую застукали целующейся со своим коллегой вне съемочной площадки.
– Ее муж будет идиотом, если с ней не разведется, – сказала Наташа, обращаясь к Анне – И, надеюсь, ее теперь вышвырнут с работы.
Свирепость, с которой она это произнесла, встревожила Анну. Если Наташа обнаружит, что Ричард женат, она не пощадит подружку.
Раньше у них в магазине работала женщина. Она только что развелась с мужем и была способна говорить только на эту тему.
– Я никогда не увлекалась никем до такой степени, – сказала тогда Анна Наташе. – Если он был таким козлом, почему она так переживает из-за развода? Это все равно что жаловаться, что твоя головная боль прошла.
Анна твердо знала, что очень скоро, страшно скоро, она полюбит Ричарда, и естественной закономерностью станет то, что Ричард бросит ее. И потекут тогда месяцы вопросов без ответа, сожалений и тоски до заворота кишок. А если она совершит этот шаг первой, то сохранит достоинство, но это будет означать, что она сознательно перестала встречаться с мужчиной, который привлекал ее, пытался ее понять и безоговорочно принимал даже те ее стороны, которые не в сипах был уразуметь. Попросту говоря – она сознательно навредит собственному счастью.
Анна понимала, что она продолжит лгать Наташе. Она не могла рисковать, открыв подруге правду про семейное положение Ричарда, и оправдывала себя тем, что Наташа желает ей только счастья, а храня молчание на сей счет, она останется счастливой. Никто, даже Наташа, не способны были сейчас дать ей столько радости, как Ричард.
