Текст книги "Таящийся ужас 3"
Автор книги: Роальд Даль
Соавторы: Август Дерлет,Лоуренс Блок,Мартин Уоддел,Владимир Гриньков,Флора Флетчер,Сибери Куин,Эдвард Лукас Уайт,Уильям Сэмброт,Мэнн Рубин,Монтегю Холтрехт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
– Я открою тебе секрет, – сказал он. – Ты абсолютно права. Хотя, должен заметить, главное не столько в том, какготовить смесь, сколько в том, из чего.Мейбл, ты понимаешь, что я хочу сказать?
Миссис Тейлор прекратила вязание и посмотрела на мужа.
– Альберт, ты же не хочешь сказать, что что-то подмешал в молоко?
Улыбка не сходила с его лица.
– Скажи, так или нет?
– Вполне возможно, – ответил он.
– Я тебе не верю.
Теперь в его улыбке, обнажившей зубы, появилось что-то жестокое.
– Альберт, пожалуйста, прекрати эти игры.
– Да, дорогая, хорошо.
– Так ты ничего не подмешивал ей в молоко? Ответь мне, Альберт. Для такой крошки это может иметь самые серьезные последствия.
– Мой ответ – да, Мейбл.
– Альберт Тейлор! Как ты мог?
– Не надо так возбуждаться. Я все тебе расскажу, если ты действительно этого хочешь, только ради всего святого, держи себя в руках.
– Пиво! – воскликнула она. – Я знаю, это было пиво!
– Мейбл, пожалуйста, не говори глупости.
– Что же тогда?
Альберт аккуратно положил трубку на столик рядом с собой и откинулся на спинку кресла.
– Скажи, – проговорил он, – тебе никогда по какой-нибудь случайности не приходилось слышать от меня ничего о маточном молочке?
– Нет.
– Это волшебство, – сказал он. – Чистое волшебство. И вчера вечером мне неожиданно пришла в голову мысль о том, что если я подмешаю небольшое его количество в молоко для ребенка…
– Да как ты посмел!
– Но послушай, Мейбл, ты даже не знаешь, что это такое.
– Меня не интересует, что это такое, – ответила женщина. – Ты не можешь подмешивать посторонние продукты в молоко такого крохотного младенца. Да ты с ума сошел.
– Оно абсолютно безвредно, Мейбл, иначе я никогда бы не пошел на это. Его производят пчелы.
– Я так и поняла.
– Кроме того, оно настолько дорогое, что практически никто не может позволить себе воспользоваться им. Но даже если это и происходит, вы каждый раз используете буквально какую-то капельку.
– И могу я поинтересоваться, сколько ты дал нашему младенцу?
– А, – проговорил он, – в этом-то как раз весь вопрос. Именно здесь находится основное различие. Я полагаю, что за последние четыре кормления наш ребенок проглотил маточного молочка примерно в пятьдесят раз больше, чем любое из когда-либо живших на земле человеческих существ.
– Альберт, может ты прекратишь разыгрывать меня?
– Я клянусь в этом, – с гордостью произнес он.
Она сидела и смотрела на него, хмурилась, рот слегка приоткрылся.
– Мейбл, тебе известно, сколько стоит это вещество, если бы ты вздумала его купить? Одно предприятие в Америке прямо сейчас предлагает купить у него это молочко по цене пятьсот долларов за однофунтовую банку! Пятьсот долларов!Это же дороже золота, понимаешь?
Она не имела ни малейшего представления, о чем он говорит.
– Я докажу это, – сказал он и, вскочив из, кресла, бросился к книжным полкам, на которых хранилась его литература о пчелах.
На самой верхней полке были аккуратно сложены номера «Американского журнала о пчелах», рядом лежали экземпляры «Британского журнала о пчелах и пчеловодстве», а также другие наименования. Он взял последний номер американского журнала и нашел страницу с маленьким рекламным объявлением.
– Вот, – сказал он, – как я тебе и говорил. «Мы продаем маточное молочко – оптовая цена 480 долларов за однофунтовую банку».
Он протянул журнал жене, чтобы она сама могла прочитать объявление.
– Сейчас-то ты веришь мне? Такой магазин действительно существует в Нью-Йорке, Мейбл. Об этом так и говорится.
– Но здесь ничего не говорится о том, что ты можешь добавлять его в молоко практически новорожденного младенца. Я не понимаю, Альберт, что такое нашло на тебя, просто не понимаю.
– Но ведь оно помогло ей, не так ли?
– Сейчас я уже в этом не уверена.
– Мейбл, только не веди себя так глупо. Все-то ты прекрасно понимаешь и знаешь.
– Почему же другие люди не дают его своим младенцам?
– Еще раз повторяю, – сказал он, – оно слишком дорого. Практически никто на свете не может позволить себе покупать маточное молочко для еды, разве что один-два мультимиллионера. Его покупают лишь крупные компании, производящие косметические кремы и тому подобное. Они используют его в качестве добавки. Примешивают крохотную щепотку молочка к большой банке косметического крема и потом продают по совершенно баснословным ценам. Говорят, это предохраняет от морщин.
– Правда?
– Ну откуда, Мейбл, я могу это знать? В любом случае, – проговорил он, возвращаясь к креслу, – речь идет не об этом. Речь идет вот о чем. Буквально за несколько последних часов оно принесло нашему ребенку такую пользу, то, как я считаю, мы должны и впредь давать ему его. Мейбл, пожалуйста, не перебивай, дай мне закончить. Сейчас у меня двести сорок ульев, и если мы используем хотя бы сто из них на производство маточного молочка, то тем самым наверняка удовлетворим все-потребности нашей дочери.
– Альберт Тейлор, – проговорила женщина, устремляя на мужа взгляд широко распахнутых глаз. – Ты что, с ума сошел?
– Да ты только послушай меня, прошу, послушай.
– Я запрещаю тебе это, – сказала жена, – раз и навсегда. Ты больше не дашь моему ребенку ни единой капли этого мерзкого молочка, ты меня понял?
– Но, Мейбл…
– Помимо всего прочего, в прошлом году мы собрали как никогда мало меда, так что если ты немедленно не прекратишь свои дурацкие эксперименты с ульями, я не знаю, что может произойти.
– Мейбл, с моими ульями полный порядок.
– Но тебе прекрасно известно, что в прошлом году мы сняли только половину обычного урожая.
– Пожалуйста, окажи мне услугу, – проговорил он. – Позволь объяснить, какие чудеса способно проделывать это вещество.
– Но ты до сих пор даже толком не объяснил мне, что это такое.
– Хорошо, Мейбл, я так и сделаю. A ты станешь меня слушать? Дашь мне возможность объяснить тебе?
Она вздохнула и снова взяла в руки вязанье.
– Я полагаю, Альберт, что ты уже давно мог рассказать мне. Ну давай, говори.
Он чуточку помолчал, не зная теперь, с чего начать. Непросто было объяснять подобные вещи человеку, не имеющему детального представления о пчеловодстве.
– Ты ведь знаешь, не так ли, что в каждой колонии имеется одна-единственная пчеломатка?
– Да.
– И то, что эта самая пчеломатка занимается кладкой всех яиц?
– Да, дорогой, это даже я знаю.
– Хорошо. Итак, матка откладывает яйца двух видов. Этого ты, видимо, не знала, но это так. Мы называем это одним из чудес улья… Она может откладывать яйца, из которых получатся трутни, а также такие яйца, из которых вылупятся рабочие пчелы. Так вот, Мейбл, если тебе и это не кажется чудом, то я вообще не знаю, какие бывают чудеса.
– Ну ладно, Альберт, хорошо, хорошо.
– Трутни представляют собой мужские особи. Нас они сейчас не интересуют. Рабочие же пчелы – женские особи; матка, естественно, также принадлежит к их числу. Однако рабочие пчелы являются, если так можно выразиться, бесполыми женскими особями. Их половые органы совершенно неразвиты, тогда как матка, напротив, неимоверно плодовита. За один-единственный день она может отложить столько яиц, сколько весит все ее тело.
Он чуть замешкался, собираясь с мыслями.
– Итак, происходит следующее. Матка ползает по сотам и откладывает яйца в то, что мы называем ячеей. Ну, ты видела эти маленькие отверстия в сотах? Так вот, гнездовые соты – это почти то же самое с той лишь разницей, что меда в них нет – одни яйца. Она откладывает по одному яйцу в каждую ячею, и за три дня каждое яйцо превращается в крохотную личинку. Мы называем ее черва. Теперь, как только появляется эта самая черва или личинка, пчелы-кормилицы – это молодые рабочие пчелы – собираются кругом и как сумасшедшие начинают ее кормить. И ты знаешь, чем они ее кормят?
– Маточным молочком, – терпеливо сказала Мейбл.
– Правильно! – воскликнул он. – Именно им они ее и кормят. Вещество это вырабатывается специальной железой, расположенной у них в голове, и именно его они закачивают в ячейки в качестве продукта питания личинок. А что происходит потом?
Он сделал драматическую паузу, глядя на нее своими помаргивающими, маленькими, серовато-водянистыми глазками. Затем он медленно повернулся в кресле и достал журнал, который читал накануне вечером.
– Хочешь знать, что происходит потом? – спросил он, облизывая губы.
– Жду не дождусь.
«Маточное молочко, – прочитал он вслух, – является веществом с необыкновенно питательными свойствами, ибо на одной лишь подобной диете личинка рабочей пчелы всего лишь за пять дней увеличивается в весе до полутора тысяч раз!»
– Сколько?
– Полторы тысячи раз,Мейбл. А ты можешь себе представить, во что это выльется, если вести пересчет на человеческие категории? Это означает, – он понизил голос и подался вперед, вперив в нее взгляд своих маленьких светлых глаз, – это означает, что за пять дней ребенок с начальным весом в семь с половиной фунтов достигнет веса в пять тонн!
Миссис Тейлор во второй раз прекратила вязать.
– Но, Мейбл, не надо воспринимать это так буквально.
– Это почему же?
– Ну, просто так принято выражаться в научных кругах.
– Очень хорошо, Альберт, продолжай.
– Это лишь половина моего рассказа, – сказал он. – Самое интересное впереди. Я еще не рассказал тебе про поистине поразительное свойство маточного молочка. Сейчас я тебе объясню, каким образом оно может превратить бесцветную и некрасивую маленькую рабочую пчелу, практически лишенную половых органов, в прекрасную, большую и способную к размножению пчеломатку.
– Ты хочешь сказать, что наш ребёнок бесцветен и некрасив? – резко спросила она.
– Мейбл, пожалуйста, не надо говорить за меня. Ты только послушай. Известно ли тебе, что и пчеломатка, и рабочая пчела, несмотря на их абсолютную непохожесть во взрослом возрасте, вылупляются из одного и того же вида яиц?
– Я не могу в это поверить, – сказала жена.
– Мейбл, это так же верно, как и то, что я сейчас сижу перед тобой, честное слово. И всякий раз, когда пчелам надо, чтобы из яйца вылупилась пчеломатка, они вполне могут это сделать.
– Каким образом?
– О, – проговорил он, покачивая пальцем в ее направлении. – Именно к этому я и перехожу. В этом-то и состоит весь секрет. Итак, Мейбл, как тысчитаешь, благодаря чему становится возможным подобное чудо?
– Благодаря маточному молочку, – ответила женщина. – Ты мне уже говорил.
– Вот именно, маточному молочку! – воскликнул он, хлопая в ладоши и подпрыгивая в кресле. Сейчас его большое круглое лицо сияло от возбуждения, а на верхней части щек проступили ярко-красные пятна.
– Вот как это происходит. Я постараюсь объяснить тебе это с максимальной простотой. Пчелам требуется новая матка. Тогда они строят особенно большую ячею, мы ее называем маточной ячеей, и делают так, чтобы старая матка отложила туда одно из своих яиц. Остальные тысячу девятьсот девяносто девять яиц она откладывает в обычные рабочие ячеи. Далее. Как только из этих яиц вылупляются личинки, пчелы-кормилицы начинают суетиться и подносить туда маточное молочко. Его получают все – как рабочие пчелы, так и матка. Но здесь, Мейбл, есть одно крайне важное обстоятельство, поэтому слушай внимательно. В этом и заключается вся разница. Червы рабочих пчел получают это особое чудесное питание лишь в течение первых трех днейсвоей жизни в стадии личинки. Затем их диета полностью меняется. Их, в сущности, отучают от этой пищи, хотя этот процесс весьма специфичен, поскольку происходит резко, внезапно. По истечении трех дней их сажают на более или менее регулярную пчелиную диету – смесь меда и цветочной пыльцы – и примерно две недели спустя они покидают улей уже как взрослые рабочие пчелы. Совершенно иначе обстоят дела с маточной ячеей! В нее маточное молочко поступает на протяжении всей стадии личиночного развития.Пчелы-кормилицы попросту закачивают его в ячею, в результате чего маленькая черва буквально плавает в нем. И именно благодаря этому она превращается в пчеломатку!
– Ты не можешь этого доказать, – сказала жена.
– Мейбл, пожалуйста, не говори глупостей. Тысячи людей многократно это доказали, известные ученые едва ли не всех стран мира подтвердили данный факт. Все, что требуется проделать, это извлечь черву из рабочей ячеи и поместить ее в маточную ячею – мы называем это прививкой, – и, если пчелы-кормилицы в достаточной степени снабжают ее маточным молочком, мы получаем – гоп-ля! – пчеломатку! Но все это выглядит еще более поразительным потому, что между взрослыми рабочими пчелами и пчеломаткой существуют громадные, невероятные различия. У них совершенно разная конфигурация брюшка, разное жало, разные ноги, разн…
– А что с ногами? – спросила она, явно проверяя его.
– С ногами? Ну, у рабочих пчел на ножках имеются маленькие «корзиночки», в которых они переносят пыльцу. У матки таких «корзиночек» нет. Но это не все. У пчеломатки имеются вполне развитые половые органы, которые отсутствуют у рабочих пчел. Но самое поразительное, Мейбл, это то, что пчеломатка в среднем живет от четырех до шести лет, а жизнь рабочей пчелы не насчитывает даже такого числа месяцев. И все эти различия имеют место лишь потому, что кто-то получал маточное молочко, а кто-то – нет!
– Трудновато поверить, – заметила женщина, – что все это происходит исключительно из-за разницы в питании.
– Ну конечно же, трудно поверить. Это еще одно из чудес улья. По сути дела, это самое значительное и яркое из всех чудес. Масштабы его столь грандиозны, что оно на многие сотни лет сбило с толку величайшие научные умы. Подожди минутку, побудь здесь, никуда не уходи.
Он снова вскочил с кресла, бросился к книжным полкам и начал копаться среди лежащих на них книг и журналов.
– Я хочу показать тебе несколько статей. Вот, нашел. Это одна из них. Послушай. – Он начал, читать вслух статью из «Американского журнала о пчелах»:
«Проживая в Торонто и возглавляя прекрасную исследовательскую лабораторию, предоставленную ему канадским народом в знак признания его поистине грандиозных заслуг перед человечеством благодаря открытию инсулина, доктор Фредерик Бантинг заинтересовался проблемой маточного молочка. Он поручил своим сотрудникам провести всесторонний фракционный анализ…»
Он сделал паузу.
– Ну, все читать незачем, однако что из этого вышло? Доктор Бантинг и его сотрудники взяли пробу маточного молочка из маточных ячей, в которых находились двухдневные личинки, и подвергли его анализу. И как ты считаешь, что они обнаружили? Они обнаружили, – продолжал он, – что маточное молочко содержит фенолы, стиролы, глицерины, декстрозу и – вот это место – от восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов неидентифицированных кислот!
Он стоял с журналом в руках рядом с книжной полкой, на его губах блуждала едва заметная победная улыбка; жена с изумлением смотрела на него.
Он не был высоким мужчиной; у него было толстое, пухлое, мясистое тело, укрепленное невысоко над землей на коротковатых и к тому же кривоватых ножках. Голова была громадной и круглой, покрытой жесткими, коротко остриженными волосами, а значительную часть лица – он совсем перестал бриться – покрывал коричневато-желтый пушок. Едва ли можно было отрицать, что вид у него, с какой стороны ни посмотреть, был довольно нелепый.
– От восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов, – повторил он, – неидентифицированных кислот. Фантастика! – Он повернулся к полкам и стал снова копаться в стопках журналов.
– Что это значит – неидентифицированные кислоты?
– В этом-то все и дело! Этого никто не знает! Даже Бантингу не удалось это выяснить. Ты слышала о Бантинге?
– Нет.
– Пожалуй, сейчас он является самым известным из живущих на свете докторов, вот и все. [1]1
Фредерик Бантинг умер в 1941 году.
[Закрыть]
Глядя сейчас на него, снующего перед книжными полками, на его жесткие волосы, волосатое лицо и толстое, пухлое тело, она не могла избавиться от мысли, что каким-то странным образом этот человек напоминает ей пчелу. Ей часто приходилось видеть женщин, походивших на лошадей, на которых они ездили, и она замечала, что люди, разводившие птиц, бультерьеров или болонок, нередко имели в своей внешности пусть небольшое, но разительное сходство со своими питомцами. Однако до настоящего момента ей как-то не приходила в голову мысль о том, что ее муж может походить на пчелу. Это даже немного потрясло ее.
– А Бантинг не пытался принимать внутрь это вещество? Ну, маточное молочко? – спросила женщина.
– Ну конечно же нет, Мейбл. У него не было такого количества молочка. Оно слишком дорого.
– Знаешь что? – проговорила она, продолжая смотреть на него с легкой улыбкой. – Ты и сам чуточку похож на пчелу, ты этого не замечал?
Он повернулся и посмотрел на жену.
– Наверное, это в основном из-за бороды, – сказала жена. – Мне бы хотелось, чтобы ты ее сбрил. У нее даже цвет какой-то пчелиный, ты не находишь?
– Что за ерунду ты болтаешь, Мейбл?
– Альберт, следи за своей речью.
– Ты будешь слушать дальше или нет?
– Да, дорогой, извини. Я просто пошутила. Продолжай.
Он снова повернулся, вытянул с полки еще один журнал и принялся листать страницы.
– А теперь, Мейбл, послушай, вот это. «В 1939 году Хейл проводил эксперименты с двадцатиоднодневными крысами, вводя им различные количества маточного молочка. В итоге ему удалось обнаружить преждевременное фолликулярное развитие яичников, степень выраженности которого находилась в прямой зависимости от количества введенного вещества».
– Вот! – воскликнула женщина. – Я так и знала!
– Что ты знала?
– Знала, что произойдет нечто ужасное.
– Ерунда. В этом нет ничего необычного. А вот, Мейбл, еще. «Стилл и Бардетт обнаружили, что мужские особи крыс, которые до этого оказывались неспособными к размножению, после ежедневных мельчайших инъекций маточного молочка в дальнейшем неоднократно давали потомство».
– Альберт, – воскликнула женщина, – но это слишкомсильное вещество, чтобы давать его младенцу! Не нравится мне это.
– Чепуха, Мейбл.
– Но тогда скажи, почему они опробовали его только на крысах? Почему никто из этих выдающихся ученых сам не попробовал принять его? Просто они слишком умные, вот и все. Ты что, действительно думаешь, что доктор Бантинг стал бы рисковать своими драгоценными половыми органами? Только не он.
– Но они давалиего людям, Мейбл. Вот статья, целиком посвященная этому. Послушай. – Он перевернул страницу журнала. – «В 1953 году в Мехико группа известных физиологов стала использовать мельчайшие дозы маточного молочка при лечении таких болезней, как церебральный неврит, артрит, диабет, табачная интоксикация, импотенция, астма, круп и подагра. Имеется масса официальных свидетельств… Известный биржевой маклер из Мехико заболел трудноизлечимой формой псориаза. Это крайне пагубно отразилось на его внешности, клиентура перестала иметь с ним дело, он терпел убытки в своем бизнесе. В отчаянии он обратился, к маточному молочку – по одной капельке к каждому приему пищи – и, о чудо! уже через две недели он полностью выздоровел. Официант кафе „Йена“ из того же Мехико сообщил, что его отец, принимавший это чудесное вещество в минимальных дозах в капсулах, в девяностолетием возрасте зачал вполне здорового ребенка. Импресарио боя быков из Акапулько, обнаруживший, что ему достался довольно-таки вялый, сонного вида бык, ввел ему один грамм маточного молочка (избыточно большая доза) перед самым выходом на арену. В результате этого животное стало вести себя столь энергично и агрессивно, что быстро расправилось с двумя пикадорами, тремя лошадьми, матадором, а под конец…»
– Послушай! – сказала миссис Тейлор, прерывая мужа. – Кажется, наша девочка плачет.
Альберт оторвался от журнала. Да, несомненно, из спальни наверху доносились громкие крики.
– Проголодалась, наверное, – предположил он.
Жена посмотрела на часы.
– Боже праведный! – воскликнула она, вскакивая. – Чуть не прозевали очередное кормление! Альберт, быстренько приготовь смесь, а я пока пойду принесу ее! Только поспеши! Не хочу, чтобы она ждала.
Уже через полминуты миссис Тейлор вернулась, неся на руках кричащего младенца. Сейчас она снова волновалась, поскольку не успела еще привыкнуть к тому ужасному, непрекращающемуся крику, который издает проголодавшееся дитя.
– Альберт, быстрее! – позвала она, усаживаясь в кресло и укладывая младенца себе на колени. – Пожалуйста, быстрее!
Из кухни появился Альберт и протянул ей бутылочку с теплым молоком.
– Все в порядке, – сказал он, – можешь не проверять температуру.
Она чуть приподняла голову ребенка, после чего поднесла резиновую соску бутылочки к широко распахнутому, горланящему рту. Ребенок ухватил соску и принялся сосать. Вопли прекратились. Миссис Тейлор чуть расслабилась.
– О, Альберт, ты только посмотри, какая она прелестная, правда ведь?
– Она восхитительна, Мейбл. И все благодаря маточному молочку.
– Послушай, дорогой, мне бы не хотелось ни слова больше слышать об этом отвратительном веществе. Оно меня до смерти пугает.
– Ты совершаешь большую ошибку.
– Ну, посмотрим.
Младенец продолжал сосать.
– Альберт, мне кажется, что она опять выпьет целую бутылку.
– Уверен, так и будет.
Спустя несколько минут от молока ничего не осталось.
– Ну какая же чудесная девочка! – воскликнула миссис Тейлор, начиная осторожно извлекать соску изо рта ребенка. Тот почувствовал, что она собирается делать, и засосал еще стремительнее, стремясь удержать соску. Женщина сделала небольшой короткий рывок, и – хлоп! – соска выскочила.
– Уааа! Уааа! Уааа! – снова раздались вопли младенца.
– Вот ведь чертенок какой, – проговорила миссис Тейлор, чуть подкидывая ребенка себе на плечо и несильно шлепая его по попке.
Тот дважды быстро отрыгнул.
– Ну вот, моя хорошая, теперь все будет в порядке.
На несколько секунд крики смолкли, а потом раздались с новой силой.
– Пусть еще срыгнет, – сказал Альберт. – Она слишком много съела.
Жена снова подняла ребенка на плечо, потерла девочке спинку. Она переложила младенца с одного плеча на другое, потом уложила на живот к себе на колени, наконец усадила. Однако девочка больше не срыгивала, тогда как вопли становились с каждой минутой все громче и настойчивее.
– Хорошо для ее легких, – проговорил Альберт с улыбкой. – Именно так они упражняют свои легкие, Мейбл. Ты знала об этом?
– Ну, ну, ну, – приговаривала женщина, покрывая поцелуями лицо девочки. – Ну, ну, ну.
Они подождали еще пять минут, однако крики не прекращались ни на мгновение.
– Смени ей подгузник, – сказал Альберт. – Намочила, наверное, вот и все.
Он принес с кухни свежие пеленки, и миссис Тейлор заменила ими старые.
Это не произвело на младенца никакого впечатления.
– Уааа! Уааа! Уааа! – орало дитя.
– Мейбл, может ей колет где-нибудь? Ты проверила?
– Ну конечно же проверила, – ответила жена, для верности ощупывая пеленку пальцами.
Родители сидели в креслах напротив друг друга, нервно улыбаясь, глядя на лежащего на коленях матери младенца и дожидаясь, когда же он наконец устанет и перестанет -кричать.
– А знаешь что? – наконец спросил Альберт.
– Что?
– Готов поспорить, что она хочет есть. Клянусь, ей хочется еще раз приложиться к этой бутылочке. Может, сходить и принести еще?
– Альберт, я думаю, что этого делать не надо.
– Но это же поможет, – сказал он, поднимаясь. – Пойду подогрею вторую порцию.
Он прошел на кухню и отсутствовал несколько минут. Когда он вернулся, в руках у него была наполненная до краев бутылочка с молоком.
– Я приготовил двойную дозу, – объявил он. – Восемь унций – так, на всякий случай.
– Альберт! Ты с ума сошел! Тебе что, неизвестно, что перекормить младенца так же плохо, как и недокормить?
– Мейбл, но не обязательно давать ей все. Можешь остановиться, когда захочешь. Ну давай, – сказал он, становясь рядом. – Дай ей есть.
Миссис Тейлор стала щекотать соской верхнюю губу младенца. Крохотный ротик мгновенно, как ловушка, захлопнулся вокруг резинового соска, и в комнате воцарилась тишина. Все тело ребенка расслабилось, едва он начал сосать, и по его лицу разлилось выражение безмерного блаженства.
– Ну вот видишь, Мейбл! Что я тебе говорил?
Женщина ничего не ответила.
– Она просто изголодалась, вот и все. Посмотри только, как она сосет.
Миссис Тейлор поглядывала на уровень молока в бутылочке. Он быстро понижался, и совсем скоро три или четыре унции из восьми бесследно исчезли.
– Ну вот. – сказала она. – Хватит.
– Но, Мейбл, ты не можешь сейчас отнять ее.
– Да, дорогой, я должна.
– Да брось ты. Пусть выпьет все до конца, а ты не волнуйся.
– Но, Альберт…
– Она изголодалась, ты разве не видишь? Ну давай, моя красавица. Ты прикончишь эту бутылочку.
– Не нравится мне это, Альберт, – промолвила жена, но бутылочку все же отнимать не стала.
– Мейбл, она просто наверстывает упущенное, вот и все.
Через пять минут бутылочка опустела: Миссис Тейлор медленно извлекла соску, и на сей раз ребенок не выказал никакого протеста, не издал ни звука. Он мирно лежал на коленях матери, глазенки блестели от удовлетворения, рот был полуоткрыт, губы в молоке.
Двенадцать полных унций, Мейбл! – сказал Альберт Тейлор. – В три раза больше нормы! Это просто поразительно!
Женщина внимательно смотрела на дитя. В этот момент прежнее встревоженное выражение со сжатыми губами испуганной матери стало постепенно возвращаться на ее лицо.
– Что это с тобойслучилось? – спросил Альберт. – Это встревожило тебя, да? Но нельзя же рассчитывать на то, что она войдет в норму на каких-то четырех паршивых унциях. Так что не глупи.
– Альберт, подойди-ка сюда.
– Что?
– Я сказала, подойди сюда.
Он подошел и встал рядом с ней.
– Посмотри повнимательнее и скажи, ты не замечаешь никакой разницы?
Он присмотрелся к ребенку.
– Мне кажется, Мейбл, что она покрупнела, если ты это имеешь в виду. Покрупнела и потолстела.
– Возьми ее, – приказала жена. – Иди, подними её.
Он протянул руки и поднял ребенка с материнских коленей.
Боже мой! – воскликнул он. – Да она весит целую тонну.
– Вот именно.
Но разве это не чудесно! – воскликнул он, просияв. – Готов биться об заклад, что она уже сейчас пришла в полную норму!
– Это-то меня и пугает, Альберт. Слишком быстро.
– Глупости говоришь, женщина.
– И все из-за этого твоего мерзкого молочка, – проговорила миссис Тейлор. – Ненавижу его.
– В маточном молочке нет ничего мерзкого, – с оттенком возмущения ответил муж.
– Альберт, не будь дураком! Ты что, считаешь, что это нормально,когда ребенок с такой скоростью набирает вес?
– На тебя не угодишь! – воскликнул он. – Ты цепенеешь от страха, когда она худеет, а сейчас, когда она стала набирать вес, тебя охватил ужас! Что с тобой, Мейбл?
Женщина с ребенком на руках встала с кресла и направилась в сторону двери.
– Единственное, что я могу сказать, – промолвила она, – это то, что мне повезло, что я нахожусь здесь и могу проследить, чтобы ты больше не давал ей его, вот и все.
Она вышла, и через открытую дверь Альберту было видно, как она пересекла холл, подошла к нижней ступеньке лестницы и стала подниматься. На третьей или четвертой ступеньке она внезапно остановилась и так простояла несколько секунд, словно что-то припоминая, затем повернулась, довольно быстро спустилась и снова вошла в комнату.
– Альберт, – сказала она.
– Да?
– Я полагаю, в той последней бутылочке, что мы дали ей только что, не было ни капли твоего маточного молочка?
– Не понимаю, с чего бы тебе так полагать, Мейбл.
– Альберт!
– Что случилось? – спросил он мягким, невинным тоном.
– Как ты посмел! – прокричала женщина.
На крупном бородатом лице Альберта Тейлора появилось страдальческое, озадаченное выражение.
– Я полагаю, тебе бы надо радоваться; что она получила новую большую дозу этого вещества. Лично я радуюсь этому. Это действительно большая доза, Мейбл, поверь мне.
Женщина стояла в дверном проеме, сжимая в руках спящего младенца и уставившись на мужа громадными глазами. Она стояла очень прямо, тело буквально застыло от гнева, лицо бледное, а губы сжаты плотнее, чем обычно.
– Попомни мои слова, – продолжал Альберт, – я готов побиться об заклад, что очень скоро мы получим первый приз на любом конкурсе младенцев, который будет проходить по всейстране. Эй, а почему бы тебе не взвесить ее и не посмотреть, какой будет результат? Хочешь, Мейбл, я схожу за весами и мы определим, на сколько она тянет?
Женщина прошла прямо к большому столу в центре комнаты, положила на него ребенка и стала быстро распеленывать.
– Да, – принеси весы! – резко проговорила она, продолжая раздевать младенца.
Наконец она отколола скреплявшую подгузник булавку и оставила младенца на столе совершенно голым.
– Мейбл! – воскликнул Альберт. – Это же какое-то чудо! Она толстенькая, как пончик!
И в самом деле, ребенок сильно изменился. Маленькая впалая грудка с выступавшими со всех сторон ребрами была сейчас плотной, округлой, наподобие бочонка, гордо выпячивался живот. Как ни странно, ручки и ножки, казалось, отстали в развитии: такие же короткие и худенькие, они походили на тоненькие палочки, выступавшие из жирного мяча.
– Посмотри! – воскликнул Альберт. – У нее на животике уже начал прорастать пушок – это чтобы ей теплее было!
Он протянул руку и хотел уже было пощекотать кончиками пальцев нежный пух шелковистых желтовато-коричневых волос, неожиданно появившихся на животе младенца.
– Не прикасайся к ней! – закричала женщина.
Она обернулась и посмотрела на него; глаза ее горели, и сама она сейчас походила на маленькую испуганную птицу, вытянувшую в его сторону шею, словно готовая в любой момент взлететь, броситься и выклевать ему глаза.
– Постой, погоди же, – проговорил он, – отступая.
– Ты сошел с ума! – прокричала она.
– Мейбл, подожди минутку, пожалуйста, потому что если ты продолжаешь думать, что эта штука действительно опасная… Ведь ты же действительнотак думаешь? Ну ладно, хорошо. Слушай меня внимательно. Сейчас я намерен доказать тебе, Мейбл, раз и навсегда доказать, что маточное молочко абсолютно безвредно для людей, даже если его принимать в громадных количествах. Например, скажи, почему мы в прошлом году получили меда в половину меньше, чем обычно? Объясни мне это.
Отступив, он оказался в трех-четырех метрах от нее, что позволило ему ощутить себя в безопасности.
– Причина сокращения вдвое нашего прошлогоднего урожая меда заключается в том, – проговорил он медленно, чуть понизив голос, – что сто своих ульев я переоборудовал для производства маточного молочка.
– Чтоты сделал?
– Ага, – прошептал он. – Я знал, что могу немного удивить тебя. И я продолжал с тех пор заниматься всем этим прямо у тебя под носом. – Его маленькие глазки взирали на нее, а в уголках губ гуляла, посверкивая, хитрая улыбка. – Но ты никогда не догадаешься, зачем я все это проделал, – сказал он. – Вплоть до сегодняшнего дня я не решался даже касаться этой темы, поскольку опасался, что это может… ну… отчасти смутить тебя.
