Текст книги "Залив ангелов"

Автор книги: Риз Боуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Вы правда думаете, что мне нужно с ним увидеться?

– Правда. А еще лучше, если я приглашу их с отцом к себе на чай, а вы к нам присоединитесь.

– Вы настоящая фея-крестная! – восхитилась я.

Она ласково мне улыбнулась:

– Я поняла, что мы станем добрыми друзьями, в тот самый миг, когда увидела вас в парке отеля. Со мной такое случается: вижу человека – и немедленно начинаю либо обожать его, либо недолюбливать.

Я поднялась, намереваясь уйти.

– Мне нужно вернуться в отель на случай, если меня захотят еще о чем-то спросить. Как вы думаете, я должна рассказать кому-нибудь всю правду прямо сейчас?

– Я бы подождала и понаблюдала, куда ветер дует, – ответила леди Мэри. – Пока ведь не доказано, что графа убили именно грибы?

– Пока нет.

– Ну вот вам и ответ. Мне кажется, никто до сих пор не задался верным вопросом.

– Каким же?

Она проницательно посмотрела на меня.

– У кого могло возникнуть желание убить графа.

– Насколько я поняла, полиция изучает именно этот аспект, – сказала я. – Лондонский инспектор заподозрил, что кто-то из земляков графа мог заранее устроиться в отель именно по этой причине.

– В этом и ответ, – повторила леди Мэри. – Наверняка найдут того, у кого был мотив, и снимут с вас подозрения.

– Очень на это надеюсь, – проговорила я.

– А теперь бегите. Мне нужно закончить сборы на званый обед, который состоится в Каннах, – сказала она. – Но я дам вам знать, когда буду ждать Уэверли к чаю.

– Даже не знаю, как мне вас благодарить! – воскликнула я.

– Чепуха, вы выручили меня с живой картиной, и я всего лишь возвращаю долг. Женщины должны стоять друг за друга, особенно когда имеем дело с толстокожими и предвзятыми мужчинами.

Мы с ней быстро обнялись, и она позвонила горничной, чтобы та проводила меня до двери.

Всю обратную дорогу я пребывала в каком-то оцепенении, не решаясь надеяться на благополучный исход. Возможно ли, что я выйду за Джайлса? И еще один вопрос: хочу ли я за него выйти? Конечно хочу! Он славный молодой человек, деликатный, забавный. К тому же он виконт, который со временем унаследует графство, и моя жизнь с ним будет устроенной и спокойной. Не этого ли хочет любая женщина?

ГЛАВА 32

Пока я шла по саду, меня не отпускал вопрос, который подняла леди Мэри: что, если злоумышленники покушались на графа Вильгельма, а не на королеву? Если будет найден тот, кто желал его смерти, я могла бы доказать собственную невиновность, не раскрывая своего настоящего имени. Допустим, как уже предполагалось, некий земляк графа приехал сюда с намерением его прикончить. В таком случае можно предположить, что он собирался застрелить Вильгельма – это тот самый метод, к которому чаще всего прибегают анархисты, не так ли? Но подсунуть ядовитый гриб в надежде, что графу достанется отравленный кусок пирога, – это запредельная глупость! В любом случае лондонский полицейский уже, наверное, проверяет эту версию, как, возможно, и мое прошлое.

Я остановилась, чувствуя, что, несмотря на согревавшее плечи теплое солнце, меня бьет озноб. Нужно думать и действовать быстро, пока из Йоркшира не сообщили, что Хелен Бартон мертва. Итак, кто хотел избавиться от графа? Под подозрение явно попадала принцесса София. Она очень ясно дала мне понять, что не желает выходить за Вилли. Но принцесса едва ли стала бы делать что-то с продуктами и уж точно не могла подложить ядовитый гриб в начинку моего пирога. Она даже к нам в кухню никогда не приходила.

Я подумала о попытке убить королеву. Были ли эти два покушения как-то связаны? Кажется, это маловероятно, хотя произошли они одно за другим, да еще в кустах парка при отеле обнаружился револьвер. Значит, в какой-то момент стрелок оказался где-то поблизости. Зачем понадобилось прятать тут оружие? Разве не проще было бросить его в море?

Потом мне вспомнилась еще одна странность: как некая женщина кричала, что у нее что-то отобрали. Я предположила, что это дочь королевы принцесса Елена, та, которая принимает наркотики, и что именно эти самые наркотики у нее и отобрали, а возможно, перепрятали. Но вдруг вся эта история имеет какое-то отношение к смерти графа? Может, принцесса искала свой револьвер? Может, она боялась, что кто-то взял его, чтобы попытаться убить ее мать? И опасалась, что ее сочтут замешанной в покушении? Я знала: она понимает, что королева, узнав, не одобрила бы пагубную привычку дочери и попыталась бы заставить оказаться от нее, но, может, принцесса настолько не в себе, что попыталась убить мать? Выстрелить в нее в толпе, когда уже стемнело и вокруг царил хаос? Все это казалось маловероятным, к тому же принцесса ни разу и близко не подходила к кухне.

Но если злоумышленник покушался не на графа? Мне вспомнился другой подслушанный разговор, когда трое господ обсуждали, как избавиться от ненавистного мунши. Тогда было высказано предположение, что доктор Рид мог бы отравить индуса. Доктор, правда, его высмеял, но ведь, кроме него, на кухне не было никого из посторонних. Мог ли он что-то подложить в предназначенную мунши еду? Доктор знал, что мы готовим для индуса острые овощные блюда, не предназначенные для королевской семьи. Блюда, которые разрешены его религией. Что, если одно из них было отравлено и именно оно приглянулось прожорливому графу, который в очередной раз не устоял перед искушением чем-нибудь поживиться? Это была первая из моих версий, в которой прослеживалась хоть какая-то логика.

Но было и еще кое-что: Ронни Бартон пытался подкупить меня, чтобы я отравила еду королевы. Я ни на миг не могла допустить, что принц Уэльский станет что-то делать, чтобы уморить собственную мать, но вот Ронни Бартон угрызениями совести не страдал. Легко было представить, как он подсыпает какую-нибудь гадость в блюдо, предназначенное ее величеству, нимало не терзаясь тем, что отравиться вполне может и кто-то еще. Против этого говорило лишь то, что Ронни не заходил к нам на кухню – в последнее время уж точно.

Только беда в том, что в обоих этих случаях я оказалась бы в большей опасности, а не в меньшей. Если доктор Рид пытался отравить мунши, он точно не признается в этом, а, наоборот, постарается выставить меня виноватой. Из слуг во все времена делали козлов отпущения. Доктор не может рисковать своими друзьями и тем, что их козни будут раскрыты. В число заговорщиков входит и лорд Солсбери, поэтому огласка приведет к падению правительства. Вероятно, мы с доктором Ридом могли бы побеседовать наедине, и в ходе этой беседы я рассказала бы о подслушанном разговоре и о том, что мне хотелось бы избежать проверки моей биографии. Мы могли бы договориться считать произошедшее несчастным случаем и оставить все как есть. Купили бы молчание друг друга.

Я беспокойно поежилась, когда внезапный порыв ветра сорвал с кустарника лепестки недавно распустившихся цветов. Меня с детства учили поступать правильно. На моей совести тяжелым камнем лежало то, что я живу под чужим именем, но сговор с доктором стал бы гигантским шагом вперед по неправедному пути. Это стало бы сокрытием преступления. Я не думала, что попаду в ад из-за того, что пользуюсь именем другой девушки, ведь Бог наверняка поймет, в каком отчаянии я была, когда его присвоила. Но пойти на обман, когда совершено убийство? Нет, на такое я не решусь никогда, как бы это ни было выгодно для меня!

Мои размышления прервали приближающиеся шаги. Будучи не в настроении беседовать, я осмотрелась по сторонам, прикидывая, не удастся ли опять отсидеться в кустах, но в этой части парка были лишь открытые со всех сторон газоны. Торопливые шаги слышались все ближе, и вот уже показалась спешащая принцесса София. Она была вся в черном, под черной кружевной вуалью, от которой ее светлые волосы и бледная кожа казались какими-то призрачными. На ее лице читалось глубокое страдание. Принцесса смотрела себе под ноги и не видела меня. Мы почти разминулись, но вдруг она подняла взгляд и обнаружила мое присутствие. От неожиданности принцесса ахнула.

– Простите, если я напугала вас, ваше высочество, – проговорила я, уступая ей дорогу.

– Вы?! – Она почти выплюнула это слово. – Это ведь вы, да? Вы отравили моего жениха?

– Если среди грибов действительно попался ядовитый, то, боюсь, пирог с ним испекла именно я, ваше высочество. Но от чего умер граф, до сих пор неизвестно.

– Да от чего же еще?! – возмущенно спросила она, сверля меня взглядом. – Конечно, все дело в грибах, и, говорят, вам хватило глупости покупать их с прилавка на рынке у простого уличного торговца.

– Очень сожалею, что так вышло, – сказала я. – Я покупала продукты у человека, которого шеф-повар отеля назвал заслуживающим доверия. Он и сам покупает грибы у этого торговца, а я в них не слишком хорошо разбираюсь. Тех, которые растут здесь, я вообще раньше не видела, и доверилась его суждению.

– Я сказала секретарю ее величества, что хочу, чтобы этого торговца отдали под суд и запретили ему торговать, – заявила принцесса. – Тогда он больше не совершит такой ужасной ошибки. А этот шеф-повар – он кто? Он тоже должен быть наказан.

– Ваше высочество, я вижу, как вы расстроены, – проговорила я. – И вполне вас понимаю. Вы страшно потрясены. На самом деле вас за короткое время настигло целых два потрясения: вы видели, как вашего жениха ранили, и потом узнали, что он умер. Это больше, чем может вынести женщина.

Я не стала добавлять, что во время нашей предыдущей встречи она говорила о совсем других чувствах. Но ведь женщины – загадочные создания, правда? Мы понимаем, каким сокровищем владели, лишь когда теряем его.

– Мне повезло хотя бы в том, что я не стала свидетельницей стрельбы, – проговорила она. – Я не присутствовала на карнавале. В тот день у меня разболелась голова, я сочла, что оркестра и шума толпы мне не вынести, и осталась дома.

– Возможно, очень мудрое решение. Там действительно было шумно, и толпа буйствовала. Но для тех, кто никогда не видел ничего подобного, зрелище оказалось очень интересным.

– У нас в Германии есть свой карнавал: фашинг, – сообщила она. – И парады часто бывают. Не вижу смысла сидеть на жесткой скамье, даже без подушки, посреди простонародья, которое будет на меня пялиться. – Тут она, видимо, сообразила, что разговаривает как раз с представительницей простонародья. – Я должна присоединиться к остальным дамам, а то меня хватятся. Мы обязаны сидеть в молчании и горевать, но это так тоскливо и угнетает, что я на несколько минут сбежала.

– Уверена, никто не осудит вас за желание подышать свежим воздухом, – сказала я.

– Но меня не должны видеть на публике, – проговорила принцесса. – Нам положено горевать взаперти, вдали от всего остального мира.

Однако прежде, чем она успела уйти, я протянула к ней руку:

– Ваше высочество, умоляю вас не мстить в вашем горе торговцу и шеф-повару!

– Но они должны заплатить за свои проступки, и вы тоже должны! – заявила принцесса. – Я попрошу свою августейшую родственницу, чтобы она вас уволила. Нельзя допустить, чтобы вы когда-либо еще готовили для членов моей семьи.

– Я уверена, что французская полиция проверит и торговца, и тех, у кого он берет грибы, – проговорила я. – А что касается меня и шеф-повара, то у нас не было никакой возможности узнать, нет ли среди грибов одного ядовитого. Это просто ошибка.

– И тем не менее… – начала она, гневно глядя на меня.

– Вы никогда в жизни не совершали ошибок? – мягко спросила я. – И не бывали несправедливо за них наказаны?

– Нет! – с вызовом бросила принцесса. – Никогда! – Она смотрела куда-то мне за спину, и я внезапно увидела, как изменилось выражение ее лица, а в глазах появились страх и нерешительность. Потом она снова перевела взгляд на меня. – Мне надо идти. Жаль, что вам придется пострадать за вашу ошибку, но кто-то должен ответить.

Она отвернулась и бросилась бежать через газон. Я видела, как она пересекла двор и исчезла в предназначенном для королевы и ее приближенных входе в отель.

Я думала о том, как неожиданно исказилось лицо принцессы, на котором вдруг появились понимание и страх. Может быть, она вспомнила о том, как совершила ошибку? Или увидела в парке кого-то, кто ее встревожил? В конце концов, она смотрела мне за спину.

Я обернулась и тоже посмотрела в том направлении, но не увидела ничего, кроме большого газона с кустами по краям. Никаких людей не было видно. Я не понимала, зачем кому-то могло понадобиться преследовать принцессу или пугать ее, но на всякий случай дошла по газону до кустов и заглянула в них. Никого. Я была тут единственным человеком. На кустах уже распустились цветы, очень красивые, розовые и белые. Я потянулась, собираясь сорвать один из них, но в последний момент отвела руку, потому что узнала в них олеандры, а в голове зазвучал голос принцессы Беатрисы, которая объясняла своим детям: «Вон те, розовые, – олеандры, а они очень ядовиты».

ГЛАВА 33

Я застыла как статуя, не сводя глаз с трепещущих на ветру цветов – таких красивых и в то же время смертельно опасных. Листья олеандров, гладкие и узкие, очень напоминали лавровые. Я положила лавровый лист в буйабес. И тут я вспомнила, как граф жаловался, что у него в тарелке были остатки лаврового листа, в то время как я не сомневалась, что все вынула. Хорошенько припомнив, я могла бы поклясться в том, что никакого лаврового листа там быть не могло: я опускала травы и приправы в кастрюлю в специальном муслиновом мешочке, чтобы их легче было доставать. Что, если кто-то подсунул ядовитые олеандровые листья в еду, которую я посылала в спальню графа? Нужно было немедленно найти доктора Рида.

Я пересекла газон почти так же молниеносно, как принцесса София, та самая, что раньше была такой милой и мягкой, а теперь требовала наказать всех, кто мог быть как-то связан со смертью графа. Она тоже присутствовала на том пикнике и слышала, как принцесса Беатриса говорила детям про свойства олеандра.

В голове мелькали леденящие кровь мысли. Принцесса София не пошла на карнавал из-за головной боли. Откуда же тогда ей знать, что скамьи были жесткими, королевская трибуна стояла впереди, а вокруг со всех сторон теснился народ? Возможно, ей рассказал обо всем кто-то из придворных. Или, может, она видела это сама с противоположной стороны улицы, пока ждала подходящей возможности выстрелить в своего жениха. Все вокруг были в костюмах и масках, веселые и разгоряченные из-за избыточного количества вина… Разве это не лучшее время и место для покушения? Она могла выстрелить и, когда граф упал, сорвать маску и смешаться с толпой, где было полно испуганных девушек. Потому-то револьвер и оказался в результате в кустах парка при отеле. Принцессе нужно было вернуться раньше королевы со спутниками, поэтому времени спрятать оружие где-то в другом месте не было. Все это, конечно, чистой воды предположения. Но листья олеандра?

Что ж, можно, во всяком случае, попытаться доказать, что именно они стали причиной гибели графа. Я отправилась на поиски доктора Рида и обнаружила, что он спускается по лестнице после визита к четырем нашим поварам.

– Как сегодня мои коллеги? – спросила я.

– Наконец-то стал виден свет в конце тоннеля, – ответил он. – Молодой парнишка почти совсем поправился. Те, кто постарше, еще слабы, но уже начали усваивать пишу, а это хороший знак. Могу сказать, что в какой-то момент я опасался за их жизни.

– Какие хорошие новости! – воскликнула я.

– Вы что-то хотели, мисс Бартон?

– Да. Я хотела спросить, что вы знаете об отравляющих свойствах олеандра.

Виду него стал озадаченный.

– Олеандра? Боюсь, немного. Я знаю, что он вроде бы ядовит, – и все.

– Но вам известны симптомы такого отравления?

– Скорее нет, чем да. Откуда такой интерес?

– Потому что я считаю, что граф убит вовсе не при помощи грибов, а листьями олеандра, которые кто-то подсыпал в еду, которую я отсылала ему в спальню после ранения. Мне нужно выяснить, сколько времени должен находиться в организме яд олеандра, чтобы убить человека. Понимаете, граф приходил ко мне в кухню, он так иногда делал, чтобы пожаловаться на еду, которую ему подавали. И одна из его претензий состояла в том, что в его рыбном блюде оказался лавровый лист. Но, доктор, я отчетливо помню, что весь лавровый лист был в муслиновом мешочке, и его я совершенно точно вынула. Я только что была в парке и заметила, как листья олеандра похожи на лавровые, особенно если их измельчить.

Он с недоверием воззрился на меня:

– И кто, по-вашему, мог такое сотворить?

– У меня есть определенные подозрения, но я ничего не скажу, пока вы не исследуете тело и не поймете, права я или нет.

– Очень хорошо, – сказал он. – Уверен, что инспектор из Скотланд-Ярда сказал бы, что вы хватаетесь за соломинку, чтобы снять с себя подозрения, но мне кажется, что вы девушка разумная и заслуживающая доверия. Я не вижу причин, по которым вы захотели бы причинить вред кому-то из королевской семьи, и поэтому сделаю то, о чем вы просите. Мне придется повидаться с французским коллегой, потому что в моих медицинских справочниках об олеандрах ничего нет. Наверное, в Англии для них слишком холодно.

Итак, он удалился, и мне оставалось только ждать. Я не готовила еду и держалась подальше от кухни, чтобы не навлечь на себя новые подозрения. В какой-то момент я поймала себя на том, что размышляю о Жан-Поле. Грибы выбирал именно он. И возможность подсунуть листья олеандра в рыбное блюдо у него тоже имелась. К тому же он был на карнавале, где, по собственному признанию, изрядно выпил. Мне неизвестно о нем ничего, кроме того, что он талантливый повар и замечательно целуется. Но что, если он антироялист? Что, если он устроился на работу в отель с намерением расправиться с семьей королевы? Я покачала головой. В такое мне не верилось. А еще мне не хотелось верить, что я сильно им увлечена и что он первый мужчина, рядом с которым я почувствовала себя по-настоящему живой.

Я зашла в столовую для прислуги, чтобы перекусить, и заметила, что остальные обедающие старались избегать меня, будто боялись заразиться моим нынешним бесчестьем. А вот Жан-Поль попытался подбодрить. Он увидел, как я ковыряюсь в своем консоме, и поставил передо мной тарелку с лапшой:

– Вот, поешьте хоть немного. Я сам ее приготовил. Вам нужно питаться, чтобы поддерживать в себе силы.

От его заботы на глаза навернулись слезы.

– Похоже, я ничего не смогу проглотить, – сказала я. – Я как будто жду, когда судьба обрушит на меня роковой удар.

Он положил руку мне на плечо:

– Вы справитесь. Вы сильная и ничего плохого не делали. Уверяю вас, правда непременно выяснится. Лично я не верю, что все это хоть как-то связано с грибами, и готов поклясться всем святым, что торговец – человек честный и знает свое дело. Наверняка выяснится, что граф скончался от чего-то другого. Может, подхватил ту же болезнь, что свалила ваших коллег.

– Может, – согласилась я.

Нельзя же было признаться ему в том, что каждая лишняя минута ожидания грозит тем, что придет ответ из Англии и станет известно, что Хелен Бартон мертва, а я – самозванка. Тогда никто мне не поверит. Ситуация казалась безнадежной, пока я не напомнила себе, что у меня есть союзники: леди Мэри на моей стороне. Я надеялась, что Джайлс Уэверли – тоже. Вот только что они смогут поделать, если инспектор из Скотланд-Ярда вбил себе в голову, будто я виновна в убийстве?

День все тянулся и тянулся, и никаких известий не приходило. Доктор еще не сообщил, узнал ли он что-нибудь о действии олеандра, а леди Мэри пока не устроила чаепитие с Уэверли. Время, казалось, остановилось. Погода изменилась: налетела буря с проливным дождем, и поэтому сбежать в парк было невозможно. Я сидела у себя в комнате и гадала, не написать ли сестре, рассказав ей в письме всю правду о том, что со мной произошло. Взволнует ли ее это? А даже если и так, чем она сможет помочь в моем нынешнем затруднительном положении? Семейство мясника едва ли имеет какое-то влияние на окружение королевы, а сама Луиза сейчас, возможно, уже едет в Австралию.

Потом мне в голову пришла одна мысль: вдруг в комнате графа не убирали с тех пор, как нашли там его тело? И если да, не могло ли случиться так, что граф вытащил изо рта кусочек олеандрового листа и с отвращением бросил его на пол? Я решила пойти на риск и осмотреть его комнату, а для начала поднялась еще на этаж, чтобы наведаться к Джимми. Он сидел на кровати и был бледен, но при виде меня глаза его загорелись. Окно было распахнуто настежь, однако в воздухе все равно висел густой запах болезни. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить отвращение.

– Что ж, если нужно почти умереть от кишечной заразы, чтобы заманить хорошенькую девушку к себе в комнату, – я готов, – заявил он.

– Я так рада, что ты лучше себя чувствуешь! – воскликнула я. – Доктор о вас сильно беспокоился.

– Я тоже рад. Думал, мне конец, – признался Джимми. – В жизни не чувствовал себя так плохо. Наверное, никогда больше не захочу мороженого.

– В будущем можно просто покупать мороженое в приличных местах, – посоветовала я. – Буду рада тебя видеть, когда ты сможешь вернуться к работе.

– Понимаю. Я за тебя переживал. Ты, небось, одна там совсем с ног сбилась.

– Это было не так уж страшно. Шеф Лепин выделил людей мне в помощь, так что я готовила только для королевского окружения. С ужасными последствиями, как ты наверняка слышал.

– Нет, я тут сидел взаперти и вообще ничего не слышал. Доктор подозревал, что у нас что-то заразное. Еду нам приносил один-единственный лакей из отеля, и этот парень раньше переболел тифом.

– Значит, так, – глубоко вздохнула я, – твой любимый граф мертв, и меня обвиняют в том, что я его отравила.

Он недоверчиво уставился на меня, а потом расхохотался.

– Повезло, что я тут торчал, а то меня бы тоже подозревали.

– Это не смешно, Джимми. Из Лондона приехал инспектор, который жаждет доказать, что я умышленно отравила графа.

– И чем же он отравился?

– Вроде бы ядовитыми грибами. Но я в этом вовсе не уверена и поэтому хочу заглянуть к нему в комнату. Подумала, может, ты знаешь, где она.

– Ах так ты явилась, только чтобы узнать номер комнаты графа, точно?

– До сегодняшнего дня навещать вас не разрешалось, – сказала я. – Но я все время о вас спрашивала.

– Тоже верно, – согласился он. – Но парень всегда может надеяться, согласна? И ты права: граф сказал мне номер его комнаты. Он хотел, чтобы я принес ему «наперсточек спиртного на ночь». Ясное дело, я не согласился. Я не вчера родился.

– Выходит, он был довольно настойчивым?

Джимми кивнул:

– Да уж, достал он меня сама знаешь с чем. Признаюсь тебе, мне не жаль, что он сыграл в ящик. Так что, если я могу чем-то помочь тебе оправдаться, только скажи. А комната номер двадцать четыре, на два этажа выше королевских покоев.

Я поблагодарила его и поспешила по лестнице вниз. Была середина дня. Я подозревала, что королева со всем своим окружением сидит где-нибудь в гостиной, потому что в такую погоду снаружи делать нечего. Тихо крадясь по коридору в сторону комнаты графа, я чутко прислушивалась ко всем звукам, чтобы удостовериться, что там никого нет. «Лучше бы мне изобрести хорошее объяснение, почему я здесь, – думала я. – Например, лондонский инспектор послал меня поискать сэра Артура. Да, это подойдет».

Подойдя к двадцать четвертой комнате, я постучала, подождала и повернула дверную ручку. Дверь оказалась не заперта (я сочла это небрежностью) и легко открылась. Я ступила за порог и оказалась в полумраке. Высокие окна скрывались за тяжелыми бархатными шторами, а пахло тут так же, как и у Джимми, – болезнью. У графа определенно была рвота. Прокравшись через комнату на цыпочках, я отодвинула одну из штор. Неожиданно мне пришло в голову, что граф, возможно, до сих пор лежит на кровати. Сердце мое часто забилось, и я стремительно обернулась – кровать оказалась пуста и даже заправлена. Я с облегчением вздохнула. Комната выглядела так, будто в ней сделали уборку. Конечно, если графа стошнило на одеяла, их пришлось немедленно заменить.

Я обошла вокруг кровати, но не нашла никаких листиков. Испытав разочарование, я собралась было уйти, когда мой взгляд упал на красивую коробку шоколада, которая стояла на прикроватной тумбочке. Я подняла крышку. Отсутствовала только одна шоколадка, остальные были нетронуты.

Это показалось мне странным. Граф был весьма прожорливым человеком. Если кто-то подарил ему шоколад, почему он не съел сразу несколько штук? Я прихватила коробку с собой, не для еды, а в качестве доказательства (никогда не знаешь, что может тебе пригодиться), и незаметно отнесла ее к себе в комнату.