Текст книги "Таящийся ужас 3"
Автор книги: Роальд Даль
Соавторы: Август Дерлет,Лоуренс Блок,Мартин Уоддел,Владимир Гриньков,Флора Флетчер,Сибери Куин,Эдвард Лукас Уайт,Уильям Сэмброт,Мэнн Рубин,Монтегю Холтрехт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Глаза его сомкнулись, а мы продолжали стоять, совсем беспомощные, глядя на эту обмякшую фигуру, которая продолжала посылать нам свои последние слова.
Неожиданно Стоун снова заговорил.
– Ты владеешь всеми наречиями? – резко спросил он.
Крошечная головка тут же повернулась к нему.
– Естественно, я могу говорить на всех тех языках, которыми владеешь и ты, – проговорила она на чистом английском, изредка высовывая червеобразный язычок, подергивая губками и покачиваясь из стороны в сторону. Мы даже видели, как проступали ее ребра-ниточки, подталкиваемые изнутри при каждом вздохе воображаемыми легкими.
– Простило ли ономеня? – приглушенно спросил Стоун.
– Не будет тебе прощения, покуда сияют звезды над озером…
И тут же Стоун повернулся на бок, а через мгновение умер.
* * *
Едва умолк голос Синглтона, как в комнате воцарилась тишина, так что мы могли расслышать дыхание друг друга. Бестактный Томбли первым нарушил молчание:
– Я полагаю, что вы все же отрезали головку и привезли ее с собой в банке со спиртом?
Синглтон неожиданно строго посмотрел на него:
– Мы похоронили Стоуна в таком состоянии, в коем он пребывал.
– Но, – продолжал неугомонный Томбли, – ведь все это действительно звучит как-то чудовищно.
Синглтон напрягся.
– Я и не ожидал, господа, что вы во все это поверите, – сказал он. – Но вы не могли забыть слова, произнесенные мною в самом начале, и я повторю их: несмотря на то что я все это сам видел и слышал, я, тем не менее, отказываюсь верить самому себе.
Чарльз Ллойд
Красные перчатки
– Разумеется, миссис Уиллоуби, я прекрасно понимаю ваши чувства в столь деликатном вопросе, однако продолжаю твердо настаивать на том, что ваша мать будет чувствовать себя гораздо лучше, если ее поместят в специальную лечебницу и обеспечат самый тщательный и всесторонний уход. Я абсолютно уверен в том, что о полном излечении не может идти и речи, так что, по моему мнению, будет гораздо лучше сложить с себя бремя ответственности и переложить его на тех людей, которые как раз предназначены заниматься подобными делами.
Миссис Уиллоуби подняла на доктора встревоженный взгляд:
– Но она даже слышать об этом не хочет! Как бы ни были хороши все эти заведения, но в них человек неизбежно ощущает себя кем-то вроде… заключенного. Это убьет мою мать… и потом, если не считать этих ее отдельных и весьма редких приступов, она в целом остается таким же здравомыслящим человеком, как вы, доктор, и я.
– Что ж, право на окончательное решение остается за вами. Если вы считаете, что ей действительно лучше оставаться здесь, пока не наступило ухудшение состояния, мне, пожалуй, больше нечего сказать. Я бы только порекомендовал вам наряду с сестрой Чартерис нанять также ночную, сиделку; при этом я настоятельно советую ни днем ни ночью не оставлять миссис Хинтон одну. У меня есть на примете одна весьма надежная женщина, которую я мог бы вам рекомендовать. Если не возражаете, сегодня днем она подойдет к вам.
Молодой доктор вынул из кармана часы, взглянул на них и продолжил:
– Если же окажется, что все эти меры недостаточно эффективны, искренне сожалею, но, боюсь, нам придется предпринять иные, более решительные действия.
С этими словами он встал и взял с комода свои перчатки и шляпу.
Миссис Уиллоуби проводила его вниз до стоявшего у дверей новенького «бьюика».
– Большое вам спасибо и искренне прошу извинить за причиненное беспокойство. Я всегда была уверена в том, что вы сделаете все, что от вас зависит, лишь бы помочь нам. Но мне просто невыносима сама мысль, что моя мать окажется заперта в одном из подобных мест.
Она протянула руку. Бледный луч солнечного света, пробивший сумрак раннего весеннего утра, приятно заиграл в ее медового цвета волосах.
Доктор Бурлей с обожанием взглянул на нее и улыбнулся. Ему было жаль эту молодую женщину, почти еще девушку, которая овдовела, когда ей не было и тридцати, похоронив погибшего в авиакатастрофе мужа. И вот новая беда – болезнь матери. Он был почти уверен, что в самом ближайшем будущем старуху все равно придется отправить в лечебницу. Впрочем, коль скоро ей был обещан надлежащий уход в домашних условиях, можно было и не торопить события.
Он повернул ключ зажигания, автомобиль медленно тронулся с места. Миссис Уиллоуби неторопливо поднималась по ступеням дома. Она пребывала в полной уверенности, что делает именно то, что нужно. Войдя в гостиную, она бросила взгляд на часы: одиннадцать. Пора было заняться и покупками. Куда вот только Мери запропастилась? В школу ей надо было идти только в следующий понедельник, а кроме того, девочка так любила ходить с ней по магазинам. Она подошла к двери, которая вела в сад:
– Мери! Ме-ри!
В этот момент отворилась дверь из кухни и показалась служанка, которая несла в руках поднос с серебряными столовыми приборами.
– Мне кажется, – после некоторой паузы проговорила она, – что мисс Мери наверху – с медсестрой и миссис Хинтон.
Миссис Уиллоуби поблагодарила ее и поспешила наверх, в комнату матери. Поднявшись, она медленно приоткрыла дверь. Старая леди восседала на софе – сноп солнечных лучей из широкого окна падал на лежавшую у нее на коленях наполовину связанную шаль ярко-оранжевого цвета. У нее было полное и вместе с тем неестественно бледное лицо. В ногах старой женщины расположилась Мери, листавшая затертый, обтрепанный альбом с фотографиями.
– О, бабуля, неужели ты и вправдуносила такие платья? – изумленно спрашивала девочка, тыкая грязноватым пальцем в фотографию, на которой была изображена женщина в костюме, который в девяностых годах предназначался для загородных поездок на автомобиле.
– Да, милое дитя.
Миссис Хинтон подняла взгляд на вошедшую дочь.
– Дорогая, ты пришла для того, чтобы забрать Мери, не так ли?
– Нам пора ехать за покупками. Тебе хотелось бы чего-нибудь?
– Нет, пожалуй, нет. Может, вам что-нибудь придет на ум? – спросила она, поворачиваясь к медсестре Чартерис, которая сидела рядом с ней на стуле и читала газету.
– Нет, миссис Хинтон. Полагаю, что сегодня утром вам ничего не понадобится.
– Ну, беги и быстренько надень пальто, – проговорила миссис Уиллоуби, обращаясь к дочери. – А я пока подожду тебя в холле. Надеюсь, мы обе спустимся одновременно. И не забудь помыть руки, – прокричала она вслед своей восьмилетней дочери.
Миссис Хинтон подняла на нее взгляд. Ее глаза сузились, на губах заиграла лукавая улыбка.
– Интересно, что же тебе сегодня сказал наш молодой доктор? Что мне стало хуже, да? Сумасшедшая старуха, так, наверное, он называет меня? И ему очень бы хотелось запереть меня в каком-нибудь приюте, так ведь? Ну давай, говори.
– Мама, не глупи. Разумеется, ничего подобного он не сказал. Доктор Бурлей очень внимателен к тебе. Если хочешь знать, он сказал, что самочувствие твое совсем неплохое, но тебе требуется отдых и хорошее питание, чтобы снова набраться сил. Сам он намерен прописать тебе специальную диету, а мы хотим нанять ночную сиделку, чтобы сестра Чартерис могла хоть ненамного отлучаться.
– Иными словами, он боится оставлять меня одну, не так ли? – Миссис Хинтон в гневе отбросила вязанье, и оно упало на пол. – Я этого не потерплю, ты слышишь? Не потерплю. Обходиться со мной так, будто я какая-то преступница или сумасшедшая!
Она явно разжигала в себе ярость; лицо ее покрыла пунцовая краска, а в уголке рта скопилась и медленной струйкой потекла к подбородку тоненькая полоска пены.
– Успокойтесь, миссис Хинтон, – умиротворяющим голосом вмешалась сестра Чартерис, – не к чему так волноваться. – При этом она выразительно посмотрела на миссис Уиллоуби, словно желая сказать: «Уходите. Я сама с ней справлюсь».
– Вы хотите избавиться от меня. Вы все сговорились, чтобы выжить меня отсюда. Я знаю, это так!
– Ничего подобного, мама. Зря ты вбиваешь себе в голову подобные мысли. Извини, мне сейчас надо идти – Мери ждет меня.
– Мери единственная, кто действительно любит меня, – воскликнула старая дама, в приступе жалости к самой себе раскачиваясь грузным телом вперед-назад и ударяясь им о спинку кресла. – Значит, доктор прописал мне специальную диету, так? И что же это за диета? Как я полагаю, мне знать об этом не положено?
– Ну что ты говоришь, дорогая? Он прописал тебе побольше молока, всевозможные супы и слегка поджаренное мясо – чуть тронутое огнем, чтобы только можно было есть. И поменьше крепкого чая, – со смехом добавила она.
– Значит, мне и чаю толком не попить, – ворчливо проговорила миссис Хинтон. Ее дочь воспользовалась моментом, на цыпочках вышла из комнаты и спустилась в холл, где ее ждала Мери. Маленькое личико светилось здоровьем под ярко-красным беретом, а из-под пальто торчали длинные, тонкие, милые жеребячьи ножки в черных шерстяных чулках.
– Ну пошли, мамочка, – проговорила девочка. – Сколько можно ждать!
Они направились в торговую часть города: Джоан Уиллоуби, совсем молодая и простая, в костюме из джерси, и Мери, смеющаяся и прыгающая вокруг нее.
Тем временем в спальне миссис Хинтон сестра Чартерис что было сил пыталась успокоить свою пациентку, которую сама про себя тайком считала злобной старухой и полагала, что ей самое место в сумасшедшем доме. Никто лучше нее не знал сварливый характер этой престарелой дамы. Что до миссис Уиллоуби, то та отличалась слишком добрым нравом. И не надо позволять маленькой девочке свободно бегать и прыгать в обществе этой мегеры. В следующий раз, когда придет доктор, она обязательно скажет ему об этом. Ведь черт знает что может произойти, если в присутствии Мери у миссис Хинтон случится один из ее припадков!
Сестра Чартерис с явным удовольствием окинула взором свое хорошо сложенное тело. Уж она-тосможет о себе позаботиться. Ребенок – другое дело. Она с радостью восприняла известие о том, что теперь у них будет ночная сиделка. Давно уже надо было подумать об этом.
Сестра Чартерис подергала носом.
– Еще одно слово, миссис Хинтон, – резко бросила она, – и вы к чаю не получите свое яйцо.
Она нередко пользовалась чувствительностью старой леди к мерам дисциплинарного воздействия: уже на самых ранних стадиях своего общения с миссис Хинтон ей стало ясно, что это был самый простой способ держать ее в руках. Старуха довольно желчно, даже с ненавистью посмотрела на нее. Затем она угрюмо ухмыльнулась и наклонилась, чтобы подобрать валявшееся у ног вязанье, после чего в комнате воцарилась тишина – почти полная, если не считать редкого шелеста страниц в руках сестры Чартерис да робкого позвякивания спиц наконец-то успокоившейся миссис Хинтон.
Минула неделя после того, как в доме появилась ночная сиделка – крупная шотландка по имени Флора Макбрайд. Внешне походившая скорее на мужчину, чем на женщину, она в свободные от дежурства часы предпочитала наряжаться в бледно-розовые и голубые тона, весьма слабо гармонировавшие с ее внешностью, и пересказывать бесчисленные истории, в которых приятели именовали ее не иначе как «Флосси» или «Фло». Естественно, неоднократно упоминалось, что ей с трудом удавалось избегать или отвергать бесчисленные и при этом настойчивые притязания со стороны мужчин.
Миссис Хинтон отнеслась к ее появлению довольно спокойно, и, если не считать ее почти постоянной сдержанности и даже суровости в общении с окружающими, можно было сказать, что новое знакомство прошло без особых усилий. Вместе с тем она с подчеркнутым беспокойством относилась к своему здоровью и непрерывно бомбардировала и Джоан, и обеих сестер вопросами по поводу своего здоровья, а также того, насколько эффективной, на их взгляд, оказалась новая диета, которую ей прописал доктор. Помимо этого она долгими часами сидела в кресле, сложив руки на коленях и устремив неподвижный взгляд на пламя камина, не обращая никакого внимания на адресованные ей слова и лишь изредка растягивая губы, чтобы выдавить какие-то слова.
Сестра Чартерис регулярно докладывала доктору Бурлею о визитах Мери к старой даме, и тот неизменно соглашался с ней, что чем реже ребенок будет видеться со старухой, тем это лучше скажется на его здоровье. При этом он пояснил Джоан, что, если девочка совсем перестанет заходить в комнату к бабушке, это неизбежно ранит сердце старой леди, однако добавил при этом, что «будет нелишним максимально растягивать промежуток времени между каждым визитом. С учетом того, что ваш ребенок не вполне осознает, что бабушка не окончательно поправилась, нам приходится заботиться о существе столь нежного возраста. Можете себе представить, какое потрясение ждет ее, если она неожиданно испугается приступа».
Он стоял, прислонившись спиной к камину, засунув одну руку глубоко в карман брюк, а другой небрежно поигрывал цепочкой от часов.
– Более того, – продолжал он, – я должен предупредить вас, что все это не может продолжаться более нескольких месяцев. В состоянии вашей матери не отмечается ни малейших признаков улучшения и, боюсь, вы все же будете вынуждены согласиться с тем, чтобы поместить ее в приют или что-то вроде этого.
Вечером, когда Джоан поднялась, чтобы пожелать старой леди спокойной ночи, миссис Хинтон доказала:
– Я знаю, с чем ты ко мне пришла. «Доктор сказал, что он очень доволен процессом излечения». Так вот – я не верю ни одному твоему или его слову! Я хочу, чтобы меня лучше кормили, чтобы чаще давали мясо. Вы что, считаете, что я какая-то канарейка, а не живой человек? – Она резко повела плечами. – О, мои бедные кости, разве могут они вынести эти мартовские ветры?
Через несколько дней после этого сестра Чартерис вбежала к Джоан, едва скрывая сильное возбуждение.
– Миссис Уиллоуби, – воскликнула она, – мне кажется, настало время, когда вы просто должныпринять в отношении своей матери дополнительные меры. Я уже не в состоянии одна нести ответственность за ее поведение. Бог ты мой, я бы никогда не поверила, что она способна на такое! – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. – Даже сейчас, стоит мне вспомнить, я просто вся вздрагиваю от этого.
– Да что случилось? Сестра, скажите толком!
– Сегодня утром мы спустились к завтраку и увидели, что в мышеловку попалась мышь; я подумала, что мы успеем поесть, после чего намеревалась отдать ее Томпсону, чтобы он вышвырнул ее коту. Так вот, незадолго до окончания завтрака я вышла из-за стола и пошла позвать его, а когда вернулась, то увидела, что миссис Хинтон вовсю отрезает ей голову!Я крикнула, чтобы она остановилась, спросила, что она делает, и вы знаете, что она мне ответила?
Сестра Чартерис возбужденно вздохнула.
– Она сказала мне, что хочет выпить ее кровь, чтобы снова набраться сил. «Какая мерзость», – сказала я. Вы только представьте себе такое! Нет, я отсюда ухожу, иначе черт знает что здесь может произойти.
Услышав от Джоан эту историю, доктор Бурлей нахмурился.
– Что ж, возможно оно и к лучшему, – проговорил он. – Прошу извинить, но я не вижу иного выхода. Вашу мать следует определить в психиатрическую лечебницу, причем чем скорее, тем лучше. Я постараюсь все организовать так, чтобы ее приняли в начале недели.
Джоан расплакалась, но он сел рядом с ней, взял ее руку в свои ладони и рассказал ей о нескольких случаях, в которых также пришлось иметь дело с приступами невероятной жестокости и которые закончились тем же.
В конце концов ему удалось убедить, и отчасти успокоить Джоан, после чего миссис Хинтон была определена в Парксайдскую психиатрическую больницу. Отъезд был намечен на следующий вторник. Было признано целесообразным ничего не говорить старой леди. После того как проблема оказалась урегулированной и самой Джоан, – в сущности, делать было нечего, молодая женщина неожиданно почувствовала, что у нее буквально гора свалилась с плеч.
Сестра Чартерис, услышав эту новость, коротко бросила: «Давно пора было», тогда как Макбрайд лишь покачала головой и буркнула своим низким, грудным голосом: «От подобных штучек и свихнуться недолго. Терпеть не могу иметь дело с психами».
Настал понедельник. В комнатах сиделок перетаскивали чемоданы и коробки, которыми изредка по неосторожности задевали за ножки мебели, производя неизбежный в таких случаях шум. Были предприняты максимальные меры предосторожности, чтобы старая леди ни в коем случае не догадалась об истинной цели всех этих перемещений. Когда же она все-таки спросила, в чем причина подобной суеты, ей сказали, что уезжает сестра Макбрайд – сообщение это не только удовлетворило, но и явно обрадовало старуху. Сидя на диване, она с выражением злобного триумфа на лице наблюдала за неповоротливыми движениями женщины, возившейся возле чайного столика. Больничная машина с санитарами должна была прибыть на следующий день к девяти утра, так что основную часть сборов предстояло завершить сегодня.
За чаем сестра Макбрайд, которая официально заступала на дежурство лишь в десять часов вечера, но так и не прилегла за весь день из-за предотъездных хлопот, наклонилась к сестре Чартерис и прошептала ей на ухо:
– Хочу потихоньку сбегать в универмаг. Представляете, моя дорогая, совсем забыла, что у меня кончились духи. Но я ненадолго.
Сестра Чартерис с нескрываемым удивлением посмотрела на свою коллегу. Она всегда поражалась пристрастием этой сухопарой клячи ко всевозможной косметике.
– Если вас не затруднит, купите мне, пожалуйста, пузырек аспирина.
– Разумеется, моя дорогая. – Сестра Макбрайд встала. – Ну, пожалуй, побегу. – И она поспешно вышла из комнаты.
Тишину нарушил голос миссис Хинтон, в котором прозвучали резкие нотки, столь часто встречающиеся у глуховатых людей:
– Какое счастье, что эта ужасная женщина завтра уезжает. Никогда еще не встречала таких дур, а к тому же и грязнуль.
Сестра Чартерис мрачновато улыбнулась. Она вполне разделяла подобную точку зрения, однако в данный момент предпочла промолчать. К тому же удобный случай избавил ее от необходимости отвечать, поскольку в этот момент в комнату вошел дворецкий Томпсон. Он подошел к сестре.
– Простите, вас просят к телефону.
– Кто?
– Имя я не разобрал, – ответил он. Разумеется, он прекрасно узнал голос доктора, однако ему было предписано ни под каким предлогом не упоминать это имя в присутствии «старой сумасбродки».
– Пожалуйста, передайте, что я сейчас подойду.
Он вышел. Миссис Хинтон окинула сестру подозрительным взглядом.
– Я ненадолго, моя дорогая, – проговорила Чартерис и поспешила вслед за Томпсоном, гадая по пути, кто же это может быть.
Оставшись одна, миссис Хинтон посмотрела в окно и увидела Мери, которая каталась на велосипеде возле дома. Старуха застучала по стеклу, пытаясь привлечь внимание девочки. Разумеется, с такого расстояния девочка ничего бы не могла услышать, но именно в этот момент она случайно бросила взгляд и увидела, как бабушка улыбается ей и машет рукой, чтобы она поднялась.
«Вот ведь бедняжка, – подумал ребенок, – сидит там одна в своей комнате». Затем она бросила велосипед и поспешила в дом.
Миссис Хинтон удовлетворенно улыбнулась: сестра, эта несносная болтунья, задержится у телефона отнюдь не «недолго», а совсем наоборот. Через минуту она услышала-как по коридору затопали легкие ножки.
– Бабуля! – закричала девочка, не успев еще открыть дверь.
– Тише ты! Зачем так шуметь? У меня и так голова раскалывается. Но входи, входи же, дорогая.
Девочка подбежала к дивану и приподняла лицо, чтобы получить традиционный поцелуй в щеку. Ей показалось, что бабушка выглядит как-то странно: ее глаза неотрывно смотрели ей на лицо, на горло, и было в них что-то необычное, диковинное. Мери пыталась про себя подобрать нужное слово… как будто та испытывала сильный голод.
– Садись вот сюда, дитя мое. У меня не так много времени. Они ни на минуту не оставляют меня одну, а мне надо с тобой поговорить. Ты знаешь, что я старая, больная женщина. Очень больная. И доктор Бурлей хочет запереть меня в сумасшедшем доме. Ты ведь знаешь, что такое сумасшедший дом, правильно? Это то место, куда они помещают лишившихся рассудка людей. Так вот, доктор Бурлей как раз и хочет отправить меня в такой дом. Он считает, что я помешалась, что я маньяк. Но это не так! Нет, моя дорогая! Я всего лишь больная женщина… которую к тому же недокармливают. А мне требуется специальная диета.
Говоря все это, старая леди медленно волочила свое грузное тело вдоль дивана, пока в конце концов не оказалась рядом с Мери. Она погладила кудрявую головку девочки, ласково прикоснулась к плечам, нежно тронула шею.
– Ты же любишь свою бабулю, не так ли, Мери?
– Да.
Девочке было неловко от ее прикосновений, да и взгляд у бабушки был такой, словно она действительносошла с ума.
Миссис Хинтон встала с дивана и подошла к двери. Ключ торчал в замке – она повернула его, сунула к себе в сумку и вернулась к дивану.
– Мы должны поторопиться, моя дорогая, если, конечно, ты действительно хочешь помочь своей бабуле. Они скоро вернутся – Чартерис и эта Макбрайд.
– А что мне надо делать?
– Сделай, пожалуйста, мне маленький подарок. Подари мне то, что я так давно хочу, что-то такое… – она почти выплевывала слова, – … что-то, что я должна получить.
– Не надо, бабуля, – Мери нервно засмеялась, – мне становится страшно.
– Не надо бояться, мне же надо совсем мало. Всего одну чашечку. Одну-единственную чашечку твоей молодой, здоровой крови. Ведь ты же дашь ее мне, чтобы твоя бабуля снова поправилась, правда?
– Не говори таких вещей… Я ухожу. Отпусти меня.
– Не глупи, девчонка. Я не сделаю тебе ничего плохого. А отпущу я тебя только после того, как ты сделаешь мне свой маленький подарок.
Ребенок заплакал.
– Ну зачем же плакать, дорогуша? Ну иди сюда, не будем тратить время.
С неожиданным для своих габаритов проворством миссис Хинтон быстро доковыляла до чайного столика и схватила лежавший на нем столовый нож. Мери не отводила от нее взгляд широко раскрывшихся от ужаса глаз. Затем она закричала.
Похожая на тигрицу, женщина неожиданно повернулась, лицо ее исказила маска страха и ярости.
– Да замолчишь ты, маленькая дура?! Замолчи немедленно, иначе я перережу тебе горло.
– Ослепшая от слез, задыхаясь от рыданий и ужаса, девочка бросилась к двери, ухватилась за ручку и принялась изо всех своих жалких силенок сотрясать ее. Однако уже через секунду старуха оказалась рядом с ней. Мери почувствовала, как ладони бабки сомкнулись вокруг ее шеи и стали оттягивать ее от двери. Сделав последний рывок, девочка выпустила дверную ручку и, откинувшись назад, свалилась на диван. Подобно пушечному ядру миссис Хинтон накрыла ее своим массивным телом, все так же сжимая в руке нож.
– Мамочка! Мамочка! Сестра Чартерис… помогите…
Старуха закинула ей голову назад, кожа на горле девочки натужно напряглась.
Тем временем сестра Чартерис продолжала телефонный разговор:
– Слушаю вас.
– Это сестра Чартерис?
– Да, это я.
– Это доктор Бурлей. Я звоню вам, чтобы сказать…
Неожиданно связь прервалась. Сестра несколько раз нажала на рычаг. Подобные вещи ее всегда сильно раздражали. Эти телефонистки с каждым днем работают все хуже и хуже.
– Коммутатор! Коммутатор! Нас разъединили!
– Будьте любезны, положите трубку, я снова вас соединю, – послышался бодрый женский голос.
Сестра Чартерис с досадой выполнила данные ей инструкции, после чего стала ждать, нервно притопывая ногой по полу. На душе кошки скребли – не надо было все-таки оставлять миссис Хинтон одну, хотя она и успокаивала себя, мыслью о том, что за такое короткое время ничего особенного случиться не может.
Она раздраженно посмотрела на телефон. Минуты через три он снова зазвонил. Сестра буквально сорвала трубку с рычага.
– Сестра Чартерис? Извините, нас разъединили. Я звоню вам, чтобы попросить вас дать миссис Хинтон перед сном успокоительное. – ей надо хорошенько выспаться перед дорогой. Лучше всего дать ей мединол. Что? Да, как в прошлый раз. А утром перед отъездом я заскочу к вам. До свиданья.
Сестра Чартерис услышала щелчок и короткие гудки.
Телефон стоял на столике, располагавшемся в углу под лестницей. Сестра подумала, что раз уж она оказалась внизу, можно проинформировать миссис Уиллоуби относительно последних рекомендаций доктора. Она нашла хозяйку в гостиной – женщина сидела в глубоком кресле с книгой в руках. Сестра Чартерис не без удовольствия окинула взглядом комнату. Так тихо, спокойно, приглушенный свет, потрескивание поленьев в камине!
– Я вам нужна, сестра?
– Я хотела просто спросить, может, у вас есть какие-нибудь дополнительные распоряжения насчет завтрашнего дня?
– Нет, по-моему все готово. Доктор Бурлей приедет завтра утром, за полчаса до машины из больницы. – Она опустила книгу. – О, знаете, сестра, мы, конечно, делаем то, что надо, но иногда мне становится как-то не по себе.
– Вы сделали для своей матери все, что смогли, – ответила та, стараясь держаться прямо и подтянуто в своей облегающей форме.
Джоан грустно улыбнулась и добавила:
– Пожалуй, мы все сделали все, что смогли. Будьте любезны, по пути позовите ко мне Томпсона.
Сестра Чартерис быстро прошла в буфетную, передала, о чем ее просили, и вместе с дворецким направилась назад в гостиную. В этот момент они услышали крик Мери – приглушенный, отдаленный. В этом вопле явно чувствовался ужас, и раздавался он сверху, со стороны комнаты миссис Хинтон. Но почему он так резко оборвался? Она опустила ладонь на руку Томпсона:
– Боже праведный! К ней девочка поднялась… Это из комнаты миссис Хинтон! Мне может понадобиться ваша помощь.
Она взбежала по лестнице, следом за ней быстро поднялся Томпсон. Едва повернув за угол, сестра посмотрела вниз и увидела миссис Уиллоуби с недоумевающим выражением лица. Затем она бросилась к двери в комнату миссис Хинтон. Дверь оказалась заперта. Сестра понимала, что главное сейчас – это сохранять спокойствие.
– Миссис Хинтон! Пожалуйста, откройте дверь. Это сестра Чартерис.
Ответа не последовало. Тишина в комнате за дверью была какая-то напряженная, неестественная, словно кто-то вслушивался, ждал.
– Миссис Хинтон! Немедленно откройте дверь. Я знаю, что вы там.
Она нетерпеливо дергала ручку.
Изнутри донесся низкий стон. Чартерис прищурилась. Значит, Мери ранена? Один лишь Бог знал, что эта старая чертовка могла с ней сделать. Она посмотрела на широкие плечи Томпсона. Да, ему с дверью удастся справиться без труда.
– Миссис Хинтон, если вы сейчас же не откроете дверь, мы взломаем ее.
Наконец она расслышала крадущиеся шаги за дверью.
Сестра Чартерис кивнула Томпсону. Тот приналег на дверь, но с первой попытки замок устоял. Очередной удар плечом – послышался хруст ломаемого дерева. По коридору уже бежала миссис Уиллоуби и ее горничная, которых встревожил поднявшийся шум. Томпсон отошел на несколько шагов от двери и в третий раз со всего размаха опустил свое тяжелое тело на дверную панель. С оглушительным треском дверь распахнулась. Когда все они влетели в комнату, миссис Хинтон повернулась к ним – до этого все ее внимание было сосредоточено на лежавшем на диване предмете.
Джоан невольно замешкалась у порога, и первое, что предстало ее изумленному взору, была нижняя часть лица ее матери, выкрашенная во что-то ярко-пурпурное; на руках старухи были надеты красные перчатки.
