Текст книги "Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)"

Автор книги: Роберт Бартлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Широкомасштабное перемещение людских масс, заселение и освоение новых территорий, имевшее место в Высокое Средневековье, как раз и основывалось на этом принципе набора рабочей силы, а не на закрепощении или захвате в плен. Вольные поселения, создававшиеся специально с целью привлечения новых поселенцев, встречались повсеместно, в первую очередь в тех областях Европы, которые, наподобие Пиренейского полуострова и земель полабских славян, были в тот период открыты для широкомасштабной иммиграции. Суть взаимного компромисса очень просто сформулирована в германском кодексе законов XIII века под названием «Саксонское Зерцало» (Sachsenspiegel): «Когда крестьяне основывают новую деревню путем расчистки леса, барин может дать им наследное право держания, даже если от рождения они таковым не обладали»42. То есть крестьяне изменяют свой статус и становятся наследственными держателями. Господин жалует им этот новый и более благоприятный статус в обмен на обработку земли и освое-

5. Вольное поселение

135

ние территории. Феодал получает доход, а крестьяне – средства к существованию и статус. (Момент подобного взаимовыгодного обмена показан на ил 6.)

Продуманная хозяйственная деятельность господина играла исключительно важную роль для освоения новой территории. Например, документы, из которых мы черпаем информацию о неуклонном расширении пахотных земель и появлении колоний земледельцев к востоку от Эльбы, приводят, пусть и в форме риторических стереотипов, те мотивы, которыми руководствовались феодалы в этой политике. Ключевыми словами в текстах этих источников являются: «полезность» или «выгодность» (utuitas), «улучшение» (те-Uoratio), «реформирование» (reformatio). Эта лексика связана с активным преобразованием, и ее звучание еще более усиливается пафосом упорства и заинтересованности. Господин, как правило, «желает» этого улучшения; он «учитывает» то «состояние» или «положение», в коем находится его церковь или владение. Когда в 1266 году герцог Польский Болеслав основал в своих владениях новое поселение, он сделал это «из стремления к усовершенствованию и реформированию нашей земли надлежащим образом»43. В целом эта риторика производит впечатление осторожной, но исполненной энтузиазма политики экономического развития.

Землевладельцы Высокого Средневековья, как церковные, так и светские, отлично сознавали важность извлекаемых со своих владений доходов. За период между 1050 и 1300 годами появились новые формы бухгалтерского учета как в сеньориальных, так и княжеских владениях. Появились такие понятия, как бюджет и финансовое обследование. Одним из самых ранних и поразительных обследований такого рода является Книга Страшного суда, одной из целей которой было установить, «можно ли получить с этой земли больше, чем получают сейчас»44. К концу XII века английские короли проводили ежегодные «аудиторские проверки» – ревизии, результаты которых хранились в центральных архивах. Не отставали правители Франции и Арагона. От XII—XIII веков до нас дошли материалы обследований феодальных поместий и их «бухгалтерские книги», а в конце этого периода существенно возрастает поток специальной литературы по вопросам управления имением. Эти документы отражают тот же менталитет, который в более житейской форме нашел отображение в австрийской поэме XIII века, где описывается дискуссия между сельскими рыцарями по вопросу достижения более высоких надоев молока4^. Вполне возможно, что денежный доход в сознании светских и церковных феодалов всегда был не столько целью, сколько одним из средств достижения успеха, славы или спасения, но именно в этот период они все более пристальное внимание обращают на эти средства. «Мы жаловали поселенцам для освоения и возделывания болотистый участок, разумея, что лучше и выгоднее поселить там колонистов и получать плоды их трудов, нежели оставить эту землю невозделанной и

136

Роберт Бартлетт. Становление Европы

практически бесполезной», – объявляет один землевладелец XII века46. Те же самые господа, что проницательным взором всматривались в лесные угодья, пустоши и холмы в поисках удачного места для строительства себе нового замка (о чем шла речь в Главе 3), обращали внимание на болота и леса, служившие прежде лишь источником рыбы, дров и дичи, и мысленно представляли на их месте колосящиеся поля, полные крестьян, от которых поступает рента.

Примером активного и восприимчивого ко всему новому господина, поощрявшего колонизацию XII века, может служить Викман, архиепископ Магдебургский (1152—1192)47. Он был выходец из знатного саксонского рода, находился в родственных отношениях с маркграфами Веттинскими по линии матери и своим продвижением был обязан германскому императору Фридриху Барбароссе. Власть и могущество, как врожденные, так и благоприобретенные, он употребил на развитие хозяйственных ресурсов своей епархии. Еще до получения им архиепископского престола в Магдебурге, будучи епископом Наумбургским, он вел торговые дела с поселенцами из Нидерландов («неким народом из земли, называемой Голландией»), которых пригласил еще его предшественник. Эти поселенцы (давшие свое имя Флеммингену неподалеку от Наумбурга) имели определенные экономические и правовые льготы, включая право избирать орган самоуправления или сельского старосту (Schulze), а взамен платили денежную ренту епископу. Став архиепископом, Викман проводил осознанную политику планомерного заселения пустующих земель с использованием так называемых локаторов (locatores). Эта должность (или профессия) была одной из ключевых в деле колонизации Восточной Европы. Локатор был предприниматель, выполнявший роль посредника между феодалом, желавшим освоения своих земель, и новыми поселенцами. Локатор отвечал за практический механизм заселения, в частности, за привлечение колонистов и распределение земли, а взамен получал солидное имение в границах нового поселения с правом наследования. Так, например, когда в 1159 году Викман выделил локатору Герберту деревню под названием Пехау на юго-восток от Магдебурга, с тем чтобы тот «заселил ее и сделал доходной», то соглашением предусматривалось, что локатор получит в качестве вознаграждения шесть мансов земли, право исполнять обязанности сельского старосты и третью часть всех доходов от судопроизводства, таких, как штрафы и конфискации. Причем все эти привилегии могли передаваться по наследству. Что касается поощрения поселенцев, то жители Пехау получали привилегированный закон Бурга (город в окрестностях Магдебурга), освобождались от строительных работ в замках на первые десять лет после поселения.

Такие новые поселения появлялись не на пустом правовом пространстве. Прежде чем передать деревню Поппендорф к востоку от Магдебурга локаторам Вернеру из Падерборна и Готфриду, Викма-ну сначала пришлось сначала выкупить землю у всех, кто мог на

5. Вольное поселение

137

нее претендовать по праву феодала. Ясно, что он считал это выгодной формой капиталовложения и предвидел то время, когда

«Здесь поселят новых колонистов, и те осушат болотистые луга, которые ныне не пригодны ни для чего, кроме как для выгона скота и сенокоса, распашут их, засеют и сделают плодородными, после чего станут платить с пахоты ежегодную ренту в установленные сроки в казну архиепископа».

Рента должна была составлять два шиллинга с манса, плюс два бушеля пшеницы и два бушеля ячменя, не считая полной церковной десятины. Опустошение карманов Викмана, произошедшее в связи с окончательным приобретением этого участка, должно было компенсироваться в будущем не ограниченными по времени гарантированными поступлениями в серебре и зерне.

Викман не только поощрял расселение колонистов и приносящее ренту сельскохозяйственное освоение земли в границах своего диоцеза, но и предпринял дальнейшее наступление на восток, в земли язычников – западных славян, которое осталось вписано в историю середины XII века. В последнем походе на Бранденбург в 1157 году он выступал в союзе с Альбрехтом Медведем. В 1159 году он освободил фламандских поселенцев Гроссвустеритца-на-Гавеле от работ на строительстве замка с небольшим уточнением: «пока они не воздвигнут вал для своей зашиты от окрестных язычников». В какой-то момент, по-видимому, во время крестового похода против славян 1147 года, он захватил земли Ютербога за Эльбой и развернул там целую программу развития городского и сельского поселения. В 1174 году он даровал поселенцам те же права и свободы, какие существовали в самом городе Магдебурге. Поступая таким образом, он преследовал цель «сделать так, чтобы усердие и добрая воля, кои мы питаем в отношении нового строительства в провинции Ютербог (ad edificandam provinciam lutterbogk), могли реализоваться более плодотворно и свободно». Он провозгласил свободу торговли между новой провинцией и старым центром архиепархии и планировал превратить город Ютербог в :< начало и голову всей провинции». Экономическое развитие и христианская вера шли бок о бок:

«С Божией помощью и собственными усилиями нам удалось добиться того, что в провинции Югербог, где прежде бытовали языческие обряды и откуда то и дело совершались набеги на христиан, ныне процветает вера Христова, защита ее надежна и прочна, и во многих местах совершается служба во имя Господа нашего. Вот почему наша любовь к народу христианскому побуждает нас бороться за безопасность и процветание всех, кто переселился в эту провинцию или кто желает прийти сюда с не меньшим рвением к нашему удовлетворению, чем к своему благоденствию»48.

Выражение «во имя Господа и прибыли» традиционно ассоциируется с хитрыми и набожными итальянскими купцами эпохи Воз-

138

Роберт Бартлетт. Становление Европы

рождения, но и в отношении отдельных феодалов XII века оно также вполне уместно.

Викман Магдебургский сумел из разнообразных элементов прежнего опыта поселений и колонизации создать новое и продуктивное целое. Он прекрасно понимал значение отношений с сельскими общинами и знал цену законодательных привилегий: ему принадлежит первая письменная версия Магдебургского права, которой предстояло сыграть необычайно важную роль в истории Центральной и Восточной Европы. Викман санкционировал первые гильдии в Магдебурге. Он неизменно опирался на локаторов и заключал с ними детальные письменные соглашения. Викман поощрял иммиграцию из Нидерландов, в Югербоге сумел увидеть перспективы развития в масштабе целого региона. Именно участие таких выскопоставленных прелатов способствовало стремительному и успешному крестьянскому заселению и освоению новых территорий, и главным принципом, на который они опирались, было создание вольного поселения, «свободного от любых податей или сервильных повинностей »49.

ПОНЯТИЕ СВОБОДЫ

В новых краях переселенцам, для успешного освоения новых земель и создания новых поселений, необходимы были особые условия и привилегии, которые способствовали бы привлечению людей и давали им возможность встать на ноги. Требовалась некая компенсация за долгое и трудное путешествие, за разлучение семьи и лишение прежних привязанностей, а возможно, и какой-то части имущества, Новые условия и положение, которые обещались им на новом месте, должны были быть настолько заманчивыми, чтобы подвигнуть их на разрыв старых связей, которые обычно и удерживают человека в родных местах. Первые годы на новой родине для переселенцев оказывались трудными и опасными, особенно если поселения действительно создавались с нуля и пашню приходилось отвоевывать у леса или болота. От землевладельцев требовались поначалу некоторые уступки в правах и доходах в интересах жизнеспособности нового поселения и его будущей прибыльности.

В первые годы обычным делом было снижение ренты и десятины, а порой поселенцы освобождались от них вовсе. Продолжительность и размеры льгот, которыми пользовались переселенцы, могли быть различны. Когда Герман Балк, ландмайстер Тевтонских рыцарей в Пруссии, в 1233 году занимался организацией заселения принадлежавших ордену земель в Силезии, он определил ренту в размере чегъерти (12,7 кг) серебра от каждого надела из двух малых мансов, в дополнение к полной десятине; однако оговаривал: «на десять последующих лет, в качестве особой льготы, я освободил их от уплаты десятины и ренты, за исключением той земли, что уже пригодна для обработки; с этой земли десятину подлежит упла-

5. Вольное поселение

139

чивать с первого же года освоения»50. Из данного документа совершенно ясно, с какой именно целью давались эти освобождения новым поселенцам – чтобы они могли расчистить землю под пашню. Еще более явственно это видно из грамоты XII века, которой была оформлена передача поселенцам земли на запад от Эльбы. В ней епископ Гильдесгаймский объявлял:

«Они согласились на следующие условия расчистки земли под пашню. Тот, кто свалит деревья, выкорчует пни и сделает землю пригодной для обработки, не будет платить ни десятину, ни ренту, пока обрабатывает пашню мотыгой. После того, как земля станет более пригодной для обработки плугом и плодородной, он освобождается от ренты еще на семь лет. На седьмой же год он будет платить 2 пенса, а на восьмой – 4 пенса, на девятый – восемь, а на десятый – целый шиллинг, после чего это станет для него ежегодной ставкой ренты»51.

Мы видим здесь прогрессивную схему обложения, рассчитанную частично исходя из реального качества земельного участка, а частично – из продолжительности освоения. Существенным представляется разграничение между обработкой земли мотыгой и плугом. Мотыга была необходимым инструментом для обработки недавно расчищенных участков пашни, где корни, камни и другие препятствия делали применение плуга нецелесообразным.

Продолжительность таких освобождений тоже была неодинакова и зависела от того, какого размера надел предполагалось со временем предоставить тому или иному крестьянину. Так, когда в 1257 году граф Конрад Силезский распорядился в отношении заселения деревни Зедлиц, было оговорено, что те участки, которые уже расчищены или заняты лишь кустарником, будут нарезаны на фламандские мансы, а поросшие лесом – на франкские52. Это было вполне резонно, поскольку надел фламандского типа составлялся из нескольких разных участков, тогда как франкский представлял собой сплошную полосу земли. Расчистить же лес за один сезон было нереально, следовательно поэтапное увеличение франкского надела, создававшее так называемый ландшафт вальдхуфена (Waldhufen), становился в тех условиях практичным и адекватным способом систематического отвоевывания пашни у леса. С другой стороны, открытые участки могли вводиться в оборот сразу и по общему плану, как предусматривал надел фламандского типа. Оставалась еще разница в размерах. Фламандский манс имел площадь около сорока акров, а франкский – вдвое меньше. Получается, что предусмотренная в Зедлице практика освобождения фламандских мансов от податей на пять лет, а франкских – на десягь была обусловлена и размерами самого надела, и пригодностью участка для обработки, то есть тем, насколько сложно или легко было очистить его от леса. Другой силезский документ, относящийся к концу XIII века, предусматривает освобождение от податей для участков земли, уже пригодных для пахоты, на три года; поросших кустарни-

140

Роберт Бартлетт. Становление Европы

5. Вольное поселение

141

ком – на девять, а густым лесом – на шестнадцать53. В 1270 году епископ Оломоуца в Моравии предложил поселенцам в Фритцен-дорфе (Фриковице) двенадцать льготных лет, а тем, чьи наделы были расположены ближе к Старицу (Старичу) – шестнадцать, «поскольку их поля хуже»54.

Сроки освобождения от податей в Силезии XIII века могли варьироваться от одного до двадцати лет55, и, судя по всему, аналогичной была практика и в других регионах. В 1160 году епископ Ге-рунг Майсенский жаловал поселенцам Бухвица десять льготных лет56. Спустя столетие, когда Тевтонские рыцари захотели привлечь эмигрантов из Любека и его окрестностей на поселение в Курляндию, они предложили крестьянам столько земли, сколько те были в силах обработать, и шесть лет без платежей и повинностей57. В 1276 году жители одной деревни в польской Галиции получили тринадцать льготных лет, с тем чтобы «за это время они могли все силы направить на расчистку леса и увеличение пахотных земель»58. Госпитальеры, которые в 1230-х и 1240-х годах предприняли расселение полутора тысяч колонистов в деревнях Новой Кастилии, обычно предоставляли им трехлетнее освобождение от платежей и повинностей5^ Когда Совет Толедо в 1258 году основал сельское поселение Хебенес милях в двадцати на юг от города, его жителям давалось освобождение от уплаты ренты на десять лет60. Такие освобождения могли касаться не только ренты и десятины, но и других обязанностей. Как уже упоминалось, Викман Магдебургский давал десятилетнее освобождение от участия в строительных работах в замках, а в Силезии такие льготы часто касались и большинства видов воинской повинности61. Раймонд Беренгар IV Барселонский пожаловал поселенцам (populatores) в Сан-Эстебан де Луэсия освобождение от воинской повинности (hoste) сроком на семь лет62

Эти первые годы со специальными льготами не означали, что у поселенцев не было никаких обязанностей, В особенности следует сказать о том, что часто они обязывались строить или обрабатывать землю под угрозой лишения надела. В 1185 году Альфонс II Арагонский выделил средства св.Сальвадору Сарагосскому и его прокуратору (управляющему) Доминику на заселение Вальмадрида в долине Эбро с таким условием:

«Повелеваю, чтобы те, кто придет заселить эту землю или у кого есть надел, должны до Рождества построить здесь дома, если же они этого не сделают к означенной дате… Доминик… будет наделен полномочиями отобрать у них надел и передать другому, кто поселится в этой местности и будет строиться»63.

Крестьянам Хебенеса вменялось в обязанность разбить на определенной площади виноградники в течение первых двух лет64. Иногда специально оговаривалось также, что, даже если поселенцам дается свобода распоряжаться землей по своему усмотрению,

отчуждать ее в течение первого года или нескольких первых лет запрещено.

Порядок землепользования в первые годы освоения земли был напрямую продиктован специфическими, но временными обстоятельствами. Эти льготные условия должны были стимулировать освоение земли. Конечно, для колонистов и феодала в том были существенные обоюдные выгоды. Попробуем разобраться, какими мотивами руководствовались переселенцы, когда снимались с насиженных мест и селились в новых краях. Самым очевидным из этих мотивов была земля, которую предлагали лорды. В густонаселенных районах Рейнланда, Фландрии или Англии рост населения медленно, но верно вел к сокращению среднего размера крестьянского надела и сводил на нет перспективу получения такого надела в будущем. Зато в той части Европы, которая лежала восточнее Эльбы, а также в Испании времен Реконкисты свободная земля еще оставалась. Так, в Новой Кастилии стандартным размером надела была так называемая югада (yugctda). Это слово является производным от уида (пара волов) и в принципе обозначает участок поля, который можно обработать парой запряженных волов65. Любому человеку, хоть сколько-нибудь знакомому со средневековой системой обмера земли, понятно, что измеряемые таким образом участки могли сильно разниться в зависимости от конкретных условий. Тем не менее современные испанские историки сходятся в том, что югада в среднем равнялась 80 акрам пашни, и это представляется вполне резонным. Восточнее Эльбы крестьянская ферма площадью 80 акров тоже была весьма распространенным явлением. Стандартной единицей надела там служил манс, либо фламандский – в 40 акров, либо франкский – в 60 акров, но чаще в Бранденбурге, Пруссии и Померании встречались наделы по 2 манса, особенно если речь шла о мансах фламандского типа66. Встречались они и в других областях. Если вспомнить, что в Англии XIII века полные виргаты (25—30 акров) составляли ничтожное меньшинство в целом море мелких наделов (в некоторых областях не более ! процента67) или что на рубеже XIV века свыше третьей части крестьянства в Пикардии имели не более половины акра земли6**, то становится ясно, сколь заманчиво было получить надел земли во вновь обживаемых районах.

Однако колонистам Высокого Средневековья предоставлялась не просто земля, а еще и выгодные условия ее обработки. К востоку от Эльбы надел обычно выделялся на условиях привилегированной ренты. Так, когда рыцарь Герборд Кётенский отдал участок леса севернее Щецина под освоение, он поставил условие, что «все жители, кто здесь поселится и займется обработкой земли, должны будут платить с каждого участка по 1 шиллингу ренты и десятину»ь9 За аналогичный участок в «Лампрехтсдорфе» (Kamjontken/ Liebe) в Пруссии, который Дитрих Штанге отдал под освоение в 1299 году, рента составляла полмарки70. Точно так же и в Силезии

142

Роберт Бартлепип. Становление Европы

5. Вольное поселение

143

обычная ставка ренты и десятины с фламандского манса равнялась половине марки. Эти ставки обложения были намного ниже по сравнению с теми, что платили крестьяне в неколониальных областях Европы. Например, в Бранденбурге суммарные подати в пользу господина, включая десятину и оброк, в конце XIII века составляли в среднем 26 бушелей зерна в год с каждого манса’*. Надел в 40 акров обычно приносил не менее 120 бушелей зерна в год, если засеяно было две трети поля, и полтора бушеля с акра при трехполье. Таким образом, около 1300 бранденбургских крестьян отдавали примерно 20 процентов собранного урожая своему барину. Аналогичной была ситуация и в Силезии, где общий объем податей с каждого манса достигал 20—25 процентов от урожая72. Иначе обстояло дело в Англии, где оброк рассчитывался от среднего валового урожая с каждого манса и составлял «около пятидесяти процентов» – и это помимо десятины и королевских податей73. В Пикардии тех времен положение крестьянина было не намного лучше7”*

Другим примерным критерием для сравнения может служить суммарное количество серебра, которое жители должны были вносить за акр земли. В конце XIII – начале XIV веков английские крестьяне платили от четырех пенсов до одного шиллинга за акр, то есть от одной пятой до половины унции серебра, исходя из тогдашней пробы английского пенса. В Силезии крестьянин в эти же времена платил полмарки с манса в качестве ренты и десятины. Если считать кельнскую марку равной 8 унциям, а надел фламандского типа – приблизительно 40 акрам, то выходит примерно одна десятая часть унции за акр земли. Как бы приблизительны ни были эти подсчеты, а они в самом деле весьма приблизительны, из них ясно, что крестьяне-поселенцы в Остзидлунге несли куда менее тяжкое бремя в сравнении со своими собратьями, обрабатывавшими «старую» землю75 в Англии7^.

В общем и целом, новые поселенцы не облагались трудовыми повинностями (то есть повинностью работать на господской земле), но платили ренту деньгами либо продукцией, в первом случае – фиксированными суммами, во втором – в фиксированном размере либо долей от полученного урожая. В 50-х и 60-х годах XII века архиепископ Толедо давал селянам землю на условиях уплаты ренты в объеме десятой части собранного зерна, шестой части – винограда и несущественной барщинной повинности в количестве трех рабочих дней в году, либо в фиксированном количестве зерна с каждой югады77. В Остзидлунге ссылки на трудовые повинности в отношении новых поселенцев крайне редки™. В Ирландии вольные держатели, преимущественно английские переселенцы, вносили лишь фиксированную денежную ренту, и даже в случае достаточно крупных земельных владений трудовые повинности в их хозяйстве не играли существенной роли. В 1344 году в Клонкине держатели обеспечивали только 16 процентов всех рабочих рук, требовавшихся для уборочной79. Судя по всему, ради поощрения освоения

новых земель и наращивания земельной ренты землевладельцы были готовы идти на уступки своим новым крестьянам в отношении отработок.

Не только непосредственный господин новых поселенцев был заинтересован в их поощрении различными привилегиями исходя из своих долгосрочных интересов. Правители, князья и «хозяева земли» (domini terrae) также рассчитывали и пересчитывали те уступки, на которые можно было пойти, поскольку понимали, что «славу князя составляет число его людей»**0. Когда Хайме Завоеватель Арагонский решил привлечь людей на «заселение Вилановы», он освободил их от длинного перечня обязанностей: «exercitus… cavlcata… peyta либо questa… cena… и прочих королевских налогов»81. Освобождение от пеита (peito) или пакта (pactum), стандартного налога в королевскую казну, либо его низкая ставка были типичны для испанских грамот, касавшихся заселения новых территорий. Колонисты, пришедшие в Артазону (близ Барбастро) в годы правления Альфонса I Арагонского (1104—1134), были полностью освобождены от пеита, наряду с другими льготами8^ Аналогичным образом, одной из существенных составных частей «Тевтонского права», регламентировавшего жизнь поселенцев восточнее Эльбы, было освобождение от целого ряда повинностей в пользу князя:

«Я, Генрих, Милостью Божией герцог Силезии, по просьбе Витосла-ва, аббата монастыря Святой Девы Марии во Вроцлаве, и его братьев, дарую немецкий закон их поселенцам, живущим в Баудише и двух деревнях под названием Кридель, с тем чтобы они были свободны от повинностей, которые возлагаются на поляков по обычаю этой земли и кои называются на местном наречии povoz, prevod и zlad, а также от уплаты податей, таких, как stroza, podvorove, swetopetro, и км подобных»83.

В конце XIII века герцог Пржемысл Краковский подтвердил освобождение «ото всех повинностей, наложенных польским законом, а именно – naraz, povoz, prevod, podvorove, stroza, opoie, ova, vacca, “отметки в замке” (castle citation) и гсех других, как бы они ни назывались»84. «Польский закон», который воспринимается как противоположность «германскому закону», предусматривал, таким образом, разнообразные подати и повинности, одни из которых явно были фиксированы, а другие – нет и исполняемы в форме трудовых повинностей. От этих обязанностей новые поселенцы бььл освобождены. Такое освобождение мог предоставить только князь своей властью, и мы видим из приведенных примеров, что князья и другие феодалы вместе работали над созданием единообразных законов в отношении поселенцев. В конечном итоге колонисты получали еще более существенные льготы в плане сокращения общественных отработок85.

Таким образом, перед поселенцами открывались перспективы двоякого рода – получить солидный земельный надел и иметь воз-

144

Роберт Бартлетт. Становление Европы

можность оставлять для себя более ощутимую часть произведенной продукции. Помимо этого, заманчивыми были и условия наследования. Герборд Кётенский, который, как упоминалось выше, заселил померанские леса крестьянами, обязав их платить по шиллингу с маиса, пообещал также, что «все, что мы даем жителям этой земли, дается по феодальному закону, а значит, по этому закону вся собственность в дальнейшем перейдет к жене, детям и другим близким и дальним родственникам»**. В Силезии поселенцы наделялись «правом наследования», или «феодальным и наследным правом»87. В самом деле, это так называемое «наследное право» (ius hereditar-ium) порой использовалось как эквивалент «германского права» (ius Teutonicum), действовавшего в отношении поселенцев88 Когда Альфонс I Арагонский привез в Арагон на поселение мосарабов {арабоязычных христиан), он обещал им свободу – «вы и ваши сыновья, а также все последующие поколения, равно как и любой, кто придет сюда поселиться вместе с вами, и все, что вы освоите и обработаете, будет ваше»89. Тот же правитель обещал поселенцам Артазоны все их права и свободы – «вам и вашим сыновьям, и всем последующим поколениям, и вашему потомству»90.

Помимо права наследования переселенцам предоставлялось еще и право отчуждения: «Если кто-либо не имеет себе в утешение наследников, то есть сына или дочь, то господин не может претендовать на его движимое имущество или собственность, но человек сам волен отдать или распорядиться своим имуществом так, как он пожелает», – так этот вопрос оговаривался в грамоте венгерского короля Белы IV в отношении поселенцев в отдаленных восточных областях его обширного королевства9*. Когда госпитальеры пожаловали своим поселенцам в Сене и Сихене (в Арагоне) землю под названием Сьерра де лос Монегрос, они документально подтвердили, что те «получают землю бесплатно, в свободное, спокойное, гарантированное наследственное пользование как свою собственную, и навсегда наделяются правом распоряжаться ею как им будет угодно, в том числе продавать и закладывать»92

Единственное серьезное ограничение на отчуждение земли основывалось на стремлении землевладельцев сохранить первоначальное назначение надела призванного – формирование экономически активного и процветающего сословия крестьян, которые при этом сохраняли бы зависимость от господина и платили ему ренту. Не в интересах этих господ была спекуляция землей, абсентеист-ское землепользование или появление землевладельцев со стороны. Вот почему в договорах подчас четко предусматривалось, что новые поселенцы могут передавать землю только по согласованию с феодалом. Например, колонистам Хебенеса в Новой Кастилии выставлялись такие условия:

«Каждый житель или поселенец этого места может поступать со своей собственностью как ему захочется, продавать, покупать, отдавать

5. Вольное поселение

145

в залог или обменивать с любым другим таким же крестьянином (отте llano Labrador ted comma el), который станет обрабатывать ее как положено, а не может продавать или отчуждать любую часть своей собственности в пользу рыцаря, благородной дамы или помещика, равно как и клирика или монаха, а также еврея или мавра, а только в пользу такого же крестьянина, как он сам, который будет жить на этой земле и делать все что необходимо»93.

Аналогичную обеспокоенность по поводу надлежащего освоения новых земель проявляли каноники пригорода Праги Вышеграда, когде в 1252 году организовали там поселение пребендариев и зафиксировали в соответствующщих бумагах, что «здешним земледельцам не разрешается передавать свои права никакому другому человеку, если он не будет жить на этой земле»94. В одной немецкой колонии в Силезии, получившей землю от монастыря св. Винсента во Вроцлаве, действовало правило, что «никто не может покидать этих мест, пока не найдет себе замену для уплаты в казну аббатства того, что они сами должны платить»9^. Беспокойство по поводу того, что земельная собственность может утекать в руки рыцарей, звучит в восточносаксонском документе: «Никто из поселенцев не вправе отдавать или продавать свой манс или поле рыцарю или любому человеку, кто станет рыцарем»96. Аналогичные порядки существовали в долине Эбро, где свободное отчуждение распространялось на все случаи exceptis cavalariis, то есть «кроме рыцарей»97, и даже в Палестине, где такое же ограничение было наложено госпитальерами на право поселенцев в БетТибелине свободно отчуждать землю98. И все же, за исключением этого ограничения, новые поселенцы наделялись относительной свободой распоряжаться своей землей.