Текст книги "Империя желания (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Сейчас уже нерабочее время, если ты не заметил.

– Заметил, поэтому я звоню, – затем я слышу шелест одежды и шарканье ног. – Подожди.

– Ммм, – это женское бормотание или стон рядом с ним, но я не могу сказать наверняка.

– Только не говори мне, что ты кого-то трахаешь и тем временем звонишь мне?

– Я более профессионален, чем это. Я просто… кое-что проверяю… а теперь молчи, красавица.

– Я все еще жду причины твоего звонка, Нокс.

– О верно. Разве ты не новый опекун Гвен, или диктатор, или кто-то еще? Я подумал, тебе следует знать, что она достаточно пьяна и не может встать.

Я вскакиваю на ноги так быстро, что кресло на колесиках ударяется о стену.

– Она с тобой?

– Технически нет.

– Нокс, скажи мне, что я только что слышал не ее голос, или я клянусь, черт во…

– Это не она. Господи Иисусе, успокойся, Нейт. Я столкнулся с ней, когда пришел в клуб.

Вот где она была все это время. В гребаном клубе.

Я кричу на Нокса, чтобы тот прислал мне адрес, но не могу сохранять хладнокровие, потому что весь гнев и напряжение сегодняшнего дня вот-вот взорвутся.

И она увидит мой гнев.

Глава 25

Гвинет

Я не пьяна.

Да, я шатаюсь, и мое тело кажется легким и горячим, но это только из-за музыки.

И танцев.

Обычно я не люблю электро, но внутренняя энергия держит меня в приподнятом настроении. Я потащила за собой Кристофа и Джейн, и даже позвала Джен и Алекса присоединиться к нам. Джен не смогла, но Алекс – тусовщик, поэтому вскоре появился.

На самом деле они все тусовщики. Обычно я разрушаю все развлечения. Та, у кого фобия слов и общая фобия внешнего мира.

Но, может быть, я все-таки пьяна, так что это не имеет значения.

Алекс стоит на несколько шагов позади меня и прыгает под веселую музыку. Он немного выше меня, но худой и в хорошей форме из-за того, что ездит на велосипеде. Крис танцует со мной, позволяя мне кружиться в его руках, хотя час назад он сказал, что нам нужно идти домой.

Он повторяет это снова, перекрикивая музыку:

– Ты слишком много выпила, Гвен. Я тебя подвезу.

– Нет! Я не пьяна, – ругаюсь я. Ладно, может пьяна. Но совсем немного.

– Гвен, пошли, – Крис пытается схватить меня за руку, но я вырываюсь и прижимаюсь спиной к груди Алекса.

– Ты идешь домой. Я остаюсь, – я прижимаюсь задницей к Алексу, он обнимает меня за талию, и мы вместе раскачиваемся под музыку. – Алекс такой веселый.

Он веселый, потому что расслаблен и любит травку, и ему все равно. Вот почему я всегда предпочитала проводить время с Крисом. Редко можно встретить таких людей, как Крис, которые понимают, что я немного сумасшедшая, немного другая. Но в том-то и дело, что сегодня вечером я не хочу быть сумасшедшей или другой. Я хочу быть похожей на Алекса. Я хочу забыть о том, что видела и слышала сегодня.

Начиная от Дебры и Нейта, и заканчиваю папой. Я хочу забыть, что мой отец искал мою мать, и когда он нашел ее, то сразу же попал в аварию.

Поскольку бросить меня было недостаточно, ей пришлось забрать у меня и папу.

В глазах скапливается влага, и я вытираю ее тыльной стороной ладони. Я благодарна, что здесь достаточно темно, и никто не может увидеть мою слабость.

Иногда темнота успокаивает.

Сегодня вечером нужно забыть. Вот почему я купила распутное платье, которое слишком обтягивает, едва закрывает мою задницу и показывает половину моей спины, а затем выпила больше шотов, чем когда-либо.

Как будто я плыву в другом месте, а не нахожусь на танцполе. Да, я посреди извивающихся тел, веселой музыки и фиолетовых огней, но это не так. Я снова брожу в этой пустоте, позволяя ей гноиться и пожирать меня до костей.

Обычно я могу заполнить его, как-то оттолкнуть, повторяя в голове слова «пустой», «пучина» или «опустошенность». Но не сегодня вечером. Сегодня мне так больно, что я не могу ни на что уменьшить чувствительность.

– Где Джейн? – спрашиваю я Криса, пока мы с Алекс двигаемся в ритме музыки.

Несмотря на то, что я убедила ее надеть платье и пойти с нами, она сильно волновалась, потому что здесь много людей, и она не любит их больше, чем я в мои пустые дни.

Она отказалась танцевать, пить или что-то еще, просто села с энергетическим напитком в углу нашей кабинки, но ее там больше нет.

– Она, наверное, ушла, – кричит Крис сквозь музыку. – Тебе тоже пора, Гвен.

– Почему с тобой так трудно? – я провожу пальцами по его подбородку.

– Да чувак, – Алекс двигает руками вверх и вниз по моему телу, лапая меня. – Веселись.

– Может, нам стоит научить его, – я улыбаюсь и, покачиваясь в руках Алекса, хватаю Криса за щеки и притягиваю его к себе так, чтобы он прижался ко мне спереди.

Затем я трусь своей задницей и животом об их эрекции, чувствуя, как они сразу затвердевают. Рычания и стоны наполняют мои уши, и я облизываю губы, опьяненная ощущением, что я их обоих так возбуждаю.

– Это не ты, Гвен, – шепчет Крис мне на ухо, в его тоне явно прослеживается возбуждение.

Я скольжу своей грудью по его груди, а задницей – по растущей эрекции Алекса.

– Может быть это настоящая я.

Мы больше не танцуем. Через несколько секунд сцена исчезает, и я улетаю. Я позволяю волне поглотить меня, потому что они оба хотят меня, и, если я им позволю, они будут трахать меня одновременно.

Но когда я закрываю глаза, передо мной не Крис и Алекс, а человек, который так глубоко запечатлены в моей душе, что я вижу его лицо, как если бы он был здесь.

Стоит напротив меня, хмурится, челюсть напряжена, потому что ему это не нравится. Он не любит, когда я трусь своим телом о двух парнях, которое принадлежит ем. Так что я делаю это усерднее, перехожу на следующий уровень, пока их стояки касаются моего платья, и это единственное, что я чувствую.

Ты первый причинил мне боль. Вот что значит, когда тебе делают больно, засранец.

Не имеет значения, что я хочу верить этим словам, верить, что могу причинить ему боль, отдав себя кому-то другому, потому что мое тело, душа и даже мой разум ненавидят эту идею.

И мое сердце. В настоящее время оно сжимает, ноет и царапает меня, чтобы я остановилась.

Я не этого хочу. Это не те руки, которые заставляют меня чувствовать себя в безопасности, как будто я могу отпустить все в любой момент и все равно не рухнуть на землю.

– Что за…

Я слышу ошеломленный голос Алекса перед тем, как сильная рука, о которой я только что подумала, обхватила мое запястье, и оттащила меня с силой, от которой перехватило дыхание.

Пожалуйста, не говорите мне, что мое воображение разыгралось достаточно, чтобы вызвать в воображении что-то нереальное.

Когда я открываю глаза, задыхаюсь от вида перед собой.

Я прижата к телу, но это не Алекс и не Крис. Это сильнее, выше, шире и настолько мужественее, что это должно быть преступлением.

Он должен быть преступлением.

Потому что я всегда испытываю искушение совершить это конкретное преступление, сделать шаг, который сведет меня с ума, даже если знаю, что в какой-то момент упаду на землю. Даже если уверена, что это будет последний шаг, который я сделаю.

Я думаю, это то, что чувствуют преступники. Они знают, что их могут поймать, что они будут наказаны, но все равно идут на это. Потому что преступление того стоит.

И сейчас я смотрю на него. На свое собственное преступление, и эта пустота больше не кажется мне ужасной и смертельной. Она просто скрывается на заднем плане и не может проявиться.

Нейт всегда оказывал на меня такое влияние. Его присутствие настолько резкое и внушительное, что съедает любую пустоту.

– Отпусти ее, – это говорит Алекс, который пьянее меня.

Я не особо сосредотачиваюсь на нем, потому что мое запястье в заложниках у Нейта, а мои мягкие изгибы приклеены к его твердым мускулам, и он сердито смотрит.

Боже, даже то, как он смотрит, горячо. Мои бедра сжимаются, а соски затвердевают, и это не имеет ничего общего с тем, что я не танцевала.

Боковым зрением я вижу, как Крис кивает Алексу головой, потирая затылок.

Однако Алекс шагает к нам – точнее, шатается.

– Кто ты, черт возьми?

– Я ее муж. Снова тронешь мою жену руками, и я их сломаю, – и вот так Нейт тянет меня за собой и проталкивает сквозь толпу.

За ним невозможно угнаться. Во-первых, я пьяна – настолько пьяна, что перед глазами двоится, и я не чувствую ног. Во-вторых, я думаю, Нейт только что сказал им, что он мой муж. Он нарушил собственное правило и сказал моим друзьям, что мы женаты.

Твою мать.

Кажется, что я пьянее, чем думала, потому что не могу разобраться во всем этом.

Когда я спотыкаюсь о собственные ноги, Нейт поднимает меня на руки. Я автоматически обнимаю его за шею и визжу, но не слышу этого из-за шума и хаоса.

Я снова в трансе из-за того, как легко он меня несет, насколько легко это действие, как будто он не поднимает человека на руках. Не просто человек. Мне. Его жена. Так он сказал, да?

Снова тронешь мою жену руками, и я сломаю их.

Я извиваюсь в его хватке, но не для того, чтобы он отпустил меня, а чтобы больше почувствовать его. Чтобы почувствовать силу его крепких рук, обнимающих меня за спину и под ногами. Погрузиться в твердость его груди у моего бока и вдыхать его запах, более опьяняющий, чем алкоголь.

Но он не обращает на меня никакого внимания.

Нейт никогда не смотрит на меня, не так, как я смотрю на него. Он не перестает видеть меня так, как я его вижу.

Пустота, которую я отодвинула на задний план, толкается и поднимает свою уродливую голову, и у меня нет сил, чтобы оттолкнуть ее.

У меня нет сил бороться с этим.

Ночной воздух ударяет по нам, и я дрожу, когда он идет к стоянке. Я даже не обращаю внимания на зрителей, которые наблюдают за нами.

Они не имеют значения.

Они никогда этого не делали. Люди не понимают. Люди судят.

Он этого не делает. Нейт никогда не осуждал меня, даже когда вел себя как засранец с множеством резких наклонностей. Он строг, но никогда не осуждает.

Он практичный, но никогда не ограниченный.

– Нейт… – шепчу я его имя в тишине ночи, и звучу так пьяно и эмоционально, потому что он все еще не смотрит на меня.

– Заткнись, Гвинет. Я не хочу сейчас слышать твой голос, – резкий гнев в его словах подобен удару по моему лицу, сильному, от которого рождаются слезы. Теперь они собрались в моих глазах, и у меня нет возможности стереть их, пока он не откроет дверцу машины и не бросит меня на пассажирское сиденье.

После того, как он застегнул мой ремень безопасности, он сдергивает свою куртку и набрасывает ее на меня. Она пахнет, как и он – пряностями, деревом и проклятием. Это то, кем он является и всегда будет.

Мое преступление и мое худшее проклятие.

Еще одно слово в моем списке.

К тому времени, как он оказывается рядом с водительским сидением, я плотно прижимаю куртку к моей груди.

Он выезжает со стоянки и молча едет по улице. Нет ни радио, ни слов, и чем больше времени проходит, тем крепче я сжимаю его куртку.

– Разве ты не собираешься что-то сказать? Что-либо? – я стараюсь произнести это членораздельно, но не получается.

– Я сказал замолчи, Гвинет.

– Я не хочу замолчать. Я хочу поговорить, хорошо? – вероятно, это мимолетная храбрость, или глупость, или что-то еще, но она есть, и я беру быка за рога. – Если ты не заметил, ты испортил мне вечер.

– Что, черт возьми, ты только что сказала? – он бросает на меня косой взгляд, и это так сильно прижимает меня к сиденью, что я икаю. А может, это из-за алкоголя.

– Мой вечер, Нейт. Мне было весело, пока ты не появился, – я симулирую безразличие и лгу сквозь зубы.

Нет, мне было не весело. Я была несчастна и пустилась во все тяжкие, и мне не понравилось быть такой даже в моем отравленном мозгу.

– Тебе было весело тереться об этих детей, а я все испортил, ты об этом говоришь?

– Мы… танцевали.

– Я видел, как твоя задница и живот терлись об их гребаные члены, Гвинет. Это не было гребаным танцем.

– Пожалуй…

– Тебе понравилось это? – его голос спокойный, но все тело напряжено, особенно рука на руле. Та сильная, жилистая рука, о которой я мечтала, когда его не было.

– Что мне понравилось?

– Тереться о них, скользить своим телом по их членам и сводить их двоих с ума от похоти, что они затащили тебе на танцпол. Тебе понравилось это?

– Может и понравилось. Может, я обычная шлюха, – отбрасываю его куртку в сторону, все еще под действием алкогольного адреналина.

Я снимаю ремень безопасности и сокращаю расстояние, разделяющее нас, прижимаясь грудью к его закрытой рубашкой руке.

– Какого хрена ты делаешь, Гвинет?

– Я показываю тебе, какая я шлюха, – я прижимаюсь губами к его горячей шее и провожу рукой от его груди до эрекции. Он оживает от моего прикосновения, и я сжимаю его, продолжая целовать ключицу.

– Вернись на свое место. Сейчас же, – он приказывает мне, но я зашла слишком далеко, чтобы слушать его. Его тело прижимается к моему, и я трусь грудью о его руку, пока соски не становятся чертовски набухшими и болезненными.

– Знаешь, мои соски раньше не были так сильно напряжены, – я беру его свободную руку и засовываю её под платье, пока он не дотрагивается пальцами до моих складок. – И не была такой мокрой тоже. Знаете ли ты, что это значит?

Он не смотрит на меня, все его внимание сосредоточено на дороге, но и не убирает руку с моей киски.

– Что?

Мои губы прижимаются к его уху, и я шепчу:

– Это означает, что я только твоя шлюха, Нейт.

Изменения в его лице едва заметны, но они заметны в его расширенных ноздрях и тиках в челюсти. Его пальцы сжимаются на моем клиторе, и я стону, чувствуя, как моя влажность пропитывает трусики и стекает по его руке, и моим бедрам. Это именно то, чего я хотела в течении гребанных пяти лет.

Хаос.

И это один из самых прекрасных хаосов, которые когда-либо создавались.

Тот, который сделал он. Тот, который он продолжает лелеять.

– Нет, ты не шлюха, – он убирает руку с моего клитора, и машина останавливается. Мы уже дома, но сейчас мне наплевать, потому что он перестал меня трогать.

– Что? Почему?

Его глаза встречаются с моими, и я думаю, что мне больше нравилось, когда они этого не видели, потому что там сильное течение, которое вот-вот унесет меня и похоронит в своих глубинах.

– Ты не моя шлюха, если позволяешь другим трогать то, что, черт возьми, мое. Слезь с меня.

Я делаю прямо противоположное и неловко наклоняюсь вперед, пока не сажусь к нему на колени. Мои ноги широко расставлены по обе стороны от него, так что я могу удобно сидеть. Но я не хочу сидеть на его коленях. Я поднимаю платье и опускаюсь на его эрекцию, так что его член упирается в мои мокрые трусики.

Мое сердце сжимается при воспоминании о нем внутри меня, и этот образ сводит меня с ума, когда я скольжу по его выпуклости.

– Гвинет, остановись.

Я отчаянно качаю головой.

– Я соврала. Мне это не очень понравилось.

– Что тебе не понравилось?

– Тереться об Алекса и Криса.

– Тогда какого хрена ты это делала?

– Потому что… – я облизнула губы. – Потому что я хотел забыть.

– Забыть, что?

– Тебя… и прочие вещи. Но это не сработало. Все, о чем я могла думать, это о тебе, – я прикусываю нижнюю губу, потому что его эрекция увеличивается и сильнее упирается в мои опухших складках, и я не могу удержаться. Двигаясь взад-вперед, пока не становлюсь невероятной влажной, позволяя липкой влаге размазываться по моим бедрам.

Его сильная рука обвивает мою талию под платьем, которое теперь прижато к моему животу. Он вздрагивает, когда я опускаюсь и хнычу.

– Ты думала обо мне?

– Да?

– О чем именно?

– О твоих сильных руках и твердой груди. А также о твоем члене, и о том, какой он большой, – сейчас я доставляю нам удовольствием через ткань одежды, мои движения становятся бешеными из-за его члена.

– Что еще?

– Я думала о том, как сильно моя киска хочет тебя. Ни кого-то другого, тебя.

– Потому что это моя киска?

– Да, твоя.

– А ты шлюха. Моя шлюха.

– Да, – он не спрашивал, но я все равно отвечаю. Я скольжу вверх и вниз, трусь о его выпуклость и нахожусь на грани, я так близко, что у меня дрожат ноги.

– Моя шлюха позволит кому-нибудь еще, кроме меня, снова прикоснуться к ней?

– Нет… нет… не…

– Верно, потому что, если ты это сделаешь, я испорчу им жизнь, Гвинет. Я серьезно.

И я кончаю. Он такой резкий и сильный, что я кричу. Я кричу громко и без цензуры, не заботясь о том, что кто-то может пройти мимо и увидеть, как я становлюсь его.

Этот кто-то мог видеть, как я кричу, тяжело дышу и стону по имени Нейта.

Собственно, должны.

Я действительно хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я тону в нём.

Его слова не должны меня возбуждать. Я не должна соглашаться на обещание, что он причинит людям боль из-за того, что они коснулись меня, но я это делаю, и это продолжается так долго, что я даже не думаю, что когда-нибудь упаду.

От алкоголя в моей крови у меня кружится голова, когда я смотрю на него опущенными глазами, все еще раскачиваясь взад и вперед на нём. В какой-то момент обе его руки обвивают мою талию, и теперь мне кажется, что так и должно быть всегда.

Что-то есть такое в его темном взгляде. Не знаю, что, но это есть, и это наполняет меня одновременно множеством эмоций.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Мой рот находится в нескольких дюймах от его губ, тех же губ, о которых я мечтала с пятнадцати лет и впервые почувствовала вкус, когда мне было восемнадцать.

Запретные губы, которые я не должна была целовать в первой же попытке, но ничего не могу с собой поделать.

Но прежде чем я успеваю прикоснуться к ним, он отстраняется и открывает дверь, и я отодвигаюсь назад, мое действие откладывается из-за всего алкоголя в моей крови.

Я этого не слышу, но чувствую, когда мое сердце разрывается на части.

О чем я вообще думала? Мужчины не целуют своих шлюх. Даже если они их жены.

Я отстраняюсь от него так же неловко, как садилась к нему на колени. Он выходит первым.

Он ждет меня перед машиной, наверное, чтобы отнести, но я бегу впереди него к дому. Мне жарко.

Очень жарко, слишком жарко.

И мои шаги шаткие и бессвязные. Но я горю, и это должно исчезнуть. Это и гребаный разрыв, который сейчас происходит в моей груди.

Мои ноги останавливаются на краю светящегося бассейна. Вода.

Я расстегиваю молнию и опускаю платье вниз по телу, затем снимаю трусики, полностью обнажаясь.

– Гвинет, не надо, – кричит Нейт издалека, но я не слушаю. Потому что он причина этого ожога. Он причина, по которой я должна это сделать.

Глубоко вздохнув, я прыгаю.

Меня охватывает шок, но ожог не проходит. Есть ли вода для внутреннего пожара? Потому что я вот-вот взорвусь от этого.

Мои легкие горят, и я понимаю, что это потому, что я не дышала. Тогда я осознаю и кое-что еще.

Я не могу пошевелиться.

Глава 26

Натаниэль

– Черт! – я сбрасываю ботинки и бегу к бассейну.

Гвинет прыгнула в бассейн, потому что она ничего не соображала и была чертовски пьяна. Если бы у нее был доступ к своему мозгу, она бы вспомнила, что не умеет плавать.

Она из тех, у кого всегда есть какая-то опора, даже когда она находится в мелком бассейна. Как бы Кинг ни пытался ее научить плавать, у него так и не получилось.

Секунды бегут, как проклятая жизнь, и она не всплывает. Она даже не трясется, как обычно, когда опора исчезает.

Я ругаюсь себе под нос, ныряя за ней глубоко в холодную воду.

Чем больше времени я провожу с ней, тем сильнее бьется мое гребаное сердце. Оно не замедляется даже после того, как я схватил ее за руку и вытащил на поверхность. Она задыхается, кашляет и захлебывается водой.

Ее ноги обвивают мою талию, и она использует меня как спасательный круг. Все ее тело обнимает мое, пока я плыву туда, где могу встать.

Я хватаю ее за плечи, встряхивая.

– О чем, черт возьми, ты только думала?

– Я… не думала…

– Какого черта ты не подумала? Ты хочешь умереть? Это так, Гвинет?

– Нет, это просто…

– Просто что?

– Оно горит. Я только хотела, чтобы оно перестало гореть, – ругается она, смахивая воду с этих долбаных глаз. Теперь они более голубые, отражая поверхность воды.

– Что сгорело?

– Все, – ее плечи опускаются в моих руках. – Я думала, что вода все исправит.

– Вода, в которой ты не умеешь плавать.

– Ой.

– Правильно. Ой. Что бы случилось, если бы меня здесь не было?

Она вздрагивает, но ничего не говорит.

– Ответь мне. Что, черт возьми, случилось бы, если бы ты была одна, Гвинет?

– Я… утонула бы.

Ее тихие слова врезаются в мою гребаную грудь, и мне приходится на секунду закрыть глаза, чтобы отогнать их удар. Мысль о том, как она тонет, булькает и задыхается от воды, и некому её спасти, похожа на монстра, которого я боялся в детстве.

Оказывается, монстры могут появиться в любой момент вашей жизни. Я просто никогда не думал, что эта проклятая женщина может быть причиной этого.

А затем, когда я открываю глаза и смотрю на ее налитые кровью глаза и пряди волос, прилипшие к ее лицу и шее, я понимаю, что дело не только в возможности утонуть.

Дело в том, что меня не будет, когда ей хоть как-то причинят боль. Это убило бы меня.

Даже если я злюсь на нее, даже если я все еще выхожу из себя после того, как застал ее пьяной, танцующей с двумя парнями. Черт, с двумя.

В тот момент весь мой самоконтроль был израсходован, потому что, если бы это зависело от меня, я бы заявил на ее свои права перед ними и показал бы миру, кому она принадлежи.

Я бы трахнул ее на их глазах, а потом хорошенько бы им врезал.

Но этот гнев и жестокое собственничество – ничто по сравнению со страхом, что она могла бы умереть, если бы была здесь совсем одна.

То, что ее безрассудное поведение, которое я когда-то считала восхитительным, могло увести ее от меня.

– Верно. Ты бы, блять, утонула, – я впиваюсь подушечками пальцев в ее плечи. – Это больше никогда не повторится. Хорошо?

– Хорошо.

– И ты не будешь пить снова, пока тебе не исполнится двадцать один год, и ты знаешь, что значит пить ответственно.

На ее лбу появляется легкий хмурый взгляд, и она невнятно произносит:

– Перестань говорить со мной, как будто я ребенок. Я ненавижу это.

– Тогда не веди себя как ребенок. И в последний раз, черт возьми, отвечать на звонок, когда я тебе звоню.

Она прикусывает нижнюю губу, но ничего не говорит.

– Я серьезно, Гвинет. Ты не можешь снова исчезнуть без предупреждения.

– Почему?

– Что ты имеешь в виду, почему?

– Почему тебе не все равно, исчезну я или нет? Отвечаю я на твои звонки или нет?

Я стискиваю челюсть, но прежде чем я успеваю что-то сказать, она сжимает ноги, обхватывающие мою талию.

– Это потому, что ты мой муж?

– Да.

– Ты сказал это Крису и Алексу. Ты сказал, что ты мой муж, а я твоя жена.

– Да, ты моя жена, – я никогда не думал, что хочу произнести эти слова вслух, но в тот момент, когда это заявление было открыто, с моей груди упала тяжесть.

– И ты заботишься обо мне.

– Забочусь.

– Как о своей жене или как о дочери лучшего друга?

– Об обоих.

Она сморщила нос, кладя ладонь мне на щеку.

– Но это всего лишь секс, так что я твоя статусная жена.

– Ты не можешь быть моей статусной женой, если у тебя столько же всего, сколько у меня, Гвинет.

– Истина. Но это все равно не больше чем просто секс.

Я ничего не говорю, но в этом нет необходимости, потому что в ее взгляде блестит что-то еще, кроме воды, а серый воюет с зеленым и синим, убивая их, чтобы получить полный контроль.

Она отпускает мою талию, и я думаю, что она совершит короткое путешествие к краю бассейна, но она ныряет под воду.

Она снова будет безрассудной? Гвинет и алкоголь явно не лучшие друзья, и мне нужно держать ее подальше от этого в будущем.

В тот момент, когда я уже собираюсь нырнуть под воду и встряхнуть ее, она обеими руками хватает меня за бедра и расстегивает мой ремень.

Что за…?

Мой член, который был полутвердым с тех пор, как она села на меня в машину, утолщается и затвердевает, когда она высвобождает его своими крошечными ручками. Потом она выныривает, держась за мою рубашку.

Вода контрастирует с ее бледной кожей, розовые соски затвердевают. Я хватаю один из них и сжимаю, заставляя ее стонать.

– Что ты делаешь, Гвинет?

Она обнимает меня за шею, используя воду, чтобы приподняться так, чтобы оказаться на уровне моих глаз.

– Трахни меня, муж.

Мои мышцы напрягаются, и мои ноздри раздуваются от ее уверенного, но игривого тона.

– Ты пьяна, жена.

– Я могу принять тебя.

– Ты уверена, что твоя узкая киска сможет принять меня? В прошлый раз ты сказала, что он слишком большой.

– Ничего страшного, если будет немного больно. Мне это нравится, – она ерзает, прижимаясь своей грудью к моей груди. – Трахни меня и сделай больно.

– Почему ты хочешь, чтобы было больно?

– Потому что это означает, что ты отдаешь мне все, что в твоих силах. И я принимаю это, – в ее глазах – вызов, чистый гребаный огонь, пылающий посреди воды.

– Что ты примешь?

– Все, что ты можешь предложить, и все, что нет.

Мои пальцы впиваются в ее таз, далеко не нежно, и не мягко. Это грубо и непримиримо, потому что проблема в ее словах все еще жгучая, и ее нужно решить.

– Тебе нужно узнать свое гребаное место, Гвинет.

Она проводит пальцами по моим волосам и шепчет мне на ухо:

– Так покажи

Я прижимаю ее к стене бассейна, и она задыхается, когда ее спина ударяется о нее.

– Мы собираемся заняться сексом сейчас? – ее голос немного тихий, но разгоряченный и хриплый.

– Мы не собираемся заниматься сексом. Я собираюсь трахнуть тебя, жена.

Положив обе руки ей под ягодицы, я развожу их в сторону и приподнимаю её, а затем опускаю на свой член, пока полностью не оказываюсь внутри нее. За одну гребаную попытку.

Она хнычет, дрожа вокруг меня, когда ее стенки сжимаются, проглатывая меня.

– Видишь? Ты не можешь меня взять.

– Я могу… – шепчет она.

– Как насчет этого? – начинаю раскачивать и входить в нее с минимумом смазки за счет воды. Затем я раздвигаю ее ягодицы шире, давая своему члену больше доступа, так, что я вхожу в нее глубже, чем раньше.

– О, черт… – ее голова запрокидывается.

– Язык.

– Но я… ооо… это так хорошо, – она качает бедрами, толкаясь своими сиськами мне в лицо, и я засасываю сосок в рот, покусывая его, пока она не задрожит, а ее бессвязные звуки удовольствия эхом разносятся в воздухе.

Видеть ее такой довольной, такой потерянной и неспособной выдержать натиск ощущений – это самое приятное, что я когда-либо испытывал.

Ее ногти вонзаются в мои лопатки, когда она цепляется за меня изо всех сил, и ускоряю темп. Я отпускаю ее сосок и кусаю кремовую кожу ее груди, заставляя ее кричать и впиваться пятками в мою задницу.

Мои губы, язык и зубы путешествуют по ее груди и шее, оставляя после себя гигантские красные следы. Затем я держу ее за задницу одной рукой и хватаю за волосы, оттягивая назад, чтобы полакомиться чувствительной плотью ее точки пульса. Я облизываю ее и оставляю самый большой след. Тот, кто увидит это, то узнает, что она, блядь, принадлежит мне.

Я отметил ее. Я попробовал ее. Она моя.

Выпустив ее волосы, я сжимаю две пригоршни ее задницы.

– Тебе этого достаточно, малышка?

– Больше, – она тяжело дышит, покачивая бедра навстречу моим и частично терпит неудачу. – Пожалуйста… я хочу еще.

Я толкаюсь в ее узкую киску, выхожу почти полностью и снова вхожу. Затем я поднимаю ее так, что она почти отпускает меня, и опускаю на всю мою длину. Она стонет, затем всхлипывает и изо всех сил держится за меня.

– Значит ли это, что мне нельзя с тобой шутить?

– Нет. Не надо. Мне это нравится.

– Что именно?

– Грубость. Бесконтрольная, – ее глаза светятся слезами. – Мне нравится, что ты вышел из-под контроля.

Это заставляет меня потерять все свои запреты, и я врезаюсь в нее со скоростью, которая заставляет ее подпрыгивать, ее груди соблазнительно соприкасаются, поэтому я беру одну из них в рот, покусываю и посасываю. Я заставляю ее корчиться и трястись так сильно, что нас окружают волны из-за нашего взрывного соединения.

Все еще раздвигая ее ягодицы, я просовываю большой палец внутрь отверстия и говорю ей в грудь:

– Я скоро предъявлю свои права на эту задницу, малышка, и она будет испорченной и грязной. Будет больно. Хуже, чем когда мой член заставлял твою киску кровоточить.

– Да… пожалуйста… – она душит меня, ее влагалище душит меня, когда она кончает.

Есть шедевры, а есть лицо Гвинет, когда она испытывает оргазм. Ее голова запрокидывается, и радужная оболочка покрывается самым темным зеленым цветом, глаза опускаются, а кожа краснеет. Она дрожит, все ее тело испытывает шоковую реакцию, что является проявлением ощущений, терзавших ее тело.

Ее губы открываются, умоляя, чтобы что-то было в них или на них. Как мои собственные губы.

Мне нужно все мое терпение, чтобы не поддаться порыву. Это чертовски опасно, поэтому я трахаю ее сильнее, вставляя свой большой палец в ее задницу, пока ее напряженное кольцо мускулов не проглотит его, и она наполнилась мной.

Пока я не стану единственным, кого она может видеть, думать или чувствовать.

Только я.

– Ты не будешь снова тереться вокруг мальчиков, поняла?

– Да, да… – поет она, ее ногти скользят по моей спине и мышцам бицепса.

– Никто не коснется тебя, кроме меня.

– Ммм… да!

– А теперь скажи это.

– Никто не коснется меня, кроме тебя.

– Потому что ты моя.

– Я твоя.

Эти слова и ее непреодолимое тепло вызывают у меня собственный оргазм, и я прижимаю ее к себе, пытаясь выйти из неё.

Потому что я не использовал чертов презерватив. Снова.

Часть меня хочет наполнить ее моей спермой и моим ребенком, но эта часть – гребаный засранец. Она еще так молода, и я ни за что не заставлю её пережить историю матери.

– Я… я сейчас…кон… – выдыхает она, вонзая ногти мне в плечи, а ступни – в мою задницу. – Н-не вытаскивай. Я хочу это почувствовать.

– Черт. Черт. Черт, – ругаюсь я, долго и глубоко вхожу в нее, пока мои яйца не кончатся.

Мы оба тяжело дышим, мой большой палец и член находятся внутри нее, а мой рот на ее соске.

Гвинет смотрит на меня сверху вниз, и огонь, который я хотел погасить, все еще там, живой и чертовски решительный.

У нее такой пожар, который невозможно потушить водой. Во всяком случае, он предназначен для испарения воды.

И этот огонь теперь направлен на меня.

Я отпускаю ее сосок после последнего укуса, от которого она стонет. Затем ее пальцы скользят вверх и вниз по моей шее.

– Эй, муж.

– Что, жена?

– Я думаю, нам нужно снова заняться сексом в душе.

– Ты имеешь в виду, что я должен трахнуть тебя снова?

– Да, – она хватает меня за волосы и пробегает по ним пальцами. – Мне нравится, когда ты это делаешь. Трахаешь меня.

– Тогда я буду продолжать, пока ты не будешь удовлетворена.

– Что, если я никогда не буду?

– Тогда я увеличу темп.

Ее глаза при этом ярко сияют.

– Правда?

– Как ты захочешь, жена.

– Не думаю, что ты будешь делать то, что мне нравится, – ее плечи сгибаются, но она одаривает меня озорной задумчивой улыбкой, наполненной ее прежним огнем, огнем, который не хочет потушить. – Пока что.