Текст книги "Залив ангелов"

Автор книги: Риз Боуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 10

Ронни Бартон больше никак не давал о себе знать, поэтому я предположила, что он попытался устроиться на службу к принцу Уэльскому и преуспел в этом начинании. После этого мне наконец-то удалось вздохнуть свободнее. Я делала все, что от меня требовалось, каждый день пекла булочки, а по вечерам изучала поваренную книгу, гадая, удастся ли мне когда-нибудь порадовать королеву суфле или тортом «Мазарини» собственного изготовления.

Близилось Рождество, и нам сообщили, что ее величество отбудет в Осборн-хаус на острове Уайт, где, по обыкновению, встретит праздник в кругу семьи. С собой она решила взять мастера Анджело и нескольких поваров – сплошь мужчин. Мне объяснили, что женщин в такие поездки предпочитают не брать из-за некоторых организационных нюансов. Не слишком-то прилично запихнуть в вагон третьего класса одну женщину и семерых мужчин или вынудить их всех пользоваться одними и теми же удобствами.

Еще мне рассказали, что мы, оставшиеся, будем готовить более простое меню для тех, кто тоже останется во дворце, а еще нам будет позволено отметить, если мы того пожелаем, Рождество со своими семьями, потому что у нас предостаточно бессемейных поваров, которые приготовят праздничный ужин. Хотелось ли мне встретить Рождество с Луизой и ее новой семьей? Я не была в этом уверена, но подумала, что поступить иначе будет невежливо. Сестра уже вернулась после медового месяца, и в ближайший же выходной день я отправилась в Хайгейт.

Луиза выглядела как-то иначе – казалась, она в одночасье стала более уравновешенной и взрослой. Ее волосы были уложены в идеальную высокую прическу, на ней было темно-зеленое платье с воротником-стойкой.

Когда я вошла, она протянула ко мне руки.

– Белла, как я рада тебя видеть! Ты не представляешь, как часто я тебя вспоминала, пока мы были в отъезде. Садись у камина, выпьем чаю. – Она обернулась к ожидающей горничной: – Пожалуйста, скажи кухарке, что мы с сестрой будем пить чай сейчас, не дожидаясь хозяйки.

– Хорошо, миссис Харрисон, – послушно произнесла та и удалилась.

Я с интересом разглядывала Луизу. Неужели всего один месяц замужества превратил девушку в уверенную в себе взрослую даму? Как только дверь за горничной закрылась, сестра посмотрела на меня и улыбнулась ужасно озорной, совсем девчоночьей улыбкой:

– Правда же здорово? Мне так нравится, что у меня есть прислуга! Слишком долго приходилось все делать самой. Горничная свекрови даже причесывает меня.

– Прическа выглядит замечательно, – похвалила я. – Ну так что, как тебе твой медовый месяц?

– Отель оказался выше всяческих похвал, – защебетала она. – Там был застекленный зимний сад с видом на набережную, где можно сидеть в ненастные дни. Там Билл читал газеты, а я – дамские журналы, а еще мы пили чай.

Я по-прежнему вглядывалась в ее лицо, пытаясь понять, что происходит. Сестра не то разыгрывала передо мной какой-то спектакль, не то на самом деле превратилась в какого-то совершенно чужого, незнакомого человека.

– Я имела в виду не это, – сказала я. – Как прошел твой медовый месяц?

Луиза огляделась по сторонам и наклонилась ко мне.

– Вначале это было ужасно, – шепотом проговорила она. – В том смысле… Я ведь понятия не имела, что меня ждет. Ты знаешь, что именно происходит после свадьбы? Просто потрясает, какие вещи мужчинам нравится проделывать с женскими телами. Почему нам никогда об этом не рассказывали?

– Наша мать умерла.

– Неужели, по-твоему, она смогла бы рассказать нам о таком? Мама всегда была такой утонченной! Держу пари, она бы ни словечка не произнесла на эту тему, – возразила Луиза. – Но, должна сказать, Билли был очень терпелив со мной, и теперь я научилась сносить это.

– Сносить? Разве ты не считаешь, что у тебя должны быть более приятные ощущения?

Она слегка пожала плечами:

– Должна признаться, я не наслаждаюсь этим так, как, похоже, наслаждается Билли. Я имею в виду все эти движения вверх-вниз и пыхтение. Но, полагаю, это обязательно для всех замужних женщин, если они хотят детей, и, может, со временем я действительно начну получать от этого больше удовольствия. Хотя, если честно и между нами, я думаю, это довольно-таки глупо. И раздражает, потому что к концу дня я обычно устаю и предпочитаю скорее уснуть.

Сестра прервала свой рассказ, когда дверь открылась и вошла горничная, толкая перед собой сервировочный столик с чайными принадлежностями. Мы подождали, пока она нальет нам чай. Я с удовлетворением заметила, что маленькие пирожные не дотягивали до тех, что мы печем во дворце.

– Насчет Рождества, – сказала я, – у меня хорошие новости. Если я захочу, то смогу взять выходной.

Лицо Луизы вытянулось:

– О боже, Белла! Мне так жаль, но под Рождество мы уедем на семейную ферму за город, к дедушке Билли, и пробудем там всю неделю. Как ты думаешь, тебе дадут целую неделю выходных, чтобы ты могла поехать с нами?

– Боюсь, что нет, – покачала я головой. – Меня отпустят только на Рождество.

– Мне так жаль… – повторила она. – Без тебя и праздник не праздник.

– Ничего страшного, – успокоила я. – Уверена, мне будет весело и вместе с остальными слугами.

Сестра потянулась вперед, взяла меня за руку и сжала ее:

– Белла, мне не дает покоя мысль о том, что ты где-то в услужении, пока я наслаждаюсь комфортом. Так неправильно. Несправедливо. Может быть, ты передумаешь и станешь жить с нами?

– Ты такая славная, Луиза, но у меня нет желания пробовать себя на поприще старой девы, особенно если твоя свекровь возьмет на себя инициативу найти для меня подходящего мужа. – Я улыбнулась. – Мне действительно нравится место, где я служу, и я хорошо справляюсь с работой. Меня повысили до помощницы шеф-кондитера.

– Ах, так это, должно быть, очень большая кухня, если там есть специальный шеф-повар для сладостей, которому еще и помощник полагается. У нас тут одна кухарка, одна судомойка и все.

– Да. Кухня очень большая.

– Значит, это, наверное, отель или ресторан. – Лицо сестры просветлело. – Раньше я беспокоилась, вдруг это не совсем респектабельное место.

– Очень респектабельное, уверяю тебя. Просто мне не разрешено тебе ничего рассказывать. Таковы правила компании.

– Понимаю. – Теперь она выглядела более счастливой. – Я рада, что у тебя хорошее место, хоть и предпочла бы, чтобы тебе не приходилось самой зарабатывать себе на жизнь.

– Но мне нравится работать, – сказала я. – И я набираюсь опыта.

– Уверена, скоро ты кого-нибудь встретишь, – заявила сестра. – Кого-то, кто сделает тебя такой же счастливой, какой стала я благодаря Биллу.

– Надеюсь, так и будет.

Мы сидели у камина, все еще держась за руки.

Близилось Рождество. Королева со своей свитой отбыла. Провожая ее, мы, как полагается, выстроились в ряд в вестибюле. Она тяжелым шагом прошла мимо, опираясь на руку своего индийского мунши и на палку и при этом кивая нам. Когда королева заметила меня, в ее глазах мелькнуло узнавание, и она слегка улыбнулась. Потом ей помогли сесть в карету (вернее, просто подняли и посадили туда), после чего процессия удалилась.

Мистер Анджело, пожелав нам всем счастливого Рождества и сказав, что виночерпий получил инструкцию открыть для нас на праздник бутылку кларета и бутылку портера, тоже уехал вместе с остальными старшими поварами, оставив двух пожилых поварих и нас, младших работников, под началом мистера Фрэнсиса.

Эти несколько дней прошли очень славно. Меню состояло из супов и рагу, за которыми следовали пудинги на сале – все это было легко готовить, и наводить чистоту потом тоже не составляло труда. В канун Рождества шел снег, и мы вышли во двор поиграть в снежки. К нам даже присоединилась миссис Симмс, которая взвизгнула, когда в нее попал снежок. А вот миссис Гиллеспи явно не одобряла все происходящее. Она вообще была странной женщиной: довольно вежливой, но при этом очень сдержанной и никогда по-настоящему не демонстрировавшей дружелюбия. Вечером один из учеников принес елку, и мы украсили ее свечами, стеклянными шарами и бумажными гирляндами. А потом уселись вокруг петь рождественские гимны.

Я уже направлялась к себе в комнату, чтобы лечь в постель, но вдруг услышала, как меня окликнули:

– Хелен!

Я обернулась и увидела Нельсона, который шел ко мне по коридору.

– Просто хотел пожелать тебе счастливого Рождества, – сказал он. – Завтра рано утром я уеду на весь день домой, буду праздновать с мамой-старушкой и всеми остальными. Но мне не хочется уезжать, пока я не подарил тебе вот это. При всех дарить было неловко, неизвестно, что они подумают. – И он вручил мне коробочку. – Это не ахти что такое, – улыбнулся он, – но мне хотелось, чтобы у тебя было что-нибудь от меня.

Я открыла коробочку, молясь про себя, чтобы там не оказалось украшение, особенно кольцо. Но это было лавандовое саше с красивой цветочной вышивкой.

– Я попросил сестру сделать его для тебя, – объяснил Нельсон. – Она у меня вышивальщица.

– Очень красиво! – Я смутилась, потому что у меня подарка для него не было. Должно быть, Нельсон это понял.

– Не надо, не говори ничего! – Он вскинул руку вверх. – Так заведено, чтобы молодой человек осыпал подарками девушку, которая много для него значит, а не наоборот.

– Так мило с твоей стороны, Нельсон! Я очень тронута.

Мы стояли в коридоре совсем одни и довольно близко друг к другу.

– Пожалуй, унесу его к себе в комнату и уберу в надежное место.

– Только перед тем, как уйти, – сказал он, беря меня под локоть, чтобы удержать, – посмотри наверх.

Я послушалась, недоумевая, к чему это он. Коридор, в котором мы стояли, был совершенно голым, без всяких украшений, в том числе и на потолке.

– Вот так сюрприз! – проговорил Нельсон, – Там омела[11]11
  Существует рождественский обычай, по которому встретившиеся под омелой должны поцеловаться. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Интересно, кто бы мог ее туда подвесить?

С электрической лампочки над нашими головами свисала ветка омелы. Прежде чем я успела опомниться, Нельсон обнял меня, а я не стала сопротивляться, не попыталась оттолкнуть его. Я позволила себя поцеловать. Когда объятия разомкнулись, я увидела, что Нельсон сияет.

– Это лучшее Рождество в моей жизни! – воскликнул он. – И я буду долго его помнить.

Я отправилась к себе, пытаясь осознать, что же сейчас произошло. Следовало ли мне остановить Нельсона? Может быть, нельзя было так сильно его поощрять? Это был первый поцелуй, нежный и вовсе не пугающий, но разве не считается, что я должна была что-то почувствовать? Однако в реальности я всего лишь ощутила, что его прохладные губы прижались к моим, – и все. Ничего неприятного, но и никаких божественных ощущений, о которых пишут в рыцарских романах, уж точно не было.

Я лежала в кровати, слушая, как ветер стучит в окна, и старалась примириться со случившимся. Мне было известно, что Нельсон увлечен мной, но его поступок выходил за рамки дружбы. Беда в том, что я желала большего. Хотела влюбиться, хотела чувствовать, как сердце пропускает удар, когда мой избранник на меня смотрит, хотела жить долго и счастливо. И не могла вообразить будущую жизнь с Нельсоном, его старой мамой и шумными братьями-сестрами в домике за газовым заводом. Вопреки всему, что со мной происходило, я так и не смогла отречься от своих аристократических корней. Может быть, когда-то мне все-таки придется это сделать?

Наконец я заснула. А проснулась от далекого звона церковного колокола.

«Рождество!» – подумала я. Мне вспомнилось, как мы проводили этот день в прошлом, когда мама была еще жива: чулок с апельсином у постели, шоколадный мусс, может быть, книга или пара новых перчаток. Подарки никогда не были дорогими и роскошными, но всегда радовали. А в последние несколько лет Рождество означало подъем на рассвете, потому что нужно было разжечь огонь в печи, а потом – спешку, ведь следовало успеть приготовить начинку и сунуть индейку в духовку, чтобы она приготовилась вовремя.

Что ж, сегодня, во всяком случае, у нас будет не слишком много работы. И кроме подарка, полученного вчера от Нельсона, у меня есть еще один; посылка от Луизы, которую только предстоит распаковать. А я для сестры купила дневник с запирающимся на ключ замочком и успела отослать его вовремя, пока она еще не уехала в деревню.

Вначале мы должны были посетить рождественскую службу в дворцовой часовне, а когда вернулись, начался праздничный завтрак, состоящий из сосисок, яиц и бекона. Птица была нафарширована и отправлена в духовку. После этого мы собрались вокруг елки. Каждый получил по маленькому подарку от ее величества – медаль с изображением самой королевы. От мистера Анджело тоже были подарки, но более практичные: всем досталось по носовому платку. Наконец я открыла подарок Луизы. Там были красивые аметистовые бусы, теплый шарф и золотая гинея. На глаза навернулись слезы. Прошли годы с тех пор, как кто-нибудь дарил мне нечто красивое или особенное. Я испытала чувство вины за то, что осуждала желание сестры выйти замуж, в то время как я оплачивала ее учебу, а она, кажется, даже не ценила моей жертвы. Но теперь мне стало ясно, как она меня любит.

Рождественский пир начался в час дня. Вместе с остальным дворцовым персоналом мы собрались в столовой для слуг. Столы были накрыты белыми скатертями, их украшали остролист и плющ. У каждой тарелки лежали хлопушки. Внесли двух запеченных индеек и четырех гусей, их кожица красиво подрумянилась и блестела. Мистер Фрэнсис и Артур разрезали их, пока мы передавали друг другу миски с жареной картошкой, тушеными каштанами, подливкой из шалфея и лука, хлебным соусом, брюссельской капустой, цветной капустой под белым соусом, белокочанной капустой и мясной подливкой. Кларет был разлит по бокалам. Мы взорвали хлопушки, надели бумажные шляпы и стали читать забавные лозунги и загадки, а после – демонстрировать друг другу безделушки и головоломки. Потом прочли молитву и уселись за стол. Мы ели до тех пор, пока могли запихнуть в себя хотя бы кусочек.

Когда раздался звук рожка, в столовую внесли рождественские пудинги, в которых горел бренди и были вставлены веточки остролиста. Я помогала их готовить в Воскресенье пробуждения[12]12
  Неофициальный праздник перед рождественским постом в англиканской церкви. – Примеч. пер.


[Закрыть], еще в ноябре. Большую часть этих пудингов повара отвезли в Осборн-хаус, но и нам тоже хватило. Их подавали с заварным кремом и коньячным маслом, приготовление которого поручили мне. В пудинги запекли несколько серебряных монеток по три пенса, одна из них оказалась в моей порции.

– Загадайте желание, – проинструктировала меня сидевшая напротив горничная.

Я толком не знала, что загадывать, и прошептала себе под нос:

– Пусть новый год будет для меня удачным. И, пожалуйста, без всяких неприятных сюрпризов.

Можно было подумать, что после такой обильной трапезы никто не захочет есть еще несколько недель, однако мы все же накрыли стол к чаю, пусть и немного позже, чем обычно. Мистер Роланд настоял на том, чтобы испечь к чаепитию рождественские торты. Тот, который предназначался нам, был настоящим произведением искусства. Он блестел королевской глазурью и был украшен миниатюрными фарфоровыми снеговиками, а также детишками, которые катались на санках и играли в снежки.

После чая мы сидели у камина, слишком наевшиеся, чтобы заниматься чем-то сложным, и поэтому играли в шарады и в «Кота министра»[13]13
  Игра, во время которой надо по алфавиту называть описывающие кота прилагательные. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Потом, во время ужина, мы наполнили тарелки холодной индейкой и гусятиной, соленьями и хлебом, но я уже даже смотреть на все это не могла. Нельсон сказал, что для него это Рождество стало лучшим в жизни, а я подумала, что у меня такого славного Рождества не было уже много лет.

ГЛАВА 11

Наступил новый год, который обещал стать воодушевляющим и радостным из-за бриллиантового юбилея – шестидесятилетия правления нашей королевы. Но начался он не с торжеств. Королева вернулась из Осборн-хауса продрогшая до костей и в отвратительном настроении. Нам приказали приготовить множество видов лечебных бульонов и студень из телячьих ног. Но ее величество отослала почти все обратно в кухню, объявив эти блюда ужасными и бесполезными.

Никаких развлечений не было, и мы, младшие повара и ученики, проводили время, практикуясь в приготовлении по поваренным книгам новых сложных блюд лишь для того, чтобы накормить ими дам и господ, которые служат во дворце, или съесть самостоятельно. Ходили слухи, что здоровье королевы подорвано и она может даже не дожить до летних празднеств.

– Не верь этому, – шепнул мне Нельсон. – Наша королева – крепкая старая птица, к тому же упрямая. Она будет держаться хотя бы только ради того, чтобы проехаться в карете по Пэлл-Мэлл.

К моему облегчению, наши с Нельсоном отношения вернулись в приятное мне дружеское русло. Сразу после Рождества выпало много снега, выходить стало небезопасно, и мы почти не гуляли. От Луизы я узнала, что ее Рождество в деревне было скучным и что дед Билли слишком много пьет, но у меня не было возможности посетить ее, чтобы услышать подробный рассказ. Впрочем, втайне я радовалась, что не смогла поехать с сестрой: оказаться из-за снега взаперти в одном доме с родственниками Билли было бы сущим наказанием.

Мне не удавалось навестить Луизу до конца января, и когда я наконец добралась до нее в один из выходных, сестра мне показалась какой-то странной, немного другой. Потом меня осенило.

– Ты что, ждешь ребенка? – спросила я.

Сестра покачала головой.

– Мне ни о чем таком неизвестно. Нет, я должна сказать тебе кое-что другое. Кое-что, насчет чего я пока не совсем уверена. – Она помолчала, теребя длинную нитку агатовых бус на шее, а потом вдруг выпалила: – Билли хочет, чтобы мы переехали в Австралию!

Услышать такую новость я совершенно точно не ожидала.

– В Австралию? Это туда, куда каторжан отправляют? Зачем?

– Сейчас наша империя процветает, – сказала она. – В Австралии много хороших земель, и там очень нужны люди, которые могли бы их заселить. Отец Билли говорит, что даст сыну все необходимое, чтобы можно было начать разводить овец или коров. Билли может стать владельцем тысяч акров. Мы будем экспортировать овец и шерсть в Англию. У нас действительно есть шанс разбогатеть, Белла, приобрести положение. В Австралии всем все равно, кем был твой отец – хоть мясником, хоть трубочистом.

Я потеряла дар речи.

– Скажи хоть что-нибудь, – попросила сестра.

– Если тебе этого хочется, Луиза, я очень за тебя рада, – наконец смогла выдавить я.

– В этом-то и проблема. Я не уверена, что хочу этого, Белла. То есть я хочу, чтобы у Билли появился шанс преуспеть и сделать что-то в жизни. Но ведь Австралия так далеко! Я вот думаю… – Она замолчала и посмотрела на меня. – Вдруг ты могла бы поехать с нами? Кроме тебя, у меня никого нет, Белла. А если говорить о родах и всяком таком… Ну, я боюсь оказаться совсем одна. – Она потянулась и взяла мою руку. – Ты поедешь с нами? Билли обо всем позаботится.

Мысли вихрем закружились у меня в голове. Я не хотела лишаться единственной сестры, но что станет со мной на ферме в тысячах милях от дома? Там у меня будет лишь шанс выйти за какого-нибудь фермера и застрять в невообразимой глуши. А как же моя кулинарная карьера? Как же возможность жить собственной жизнью? Я вдруг поняла, что впервые за всю жизнь думаю прежде всего о себе, и покачала головой:

– Прости, Луиза, но я не могу. У меня есть свои мечты. Я хочу стать хорошей поварихой и дорасти до настоящего шеф-повара. Я стремлюсь сама прокладывать дорогу в жизни, а не быть при тебе нахлебницей, бедной незамужней сестрицей.

– Я слышала, что в Австралии очень много холостых мужчин, – сказала она.

– Это фермеры, пастухи и другие неотесанные, необразованные мужчины. Я хочу для себя мужа получше, Луиза.

– И ты думаешь, что, служа поварихой, добьешься уважения и положения, которого заслуживаешь? – резко обронила сестра. – Повариха – это все равно прислуга. – Тут я увидела, что к ее глазам подступили слезы. – Прости меня! Такой глупостью с моей стороны было это сказать! Все просто потому, что я не хочу так далеко уезжать от тебя.

Я снова покачала головой:

– И ты меня тоже прости. Я не хочу, чтобы ты уехала так далеко, но я нашла место, где чувствую себя своей, Луиза. Я люблю свою работу. Каждый день учусь чему-то новому. Видела бы ты торты, которые я теперь пеку!

Я ободряюще улыбнулась ей, но она отвернулась, все такая же расстроенная. В голове у меня мелькнуло, что она немного похожа на нашего отца, который тоже дулся, когда что-то складывалось не так, как ему хотелось. Но сейчас речь шла не о каком-то пустяке – переезд в Австралию ошеломит кого хочешь.

– Может, когда ты устроишься и подробно напишешь мне, какие там условия и как далеко от тебя до ближайшего города, я и подумаю над этим. Может, даже приеду в гости, – сказала я. – Но не сейчас. Сейчас я только начала искать свое место в жизни.

– Очень хорошо, – сухо проговорила Луиза. – Тогда тебе лучше обнять свою младшую сестру в последний раз, потому что мы можем больше никогда не увидеться.

– Вы так скоро уезжаете?! – ужаснулась я.

– Нет, никак не раньше лета, – ответила она. – Пока агент свекра ищет лучшую землю под ферму, и переезд надо еще организовать.

– Тогда, конечно, мы с тобой еще увидимся, глупышка, – сказала я. – Думаешь, я не приду к тебе до лета?

Сестра издала грустный смешок:

– Наверняка придешь. Я имела в виду, что, когда мы попрощаемся, это действительно будет означать прощание. – Она взяла мои руки и сильно сжала их. – Пожалуйста, подумай над моей просьбой, Белла. Мне было бы куда спокойнее, если бы я знала, что ты будешь со мной в этой далекой стране.

– Хорошо, я подумаю, Луиза, – кивнула я, хотя уже приняла решение.

Увидев надежду в ее глазах, я почувствовала себя виноватой.

– Знаешь, это ведь может быть замечательное приключение! – воскликнула она. – Там есть и кенгуру, и коалы, и еще много всего забавного.

– Луиза, я не могу выйти замуж за кенгуру, – улыбнулась я, заставив сестру рассмеяться, и напряжение между нами ослабло.

Я провела несколько отвратительных дней, попеременно то чувствуя вину, то злясь на Луизу из-за того, что она поставила меня в такое невыносимое положение. Конечно, я вовсе не хотела ехать в Австралию и жить на ферме. Но я видела страх в глазах Луизы, к тому же она была еще так молода. Потом я напомнила себе, что с тех самых пор, как умерла наша мама, я всегда ставила семью на первое место. Ради Луизы мне пришлось вынести несколько лет унижений и каторжного труда. Теперь я хотела стать хорошей поварихой, и более того: я хотела стать независимой женщиной со средствами, позволяющими жить так, как я сочту нужным. И сейчас пришло мое время.

Я с головой ушла в усовершенствование своих кулинарных навыков и даже изобретала блюда, которые со временем могли бы стать моими фирменными. Между тем мы каждый день ждали бюллетеней, сообщающих о здоровье королевы и о том, как идет ее выздоровление. Потом, где-то в конце января, когда снег превратился в слякоть, отчего гулять по улицам стало еще неприятнее, мистер Анджело собрал нас всех. У него было объявление от ее величества. Королева полагала, что в Лондоне она не поправится, и горела желанием немедленно отбыть на Ривьеру. Как известно, ей и раньше приходилось зимовать на Средиземноморском побережье. Обычно она останавливалась в гостиницах или на виллах, принадлежавших ее высокородным знакомым, и поэтому брала с собой только личных горничных и слуг. Однако на этот раз специально для нее выстроили новенький отель.

– Верите или нет, он называется «Эксельсиор Регина», – с усмешкой сказал мистер Анджело. – Это громадное роскошное здание, и в нем целое крыло отведено королеве и ее свите. Так что на этот раз она собирается взять с собой большую часть прислуги.

– И работников кухни тоже, шеф? – подал голос Джимми, один из учеников.

– Тоже, хотя не понимаю, как быть с тобой, парень. Слишком много неприятностей у тебя будет в жарком климате Ривьеры с французскими девушками.

– Разве у них в отеле нет приличных поваров? – спросил мистер Фелпс.

– Есть, но королева предпочитает пишу, которая приготовлена так, как ей нравится, людьми, которых она знает. К тому же относительно иностранной кухни у нее есть подозрения, как вам прекрасно известно.

– Так кого вы возьмете? – настаивал Джимми.

– Очень надеюсь, что не меня, – буркнул мистер Фрэнсис. – Мне всего ничего до пенсии, я слишком стар для такого утомительного путешествия и, кроме того, перестал переносить жару.

– Это всего лишь Ницца, мистер Фрэнсис, а не Конго, – сказал мистер Анджело. – Но я уважаю ваше желание. Мы возьмем немногих. В основном придется готовить для узкого круга королевской родни. Если ее величество решит дать большой обед, в нашем распоряжении будут повара отеля. Итак, кто хотел бы поехать? Я предпочитаю считаться с вашими желаниями. – Он окинул всех взглядом.

– Не думаю, что вам захочется взять с собой женщин, – сказала миссис Гиллеспи. – Не годится нам ехать вместе с мужчинами или расхаживать по чужой стране без сопровождающих.

– Очень правильно, миссис Гиллеспи, – горячо поддержала ее миссис Симмс. – Чего только не услышишь об этих французах и итальянцах! У них никакого чувства приличия. И они щиплют дам пониже спины.

– Я француз и возмущен вашими словами! – воскликнул мистер Роланд. – Я веду себя так же пристойно, как любой англичанин, и даже лучше многих.

– Я не имела в виду всех французов, мистер Роланд, – поспешила оправдаться миссис Симмс. – Всякому ясно, что вы настоящий джентльмен.

– Конечно, мы возьмем нашего кондитера, – сказал шеф-повар. – Иначе ее величеству не выжить без тортов и пудингов. – Он кивнул мистеру Роланду. – Кроме того, нам не обойтись без вас как человека, знающего французский язык, чтобы объясняться с тамошними поварами. Также, думаю, нужно взять двух йоменов – мистера Фелпса и мистера Уильямса, если ни у кого из них нет серьезных возражений.

– Никаких, шеф, – ответил мистер Фелпс. – Воздух Ривьеры пойдет на пользу моему ревматизму.

– Я тоже не прочь уехать от зимних дождей, – добавил мистер Уильямс.

– Значит, договорились, – кивнул мистер Анджело. – И плюс еще нам понадобится кто-нибудь из наших молодых выскочек для подготовительных работ. Нельсон? Кажется, у вас лучшие навыки.

Я бросила взгляд на Нельсона, который густо покраснел.

– С вашего позволения, шеф, я бы предпочел не уезжать так далеко от матери. Понимаете, со здоровьем у нее неважно, и она полагается на меня, отца-то нет.

Мистер Анджело вздохнул:

– Что ж, ладно, Нельсон. Я уважаю ваши чувства. Тогда, полагаю, вместо вас лучше будет взять Джимми, раз уж он старший ученик. Придется так поступить, несмотря на мои опасения насчет соблазнительных француженок… – Раздались смешки. – Конечно, если у него нет обязательств перед семьей, которые могут этому воспрепятствовать.

На лице Джимми появилась широкая улыбка:

– Нет-нет, шеф! Умираю как хочу попутешествовать и повидать мир. Записывайте меня. Я тот, кто вам нужен!

– Ладно, тогда решено. Значит, кроме меня, едут мистер Роланд, мистер Фелпс, мистер Уильямс и Джимми. А те, кто останется, будут обслуживать персонал, который не последует за ее величеством.

– И мы тоже прекрасно проведем время, – шепнула мне миссис Симмс, когда все возвращались к своим рабочим местам.

Присоединившись к мистеру Роланду в нашем кухонном закутке, я заметила, что тот выглядел совершенно расстроенным. Мне даже пришлось напомнить ему, что он уже положил в тесто две чайные ложки пекарского порошка.

– Спасибо, дорогая, – отозвался шеф-кондитер, что само по себе было странным. Он вовсе не отличался вежливостью и обычно присваивал все лавры, которые по праву должны были принадлежать мне. И уж точно никогда прежде не называл меня дорогой.

– Что-то случилось, мистер Роланд? Или вы просто взволнованы тем, что навестите свою родину?

Он обернулся и нагнулся ко мне.

– О, au contraire[14]14
  Напротив (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], Хелен. Я нисколечко этого не предвкушаю. Я в ужасе от плавания по морю. У меня очень сильная mal de mer[15]15
  Морская болезнь (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть].

– Но ведь плыть совсем недолго! Мне говорили, что путь по морю от Довера до французского берега занимает всего час.

– Да, но если не путешествовать с королевой. – Он опять осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы нас подслушать. – Она едет поездом до Портсмута, а потом отправляется в Шербург – и это целая ночь кошмарной качки. Я знаю, уже однажды пережил такое. Ни за что не хочу повторить. Да и, честно вам скажу, не испытываю великой любви к моим согражданам-южанам. Те, что из Ниццы, больше итальянцы, чем французы. Они сплошь проходимцы и разбойники.

– Но подумайте о ласковом солнышке, фруктах и цветах!

– Вы мечтательны, как всякая юная девушка. А я думаю о плохой канализации и брюшном тифе.

Я рассмеялась:

– Вижу, мистер Роланд, вы совсем не романтик.

– Я успел понять, что жизнь тяжела и безрадостна. Мы рождаемся, работаем, создаем прекрасные блюда, которые съедаются за считаные секунды… А потом стареем и умираем.

Я все еще улыбалась, потому что была польщена. Он впервые заговорил со мной как с равной, а не как с подчиненной.

– Надеюсь, что жизнь – не только это, – возразила я. – До сих пор мне приходилось трудно, должна признать, но у меня есть надежды на будущее.

– Без сомнения, вы встретите молодого человека, влюбитесь и оставите меня – и это когда я наконец-то нашел помощника, работать с которым не мучительно и у которого, похоже, есть искра таланта.

– Спасибо, мсье. Я польщена тем, что вы так считаете, – по-французски сказала я. – Но у меня нет намерения влюбляться, пока я не достигну уровня настоящего шеф-кондитера.

Он нахмурился:

– Откуда вы знаете мой язык? Вы что, бывали в моей стране?

– Нет, мсье. Но ребенком я получила образование. Я родилась в хорошей семье, и у моего отца был прекрасный французский. Но и он, и мама умерли, и мне пришлось пойти в услужение.

– Ну вот видите: жизнь тяжела, – согласился он. – Но теперь я припоминаю кое-что. Когда я порезал палец и произнес несколько непечатных французских слов, вы же поняли их, не так ли? И потому попросили меня успокоиться.

Я кивнула:

– Точного значения некоторых из них я не знала, но догадалась, какие чувства вы ими выражаете.

– Теперь, когда мне известно, что вы знаете французский, мне будет приятно порой побеседовать с вами на родном языке. Я обнаружил, что забываю его, не имея возможности на нем разговаривать.

– Вы давно не были на родине? – спросила я.

– С детства, – ответил он. – Мой отец был шеф-кондитером в Париже, а потом его пригласили в Лондон. Он работал пирожником в заведении Гюнтера[16]16
  Джеймс Гюнтер (1731–1819) – английский кондитер, собственник фруктовых садов и застройщик. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Я учился профессии у лучших мастеров.

– В этом нет никаких сомнений, – кивнула я. – Ваши птифуры просто восхитительны! Я очень надеюсь многому научиться у вас, когда вы найдете время показать мне, что и как делается. Как вы думаете, сколько ее величество будет в отъезде?