Текст книги "Демон пробуждается"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА 30
ДАР

– Наконец-то я в мире с самим собой. Замечательное чувство, и такое новое для меня, – произнес наконец Элбрайн через полчаса после того, как уселся в кресло перед едва различимым во мраке зеркалом, – Хотя, дядя Мазер, у меня всего двое друзей, и один из них – дух, который все время молчит! – он чуть смущенно засмеялся. – Мое место здесь, теперь я очень хорошо чувствую это. И совсем не важно, что жители моих деревень – Дундалиса, Сорного Луга, На-Краю-Земли – едва мирятся с моим присутствием. Почему так, а? Ведь я столько лет прожил с тол’алфар, они стали моими друзьями, они заботились обо мне так, как ни один из здешних жителей. И все же только тут я чувствую себя по-настоящему на своем месте… – Элбрайн замолчал, всматриваясь в образ в глубине зеркала, пытаясь найти правильный ответ. – Наверно, это потому, что здесь я выполняю свой долг, стараюсь сделать мир лучше. Ну, по крайней мере мой уголок мира. Защищаю тех, кто нуждается в защите, неважно, понимают они или нет, что нуждаются в ней.

Элбрайн закрыл глаза и мысленно вернулся к тому, что наметил на сегодняшний день. Он знал, что, когда он откроет глаза, образ дяди Мазера уже исчезнет из зеркала. Так случалось всегда, стоило ему переключиться с философских вопросов на чисто прагматические. Теперь он регулярно обращался к Оракулу, по два, а то и три раза в неделю. И всегда успешно – образ дяди Мазера, Защитника, который был взращен эльфами задолго до него, неизменно возникал в глубине зеркала. Элбрайн часто задавался вопросом – а мог бы он вызвать в зеркале образ отца, матери или Пони?

Да, Пони. Ему хотелось бы поговорить с Пони, увидеть ее снова, вспомнить то далекое время, когда патрулирование деревни было для них игрой, а возможность того, что ночные кошмары оживут, казалась совершенно нереальной.

Элбрайн покинул маленькую пещеру под корнями дерева – как всегда, с улыбкой на лице и новыми силами. Сегодня кентавр, после нескольких недель насмешек и поддразнивания, наконец-то обещал посоревноваться с ним в стрельбе из лука. Элбрайн не сомневался, что победит, а в качестве приза рассчитывал добиться позволения Смотрителя верхом на нем объехать лес к западу от деревни На-Краю-Земли.

Ладно, все по порядку, сказал он себе. Взял Крыло Сокола, снял оперенный наконечник, тетиву и отправился на холм, который считал своим, – место, очень похожее на то, где в Облачном Лесу он так часто беседовал со звездами и встречал рассвет.

Раздевшись, Элбрайн взял в руки лук и, действуя им, точно мечом, начал свой каждодневный танец. Покончив с этим, он собрал одежду, побежал к ближайшему пруду и нырнул в холодную воду. Освеженный, вылез оттуда, оделся, позавтракал и отправился на поиски кентавра.

Он довольно быстро нашел Смотрителя, хотя и не совсем там, где они договорились устроить состязание. Но он играл на волынке, и эта мелодия вскоре вывела Элбрайна туда, где среди разбросанных в беспорядке валунов стоял кентавр.

Заметив друга, он перестал играть и широко улыбнулся ему.

– А я думал, ты побоишься прийти! – усмехнулся Смотритель.

– Вот он я, и лук со мной, – Элбрайн показал кентавру Крыло Сокола.

– А, ну да, эльфийский прутик.

С этими словами он продемонстрировал юноше свой собственный лук. Элбрайн видел его впервые и был просто потрясен. Если установить этот лук на платформе, он вполне сошел бы за средних размеров баллисту!

– А стрелы у тебя не меньше дерева? – насмешливо спросил юноша.

Смотритель одарил его еще одной белозубой улыбкой, положил волынку на землю и достал колчан размером со спальный мешок Элбрайна, в котором лежали стрелы длиной в рост человека.

– Можно называть их стрелами, можно копьями, – заявил он, – но тот, в кого попадет хоть одна, называет их смертью!

Элбрайн ни на мгновение не усомнился, что это правда.

Смотритель повел его на открытый луг, где он еще раньше установил шесть мишеней, все на разных расстояниях от линии прицела.

– Начинаем с самой ближней и идем дальше, – объяснил он. – Кто первый промахнется, тот проиграл.

Эти правила были вполне в духе кентавра – просто и без затей. Обычно в соревнованиях по стрельбе из лука противники могли сделать несколько выстрелов, и лучший из них рассматривался как конечный результат. Однако кентавру все эти сложности были ни к чему; попал или промахнулся, вот и все дела.

Элбрайн открыл состязание, без труда поразив первую мишень, установленную всего в тридцати шагах. Его стрела угодила почти точно в «яблоко» – отличный выстрел.

Не тратя время на похвалу, Смотритель поднял свой чудовищный лук и натянул тетиву.

– Ты только ранил зверя, – заявил он и выстрелил. Огромная стрела вонзилась в цель рядом со стрелой Элбрайна и перевернула треногу, на которой была установлена мишень. – Вот теперь зверь мертв.

– Наверно, мне нужно все время стрелять первым, – с кривой улыбкой заметил юноша.

Кентавр расхохотался.

– Да уж! – согласился он. – А иначе тебе придется целиться в облака в надежде, что стрела упадет в перевернутую мишень.

Не успел кентавр закончить, как стрела Элбрайна поразила вторую мишень, в десяти шагах дальше первой.

Тут же выстрелил и Смотритель, снова опрокинув мишень.

Та же участь постигла и третью, но четвертая устояла. Чтобы попасть в пятую, находящуюся уже на значительном расстоянии, Элбрайну пришлось приложить хоть какие-то усилия; в предыдущие он стрелял, можно сказать, не глядя. И впервые этот выстрел, по-видимому, произвел на кентавра впечатление.

– Неплохой лук, – пробормотал он и выстрелил.

Следя за полетом его стрелы, Элбрайн мысленно поздравлял себя с победой. Но нет, и эта стрела кентавра не пролетела мимо, хотя угодила в самый край мишени.

– Повезло тебе, – заметил юноша.

Смотритель с силой ударил копытом о землю.

– А вот и нет, – со всей серьезностью возразил он. – Я целился в лапу, в которой зверь держит оружие.

– Ах, ну да! Ведь он, судя по всему, левша…

Улыбка кентавра увяла.

– Последний выстрел, – напомнил он. – Потом, если опять никто не проиграет, придется устанавливать новые мишени.

Элбрайн поднял лук.

– Пожалуй, чересчур, да, – внезапно сказал кентавр, и юноша непроизвольно отпустил тетиву, недоуменно глядя на него.

– Чересчур?

– Чересчур уж ты самоуверенный, – пояснил кентавр. – С тебя хватит заключить со мной пари.

Элбрайн перевел взгляд на пятую мишень, в которую Смотритель едва не промахнулся. Может, он сделал это нарочно? Может, просто «заманивает» его? Несомненно, кентавр был прекрасным лучником, и, может, даже лучше, чем казалось на первый взгляд.

– Мне нужен новый футляр для волынки, – продолжал Смотритель. – Сдирать шкуру – дело, конечно, нехитрое, но противное.

– А если я выиграю? – спросил Элбрайн и непроизвольно перевел взгляд на мощную спину кентавра, тем самым выдав свое тайное желание.

Смотритель расхохотался, словно даже мысль о подобном повороте событий казалась ему донельзя нелепой. Внезапно смех оборвался, в глазах кентавра вспыхнули сердитые огоньки.

– Знаю, знаю, о чем ты думаешь. Только попробуй – и я преодолею свое отвращение к человеческой плоти.

– Всего лишь до деревни На-Краю-Земли, – просительно сказал Элбрайн. – Мне нужно быстро обернуться туда и обратно.

– Никогда! – провозгласил кентавр. – Я повезу на себе только молоденькую девушку, и то, если буду знать, что потом она позволит мне покататься на ней, – закончил он, похотливо подмигнув Элбрайну.

Юноша постарался отогнать зрелище, возникшее при этих словах перед его внутренним взором.

– Так что будем делать? – спросил он. – Я согласен на пари, но надо сначала договориться о выигрыше.

– Я могу сделать тебе настоящий лук, – самодовольно усмехнулся кентавр.

– Скорее я с расстояния в сотню ярдов выстрелю тебе в зад. И попаду, не сомневайся.

– Ну, мишень-то не маленькая… – согласился кентавр. – Лучше скажи, что тебе нужно на самом деле, друг мой. Хотя я вовсе не уверен, что ты победишь.

– Я уже говорил, – ответил Элбрайн. – Мне нравится ходить, но уж очень много времени отнимает пеший обход всех трех деревень.

– Сказано же – никогда ты не сядешь мне на спину!

– Скажи, а дикие лошади тебе подчиняются? – спросил Элбрайн к удивлению кентавра.

– Нет, не мне, – внезапно на лице Смотрителя промелькнула странная улыбка, как будто он нашел решение трудной головоломки. – Ага! Это и будет твой выигрыш. Если в мою стрелу ударит молния – ведь только в этом случае я могу промахнуться, – я отведу тебя к тому, кому подчиняются дикие лошади. Но только договариваться ты будешь сам.

Что-то такое прозвучало в словах кентавра… Похоже, тут скрыта какая-то каверза. И в то же время в голосе обычно дерзкого и самоуверенного Смотрителя явственно чувствовалось уважение. У Элбрайна дрожь пробежала по спине. Кто такой этот вожак диких лошадей? Заинтригованный, он согласился с предложением кентавра.

Крыло Сокола взметнулось вверх, стрела полетела к последней мишени и поразила ее.

Смотритель уважительно ухмыльнулся, выстрелил и тоже попал в мишень.

– Раз, два, три! – воскликнул Элбрайн, и три стрелы угодили точно в первую, вторую и третью мишени. – Четыре, пять, шесть! – особенно хорош был последний выстрел – стрела угодила точно в «яблоко».

Кентавр вздохнул; впервые в жизни ему встретился человек – достойный противник в стрельбе из лука. Четыре мишени он поразил без труда, пятую опять где-то с краю, а шестая стрела пролетела поверх мишени и утонула в зарослях кустарника.

Элбрайн расплылся в широкой улыбке и победно вскинул кулак. Его поразило выражение глаз кентавра: впервые в них проглядывало откровенное уважение.

– Да, рука у тебя на редкость твердая, друг мой, – сказал Смотритель.

– Мой лук изготовил лучший в мире мастер, и наставникам моим тоже нет равных. Никто не стреляет из лука так метко, как эльфы.

Смотритель насмешливо фыркнул.

– Это потому, что у них не хватает смелости подойти поближе к врагу! Ладно, давай соберем стрелы, а потом я покажу тебе кое-что интересное.

После того как стрелы были собраны, кентавр повел юношу в глубь леса. Они шли несколько часов. Разговаривали мало, но кентавр время от времени играл на волынке. Наконец, когда солнце уже заметно клонилось к закату, они добрались до уединенной сосновой рощи в центре заросшего травой и цветами луга. Элбрайн удивился – как это он ни разу не наткнулся на эту рощу, почему обостренная интуиция не привела его в место, столь совершенное по красоте, столь гармонично вписывающееся в окружающий ландшафт? Эта роща – каждый цветок, каждый куст, каждое дерево и камень, каждый игривый, звонкий ручеек – удивительным образом отличалась от всего, что ему до сих пор приходилось видеть в этих краях. В ней ощущалось нечто священное, созвучное скорее Облачному Лесу, чем миру, искалеченному воздействием человека.

Тут определенно присутствовала и магия. Элбрайн приближался к роще почти в трансе, с чувством благоговейного восторга; кентавр не отставал от него. Они углубились в рощу, где среди густого подлеска змеились тропинки. Не спрашивая, правильный ли путь он выбрал – из опасения нарушить удивительную тишину и спокойствие этого места, – Элбрайн пошел по одной из них.

Тропинки то сходились, то расходились, сплетаясь в причудливый узор. Роща была невелика – всего ярдов двести в длину и вдвое меньше в ширину, – но тропинок было столько, что, если выложить их рядом, они наверняка покрыли бы всю площадь рощи.

Наконец они добрались до уединенного тенистого места, где тропинка раздваивалась, огибая скалу, усыпанную пятнами желтых цветов. Элбрайн обошел ее справа и хотел было двинуться дальше, но внезапно звучный голос кентавра нарушил хрупкое очарование тишины.

– Не слишком-то ты восприимчив для ученика эльфов.

Элбрайн резко обернулся, собираясь призвать его к молчанию, но тут же позабыл об этом, вообще позабыл о кентавре, когда его взгляд упал на скалу, которую они только что обошли. Это была не скала, понял он, а груда камней, и лежали они не как придется, а в форме… да, в форме пирамиды. Он оглянулся по сторонам. Несомненно, они находились в самом центре рощи, и теперь Элбрайн отчетливо ощущал, что именно эта каменная пирамида была источником ее магии.

Он опустился на одно колено, внимательно разглядывая камни и поражаясь тому, как точно они были подогнаны друг к другу. Прикоснувшись к одному из них, он почувствовал легкое покалывание – несомненный признак магии.

– Кто здесь похоронен? – прошептал Элбрайн.

Кентавр улыбнулся.

– Спроси кого-нибудь еще, – ответил он. – Эльфы опустили тело в землю, когда я был не старше тебя.

Юноша с любопытством посмотрел на него.

– И давно это было?

Кентавр пожал плечами и смущенно забил по земле копытом.

– Примерно половину человеческой жизни назад.

Элбрайн, в общем-то, так и предполагал.

В конце концов, подумал он, ему вовсе не обязательно знать, кто именно похоронен здесь – человек, эльф или кто-то еще. Очевидно, он был дорог тол’алфар, раз они удостоили его чести упокоиться в таком месте и возвели над ним эту пирамиду. Кентавр обещал показать ему кое-что интересное – и сдержал слово.

А как насчет выигрыша, обещанного за победу в состязании? – подумал Элбрайн. Он поднял взгляд на кентавра.

Словно прочитав его мысли, тот сказал:

– Приходи сюда почаще и в конце концов ты найдешь того, кому подчиняются дикие лошади.

Вскоре они покинули рощу; пора было перекусить. Однако поздно ночью юноша вернулся сюда, и на следующий день тоже, но только на четвертый раз, две недели спустя, обещание кентавра наконец исполнилось.

Это случилось свежим осенним днем, когда ветер раскачивал ветки деревьев и гнал по чистому голубому небу пышные белые облака. В самой роще, однако, все было тихо и спокойно. Отдавая дань уважения тому, кто был похоронен под пирамидой, Элбрайн направился прямо в центр рощи, постоял там и уже собирался уходить, как вдруг…

Как вдруг услышал музыку.

Сначала он подумал, что это кентавр играет на своей волынке. Но нет. Мелодия была гораздо нежнее – тончайшая, еле заметная вибрация в земле и воздухе. Она не затихала и не усиливалась, просто лилась, лилась, сотканная, казалось, из стука копыт и свиста ветра… Из стука копыт? Элбрайн бросился туда, откуда доносилась мелодия.

Он выбежал из рощи и по другую сторону огромного, заросшего цветами и травой луга увидел силуэт крупного жеребца, скачущего в тени под деревьями.

Элбрайн затаил дыхание, когда жеребец выбежал в открытое поле – черный, как ночь, если не считать белых «носочков» на передних ногах и белых пятнышек над глазами. Было ясно, что жеребец каким-то образом чувствует его присутствие, хотя ветер дул в сторону юноши и они находились друг от друга на значительном расстоянии.

Жеребец забил копытом, встал на дыбы и негромко заржал. Пробежал немного вперед, словно демонстрируя свою силу, повернулся и скрылся в лесной чаще.

Элбрайн стоял, словно окаменев. Нет, сегодня удивительный жеребец больше не вернется, понял он, медленно побрел прочь и отыскал кентавра, занятого изготовлением своих дьявольских стрел.

– Рад видеть тебя, – Смотритель расплылся в улыбке. – Судя по всему, ты сейчас из рощи. – Элбрайн покраснел при мысли, что, по-видимому, все чувства отражаются у него на лице. – Я же говорил тебе. Это такое необыкновенное создание…

– Как зовут жеребца?

– Все по-разному, – ответил кентавр. – Но, не зная имени, к нему не подступишься.

– И откуда же я узнаю, как его зовут?

– Глупый мальчик. Тебе не нужно узнавать – ты уже знаешь.

И кентавр ушел, оставив юношу наедине со своими мыслями.

Элбрайн приходил в рощу и на следующий день, и день спустя, и так день за днем. В конце концов, примерно через неделю, он снова услышал или, скорее, почувствовал музыку.

Конь опять вышел на открытое пространство. Элбрайн, завороженный его красотой, не мог отвести взгляда от мощного крупа и широкой груди, от умной, выразительной морды и черных, все понимающих глаз.

Внезапно в сознании, словно само собой, всплыло слово; Элбрайн покачал головой, не понимая. Сделал шаг вперед, но конь уже уносился прочь.

Их третья встреча произошла через день. Жеребец выбежал из леса и остановился, глядя на Элбрайна.

То же самое слово снова прозвучало в голове юноши, но на этот раз он понял, что оно имеет самое непосредственное отношение к благородному коню.

– Дар! – окликнул он жеребца и смело вышел из рощи. К удивлению юноши, к его восторгу и одновременно ужасу, конь встал на дыбы и громко заржал, а потом опустился на все четыре ноги и ударил копытом по земле. – Дар, – повторял Элбрайн снова и снова, медленно приближаясь к нему.

И вот юноша стоял уже всего в пяти шагах от него.

– Дар, – уверенно произнес он, и конь снова заржал, вскинув голову.

Юноша подошел еще ближе, широко раскинув руки, чтобы показать, что он невооружен. С огромным уважением, очень нежно он положил руку на шею жеребца и погладил его.

Тот выглядел довольным, но вскоре отскочил и умчался прочь.

Так они встречались день за днем, постепенно привыкая друг к другу. Вскоре у Элбрайна возникло ощущение, что этот конь предназначен именно для него и что, скорее всего, его появлением он обязан эльфам.

– Это правда? – спросил он дядю Мазера как-то ночью. – Может быть, это подарок от Джуравиля? – Ответа он, как обычно, не получил, но, тоже как обычно, собственные слова навели его на новую мысль. – Нет, такого коня нельзя просто взять и подарить. Однако эльфы, несомненно, сыграли тут какую-то роль, иначе я вообще не встретил бы его, да и сам жеребец повел бы себя иначе… Пирамида, – прошептал он спустя некоторое время. – Все дело в ней.

И как он раньше этого не понял? Магия каменной пирамиды привела к нему коня… нет, сделала так, что они встретились – человек и конь. Теперь юноше больше чем когда-либо захотелось узнать, кто же был похоронен под этой пирамидой, кто обладал магией столь сильной, что даже после его смерти она оказалась способна в нужный момент призвать этого жеребца и наделить его таким умом. На следующий день он впервые скакал на спине жеребца, без седла, вцепившись руками в густую гриву. Ветер свистел у него в ушах, деревья, кусты, скалы – все летело мимо, мимо…

Как только он спешился, Дар повернулся и убежал. Элбрайн не пытался остановить его, понимая, что их отношения отличаются от тех, которые складываются между хозяином и его конем в обычных условиях; это была дружба, основанная на взаимном уважении и доверии.

Дар вернется, он знал, и позволит ему скакать на себе – но тогда, когда сам захочет этого.

Глядя вслед жеребцу, Элбрайн вскинул руку в салюте – в знак уважения и понимания того, что, хотя у каждого из них своя жизнь, отныне они неразлучны.

ГЛАВА 31
СНОВА ДОМА, СНОВА ДОМА!

На протяжении двух последующих недель доверие Эвелина к Джилл возросло настолько, что он начал открыто обучать ее обращению с камнями. Поначалу он использовал обычные методы – те же самые, которые применялись в Санта-Мир-Абель. Однако ему очень быстро стало ясно, что девушка далеко обогнала любого начинающего ученика и была потенциально почти так же сильна, как и он сам, когда магистр Джоджонах впервые показал ему опыт с выходом из тела. Эвелину не понадобилось много времени, чтобы разобраться в причинах этого феномена. Да, Джилл обладала природной силой, но далеко не в той степени, как он сам; просто она уже не была начинающей. Решающую роль сыграло слияние, к которому он вынужден был прибегнуть, когда его ранили. В результате она, не отдавая себе в этом отчета, усвоила то, на что у монахов уходят месяцы, если не годы. По мере того как углублялась их дружба и возрастало взаимное доверие, Эвелин пришел к выводу, что можно снова использовать гематит, на этот раз уже исключительно для обучения. Одновременно он гораздо лучше стал понимать свою молодую спутницу – и много узнал о ее мрачном прошлом.

– Дундалис… – это слово сорвалось с губ Джилл, словно перезвон церковных колоколов; перезвон, который мог быть и праздничным, неся в себе надежду и обещание вечной жизни, и траурным, возвещающим смерть. Девушка провела рукой по заметно отросшим густым волосам и с подозрением взглянула на Эвелина. – Ты знал, – монах лишь пожал плечами. – Тебе каким-то образом стала известна моя история. В Палмарисе… Ты разговаривал с Грейвисом!

– С Петтибвой, если быть точным.

– Как ты посмел?

– У меня не было выбора, – возразил Эвелин. – Мы ведь друзья.

Джилл пролепетала что-то бессвязное, пытаясь разобраться в случившемся. После Палмариса Эвелин повел ее на север, в глубь дикой, малонаселенной местности. У нее не возникало ни малейших признаков узнавания – до тех самых пор, пока они не пришли в деревушку под названием На-Краю-Земли и кто-то произнес слово «Дундалис».

Ее охватило желание наброситься на Эвелина с кулаками, но девушка не могла не признать правоты его последних слов. Он и в самом деле был ей другом, надежным и верным.

– Ты убегаешь от призраков, моя дорогая Джилл, – продолжал Эвелин. – Я вижу твою боль, чувствую ее, как свою собственную. Она проявляется в каждом твоем жесте, в каждой вымученной улыбке… Да, вымученной, я не оговорился, потому что, признайся, Джилл, разве ты хоть раз улыбалась от души? – В голубых глазах девушки заблестели слезы, она молча отвернулась. – Конечно, улыбалась, я не сомневаюсь в этом – но это было до того, как разразилась беда, до того, как тебя стали преследовать призраки.

– Зачем ты привел меня сюда?

– Потому что здесь этим призракам некуда будет спрятаться, – твердо сказал Эвелин. – Здесь, в этой новой деревне, построенной на месте той, которая когда-то была твоим домом, ты встретишься с ними лицом к лицу и загонишь их туда, где им самое место.

Он говорил так решительно, так убежденно, что Джилл не могла больше сердиться на него. Как истинный друг, он от всей души желал ей самого лучшего, он готов был сражаться – и даже умереть, да, умереть! – ради нее. И все же… Вдруг он ошибается, пусть даже из самых лучших побуждений? Он действовал, основываясь на своем понимании природы той боли, которая терзала ее. А вдруг, вырвавшись на свободу, эта боль убьет ее?

Ответов на мучительные вопросы у Джилл не было; только страх, только тревога. Она покинула таверну и направилась в комнату, которую они с Эвелином снимали. Она не знала, чем грозят ей воспоминания, которые может пробудить это давно забытое название, но хотела быть одна, когда встретится с ними лицом к лицу.

В его душе постоянно бушевала ярость. Он с такой силой хлопал дверью своей комнаты, что она едва не срывалась с петель, и даже сломал челюсть шлюхе, предложившей ему свои услуги. Палмарис обманул его ожидания – Карающий Брат только потерял здесь время, ни на шаг не приблизившись к своей жертве. И лишь по чистой случайности он столкнулся с двумя молодыми людьми, любителями выпить, одного из которых звали Коннор Билдеборох, а другого Греди Чиличанк.

Карающий Брат выслушал их рассказ – это обошлось ему всего лишь в стоимость нескольких кружек дешевого эля – и в особенности заинтересовался словами Греди. Тот мимоходом упомянул, что всего лишь месяц назад видел еще одного монаха церкви Абеля, разговаривающего с его матерью, Петтибвой.

– Просто удивительно, что это вы так разбегались, – бесцеремонно заметил он. – Обычно ваш брат редко вылезает из своей норы. Меня всегда интересовало, как вы развлекаетесь там, за стенами аббатства?

Судя по ухмылке Греди, у него на этот счет имелась своя, достаточно грязная, версия. Приятели расхохотались.

Карающий Брат с невероятным трудом заставил себя улыбнуться; он еще не успел узнать все, что его интересовало. В конце концов выяснилось, что второй монах церкви Абеля – Эвелин, как предположил Карающий Брат – отправился на север Вайлдерлендса, в местечко под названием Сорный Луг.

Осень уже заметно вступила в свои права, надвигалась суровая зима, и никаких идущих на север торговых караванов найти не удалось, но закаленного Карающего Брата это не отпугнуло. Он отправился в путь в одиночку, полный решимости как можно скорее добраться до места и сделать наконец свое дело.

Она вспомнила то далекое утро на заросшем деревьями склоне холма, когда в небесах сияла многоцветная радуга Гало. Она вспомнила музыку, разлитую в воздухе. И еще она вспомнила, что была там не одна.

– Мальчик… – прошептала она в пустоту своей комнаты.

Имя «Элбрайн» мелькнуло в дальнем уголке сознания, но вместе с ним нахлынуло ужасное чувство тоски и потери: та самая боль, которая заставляла ее сначала вырываться из объятий Коннора Билдебороха, а потом даже ткнуть пылающим углем ему в лицо.

Джилл глубоко вздохнула и постаралась прогнать воспоминания прочь. Она не спала всю ночь и тем не менее была готова поутру отправиться в путь, увести спотыкающегося – или даже падающего – Эвелина за руку из этой гостиницы, потащить его по дороге, ведущей в деревню под названием Дундалис.

Они прибыли туда уже поздно вечером, когда солнце клонилось к закату и от строений протянулись по земле длинные косые тени. Джилл не узнавала деревни, совсем не узнавала, и была очень удивлена этим фактом. Перед последним поворотом дороги сердце заколотилось часто-часто – от страха, что сейчас на нее обрушится поток воспоминаний. Но ничего подобного не случилось. Это был Дундалис, построенный на развалинах прежнего Дундалиса, но на первый взгляд он мало чем отличался от Сорного Луга, На-Краю-Земли и других приграничных деревень.

Эвелин вслед за Джилл послушно пересек всю деревню. На другом ее конце они увидели старую полуразрушенную изгородь. Когда-то здесь явно был загон, а за ним на север поднимался некрутой склон.

– Я видела Гало вон оттуда, – показала на склон Джилл. На лице Эвелина мелькнула мимолетная улыбка. Он живо вспомнил собственную встречу с Гало, далеко отсюда, на другом краю земли. – Значит, это было на самом деле, – прошептала Джилл. Было отрадно сознавать, что этот крошечный фрагмент прошлой жизни – не плод ее воображения, а нечто вполне реальное. – Мальчик…

– Ты была там не одна? – спросил Эвелин.

Джилл кивнула.

– С человеком, который был очень дорог мне, – ответила она.

Волнующий момент прошел; она оглянулась по сторонам и увидела забор старого загона.

– Я часто играла здесь. Мы залезали на ограду и бегали по ней на спор, кто дольше не упадет.

– Мы?

– Ну да, я и мои приятели.

Эвелин подумал, что все-таки не зря они отправились на север. Прямо сейчас, за последние несколько минут, Джилл вспомнила больше, чем за долгие годы.

– Банкер Кравер, – внезапно сказала она.

– Один из приятелей?

– Нет. Это был его загон. Загон Банкера Кравера.

На лице Эвелина расплылась широкая улыбка, которую он попытался скрыть, заметив выражение разочарования на лице девушки. Память возвращалась, но мучительно медленно, и теперь ее снедало нетерпение.

– Думаю, нам пора подумать о ночлеге, – сказал он. – Посреди деревни я заметил таверну.

Ему стало ясно, что на Джилл нахлынула новая волна воспоминаний, может быть, более мощная, чем все предыдущие, – когда они оказались у порога «Унылой Шейлы», большой таверны в самом центре Дундалиса. Девушка смотрела не на само строение, а на что-то под ним; возникшее на ее лице выражение любопытства сменилось страхом, а потом и неприкрытым ужасом.

Она задрожала и рванулась, чтобы убежать; Эвелин с трудом удержал ее.

– Ты узнаешь это место, – сказал он.

Джилл тяжело задышала; ее преследовал запах дыма, густого и черного. Возникло ощущение, будто она задыхается, зажатая в узком темном пространстве. Оттолкнув Эвелина, она неотрывно смотрела на каменный фундамент таверны.

– Я… пряталась… здесь… – ломким голосом произнесла она. – Все вокруг горело, и эти крики…

Она всхлипнула, пошатнулась и, наверно, упала бы, если бы Эвелин не поддержал ее.

Однако другой таверны в Дундалисе не было, а весь этот долгий путь Эвелин проделал отнюдь не ради того, чтобы позволить Джилл снова сбежать от ее ужасного прошлого. Он снял для них последнюю свободную комнату и постарался убедить жизнерадостного Белстера О’Комели в том, что между ним и его девушкой нет ничего романтического или, тем более, непристойного; что они просто добрые друзья и путешествуют вместе. Это был первый случай, когда он пустился в подобные объяснения, но… Скорее всего, здесь им придется задержаться, и он считал своим долгом оберегать репутацию Джилл. Ей и без того придется многое пережить в Дундалисе, ни к чему еще слышать за спиной перешептывания и намеки на распущенность городской молодежи.

Джилл мгновенно уснула, измученная неожиданно хлынувшим на нее потоком воспоминаний. Эвелин еще какое-то время посидел рядом, опасаясь, что ее начнут одолевать кошмары.

Но нет. Она спала крепко, настолько измученная, что ей, скорее всего, вообще ничего не снилось. Тогда он решил, что теперь можно кое-что сделать и для самого себя. Спустился по лестнице в общую комнату и уселся там, выпивая и беседуя с людьми, которых собралось довольно много, поскольку в связи с надвигающейся зимой сейчас была самая пора для трапперов. Эти сильные, решительные люди – в основном мужчины, хотя было среди них и несколько женщин – зарабатывали себе на жизнь с помощью оружия и собственной смекалки. Прошло совсем немного времени, и Эвелин уже затеял спор с одним из них, доказывая, что жители деревни с такой мрачной историей, как Дундалис, должны были больше озаботиться тем, как подготовиться к надвигающейся опасности.

Траппер с усмешкой возразил, что самая большая опасность в этой местности – оголодавший енот, и тогда Эвелин хорошенько вмазал ему.

Проснувшись, монах обнаружил, что, кроме него и Белстера О’Комели, в общей комнате никого нет, а один глаз у него заплыл.

– Ну что, хорошо я проучил ваших? – спросил он хозяина таверны.

Белстер рассмеялся. Люди в Дундалисе были крепкие, случавшиеся время от времени драки их не пугали. В каком-то смысле Эвелин – который дрался отлично, хотя вряд ли помнил подробности – сумел этой ночью завоевать их уважение, хотя многие склонялись к мысли, что он не в своем уме.

Белстер протянул ему счет.

– Они решили, что последняя выпивка за тобой, – заявил он.

– Хо, хо! Хо, хо, знай наших! – Эвелин ухмыльнулся и бросил ему несколько серебряных монет.

Когда он вернулся к себе в комнату, Джилл все еще спала, свернувшись калачиком под одеялом, словно маленькая потерявшаяся девочка. Эвелин опустился на колени рядом с постелью, погладил золотистые волосы девушки и поцеловал ее в щеку.