Текст книги "Немые и проклятые"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– Имена узнал?

– Да, и оба имеются в картотеке полиции за мелкое воровство и грабежи. Один был осужден за нападение, но ни один не обвинялся в поджоге.

– Я еду назад с первым же фургоном улик.

Он закрыл мобильный, который тут же зазвонил снова. Алисия Агуадо сказала, что может попросить кого-то из друзей отвести ее в тюрьму на следующую встречу с Себастьяном Ортегой.

Один из полицейских Арасены, у которого были родные в Севилье, вызвался сопровождать фургон с уликами. Фалькон поехал в город один, с такой скоростью, словно стремился навстречу блистательной развязке. По дороге ему пришлось трижды останавливаться, чтобы ответить на звонки.

Первый был от Кристины Ферреры, она сообщила, что просмотрела снимки Мэдди Крагмэн, содержимое жесткого диска и нашла две фотографии, на каждой из которых Марти Крагмэн сидит с разными неизвестными людьми. На одной он оживленно говорит, на другой, кажется, чего-то ждет. На обоих снимках он был или на заднем плане или с краю. Тот, где Марти на заднем плане, хранится в компьютере, и ей пришлось увеличить эту часть снимка, чтобы убедиться, что это он.

Вторым позвонил Рамирес. Поджигателей уже арестовали, он проводит обыск в их квартире.

Третий звонок был от Элвиры. Он раздался, когда Фалькон уже почти доехал до главной улицы Севильи. Комиссар хотел его видеть сразу же по прибытии в управление.

Фалькон направился прямо к нему. Секретарша уже ушла. Дверь в кабинет была открыта. Элвира сидел за столом и всматривался в него, как будто размышлял о страшной потере.

– Что-то происходит, – сказал Элвира, указывая Фалькону на кресло.

– В любом случае, похоже, ничего хорошего.

– Сверху жмут… непонятно, от кого идет давление… – сказал Элвира. – Статья, которая появилась утром в «Севильском вестнике»…

– Днем она вас не слишком беспокоила.

– Пространный некролог и в то же время очень точно направленная информация. Никаких причин самоубийства Монтеса, никаких заявлений, но люди, которые «знают», дочитав статью, не сомневались, что там есть подтекст, и подтекст серьезный. На этот подтекст отреагировали высокие чины из мэрии и влиятельные члены андалузского парламента. Они хотят знать положение вещей в нашем… учреждении.

Фалькон начал было что-то говорить, но Элвира поднял руку:

– Мне только что доложили еще о двух происшествиях, которые можно считать несчастными случаями в отпуске, а можно зловещими совпадениями. Доктор Альфонсо Мартинес, член андалузского парламента, находится в реанимации, после того как его машина вылетела с трассы на шоссе из Херес-де-ла-Фронтера и врезалась в мост. А жена Энрике Альтосано нашла одежду мужа, сложенную кучкой на берегу между Педро-де-Алькантара и Эстепоной, и сообщила об этом властям. Побережье сейчас обыскивают, но тело пока не нашли. Он работал в отделе планирования севильской мэрии, отвечал за лицензирование нового строительства.

Фалькон уже не пытался ничего сказать.

– Влиятельные люди как шакалы в степи. Поднимают носы и вынюхивают скандал, и самый слабый запах доносится до них за многие километры, – сказал Элвира. – Задача политика – сохранять власть. Он необязательно желает отрицать постыдное происшествие, но хочет контролировать последствия, чтобы не допустить окончательного развала структур.

– Комиссар, вы меня к чему-то готовите, – сказал Фалькон. – Надеюсь, мне не придется разочароваться ни в самих структурах, ни в тех, кто ими управляет.

– Я говорю как есть. Мы можем вести следствие так, чтобы обвинений было больше, а политический ущерб – как можно меньше, – сказал Элвира. – Если покажем, что хотим убрать всех, кто замешан в деле, нам этого не позволят. Пример тому – наше собственное правительство. Так, если помнишь, Фелипе Гонсалес пережил скандал в отделе по расследованию убийств.

– Вы боитесь, что я невменяемый фанатик?

– Это было бы понятно с учетом всего неприятного, что мы знаем об этом деле.

– Давайте говорить напрямую, – сказал Фалькон. – Два влиятельных человека убиты или пытались покончить с собой. Это встревожило других влиятельных людей. Они намекнули, что если мы хотим довести дело до логического конца, нам предстоит пережить нелицеприятное расследование ситуации в наших рядах. Другими словами, если мы покажем обществу их продажность, они покажут нашу.

– Комиссар Лобо сказал, что вы во всем прекрасно разберетесь.

– Наша проблема в том, что как раз решающее обвинение развалит весь карточный домик. Я скажу вам, что, по моему мнению, произошло. Игнасио Ортега взял на себя роль поставщика детей для кружка педофилов после Эдуардо Карвахаля, так как был связан с русскими. Связь была настолько прочной, что русские могли обеспечивать ему контракты, не советуясь с Рафаэлем Вегой. К моменту смерти Эдуардо Карвахаля Монтес уже был подкуплен. И совсем он увяз, когда купил поместье возле Альмонастера-ла-Реаль, восстанавливать которое помогал Игнасио Ортега. Поскольку Монтес был владельцем, власти не трудились проверять, что происходит в доме. Я почти уверен, что Рафаэль Вега был клиентом. Мы проведем серию тестов, которые, я думаю, это подтвердят. Марк Флауэрс обозначил пристрастия Веги, сообщив нам его прозвище во времена чилийского переворота. Два последних несчастных случая, о которых рассказали вы, означают, что Мартинес и Альтосано тоже могли быть клиентами. В идеале, чтобы уничтожить эту организацию, мы должны задержать русских, но я не знаю, как мы можем до них добраться. Затем на очереди Игнасио Ортега. Беда в том, что он без борьбы не сдастся. Ортега попросит своих друзей, чтобы они прикрыли его, иначе он сдаст людей из наших «любимых» правительственных учреждений.

– Не надо иронии, – сказал Элвира. – Я разделяю ваши чувства, но у сторонних людей вы можете вызвать антипатию и никогда не получите желаемого. Что у вас есть на Ортегу?

– Очень мало, – сказал Фалькон. – Он попал под подозрение из-за странного поведения после смерти брата. Я говорил с его сыном, он наркоман. Сын неохотно рассказал о систематических сексуальных домогательствах, которые он, его брат и многие друзья терпели в детстве. Что еще? Одолжения в сделках с недвижимостью между Игнасио Ортегой, Вегой и русскими. Ортега устанавливал кондиционеры в поместье Монтеса. Инспектор Рамирес поймал поджигателей поместья. Мы надеемся получить от них более надежные свидетельства против Ортеги. Это позволит нам задержать его по обвинению в организации поджога. А вот выдвинуть следующие обвинения будет сложнее.

– Мало надежды на обвинение в развратных действиях в отношении сына, потому что он наркоман. Это, конечно, неправильно, но мне так кажется.

– Он все равно сказал, что не станет давать показаний против отца.

– А Себастьян Ортега осужден за серьезное преступление.

– Которое, как мы надеемся доказать, он не совершал, но в деле Ортеги это нам не поможет. Как всегда, не хватает времени.

– Ну хорошо, – сказал Элвира, откидываясь на спинку кресла, усталый и раздраженный. – Узнайте, есть ли связь между Игнасио Ортегой и поджигателями. Если есть, мы продумаем следующий шаг. И еще, нет необходимости напоминать вам, что все это нельзя обсуждать с Вирхилио Гусманом.

28

Вторник, 30 июля 2002 года

За столом в общем кабинете, заложив ноги за ножки стула, сидела Кристина Феррера и разглядывала отпечатки фотографий Марти Крагмэна у реки. Она перевернула два листа формата А-4, чтобы Фалькон их рассмотрел.

На первой Марти в левой части кадра сидел у реки на скамейке – снимали не его. Человек, сидящий рядом с ним, был не знаком ни Марти, ни Фалькону.

– Второй снимок – увеличенный задний план большой фотографии, – сказала Феррера.

На этом снимке Марти Крагмэн сидел на скамейке вполоборота и разговаривал с человеком, в котором Фалькон сразу же узнал Марка Флауэрса.

– Они хранились в компьютере? – спросил Фалькон. – Негативов нет?

Она протянула лазерный диск в коробке.

– Маделайн использовала две камеры. Что-то, по ее мнению интересное, снимала на пленку. А если просто щелкала людей, пользовалась обычно цифровой камерой. Эти два снимка хранились только на диске и в ее ноутбуке.

– Спасибо, найти их – это был утомительный, тяжелый труд.

– Я знаю, лучше было бы найти негативы, – сказала, оправдываясь, Феррера.

– Этого достаточно, – успокоил ее Фалькон. – В суде они все равно не появятся. Где инспектор Рамирес?

– Внизу, в комнате для допросов, – ответила Феррера. – Очень довольный. Он нашел что-то стоящее в квартире поджигателей.

– Отдай это в лабораторию, – попросил Фалькон, передавая лезвие, найденное в поместье. – На нем осталась щетина. Шансов мало, но пусть они проведут тест и сравнят с ДНК Рафаэля Веги.

– Кстати, ноутбук сеньоры Крагмэн – в комнате для улик, – сказала Феррера. – Но все остальное осталось в доме.

– А ключи?

Она подтолкнула связку через стол к Фалькону.

– Вот еще что, – вспомнил Фалькон и отдал ей бумажку с текстом, написанным кириллицей. – Помнишь русскую переводчицу, которая помогала нам с Надей Кузьмичевой? Попроси ее перевести к завтрашнему дню.

Рамирес сидел в четвертой комнате для допросов, упираясь локтями в колени, свесив голову. Из-под пальцев правой руки поднимался дым. Когда Фалькон вошел в комнату, он не пошевелился. Рамирес не двигался, пока Фалькон не тронул его за плечо. Рамирес выпрямился медленно, как будто ему было больно.

– Хосе Луис, в чем дело?

– Я смотрел кассету.

– Какую кассету?

– Я изменил мнение о поджигателях. Они чертовы идиоты, tontos perdidos.[32]32
  Конченые придурки (исп.).


[Закрыть] Они поехали туда, задумав славно поживиться, и прежде чем поджечь поместье, украли телевизор и видеомагнитофон. А в магнитофоне…

– …была кассета, – продолжил Фалькон, оживившись.

– Это была конечно же детская порнография. Вот только я не ожидал узнать одного из участников.

– Не Монтес?

– Нет, слава богу, нет. Это было бы слишком ужасно. Парень из нашего района. Помнишь, я рассказывал, что у него хорошо пошли дела, но ему все было мало? Он приезжал и рассказывал нам, каким стал богатым и важным… все уши прожужжал. Он тот подонок на кассете.

– Значит, на кассете запись происходившего в поместье?

– Полагаю, да, но я смотрел не больше минуты. Меня затошнило.

– Элвира должен об этом узнать, – сказал Фалькон. – У нас есть возможность сделать копию, прежде чем отправлять ее наверх?

Рамирес бросил на него долгий тяжелый взгляд.

– Не говори того, что, мне кажется, ты хочешь сказать, – попросил он.

– Элвира на нашей стороне.

– Ну конечно, – сказал Рамирес. – До тех пор, пока кто-то не наступит ему на яйца.

– Поэтому нам нужна копия. Они всегда наступают, – сказал Фалькон, – но сейчас они пока в бальных туфельках.

– Подожди, – сказал Рамирес. – Когда они услышат про кассету, особенно если на ней есть кто-нибудь важный, то мигом явятся сюда в армейских ботинках. – Рамирес топнул ногой об пол комнаты для допросов.

– Кто знает, что кассета у тебя?

– Никто. Телевизор и магнитофон валялись у двери в квартире поджигателей. Я привез их сюда и только тогда додумался проверить, нет ли внутри кассеты.

– Хорошо. Тогда мы скопируем запись, отдадим оригинал и посмотрим, что будет.

– Ты умеешь переписывать кассеты?

– Я знаю, что нужно два магнитофона.

– И здесь мы этого сделать не можем, – заметил Рамирес. – И не можем никого попросить объяснить коротко и внятно. Иначе узнает все управление.

– У тебя дома есть аппарат, у меня тоже, – сказал Фалькон. – Спроси у кого-нибудь из детей, как переписать пленку, и привози магнитофон ко мне. У меня спокойно.

Фалькон подготовил видеосистему, чтобы показать допрашиваемым, что они украли. Рамирес дал ему информацию по машине, запись ее появления на станции техобслуживания, копию записи с камеры наблюдения и шляпу, которую носил один из поджигателей, Карлос Дельгадо.

– У нас есть фотография Игнасио Ортеги, чтобы им показать? – спросил Рамирес.

– Четкой нету, – ответил Фалькон. – Но я уверен, они знают его имя, но побоятся сообщить. Постучи, когда тебе понадобится пленка.

– Посмотрим, кто первый получит признание. Проигравший ставит пиво, – сказал Рамирес.

Привели двоих поджигателей. Рамирес увел Педро Гомеса. Фалькон сел напротив Карлоса Дельгадо и записал на пленку необходимое официальное представление.

– Карлос, что ты делал в субботу вечером и в воскресенье рано утром?

– Спал.

– Где был твой друг Педро?

– Мы живем в одной квартире.

– И в ту ночь он был с тобой?

– Он в соседней комнате, почему бы не спросить его самого?

– С вами был кто-нибудь еще?

Карлос отрицательно покачал головой. Фалькон показал ему фотографию грузовика.

– Твой?

Карлос посмотрел и кивнул.

– Ты пользовался этой машиной в субботу вечером или в воскресенье утром?

– Мы ездили в Кастильо к тетке Педро… в воскресенье утром, около одиннадцати.

– Тебе известно, кто ездил на твоей машине в субботу вечером и в воскресенье утром?

– Нет.

– Это твоя шляпа?

– Да, – буркнул Карлос и сразу же спросил: – А в чем дело-то? Спрашиваете про машину… про шляпу. За каким чертом все это нужно?

– Мы расследуем очень серьезное сексуальное преступление.

– Сексуальное? Мы не совершали сексуальных преступлений.

Фалькон попросил его подойти к телевизору и включил запись с камер на станции. На экране появились серые кадры: подъезжает грузовик, выходит Карлос, наполняет канистры и собирается расплатиться в магазине. Хавьер остановил кадр.

– Номер этого грузовика тот же, что на фотографии, ты сказал, что он твой.

– Мы не виноваты в сексуальном преступлении.

– Но грузовик твой?

– Да.

– И человек, который платит за бензин, – ты.

– Да, но я не…

– Хорошо. Это все, что я хотел знать.

– Что за преступление? – спросил Карлос. – Кто-то изнасиловал девицу в магазине?

– Что вы сделали после того, как наполнили канистры?

– Поехали домой.

– Сразу?

– Да. Мы покупали бензин для тетки Педро.

– Но вы уже были на этой станции раньше и на некоторых других, на каждой наполняя по две канистры. А другие наполняли на заправках по дороге до поворота на Арасену. Что вы там делали?

Молчание.

– Зачем вы ехали до самого Альмонастер-ла-Реаль со всем этим бензином в грузовике?

– Мы не ехали.

– Не ехали, – повторил Фалькон. – Знаешь, Карлос, поджог – это серьезное преступление, но нас сейчас интересует не только это. Что мы хотим, так это засадить тебя надолго за преступление на сексуальной почве.

– Не совершал я никакого…

– Когда вас задержали, инспектор Рамирес обыскал квартиру и нашел телевизор и видеомагнитофон.

– Это не наши.

– Почему они оказались в вашей квартире с вашими отпечатками пальцев?

– Это не наше барахло.

– Подойди ко мне.

– Не хочу я к вам идти.

– Мы просто посмотрим телевизор.

– Нет.

Фалькон придвинул телевизор. Он вытащил запись с камер наблюдения и вставил другую кассету. Прибавил звук и нажал на кнопку воспроизведения. Крик из динамиков даже его заставил подскочить. Карлос Дельгадо отбросил стул, замахал руками на экран, а потом вцепился в свои густые кудрявые волосы, словно искал поддержки.

– Нет, нет, нет! Хватит! Мы тут ни при чем! – закричал он.

– Это было у вас.

Фалькон остановил кассету. Карлоса трясло. Они снова сели.

– Насилие над детьми – очень серьезное преступление, – сказал Фалькон. – Люди, осужденные за такие преступления, надолго садятся в тюрьму и ведут там жалкую жизнь. Большинство предпочитает семь – десять лет заключения отсидеть в одиночной камере.

– Мы украли телевизор и видеомагнитофон, – признался Карлос.

– Где?

Карлос все рассказал. Им вручили полторы тысячи евро, деньги на бензин, дали указания и ключи от дома. Они подожгли все, как просили, и, выходя, кое-что прихватили с собой. Вот и все. Они не представляли, что там. Просто хотели выручить за технику еще немного наличных. Фалькон кивнул, поощряя его облегчить душу:

– Кто заплатил вам за это пятнадцать сотен евро?

– Я не знаю имени.

– Откуда вы его знаете? Откуда он вас знает? – продолжал Фалькон. – Человека с улицы не попросишь сжечь дом. Это ведь не шутки, правда? Доверяют только тем, кого знают.

Молчание, Карлос с усилием сглотнул.

– Ты боишься этого человека? – спросил Фалькон.

Карлос покачал головой.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать три.

– Ты севилец. Больше нигде никогда не жил?

– Нет.

– Друзья детства остались?

– Педро. Только один Педро.

– Вы ровесники?

Он кивнул, не в силах представить, к чему все идет.

– Когда в последний раз ты видел старого друга детства Сальвадора Ортегу?

Карлос замер. Он сидел, моргая и ничего не понимая.

– Я не знаю никакого Сальвадора Ортегу, – сказал он.

– Человека, который дал тебе полторы тысячи евро за поджог, звали Игнасио Ортега?

Карлос помотал головой. Фалькон смотрел ему в глаза и понимал, что тот никогда прежде не слышал этого имени, оно не вызвало никакого отклика.

– Назови мне имя человека, который заплатил тебе. Говори, пожалуйста, внятно.

– Альберто Монтес.

Фалькон вышел из комнаты и постучал в дверь Рамиреса. Он прислонился к стене коридора, чувствуя дурноту.

– Уже расколол? – спросил Рамирес, закрывая дверь.

– Нужного результата я все равно не получил, – сказал Фалькон. – Нужно было все как следует продумать. Я слишком доверял своему дурацкому чутью. Он только что назвал Альберто Монтеса.

– Joder, – выдохнул Рамирес, ударяя кулаком в стену.

– Теперь все встает на свои места, – продолжил Фалькон. – Именно так поступил бы Монтес. Он запаниковал, или отвращение к себе в конце концов взяло верх, или и то и другое. Он просто хотел избавиться от проблемы. Сжечь дом. Вот только… загорелся весь лес, тысячи гектаров уничтожены. И опять он виноват. Вот почему Монтес прыгнул. Когда я встретил Игнасио Ортегу, то понял, что он маленький хитрый ублюдок. Я просто не подумал – у него другой уровень. На нас давят, потому что Ортега приказал им надавить. Зачем сжигать дом? Ортега отправился прямиком к верхушке своей клиентуры и велел остановить нас или расхлебывать последствия.

Карлоса и Пабло отправили наверх в камеры, не заставив подписывать протоколы. Фалькон взял с собой кассету с признанием Карлоса, захватил из комнаты для улик ноутбук Мэдди Крагмэн и отправился домой. Через некоторое время пришел Рамирес, они переписали кассету. Страшное зрелище было сделано скрытой камерой, спрятанной в стене комнаты. На пленке было только четыре клиента. Бизнесмен из района Рамиреса, знаменитый адвокат, телеведущий и неизвестный.

– Вот как русские добиваются своего – шантаж, – сказал Рамирес, когда они все убирали. – А эти-то! Зачем им это нужно? Я не умник-юрист, не бизнесмен, я не могу представить сексуальное наслаждение, которое заставило бы меня подвергаться такому риску.

– Дело не в сексе, – сказал Фалькон. – Здесь главное – боль. Боль, причиненная тебе, или боль, которую ты причиняешь другим. Секс не имеет отношения к происходящему на пленке.

– Да какая разница! – огрызнулся Рамирес, наливая еще по кружке пива. – Ну вот, мы переписали кассету. И что теперь? Это ничего не даст. Как только станет известно, что поджигателям заплатил Монтес, мы окажемся в заднице. Нам придется заткнуться, или нас будут пользовать клизмой, утыканной гвоздями.

– Элвира прочел мне лекцию о том, что не стоит увлекаться погоней за справедливостью в этом деле, – в тон ему сказал Фалькон. – Власть защищают влиятельные люди, которые не прочь сохранить свое положение, и они-то позаботятся, чтобы я не достиг желаемого. Когда видишь этот ужас на пленке, этот дом в лесу, начинаешь осознавать мощь коррупции, которая все это позволяет и прикрывает, то хочется пройтись поганой метлой, вычистить все и начать заново. Но это невозможно. Я понял, что слишком наивен для работы со столь высокопоставленными клиентами.

– Тебе известно, кто попадет под раздачу, если ты примешься все вычищать, – сказал Рамирес, хлопая себя по груди. – Мое прошлое не сахар. Думаю, священник, которому я исповедовался, постарел лет на десять, пока дослушал.

– Хосе Луис, о чем ты говоришь? Несколько одолжений от проституток?

– В такой ситуации никто легко не отделается, – пожал Рамирес плечами.

– Ты с ними не в одной команде.

– А знаешь, что это за люди? – спросил Рамирес; пиво попало в его пустой желудок и закружило голову. – Этот урод из нашего района – он успешный, богатый, у него здесь пара домов, еще несколько на побережье, яхта, катер, машин больше, чем штанов, и он все равно хочет еще. Понимаешь, ты не съешь больше лобстеров, чем влезет, не выпьешь больше шампанского, чем сможешь, не трахнешь больше платных красоток, чем осилишь… И что дальше?

– Радость запретного плода, – объяснил Фалькон. – Значит, я ошибся, и главное для них не в боли. Может быть, дело во власти. Власти творить такое безнаказанно.

– Я лучше пойду. Ни до чего хорошего мы не договоримся, – сказал Рамирес. – Но вот еще что, стоит им узнать дерьмовую правду о Монтесе, и они постараются, чтобы мы остаток жизни прожили в страхе.

– Ты видел фотографии Марти Крагмэна, которые нашла Феррера?

– Я не узнал парня, с которым он говорит.

– Его зовут Марк Флауэрс, – сказал Фалькон. – Офицер из американского консульства.

– Ха! Не такой уж безумный этот Крагмэн.

– Для этого, возможно, существует другое правдоподобное объяснение.

– Ага, они были любовниками, – поднял в прощании руку Рамирес. – Спокойной ночи.

Отчаянно желая услышать хоть какие-нибудь хорошие новости, Фалькон позвонил Алисии Агуадо и обрадовался, застав ее в приподнятом настроении после встречи с Себастьяном Ортегой. Первый шаг сделан. Юноша рассказал о сексуальном насилии, которое он долгое время терпел от Игнасио Ортеги. Несмотря на ужас, через который он прошел, Алисия радовалась достижению – процесс излечения начался. Хотел бы Фалькон тоже получать удовольствие от своей работы, вместо того чтобы проводить ночи, подобные нынешней. Работа представлялась ему отчаянной попыткой залепить кусочком пластыря язву размером с тыкву на теле общества. Он пожелал Алисии удачи и повесил трубку.

Кассету Фалькон спрятал за двумя запертыми дверями в старой студии Франсиско. Вернулся в кабинет, убедился, что не забыл ключи от дома Крагмэнов, ноутбук, снимок Марка Флауэрса и заряженный револьвер. Он приехал в Санта-Клару, остановился на подъездной дорожке к дому Консуэло. Зашел объяснить, почему работает ночью, а она настояла, чтобы он поел. Консуэло была сама не своя: вялая, тихая, рассеянная, даже подавленная.

Сказала, что скучает по детям и волнуется за них, несмотря на опеку полиции, но Фалькону показалось, что ее заботит что-то еще. В половине одиннадцатого Фалькон направился в дом Крагмэнов, поднялся по лестнице и положил ноутбук Мэдди Крагмэн обратно в кабинет. Пошел в спальню, отключил мобильный, лег и даже задремал.

В два часа ночи Фалькон открыл глаза, услышав внизу резкий щелчок. Он ждал и вслушивался в бесшумную работу хорошего вора. Через несколько минут в коридоре за дверью спальни показался свет фонаря. Первоклассный, методичный вор, не шумная дешевка, способная нагадить на пол. Свет переместился в кабинет Мэдди Крагмэн. Раздался звук, напоминавший открываемую нейлоновую молнию, – вор включил ноутбук.

Когда работает хороший вор, даже дыхание кажется громким. Но, ожидая, пока загрузится ноутбук, человек с фонарем занялся просмотром напечатанных фотографий. Фалькон воспользовался этим, чтобы встать с кровати, подождать, пока к правой руке вернется чувствительность, взять револьвер и пойти по коридору в направлении света, мелькающего в комнате.

– Ты не это ищешь? – спросил он, вытягивая руку с револьвером.

Вор оторвал взгляд от ноутбука, в свете экрана Фалькон разглядел его удивление и замешательство, но он со скучающим видом сел на рабочий стул Мэдди и заложил руки за коротко стриженную голову.

– Ты меня не интересуешь, – сказал Фалькон. – Меня интересует, что ты делаешь, когда находишь то, что ему нужно.

– Звоню ему, и мы встречаемся у реки.

– Звони и скажи, что тебе повезло, – приказал Фалькон. – Двигайся медленно.

Вор позвонил, на это ушло несколько секунд, он сказал только одно слово: «Цыган». Они спустились к машине Фалькона, и вор сел за руль. Остановились на бульваре Христофора Колумба, спустились на несколько ступеней к дорожке вдоль реки и ждали, стоя в темноте. Через несколько минут на дорожке раздались шаги. Человек стоял, оглядываясь по сторонам. Фалькон вышел к нему из тени.

– Вы не это ищете, мистер Флауэрс? – спросил Фалькон, протягивая отпечаток и светя на него фонариком.

Флауэрс кивнул, рассматривая снимок.

– Думаю, нам стоит присесть, – сказал он. Вор побежал вверх по ступеням. Флауэрс вернул снимок и вытащил носовой платок.

– Простите, что недооценил вас, инспектор, – извинился он, вытирая лицо и брови. – Я приехал из Мадрида десять месяцев назад. У мадридцев довольно устаревшее представление об интеллекте севильцев. Мне не следовало действовать так грубо.

– Уже десять месяцев?

– С прошлого сентября мы гораздо живее интересуемся нашими латиноамериканскими друзьями и способами их появления в Европе.

– Ну конечно, – сказал Фалькон. – И как сюда вписывается Марти Крагмэн?

– Никак, – ответил Флауэрс. – Дело Веги было побочным, хотя мы переполошились, услышав о «предсмертной записке», но потом поняли, откуда она взялась.

– И откуда?

– Это было нацарапано на стене одной из камер на вилле Гримальди, пыточном центре в Сантьяго-де-Чили американцем Тоддом Кравицем, которого держали там месяц в семьдесят четвертом, пока он не «исчез», – сказал Флауэрс. – Полный текст: «Мы будем растворены в воздухе, которым вы дышите с одиннадцатого сентября и до скончания времен». Достаточно поэтично, чтобы засесть в голове Веги, а тридцать лет спустя начать преследовать его.

– Он говорил врачу, что ходит во сне, – сказал Фалькон. – Но не жаловался, что пишет в беспамятстве.

– Подсознательное проявление вины.

– Поговорим о Марти Крагмэне, – настойчиво гнул свое Фалькон. – Почему бы не начать с того, что он делал и для кого?

– Это обсуждать не совсем удобно.

– Мистер Флауэрс, здесь не Америка. На мне микрофонов нет. Меня как старшего инспектора группы расследования убийств интересует одно: кто убил Рафаэля Вегу и почему.

– Я должен принять меры предосторожности, – предупредил Флауэрс.

Фалькон встал. Флауэрс умело его обыскал, тут же нашел пистолет. Они снова сели.

– Дело Веги не было тайной правительственной операцией, – начал Флауэрс. – Это касалось только агентства – ЦРУ. Попытка обрубить концы.

– При этом ФБР и ЦРУ сотрудничали так тесно, что Крагмэну позволили уйти от ответственности за убийство Резы Сангари.

– ФБР могло довести дело до конца, только если бы Марти во всем признался. Я вам говорил про его поездки в Чили в семидесятых. Только не упомянул, что чилийские власти его в итоге схватили и он провел три недели в «Лондон клиник». Это еще один пыточный центр на улице Алмиранте Барросо. За три недели издевательств он никого не выдал. Марти не повторил судьбу Тодда Кравица только потому, что все происходило позже и правозащитники к тому времени стали гораздо активнее. Этот парень не сломался бы на каком-то допросе ФБР.

– И вы решили, что в самый раз получать от него информацию на того, кто был видным членом того режима? – спросил Фалькон.

– Большинство европейцев считают, что ирония не присуща американцам, инспектор.

– Вы поэтому не рассказали ему о том, кем Рафаэль был на самом деле?

– Это одна из причин, – сказал Флауэрс. – Но если хочешь получать информацию о психическом состоянии человека, лучше не искажать восприятие историей.

– Чем было так важно психическое состояние Веги?

– Мы потеряли его след в тысяча девятьсот восемьдесят втором, когда он скрылся от программы защиты свидетелей.

– Так он на самом деле свидетельствовал в деле о наркоторговле?

– Ну, это не вся правда. Он владел опасной информацией об офицерах армии США и сотрудниках агентства, которые участвовали в обмене наркотиков на оружие в конце семидесятых и начале восьмидесятых. Так что мы заключили сделку. Он выступит свидетелем на показательном процессе, а мы выплатим ему пятьдесят тысяч долларов и устроим новую жизнь. Он согласился, взял деньги и исчез. Мы нигде не могли его найти.

– Но вы знали про его жену и дочь?

– Да. Это все, что мы могли сделать: присматривать за ними и надеяться, что он объявится. Вега был осторожен. Не приехал на свадьбу дочери, чего все ожидали, и мы решили, что он мертв. Мы прекратили наблюдение, но прислали человека на похороны его жены.

– Когда это было?

– Не так давно, года три назад, точно не помню. Там мы с ним встретились. Он наконец решил, что опасности нет, – ответил Флауэрс. – Мы выяснили, как он живет, узнали, что он успешный бизнесмен, и решили, что нам не о чем волноваться, пока примерно полтора года назад не обнаружили его связь с русской мафией.

– Вы думали, что он занялся торговлей оружием?

– Мы подумали, что к Рафаэлю Веге стоит присмотреться повнимательнее, – ответил Флауэрс. – Но я вам соврал. Он проходил у нас подготовку. Знал наши методы, тип людей, работающих в агентстве. Так что мы искали другие варианты, и здесь в игру вступило ФБР. Марти Крагмэн был для нас идеальной кандидатурой, за исключением его семейной нестабильности.

– Знаете, сеньор Флауэрс, что мне сейчас кажется? – сказал Фалькон. – Что вы вываливаете любую информацию, чтобы я от вас отстал. То вы говорите про «обрубание концов», тут же про доклады о психическом состоянии… О каких «концах» вы на самом деле беспокоились?

– Мы предположили, что он снова на кого-то работает. К этой профессии привыкаешь, инспектор. Мы узнали, что он купил паспорт на имя Эмилио Круса и получил марокканскую визу.

– Я решил, что это путь к бегству.

– От чего ему было бежать?

– Может быть, от вас, сеньор Флауэрс?

– Паспорт Эмилио Круса был у него до того, как мы поселили рядом Марти, прежде, чем выявили связь с русской мафией.

– Ответьте на вопрос: почему он сбежал от программы защиты свидетелей?

– Да у них жизни никакой нет, – сказал Флауэрс. – Я бы тоже сбежал.

– У него были веские причины полагать, что семья дочери погибла в подстроенной автокатастрофе? – допытывался Фалькон.

– Прошло двадцать лет после его побега, но один из печальных побочных эффектов профессии – ты ничего не принимаешь как есть, во всем ищешь подвох, заговор. Помилуйте, инспектор, люди каждый день погибают в автомобильных авариях.

– А вы узнали, каким образом он связан с русской мафией?

– Он позволял русским отмывать деньги через свои стройки, а они потакали его педофильским наклонностям. Насколько я понял, ему нравилось смотреть. El Salido, помните?

– Тогда какое задание было у Марти, если вы все это уже знали?

Молчание. Флауэрс глубоко вздохнул.

– Когда вы сказали ему, что Рафаэль Вега на самом деле Мигель Веласко? – спросил Фалькон.