Текст книги "Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)"

Автор книги: Роберт Элли

Соавторы: Жозеф Кессель,Терри Сазерн,Мэйсон Хоффенберг,Катрин Милле
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

– Ты знаешь, кто такие «молодые и трудолюбивые» и чем они занимаются? – спросил он, когда они с Кэнди сели.

– Да, конечно. Они пацифисты… ну, то есть, это я знаю.

– Да, они пацифисты, а еще они много работают и помогают людям. Они все очень продвинуты с точки зрения духовной, и вы увидите, какие у них отношения друг с другом. Настоящее товарищество – в самом высоком смысле. Я уверен, вам с ними понравится.

– Да, мне тоже хочется помогать людям, – сказала Кэнди, – но я не могу ехать прямо сейчас. Мне надо что-то решить с квартирой, собрать свои вещи… – Она снова подумала о Дереке.

– Вам надо ехать, – сказал Пит Аспай с нажимом, – иначе вам не избежать тюрьмы. А потом, когда все уляжется, вы вернетесь. Может, уже через пару дней. А за вашей квартирой я присмотрю. Оставьте мне ключи.

– Я даже не знаю, – с сомнением проговорила Кэнди. – Мне все равно надо взять с собой кое-что из вещей. – Она снова потрогала свою мокрую юбку. – Вы себе даже не представляете, как это противно: ходить в мокром.

– Вам дадут, во что переодеться, – пообещал Пит Аспай. – Что-нибудь очень простое, но зато удобное.

– Я люблю простую одежду, – сказала Кэнди.

– Да, одежда вообще не имеет значения. Глупо судить о свиной отбивной по обертке.

– Это что, такая поговорка у молодых и трудолюбивых? – спросила Кэнди.

– Нет, это древнекитайская пословица – я ее вычитал в книге «И-Цзин».

– Китайцы мне нравятся, – сказала Кэнди. – По-моему, они самые продвинутые из всех… ну, в плане духовном… то есть, у них даже самый обычный человек с улицы – настоящий мудрец.

– Китайский мудрец – человек с улицы! – хохотнул Пит Аспай. – Хорошо сказано.

– И китайская кухня, она очень хорошая, правда? – продолжала Кэнди. – Я умею готовить китайские блюда. – Она собралась уже перечислить ему названия этих блюд и, может быть, даже пригласить его на обед вместе с ней и Дереком, но Пит Аспай ее перебил:

– У нас мало времени. Сейчас уже подъедет машина, чтобы везти тебя в аэропорт. Тебе все расскажут, что делать, а в Миннесоте тебя встретят в аэропорту. Там, в лагере, сейчас живет мой знакомый – он поможет тебе освоиться. И не только освоиться. Его мудрость воистину безгранична. Я бы даже сказал, он – величайший из духовных наставников нашего времени.

– Ой, мамочки, – пролепетала Кэнди. – То есть мне действительно надо ехать? Прямо сейчас?

– Да, ехать надо, иначе вы рискуете угодить в тюрьму. А для вас это будет плохо – в духовном плане. Лично мне было бы все равно, я вижу суть сквозь мираж. Но для вас, для молоденькой девочки, такой милой, красивой и впечатлительной, это будет ужасно. Там с вами будут творить такое… страшные вещи… разденут вас, ну, и так далее.

– О, Господи!

– Да, но с огнем надо бороться огнем. Они хотят ограничить вашу физическую свободу, а вы ускользнете от них физически.

– Ой, – тихо ойкнула Кэнди. – Я даже не знаю, что на это сказать.

– Тому, кто знает, нет нужды говорить; кто говорит, тот не знает, – сказал Пит Аспай. – Давайте ключи от квартиры.

Кэнди неуверенно достала ключи из сумки. Она подумала, что, наверное, надо сказать Питу Аспаю про Дерека – может быть, передать для него записку, – но потом решила, что напишет Дереку большое письмо, сразу, как только приедет в лагерь «Молодых и трудолюбивых».

– Самый маленький – от почтового ящика, – сказала она, передавая ключи Аспаю. – Я буду писать… одному другу. Если он вдруг зайдет, вы передайте ему мои письма, ладно? Его зовут Дерек.

– Ну, конечно, – уверил ее Пит Аспай, – обязательно передам. А сейчас надо найти для вас что-нибудь из одежды.

Он поднялся, подошел к стойке, быстро переговорил с женщиной и вернулся обратно к Кэнди.

– Сейчас она все принесет, – сказал он.

– Замечательно, – отозвалась Кэнди.

Она думала, что Пит Аспай снова сядет, но он остался стоять.

– Ну, мне пора, – сказала он. – Очень много работы.

– А как я узнаю вашего друга? Там, в лагере? – забеспокоилась Кэнди.

– Вы его сразу узнаете, – сказал Пит Аспай, – он сам вас узнает, можете не сомневаться. Ни о чем не волнуйтесь. Я с ним свяжусь и скажу, что вы едете.

– Хорошо, – Кэнди встала и пожала ему руку – Большое спасибо. За все.

Пит Аспай пожал плечами.

– Не за что, – сказал он.

– Ну, как же: вы спасли меня от тюрьмы. И от всего остального, – сказала Кэнди.

– Да пожалуйста, – сказал Пит Аспай. – А теперь до свидания. Мне пора. Вы мне напишите, когда соберетесь возвращаться.

– Я обязательно напишу, – сказала Кэнди. – Я напишу сразу, как только приеду туда.

– Хорошо, – сказал Пит Аспай и развернулся, чтобы уйти. – До свидания и bon voyage!

– До свидания, – ответила Кэнди с тоскующим сожалением, которое она испытывала всегда, когда ей приходилось с кем-то расставаться. Она пару секунд смотрела ему вслед, и только потом заметила, что женщина за стойкой пытается активно привлечь ее внимание. Она подошла к ней.

– Вот вам сухая одежда, – сказала женщина и передала Кэнди аккуратно сложенное то ли платье, то ли рубашку. – Раздевалка вон так. – Она кивком указала на дверь рядом с нишей, где были стол и стулья.

– Большое спасибо, – сердечно поблагодарила ее Кэнди и пошла в раздевалку. Ее охватило радостное волнение – она уже предвкушала, как она будет работать вместе с «Молодыми и трудолюбивыми». Прикрыв за собой дверь раздевалки, она сняла мокрую юбку и трусики.

– Вот блин, вы так и не высохли, – она скомкала мокрые трусики в крошечный шарик и зачем-то их поцеловала. Потом она сняла свитер и лифчик и надела простое платье, которое выдала ей женщина за стойкой. Да, оказалось, что это все-таки платье – такой бесформенный мешок с тремя пуговицами наверху. В раздевалке было зеркало, и Кэнди внимательно изучила свое отражение. Она любила простую одежду. Она подумала, что, наверное, Жанну д’Арк вели на костер точно в таком же платье. В таком одеянии она себя чувствовала чуть ли не святой. Она аккуратно сложила свою одежду, снова вышла в фойе и застыла на месте, как бы красуясь перед женщиной за стойкой и ожидая, что она скажет.

– Вам очень идет, – сказала та, оглядев Кэнди с большим интересом. Может быть, даже с большим, чем следует.

Не в силах сдерживать свою радость, Кэнди подпрыгнула на месте и сделала пируэт.

– Я себя чувствую такой молодой! – воскликнула она. – Я давно себя так не чувствовала. И еще – живой, то есть живой по-настоящему. В первый раз в жизни!

Она протянула женщине за стойкой свою одежду.

– Вот, возьмите. Мне оно больше не нужно! Отдайте их кому-нибудь… какой-нибудь старой тетке, которая до сих пор живет в каменном веке!

Ей было так радостно в этой новой одежде. Простое платье, сшитое из мешковины, по фасону оно напоминало перевернутую воронку и доходило Кэнди почти до лодыжек.

– А теперь расскажите мне про «Молодых и трудолюбивых». Расскажите мне все! – попросила она.

– Боюсь, я уже не успею ничего рассказать, – сказала женщина за стойкой. – Машина уже у подъезда. Вам пора в аэропорт. Но вот… – Она достала из ящика стола пачку буклетов и вручила их Кэнди. – Можете почитать в самолете.

– Ой, замечательно! – воскликнула Кэнди и открыла верхний буклет. Она собралась зачитать вслух избранные места, но женщина за стойкой ее перебила:

– Вам пора ехать. Иначе вы опоздаете на самолет.

– Да, – Кэнди закрыла буклет. Ее буквально распирало от радости. – Большое спасибо за помощь… ну, и вообще, за все!

Она перегнулась через стойку и чмокнула женщину в щеку.

– До свидания, – сказала та, – и удачи!

– До свидания, – Кэнди чуть ли не бегом направилась к выходу, но остановилась, не доходя до двери, обернулась и помахала женщине рукой. – До свидания, до свидания!

Она выбежала на крыльцо Фонда и крикнула водителю машины, что ждала у подъезда с включенным двигателем:

– Подождите меня! Я иду!

Глава 13

В самолете Кэиди все думала о событиях прошедшего дня. Это был очень длинный день, насыщенный и утомительный, и она была очень довольна, что теперь можно расслабиться и спокойно подумать. Пит Аспай произвел на нее впечатление: особенно ей запомнились его большая голова и тихий голос. Он казался таким спокойным, таким уверенным – в нем была какая-то тайна и скрытая сила. Кэнди даже подумалось, что она, может быть, начинает влюбляться в этого человека, и она сразу же мысленно переключилась на Дерека Нет, она не изменит Дереку, она просто не может его предать.

Она достала буклеты, которые ей дала женщина из фонда «Молодые и трудолюбивые» и принялась их просматривать. Но уже очень скоро она поняла, что ужасно устала, и что ей хочется спать, и она закрыла свои прелестные глазки, и заснула почти мгновенно, и ей даже приснился сон:

Ей приснилось, что они с папой гуляют по лугу, который был весь в цветах. В погожий летний денек. Папа прилег на траву и стал читать вслух стихи Малларме, только во сне это были как будто его собственные стихи; и Кэнди была гораздо моложе – совсем еще девочкой. Она носилась по лугу и рвала цветы, и хотя она отбежала достаточно далеко, она все равно слышала каждое слово из тех стихов, что читал папа. Он читал замечательно: с чувством и правильной интонацией. Иногда, закончив очередное стихотворение, он говорил:

– Очень даже неплохое стихотворение. А вот еще одно – я написал его для тебя, солнышко; оно зажглось у меня в голове, точно вспышка, – страшная и прекрасная вспышка, как это было, когда я излил свое сладкое мощное семя из семенников, что породили тебя.

– Нет, папа, – она обиженно топала ножкой, – это стихотворение не для меня, а для какой-то другой девочки! – И ей было так грустно, и она стояла перед ним, склонив голову, такая несчастная, и прижимала к груди свой крошечный букетик цветов, и все казалось таким печальным, таким безнадежным. А потом она медленно поднимала голову, и по ее нежной щечке стекала большая золотистая слезинка, и она говорила: – Оно для мамочки!

– Ах ты, глупышка! – весело отвечал папа и протягивал ей руки. – Оно для тебя! Для тебя одной! Ты моя мамочка, и мое солнышко, и моя радость, и моя маленькая дочурка! – И она бросалась к нему в объятия, и он ласково гладил ее по головке… он гладил ей шею, плечи… а потом Кэнди проснулась, свежая и отдохнувшая – никогда в жизни ей не было так хорошо, – она только немного смутилась, когда вспомнила папину фразу из сна: «когда я излил свое сладкое мощное семя из семенников, что породили тебя». Это была истинная поэзия, и Кэнди очень пожалела, что нельзя разделить ее с папой. Она ему, может быть, позвонит. Из лагеря «Молодых и трудолюбивых». Но нет: он ничего этого не поймет, никогда в жизни. Тем более – в его теперешнем состоянии. Но у нее есть, кому обо всем рассказать. У нее есть Дерек. Он все поймет. При одной только мысли об этом у нее потеплело на сердце. «Ты это запомни», – сказала она себе.

В самом начале десятого самолет приземлился в Мохоке, штат Миннесота. Кэнди оправила платье, быстренько глянула на себя в зеркальце; она смыла с лица все косметику, но ее губы были яркими от природы – такими красными и выразительными, словно алый глубокий разрез, – тряхнула головой, чтобы ее прелестные локоны легли в художественном беспорядке, встала с кресла и вышла из самолета.

Кэнди очень обрадовалась, когда увидела, что ее приехали встретить на джипе. Аэропорт был совсем небольшим, и джип стоял на краю летного поля. У него на боку было написано большими буквами: МОЛОДЫЕ И ТРУДОЛЮБИВЫЕ, – и в машине уже сидело несколько молодых людей. Когда Кэнди спустилась с трапа, они все вышли из машины и поспешили ей навстречу. Они представились Кэнди и помогли ей забраться в джип.

– Ну ладно, поехали. Болтать будем потом, – сказал кто-то из них. – А то наша новенькая, наверное, проголодалась в дороге!

– Это точно! – весело отозвалась Кэнди, сразу же заразившись всеобщим приподнятым настроением. И они помчались, как ветер, по темным проселочным дорогам. Верх у джипа был снят, и безлунная ночь была восхитительной и прекрасной. Очень скоро они все запели, громко-громко, едва ли не надрывая голоса:

Мы – молодые и трудолюбивые, да!

Все мы держимся друг за друга, да!

И мы все вместе построим

Новый мир, мирный мир.

Да!

Новый мир, мирный мир,

Без дурацкой полиции!

Да!

ДА! ДА! ДА! НОВЫЙ МИР! ДЛЯ ВСЕХ, КТО МОЛОД И ТРУДОЛЮБИВ!

ДА! ДА! ДА!

Это была радостная и вдохновенная песня, и Кэнди тоже запела вместе со всеми – раскачиваясь из стороны в сторону. Ей было весело и хорошо. Она решила, что это замечательные ребята.

Мохок – район, известный своей угледобывающей промышленностью, и по дороге в лагерь они проехали несколько шахтерских городков. Лагерь «Молодых и трудолюбивых» располагался на окраине одного из таких поселков, и Кэнди узнала, что ей досталась работа в «шахтерском» проекте. В то время добыча угля в стране шла очень активно, потому что уголь был необходим для увеличения производства стали и усиления оборонной промышленности.

Две большие палатки с многоярусными кроватями – собственно, это и был весь лагерь. Одна палатка – для девочек, другая – для мальчиков. Правда, там были еще две палатки поменьше: «столовая» и «комната отдыха», где стоял стол для настольного тенниса и коробка с полудюжиной книжек в мягких обложках.

Ребята из лагеря, которые не поехали в аэропорт, вышли поприветствовать Кэнди. Ее сразу же провели в палатку и показали ей ее спальное место.

– Вот тут будешь спать, – сказала вполне дружелюбная, но совершенно бесстрастная девочка с длинными черными волосами до пояса. – Заведение, – под «заведением» она подразумевала туалет, – вон там. – Она указала за маленькое ведерко за ширмой в углу. – Давай, раскладывай вещи, и будем тебя кормить.

– Ага! – весело отозвалась Кэнди, и уже через пару минут они с черноволосой девочкой вышли из спальной палатки и направились к палатке столовой.

– Вот тут у нас человек хочет есть, – сказала черноволосая веселому толстому повару, который встретил их там.

– Сейчас все будет! – жизнерадостно отозвался повар и протянул Кэнди миску с горячим бульоном.

– Ой, как здорово! – воскликнула Кэнди. Она отпила бульон прямо из миски, держа ее двумя руками. – Больше всего на свете люблю бульон и овсянку.

– Я тоже, – сказала черноволосая.

После этого простого ужина Кэнди почувствовала себя полной сил. Она была готова немедленно приступить к работе. Хотя было уже десять вечера, некоторые шахты все еще работали, и Кэнди сказали, что она может спуститься в «девятый номер», если ей хочется поработать. Ей очень хотелось.

– Можешь надеть защитный комбинезон, – сказала черноволосая, – хотя большинство из нас предпочитает работать в своей повседневной одежде и так потом в ней и ходить: это создает ощущение подлинной сопричастности работе, тем более что переодеваться – это какое-то лицемерие.

Только теперь Кэнди заметила, что платье у девочки все черное от угольной пыли, так же, как и лицо, и волосы.

– Вот это по мне! – заявила она. Черноволосая проводила Кэнди до лифта в шахту.

– Спускаешься до третьего уровня, – сказала она. – Потом выходишь и идешь прямо вперед, до конца шахты. Шахта большая. До конца – почти миля. Начнешь работать, увидишь, как это весело.

– Здорово, – отозвалась Кэнди. – А там еще кто-нибудь будет?

– Да, должны быть, – черноволосая вдруг нахмурилась. – Если, конечно, они не сачкуют. В последнее время у нас развелось много лодырей – и особенно среди мальчишек.

– Что они себе думают, интересно?! – возмутилась Кэнди, вдруг разозлившись на этих мальчишек, которые отлынивают от работы. – Как же так можно?!

– Вот и я говорю, – согласилась черноволосая. – Они такие противные! Только и думают, как бы залезть тебе в трусики – а потом они, видите ли, устают и не могут работать. Хорошенькой девочке надо всячески остерегаться мальчишек.

– Да уж! – сказала Кэнди. Они бы, наверное, поболтали еще, но тут как раз подошел лифт.

– Давай поезжай, – сказала черноволосая. – А то тут только до места добраться уйдет больше часа. Мы потом поболтаем, когда вернешься. Да, кстати, там будет такая маленькая кирка с зеленой ручкой. Я всегда ей копаю, она удобная.

– Ага, – сказала Кэнди. Она хотела взять под козырек, но потом рассудила, что это будет смотреться глупо: во-первых, у нее нет никакого козырька, а во-вторых, здесь все было так неформально и непринужденно. Она вошла в лифт, нажала на кнопку 3-Й УРОВЕНЬ и помахала рукой своей новой подружке.

Лифт – вернее, крошечная платформа, огороженная решеткой, – поехал вниз. Он как будто летел в черной пустоте: вниз, вниз и вниз. Это было волнительно и даже немного страшно. У Кэнди звенело в ушах, а в животе образовалось какое-то странное трепетное покалывание.

Наконец лифт остановился на третьем уровне. Кэнди вышла и пошла прямо вперед, как ей было сказано. В шахте было темно, но впереди брезжил слабый рассеянный свет. Иногда он пропадал, но вот Кэнди вышла на прямой участок безо всяких изгибов и поворотов. Теперь она явственно видела свет впереди – в конце шахты. Подойдя ближе, она различила фигуру какого-то парня. Он сидел на походном раскладном стуле и читал книжку в мягкой обложке при свете лампы, подвешенной к потолку.

Когда Кэнди к нему подошла, он только молча кивнул.

– Здрасте, – сказала Кэнди. Она слегка запыхалась, но горела желанием немедленно приступить к работе. Она огляделась в поисках кирки с зеленой ручкой, о которой ей говорила черноволосая девочка, нашла ее и принялась долбить по стене угля.

Парень пристально наблюдал за ней.

– Стало быть, ты приехала, – сказал он, наконец.

Кэнди подумала, что это как-то неправильно: почему он сидит и читает книжку, хотя мог бы помочь ей с работой. Наверное, это один из этих мальчишек-лодырей, на которых ей жаловалась черноволосая.

– Ага, я приехала, – пробурчала она, не глядя на парня. – И нам надо работать!

Парень кивнул.

– Я тебя ждал, – сказал он.

В его голосе было что-то такое, что заставило Кэнди прервать работу, обернуться и приглядеться к нему повнимательнее. Она только теперь заметила, что это был никакой не парень, а взрослый мужчина… только Кэнди никак не могла понять, сколько же ему лет. Он был из тех, чей возраст никак не возможно определить по лицу. Но как бы там ни было, подумала Кэнди со странным трепетом где-то внизу живота, это был настоящий мужчина, не мальчик. Очень крупный мужчина, абсолютно лысый. С густыми черными усами и сверкающими глазами. Кэнди вспомнились удивительные глаза Пита Аспая, которые произвели на нее неизгладимое впечатление – но этот мужчина был настоящим Свенгали. Она сразу же поняла, что это и есть тот человек, о котором ей говорил Пит Аспай, и еще она поняла, что он сыграет важную роль в ее жизни.

– А вы… – она запнулась.

– Я, – пафосно проговорил мужчина, – я… Гриндл.

Кэнди смутилась под его пристальным взглядом, который как будто пронизывал ее насквозь и одновременно как бы расстегивал пуговицы у нее на платье и скользил по ее голой груди. Ее соски напряглись и болезненно заныли. Она отвернулась и принялась бить киркой по стене угля, а мужчина снова уткнулся в книгу. Кэнди нисколечко не сомневалась, что этот человек – самый продвинутый в духовном плане из всех, кого она знала, – и она лихорадочно соображала, что ей сказать, чтобы произвести на него впечатление. Она попыталась сосредоточиться на работе и еще яростнее застучала киркой. Она периодически останавливалась, чтобы перевести дыхание и собрать отбитые кусочки угля в аккуратную кучку. Когда она остановилась в четвертый раз, мужчина оторвался от книги.

– На сегодня достаточно, – сказал он. У него, как и у Пита Аспая, был очень сильный иностранный акцент, но это не резало слух. Даже наоборот, этот акцент прибавлял его речи серьезности и поэтического драматизма. Кэнди решила, что он, наверное, главный на этом участке шахты, и поэтому она сразу его послушалась и отложила кирку. Тем более что она и вправду очень устала.

– Ага, – сказала она и сгребла последние кусочки угля в начатую кучку.

– Ты хорошо поработала, – сказал мужчина.

– Спасибо, – Кэнди отряхнула руки. Она была очень довольна своей работой и сознанием исполненного долга. – Да уж, после такой работы надо как следует перекусить.

Мужчина убрал книжку в карман.

– А мне вот совсем есть не хочется, – сказал он, поднимаясь со стула. – Но мы все равно пойдем.

– Да, – согласно кивнула Кэнди. – Только… а как же уголь? – она указала глазами на кучку угля, который она «добыла».

– Да, его надо забрать. Вот… – он достал носовой платок и расстелил его на полу шахты, так чтобы Кэнди сгребла на него свой уголь. Она завязала платок в узелок и попыталась пристроить его за плечом, но так было совсем неудобно, и она убрала узелок в карман. Они пошли к лифту.

По дороге мужчина принялся напевать гимн «Молодых и трудолюбивых», и Кэнди стала тихонько ему подпевать. Это, похоже, вывело его из задумчивости.

– Прошу прощения, – сказал он, – я даже не понял, что пою эту песню. На самом деле, она мне не нравится. По крайней мере, сейчас мне не хочется ее слушать. Надеюсь, ты понимаешь.

– Да, конечно, – сказала Кэнди. Она немного смутилась, но ничего неприятного в этом не было.

Они достаточно быстро дошли до лифта, если учесть расстояние.

– Я запущу машину, – сказал мужчина. Это было первое, что он сказал после того, как раскритиковал песню «Молодых и трудолюбивых» почти милю назад. Он внимательно изучил кнопки и нажал на самую верхнюю, УРОВЕНЬ ЗЕМЛИ.

Лифт поехал наверх.

– Замечательно, – сказал мужчина. – Мы едем вверх. Вверх, вверх, вверх!

Кэнди показалось, что настроение у него резко понравилось, и она решилась задать вопрос.

– Мистер Аспай написал вам обо мне? – она как-то даже не сообразила, что за такое короткое время никакое письмо просто не успело бы дойти сюда из Нью-Йорка.

Мужчина молча смотрел на нее. Потом он сказал:

– Мы с мистером Аспаем общаемся телепатически. Он сообщил мне, что ты приедешь. Да. И что ты очень продвинута в плане духовном.

– Ой, – Кэнди даже смутилась, – он так сказал?

– Ему даже не за чем было об этом говорить… ты ведь пришла сюда в поисках истины, правильно?

– Ну… – Кэнди на секунду замялась и быстро добавила: – Да.

– Ты пришла, куда нужно. Мы начнем сразу же, не откладывая. Прямо сегодня.

Внимание этого человека, в котором он до сих пор ей отказывал, было для Кэнди как теплая ванна с ароматной пеной.

– Я… я даже не знаю, что сказать…

– Тому, кто знает, нет нужды говорить; кто говорит, тот не знает.

– Да, мистер Аспай тоже так говорит! – воскликнула Кэнди с восторгом. Она всегда испытывала восторг, когда что-то знала и могла показать свои знания.

– Это он от меня перенял, – сказал мужчина. – Он мой секретарь.

Он сказал это просто, безо всякой рисовки. Как ребенок – без самодовольства, но и без ложной скромности. Но сам факт произвел впечатление на Кэнди – даже на фоне всех впечатляющих событий прошедшего дня, ее знакомства с мистером Аспаем, и, конечно же, с Дереком, – и ее сердце вновь преисполнилось тихой радости.

Глава 14

Кэнди и великий Гриндл сидели в палатке для отдыха и беседовали за чашкой горячего шоколада: он сидел за столом для настольного тенниса, а она – на полу, у его ног.

– Ты сейчас на какой стадии духовного продвижения? – спросил он у девочки.

– Господи, я не знаю, – пролепетала она.

– Нет, сердце знает, – авторитетно заявил он. – Сердце знает.

– Наверное, я на самой начальной стадии, – честно призналась Кэнди.

– Путь к мистическому просветлению делится на шесть этапов, – сказал великий Гриндл. – И в любой момент времени ты находишься на одном из них. Первый этап такой: прочитать много книг по самым разным религиям и философиям, послушать лекции мастеров по различным доктринам – и серьезно опробовать некоторые доктрины в применении к себе.

– И это только первый этап? – Кэнди с трудом в это верилось.

– Да. Видишь ли, путь к просветлению долог и труден – многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.

– А второй этап?

– Второй этап: выбрать одну доктрину из многих, отринув все остальные – как орел, нападая на стадо овец, уносит только одну.

– Ой.

– Вот тогда-то и начинаются настоящие трудности. Третий этап: оставаться смиренным и скромным, и ни в коем случае не показывать непосвященным свою значительность и принадлежность к великим тайнам – но за внешней ничтожностью и смирением твой разум должен как бы воспарить над людской суетой и тщеславием.

– А дальше?

– А дальше ты переходишь на четвертый этап: безразличие ко всему. На этом этапе ты становишься, как собака или свинья, которые едят все, что случится найти. Не делаешь никаких различий между тем и этим. Ни к чему не стремишься, но и ни от чего не отказываешься. Все, что с тобой происходит, ты принимаешь с одинаковым безразличием: хвалу или презрение, бедность или богатство. Ты не делаешь никаких различий между пороком и добродетелью, между постыдным и благородным, между злом и добром… не сожалеешь о прошлом и не радуешься тому, что было.

Кэнди все это ужасно нравилось. Она устроилась поудобнее.

– А что потом? – спросила она, глядя на великого Гриндла широко распахнутыми глазами.

– Потом начинается пятый этап, когда ты принимаешь с истинным беспристрастием все противоречивые проявления активного бытия. Ты понимаешь, какова истинная природа всего сущего, неизбежная модель всякого действия в материальном мире… и всегда остаешься бесстрастным и невозмутимым. Ты смотришь на мир как бы с вершины огромной горы, а внизу простираются долины и горы пониже. Это пятая стадия.

– Ой, мамочки.

– Да, как я уже говорил, путь к мистическому просветлению долог и труден: многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.

– А что же тогда на шестом этапе? – спросила Кэнди.

. – Шестой этап не опишешь словами. Он соотносится с осознанием пустоты, которая, по терминологии ламаизма, означает Невыразимую Реальность.

– Не понимаю, – сказала Кэнди.

– Ну, – отозвался великий Гриндл, – на шестом этапе человек осознает нереальность, или небытие, неизменного эго. Это великая тибетская формула: «Человек освобождается от своего „я“; все вещи в мире освобождаются от своей самости».

– И на этом уже всё? – спросила Кэнди после секундной паузы.

– В каком-то смысле действительно всё. Но есть еще и седьмой этап, на физическом уровне это взвешенное воодушевление. Взвешенное – не от слова «вес», а от слова «взвесь». Но нас это пока не касается.

– Взвешенное воодушевление! – воскликнула Кэнди с неподдельным восторгом.

Великий Гриндл серьезно кивнул, а Кэнди пытливо вгляделась ему в лицо, думая про себя, что уж он-то наверняка дошел и до седьмого этапа. Просто не хочет об этом рассказывать.

– Ой, мне бы тоже хотелось всему этому научиться, – призналась она.

– Путь к просветлению долог и труден, – сказал Гриндл.

– Еще как! – воскликнула Кэнди.

– Ну, и что ты решила? Ты пойдешь по мистическому пути? Ты и так уже очень продвинута в плане духовном.

– Ну, мне бы хотелось попробовать, – сказала Кэнди. – И с чего мы начнем?

– Сперва тебе нужно найти хорошего гуру, духовного наставника, который будет с тобой заниматься.

– И вы… – начала Кэнди.

– Я буду твоим гуру.

– Ой, как здорово, – сказала Кэнди. Она даже вскочила на ноги, как будто хотела расцеловать Гриндла от полноты чувств, но он тут же принял формальный тон, не допускающий всяких вольностей:

– Первым делом нам надо выработать ментальную дисциплину и обучить тебя базовым упражнениям йоги.

Он достал из кармана какие-то бусы, похожие на четки, с бусинами, сформированными по группам по размеру и цвету, и надел их на шею Кэнди – при этом девочка грациозно запрокинула голову. Он объяснил ей, как выполнять дыхательные упражнения, сосредотачивая осязательные ощущения на различных группах бусин.

Потом он показал Кэнди знаменитое упражнение «противостоящих больших пальцев», потом открыл хитрость «сна стоя», когда человек засыпает всего на две-три минуты – стоя у стены и прижимая к стене затылком плоский камушек, – но при этом он получает полноценный отдых, как после 14-часового непрерывного сна.

– А теперь, самое главное упражнение йоги, – сказал великий Гриндл с предельной серьезностью, – упражнение номер четыре, истинный ключ к Бесконечному Единению. Я имею в виду Космический Ритм, в который нужно попасть, чтобы потом пребывать в гармонии со всем сущим в мире – и чтобы достичь Нирваны. Пусть твое тело расслабится и настроится на движения, которые я сейчас обозначу.

Он положил руки на бедра Кэнди и принялся вращать их вперед-назад плавными, волнообразными движениями.

– Вот так. Продолжай, – он убрал руки, отступил на шаг и встал, пристально наблюдая за Кэнди. – Да, хорошо.

В любой другой ситуации, помимо духовного упражнения, такое вращение бедрами могло бы показаться вызывающе сексуальным, провокационным и даже, может быть, непристойным; Кэнди прекрасно это понимала, и ее милое личико вспыхнуло от смущения, но она тут же выбранила себя за подобные неуместные ассоциации и решила, что все это происходит от ее загрязненной и неразвитой – в плане духовном – души.

Она сосредоточенно выполняла упражнение номер четыре под чутким руководством великого Гриндла, который давал ей команды, когда нужно ускорить или замедлить темп, и тут в палатку вошла черноволосая девочка, которая провожала Кэнди до шахты. Вернее, она не вошла, а просто встала в дверях, глядя за Кэнди с неприкрытым неодобрением.

– Очень мило, – сказала она с язвительной горечью.

Кэнди, сосредоточенная на своем упражнении, не заметила, как вошла черноволосая, так что неожиданный звук постороннего голоса сильно ее напугал – как и великого Гриндла, который тоже был полностью поглощен наблюдением за Кэнди, ведь упражнение следует выполнять правильно, и наставник должен за этим следить. Он зарычал от ярости, резко развернулся и набросился на черноволосую чуть ли не с кулаками. Впрочем, та уже убежала.

Но, убегая, успела крикнуть:

– Он притворяется, что великий учитель, а сам только и думает, как бы залезть в твою сладкую ямку! – Но ее голос почти растворился в густой темноте снаружи.

– Дешевка! Мещанка! Ханжа! – высказался Гриндл с неподдельным раздражением, вернувшись обратно в палатку. – Ее надо как следует выпороть, вот что!

Кэнди понравилось, что он так разозлился из-за того, что им помешали. Ей очень польстило, что он проявляет такой интерес к ее духовному продвижению. Ей тоже хотелось скорее продвинуться в плане духовном – на пути к мистическому просветлению. Чтобы порадовать своего учителя, она принялась выполнять упражнение с удвоенным рвением.

– Да! – сказал Гриндл. – Замечательно! А теперь, следующее упражнение… – Он умолк на полуслове и наклонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то.