Текст книги "Таящийся ужас 3"

Автор книги: Роальд Даль

Соавторы: Август Дерлет,Лоуренс Блок,Мартин Уоддел,Владимир Гриньков,Флора Флетчер,Сибери Куин,Эдвард Лукас Уайт,Уильям Сэмброт,Мэнн Рубин,Монтегю Холтрехт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Ну, что мы имеем? – спросил Родионов, входя в палату.

Вита посторонилась, открывая Баклагова.

– Под кроватью прятался, – пояснил санитар. – Еле выкурил его оттуда.

– Что же мы делали под кроватью? – Родионов сел напротив, закинул ногу на ногу. – Боишься кого-то, да?

Баклагов смотрел настороженно.

– Зачем так подозрительно смотреть? – мягко сказал Родионов. – Я врач, я ничего плохого не сделаю.

– Разве я болен? – спросил Баклагов.

– Я этого не говорил, – сказал Родионов. – Просто я вижу, что вас что-то тревожит.

– Почему на двери нет замка?

– Он не нужен, – пожал плечами Родионов.

– А кто определяет: нужен он или нет?

– Кто определяет? – Доктор в замешательстве посмотрел на Виту.

– Никто не определяет. Просто не принято вешать здесь замок.

– У вас в квартире есть замок? – спросил Баклагов. – На входной двери.

– Есть, – кивнул Родионов.

– Вот и здесь надо врезать.

– Зачем? Чтобы никто не вошел сюда?

– Да.

– А кого вы не хотите сюда впускать? Кто этот человек?

Баклагов настороженно посмотрел на доктора и ничего не ответил.

– Сколько дней в году? – неожиданно спросил Родионов. – Отвечайте, быстро.

– Пятьсот!

– Солнце вращается вокруг Земли – правильно?

– Нет, – сказал Баклагов. – Наоборот.

– Что такое лед?

Баклагов прикрыл глаза рукой и сказал глухо:

– Я устал! Я не хочу больше разговаривать с вами.

– Что такое лед? – настойчиво повторил Родионов.

Баклагов покачал головой и прошептал:

– Какая-то пустота в голове.

Родионов вздохнул и поднялся с кровати. Вита вопросительно посмотрела на него.

– Трифтазин, – сказал Родионов. – И феназепам. Надо, чтобы он успокоился немножко. Завтра я им займусь вплотную.

– Хорошо, – кивнула Вита и посмотрела в окно. На улице уже было темно.

– Вы присматривайте за ним, – сказал доктор. – У него сейчас симптоматика раскрылась во всей красе.

Он вышел.

– Паша, – сказала Вита санитару, – ты уложи его.

– Ложись! – Паша прикрыл за медсестрой дверь и вернулся к койке Баклагова. – Я тебе говорю!

– Я уйду завтра отсюда, – сказал Баклагов и посмотрел на санитара. – Тревожно мне здесь что-то.

– Куда ты уйдешь? – усмехнулся Паша. – Отсюда просто так не уходят.

– Почему?

– Псих должен вылечиться сначала, – пояснил Паша.

– Псих? – удивился Баклагов. – Кто это?

– Ты. – Паша смотрел на него насмешливо. – Кто же еще?

– Вы по возрасту годитесь мне в сыновья, – пробормотал Баклагов. – И такое себе позволяете. Кто вам дал право?

– А здесь все имеют право, – сказал Паша. – Все, кто одет в белые халаты. А кто не в халате, а в больничной пижаме, – те прав не имеют.

– Как же так? – не понял Баклагов. – Ведь вы и я – мы оба люди.

– Ты не путай святое с грешным, – посоветовал Паша. – Я – человек, а вот ты шизофреник. А это, дорогой, разводит нас по разные стороны.

Лицо Баклагова приняло страдальческое выражение.

– Вы сказали – шизофреник? Это обо мне?

– Конечно.

– Разве я болен?

– Если бы ты не был болен, тебя бы сюда не упрятали.

– А что это за место, куда я попал?

– Ты еще не понял? – поразился Паша. – Добро пожаловать, ты в дурдоме.

– Нет, – покачал головой Баклагов. – Вы шутите.

– Какие могут быть шутки? – пожал плечами Паша. – Это психушка, а ты – псих.

– Это жестоко – то, что вы говорите.

– Да ну? – удивился Паша. – Это травмирует твою нежную душу?

– Это причиняет мне боль.

– Неприятно, когда узнаешь, что ты дурак, – согласился Паша.

– Вы злой, – сказал Баклагов. – Вы злой и жестокий.

– Заткнись, – посоветовал Паша. – Мне надоело слушать тебя.

– Зло творить опасно…

– Заткнись! – крикнул Паша и ударил Баклагова в грудь.

Тот охнул и упал на кровать.

– Зачем ты так? – спросил наблюдавший за происходящим Коля.

– Помолчи! – не оборачиваясь, бросил Паша.

– Зло наказуемо, – сказал Баклагов.

– Оно наказуемо, когда выходит на поверхность, – усмехнулся Паша. – Но ведь есть тысячи способов спрятать концы в воду.

– Зло не спрячешь, – сказал Баклагов.

– Это тебе только кажется, философ.

Паша нагнулся над Баклаговым и ударил его кулаком в живот. Баклагов скорчился на кровати, хватая воздух ртом.

– Вот видишь, – сказал Паша. – И даже следов на теле не осталось. А ты говоришь – не спрячешь.

Он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.

– Ты не связывайся с ним, – сказал Коля. – Здесь жаловаться некому.

Проходя мимо столика дежурной медсестры, Паша поинтересовался:

– Матвеев пришел?

– Да, – сказала Вита. – Он там, в дежурке.

Паша заглянул в комнату. Матвеев сидел за столом и резал колечками колбасу.

– Ну? – сказал Паша. – Принес?

Матвеев поднял голову.

– Принес. А ты где пропадаешь?

Паша присел на стул.

– С новеньким беседовал, – сказал он. – Из восьмой палаты. Он, кажется, философ.

Матвеев нарезал колбасу и протянул нож Паше:

– Хлеб порежь.

Порывшись в столе, он извлек два стакана.

– Витку будем звать? – спросил Паша.

– Ей нельзя, она сразу потом засыпает.

– Слабая баба, – согласился Паша.

Матвеев открыл бутылку и разлил водку по стаканам.

– А этого прощелыгу я буду вместе с Родионовым лечить, – сказал Паша. – Я из него дурь-то выбью.

– Это ты о ком?

– О новеньком.

– Чего ты на него взъелся? – удивился Матвеев. – Чем он тебе успел насолить?

– Он думает, что он человек, – сказал Паша. – Я ему докажу, что он ошибается!

Он пристукнул кулаком по столу. Лампочка под потолком ярко вспыхнула и погасла.

– Тьфу ты! – в сердцах сказал Матвеев. – Стучать-то полегче надо.

– Может, ее просто подкрутить?

– Перегорела она – что там ее крутить.

– Я посмотрю все же, – сказал Паша. – Стаканы убери со стола – переверну ненароком.

Матвеев слышал в темноте, как Паша залез на стол.

– Подожди, – сказал он. – Я хоть дверь открою, чтобы тебе было светлее.

Он, осторожно ступая в темноте, пошел к дверям, но не успел дойти, потому что сзади громко щелкнуло и что-то большое и грузное обрушилось на пол. Матвеев рванул дверь и обернулся. Паша лежал на полу, задрав ноги на стол.

– Что там у вас? – спросила Вита.

– Паша! – позвал Матвеев. – Паша! – Он склонился над лежащим на полу человеком.

Рот Паши был приоткрыт, и тоненькая темная струйка побежала из уголка рта.

– Вита! – крикнул Матвеев, распрямляясь.

Медсестра появилась в дверях.

– Помоги мне, Вита. Его надо вынести на свет.

– Что с ним?

– Не знаю. Его, кажется, током ударило, и он упал со стола.

Они вынесли Пашу в коридор и положили на пол. Матвеев рванул рубаху на Пашиной груди.

– Я сама посмотрю, – сказала Вита, отстраняя его.

Матвеев отошел к окну. Фонарь на улице высвечивал кусочек пустынной дорожки. В пятне света кружился снег. Шум за спиной заставил Матвеева оглянуться. Вита распрямилась над телом Паши и смотрела на Матвеева широко раскрытыми глазами.

– Ну? – спросил Матвеев.

– Он умер, – прошептала Вита и попятилась. – Он убился.

Тело Паши так и пролежало всю ночь в коридоре. Его накрыли простыней и оставили лежать до утра. Вита ушла в соседний корпус: ее всю трясло, и она никак не могла успокоиться. На все палаты остался один Матвеев. Он сел за стол Виты и долго сидел, бездумно глядя прямо перед собой, пока его не сморил сон. Он положил голову на стол и заснул. Лампы в коридоре были погашены, горела только одна – на столе дежурной сестры.

Среди ночи дверь восьмой палаты открылась. Баклагов вышел в коридор, осмотрелся. Убедившись, что здесь никого нет, кроме спящего Матвеева, он подошел к укрытому телу и приподнял край простыни. Лицо Паши заострилось, и чем-то он сейчас напоминал воробья. Баклагов долго рассматривал его, потом накрыл простыней и скрылся в палате. Больше в эту ночь он в коридор не выходил.

Утром покойника увезли. Милицейский капитан, хмурый и неразговорчивый, составил какие-то бумаги и дал подписать их Вите и Матвееву. Матвеев подписал сразу, не читая, а Вита пыталась прочитать, но неожиданно разрыдалась и подписала, не дочитав. Капли ее слез капитан молча смахнул рукавом своего кителя. Доктор Родионов стоял в стороне, кусая губы.

– Где у вас приемный покой? – спросил капитан. – Там вчера наш работник шапку свою забыл.

– Лейтенант, что ли? – вспомнил Матвеев. – Тот, что вчера нам больного привез?

– Да, – сказал капитан и потер глаза рукой. – Тот самый.

– Я провожу вас, – сказал Матвеев.

Они вышли на улицу и направились к соседнему корпусу.

– Он на стуле ее оставил, – сказал Матвеев. – Когда он уже уехал, я заходил туда и видел, что она лежит.

Шапка с кокардой так и лежала на стуле.

– Я забираю ее, – сказал капитан дежурному врачу.

– Забирайте, – пожал плечами врач. – Пусть не забывает в следующий раз.

– Он уже никогда ничего не забудет, – сказал капитан. – Он застрелился вчера.

Врач вздрогнул и поднял глаза на капитана.

– Как… застрелился? – спросил с запинкой Матвеев.

– Небрежное обращение с оружием, – сказал капитан. – Сдавал пистолет после дежурства, а в стволе оставался патрон.

Он взял шапку лейтенанта в руку и вышел.

– Надо же, – пробормотал врач. – Совсем молодой был. Ты видел его вчера?

– Видел, – сказал Матвеев. – Он больного привез.

– Да, – кивнул врач. – Он еще ему наподдал здесь немного, кажется.

Спустя полчаса Матвеев встретил Баклагова в коридоре. Он уже было прошел мимо, потом, словно что-то вспомнив, сказал Баклагову в спину:

– Погиб лейтенант, тот, который тебя вчера сюда привез.

Баклагов замер, но не обернулся.

– Застрелился он, – сказал Матвеев. – По неосторожности.

– Он бил меня вчера, – сказал Баклагов, не оборачиваясь, и пошел дальше.

Зачем он это сказал? Чтобы показать, что не простил?

Матвеев нагнал его и, схватив за плечо, развернул к себе лицом:

– А Пашу покойного, санитара нашего, ты тоже не простил после смерти?

– А я на него зла и не держал, – спокойно ответил Баклагов и осторожно высвободил плечо. – Нельзя зло держать – аукнется оно после.

– Меня, может быть, скоро выпишут, – сказал Коля. – Родионов сегодня сказал.

Баклагов повернулся к нему и посмотрел долгим взглядом.

– Да, брат, вот так-то, – сказал Коля. – Домой отправят.

– Ты работаешь?

– А как же, – Коля улегся на кровати поудобнее. – Я токарем на «Штамповщике» – знаешь?

– Знаю, – сказал Баклагов.

– А сам-то ты где работаешь?

– Нигде.

– А живешь?

– Нигде.

– Как это – нигде? Ты не местный, что ли?

– Не местный.

Коля приподнялся на локте:

– А «Штамповщик» наш откуда знаешь? Бывал там?

– Нет, – сказал Баклагов. – Я вообще первый раз в вашем городе.

– Ничего не понимаю, – замотал головой Коля.

– И я не понимаю, – спокойно сказал Баклагов. – Просто знаю про твой завод – и все. К нему шестым трамваем можно доехать, да?

– Можно, – кивнул Коля.

– А директорский кабинет у вас на третьем этаже. Так?

Коля лег на спину и рассмеялся.

– Да ты меня просто разыгрываешь. Ты был у нас на заводе.

– И у тебя в цеху есть собственный шкафчик для вещей, – продолжал Баклагов. – На дверце старый календарь висит: там рыбак с удочкой на картинке.

Коля перестал смеяться и лежал, глядя в потолок, мучительно о чем-то размышляя.

– Может, ты мне еще скажешь, за какой год этот календарь? – наконец спросил он.

– Там только две первые цифры видны, – сказал Баклагов после небольшой паузы. – Единица и девятка, а дальше пусто – оторван. Я же говорю – старый календарь.

Коля смотрел в потолок, и на его лбу выступали капли пота.

– Лоб вытри, – сказал Баклагов. – Что это с тобой?

– Душно мне чего-то, – не поворачивая головы, хрипло сказал Коля. – Жарко здесь очень.

Вечером Родионов вызвал Баклагова к себе в кабинет и беседовал с ним полчаса. Удовлетворившись беседой, он назначил дополнительные лекарства.

– Все будет нормально, – сказал Родионов. – Поверьте мне.

– Что вы понимаете под словом «нормально»?

– Я имею в виду ваши проблемы с самочувствием.

– Я чувствую себя неплохо.

– Согласен с вами, – кивнул Родионов. – Но мне кажется, что вам надо немного отдохнуть.

– От чего?

– Ни от чего. Просто отдохнуть.

– Это вы так решили?

– Я.

– Но ведь вы врач, не так ли?

– Совершенно верно.

– Разве дело врача определять, надо отдыхать человеку или нет? И еще назначать при этом лекарства? Если я просто нуждаюсь в отдыхе, зачем же меня насильно лечить?

– Вас никто насильно не лечит, – мягко сказал Родионов.

– Значит, я могу отсюда уйти?

– Это нежелательно.

– Могу или нет?

– Нет.

– Почему?

Родионов вздохнул.

– Мне вчера санитар сказал, что это заведение – дурдом. Это так?

– Кто это вам сказал? – поморщился Родионов.

– Паша. Тот, который убился.

– Он неправильно выразился.

– А как правильно?

– Больница.

– Психбольница?

– Психиатрическая больница.

– А какая разница?

– Звучит более прилично.

– Значит, меня здесь лечат от этого, – Баклагов показал на свою голову.

– Пока мы больше наблюдаем за вами.

– А потом начнете лечить?

– Если возникнет необходимость.

– А кто определит: она возникла или нет?

– Я.

– Итак, вы решите: правильно я мыслю или нет. Вы знаете, как именно надо мыслить, да? Вы знаете, какие мысли правильные?

– Мы позже с вами об этом поговорим, – сказал Родионов. – Не возражаете?

– А если я скажу, что возражаю?

– У меня нет времени сейчас. Я все равно не смогу продолжить с вами беседу, даже если вы будете настаивать на этом.

– Значит, вы определяете продолжительность беседы? Я не имею никакого отношения к этому?

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул человек в белом халате.

– Заходи, – сказал Родионов. – Мы уже закончили.

Баклагов встал со стула и молча вышел.

– Выручил ты меня, – сказал Родионов человеку в белом халате. – Такой больной попался – почемучка. Не отвяжешься.

– Что у него?

– Похоже, шизофрения.

– А-а, тогда понятно. Философствовать может сколько угодно. Ты гони его – и все дела.

– Для этого ему надо сказать, что он болен и что у меня таких, как он, полсотни.

– Вот и скажи.

– Не могу, – покачал головой Родионов. – Я смотрю ему в глаза – и не могу.

– А ты не смотри. Псих – он и есть псих, как говорит мой сынишка. И разговор с ним должен быть соответствующий.

Свет в палате погасили. Баклагов лежал на спине, вспоминая происшедшее с ним за последние дни. Коля на своей койке ворочался, и в его дыхании чувствовалось что-то нехорошее.

– Толя! – шепотом позвал он.

– Ты меня зовешь? – встрепенулся Баклагов.

– Тебя. – Коля придвинулся поближе. – Я вот что хочу тебе сказать. Я все равно повешусь.

– А жена?

– А что жена?

– Она останется одна?

– Одна. Она дура, Толик.

– Сколько ты с ней прожил?

– Двадцать пять. Нет, погоди… Двадцать шесть.

– С дурой прожил?

– С дурой.

– Так ты сам, значит, дурак, раз жил столько с дурой.

– Наверное, так, – согласился Коля.

– Может, лучше просто развестись?

– А дальше жить как? Жизнь-то не переделаешь теперь.

– Там нет ничего. Только мрак и черви.

– Это ты о чем?

– О смерти.

– Так и здесь то же самое, – сказал Коля. – Какая же разница?

– Здесь ты можешь хоть что-то предпринять, а там от тебя уже ничто не зависит.

– Не хочу я уже ничего. Совсем ничего.

– Мне зачем сказал об этом?

– Не знаю. Подумал, что должен об этом кому-то сказать. А ты мне самая близкая душа получаешься.

– А твой брат, Толик?

– Он вечно меня поучает, как жить. С ним я не могу об этом говорить.

– Я тоже однажды хотел на себя руки наложить, – сказал Баклагов. – Залез в трансформаторную будку и начал хвататься за все железяки подряд – все ждал, пока меня током убьет.

– Ну и как?

– Там, оказывается, электричества не было.

– Почему?

– Авария какая-то произошла, и они к тому времени уже сутки как без света сидели.

Коля рассмеялся в темноте.

– Без света, – сказал он, смеясь. – Сутки. Ну и ну.

Через минуту он затих, и больше они в ту ночь не разговаривали.

Жена пришла к Коле утром следующего дня. Баклагов, прогуливаясь между деревьями, видел их сидящими на лавочке. Падал мелкий снежок, и Баклагов иногда запрокидывал голову. Снежинки падали ему на лицо и медленно таяли. Баклагов блаженно улыбался и закрывал глаза. Иногда он пытался о чем-нибудь думать, но мысли внезапно обрывались, и он не мог вспомнить, о чем они были. Он не сердился, а только тер ладонью лоб и качал головой, усмехаясь. Коля присоединился к нему через час.

– Снег, – сказал Коля. – Ты любишь снегопад?

– Люблю, – кивнул Баклагов.

– Когда я был маленький, у нас такие снегопады были. – Коля мечтательно улыбнулся. – Мы с братом один раз пошли в лес, а там береза стоит, и снег вокруг нее вроде как оттаял. Вот ствол, а вокруг него сантиметра на три – нет снега. Вроде как ствол в шахту опущен. Мы заглянули туда – мама родная! – а до земли метра три! Вот сколько снега!

– И вы не проваливались? – с сомнением спросил Баклагов.

– Проваливались, но только по пояс. И снег такой, знаешь, чистый.

– Да, – сказал Баклагов. – Здорово. Это жена к тебе приходила?

– Жена, – кивнул Коля. – Фрукты принесла.

Ветка дерева вздрогнула над их головами, осыпая их снегом.

– Послушай, – сказал Коля, поеживаясь, – а почему ты меня вчера не стал отговаривать, когда я сказал, что повешусь?

– Почему я должен тебя отговаривать? Ты такой же человек, как и я, и волен сам решать, что тебе делать.

– Ты действительно думаешь, что я могу сам за себя решать?

– Конечно. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Они хотели лишить меня права решать самому, – сказал Коля. – Представили дело так, будто я больной. И я подумал: может быть, я действительно болен, раз они все говорят об этом?

– Человеку надо оставить право выбора. Если он свободен в своем выборе – тогда гораздо больше шансов, что он не полезет в петлю.

– Да, – согласился Коля. – Знаешь, я ведь только с тобой говорю обо всем этом. Больше ни с кем.

– Почему?

– Потому что ты человек.

– Все – люди, – сказал Баклагов. – Только не все они об этом знают.

– Вита, я там добавил лекарств Баклагову, – сказал Родионов.

Вита кивнула.

– Как он сегодня с утра?

– Ничего, – сказала Вита. – Гулял.

– Не надо его пока выпускать из корпуса, – поморщился Родионов. – Он еще не свыкся с мыслью, что надо лечиться. Убежит.

– Куда же он убежит в больничных штанах? – пожала плечами Вита. – Да и как друга оставит, Матвеева?

– Какого друга? – не понял Родионов.

– Матвеев-то теперь в друзьях у него ходит, – усмехнулась Вита и посмотрела на санитара.

– Чего чепуху молотишь? – спросил Матвеев. – Язык захотелось почесать?

– Ну ладно, – поднял руку Родионов, останавливая их. – В общем, пока Баклагова не выпускать.

Матвеев вышел из кабинета.

– Какой-то он сумрачный, – сказал Родионов. – Что с ним стряслось?

– Подружка ему письмо прислала нехорошее, вот он и бесится. А женщин теперь вообще за врагов держит.

– А где подружка его живет?

– В Демидовске.

– Ого! – сказал Родионов. – Чего ж так далеко?

– Разве это расстояние для любящих сердец? – усмехнулась Вита. – Он к ней каждые выходные ездит.

– Ну да ладно, это его личное дело, – сказал Родионов, словно чего-то устыдившись.

– Конечно, личное, – с готовностью согласилась Вита. – Я могу идти?

– Да.

В коридоре Вита столкнулась с Баклаговым.

– Доктор назначил тебе новые лекарства, – холодно сказала она. Ей был неприятен этот человек.

Баклагов пожал плечами и промолчал.

«Животное, – подумала Вита. Ей вспомнилось, как Матвеев пытался заступиться за Баклагова. „Человек стесняется“, – сказал он тогда. – Посмотрим, во что превратится этот „человек“ очень скоро. Он будет таким же, как и все здесь».

– Вы не очень доброжелательны ко мне, – сказал вдруг Баклагов.

Это было так неожиданно, что Вита вздрогнула.

– Ты так думаешь? – спросила она после некоторого замешательства. – У меня к тебе обычное отношение – как ко всем.

– Неужели вы всех так не любите?

– У меня не настолько большое сердце, – усмехнулась Вита. – На всех тепла не хватит.

Усмешка получилась кривой, и она и сама это почувствовала.

– Меня сегодня совсем закололи, – пожаловался Баклагов. – Только на животе теперь могу лежать.

– Интенсивное лечение началось, – хмыкнул Коля. – Скоро тебе небо с овчинку покажется.

– Не покажется, – буркнул Баклагов и отвернулся к стене.

Ему показалось, что вокруг него сгущается темнота.

Он закрыл глаза, но все равно видел эту обступающую его темноту. Она давила на него, и ему уже трудно было дышать. Он поднял голову, хватая ртом воздух, и вдруг изо рта пошла кровавая пена, и он захлебнулся в кашле.

– Толик! Толик! – Коля подскочил к нему, приподнял, но у Баклагова уже начались конвульсии, его тело содрогалось, и Коле стоило немалых трудов удерживать его.

– Санитара позовите! – крикнул он. – Быстрее!

Прибежал Матвеев, а следом за ним и Вита.

– Смотри, чтобы он голову себе не расшиб! – сказала Вита. – Держи его!

Баклагов страшно хрипел, извиваясь на кровати, но Матвеев с Колей крепко держали его, и через некоторое время Баклагов затих. Он лежал, смежив веки, и тяжело, с хрипом, дышал.

– Родионова позови, – сказал Матвеев Вите. – Пусть он сюда придет.

Родионов пришел хмурый. Осмотрев Баклагова, он распрямился и повернулся к медсестре:

– Ты успела ему ввести лекарства?

– Да, – сказала Вита. – Полчаса назад.

– Кто видел, как все это у него началось?

– Я видел, – сказал Коля. – Он приподнялся и начал хватать ртом воздух, потом изо рта пошла пена.

– Какая неожиданность, – сказал Родионов. – Кто бы мог подумать. Все было так похоже на шизофрению. – Он потер лоб рукой.

– Хорошо, Вита, не надо пока ему ничего колоть. Я понаблюдаю его несколько дней, а то как бы мы дров не наломали. Оставьте только седуксен и феназепам.

Баклагов открыл глаза и обвел всех ясным, трезвым взглядом.

– Как дела? – спросил Родионов.

– Нормально, – сказал Баклагов и вытер рукавом пижамы рот. – Что-то случилось?

– Ничего не случилось. – Доктор ободряюще потрепал его по плечу. – Отдыхайте пока, позже поговорим.

Он вышел, увлекая за собой Матвеева и Виту.

– Что здесь было? – спросил Баклагов.

– Тебе стало плохо. – Коля присел на свою кровать. – Кажется, они тебя не от того лечат.

– Здесь всех не от того лечат, – сказал Баклагов.

После этого он до вечера не проронил ни одного слова. Лежал на спине, молча разглядывал потолок.

– Спину отлежишь, – говорил ему Коля.

Баклагов поворачивался к нему лицом, смотрел молча и опять переводил взгляд на потолок.

Вечером, после ухода Родионова, Вита заглянула в палату и сказала:

– Баклагов! Иди сюда!

Баклагов все так же молча поднялся и вышел в коридор.

– Иди за мной, – сказала Вита.

В манипуляционной, куда они пришли, никого не было.

– Рукав закатывай, – скомандовала Вита. – На левой руке.

– Мне опять будет плохо, – сказал Баклагов. – Не надо больше уколов.

– Я у тебя не спрашиваю, что надо делать, – отрезала Вита и оглянулась на дверь. – Закатывай!

Баклагов подчинился. Вита один за другим сделала ему два укола. Она заметно нервничала.

– Жжет, – сказал Баклагов и поморщился.

– Пройдет, – пообещала Вита, пряча шприцы. – Иди к себе.

Она вышла в коридор и смотрела Баклагову вслед, пока он не скрылся в палате. Ей вдруг стало жарко, и она вышитым платочком принялась вытирать выступивший на лбу пот.

– Согрелась? – насмешливо спросил проходивший мимо Матвеев.

– Не твое дело, – буркнула Вита. – Ты за дружком своим следи сегодня. Не нравится он мне что-то.

– Тебе хоть кто-то в этой жизни нравится? – поинтересовался Матвеев.

Вита зло посмотрела на него. Матвеев отвел глаза и, вздохнув, махнул рукой. Вита вернулась в манипуляционную и, завернув использованные ампулы в бумагу, положила их в свою сумочку. Ампулы она выбросит по дороге домой. Не надо, чтобы их здесь кто-нибудь видел.

Ночью Баклагов начал хрипеть. Он ворочался на своей кровати, бормоча что-то бессвязное, и Коля, поднявшись, подошел к нему. В палате было темно, и он пытался нащупать руку Баклагова, чтобы успокоить его.

– Толик! Что с тобой? – Коля склонился над Баклаговым, но тот неожиданно обеими руками схватил его за горло и потянул на себя.

Коля упал на колени и, упершись в кровать, пытался высвободиться, но захват оказался сильным, и Коля понял, что сейчас задохнется. Он, приподнявшись, ударил несколько раз Баклагова, стараясь попасть в лицо, и почувствовал, что захват ослаб. Лицо Баклагова было мокрое, и Коля понял, что у того опять начался припадок и пошла изо рта пена. Высвободившись, Коля упал на пол и залез под кровать. Он слышал, как Баклагов вскочил и шарит в темноте по кровати. Коле стало страшно.

– Сколько это будет продолжаться? – раздался из угла плачущий голос. – Ночь уже.

– Заткнись! – прорычал Баклагов, и Коля поразился тому, как изменился его голос. Он стал глухим и хриплым.

Не обнаружив Колю, Баклагов распахнул дверь и выбежал в коридор. Вита спала за своим столом, положив голову на руки. Баклагов, стараясь не шуметь, приблизился к ней и взял в руки стул. Движения его были порывистыми. Он поднял стул над головой, но при этом задел лежавший на краю стола журнал. Вита вздрогнула и резко распрямилась. Стул обрушился на то место, где только что лежала ее голова. Настольная лампа подпрыгнула и перевернулась. Свет погас.

– Матвеев! – закричала Вита. – Матвеев!

Где-то хлопнула дверь, и сонный голос санитара произнес:

– Что тут у тебя происходит? Включи свет.

– Матвеев! – визжала Вита. – Помоги!

Матвеев пошел по темному коридору, держась для верности за стенку. Где-то впереди слышался шум борьбы. Матвеев наконец добрался до выключателя и зажег свет. Вита лежала на полу посреди коридора, а на ней сидел Баклагов и, хищно щурясь, смотрел на Матвеева. Лицо Виты было перепачкано кровью.

– Не дури! – наконец смог произнести Матвеев. – Отпусти ее!

Он попытался приблизиться, но Баклагов резко дернул рукой, и Вита вскрикнула.

– Не подходи, – сказал Баклагов. – Не надо.

Только теперь Матвеев понял, откуда на лице Виты кровь. Баклагов держал в руке осколок стекла. Кончик осколка упирался Вите в шею.

– Вы должны выпустить меня отсюда, – сказал Баклагов.

Матвеев лихорадочно размышлял, не зная, что ему предпринять. Неожиданно Баклагов закатил глаза, и изо рта у него опять пошла грязная пена. Вита завизжала и рванулась. Баклагов взмахнул руками и упал навзничь. Подскочивший Матвеев навалился на него и вывернул руку.

– Рубашку неси! – рявкнул он. – Быстрее!

Вита, спотыкаясь и плача, побежала в дежурку.

– Что же это с тобой, приятель? – пробормотал Матвеев.

Натянув рубашку на Баклагова, он завязал рукава на его спине и только теперь почувствовал, как перепугался. Вита сидела на стуле и плакала.

– Ты видишь, какой он? – сказала Вита. – Завтра обо всем доложим Родионову – пусть этого идиота переведут к буйным.

– Он же не был таким, – произнес Матвеев. – Ты делала ему уколы сегодня?

– Ничего я ему не делала. Так ты подтвердишь Родионову все, что я расскажу?

Лежащий на полу Баклагов неожиданно открыл глаза и сказал медленно:

– Ты забыла, дочка. Ты мне сегодня вечером делала два укола.

Вита перестала плакать и посмотрела на Матвеева.

– Это правда? – спросил санитар.

– Он врет.

– Не вру, – сказал Баклагов, глядя в потолок. – Зачем мне врать?

Матвеев подошел к Вите и, взяв за подбородок, поднял ее голову:

– Что ты ему ввела сегодня?

– Отстань!

Вита отстранилась.

– Что ты ему ввела? Ты это специально сделала?

– Да! – крикнула Вита. – Да! Да! Да! Чтобы избавиться от него! Ты удовлетворен?! Я хочу, чтобы его перевели от нас!..

Она осеклась, потому что Баклагов неожиданно засмеялся тихим смехом.

– Ты сделала мне плохо, чтобы тебе жилось хорошо? – спросил Баклагов и опять засмеялся. – Так не бывает, дочка. Так только беду можно на себя накликать.

– Он порезал меня, – сказала Вита. – Ты же сам видел. И что теперь – его даже не наказать за это, да?

– Не торопись с этим, – произнес Баклагов и посмотрел на Виту печальными глазами. – Сначала ты сама будешь наказана.

Утром Родионов молча выслушал сообщение о событиях прошедшей ночи. Рассказывала Вита, а Матвеев сидел на кушетке и хмуро разглядывал пальцы своей правой руки.

– Что ты ему ввела? – спросил Родионов. Вита извлекла из сумочки завернутые в бумагу пустые ампулы и положила их на стол перед доктором.

– Молодец! – вздохнул Родионов. – Познания в фармакологии блестящие! Как же ты додумалась до этого?

– Я хотела от него избавиться. Чтобы вы его перевели в другой корпус.

– Совести у тебя нет, – сказал Родионов. – Да еще две ампулы вколола! Ты головой думаешь или нет?! – Он побагровел. – Ты угробить его решила?!

Вита, закрыв лицо руками, заплакала. Родионов посмотрел на ее перевязанную шею и нервно забарабанил по столу пальцами.

– Сдай смену и отправляйся домой, – сказал он после минутной паузы. – Позже будем с тобой разбираться.

Дверь кабинета приоткрылась, и коротко стриженный человек заглянул в комнату.

– Чего тебе? – недовольно спросил Родионов.

– Опять, кажется, начинается, – сказал человек. – Вы бы посмотрели.

Родионов шумно вздохнул и поднялся из-за стола.

– Ну и заварила ты кашу, красавица, – сказал он с досадой Вите. – Матвеев, пошли посмотрим, что там.

Коля и еще один больной прижимали Баклагова к кровати, а он рвался, пытаясь освободиться, и бормотал что-то бессвязное. Когда Родионов вошел в палату, Баклагов приподнялся и выкрикнул:

– Не отпускайте ее никуда сегодня! Посадите под замок, только чтобы она была здесь!

– Успокойся, – мягко сказал Родионов и положил свою ладонь на лоб Баклагову. Лоб был горячий. – Все будет хорошо.

Он повернулся к Матвееву и спросил:

– Сменщица Виты пришла?

Матвеев кивнул.

– Пойди скажи ей, чтобы шприцы приготовила.

Матвеев заглянул в процедурную. Вита уже оделась и теперь стояла у стола, нервно теребя в руках сумочку. Ее сменщица переставляла баночки в стеклянном шкафу.

– Родионов велел шприцы кипятить, – сказал Матвеев.

Вита поджала губы и вышла в коридор. Матвеев смотрел ей вслед, пока она шла к дверям, ведущим на улицу.

– Что там стряслось? – спросила медсестра. – Витка сама не своя.

Входная дверь хлопнула.

– Ничего не случилось, – сказал Матвеев. – Поторопись со шприцами.

Он вернулся в палату. Баклагов лежал на своей кровати, закрыв лицо руками. Родионов стоял над ним, думая о чем-то.

– Сейчас будут шприцы, – сказал Матвеев. – Надо только немного подождать.

Родионов посмотрел на него и вздохнул.

– Ты присмотри за ним, – сказал он. – А через пять минут приведешь в манипуляционную.

Он вышел, оставив дверь открытой. Матвеев выглянул в коридор, спросил:

– Может, ему опять рубашку надеть, чтобы чего не вышло?

Родионов остановился, покачал головой:

– Нет-нет, не надо. Агрессивность у него прошла, остались только бредовые идеи. Сейчас я сделаю ему укол, и все будет хорошо. Вита ушла?

– Ушла, – кивнул Матвеев.

– Очень уж он о ней пекся, – сказал с усмешкой Родионов. – Не выпускайте ее отсюда, говорит. Иначе она умрет.

– Что? – переспросил Матвеев. Ему вдруг стало жарко.

– Шприцы готовы, – сказала медсестра, выглядывая из манипуляционной.

– Что он сказал про Виту? – переспросил Матвеев.

– Ей якобы угрожает опасность, – сказал Родионов. – Просил закрыть под замок.

Матвеев пошел к входным дверям, но шел он как-то странно, боком, не сводя глаз с Родионова, и вдруг развернулся и выскочил на улицу. На крыльце он осмотрелся по сторонам и побежал к воротам. Там, за углом, на соседней улице, была автобусная остановка, и Вита всегда шла туда, к автобусу. Матвеев знал об этом, потому что иногда они шли на автобус вместе.