Текст книги "Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)"
Автор книги: Роберт Элли
Соавторы: Жозеф Кессель,Терри Сазерн,Мэйсон Хоффенберг,Катрин Милле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)
Для него это значит так много, уговаривала себя Кэнди, так много, а он тем временем стащил с нее джинсы и трусики уже полностью – так что теперь они болтались на ее топкой изящной лодыжке, – а сам опустился на пол рядом с диваном, забросил кэндины ноги себе на плечи и вонзился в нее языком, глубоко-глубоко в ее сладкий горшочек с медом.
Если это для пего так важно… продолжала твердить себе Кэнди, пока не поняла, что не выдержит ни секунды больше, и она вырвалась, и слегка отстранилась, и стиснула его голову руками, и прошептала, задыхаясь от страсти:
– Мой хороший, ты мой хороший. Но почему? – умоляюще проговорила она, печально глядя ему в глаза. – Почему?
– Я хочу тебя трахпутъ! – хрипло выговорил горбун и уткнулся лицом ей в бедро, издавая при этом какие-то странные горловые звуки, похожие на приглушенные рыдания.
– Ой, мой хороший, – сочувственно проговорила она, – ты только не плачь. Я не могу, когда ты плачешь. – Она вздохнула и ласково улыбнулась, гладя его по голове.
– Наверное, нам лучше пойти в спальню, – сказала она чуть погодя, неожиданно деловитым тоном.
Кэнди разделась перед зеркалом в ванной – медленно расстегнула рубашку, агнец, предназначенный на заклание, уронила рубашку на пол, сняла лифчик, оглядела себя, обнаженную, в зеркале, томно вздохнула, почти с сожалением: нет, она все-таки очень красивая, и соски у нее напряглись и стали похожи на две вишневые косточки, – как это бывало всегда, когда она красовалась голенькая перед зеркалом. Как же он меня хочет! – подумала она. Так сильно. И я это я виновата – только я, и никто другой. Она провела рукой по волосам и попыталась представить себе это яростное вожделение, которое она разбудила в горбуне. Бросив последний взгляд в зеркало, она даже слегка покраснела, смутившись из-за своей собственной прелести. Ей вдруг подумалось, что она, как красавица из сказки – готова пожертвовать собой ради чудовища. Стараясь унять дрожь, она вернулась в спальню.
Горбун тоже уже разделся и теперь лежал на боку на кровати, свернувшись калачиком, словно большой эмбрион в утробе. Кэнди на миг замерла на пороге – обнаженный прелестный ангел, несущий величайший из даров. Всю себя. Потом она быстро скользнула под одеяло, прошептала:
– Мой милый, – крепко его обняла и прижала к себе, но он думал совсем о другом. Ему представлялись большие ящики со сломанными игрушками, всевозможные экскременты, скорпионы, металлические мочалки, поросячьи маски, кожаные сбруи. И при этом он очень упорно старался не забывать про деньги.
– Хочешь еще меня поцеловать, мой хороший? – спросила Кэнди очень серьезно, пристально глядя ему в глаза, как взрослый смотрит в глаза ребенка, пытаясь понять, что он хочет. Она вздохнула, слегка отстранилась и убрала одеяло, снова явив ему величайший дар своего влажного, трепетного сокровища, а он пробурчал что-то нечленораздельное и придвинулся к ней. При этом взгляд у него был совершенно остекленевший.
– Только не делай мне больно, милый, – пробормотала она, как во сне, когда он раздвинул ее изящные, теплые бедра своей большой головой и его язык раскрыл ее увлажненные, скользкие губы – сплошь сахар и клей – и нашел ее розовый карамельный клитор.
– Мой хороший, мой милый, – прошептала она, гладя его по голове и улыбаясь храброй и нежной улыбкой.
Горбун засунул обе руки ей под попку и сжал ее крепкие ладные ягодицы, продолжая самозабвенно сосать и лизать ее крошечный клитор. Кэнди закрыла глаза и слегка приподняла бедра. Она закинула руки за голову, притворяясь, что они связаны, и принялась медленно извиваться, заходясь беззвучными рыданиями – но очень скоро она поняла, что уже не отдается, а скорее, берет, и она оторвала руки от подушки, и обхватила голову горбуна, и подтянула его наверх, и впилась губами ему в губы, вся подавшись ему навстречу.
– Войди в меня, милый, – прошептала она, как в бреду. – Я хочу, чтобы ты был во мне!
Горбун ее даже не слышал. У него в голове все смешалось – он был как будто не здесь. Он позабыл про деньги и только смутно осознавал, что что-то ему было нужно, и у него уже закипали мозги, пока он пытался припомнить, что именно. У него в голове словно случился обвал, лавина из черных угрей, из миллионов угрей, которые проносились гремящим потоком мимо, и у одного из них был ответ. Его задача: поймать его! Поймать и откусить ему голову; и там, в бурлящих рыбьих мозгах, будет… послание: «А ты не забыл о…?»
Но который из этих угрей? Глаза горбуна сделались совершенно дикими и закатились, так что остались видны лишь белки, а Кэнди, решив, что он вне себя от вожделения к ней, принялась покрывать нежными поцелуями его запрокинутое лицо, а потом он вдруг напрягся в его объятиях, и его блуждающий взгляд остановился на полу: там, рядом с диваном лежала вешалка, обыкновенная вешалка из толстой проволоки, которая выпала из шкафа, – горбун сполз с дивана и, упав на пол, судорожно схватил вешалку и прижал ее к груди. Словно в припадке горестного ликования, он перекрутил ее так, что теперь это стала уже не вешалка, а просто кусок скрученной проволоки. Он так крепко ее сжимал, что все его тело тряслось, а потом он подался вперед и сцепился в вешалку зубами. Он думал, что это угорь.
Кэнди резко приподнялась, машинально прикрыв рукой грудь.
– Что с тобой?! – закричала она. – Милый, ты что?! Ты же не собираешься…
Горбун медленно поднялся на ноги, как эпилептик после припадка, и растерянно огляделся, как бы пытаясь понять, где он и что, вообще, происходит. Теперь, когда он узнал от угря, что то, о чем он забыл, это деньги, он почему-то решил, что девочка хочет, чтобы ее побили.
– Но почему, милый? – умоляюще пролепетала Кэнди, поджав свои прекрасные ножки, когда горбун занес над головой черную проволочную змею. – Почему? Почему?
Когда же он принялся колотить ее вешалкой по ногам, она разрыдалась:
– Почему, милый, за что? – она выгнула спину и закинула руки за голову, как раньше, представляя себе, что они скованы сталью. – Да, милый, да! Сделай мне больно! Пусть мне будет больно, как было больно тебе, когда они тебя обижали! – Она уже не пыталась спасти ноги из-под ударов, как будто ее лодыжки тоже были скованы, и оковы не давали ей пошевелиться, и она лежала, распростертая под ударами, и извивалась, пытаясь вырваться из этих невидимых пут, и рыдала во весь голос, а ее ладное тонкое тело выгибалось навстречу бьющей руке, бедра медленно колыхались, влажные губы блестели, соски напряглись, крошечный трепетный клитор набух и подрагивал, глаза горели огнем, когда она с жадностью принимала суровое наказание за все обиды, которые этот жестокий мир нанес горбуну; она медленно открыла глаза, чтобы весь мир увидел ее слезы – миру не было дела до ее слез, но она увидела сама, сквозь размытые очертания вешалки, что поднималась в руке горбуна и обрушивалась на нее, – его белый сияющий горб. Горб, такой белый-белый, в жизни не знавший солнца, белый, как мякоть редиса. Кэнди увидела этот горб, и для нее это было как удар, даже сильнее и резче, чем удары вешалкой, потому что она уже видела что-то похожее – голые белые ягодицы, дрожащие от сексуальных тычков, тычков, которые не забирали себе, а, наоборот, отдавали себя, отражение в зеркале в больничной палате, ее аппетитная ладная попка, голенькая и приподнятая кверху, ослепительно белая, трепетная и щедрая – когда она отдавала себя, всю себя, дяде Джеку!
Она закричала, поддавшись бешеному порыву:
– Я хочу этот горб, я хочу твой горб! Горбун испуганно вздрогнул, не понимая, чего от него хотят.
– Твой горб, твой горб! – исступленно кричала Кэнди. – Я ХОЧУ ЕГО, ТВОЙ ГОРБ!
Горбун на секунду заколебался, а потом повалился на Кэнди, перевернулся и втиснул свой горб между ее прелестными ножками и принялся корчиться и извиваться, раздвигая горбом ее нежные половые губки в нелепой попытке войти в нее таким вот нетрадиционным способом.
– Твой горб! Твой горб! – продолжала кричать она, впившись ногтями в предмет своего вожделения.
– Ебена морда! Блядь! На хуй! – кричала она. – Хрен! Жопа! Нигер! Мудак! Горб! ГОРБ! – на мгновение она замерла на пламенеющем пике безумия… а потом сорвалась и полетела вниз, медленно, медленно, сквозь серые тучи – в глубокую, мягкую, черную ночь.
Когда Кэнди проснулась, горбуна уже не было. Она еще долго лежала в постели, размышляя о том, что случилось сегодня. «Да, тут только я виновата, блин», – вздохнула она, а потом улыбнулась, как бы прощая себя за все – но улыбка быстро увяла, когда Кэнди сообразила, что… она резко села на постели и закусила губу, злая, как черт.
– Блин! – выругалась она вслух, причем с большим чувством, потому что она забыла спросить, как его зовут.
Глава 11
Слегка освежившись, Кэнди вышла из дома и пошла по Четвертой улице. Дождя уже не было, дул легкий прохладный ветерок; в общем, вечер обещал быть приятным.
Сейчас, разумеется, было уже поздно переживать о работе; на самом деле, когда Кэнди дошла до угла Шестой авеню, было уже темно, и она решила – спонтанно – зайти в «Ривьеру» и выпить «Перно».
Там уже заседали Джек Кэтт и Том Смарт. Они расположились за столиком у входа – и были оба в изрядном подпитии и изрядном же половом возбуждении. Иными словами, им явно хотелось кого-нибудь трахнуть. Этих парней Кэнди знала не очень хорошо и старалась, по возможности, избегать их общества. Это были настоящие красавцы и, в общем-то, очень неглупые мальчики, и Кэнди, похоже, была единственной из всех девчонок, кто сумел устоять перед их убойным обаянием; что, кстати сказать, жутко их раздражало. Когда Кэнди вошла, они любезно пригласили ее за свой столик, но она отказалась. Ей хотелось побыть одной, посидеть в тишине, лелея воспоминания о часах, проведенных с… но она даже не знала, как его зовут! И это была та самая пресловутая ложка дегтя, потому что теперь она называла его про себя просто «горбун» и каждый раз, когда это слово звучало у нее в голове, она так на себя злилась… так злилась, что готова была укусить себя за руку. Ей очень не нравилось думать о нем вот так. Как же она так сглупила?! – продолжала терзаться Кэнди, обиженно надувая прелестные губки и сжимая кулаки от злости. Но потом она вспомнила имя, которым она называла его про себя, «Дерек», и ей опять сделалось хорошо и легко. Она улыбнулась и отпила свой «Перно».
– Что с тобой? – вдруг спросил бармен, который наблюдал за Кэнди и видел, как меняется ее лицо – полный спектр эмоций.
– Ты все равно не поймешь, – надменно проговорила Кэнди; ей очень не нравился этот парень, и ее раздражала его напористая манера общения. Она уставилась на бокал у себя в руке, демонстративно не замечая бармена; но он от нее не отстал. Он вышел из-за стойки, подошел к ней и встал, глядя на нее в упор.
– Что-то не так? – высокомерно спросила Кэнди ледяным тоном, от которого, по идее, по спине у бармена должны были побежать мурашки.
– Да вроде все так, – отозвался он, но при этом его лицо оставалось напряженным. – Просто когда я увидел, как ты вдруг поменялась в лице, я подумал, что табурет вошел тебе в штучку.
– Прошу прощения? – Кэнди действительно не поняла, о чем он говорит, но ей не понравился его тон.
– Ну, понимаешь, – бармен снова вернулся за стойку, – тебе в щелку, в укромное местечко… я подумал, что табурет вошел тебе к щелку… как-то так пропихнулся в тебя. У нас тут был один случай, зашла к нам девица, такая… крупногабаритная… тоже села на табурет у стойки … не на твой табурет, где ты сейчас сидишь, а на этот, который рядом… а я, значит, за ней наблюдаю. И вдруг я вижу, что она постепенно опускается вниз, ну, понимаешь, как будто ее табурет медленно так проваливается под пол, и… в общем, как я уже говорил, я все это вижу, и вижу, как она изменяется в лице… Господи Боже мой… как потом выяснилось, табурет как-то вонзился ей в щелку, прямо проткнул ее снизу и утянул за собой всю одежду, трусики, юбку… прямо туда, в ее штучку… все сидение и где-то около фута от ножки. Боже, я в жизни такого не видел! Конечно, она была тяжелее тебя, причем значительно тяжелее. Как я уже говорил, это была крупная птичка…
Кэнди вовсе не нравилось, что какой-то придурок лезет к ней с идиотскими баснями и мешает ей думать про Дерека и про то, что у них было сегодня, и она не постеснялась изобразить на лице крайнее раздражение; впрочем, она не перебивала бармена, пусть болтает, что хочет – она все равно не слушает. Наверное, она ему нравилась, и он пытался ее закадрить, но сейчас ей было не до того, сейчас она наслаждалась мгновением радости и полноты от этого «удивительного и прекрасного занятия – жить», как говорил профессор Мефисто. Она представляла себя очень красивой и очень довольной кошкой… которая уютно устроилась у камина и урчит от своего пушистого кошачьего счастья. Ей хотелось обнять себя за плечи и засмеяться от полноты чувств. И все же – на каком-то другом уровне – у нее было стойкое ощущение, что вся обстановка в баре как-то принижает ее сегодняшние переживания, а ей так хотелось сохранить их в памяти чистыми и нетронутыми грубой прозой жизни, чтобы лелеять эти воспоминания наедине с собой, чтобы нянчиться с ними, как счастливая молодая мама нянчится со своим новорожденным малышом. Она уже пожалела, что зашла в «Ривьеру», ей надо было пойти в какое-нибудь более изысканное место, и Кэнди решила узнать, нет ли сегодня какого-нибудь хорошего иностранного фильма в местном кинотеатре.
Она подошла к столику, где сидели Джек Кэтт и Том Смарт, и спросила у них. Как и следовало ожидать, они знать не знали, что сегодня идет в ближайшем кинотеатре – и во всех остальных кинотеатрах в округе. Сейчас у них было только две цели: дешевая крепкая выпивка и тугая, скользкая щелка. Но они сделали вид, что знают программы всех кинотеатров, и настоятельно пригласили Кэнди присесть за их столик, пока они все обсудят. Обходительный Том Смарт перегнулся через стол и доверительно сообщил Кэнди:
– Я бы сегодня с большим удовольствием окунул свой хоботок в твой сладкий горшочек с медом!
– Нет, – перебил его Джек Кэтт. Его черные глаза горели жгучим нетерпением, от которого у большинства девчонок уже давно бы намокли трусики. – Дай лучше я! – Он попытался оттащить красавчика Тома от Кэнди и одновременно засунуть свободную руку ей под блузку.
– Придурки! – взбесилась Кэнди. Она понимала, что они просто хотят показать ей, как сильно она им нужна, но эти двое ей никогда не нравились, и ей не хотелось выслушивать всякие гадости – и особенно теперь, когда все ее мысли были о Дереке.
– Господи Боже мой! – воскликнул Том Смарт, повернувшись к своему приятелю. – Нет уж, давай лучше я! Ты же ее оскорбил! Идиот!
– Сам идиот! – завопил Джек Кэтт. – Вечно ты ходишь вокруг да около! А я хочу трахаться!
Они принялись громко ругаться и обсуждать наиболее эффективную тактику, но для Кэнди это была желанная передышка – и она вновь погрузилась в воспоминания о том, что случилось сегодня.
Она даже и не заметила, когда к ним за столик подсел еще один парень, то есть, не парень, а очень даже солидный дядька, доктор Говард Джонс, очень приятный мужчина средних лет; конечно, не такой красавец, как Том и Джек, но зато и не такой невменяемый, как эти двое, и уж конечно – более подходящая компания для молоденькой девушки. Кэнди сперва даже и не расслышала, как его зовут – если Том с Джеком вообще потрудились его представить.
– Слушай, ты знаешь, кто он? – спросил Том Смарт у Кэнди. – Гинеколог! Ха-ха-ха!
– Господи, – пробормотала Кэнди.
– Ага, – отозвался Том Смарт и, обернувшись к доктору, проговорил в своей обаятельно-хамской манере: – А, правда, хорошая девочка, Док? Вот ее бы ты осмотрел с удовольствием, да? Вся – мед и сливки.
– Змея подколодная! – вставил Джек Кэтт. Доктор, похоже, смутился и нервно заерзал на стуле.
– Ой, – воскликнула Кэнди. – Я ни разу еще не встречалась… с гинекологом… в обществе. Как поживаете?
– Ты что, шутишь? – заорал Том Смарт. – Как он поживает?! Да он видит больше приятствен-ных дырочек за три часа, чем иные ребята – за всю неделю! Да, Док?
– Нет, правда, Том, Джек, – пробормотал доктор Джонс. – Я и сам люблю повеселиться, но… – ему явно не нравился тот оборот, что приняла их беседа.
– Вы оба – просто кошмарные, – возмущенно проговорила Кэнди, встала и пересела за другой столик.
– Ну вот! – расстроился Джек Кэтт. – Из-за тебя мы потеряли такую пизденку! Господи Боже, я этого просто не переживу!
– Что?! – оскорбился Том Смарт. – Из-за меня?! Ты разве не понимаешь, дурья твоя башка, что если б не…
И они вновь принялись ругаться, выясняя, кто виноват.
Тем временем, доктор Джонс потихонечку поднялся и пересел за столик к Кэнди.
– Да, – сказал он, – они действительно… очень веселые парни. Я бы даже сказал, что не в меру веселые. Мне очень жаль, что все так получилось. Я, правда…
– Да они просто глупые дети, – сказала Кэнди. – Это у них… это у них такой способ самовыражения…
– Гм, – хмыкнул доктор Джонс, покосившись на Тома с Джеком, которые теперь копошились на полу, в залитых пивом опилках, и что-то кричали насчет «тугих писек», «горячих пизденок», и т. д., и т. п.
Кэнди и доктор поспешно отвели глаза.
– А вы, случайно, не знаете, что сегодня идет в кинотеатре на Пятой авеню? – спросила Кэнди.
– Боюсь, что нет, – сказал доктор Джонс. – Извините.
– А мне сегодня так хочется посмотреть какой-нибудь хороший фильм, – сказала Кэнди.
– Я сам редко хожу в кино, – сказал доктор. – А вы любите кино?
– Я люблю только хорошие фильмы, – сказала Кэнди. – Настоящие фильмы.
– Понятно.
– Типа «Кабинет доктора Калигари» или «Спокойный».
– А хотите, я схожу за газетой? – предложил доктор Джонс. – Там наверняка есть программа.
– Ой, нет, не нужно, – сказала Кэнди. – Большое спасибо. – Ей очень понравилась его обходительность.
– Вы уверены? – спросил он.
– Да, спасибо. Сейчас сюда наверняка придет кто-нибудь из знакомых, кто знает. Я здесь почти всех знаю, ну, кто сюда заходит.
– Боюсь, не могу сказать то же самое про себя, – сказал доктор.
– Ничего, еще познакомитесь, – «утешила» его Кэнди. – Ребята, в общем-то, неплохие, разве что любят выпендриваться.
– Да, было бы интересно, – проговорил доктор с некоторым сомнением. – А кто у вас доктор… может быть, я его знаю.
– Ну… я только недавно в Нью-Йорке и еще не была у врача… во всяком случае, у гинеколога. Я не замужем, разумеется, и… в общем, я думаю, что незамужней девушке не надо ходить к гинекологу слишком часто, правильно? – она улыбнулась, но при этом густо покраснела.
Доктор Джонс нахмурился.
– Проверяться следует периодически, – сказал он. – То есть в обязательном порядке. Когда вы в последний раз были у гинеколога?
– Ой, дайте подумать. – Кэнди попыталась припомнить. – Наверное, год назад.
– Год – это много, я бы даже сказал, очень много, – серьезно проговорил доктор.
– Ой, тогда мне, наверное, надо бы записаться на прием, – сказала Кэнди.
– Понимаете, в чем дело… у меня отпуск. На два месяца, начиная с завтрашнего дня. – Доктор Джонс оглядел бар. – Знаете, что, – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Вы подождите, я сейчас вернусь. – Он направился к выходу.
Кэнди как раз напевала тему из «Александра Невского», одного из ее самых любимых фильмов, когда доктор вернулся в бар с каким-то маленьким черным чемоданчиком. Он встал рядом с их столиком и улыбнулся Кэнди. – Мы можем вас осмотреть прямо здесь. – Он протянул Кэнди руку, помогая ей встать.
– Прямо здесь?! – удивилась она. – В «Ривьере»? Господи, я не знаю…
– Да, – сказал доктор Джонс. – Прямо здесь… вы не беспокойтесь, все будет в порядке. – Он довел девочку до дверей мужского туалета, быстро огляделся по сторонам и втащил Кэнди внутрь. Это была очень тесная комнатка с одним унитазом. Док запер дверь на задвижку.
– Ой, я не знаю… – смутилась Кэнди.
– Все в порядке, – заверил ее доктор Джонс. – Все замечательно. – Он поставил свой маленький чемоданчик на пол и принялся снимать с Кэнди юбку. – Это мы сейчас снимем, – прокомментировал он свои действия.
– А вы уверены, что… – Кэнди была смущена до предела.
– Так, а теперь трусики, – сказал доктор, стягивая с Кэнди вышеупомянутую деталь туалета. – Очень они у вас милые, – сказал он, приподнимая ее над полом и ставя на унитаз.
– Вы просто стойте, ноги расставьте вот так, руки в стороны… так… хорошо… да, упритесь ладонями в стены… так вам будет удобнее. Да. Замечательно.
Он быстро нагнулся, достал из своего чемоданчика маленькую металлическую распорку и вставил ее между нежными девичьими половыми губками, чтобы они не смыкались.
– Хорошо! – сказал он. – Сперва я проверю клиторальные рефлексы – часто бывает, что отсюда-то и происходят проблемы. – И он принялся нежно поглаживать пальцем ее сладкий розовый клитор. – Вы что-нибудь чувствуете!
– Ой, да! Я чувствую! – Кэнди выгнула спину. – А вы уверены, что это…
– Ага, – сказал доктор Джонс. – Реакции в пределах нормы. Тут у нас все в порядке. А теперь я проверю клиторальные рефлексы на тактильную стимуляцию. – Он впился губами ей в клитор и принялся жадно его сосать. Он прижал к себе девочку с такой неожиданной страстью, что Кэнди не удержала равновесия. Обе ее ноги соскользнули с краев унитаза прямо в бачок. При этом включился сливной механизм, вода забурлила и пролилась через край, обдав Кэнди и доктора Джонса фонтаном брызг. Вода затопила крошечную комнатушку и просочилась в бар.
Кто-то яростно колотил в дверь.
– Что там у вас происходит? – прокричал управляющий, который только-только пришел на работу. Они вместе с барменом пытались вышибить дверь плечами. Вода между тем прибывала. Она поднялась уже фута на два. Доктор и Кэнди метались внутри, словно звери, запертые в тесной клетке.
– Ой, мамочки! – все повторяла Кэнди, когда они с доктором повалились на пол. Доктор фыркал и барахтался в воде, продолжая сосать клитор Кэнди и пытаясь при этом не захлебнуться.
Бармену с управляющим все-таки удалось вышибить дверь.
Они ошарашено замерли на пороге.
– Господи Боже! – закричали они в один голос. – Что тут у вас происходит?!
Тут как раз подоспел полицейский. Он сразу понял, что происходит, и жуть как разъярился.
Когда доктора поднимали на ноги, он был уже без сознания. Они с Кэнди оба промокли до нитки и являли собой зрелище крайне плачевное. А Кэнди, к тому же, была полуголой – без трусов и без юбки.
– Он – доктор! – заявила она полицейскому, который тянул ее за руку и одновременно пытался тащить обмякшего доктора Джонса, как куль с мукой.
– Ага, – скептически проговорил полицейский. – Доктор Калигари, я так понимаю.
Кэнди очень не понравилось, что о таком замечательном фильме отозвались так непочтительно и издевательски.
– Мы проводили осмотр, – сказала она нарочито презрительным тоном.
– Ага, сестричка, я вижу, – сказал полицейский, выразительно глядя на ее самое сладенькое местечко.
– Ой! – тихо ойкнула Кэнди и быстро вытащила зажим.
Управляющий и бармен были просто вне себя от ярости.
– Ты… ты… – управляющий, кажется, утратил дар речи.
– Это был медицинский осмотр у моего доктора! – надменно проговорила Кэнди.
– Чтобы больше я тебя в «Ривьере» не видел! – наконец, выпалил управляющий, неумолимый, как сама судьба.
Доктор уже более-менее оклемался, но едва он увидел Кэнди, в нем опять разгорелась животная страсть, и он набросился на нее с таким рвением, что они снова ввалились в крошечный туалет и плюхнулись на пол, подняв фонтан брызг.
– Господи! – закричала Кэнди. Полицейский все-таки вытолкал их наружу и провел через бар на выход, подгоняя дубинкой.
Два сумасбродных красавчика, Кэтт и Смарт, по-прежнему копошились под столом у двери.
– Ага, – сказал полицейский с гадливым презрением. Он пару раз огрел каждого дубинкой, с таким видом, как будто пытался прибить змею. ОН бы, наверное, уделил им значительно больше внимания – но у него было два арестованных.
– И че, интересно, он делает с этой палкой? – полюбопытствовал Джек Кэтт, глядя вслед полицейскому со своего лежачего места на грязном полу посреди большой лужи прокисшего пива.
– Ты что тупой? – сказал Том Смарт. – Это ж ежу понятно: палку он запинлюрит ей в пипку.
– Вот, бля! – заорал Джек Кэтт. – А че у нас нет такой палки?! Это все из-за тебя, козел!
И они вновь принялись собачиться в куче мокрых опилок у себя под столом.
А Кэнди и доктора вытолкали на улицу и запихали в патрульную машину, которая с ревом сорвалась с места.
Глава 12
Кэнди съежилась на заднем сидении патрульной машины, сжимая в руках мокрый ком из своей юбки и трусиков. Она так и не успела одеться, и двое полицейских пялились на нее во все глаза.
– Ладно, сестричка, давай-ка прикройся! – рявкнул один из них.
– Ага! – отозвалась Кэнди. – У меня же все мокрое! И как я, по-вашему, это надену?!
Доктор Джонс, которого зажали в дальнем углу на заднем сидении, вдруг резко подался вперед.
– Совершенство! – закричал он в полный голос. – Истинное совершенство! Ее маточные трубы – это само совершенство!
– Ага, он к тому же еще и буйный, – заключил один из копов и огрел доктора по голове дубинкой.
Машина неслась по МакДугал Стрит под бешеный рев сирены, так что Кэнди приходилось кричать, чтобы ее услышали.
– Прекратите немедленно! Зачем вы его бьете?! Так же нельзя! Кстати, а покажите удостоверения… мне что-то не верится, что вы, вообще, полицейские!
– Сейчас тебе будет удостоверение! – тот полицейский, который сидел вместе с ними на заднем сидении, рывком расстегнул молнию у себя на брюках, схватил Кэнди за руку и запихал ее руку себе в ширинку. Она принялась яростно бить его по плечам свободной рукой. Она даже приподнялась на сидении и рванулась вперед – в отчаянной попытке пресечь столь вопиющую непристойность – и едва не упала на водителя.
– Эй, вы там, осторожнее! – заорал водитель, которому Кэнди наполовину закрыла обзор. Он на пару секунд потерял управление, и надо же было такому случиться, что как раз в этот момент из боковой улицы вырулил грузовик – патрульная машина неслась прямо на него, и сворачивать в сторону было уже поздно.
– Господи! – закричал водитель и резко выкрутил руль, под истошный скрип тормозов. Они все-таки разминулись с грузовиком, но машину повело дальше в сторону, и они со всей дури впилились прямо в стеклянные двери бара «Сан-Ремо».
В тот вечер в баре собралось сто семьдесят пять гомосексуалистов, и они все решили, что это облава. Примерно половина присутствующих в слепой панике ломанулась к выходу, а оставшаяся половина впала в агрессивное буйство и принялась колотить по патрульной машине всем, чем под руку попадется.
– Здесь извращенцы! – закричал один из полицейских. – Уходим!
За сим последовала полная неразбериха, и Кэнди сама толком не поняла, как так получилось, что какой-то мужчина вытащил ее из машины и отвел под шумок в сторонку.
– Быстрее, быстрее, – повторял он настойчивым шепотом. Кэнди ничего уже не понимала, но одно было ясно: он пытался спасти ее от полиции. Они потихоньку выбрались из бара и побежали по Третьей улице – в направлении Шестой авеню.
– Это какой-то кошмар! – проговорила Кэнди на бегу, одновременно пытаясь хоть как-то прикрыть свою наготу. Когда они завернули за угол и выбежали на Шестую авеню, незнакомец сразу поймал такси.
– Фонд «Молодые и трудолюбивые», – сказал он таксисту, когда они с Кэнди уселись в машину. – И побыстрее, пожалуйста!
– Сделаем! – отозвался таксист, обернулся к ним и на миг задержал взгляд на Кэнди, пытаясь разглядеть в полумраке ее сладкий горшочек с медом.
– Так, я одеваюсь! – воскликнула девочка. – Пусть у меня все мокрое, и фиг с ним! – Она расправила мокрые трусики, и незнакомец любезно помог ей их надеть.
– Спасибо, – сказала Кэнди. Теперь, когда она надела трусы, она себя чувствовала гораздо уверенней. – И спасибо, что вы меня спасли! Господи, я была просто уверена, что нас везут в тюрьму!
– Ну да, как раз туда вас и везли, – сказал незнакомец. Это был очень толстый мужчина с седыми всклокоченными волосами. – Давайте знакомиться, – он протянул Кэнди руку. – Меня зовут Пит Аспай.
– А меня Кэнди Кристиан, – представилась девочка. – Как поживаете?
– Замечательно поживаю, спасибо. Очень рад познакомиться, – Пит Аспай говорил с русским акцентом. – Вы были правы, вас везли в тюрьму. И теперь вам надо срочно уехать из города. Лучше – прямо сегодня.
– Уехать из города? – озадаченно переспросила Кэнди. – Ой, мама. А что я такого сделала?
– Ну, – Пит Аспай задумчиво почесал лоб, – кто знает, кто знает? Все равно наша жизнь – лишь мираж. Но суть в том, что представители власти, полицейские, копы, как там их еще называют – впрочем, название это всего лишь название, – так вот, у них только один взгляд на вещи, материальный, то есть с позиций физических, они непременно засадили бы вас в тюрьму. Это точно.
Манерой речи этот Пит Аспай напоминал Кэнди профессора Мефисто – то есть если не обращать внимания на чудовищный акцент, – так что она сразу прониклась к нему доверием.
– Да, они были не слишком одухотворенными, – согласилась она.
– Ну, конечно, – сказал Пит Аспай. – Да и откуда б им быть продвинутыми в духовном плане!
– Это точно, – сказала Кэнди. Она попыталась разгладить на себе мокрую юбку, которая была вся как будто изжеванная. – Даже не знаю, может, ее лучше снять? А то она мокрая и холодная!
– Да как хотите, – сказал Пит Аспай, – все равно это только видимость. Внешность вообще не имеет значения. Кстати, мы уже подъезжаем.
Таксист остановился у большого здания из бурого песчаника на 73-ей стрит.
– Приехали, – объявил он.
– Замечательно, – сказал Пит Аспай. – Вот наш Фонд. Пойдемте.
Он вышел из машины, расплатился с таксистом и помог выйти Кэнди, галантно подав ей руку.
– Ой, мне так неудобно, – сказала она. – У меня такой вид…. кошмарный.
– Это все суета, – сказал Пит Аспай. – Так сказать, материальный пафос. Молодым и трудолюбивым вы понравитесь такая, как есть. Пойдемте.
Он провел ее в большой вестибюль. Там была стойка наподобие стойки регистрации в отелях, и Пит Аспай направился прямо к женщине за стойкой.
– Эта девушка нуждается в помощи, – сказал он, – и сама хочет помочь другим. У нас есть для нее работа?
– Ну, – ответила женщина, – у нас бригада работает в Миннесоте. Им, я думаю, лишние руки не помешают.
– Я тоже об этом подумал, – сказал Пит Аспай. – Так что пусть едет. И лучше – прямо сегодня. – Похоже, он обладал какой-то гипнотической властью над этой женщиной.
– Да, конечно, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я сейчас закажу ей билет.
– Хорошо, – кивнул Пит Аспай, – мы подождем. – Он отвел Кэнди в небольшой огороженный закуток, где были стол и стулья.
