Текст книги "Демон пробуждается"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА 46
МАРИОНЕТКА ДЕМОНА

Он не чувствовал камней у себя под ногами – факт, который раздражал его едва ли не больше всего на свете. Несмотря на все преимущества существования в форме духа, Квинтал утратил ощущения, доступные смертному телу. Для него больше не существовали такие вещи, как прикосновение травы и камней к голым ногам, запах готовящейся пищи, вкус моллюсков с экзотическими приправами, которые он ел, когда «Бегущий» заходил в Джасинту.

Сейчас он стоял – или, скорее, парил над полом – в огромном зале перед обсидиановым троном, на котором сидел демон, этот монстр, заменивший ему Бога.

– Мы будем в Палмарисе к середине лета, – объявил Бестесбулзибар, наклоняясь вперед; грубые складки его красноватой кожи поблескивали в оранжевом свете лавовых потоков, вливающихся через стены и уходящих в пол по обеим сторонам широкого помоста. – Осенью начнется осада Урсала, а потом мы двинемся дальше на юг, к Энтелу и разделяющей королевства горной гряде.

– И там мы остановимся? – спросил Квинтал.

– Остановимся? – усмехнулся демон. – Сначала мы немножко поиграем с тамошними правителями, натравливая их друг на друга, а потом, когда они меньше всего будут опасаться подвоха, ринемся дальше на юг. Весь мир будет принадлежать мне. Для человечества настанет эпоха тьмы.

Квинтал не мог не согласиться с демоном, хотя, без сомнения, оставались еще кое-какие нерешенные мелкие проблемы. Альпинадор, несмотря на жестокие набеги на его пограничные области и даже в глубь страны, в целом пока держался, но в этом северном королевстве было слишком мало народу и почти отсутствовала какая бы то ни было организация, так что всерьез опасаться его не было причин.

– И приходом этой эпохи человечество обязано только самому себе, – продолжал Бестесбулзибар. – Слабости людей открыли нам дорогу.

Демон взмахнул крыльями, и волна горячего воздуха прошла сквозь Квинтала; странно, конечно, что он ее почувствовал, но это и впрямь было очень похоже на ощущение. Кроме того, порыв воздуха пробудил в нем воспоминания.

Он вспомнил все до мельчайших деталей: кем он был, чем жил и на что надеялся в своей смертной жизни. Вспомнил Санта-Мир-Абель, плавание на Пиманиникуит. Вспомнил Эвелина, проклятого Эвелина, и их соперничество. В ушах звенел голос Эвелина, возмущенного гибелью «Бегущего», и это, Квинтал знал, был голос человека, которого коснулся сам Бог. Он вспомнил, как преследовал «безумного монаха» от города к городу, и слова предостережения, которые тот говорил, в те времена воспринимаемые как дикость, а на поверку оказавшиеся правдой.

Квинтал поднял взгляд на своего господина; тот, без сомнения, заставил его вспомнить все это с одной целью – чтобы помучить. Со времени гибели своего физического тела, когда булавка с гематитом каким-то образом перебросила его дух в Аиду, к Бестесбулзибару, Квинтал помнил лишь последнее столкновение с Эвелином и его друзьями.

Однако сейчас… Да, сейчас он вспомнил. Все. И понял, что обречен, что правдивы и заявления демона, и предостережения Эвелина. Слабость рода человеческого, утрата церковью Абеля подлинной набожности, уничтожение экипажа «Бегущего», зависть самого Квинтала по отношению к брату Эвелину – все это подпитывало демона, пробуждало тьму, теперь сгущавшуюся над миром.

Квинтал не хотел служить демону, но был бессилен бороться с ним и не имел возможности сбежать.

Бестесбулзибар протянул руку ладонью вниз и мысленно потребовал, чтобы Квинтал выразил ему свое уважение.

И дух проклятый, дух обреченный взял эту руку и поцеловал ее.

Спасения не было.

Квинтал понимал также, что демон читает его мысли и что охватившее его чувство безнадежности доставляет адскому созданию дополнительное удовольствие.

– От тебя есть определенная польза, – внезапно сказал Бестесбулзибар. – Вторгаешься в сны таких глупцов, как этот Тол Юджаник, бродишь незамеченным среди наших врагов. Но я и сам могу делать все это. – Демон замолчал, и Квинтал подумал: все, теперь ему конец, сейчас он будет испепелен или заброшен в преисподнюю, где его ждут вечные мучения.

– Мне нужно от тебя нечто большее, – продолжил демон и перевел взгляд с Квинтала на один из потоков пылающей лавы. – Да, – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к своему призрачному собеседнику. Он встал, пересек помост, погрузил руку в расплавленный поток и снова посмотрел на Квинтала. – Да. Ты ведь больше не испытываешь никаких ощущений, присущих материальному миру? – Квинтал кивнул. – Я могу дать тебе это, моя маленькая марионетка. Я могу еще раз дать тебе жизнь, реальную жизнь, – Квинтал совершенно бессознательно рванулся к демону. – Я могу дать тебе даже кое-что получше.

И снова огромные крылья поднялись и опали; волна горячего воздуха прошла сквозь призрачное тело Квинтала. И когда она схлынула, ощущение жара осталось.

Ощущение жара осталось! Квинтал чувствовал тепло лавового потока!

Бестесбулзибар заговорил медленно, нараспев, на языке, которого Квинтал не понимал, – гортанные щелкающие звуки, немного похожие на те, которые издает старик, отхаркивая мокроту. Потом демон плюнул на Квинтала, и слюна не прошла сквозь призрачное тело, а прилипла к нему. Бестесбулзибар повторял это действие снова и снова, пока весь Квинтал не оказался покрыт слизью. Тогда демон схватил его – Квинтал непроизвольно вскрикнул – и швырнул в лавовый поток.

Иссушающий жар и адская боль – последнее, что испытал Квинтал, прежде чем мир заволокла тьма.

Он очнулся позже, гораздо позже, хотя не смог бы объяснить, откуда у него чувство времени. Он все еще находился в тронном зале и стоял – не парил в воздухе! – на полу.

Он превратился в создание из лавы, слепленное по образцу человека, слепленное грубо, но имеющее руки и ноги, внушительное туловище, голову и гибкие, мягко мерцающие оранжевым сочленения. Он чувствовал собственную неуклюжесть, но – чувствовал! Он перевел взгляд на свою ладонь, черную с оранжевыми прожилками, и его охватило изумление; в этой руке ощущалась невероятная сила, способная сокрушить камень – или голову врага.

Голову Эвелина, к примеру.

Злобный смех Бестесбулзибара прервал размышления Квинтала.

– Ну как, доволен? – спросил демон.

Квинтал не знал, что ответить. Он начал было говорить, но звук собственного голоса, похожий на рокот падающей горной лавины, напугал его.

– Ничего, ты привыкнешь к своему новому телу, мой генерал, – насмешливо сказал демон, – мой помощник. Ни один человек или даже великан не устоит перед тобой. Когда Палмарис падет, именно ты поведешь в город мою армию, а когда моим станет и Урсал, ты займешь королевский трон. – Ощущение невероятной мощи переполняло Квинтала. Он чувствовал, что мог бы в одиночку сравнять с землей Палмарис, что никто в целом мире не в состоянии остановить его. – Обучай свое новое тело. Почувствуй его возможности, передай ему все навыки военного искусства, которыми ты обладаешь. Теперь ты мой генерал и помощник. Пусть вся Корона трепещет перед тобой.

Демон снова рассмеялся, но на этот раз голос Квинтала вторил ему.

– Все идет по плану, мой малыш, – продолжал Бестесбулзибар. – Пока ты спал, твой дух, связанный с этим телом, слетал на юг, и я увидел все воочию. Палмарис падет в середине лета, как уже было сказано, и вторая армия поври на парусах быстро приближается к Неспокойному Побережью. Одна армия марширует на юг, другая на запад, в глубь страны. Они встретятся у ворот Урсала. Кто остановит их? Жалкий король Хонсе-Бира?

– Я ничего не знаю о короле, – ответил Квинтал.

– Тут и знать нечего! – усмехнулся демон. – Достаточно, что ты знаешь аббата, этого старого глупца. Поверь, даже он более достойный противник, чем шут, восседающий на троне Хонсе-Бира. Ну, скажи, кто остановит зверя?

Ответ казался очевидным. Никто не остановит зверя – господина и бога Квинтала. Внезапно этого бывшего человека и духа, ныне ставшего слепленным из лавы монстром, охватило страстное желание поскорее ворваться в ворота Урсала и занять достойное место на троне Хонсе-Бира.

Но еще больше ему хотелось явиться в Санта-Мир-Абель, лицом к лицу встретиться с аббатом Марквортом и магистром Джоджонахом, заставить их ползать у своих каменных ног, а потом затоптать до смерти. Они использовали его, теперь в этом не было никаких сомнений. Использовали, когда послали на Пиманиникуит, и позже, когда выбили из него все человеческое, превратив в орудие своего гнева – Карающего Брата. Правда, сейчас Бестесбулзибар поступал с ним точно так же, но, по оценке Квинтала, он был несравненно более достойным господином.

– В мое отсутствие ты будешь присматривать за Аидой, – сообщил демон.

У Квинтала хватило ума не задавать своему господину никаких вопросов.

Этой же ночью демон покинул свой дом в горах и полетел на юг. Спустя всего несколько часов он оказался в Дундалисе, где обнаружил яростно спорящих гоблина Готру и великана Мейер Дека.

Слова застряли у них в горле, и весь лагерь ошеломленно смолк, когда демон опустился на землю и ночное небо затянула кромешная тьма.

– Ну, в чем дело? – спросил Бестесбулзибар.

Они заговорили оба разом и оба разом смолкли под его угрожающим взглядом. Демон посмотрел на Мейер Дека.

– Наши лагеря переполнены, – громоподобный голос великана звучал на диво мягко, когда он отвечал своему господину. – Нужно как можно скорее отослать пополнение на юг.

Голова демона повернулась, обвиняющий взгляд пригвоздил к месту дрожащего гоблина.

– Не можем найти Улг Тик’нарна, – пролепетал Готра. – Похоже, он мертв.

– Вот как? – в голосе демона явственно прозвучало недовольство – заменить генерала-поври ему пока было некем.

– Наши базы не защищены, – продолжал гоблин. – В лесу хозяйничает Полуночник.

– Кто такой этот Полуночник? – взревел Мейер Дек. – Колючка в заднице, больше ничего. Надо ее выдрать – и дело с концом!

– Эта колючка мешает доставлять… – начал было Готра, но внезапно смолк; от крика демона кровь застыла у гоблина в жилах.

– Хватит! – прогремел Бестесбулзибар. – Ты хочешь, чтобы тысячи наших воинов застряли тут из-за одного-единственного человека, этого Полуночника?

– Н-н-ужно очистить от врага все территории п-п-по очереди…

Слова замерли на устах Готры, он понял, что этот разговор не сулит ему ничего хорошего. Гоблины по природе своей склонны придерживаться консервативной тактики ведения боя – сначала полностью очистить одну территорию и только потом двигаться дальше, когда есть уверенность, что в тылу не возникнет никаких осложнений.

Терпение Бестесбулзибара явно было на пределе.

– Мне нужен Палмарис, а ты хочешь, чтобы каждую жалкую деревушку охраняли тысячи воинов? – взревел он.

– Нет, нет! – запротестовал Готра.

Он хотел объяснить своему господину, что маршруты доставки воинов, военного оборудования и провианта находятся под постоянной угрозой и что это может обернуться большой бедой, когда армия подойдет к воротам Палмариса.

Готра – по меркам гоблинов, явно не дурак – хотел изложить свою точку зрения, обосновав ее логически, но вместо этого с его губ сорвался вопль боли, когда демон протянул руку и схватил его за голову. Злобно улыбаясь, Бестесбулзибар поднял другую руку, чтобы все могли видеть ее. Внезапно один из его пальцев удлинился, превратившись в ужасного вида коготь. Этим когтем он царапнул несчастного гоблина, исторгнув из его груди душераздирающий крик, и отшвырнул в сторону.

Готра посмотрел на кровавую линию, разорвавшую его тело от горла до промежности, поднял взгляд на своего господина…

Бестесбулзибар щелкнул пальцами, и, подчиняясь магическому воздействию, кожа гоблина целиком и полностью сползла с его тела, как будто демон помог ему освободиться от одежды. То, что осталось от Готры, содрогнулось и испустило дух.

В полной тишине зверь сожрал кожу гоблина.

– Кто был помощником Улг Тик’нарна? – спросил он.

После мгновенного замешательства из рядов воинов, в благоговейном ужасе застывших вокруг своего господина, вперед вытолкнули дрожащего поври.

– Имя?

– Коз… – слова застряли у испуганного поври в горле.

– Коз-козио Бегулне, – ответил за него Мейер Дик.

– И что думает Коз-козио Бегулне по поводу этой проблемы? – спросил демон.

– Он хочет, чтобы мы как можно быстрее продвигались на юг, – уверенно заявил Мейер Дек. Это была ложь, но великана вполне устроило бы, если бы Коз-козио, личность довольно слабая, оказался во главе военных сил поври. – А что касается всех этих жалких людишек, пытающихся нам помешать, то он считает, что нужно раз и навсегда разделаться с ними, чтобы путь для нас был открыт.

Демон кивнул, по-видимому, удовлетворенный, и Коз-козио слегка подтянулся.

– Теперь ты командир поври, Коз-козио Бегулне, – провозгласил Бестесбулзибар. – И вместе с Мейер Деком вы примете на себя командование гоблинами, пока не будет найдена замена Готре. Учтите, мои генералы – чтобы к середине лета все наши силы были переброшены к Палмарису, и если у меня возникнет необходимость увидеться с вами до этого, то вас ждет судьба Готры!

Расправив могучие крылья и с помощью магии заставив пламя лагерного костра взметнуться высоко в ночное небо, демон улетел, чтобы ознакомиться с тем, как обстоят дела в других захваченных деревнях, и собственными глазами увидеть безостановочный поток своих доблестных сил, текущий на юг. Когда с этим было покончено и деревня На-Краю-Земли осталась позади, зверь повернул на север, рассчитывая пролететь низко над самым последним караваном, подбодрить своих верных слуг и одновременно нагнать на них страху.

Однако что-то отвлекло его внимание – ощущение чьего-то присутствия, не испытанное уже на протяжении многих столетий. Спустившись пониже, он принялся описывать медленные круги, обшаривая местность острым взглядом, прислушиваясь к каждому звуку.

Где-то тут находится эльф, понял Бестесбулзибар. Тол’алфар, один из его самых древних и ненавистных врагов.

ГЛАВА 47
НЕРАСТОРЖИМАЯ СВЯЗЬ

Ночь была тиха и прекрасна. Время от времени по небу пробегали редкие облака, но они почти не затмевали сверкающих чистым блеском звезд. Всюду ощущался запах весны – запах новой жизни.

Все это лишь обман, понимал Элбрайн. Запах новой жизни скоро станет неразличим за зловонием гоблинов, поври, великанов и, главное, смерти. Вся эта безмятежность рухнет под тяжкой поступью марширующих орд, щелканьем кнутов поври, грохотом катящихся боевых машин.

Жестокий, безжалостный обман – спокойствие, безмятежность, весенний ветерок.

Движение в стороне отвлекло внимание Элбрайна, но он не стал хвататься за оружие, узнав легкие, грациозные шаги и запах – еле различимый аромат, как будто принесенный ветром с далекого поля цветов – дорогой его сердцу женщины. Из-за кустов вышла Пони в одной лишь шелковой ночной рубашке, не достающей ей до колен. Обрамляющие прекрасное лицо распущенные волосы придавали ее облику чувственность; при виде густой пряди, обернувшейся вокруг шеи, сердце Элбрайна бешено заколотилось.

Она посмотрела на него, улыбнулась, обхватила себя руками, защищаясь от ветра, и подняла взгляд к небу.

– Как мог я пойти на такой риск – взять тебя с собой? – сказал Элбрайн, придвигаясь к Пони и мягко кладя руку ей на плечо.

Она склонила голову к этой руке и прислонилась к Элбрайну.

– Как мог ты остановить меня?

Он негромко рассмеялся, обнял Пони и поцеловал ее. Действительно, как? Ее свободный дух, как всегда, вызывал лишь восхищение. Если бы у него хотя бы в мыслях возникло желание подчинить ее себе, это, скорее всего, свидетельствовало бы о том, что он не любит ее по-настоящему; ведь сама попытка взнуздать Пони означала бы желание сломить ее свободный дух, который так привлекал Элбрайна. Ее сердце принадлежало ему, но воля была свободна. Помешать ей отправиться с ними можно было, наверно, единственным способом – ударом свалить с ног, а когда она потеряет сознание, связать!

Элбрайн устремил на нее долгий нежный взгляд. Внезапно перед его внутренним взором возник образ мертвой Пони с копьем в груди. Чтобы избавиться от этого наваждения, он посмотрел на звезды, спрашивая себя, что с ним станется, если что-нибудь случится с Пони.

Ее рука погладила его по щеке; потом нажим стал сильнее – она пыталась повернуть Элбрайна лицом к себе.

– Вспомни, мы оба в опасности. Я могу погибнуть, да, но и ты тоже.

– С чего это тебе вздумалось говорить о таких ужасах?

– Потому что это возможно. Я не хочу жить в мире, в котором царствует демон; лучше умереть, – ее губы мягко коснулись щеки Элбрайна. – Лучше умереть рядом с тобой.

Он снова отвернулся, не в силах обсуждать такие вещи. Однако движением руки Пони еще раз настойчиво заставила его повернуться к себе. Лицо ее внезапно словно окаменело, выражение нежности и размягченности растаяло без следа.

– Я воин и сражалась всю свою жизнь, с того самого дня, как покинула разрушенный Дундалис. У меня тоже есть чувство долга, не слабее твоего.

– Конечно.

– И если мне суждено умереть, то я предпочитаю, чтобы это произошло в бою, – продолжала она сквозь стиснутые зубы. – Я воин, любовь моя! Не лишай меня возможности умереть достойно!

– Я предпочел бы прожить вместе с тобой еще сотню лет, – с беспомощной улыбкой ответил Элбрайн.

Пони погладила его по лицу и почувствовала покалывание отросшей за несколько дней щетины.

– Почему бы тебе, любовь моя, не использовать прекрасный эльфийский меч для того, чтобы побриться. А то, боюсь, ты поцарапаешь мне все лицо.

– И не только лицо.

Он развернул Пони к себе и провел щетинистым лицом по ее подбородку и шее.

Она откинулась назад, продолжая прижиматься к нему. Внезапно улыбка исчезла из их глаз, сменившись отчетливым пониманием того, как мало, может быть, им отпущено времени, как близок ужасный конец. Пони снова поцеловала его, на этот раз с большей страстью, ее руки зарылись в его густые волосы, притягивая Элбрайна все ближе, ближе…

Он и сам сжал ее в своих могучих объятиях. Рука заскользила по обнаженной ноге, проникла под ночную рубашку, нежно прошлась по спине. Обнимая Пони, Элбрайн медленно опустил ее на землю.

– Это лекарство, – возразил Эвелин.

Кентавр насмешливо фыркнул.

– Лекарство, от которого сходят с ума. Напьешься – и готов, валяешься как чурбан, никакая магия не потребуется!

– Напиток мужества, – Эвелин сделал большой глоток и вытер ладонью рот.

– Напиток, помогающий спрятаться, – внезапно кентавр заговорил совершенно серьезно. Эвелин с любопытством посмотрел на него. – Не думай, я и сам выпить не дурак. Предпочитаю «болотное» винцо. Хорошо ударяет. Но я пью только по праздникам, друг мой, солнцестояния там или равноденствия, а не для того, чтобы прятаться.

Этот упрек больно задел монаха, в особенности если учесть, от кого он исходил. За первую неделю путешествия Эвелин сблизился с кентавром, хотя их отношения носили скорее уважительный, чем дружеский характер. Сейчас серьезный тон обычно жизнерадостного кентавра не оставлял никаких сомнений в том, что он не одобряет склонности Эвелина к выпивке.

– Может, все дело в том, что тебе просто не от кого прятаться, – Эвелин вызывающе поднес фляжку к губам.

Но пить не стал – помешал устремленный на него неумолимый взгляд.

– Чем больше прячешься, тем больше нуждаешься в этом, – заявил кентавр. – Посмотри на меня, брат Эвелин. Загляни в мои глаза, и ты поймешь – я знаю, что говорю. – Эвелин опустил фляжку, не сводя взгляда с кентавра. – Ты правильно сделал, когда сбежал из аббатства и прихватил с собой камни.

– Не пойму, о чем ты.

– Но от меня тебе не спрятаться, Эвелин Десбрис, – со все возрастающей уверенностью продолжал Смотритель. – Ты не боишься ни монахов, ни еще одного Карающего Брата, которого могут отправить разыскивать тебя. Но, друг мой, ты боишься Эвелина, боишься того, что сделал, боишься за свою бессмертную душу. Зачем же, в таком случае, ты запятнал ее?

– Ничего ты не понимаешь.

– Хо, хо, знай наших! – у кентавра получилось очень похоже на Эвелина. – Я понимаю людей и, значит, тебя. Твое пьянство – не больше чем попытка спрятаться от своего прошлого, от решений, которые ты когда-то принял, – не таких уж плохих, между прочим! Слушай меня – я не стану тебе лгать, у меня нет для этого причин. Ты правильно сделал, что сбежал, что прихватил с собой камни, что убил человека, который иначе убил бы тебя самого. Ты сделал то, что должен был, друг мой. Перестань винить себя, смотри лучше вперед. Ты говоришь, что знаешь, в чем твое предназначение, и я верю, что так оно и есть. Ты собираешься убить зверя, и у тебя все получится, не сомневаюсь, но только в том случае, если голова у тебя будет ясная, а на сердце спокойно.

Эти слова, исходящие от создания столь таинственного, мудрого и древнего, больно задели Эвелина. Он перевел взгляд на фляжку и впервые увидел в ней врага, признак собственной слабости.

– Ты не нуждаешься ни в каких «напитках мужества», – продолжал кентавр. – Вот когда ты прикончишь демона, я сам угощу тебя «болотным» винцом, и ты поймешь, что это такое, когда видишь мир перевернутым вверх тормашками! – Не сводя с монаха пристального взгляда, он протянул руку, ухватил его за запястье и пощелкал пальцем по фляжке. – Эвелину нет нужды прятаться от Эвелина, – со всей серьезностью повторил он, и монах, задумавшись на мгновение, медленно кивнул.

– Вот от демона – это другое дело! Пока, – кентавр явно был удовлетворен тем, что ему удалось довести до Эвелина свою точку зрения. – Сейчас тебе нужно прятаться от демона, пока не придет пора, но без этого, – он кивнул на фляжку, – сделать это будет немного легче!

Эвелин задумчиво смотрел на него, пораженный проницательностью кентавра, сумевшего понять, что его и впрямь гложет чувство вины. Спиртное, которое он всегда держал под рукой, подпитывало не мужество, а трусость, было средством спрятаться от самого себя.

Они с улыбкой смотрели друг на друга, а потом, не переставая улыбаться, монах зашвырнул фляжку в кусты.

Кентавр взял свою волынку и негромко заиграл; магия его мелодии обладала той особенностью, что ни человек, ни гоблин, ни даже животное не могли определить, откуда исходит звук. Эта музыка, одновременно и печальная, и полная надежды, успокоила Эвелина и подхлестнула его решимость. Музыка плыла по ночному лесу, мимо любовников и дальше, туда, где на страже стояли бдительные Паулсон и Бурундук. И без того связанные воедино общей целью, все они, слыша ее, чувствовали, что стали еще ближе друг к другу.

Эта тихая ночь, однако, не принесла отдохновения Тантан и Дару. Эльфийка все время приглядывалась к жеребцу, чтобы не пропустить признаков усталости, но он все бежал и бежал, скользил между деревьями так же неудержимо и бесшумно, как Шейла, медленно плывущая ночному по небу.

Они оба и не хотели покоя. Тантан ничего не могла поделать с ощущением жгучей боли, не покидавшим ее с тех пор, как стало ясно, что она не примет участия в этом столь важном походе. И никакая логика не могла ничего тут изменить. Она не меньше Джуравиля, или любого другого эльфа, или человека жаждала гибели демона, но не это толкало ее вперед, нет, не это. Причина крылась не в сознании Тантан, а в ее сердце. Она жаждала догнать отряд отчасти из-за Джуравиля, своего самого близкого друга, несмотря на их постоянные пререкания, но в еще большей степени из-за того, что поход возглавлял Полуночник. Она вложила так много сил, чтобы он стал таким, каким стал, и, точно мать, цепляющаяся за свое дитя, не могла – не хотела! – позволить ему уйти без нее.

Да, именно Полуночник был подлинной причиной этой бешеной скачки по ночному лесу. Человек, которого она много лет обучала, натаскивала и… полюбила, незаметно для самой себя. Она верила в Элбрайна, но все равно хотела быть рядом с ним в эти едва ли не самые мрачные часы его жизни, которые, в этом Тантан не сомневалась, вознесут его на вершину славы.

Пригнувшись к развевающейся на ветру гриве коня, она мысленно умоляла его не останавливаться. Однако Дар, привязанный к Полуночнику не меньше ее, не нуждался в подбадривании и летел вперед, словно стрела.