Текст книги "Река Вуду"

Автор книги: Роберт Крайс (Крейс)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Что, было похоже на лекцию?

Я кивнул.

– Извините. Вы вовсе не кажетесь тупым. Возможно, мне следовало сказать, что данные вопросы очень для меня важны. Я сама выросла в приемной семье. И именно поэтому выбрала данную область юриспруденции.

– Вам нет нужды извиняться. Вы просто хотели убедиться, что я буду уважать чужие тайны.

Люсиль Шенье принялась энергично кивать.

– Именно так.

Я в свою очередь тоже кивнул.

– Думаю, в таком случае придется отказаться от объявлений.

Она склонила голову набок.

– Знаменитая актриса ищет свою биологическую мать! Нашедшему будет выплачена солидная награда, – продолжил я.

В уголках ее рта появились лукавые морщинки, и она перестала краснеть.

– Может быть, стоит выбрать более консервативный подход.

– Я могу всем говорить, что расследую появление в ваших краях инопланетян. Думаете, это сработает?

– Может, в Арканзасе?

Местный юмор.

Мы еще чуть-чуть поулыбались друг другу, а потом я сказал:

– Может быть, пообедаем вместе?

Люси Шенье еще радостнее улыбнулась и подошла к двери.

– Спасибо за приглашение, но у меня другие планы.

– А если я спою «Дикси»? [6]6
  Имеется в виду песенка 1859 года «Земля Дикси», которая после образования Конфедерации стала ее официальным гимном.


[Закрыть]Это смягчит ваше сердце?

Люси Шенье открыла дверь и придержала ее для меня. Она изо всех сил сдерживала улыбку, но у нее плохо получалось.

– В папке имеется список очень неплохих каджунских [7]7
  Каджуны – потомки колонистов из Акадии, французской колонии в Канаде на побережье Ньюфаундленда. Каджун – веселый и добрый человек, терпимый к другим, любящий играть на скрипке и аккордеоне, уважающий перец в супе, много креветок в улове. Каджунская кухня – гастрономическое чудо.


[Закрыть]ресторанов. Думаю, вам понравится их кухня.

Я остановился на пороге.

– Уверен, что все будет в полном порядке. Может быть, со мной пообедает Поль Прюдом. [8]8
  Поль Прюдом – Наполеон американской кухни, родился в каджунской семье на плантации в 90 милях от Нового Орлеана. Благодаря ему Новый Орлеан стал кулинарной столицей США.


[Закрыть]

– Не выйдет, даже если вы споете «Дикси». Поль Прюдом живет в Новом Орлеане.

– Вы разрушили сразу две мечты.

– Пожалуй, не стану спрашивать какие.

– До свидания, мисс Шенье.

– До свидания, мистер Коул.

Я вышел, напевая «Боевой гимн республики», и даже в лифте слышал смех Люсиль.

Глава 3

Я отлично пообедал зубаткой в ресторане, рекомендованном офисом Люсиль Шенье, а затем снял номер в отеле «Риверфронт Говард Джонсон», расположенном на набережной. Я попросил номер с видом на реку, и они с радостью выполнили мое пожелание. Южное гостеприимство.

Я заказал в номер две бутылки «Дикси» и сидел, потягивая пиво и наблюдая за буксирами, тащившими вверх по реке и против течения длинные цепочки барж. Мне пришло в голову, что если достаточно долго смотреть на реку, то можно будет увидеть плот, на котором плывут Том, Гек и Джим. Естественно, в 1800-х движение по реке было совсем не таким, как сейчас. В прежние времена по ней ходили колесные пароходы и баржи, которые волокли мулы. Теперь Геку и Джиму пришлось бы маневрировать между нефтеналивными танкерами, японскими торговыми судами и бесконечными сливными устройствами для отходов химических заводов. Однако я ни секунды не сомневался, что Гек и Джим легко справились бы со всеми трудностями.

На следующее утро я выехал из отеля, перебрался на другой берег реки, повернул на север и покатил по шоссе, идущему между полями хлопка и сахарного тростника, мимо крошечных городков с названиями вроде Ливония или Кротц-Спрингс. Хлопкоочистительные и сахароперерабатывающие заводы выплевывали вверх дымные струи, наполнявшие воздух горьковатым ароматом.

Я включил приемник, и автоматическая настройка пробежала по станциям: две местные, еще одна, где мужчина с писклявым голосом бубнил по-французски, пять религиозных станций, на одной из которых женщина объявила, что все дети Божьи рождаются в грехе, живут в грехе и умирают в грехе. Она надрывалась на тему, что грех может победить только другой грех и что греховные силы прямо сейчас стоят у нее за дверью, пытаясь ворваться к ней и положить конец передачам, несущим людям истинную христианскую веру, и что остановить их может только Дьявольская Долларовая Банкнота. Минимальное пожертвование – двадцать долларов, «Мастеркард» и «Виза» принимаются, «Американ экспресс», извините, нет. Наверное, один грех лучше другого.

Я съехал с шоссе возле Опелусаса и направился на север по двухполосной проселочной дороге, следуя, если верить карте, вдоль реки Байю-Маму. Река была грязно-коричневого цвета и больше напоминала стоячее болото. На противоположном берегу торчали рогоз и кипарисы, а ближний зарос травой и был усыпан ракушками. По реке в плоской лодке плыла молодая пара, обоим лет по двадцать. Юноша был одет в футболку с надписью «Университет штата Луизиана» и мешковатые джинсы, на голове грязная бейсболка с мятым козырьком. Стоя на корме, он уверенно вел лодку вперед. Девушка была в светлом летнем платье, широкополой соломенной шляпе и толстых рабочих перчатках. По мере продвижения лодки она вытаскивала сеть, проверяя улов. Молодой человек улыбался, и мне стало интересно, о чем думал Джон Фогерти, [9]9
  Джон Фогерти – один из самых знаменитых и талантливых певцов и гитаристов.


[Закрыть]когда писал «Тот, кто родился на Байю». Может быть, о Байю-Маму.

Я проехал мимо деревянного щита с надписью «РЫЦАРИ КОЛУМБА, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВИЛЛЬ-ПЛАТТ, ЛУИЗИАНА, „ДОМ ФЕСТИВАЛЯ ХЛОПКА“», и тут без всякого предупреждения шоссе вдруг перестало быть шоссе. Оно превратилось в главную улицу. Я миновал несколько заправочных станций и громадную католическую церковь, и довольно скоро моим глазам предстали банки, магазины по продаже одежды и продуктов питания, аптека, пара ресторанов, музыкальный магазин и все прочие достопримечательности маленького южного городка. Большинство магазинов украшали плакаты, сообщавшие о мероприятии «Фестиваль хлопка».

Я выключил кондиционер, опустил стекло и тут же покрылся испариной. Да, здесь и впрямь жарко. У маленького заведения под названием «Свиной прилавок» стояли несколько человек, которые с аппетитом поглощали что-то вроде жареных говяжьих ребрышек. На улице, наверное, миллион градусов, а эти ребята среди бела дня поедают говяжьи ребрышки. Напротив «Свиного прилавка» расположилась крошечная семейная лавочка, скорее всего бакалейная. На витрине красовалось объявление: «У НАС ЕСТЬ КРОВЯНАЯ КОЛБАСА», а чуть ниже и чуть помельче: «И свежие шкварки». Внизу кто-то приписал: «Без холестерина – ха-ха».

«Классные ребята эти каджуны».

Я ехал очень медленно и думал о том, что, возможно, кто-то из этих прохожих имеет отношение к Джоди Тейлор. Я посмотрю на него, улыбнусь, а он улыбнется в ответ. У меня вдруг возникло какое-то странное ощущение: я вдруг начал искать людей, похожих на Джоди Тейлор. Вот такие же глаза? Или нос? Если бы Джоди Тейлор сидела рядом со мной и не была телезвездой, может быть, кто-нибудь из прохожих, увидев ее, назвал бы другим именем? Неожиданно я подумал, что Джоди Тейлор, наверное, иногда тоже посещают такие мысли.

Если я хочу найти настоящих родных Джоди Тейлор, то придется разговаривать с разными людьми. Только вот с кем конкретно? Я мог бы проверить медицинский персонал, но врач, принимавший участие в процессе удочерения, по закону должен хранить молчание. Так же, как священники и представители местной власти. Кроме того, они будут задавать мне вопросы, на которые я не хочу отвечать, и, скорее всего, сообщат о моих расспросах в полицию, а те заявятся ко мне с такими же точно вопросами. В маленьких городках копы славятся трепетным отношением к своим обязанностям.

Таким образом, мне придется отказаться от очевидных источников информации. Может быть, стоит вообще забыть про расспросы и воспользоваться фамильным сходством, чтобы отыскать вышеназванных родителей. Я могу развесить по всему городу плакаты с изображением Джоди Тейлор: «Знаете ли вы эту женщину?» Разумеется, так как она знаменитость, все скажут, что знают. Но, возможно, есть какой-нибудь способ избежать этого. Ну, скажем, попросить Джоди нацепить нос Граучо Маркса, [10]10
  Граучо Маркс – один из братьев Маркс, известных актеров комедийного жанра. Граучо был знаменит пышными усами, странной походкой и огромной сигарой во рту. В 1950-е годы он вел популярное телевизионное шоу «Ставка – ваша жизнь».


[Закрыть]когда я буду ее фотографировать. Это наверняка их обманет. Но тогда все подумают, что она Граучо Маркс. Нет, от носа тоже придется отказаться.

Тридцать шесть лет назад на свет появился ребенок, которого отдали на попечение штата. Вряд ли такое часто случается в городках вроде Вилль-Платта. Наверняка были какие-то разговоры и даже тридцать шесть лет спустя кто-нибудь помнит те события. Сплетни – лучший друг детектива. Я, конечно, мог выборочно начать расспрашивать жителей старше пятидесяти, но решил, что такой подход отдает непрофессионализмом. Профессионал сузит поле своих поисков. Так. Хорошо. Кто любит поговорить про младенцев? Ответ: мамаши. Задача номер один: найти женщин, чьи дети появились на свет девятого или около того июля тридцать шесть лет назад. Детектив начинает действовать, и на него невозможно смотреть без благоговения. Мозг у этого парня как компьютер. Настоящий Шерлок Холмс, уж можете не сомневаться.

Я вернулся к маленькой лавочке с вывеской, обещающей «кровяную колбасу», остановился у тротуара и вошел внутрь. За прилавком сидел паренек в футболке с надписью «УЛ. Неистовые каджуны», курил «Мальборо» и читал журнал про буксиры. Он даже не поднял головы, когда я вошел. В Лос-Анджелесе, стоит тебе войти в магазинчик, работающий допоздна, и продавцы тут же тянутся за пистолетом.

– Привет, – поздоровался я. – Есть местная газета?

Он махнул сигаретой в сторону стойки с газетами, я взял экземпляр и прочитал название: «Вилль-Платт газетт – основана в 1908». Отлично. «Ежедневная». Еще лучше.

– У вас в городе есть библиотека? – спросил я.

Паренек затянулся и, прищурившись, посмотрел на меня. Он был бледным, с вьющимися светлыми волосами, легким пушком над верхней губой и парой созревших на лбу громадных прыщей. Лет восемнадцать, но, может быть, и больше.

– Библиотека имеется? – повторил я свой вопрос.

– А как же! Мы не в Арканзасе.

Похоже, у них тут пунктик по поводу Арканзаса.

– А могу я надеяться, что ты мне скажешь, как туда попасть?

Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

– Вас какаябиблиотека интересует?

Одно очко в пользу деревенщины.

Через шесть минут, объехав городскую площадь и миновав пресвитерианскую церковь из красного кирпича, я припарковался около библиотеки. Пожилой афроамериканец за стойкой складывал книги в металлическую тележку. Молодая женщина с заплетенными в косы волосами сидела за читальным столом, парнишка, прихрамывая, шел вдоль полок, чуть склонив голову набок, чтобы было удобнее читать названия на корешках. Я подошел к стойке и улыбнулся библиотекарю:

– Хорошо, что у вас здесь кондиционер.

Он продолжал складывать книги.

– Это точно. Как поживаете, сэр?

Он был ниже меня, худой, лысоватый, с выступающим адамовым яблоком и очень темной кожей, в клетчатой рубашке с коротким рукавом и с бордовым вязаным галстуком. На стойке я заметил табличку с именем: «Мистер Альберт Паркс».

– У вас есть «Газетт» на микрофишах? – спросил я.

Я мог бы зайти в редакцию, но газетчики непременно стали бы задавать мне вопросы.

– Да, сэр, есть.

Он перестал складывать книги и подошел к стойке.

Я назвал год и спросил, есть ли у них то, что мне нужно.

Мистер Паркс широко улыбнулся, радуясь, что может мне помочь.

– Думаю, есть. Схожу посмотрю.

Он скрылся среди полок и вернулся с картонной коробкой, а затем проводил меня к древней машине, стоящей по другую сторону от картотеки, вытащил одну катушку и заправил ее в машину.

– В коробке двадцать четыре катушки, по две на каждый месяц. Я вставил январь. Умеете обращаться с машинкой?

– Конечно.

– Если пленка застрянет, не тяните слишком сильно. Ребятишки из средней школы часто пользуются этой штукой и рвут пленку.

– Я осторожно.

Мистер Паркс окинул хмурым взглядом маленькую коробку и принялся перебирать катушки.

– Что-то не так? – спросил я.

– Похоже, не хватает одного месяца. – Он еще сильнее нахмурился, поднял брови и взглянул на меня: – Мая нет. Вам нужен май?

– Не думаю.

– Может, я положил в другой год.

– Вряд ли она мне понадобится.

Он задумчиво кивнул, сказал, чтобы я его позвал, если потребуется помощь, и вернулся к своей тележке. Когда он ушел, я достал январскую катушку из машины и, покопавшись немного в коробке, нашел те, что относились к июлю. Вставив первую, я просмотрел ее до девятого июля. Оказалось, что это был вторник, и никаких сообщений о рождениях. Я изучил десятое число, одиннадцатое и двенадцатое, иными словами, следующую пятницу. В ней имелось три сообщения о рождениях: два мальчика и девочки-близнецы. Мальчик родился у Чарльза и Луизы Фонтено, а еще один – у Уильяма и Эдны Лемойн. Девочки-близняшки – у Мюррея и Карлы Смит. Когда я записывал имена в желтый блокнот, появился мистер Паркс.

– Нашли, что искали?

– Да, спасибо, – ответил я.

Он кивнул и отправился по своим делам.

Я прокрутил маленькую катушку снова на начало июля и переписал сообщения о рождениях, опубликованные в конце каждой недели, затем сделал то же самое с июнем и августом. Когда я занимался августом, мистер Паркс остановил около меня свою тележку и принялся демонстративно выравнивать полки, делая вид, что ему абсолютно не интересно, чем я занимаюсь. Я поднял голову и заметил, что он смотрит на экран через мое плечо.

– Что?

– Хе-хе, – прокряхтел мистер Паркс и ушел вместе со своей тележкой.

Смутился. В маленьких городках такая скучная жизнь.

Когда я покончил с августом, у меня набралось восемнадцать имен. Я вернул маленькие катушки назад в коробку, выключил машину и отдал коробку мистеру Парксу.

– Быстро вы справились, – заметил он.

– Расторопность. Расторопность и целеустремленность – вот ключи к успеху.

– Я про это слышал.

– А телефонная книга у вас есть? – спросил я.

– На справочном столе рядом с каталогами.

Я подошел к справочному столу, чтобы найти в телефонной книге имена, которые выписал.

На четвертом имени ко мне подошел мистер Паркс:

– Похоже, вы кого-то ищете.

Он снова стоял у меня за спиной и заглядывал через плечо.

Я накрыл имена рукой.

– Это личное.

– Личное? – нахмурился он.

– Частное дело.

Мистер Паркс уставился на мою руку, словно надеялся увидеть сквозь нее, что написано на листке бумаги.

– Вы ведь не из здешних?

– Нет, я из правительства, – ответил я. – Центральное разведывательное.

Лицо у него стало обиженным.

– А грубить-то зачем?

Я выпрямил свободную руку.

– Вы переписывали сообщения о рождениях. Теперь ищете имена в телефонной книге, – сказал он. – Думаю, вы пытаетесь кого-то найти. Мне кажется, вы частный детектив.

«Отлично. Профессионального сыщика из Голливуда сделал простой библиотекарь».

Он сделал шаг в сторону.

– Может, стоит вызвать полицию.

Я схватил его за руку и принялся демонстративно оглядываться по сторонам, всем своим видом показывая, что не хочу, чтобы нас услышали.

– Моя клиентка родилась тридцать шесть лет назад в этом районе, и ее отдали приемным родителям. И вот она заболела лейкемией и нуждается в пересадке костного мозга. Понимаете, что это значит?

– Для таких операций требуется кровный родственник, – медленно произнес он. – Так ведь?

Я кивнул. Кидаешь наживку, и иногда они ее заглатывают, а иногда – нет. Мистер Паркс оказался грамотным человеком. Могло так быть, что его интересуют проблемы пересадки костного мозга и он все про это знает. Он мог захотеть переговорить с моей клиенткой или ее врачом, и, если я не наврал, они не только не откажутся с ним разговаривать, но будут просто счастливы. Он мог спросить, какая стадия лейкемии у моей клиентки – острая или хроническая – или какие белые кровяные тельца пострадали. Короче говоря, мог задать мне сотню вопросов. На некоторые я сумел бы ответить, но большинство из них моментально вывело бы меня на чистую воду.

Он посмотрел на мою руку на листке с именами, затем – снова на меня. И я заметил, как у него ходит челюсть.

– Я успел увидеть кое-какие имена из тех, что у вас записаны, – сказал он наконец. – Некоторых я знаю. А эта дама, ну та, на которую вы работаете, она умрет?

– Да.

Он облизал губы, затем пододвинул стул и сел рядом со мной.

– Думаю, я могу сэкономить вам время.

Из восемнадцати имен в моем списке мистер Альберт Паркс знал четыре, а еще троих мы нашли в телефонной книге. Остальные либо умерли, либо переехали.

Я переписал имена и адреса тех семерых, что все еще жили в этом районе, а мистер Паркс рассказал мне, как найти тех, кто жил не в городе. Он предложил позвонить тем четверым, которых знал, чтобы сказать, что я к ним заеду, и я его поблагодарил, но попросил, чтобы они с уважением отнеслись к желанию моей клиентки остаться инкогнито. Он ответил, что не сомневается в их порядочности, и пожелал мне найти донора для моей клиентки. А ей пожелал полного выздоровления. Я видел, что он сделал это от чистого сердца.

Мистер Альберт Паркс провел со мной почти час, и я вышел из прохладной тишины библиотеки во влажную жару луизианского дня, чувствуя себя на три дюйма выше.

Ложь затягивает.

Глава 4

Из семи человек, имеющихся в моем списке, четверо жили в городе и трое – в пригороде. Я решил сначала поговорить с теми, кто жил в городе, а затем заняться остальными. Мистер Паркс посоветовал начать с миссис Клэр Фонтено. Миссис Фонтено была вдовой, а еще она владела крошечным продуктовым магазинчиком, расположенным на противоположной стороне площади, а потому была ближе всех. Мой новый знакомец сказал, что она одна из Лучших Женщин в Мире. Наверное, она была доброй, заботливой и, скорее всего, из тех, кем легко манипулировать. В каком-то смысле вроде мистера Паркса. По дороге к ее магазинчику я раздумывал, не отказаться ли вовсе от манипулирования людьми и объявить всему миру, на кого работаю и кого ищу. Если я так поступлю, то почти наверняка буду чувствовать себя гораздо лучше. Разумеется, у Джоди Тейлор будет другая точка зрения, но тут уж ничего не поделаешь. Я нарушу границы ее частной жизни и обману доверие, но это уже мелочи по сравнению с возможностью почувствовать себя хорошим человеком. Элвис Коул, детектив для тех, кому девяносто, тешит ребенка, каким он себя ощущает.

Когда я вошел в лавку миссис Фонтено, у меня возникло такое чувство, будто я разом вернулся в прошлое. Вырезанные из картона объявления, рекламирующие пилюли от печени, мужской лосьон для волос – одна капля, и все в полном порядке, – антисептик доктора Тихнора и прочие полезные вещи, были уже много раз клеены, переклеены скотчем к двери и окнам на то же место, где они висели еще сорок лет назад. Некоторые так выцвели, что их невозможно было прочитать.

За прилавком сидела девушка лет двадцати, страдающая избыточным весом, и читала журнал «Аллюр». Когда я вошел, она оторвалась от чтения и вопросительно на меня посмотрела.

– Привет. Миссис Фонтено здесь? – спросил я.

– Мисс Клэр, – крикнула девушка, и в проходе появилась величественная женщина лет шестидесяти с коробкой открыток «Холлмарк» в руках.

– Миссис Фонтено, меня зовут Элвис Коул, – представился я. – Надеюсь, вам уже звонил мистер Паркс из библиотеки.

Она окинула меня оценивающим взглядом, словно я мог представлять для нее скрытую угрозу.

– Звонил.

– Вы не могли бы уделить мне пять минут?

Миссис Фонтено снова принялась меня разглядывать, затем поставила коробку с открытками и проследовала в заднюю часть магазинчика. Двигалась она неуверенно и скованно, словно у нее болело все тело.

– Мистер Паркс сказал, что вас интересует ребенок, которого отдали на попечение штата, а потом приемным родителям.

При этих словах она приподняла одну бровь, ясно давая понять, что не одобряет такого поведения.

– Совершенно верно. Примерно в то же время, когда родился Макс.

Миссис Фонтено родила сына, Макса Эндрю, за шестнадцать дней до появления на свет Джоди Тейлор.

– Боюсь, мне про это ничего не известно. Я своих детей не отдавала.

В голосе у нее слышался ясный вызов, точно она предлагала оспорить очевидный факт. Руки она сложила на груди, словно молилась. Может, именно так и должны вести себя Лучшие в Мире Женщины.

– Я не имею в виду кого-то из ваших детей, миссис Фонтено. Речь идет о ребенке другой женщины. Возможно, вы ее знали или слышали какие-то сплетни.

Она снова подняла брови.

– Я не сплетница.

– Вилль-Платт – маленький городок, – не сдавался я. – Беременности вне брака случаются, но не слишком часто, а дети, которых отдают на усыновление, – и вовсе редкость. Может быть, кто-то из ваших подружек про это говорил. Или какая-нибудь тетка. Что-то вроде того.

– Нет и еще раз нет. В наше время к таким вещам относились не столь терпимо, как сейчас, и мы никогда не стали бы обсуждать подобные темы. – Она сильнее сжала руки и снова подняла брови, наградив меня знающей улыбкой. – Теперь людям наплевать на эти вещи. Делают все, что им в голову взбредет. Отсюда и все наши проблемы.

– Воины Христовы, вперед! – не выдержал я.

– Что? – нахмурилась она.

Я поблагодарил ее за то, что уделила мне время, и ушел. Так, в моем списке одной фамилией меньше. Осталось шесть.

Эвелина Маджио жила одна на втором этаже дуплекса, где следила за порядком, в шести кварталах к югу от лавочки миссис Фонтено. Дом оказался огромным белым монстром из вагонки, установленным на высоких кирпичных опорах на случай наводнения. Эвелина Маджио оказалась жизнерадостной женщиной лет шестидесяти, с крошечными зубками и слишком толстым слоем косметики на лице. Она успела дважды побывать замужем и дважды развестись. Открывая дверь, она продемонстрировала мне все свои зубы, а потом, вцепившись в мою руку, сказала:

– Боже мой, какой красавчик!

Она немного растягивала слова, совсем как Элли Мэй Клэмпет. [11]11
  Элли Мэй Клэмпет – героиня сериала «Деревенщина в Беверли-Хиллз», которую сыграла актриса Эрика Эленьяк.


[Закрыть]От нее пахло бурбоном.

Я провел с Эвелиной Маджио не больше сорока минут, и за это время она одиннадцать раз назвала меня «мой сладкий» и выпила три чашки кофе. Она поставила на стол маленький поднос с вафлями «Набиско» и объяснила, что их непременно нужно макать в кофе, но очень осторожно, потому что они быстро намокают и разваливаются. Потом она положила руку мне на плечо и сказала:

– Никому не нравятся размокшие вафли, дорогуша, особенно мне, старушке.

Похоже, ее разочаровало то, что я вовсе не за этим пришел. А когда я поднялся, чтобы уйти, поняв, что она ничего не знает про ребенка, отданного на попечение штата, она еще больше расстроилась. Я взял с собой две вафли. Я тоже был разочарован.

Следующие двадцать две минуты я провел с миссис К. Томас Берто. Семьдесят два года, тощая как жердь. Упорно называющая меня Джеффри. Она пребывала в святой уверенности, что я у нее уже бывал, а услышав от меня, что я первый раз в жизни в Вилль-Платте, поинтересовалась, уверен ли я в этом. Я ответил, что абсолютно уверен. Тогда она заявила, что я уже спрашивал ее про усыновление ребенка – и онав этом тоже абсолютно уверена. Я спросил, помнит ли она свой ответ, и она сказала:

– Ну разумеется, Джеффри. А вы разве не помните? Я тогда ничего про это не знала и сейчас тоже не знаю.

Она говорила это, мило улыбаясь, и я мило улыбался в ответ. Я воспользовался ее телефоном, чтобы позвонить миссис Франсин Лион. Та заверила меня, что будет просто счастлива со мной встретиться, но попросила перезвонить попозже, так как сейчас ей надо уходить. Я ответил, что непременно это сделаю, но затем она сказала, что мистер Паркс что-то говорил про ребенка, отданного на усыновление, но она ничего про это не знает и все же будет счастлива встретиться со мной позже. Я ответил, что в этом нет необходимости, и вычеркнул ее из списка. Тут подала голос миссис К. Томас Берто, наблюдавшая за мной из своего кресла:

– В чем дело, Джеффри?! У тебя расстроенный вид.

– Просто иногда бывают не слишком удачные дни, миссис Берто, – ответил я.

– Да, Джеффри. Я знаю. Однако мне кажется, что тебе стоит поговорить с миссис Мартой Гидри, – понимающе кивнула она.

– В каком смысле?

Марта Гидри в моем списке не значилась.

– Марта была тогда повитухой, и, если мне не изменяет память, очень знаменитой. Марта может знать то, что тебе нужно, – объяснила миссис Берто и, подумав, добавила: – Хотя, конечно, может, Марта уже и умерла.

Я вышел из дома миссис К. Томас Берто.

Минус четыре фамилии, а я не продвинулся ни на шаг. Мне осталось встретиться еще с тремя женщинами, и если результаты будут такими же, то я окажусь там, откуда начал. Плохо. Ключом к этому делу являлись закрытые документы. Может быть, стоит перестать пытаться раскапывать медицинскую историю Джоди Тейлор и подумать о том, как подобраться и сделать доступными – для себя – эти недоступные документы. Например, ворваться в соответствующее государственное учреждение, наставить пистолет на парочку служащих и заставить их отдать мне бумаги. Естественно, подобный метод может закончиться для меня тюрьмой или даже кладбищем, но разве это не лучше, чем бесполезные разговоры с женщинами, называющими меня Джеффри? С другой стороны, документы тридцатишестилетней давности наверняка погребены под слоем более свежих в каком-нибудь принадлежащем штату и давно заброшенном здании.

Я решил подумать об этом во время ланча.

«Свиной прилавок» располагался в белом блочном здании, все в рукописных объявлениях, сообщавших, какие блюда вы можете получить, сделав заказ в окошке. Вокруг заведения толпились в основном некормленые мужчины с темной кожей и перекормленные женщины с бледной кожей – жертвы пагубного пристрастия к пережаренной еде. Все пили пиво «Дикси», ели с бумажных тарелок и много смеялись. Наверное, если приходится есть стоя жаренные на открытом огне ребрышки, да еще в такую жару, без чувства юмора не обойтись.

Из окошечка, в котором принимали заказы, выглянула огромная чернокожая женщина с ослепительно белыми зубами. Она посмотрела на меня и сказала с сильным южным акцентом:

– Делайте заказ, пожалуйста.

– У вас есть кровяная колбаса? – спросил я, поскольку уже давно мечтал ее попробовать.

– Дорогуша, у нас лучшая кровяная колбаса в округе Евангелайн, – ухмыльнулась женщина.

– В Маму так не считают.

– Эти дураки в Маму мало что смыслят в кровяной колбасе! – рассмеялась она. – Дорогуша, если попробуешь нашу колбаску, тебе не захочется обратно в Маму! Это волшебная колбаса! Она излечит тебя от всех напастей!

– Идет. Как насчет двух колец колбасы, одного ребрышка с двойным соусом, темного риса и «Дикси»?

– Это тебя поддержит, – кивнула она с довольным видом.

– А с чего это вы взяли, что мне нужна поддержка?

Она наклонилась ко мне и ткнула двумя пальцами себе в глаз:

– У Дотти волшебный глаз. Дотти знает.

Когда она выкрикнула мой заказ в сторону кухни, в глазах у нее плясали смешинки, и я улыбнулся ей в ответ. Здесь не только еда дарила утешение.

Проезжающие машины сигналили, посетители кафе махали им рукой, а люди, сидевшие в машинах, махали в ответ, словно здесь все были между собой знакомы. Пока я ждал свой заказ, мимо проехал ослепительно белый «мустанг» с поднятым брезентовым верхом, водитель окинул всех взглядом и умчался прочь. «Мустанг» объехал квартал, а когда вернулся, один из мужчин что-то выкрикнул, но из-за сильного французского акцента я не разобрал, и «мустанг», набрав скорость, скрылся из вида. Похоже, посетителю не понравился рев мотора.

Через пару минут Дотти позвала меня к окошку и вручила мне грубую бумажную тарелку с моим заказом и таким количеством салфеток, что их хватило бы, чтобы утеплить целый дом. Прихватив с собой тарелку, я поставил «Дикси» на край тротуара и занялся едой. Колбаса оказалась пухлой и сочной, с начинкой из риса, свинины, кайенского перца, лука и сельдерея. Даже в такую жару она дымилась, и во рту у меня все горело. Я съел немного темного риса, а потом перешел к ребрышку. Рис был тяжелым и липким, приправленным куриной печенью. Ребрышко оказалось нежным на вкус, а соус – острым, с луком, солью и чесноком. Вкус у блюда был просто восхитительным, и я скоро понял, что готов снова вернуться к делам. И даже отзываться на имя Джеффри.

Чернокожая женщина, выглянув из своего окошка, спросила:

– Ну, как тебе наша колбаска?

– Дотти, скажи мне правду, это ведь не Вилль-Платт? – отозвался я. – Мы уже умерли и попали в рай.

Она расплылась в улыбке и довольно кивнула:

– Дотти сказала, что у тебя все наладится. Дотти знает. – И с этими словами прикоснулась к щеке под левым глазом, рассмеялась и отвернулась.

В десять минут третьего я воспользовался телефоном на заправке «Эксон», чтобы позвонить оставшимся двум женщинам из списка. Виржинии Ламерт не оказалось дома, а Шарлин Йоргенсон любезно согласилась со мной встретиться.

Шарлин Йоргенсон и ее второй муж Ллойд жили в двойном трейлере в двух милях от Вилль-Платта на Байю-де-Канн. Трейлер был установлен на не слишком надежных подпорках из цементных блоков. Во дворе на подставке стояла маленькая плоскодонка, в ее тени свернулся калачиком охотничий пес. Короткая подъездная дорожка была выложена ракушечником. Ракушки затрещали под колесами моей машины, пес тут же с лаем бросился ко мне и, встав на задние лапы, попытался укусить через стекло. На крыльце появился старик лет семидесяти.

– Эй, хорош! Заткнись! – крикнул он и швырнул в пса жестяную банку.

В собаку он не попал, но зато угодил в передний бампер «тауруса».

– Фу ты! – расстроился Ллойд.

Хорошо, что машина из проката.

Шарлин Йоргенсон сказала, что с радостью помогла бы мне, но ничегошеньки не помнит.

– Подумайте хорошенько, миссис Йоргенсон, – попросил я. – Вы уверены, что ничего не помните?

Она отхлебнула кофе и кивнула:

– О да. Я уже думала об этом, когда приходил тот, другой мужчина.

– Какой мужчина?

– Несколько месяцев назад к нам приезжал другой молодой человек. Он сказал, что пытается отыскать свою сестру.

– Расскажите мне о нем, – попросил я.

– Он был не слишком-то вежливым и пробыл у нас недолго.

– Вы помогли ему найти сестру?

– Я бы с радостью, но я не смогла ему помочь. Он вел себя очень грубо. Ллойд был в ярости. – Она кивнула в сторону мужа, словно Ллойд в ярости – это зрелище, на которое стоит посмотреть.

Тем временем Ллойд, сидевший в кресле, успел заснуть во время нашего разговора.

– Вы пытаетесь найти донора, так ведь? – продолжила Шарлин Йоргенсон.

– Да, мэм. Донора костного мозга.

– Как грустно, – сказала она, покачав головой.

– Миссис Йоргенсон, того мужчину, который у вас побывал, звали Джеффри?

Она задумалась и сделала еще несколько глотков кофе.

– Ну, может быть. У него рыжие волосы, жирные и всклокоченные. – Она поморщилась. – Это я запомнила.

– Хм.

– Мне всегда было как-то неуютно рядом с рыжими людьми.

«Иногда люди говорят странные вещи».

Я уехал из дома Шарлин Йоргенсон в двадцать пять минут пятого и остановился около придорожного магазина, где продавали рыболовные принадлежности. Телефон-автомат висел на стене под громадной вывеской, гласившей: «ЖИВЫЕ ЧЕРВИ». Я попытался дозвониться до миссис К. Томас Берто, чтобы спросить ее, не рыжие ли волосы у Джеффри, но к телефону никто не подошел. Наверное, пошла погулять. Тогда я еще раз набрал номер Вирджинии Ламер, но тоже не ответили. Она значилась последней в моем списке, и я понимал, что если не удастся с ней связаться, то придется все начинать сначала.