Текст книги "Демон пробуждается"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

По ночам ему снились грязные, непристойные сны, заставляя ворочаться с боку на бок. Но сны лишь усиливали переполнявшее его чувство страха. Воображение рисовало скрывающееся за дверью той каюты ужасное чудовище, пугающую карикатуру на женщину, даже на его собственную мать. Вот он войдет, и она с вожделением уставится на него, горя желанием смешать с грязью все его светлые чувства, украсть у него саму душу. Но наряду с этими чувствами в его ночные кошмары вплетались другие. Существовали инстинкты, о наличии которых он прежде не подозревал, и Эвелин ловил себя на желании наброситься на эту ведьму с не меньшей яростью, чем она на него, бороться с ней и в конце концов подмять ее под себя в порыве не подвластной управлению страсти. Он просыпался в холодном поту, а один раз случилось даже… Нет, об этом стыдно и вспоминать.

То, что так его страшило, надвигалось: погода прояснилась. «Бегущий» легко скользил по спокойному морю, и на западе неясным серым пятном уже вырисовывался берег Лапы Богомола. Монахи стояли на палубе, когда Бункус Смили объявил, что на сегодняшний день их обязанности закончены и они могут заняться своими делами.

– Я знаю, у вас на уме одни молитвы, – старый «морской волк» скабрезно подмигнул Квинталу. – Помолитесь и за меня, будьте так добры.

– Непременно. И за всех остальных на корабле тоже, – с усмешкой подыграл ему Таграйн. Старик зашаркал прочь на своих кривых ногах. – Я не прочь начать прямо сейчас, – добавил Таграйн, как только они остались одни, с видимым удовольствием потирая руки.

Квинтал удержал его, схватив за плечо.

– Эвелин, – заявил он. – Мы все уже вкусили прелестей мисс Пиппин. Кроме него.

Три пары глаз уставились на молодого монаха.

– Иди, – тоном приказа произнес Таграйн, не оставляя ему времени на размышления. – Эти штормовые деньки вконец измотали меня.

– Постой! – остановил его Квинтал, не дав ступить и шагу. И добавил, обращаясь к Эвелину. – Может, тебе хватает и бочки, как нашим матросам?

Эвелин удивленно вскинул брови. Он уже слышал это выражение, но понятия не имел, что оно означает, тем более в сексуальном контексте. Все это окончательно сбило беднягу с толку.

– Да, – продолжал Квинтал. – Это тебе, наверно, больше по душе.

Таграйн и Пеллимар захихикали, хотя явно пытались сдержаться, очевидно, из сочувствия к Эвелину.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, брат Квинтал, – ответил Эвелин сквозь зубы. – Наверно, тебе следует объяснить мне, при чем тут бочка.

Пеллимар громко фыркнул, Таграйн с силой толкнул его локтем в бок.

Лицо Эвелина исказила гримаса отвращения. Подумать только! Монахи священного ордена ведут себя, как… как незрелые юнцы, по-другому не скажешь. Это зрелище причиняло ему мучительную боль.

– Видишь вон ту бочку? – спросил Квинтал, сделав жест в сторону дальнего конца палубы, где стояла большая бочка. Эвелин тупо кивнул, по-прежнему ничего не понимая, – В ней проделана маленькая дырка. Для тех, кто не может воспользоваться услугами женщины. – Эвелин так и вспыхнул. – Учти, тебе придется заплатить ей за ночь.

– Если ты решишься провести ее внутри бочки! – буквально взвыл Таграйн, и все трое разразились хохотом.

Эвелин не видел ничего смешного в этой грубой шутке. По его понятиям, они сейчас выполняли самую священную миссию церкви Абеля, и осквернять ее, предаваясь оргиям на борту корабля, было равносильно богохульству.

– Сам отец Маркворт одобрил пребывание здесь этой женщины, – внезапно заявил Квинтал, словно прочитав мысли Эвелина, что, в общем-то, было нетрудно. – В своей мудрости он предвидел, какие испытания ожидают нас во время долгого путешествия, и хотел, чтобы мы добрались до Пиманиникуита в добром здравии, и телесном, и умственном.

– А как насчет души? – спросил Эвелин.

– Выбор за тобой, – фыркнул Квинтал.

Эвелин полагал, что дело обстоит совсем не так. Ему бросили вызов, как говорится. От того, как он сейчас себя поведет, в большой мере зависело его будущее и, в частности, взаимоотношения с товарищами. Если он утратит их уважение, то вряд ли сможет рассчитывать на их преданность, а учитывая ту зависть, которая существовала между ними…

Эвелин шагнул вперед, пройдя между Квинталом и Таграйном. Первый с готовностью отступил назад, с ухмылкой на лице, за неделю успевшем зарасти бородой, однако Таграйн протянул руку, останавливая Эвелина.

– После меня, – решительно заявил он.

Слишком раздраженный, чтобы вступать в дебаты, Эвелин ухватил его за руку и рывком вздернул ее вверх, заставив Таграйна потерять равновесие, после чего подставил ему подножку. В результате Таграйн остался лежать на палубе, а Эвелин, предотвращая дальнейшую борьбу, быстро прошел мимо него.

Его преследовал смех Квинтала.

Капитан Аджонас вышел из своей каюты как раз в тот момент, когда Эвелин проходил мимо. Он бросил пристальный взгляд сначала на расстроенного молодого монаха, потом на троицу на палубе, усмехнулся, приложил пальцы к шляпе и продолжил свой путь.

Эвелин, не оглядываясь, подошел к каюте, которую занимала женщина, и поднял руку, чтобы постучать, однако в последний момент решил, что это глупо, и просто вошел внутрь.

Он застал ее врасплох, в одной лишь ночной рубашке. Она подскочила от неожиданности и натянула на себя покрывало.

Женщина выглядела совсем не так, как ему представлялось в ночных кошмарах; не чудище, это уж точно. Моложе него, лет двадцати или чуть больше, с длинными черными волосами и голубыми глазами, искорки в которых давным-давно угасли. Потерявшись в массе волос, лицо казалось совсем маленьким, но миловидным, если не красивым, и фигура тоже выглядела миниатюрной. Эвелин подумал, что, может быть, дело тут не в желании выглядеть лучше, а просто в недостатке еды.

Она поглядела на него с любопытством, уже безо всякого страха.

– Один из монахов, надо полагать? – голос у нее был чуть-чуть хрипловатый. – Говорили, вас четверо, но мне казалось, я видела всех… – она замолчала и смущенно покачала головой.

Эвелин проглотил ком в горле; ей до такой степени были безразличны ее клиенты, что она даже не помнила точно, сколько их было.

– И ты?..

– Что?

– Монах?

Эвелин кивнул.

– Ну ладно, – она отбросила покрывало и начала стягивать с себя короткую ночную рубашку.

– Нет! – чуть ли не в панике воскликнул Эвелин.

Он заметил синяки на ее бедрах, а неопрятность женщины просто потрясла его. Правда, он и сам был ненамного чище; удивительно, но, находясь посреди океана, было не так-то просто постоянно мыться.

– Не сейчас, – уточнил он, заметив ошеломленное выражение на лице женщины. – Я имею в виду… Как вас зовут?

– Как меня зовут? – переспросила она, засмеялась и пожала плечами. – Твои друзья зовут меня мисс Пиппин.

– Как вас по-настоящему зовут? – настойчиво повторил Эвелин.

Женщина бросила на него долгий, внимательный взгляд, по всей видимости, удивленная, смущенная, но и заинтригованная.

– Ладно, – ответила она наконец. – Зови меня Дансалли. Дансалли Комервик.

– А я Эвелин Десбрис, – представился монах.

– Ну, теперь ты готов, Эвелин Десбрис? – спросила она, снова приподняв рубашку и принимая дразнящую позу.

Эвелина раздирали противоречивые чувства. Какая-то часть его жаждала воспользоваться предложением женщины, наброситься на нее, подмять под себя; однако другая часть, которая всю сознательную жизнь юноши боролась за то, чтобы возвысить его и весь человеческий род над своими чисто животными потребностями, не могла пойти на это.

– Нет, – повторил он, подошел к женщине и потянул рубашку вниз.

– Чего ты, в таком случае, от меня хочешь? – смущенно спросила она.

– Поговорить, – ответил Эвелин, теперь уже полностью совладав с собой.

– Поговорить? И что, интересно, ты можешь мне сказать? – в голубых глазах засверкали озорные, игривые искорки.

– Расскажите, откуда вы. Расскажите о своей жизни до… до всего этого.

Если бы он ударил женщину, то наверняка причинил бы ей меньшую боль.

– Как ты смеешь?

Он поднял руки и сделал шаг назад.

– Пожалуйста, сядьте, Дансалли Комервик. Я не причиню вам вреда. – Она криво улыбнулась, но села на краю постели. – Давайте успокоимся. Лично меня лучше всего успокаивает беседа. Мне хотелось бы побольше узнать о вас.

– Решил спасти меня, так, что ли? – с иронией спросила она. – Объяснить мне, что я сбилась с праведного пути, и вернуть на него?

– У меня даже в мыслях нет осуждать вас, – совершенно искренне ответил Эвелин. – Но мне и в самом деле хотелось бы понять, как это произошло.

– Ты что, никогда не чувствовал желания поразвлечься? – спросила она с дразнящими искорками в глазах. – Не испытывал этого зуда?

– Я самый обычный мужчина, – заверил ее Эвелин. – Но, думаю, я вкладываю в это слово совсем не то, что остальные мои товарищи.

Дансалли, женщина явно не глупая, откинулась назад и задумалась над его словами. Все четыре дня, пока штормило, она провела в одиночестве – если не считать регулярных визитов Квинтала, которому, похоже, все было мало. По правде говоря, она чувствовала ужасное одиночество уже очень давно – на всем пути до и от Санта-Мир-Абель, а также на протяжении многих лет до этого.

Ему таки пришлось ее упрашивать, но в конце концов она ответила на вопросы Эвелина и разговорилась с ним, как с… да, почти как с другом. Чуть ли не два часа они просто сидели и разговаривали.

– Мне пора идти, – сказал он, похлопал ее по руке и встал.

– Ты уверен, что не хочешь чуть-чуть задержаться? – спросила Дансалли, томно раскинувшись на постели и сверкая голубыми глазами.

– Нет, – решительно ответил он. – Но я хочу попросить вас об одном одолжении.

– Не волнуйся, – Дансалли игриво подмигнула ему. – Ты не потеряешь уважения своих друзей, можешь не сомневаться!

Эвелин тепло улыбнулся женщине. Он поверил ей и вышел на солнечный свет с чувством огромного облегчения, но вовсе не от того, о чем подумали остальные, особенно Квинтал.

С тех пор он посещал Дансалли наравне с другими. Они сидели и разговаривали, иногда смеялись, а однажды она даже расплакалась у него на плече. Оказывается, она родила мертвого ребенка, и разъяренный муж вышвырнул ее на улицу.

Рассказав об этом, Дансалли внезапно отскочила от Эвелина и сидела, сердито глядя на него. С какой стати она так разоткровенничалась с ним? Ей было не по себе; Эвелин сумел сделать то, чего до сих пор никому не удавалось, – затронуть какие-то очень личные струны в ее душе.

– Твой муж дрянной человек и к тому же дурак, – сказал Эвелин, – потому что трудно найти лучшего друга, чем Дансалли Комервик.

– Так, послушаем брата Эвелина Десбриса, – вздохнула она. – Он, кажется, все-таки собирается спасать меня.

– По моему мнению, ты нуждаешься в спасении гораздо меньше многих других, – ответил Эвелин.

Его слова, искренность его тона причинили ей ужасную боль. Она опустила взгляд, снова полились слезы.

Эвелин подошел к женщине и молча обнял ее.

«Бегущий» упрямо пересекал море, направляясь в сторону Фрипорта. Аджонас подходил к нему кружным путем, держась подальше от вероломного залива Фелайдин, где, по его словам, вода могла подняться в течение двадцати минут, и опасность штормового ветра угрожала гибелью парусному кораблю среди неприступных скал.

Они зашли во Фрипорт совсем ненадолго, и всего несколько моряков высадились на берег. Со следующим отливом «Бегущий» покинул это опасное место, и вскоре они уже входили в гавань Энтела.

То был третий по величине город Короны, после Урсала и Палмариса. Длинный причал и глубокая вода гавани позволили «Бегущему» подойти к пристани, и Аджонас всех отпустил на берег, двумя партиями.

Монахи тоже решили посмотреть город. Пеллимар заикнулся было о том, чтобы посетить местное аббатство. Таграйн и Эвелин согласились с ним, но прагматичный Квинтал отверг это предложение, опасаясь, что дискуссия о том, с какой целью братья Санта-Мир-Абель забрались так далеко на юг, может породить нежелательные вопросы. Тайной Пиманиникуита владел исключительно Санта-Мир-Абель; по словам магистра Сигертона, остальные аббатства церкви Абеля имели смутное представление о происхождении магических камней.

Эвелин вспомнил свой разговор с Джоджонахом, когда тот впервые рассказал ему о Пиманиникуите, и суровое предостережение магистра о том, что даже упоминание названия острова без разрешения отца Маркворта карается смертью, и согласился с решением Квинтала.

В результате они потратили целый день, просто гуляя по городу и дивясь на посаженные в центре экзотические цветы, на высокие белые здания, на шумный базар – самый большой открытый рынок из всех виденных ими прежде. Даже одежды жителей Энтела – жизнерадостные, яркие – поражали монахов. Недаром говорилось, что этот город по духу своему принадлежал скорее экзотическому Бехрену, чем Хонсе-Биру, и Эвелин, потрясенный открывающимися на каждом шагу картинами, решил, что совсем не прочь был бы посетить Бехрен.

– Когда-нибудь… – прошептал он, возвращаясь на корабль и оглядываясь через плечо на залитый солнцем город.

Пополнив припасы, «Бегущий» на следующий же день с отливом и попутным ветром резво поплыл на юг.

Желание Эвелина исполнилось быстрее, чем он рассчитывал: капитан Аджонас, без каких бы то ни было объяснений, зашел в гавань города Джасинта, уже по ту сторону горной гряды, разделяющей королевства.

Монахи занервничали, вопросительно глядя на Квинтала, но и его самого эта остановка застала врасплох. Он решительно направился к капитану и потребовал объяснений.

– Лучше моряков Бехрена южные воды не знает никто, – ответил Аджонас. – Как дуют ветры, с какими неожиданностями мы можем столкнуться и прочее. У меня здесь есть друзья, они могут оказать нам бесценную помощь.

– Смотрите, как бы в результате дорога на Пиманиникуит не стала известна кому не следует, – угрожающе произнес Квинтал. Капитан выпрямился, кровь бросилась ему в лицо, от чего безобразный шрам выступил более рельефно. Однако Квинтал остался непреклонен. – Я отправлюсь вместе с вами к этим… друзьям.

– В таком случае, переоденьтесь, брат Квинтал, – ответил Аджонас. – И я не гарантирую вашу безопасность.

– Как и я вашу.

Во второй половине дня, провожаемая взволнованными взглядами трех оставшихся монахов и высыпавших на палубу матросов, эта пара в сопровождении Бункуса Смили отбыла на берег. Чтобы унять волнение, Пеллимар отправился к женщине – к удовлетворению Эвелина, никто, кроме него, до сих пор не знал ее подлинного имени, – но Эвелин и Таграйн остались у поручней, глядя, как садится солнце и в портовых зданиях один за другим вспыхивают огни.

В конце концов послышался плеск весел, и появилась лодка, на борту которой, в целости и сохранности, находилась вся троица.

– Отбываем поутру, на рассвете, – бросил Аджонас Смили, как только они поднялись на палубу.

Таграйн и Эвелин обменялись тревожными взглядами, вызванными столь нехарактерным для капитана резким тоном и мрачным выражением лица Квинтала.

– На море неспокойно, – объяснил он братьям.

– Пираты? – спросил Таграйн.

– Да, и пираты, и поври.

Эвелин вздохнул и перевел взгляд на незнакомый ландшафт – горную гряду под названием Пояс-и-Пряжка, темнеющую на фоне все еще угасающего вечернего неба. Как далеко забрались они от дома! И впереди – океан, по которому плыть и плыть, со всеми этими кровожадными поври и пиратами…

Этой ночью он тоже побывал у Дансалли. Брату Эвелину нужна была дружеская поддержка.

ГЛАВА 16
СМЕРТЕЛЬНАЯ ВОЙНА

Пятое лето, которое Элбрайн провел в Облачном Лесу, стало едва ли не лучшим временем всей его юности. Он был уже не мальчиком, а сильным юношей; все детское в нем исчезло, за исключением склонности к озорству, от чего, как опасалась Тантан, он никогда не избавится. Ежеутренний ритуал с млечными камнями продолжался, но теперь он выполнял свою задачу быстро и ловко, и это служило наглядным доказательством того, как сильно он изменился.

Несмотря на то что Элбрайн вырос в рослого и крепкого юношу, ничего неуклюжего в нем не осталось. Он танцевал с эльфами, он боролся с эльфами, он вприпрыжку бегал по извилистым тропам Облачного Леса. Светло-каштановые волосы, всегда чистые и постриженные до плеч, красиво обрамляли неизменно и тщательно выбритое лицо. Элбрайн принимал участие во всех эльфийских ритуалах – танцах, праздниках, охоте, – и все были рады ему, но тем не менее он больше чем когда-либо чувствовал себя одиноким. Не то чтобы он жаждал человеческого общества; напротив, эта мысль по-прежнему пугала его. Просто теперь он со всей отчетливостью понимал, как сильно отличается от этих созданий, и не только внешне. Они учили его смотреть на мир их глазами – с полной внутренней раскрепощенностью, позволяющей видеть не столько реальность, сколько то, что им подсказывало воображение, – но у Элбрайна это плохо получалось. Слишком глубоко в нем укоренилось ощущение порядка, слишком сильно было развито чувство правильного и неправильного.

И вот как-то днем, во время долгой прогулки, сопровождающейся, как обычно, разговорами о животных и растениях, Элбрайн поделился этими своими настроениями с Джуравилем.

Тот остановился и пристально посмотрел на юношу.

– А на что, интересно, ты рассчитывал? – спросил он.

Эти слова, не предлагающие никаких конкретных объяснений, тем не менее подействовали на Элбрайна успокаивающе. До него внезапно дошло, что эльфы никогда и не ожидали его полного перевоплощения в одного из них.

– Мы открываем для тебя другой способ смотреть на мир, – продолжал Джуравиль, – надеясь, что он поможет тебе в твоих путешествиях и испытаниях. Это всего лишь инструмент, способный, однако, поднять тебя над другими представителями рода человеческого.

– Почему? В смысле, почему именно я избран для того, чтобы получить этот дар? – спросил Элбрайн.

– Кровь Мазера, – ответил Джуравиль; фраза, которую так часто произносила Тантан, обычно с оттенком насмешки. – Мазер был твоим дядей, старшим братом твоего отца.

Эти слова вызвали в сознании Элбрайна воспоминание о другом времени и месте, о том, что происходило почти пять лет назад, когда он вместе с Пони стоял на холме над Дундалисом, глядя на мерцающее в вышине Гало.

– В вашей семье считалось, что он умер совсем молодым, – продолжал Джуравиль.

– Да, я помню… – начал было Элбрайн и замолчал.

На самом деле толком он ничего не помнил. Вроде бы отец упоминал о гибели своего старшего брата, которого, по-видимому, звали Мазер; во всяком случае, юноша, без сомнения, слышал это имя еще до того, как встретился с тол’алфар.

– Юный Мазер и вправду чуть не умер, – продолжал Джуравиль. – Его покалечил медведь. Мы нашли его в лесу и принесли в Кер’алфар. Выздоравливал он долго, но все же в конце концов поправился; сильный был мальчик – это у вас в крови. Мы собирались отпустить его домой, но прошло слишком много времени, и разведчики донесли, что Виндоны переселились в другое место.

Эльф замолчал, как бы обдумывая, что сказать дальше.

– На протяжении многих столетий люди и эльфы теснее, чем сейчас, общались друг с другом. Часто они селились рядом, а иногда даже жили одной общиной. Существовали и браки между ними, о двух мне точно известно, хотя дети от таких союзов рождались редко.

– Что разделило их? – спросил Элбрайн.

Джуравиль засмеялся.

– Ты прожил в Облачном Лесу пять лет, – ответил он. – Неужели не заметил, чего именно здесь не хватает?

Элбрайн удивленно посмотрел на него. Что он упустил из виду в этом зачарованном месте?

– Детей, – подсказал ему Джуравиль. – Детей, – повторил он подавленно. – В этом мы не похожи на людей. Я могу прожить тысячу лет – у меня за плечами уже около половины этого срока – и за все это время иметь одного или, самое большее, двоих детей.

Джуравиль снова замолчал, взгляд его затуманился.

– Это все потому, что триста лет назад пробудился дактиль, – добавил он.

– Дактиль?

– Демон.

Джуравиль отошел к краю маленькой полянки, поднял голову к небесам и запел.

 
Когда стоящие на страже долг свой забывают,
Когда сердца стремление к богатству растлевает,
 
 
Когда есть только похоть, на любовь плевать,
Когда торговцы начинают плутовать,
 
 
Когда прекрасных женщин продают и покупают,
Когда корысть, словно болезнь, все души разъедает.
 
 
Тогда ты видишь, что твой мир окутывает тьма,
Тогда ты видишь, как вокруг горят дома,
 
 
Тогда ты чувствуешь, как под тобой земля дрожит,
И страх во мраке сгинуть тебе душу леденит.
 
 
Спасение в одном – забыть о распрях и вражде.
Лишь вместе можно устоять в любой беде.
 
 
Пойми, кто в самом деле враг тебе, кто друг,
Ведь гоблины и карлики давно сужают круг.
 
 
Пойми, что лишь неправедность твоя всему виной
И демон пробуждается, призыв услышав твой!
 

Песнь Джуравиля вызвала поток образов в сознании Элбрайна: сцены войны и насилия – вроде тех, которые были связаны с Дундалисом в тот ужасный день, когда напали гоблины. К тому времени, когда Джуравиль закончил, щеки юноши были мокры от слез, и сам эльф тоже плакал.

– Мы зовем этого демона дактиль, – сказал он. – По правде говоря, его пробуждение – это скорее явление мирового порядка, чем событие, имеющее отношение к какому-то конкретному существу. Мы – я имею в виду людей и эльфов – совершили ужасную глупость, однажды позволив этому ужасному созданию проникнуть в наш мир.

– И когда демон пробуждается, начинаются войны, – сделал вывод Элбрайн. – Вроде того сражения, в котором погибла моя семья.

Джуравиль кивнул и продолжил свои объяснения.

– Последний раз демон пробудился триста лет назад. В то время мы открыто торговали с людьми, и нас было тогда гораздо больше. Не столько, сколько людей, но больше. Ко’эвайл, или «смертельная война», так мы называем то ужасное время, когда погибли четверо из каждых пяти эльфов, – он вздохнул с выражением покорности судьбе. – И с тех пор у нас рождается мало детей…

– Вас уцелело так мало, что вы решили скрыться, держаться подальше от всех остальных.

Джуравиль удовлетворенно кивнул – юноша правильно понимает его.

– И тогда мы ушли в Облачный Лес и другие, не менее потаенные места. Благодаря помощи святых людей и их драгоценным дарам – магическим камням – мы сделали так, что эти места стали недоступны вторжению извне. Так мы и живем, и здесь, и там, под покровом облаков и тьмы. Нас мало; мы не можем позволить узнать о своем существовании даже тем людям, которых считаем своими друзьями.

– Среди вас есть те, кто ни одного человека не воспринимает как друга.

– Ты имеешь в виду Тантан? – засмеялся Джуравиль. – Пойми, она просто завидует тебе.

– Завидует? Чему?

– Твоей свободе, – ответил Джуравиль. – Мир открыт для тебя, но не для нее. Поверь, она не питает ненависти к тебе.

– Готов поверить в это – до нашей следующей схватки, – эти слова Элбрайна заставили эльфа снова рассмеяться.

– Да, она серьезный противник. И к тебе требовательна в особенности. Это ли не лучшее доказательство того, что Тантан твой друг? – Пожевывая травинку, юноша обдумывал услышанное. – Она знает, что тебя ждет нелегкая судьба, и хочет, чтобы ты как следует подготовился к ней.

– Что это за «нелегкая судьба»?

– О, вот это вопрос! – Джуравиль многозначительно поднял палец. – Мы не живем больше вместе с людьми, но нельзя сказать, что все отношения между нами прерваны. Именно мы, эльфы Кер’алфар, обучаем тех, кого называют Защитниками, – Элбрайн покачал головой; никогда прежде ему не приходилось слышать ни о чем подобном. – Твой дядя Мазер был Защитником, и притом одним из лучших. На протяжении почти сорока лет он охранял наши границы от гоблинов, великанов и прочих тварей. Чтобы перечислить все его подвиги, не хватит и недели.

Элбрайном овладело непривычное чувство гордости.

– И ты будешь таким же, – закончил Джуравиль. – Защитник Элбрайн.

С этими словами эльф, как это было для него характерно, неожиданно ушел. Элбрайн понял, что урок закончен и что, наверно, это был самый важный урок, преподанный ему за все время пребывания в Облачном Лесу.

– Вот здесь, чувствуешь?

Джуравиль поднял руку, прося тишины и ощупывая обнаженной и очень чувствительной ступней поверхность камня. Спустя несколько мгновений он ощутил еле заметную вибрацию.

– Очень далеко к северо-западу, – заметил Талларейш, глядя в том направлении, как будто ожидал, что оттуда на Облачный Лес вот-вот хлынет орда темных сил.

– Леди Дасслеронд известили? – спросил Джуравиль.

– Конечно, – ответил один из самых старших эльфов Кер’алфар, по имени Виллейн. – И разведчиков выслали. Они сообщают, что на расстоянии около двадцати миль от нашей долины произошел сдвиг пластов, и в земной коре возникла огромная трещина. Это далеко на севере, дикая местность, где не селятся даже люди.

– Ты знаешь, где находится это место? – спросил Джуравиль Виллейна.

– Думаю, его будет нетрудно найти, – вмешался в разговор Талларейш.

Судя по выражению его лица, он, как и Джуравиль, жаждал своими глазами взглянуть на последствия катаклизма.

– Разведчики уже преодолели разлом и сейчас движутся дальше на север, – ответил старый эльф. – Значит, они не скоро вернутся в Кер’алфар.

– Но Леди Дасслеронд должна быть в курсе, – заметил Талларейш, предполагая, что Виллейн, ярый поборник соблюдения правил, уже догадывается, что у них на уме.

– Мы можем добраться туда и вернуться обратно еще до того, как завтра зайдет солнце, – сказал Джуравиль. – Если, конечно, найдем это место.

– Птицы покажут нам, – заверил его Виллейн. – Они все знают.

Этим вечером на поляне было необычно тихо – ни одного эльфа не видно. То ли все они разошлись куда-то, то ли просто не желали показываться. Элбрайн прожил с тол’алфар достаточно долго, чтобы знать – они могли быть тут, совсем рядом, но даже он, научившийся прекрасно чувствовать лес, не заподозрил бы их присутствия, если бы они сами того не пожелали.

Тем не менее юноша был почему-то уверен, что этим вечером на поляне были только он и его противник, до поры затаившийся в густой тени.

Молодой человек задержал дыхание, когда эльф вышел на залитую лунным светом поляну.

Тантан.

Элбрайн крепко стиснул свой шест. Он не сражался с Тантан уже много недель и был настроен удивить заносчивую эльфийку.

– Я буду колотить тебя до тех пор, пока ты не выкрикнешь мое имя, – насмешливо заявила Тантан, дойдя до центра полянки.

Одной рукой она вращала эльфийский меч, а другой – сравнительно короткий кинжал, тоже деревянный, конечно. Оружие мелькало с быстротой молнии. Элбрайн прекрасно знал о сверхъестественной ловкости Тантан. Она могла одновременно и без видимых усилий подбрасывать по четыре монеты каждой рукой и жонглировать дюжиной кинжалов или горящих факелов.

Но быстрота и точность движений на этот раз ее не спасут, сказал себе Элбрайн.

Он вышел на поляну, держа шест горизонтально перед собой, правая ладонь повернута вверх, левая вниз. Обычно перед началом поединка противники договаривались о правилах, но сейчас в этом не было нужды. После всех этих лет Тантан и Элбрайн понимали друг друга без всяких слов.

Элбрайн пригнулся, и Тантан тут же бросилась в атаку, швырнув вперед меч. Элбрайн выпустил шест из левой руки, слегка повернул его вправо, потом влево и отразил летящий на него меч. Снова крепко схватил шест обеими руками и приготовился защищаться; так, по крайней мере, все это представлялось Тантан.

Однако он удивил ее. Логика подсказывала, что юноша, со своим менее маневренным оружием и более неуклюжими движениями, должен был предоставить первоначальную инициативу Тантан, играя, так сказать, черными, если провести аналогию с шахматами. Нападение для него было чревато тем, что любая, даже самая незначительная, ошибка могла стать роковой против стремительно мелькающего оружия Тантан.

Но молодой человек начал яростное наступление. Он снова выпустил шест из левой руки, до отказа повернул его вправо, снова влево, но, когда тот вернулся в горизонтальное положение, не схватил его левой рукой, а еще раз резко повернул вправо. И когда шест шел обратно, перехватил его и нанес удар, как будто это было копье.

Тантан знала, как сильно этот юноша ненавидит ее, и подозревала, что он может броситься в атаку. Она нырнула под направленный на нее шест, скрестив над головой кинжал и меч, чтобы, наткнувшись на них, шест отлетел подальше, после чего рассчитывала тут же сама броситься в наступление.

Однако Элбрайн успел перехватить шест и снова направил его в сторону Тантан, заставив ее нырнуть второй раз. Держа шест одной рукой, он поднял его над головой, описал им круг, схватил обеими руками и направил к земле, прямо на Тантан.

Она вскрикнула и снова швырнула меч. Он пролетел мимо цели и воткнулся в землю. Шест, посланный со всей недюжинной силой молодого человека, шмякнулся о землю рядом с мечом, а Тантан подпрыгнула и отлетела назад, громко хлопая полупрозрачными крыльями и стараясь прийти в себя.

Элбрайн мрачно улыбнулся и снова ринулся вперед, вертя, размахивая, тыча и нанося удары шестом – все что угодно, лишь бы заставить свою противницу отступать.

Частично его успех объяснялся неожиданностью нападения. Коварная Тантан, однако, быстро сориентировалась и стала не просто уворачиваться от его ударов, но отбивать их; и, главное, она не позволяла ему приблизиться к себе ближе, чем считала нужным.

Так они и сражались, довольно долгое время оставаясь практически на равных. Оружие ударялось друг о друга с такой силой, что, подумалось Элбрайну, не будь оно деревянным, могли бы полететь искры. Досталось обоим противникам, но равновесие сил сохранялось по-прежнему.

Элбрайн почувствовал, что начинает уставать. Однако это означало, что и Тантан устала тоже. Если бы он сумел нанести ей по-настоящему сильный удар, сражение подошло бы к концу.

Он принялся яростно размахивать перед собой шестом в горизонтальной плоскости – вправо, влево, вправо, влево. Мне и нужно-то попасть всего один раз, подумал он; но, похоже, это было не так-то просто.

Более того. В какой-то момент, когда его шест на широком размахе ушел в сторону, Тантан ухитрилась метнуться вперед и ткнуть его своим кинжалом в пальцы той руки, которой он держал шест.

Требовалось срочно придумать что-то новенькое, что-то такое, чего он никогда прежде не делал и что стало бы неожиданностью для Тантан. Что-то рискованное, даже отчаянное, вроде того «прыжка в неизвестность», к которому прибег Талларейш, когда понял, что может проиграть. Элбрайн почувствовал, что уверенность Тантан нарастает. Она уже была готова торжествовать победу.

Он сделал вид, что отступает, уводя ее в сторону от валяющегося в траве меча. А потом неожиданно бросился вперед, широко ухватив шест обеими руками и поводя им в горизонтальной плоскости справа налево и обратно на такой высоте, чтобы Тантан не смогла поднырнуть под него. Ей не оставалось ничего другого, как держаться совсем близко к земле, что она и делала. Неожиданно Элбрайн перехватил шест одной рукой, повернулся – ох, это было опасно: даже на мгновение поворачиваться спиной к такой шустрой особе, как Тантан! – а когда снова оказался лицом к ней, испустил яростный вопль, упал на одно колено и со всей силой нанес удар туда, где она стояла.