Текст книги "Немые и проклятые"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Упаковка оказалась пакетом для замораживания продуктов, перетянутым проволокой. Внутри – аргентинский паспорт, выданный в мае 2000 года в Буэнос-Айресе на имя Эмилио Круса. Лицо Рафаэля Веги на фотографии украшали старомодные очки в тяжелой оправе. Еще в пакете лежал ключ без бирки.

– Что бы это значило? – удивился Фалькон. – Запасной выход в другую жизнь?

– Если у него был запасной выход в жизнь Эмилио Круса, – заметила Феррера, – то неизвестно, не сбежал ли он и в жизнь Рафаэля Веги?

– Проверим удостоверение личности Веги в учреждении, где его выдали, – сказал Фалькон.

8

Четверг, 25 июля 2002 года

В кабинете Консуэло Хименес Фалькон и Феррера просмотрели старые фотографии, принадлежавшие Раулю Хименесу, отбирая те, где были запечатлены Пабло Ортега и Рафаэль Вега или оба они вместе. Потом направились в старый город, в клинику доктора Родригеса, расположенную в районе отеля «Нервийон». По дороге Фалькону позвонил судебный медик; вскрытие закончено, сказал он, и оба тела готовы для опознания. Феррера позвонила Кармен Ортис и попросила подготовиться к поездке в Институт судебной медицины.

Доктор Родригес опаздывал. Фалькон ждал его, читая «Эль Пайс». Он просмотрел фотографии шести марокканцев, утонувших на побережье в Тарифе. Жертвы очередной неудачной попытки пробраться в Европу. Его взгляд задержался на заголовке: «Суд над Слободаном Милошевичем в Международном трибунале в Гааге». Под заголовком шел набранный курсивом текст: с первых чисел июля 2002 года начал свою работу Международный уголовный суд, устав которого Америка подписать отказалась. Американские власти сделали несколько попыток убедить правительства стран, подписавших устав, выступить с заявлениями, что они не станут возбуждать в МУС дел против американских граждан. Приводился список стран, дрогнувших под напором Америки. Дальше прочитать Фалькон не успел: сестра позвала его в кабинет доктора Родригеса.

Доктору было под сорок. Изучая документы Фалькона, он вытирал руки бумажным полотенцем. Они сели. Фалькон рассказал про смерть сеньора Веги. Доктор открыл в компьютере его файл.

– Пятого июля этого года у вас была назначена встреча с сеньором Вегой, – сказал Фалькон. – Насколько я могу судить, больше вы не виделись.

– Вега приходил всего один раз. Он был новым пациентом. Его карту передал мне доктор Альварес.

– В ежедневнике записано, что, прежде чем прийти к вам, он посещал доктора Диего.

– Возможно, сеньор Вега побывал у Диего и решил, что тот ему не подходит.

– Показалось ли вам во время консультации, что сеньор Вега способен на самоубийство? Нет ли намеков на это в записях доктора Альвареса?

– Состояние Веги было нестабильным, но ничего непоправимого я не нашел. Его мучило беспокойство, и он описал ряд случаев, похожих на классические приступы паники. Сам Вега считал, что причина его состояния – в напряженной работе. По данным доктора Альвареса, он страдал от тревожных состояний с начала года, но недостаточно серьезно, чтобы выписывать лекарства.

– Доктор Альварес упоминал, что у жены Веги было прогрессирующее психическое расстройство? Она принимала литиум.

– Не упоминал, так что, полагаю, он об этом не знал, – сказал Родригес. – Это, бесспорно, могло сказаться на состоянии психики сеньора Веги.

– Вам известно, почему сеньор Вега перестал ходить к Альваресу?

– В записях нет ничего конкретного, но я заметил, что доктор Альварес рекомендовал психотерапию. Когда я сам предложил то же, Вега был решительно против. Возможно, у них начались разногласия по этому поводу.

– Итак, допустим: тревожность переросла в нечто более серьезное и он надеялся, что вы найдете другой подход?

– Я собирался воздействовать на состояние тревожности с помощью легких препаратов, а затем, когда он почувствует себя более уверенно, настоять на какой-то разновидности психотерапии.

– Он жаловался на проблемы со сном?

– Вега упомянул, что как-то ходил во сне. Жена проснулась в три часа утра и увидела, как он выходит из комнаты. Когда на следующий день она спросила об этом, он ничего не помнил.

– Значит, он говорил о жене?

– Описывая этот случай, он ссылался на жену, но добавил, что на ее слова трудно полагаться, поскольку она пьет снотворное. Что-то – помимо ее рассказа – убедило Вегу, что его лунатизм не выдумка, но он не захотел сказать, что именно. Не забывайте, это была первая консультация. Я полагал, что еще успею вытянуть из него информацию.

– То есть он не производил впечатления человека, способного наложить на себя руки?

– Определенно нет. Подобные психические нарушения не редкость. Он не был слишком возбужден или противоестественно спокоен – два этих пограничных состояния говорят об опасности. Вега хотел избавиться от тревоги и боялся еще одного приступа паники. Все это хорошие признаки.

– Похоже, он хотел быстрого решения. Без лечения.

– Мужчины неохотно обсуждают свои сокровенные мысли или постыдные поступки даже с врачом, – сказал Родригес. – Гораздо лучше, если проблему может решить таблетка. Увы, не только больные, но и многие врачи считают, что медицина не больше чем охапка лекарств, а психофармакология – ответ на все вопросы.

– Так, по-вашему, сеньор Вега был человеком с проблемами, но не способным на самоубийство?

– Жаль, что я ничего не знал о его жене, – вздохнул Родригес. – Если у человека напряженная работа, дома нет покоя, а возможно, и любви… в такой ситуации встревоженный разум может впасть в отчаяние.

Фалькон сидел, забившись в угол машины, Феррера – за рулем. Неужто интуиция его подвела? Пока не было убедительных доказательств в поддержку версии убийства. Вариант самоубийства с каждой беседой выглядел все реальней.

Рамирес позвонил из офиса компании «Вега Конструксьонс» и сказал, что Сергей был легальным иммигрантом, а у Серрано и Баэны теперь есть его фотография, с которой они ходят по Санта-Кларе и Сан-Пабло.

Кабелло жили в фешенебельном квартале Порвенир в пентхаусе дома, построенного в семидесятые годы, на улице Филиппа Второго, напротив зала для игры в бинго.

– Где только люди находят время и деньги для игры в бинго? – проворчал Фалькон, когда они поднимались в квартиру.

Из какой-то дальней комнаты доносились крики: Кармен билась в истерике. Утром из Барселоны приехал ее муж, сейчас он был рядом с женой, пытаясь ее успокоить. На диване сидели подавленные дети Кармен и Марио между ними. Сеньор Кабелло провел полицейских в гостиную. Феррера опустилась на колени возле детей, и через несколько мгновений они уже возились и хихикали. Сеньор Кабелло пошел к дочери, но вернулся с зятем. Они вышли в кухню.

– Она не хочет видеть тела, – сказал зять.

– Они будут за стеклянной панелью, – пояснил Фалькон. – Покажется, что они спят.

– Я поеду, – спокойно и решительно сказал сеньор Кабелло.

– Как ваша жена? – спросил Фалькон.

– Состояние стабилизировалось, но все еще в реанимации без сознания. Буду признателен, если вы потом отвезете меня в больницу.

Фалькон сел на заднее сиденье к сеньору Кабелло, и Феррера влилась в предобеденный поток машин. Старик держал свои натруженные руки на коленях и не отрываясь смотрел на скрученную на затылке и заколотую шпильками косу Ферреры.

– Когда вы видели Лусию в последний раз? – спросил Фалькон.

– Мы у них обедали в субботу.

– Сеньор Вега был дома?

– Он приехал к обеду. Обкатывал новую машину.

– Как себя чувствовала ваша дочь?

– Думаю, вам уже известно, что она была нездорова. Она болела с рождения Марио, – сказал он. – Видеть ее в таком состоянии всегда было нелегко, но тот обед ничем не выделялся. Все шло как обычно.

– Я задам вопросы, которые могут причинить боль, – предупредил Фалькон. – Вы ближайшие родственники, только с вашей помощью мы сможем начать разбираться в личных отношениях вашей дочери и сеньора Веги.

– Он ее убил? – спросил сеньор Кабелло и впервые посмотрел Фалькону прямо в глаза – взглядом смертельно раненного человека.

– Мы не знаем. Надеемся, вскрытие все прояснит. Думаете, он мог ее убить?

– Этот человек был способен на все, – сказал сеньор Кабелло без надрыва, просто констатируя факт.

Фалькон молча ждал.

– Он был холодный, – продолжил сеньор Кабелло. – Безжалостный. Никого не подпускал слишком близко. Никогда не говорил о своих умерших родителях или о других родственниках. Он не любил мою дочь даже раньше, когда она была здоровой красивой молодой женщиной… когда… когда она…

Сеньор Кабелло зажмурился, вспоминая, на лице застыло выражение скорби.

– Вы заметили перемены в поведении зятя с начала этого года?

– Разве что он стал еще более замкнут, чем обычно, – сказал сеньор Кабелло. – Весь обед, бывало, мог просидеть в молчании.

– Вы спрашивали его, в чем дело?

– Он сказал, что устает на работе, ведет слишком много проектов одновременно. Мы ему не поверили. Моя жена была уверена, что у него есть женщина и с ней что-то не сложилось.

– Почему она так думала?

– Без особой на то причины. Она женщина. Видит то, чего не вижу я. Она не думала, чувствовала это сердцем.

– А вам не приходят в голову факты, подтверждающие, что у него была любовница?

– Он уделял слишком мало времени Лусии. Она ложилась спать раньше, чем Рафаэль возвращался после своих… занятий. А когда просыпалась, случалось, его уже не было, – проговорил сеньор Кабелло. – Вот в чем дело. И он всегда так вел себя с нашей дочерью.

– Соседи сказали, что рождение Марио сделало его счастливым.

– Так и есть. Он очень любил мальчика… а Лусии было трудно справляться с ребенком, когда эта чертова болезнь овладела ее рассудком. Нет, я не хочу сказать, что Рафаэль был совсем плохой. Уж со стороны-то он точно плохим не казался. Умел пустить в ход обаяние. Его истинное нутро мог разглядеть только тот, кто жил с ним рядом.

– А вам доводилось подолгу быть вместе?

– Мы проводили выходные на побережье. Там, казалось бы, он мог и расслабиться, а на деле ему становилось только хуже. Думаю, его тошнило при мысли о семье.

– Вы знаете, что случилось с его родителями?

– Сказал, что они погибли в автокатастрофе, когда ему было девятнадцать.

– Вы знаете больше, чем адвокат.

– Он бы никогда не сказал подобного Карлосу Васкесу.

– Он рассказал ему про отца-мясника, – заметил Фалькон. – И как тот его наказывал.

– Вы видели эту комнату в его доме, – сказал Кабелло. – Веге пришлось дать Карлосу Васкесу объяснение, вот он и рассказал про отца. Мне он никогда не рассказывал, что с ним делал отец. Поймите, он такой человек, не без странностей. Чрезмерно подозрительный, потому что уверен: все люди такие, как он, и доверять им нельзя.

– Вы удивились, когда Лусия решила выйти за него замуж?

– Тогда было трудное время.

Они остановились на светофоре. Между машинами на солнцепеке ходил африканский мальчик с непокрытой головой и продавал газеты. Сеньор Кабелло замолчал, подбирая слова. Светофор переключился.

– Как я сказал, Лусия была хороша собой, – продолжил Кабелло задумчиво, весь во власти воспоминаний. – В женихах недостатка не было… И она вышла за одного мужчину, у его отца была большая ферма в окрестностях Кордовы. Они жили на ферме и были очень счастливы, только Лусия не могла забеременеть. Она пошла к врачу. Ей сказали, что у нее все в порядке и что, возможно, им следует подумать про искусственное оплодотворение. Муж отказался. Для него это был удар – какой мужчина согласится признать, что с ним что-то не так! Сгоряча сорвались слова, которые назад не возьмешь, и брак распался. Лусия вернулась жить к нам. Ей было уже двадцать восемь, ее ровесники – те, что чего-то стоили, давно были женаты.

Я тогда еще владел участками земли в Севилье и ее окрестностях. Участки небольшие, но стратегически важные, без них нельзя было успешно осваивать территорию. Ко мне приходили многие застройщики, а самым настойчивым был тот человек, которого представлял Карлос Васкес. Лусия работала в банке «Бильбао». На апрельской ярмарке у банка всегда был свой павильон, всю неделю в нем проходили танцевальные вечера. Лусия прекрасно танцевала. Она жила ради апрельской ярмарки и ходила на танцы каждый вечер, чтобы ненадолго забыть обо всех проблемах и быть самой собой. Там-то они и познакомились. Рафаэль был важным клиентом банка.

– Он ведь на двадцать лет старше, – сказал Фалькон.

– Лусия упустила своих ровесников. Всех путных мужей разобрали. Те, что остались, ее не привлекали. А тут ею заинтересовался важный человек. Банковское начальство было в восторге. Ее начали замечать. Повысили. Он уже был богат. Нашел свое место в жизни. С ним было надежно. Это очень соблазнительно для того, кто считал, что остался за бортом.

– А вы как отнеслись к его ухаживанию?

– Мы просили ее убедиться, что мужчина в таком возрасте действительно хочет создать семью.

– А вас не удивляло, что он не был женат до этого?

– Но он был женат, инспектор.

– Да, я забыл, сеньор Васкес говорил, что потребовалось свидетельство о смерти его первой жены.

– Вега в свойственной ему манере сказал нам только то, что нас касалось. Та женщина была из Мехико. Не исключено, что она была мексиканка. Больше я ничего не знаю.

– Вы не боялись, что его сдержанность – следствие преступного прошлого?

– Вот теперь, старший инспектор, мне придется рассказать о моем позоре… Я был готов закрыть глаза на скрытность Веги. Я тогда почти бедствовал. У меня была земля, но ни гроша денег. Капитал, не приносивший никакого дохода. Рафаэль Вега все устроил. Он сделал меня своим деловым партнером. Несколько участков моей земли были проданы и принесли отличную прибыль. Мы построили дом, взяв кредит в банке «Бильбао», и сдали квартиры в аренду. Деньги потекли ко мне в карман. Вега сделал меня богатым. Вот так старый фермер, в сущности, простой крестьянин, поселился в пентхаусе в квартале Порвенир.

– Что это дало сеньору Веге, кроме руки вашей дочери?

– Один из участков, который я продал ему, был чем-то вроде ключа, открывшего ему широкие возможности для застройки в Триане. А другой участок очень хотели заполучить его конкуренты. Когда участок перешел в руки Рафаэля, им пришлось продать ему бизнес. Неудивительно, что он был ко мне щедрее, чем любой другой застройщик.

– Значит, он не был обязан жениться на вашей дочери? – уточнил Фалькон. – Он и так предлагал вам шикарную сделку.

– У меня мышление фермера. Эта земля досталась бы только тому, кто женится на моей старшей дочери. Я старомоден, а Рафаэль придерживается традиций. Он знал, как найти ко мне подход. Его знакомство с Лусией не было случайным. Мне стыдно, что деловые интересы оказались важнее, чем мое истинное мнение об этом человеке. Но я не представлял, что он будет с ней так холоден и жесток.

– Он применял насилие?

– Никогда. Если бы он ее ударил, все бы закончилось, – сказал Кабелло. – Он изводил ее, я имею в виду… сложно объяснить… он избегал супружеских обязанностей. Говорил, что виновата она, что не старается быть для него привлекательной.

– Один вопрос… В свидетельстве о смерти его предыдущей жены была указана причина смерти?

– Несчастный случай. Он сказал, что она утонула в бассейне.

– У него были дети от первого брака?

– Рафаэль говорил, что нет. Говорил, что хочет детей… Тем более странно, что он не желал делать все необходимое для их появления.

– Вам известно о каких-то его прежних связях?

– Нет. Лусия тоже ни о чем таком не слышала. Фалькон достал пакет с фрагментом фотографии, которую Вега сжег в жаровне в саду.

– Вам знакомо это лицо?

Кабелло надел очки, покачал головой.

– Мне кажется, она иностранка, – сказал он.

Они приехали на проспект Санчеса Писхуана и остановились на территории больницы. Фалькон нашел судебного медика, который проводил их в комнату для опознания и оставил на несколько минут. Сеньор Кабелло принялся ходить по комнате, переживая из-за того, что предстояло увидеть – мертвая дочь на столе в морге. Судебный медик вернулся и поднял занавески. Сеньор Кабелло пошатнулся, ему пришлось опереться о стекло, чтобы не упасть. Свободной рукой он впился в темя, словно пытаясь выдрать из сознания эту чудовищную картину. Он кивнул и закашлялся – горло перехватил спазм. Фалькон увел его к столу, судебный медик подал документы, и сеньор Кабелло расписался в смерти своей дочери.

Они вышли на улицу в беспощадное пекло, к свету, который немилосердно высасывал цвета из всего вокруг. Деревья казались размытыми, здания сливались с белесым небом, и только пыль выглядела естественно. Сеньор Кабелло весь сжался, костюм на нем обвис, воротник казался непомерно широким для шеи. Фалькон пожал ему руку и усадил в машину. Кристина Феррера подвезла старика к входу в больницу. Фалькон позвонил Кальдерону и уговорился встретиться с ним в семь вечера для обсуждения результатов вскрытия.

Он вернулся в прохладу морга. Сел вместе с судебным медиком в его кабинете; на столе лежали два отчета о вскрытии. Доктор курил «Дукадос», кондиционер втягивал дым и выплевывал его в убийственную жару.

– Начнем с простого, – сказал доктор. – Сеньора Вега задушена с помощью подушки, наложенной на лицо. Возможно, она при этом была без сознания из-за жестокого удара по лицу, в результате которого вывихнута челюсть. Ее ударили ребром ладони по подбородку.

Судебный медик изобразил неумышленно комичный замедленный повтор удара, его челюсть, подбородок и губы сместились в сторону, как в поцелуе.

– Очень наглядно, доктор, – улыбаясь, заметил Фалькон.

– Простите, инспектор, – сказал тот, приходя в себя. – Сами понимаете. Долгие дни в обществе мертвых людей. Жара. Вот-вот начнется отпуск. Семья уже на море. Временами забываю, кто я такой.

– Ничего страшного, доктор, продолжайте. Вы мне помогаете, – сказал Фалькон. – А время смерти? Нам важно знать, умерла она раньше или позже сеньора Веги.

– Здесь я вам вряд ли смогу помочь. Они умерли в течение одного часа. Температура тел была примерно одинаковой. Сеньор Вега был лишь немного теплее. Температура воздуха в кухне и спальне одна и та же, но сеньор Вега лежал в распахнутом халате на плиточном полу, а сеньора Вега в постели с подушкой на лице. Я бы не смог встать перед судьями и уверенно сказать, что она умерла позже своего мужа.

– Ладно, что насчет сеньора Веги?

– Он точно умер от приема внутрь разъедающей жидкости. Причиной смерти стало совокупное воздействие на внутренние органы. У него отказали почки, повреждены печень и легкие… Все превратилось в кашу… Интересен состав того, что он выпил. Кажется, есть такая ходовая марка очистителя труб…

– Точно, «Харпик».

– Да, как правило, эти гели – смесь каустической соды и дезинфицирующего средства. Едкое вещество составляет примерно треть объема. Конечно, этот коктейль совсем не пойдет вам на пользу, но чтобы убить взрослого здорового мужчину, потребуется время. Смерть Веги наступила в течение пятнадцати минут, потому что смесь была существенно усилена соляной кислотой.

– Ее трудно достать?

– В любом хозяйственном магазине вам ее продадут под названием хлористоводородная кислота. Используется, например, для очищения брусчатки от цемента.

– Мы осмотрим гараж, – сказал Фалькон, делая пометку. – Если человек выпил такую адскую смесь, он обречен?

– Непоправимый вред нанесен гортани, пищеводу и заодно легким.

– Как все это могло попасть в легкие?

– Трудно сказать, какие повреждения – результат насилия, а какие причинила разъедающая жидкость. Я бы сказал, что он сам вдавил бутылку в глотку, но это мог проделать и кто-то еще. В таких обстоятельствах часть жидкости неминуемо попадет в легкие. Судя по состоянию носовых пазух, он это вещество отхаркивал. Если рот забит бутылкой, остается выход только через нос.

– Похоже, вы считаете, что он мог сам все это проделать.

– Это, я бы сказал, сомнительно.

– Но возможно?

– Если бы вы собирались покончить с собой таким жутким способом, полагаю, вы бы попытались исключить возможность спасения, постаравшись проглотить как можно больше смеси за первые несколько секунд. Думается, здесь не обошлось бы без некоторой доли нервозности… это заставило бы вас вбить бутылку себе в глотку. Это, конечно, вызвало бы рвоту. Согласитесь, дело хлопотное, разве что кто-нибудь держал бутылку и жертву неподвижно.

– Пол был чистым за исключением нескольких капель возле горлышка бутылки.

– Капли были на груди и на одежде, но совсем не в том количестве, какое бывает обычно, когда человека тошнит и он расплевывает жидкость вокруг себя.

– Итак, по-вашему, его держали? Есть следы на руках, на запястьях, шее, голове?

– На запястьях ничего. Ожоги на руках, на сгибах локтей, но халат соскользнул, и это могло случиться, когда он корчился в агонии на полу. Есть следы на голове и царапины на шее. Я бы предположил, что он сам их себе нанес. Следы смеси на руках. Но с той же вероятностью отметины мог оставить некто, применивший так называемый захват шеи.

– Доктор, вы знаете, чего я добиваюсь, – сказал Фалькон. – Я должен пойти к судебному следователю Кальдерону и убедительно доказать ему, что в комнате с сеньором Вегой был кто-то еще. Тот, кто виноват в его смерти. Если не получится, расследование проводить не станут. Итак, если я не ошибаюсь, вы, как и я, и наши криминалисты, допускаете, что это убийство.

– Но убедительно доказать присутствие постороннего намного сложнее.

– Есть что-нибудь, что может связывать сеньора Вегу со смертью жены?

– Я ничего не нашел. Под ногтями Веги только его собственная кожа с расцарапанного горла.

– Что-нибудь еще?

– Каков психологический портрет жертв?

– Она страдала от душевной болезни, – сказал Фалькон. – Он не казался способным на самоубийство, но некоторые аспекты его психического состояния под вопросом.

Фалькон вкратце пересказал слова доктора Родригеса и описал, как встревожен был Вега с начала года.

– Я понимаю, о чем вы, – кивнул судебный медик. – Здесь можно предполагать все что угодно.

– Вдобавок у жертвы был девятимиллиметровый пистолет, система наблюдения, которой он не пользовался, и пуленепробиваемые окна.

– Он ждал неприятностей.

– Или просто боялся: богатый человек, живущий рядом с районом Сан-Пабло.

– Боялся, а системы наблюдения не включал?

– Снова нервы, – сказал Фалькон. – Может быть, его ненормальная жена страдала паранойей. Она хвасталась окнами перед соседями. Или сам сеньор Вега хотел напугать чужих, но не хотел снимать людей, приходящих в дом.

– Потому что замешан в чем-то криминальном?

– Сосед заметил у него гостей, каких-то русских, с виду не похожих на солистов Большого театра.

– Сейчас много говорят о русской мафии, особенно в Коста-дель-Соль, но я не знал, что они добрались до Севильи, – не поверил судебный медик.

– Скверная смерть, правда, доктор?

– Похоже на месть или наказание – в назидание остальным.

– Да уж, не позавидуешь…

– И вот что еще вы должны знать, инспектор. Ему делали пластическую операцию век и шеи. Ничего особенного, просто убрали мешки под глазами и подобрали кожу на шее, чтобы подтянуть и подчеркнуть линию подбородка.

– Сейчас все делают пластические операции.

– Сейчас – да. В этом и странность. Вегу оперировали довольно давно. Трудно точно сказать когда, но больше десяти лет назад.