Текст книги "Империя желания (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8

Натаниэл

– Ты хоть представляешь, что делаешь?

Я вздыхаю в тысячный раз и смотрю на своего племянника – источник ненужного вопроса.

– Он знает, – говорит ему Аспен со своей обычной напористостью.

Мы втроем стоим возле мэрии, не обращая внимания на гудящих вокруг нас людей и ориентируясь на время. Я, наверное, единственный, кто страдает нездоровой одержимостью своими часами.

Гвинет опаздывает на двадцать минут.

Конечно, за ее опозданием есть причина. Она никогда не опаздывала на встречи. Не так безответственно.

Хотя, жениться на ней всего через пять дней после несчастного случая с ее отцом – это ненормальная ситуация, но у нас нет времени. Чем раньше она даст мне доверенность, тем быстрее я смогу остановить Сьюзен. Потому что она строит свои планы, пока мы здесь. Я звонил, разговаривал с судьями и знаю о повестках, которые пытается подать ее адвокат. Я могу только отталкивать ее так долго, пока у меня не закончатся варианты.

Время не на нашей стороне, что и является причиной поспешной женитьбы.

Я снова смотрю на часы, потом на оставшиеся без ответа телефонные звонки. Может, ей нужно больше времени на то, что девушки обычно делают, когда выходят замуж. Хотя я сказал ей, что это будет простая церемония, чтобы мы могли перейти к следующему этапу. Ничего фантастического. Ей не к чему готовиться.

Но это Гвинет. Мечтательная Гвинет с глазами-хамелеонами. Вероятно, у нее были планы на день свадьбы. Большинство девушек так и поступают. И они определенно не хотят делать из этого обычное событие в течение рабочего дня, когда каждый из нас сразу же вернется в свои миры.

Потому что так и будет. Никто не узнает об этом браке, если в этом нет крайней необходимости. Как и в двух свидетелях, которых привел с собой. Хотя мне нужен только один, но безопаснее иметь двух, чтобы, если один из них не может дать показания, другой смог.

В конце концов, этот брак – чистая формальность. Который можно использовать в суде. Ни больше ни меньше. Она может сохранить свои девичьи мечты о замужестве для следующей свадьбы.

– Это все еще не имеет смысла, – говорит мой племянник Себастьян.

У меня дрожит челюсть, и я не знаю, из-за его слов или из-за моих прежних мыслей.

– Какую часть из мне нужна доверенность, ты не понимаешь, негодник?

Он забавно смотрит на меня, будто хочет кого-то ударить, но знает, что не может провернуть это. Но обычно он не смотрит на меня таким взглядом, так что, возможно, он действительно хочет меня ударить.

Себастьян на десять лет моложе меня и единственный человек, которого я считаю своей семьей. Мои родители не в счет. В моей голове они уже мертвы.

В тот день, когда он решил пойти по моему пути вместо того, чтобы следовать за грязной политикой моего отца, я ощутил чувство выполненного долга, которое никогда раньше не испытывал. Словно мое существование всегда имело смысл.

– Она могла бы дать тебе доверенность без брака.

– Общая собственность важнее. Она уже подписала контракт, в котором говорится, что наши активы будут в совместной собственности после брака, что даст мне прочную позицию в суде.

– И ему не придется беспокоиться о том, что она уйдет черт знает куда, – Аспен шагает в мою сторону.

Она сама не была большой поклонницей идеи замужества, но, как и я, понимает, что нам нужно сделать это, чтобы защитить Weaver&Shaw. Несмотря на то, что мы должным образом не осветили аварию Кинга.

Или я не сделал это. Аспен наплевать на него; ее единственная забота – интересы компании.

Что до меня, то я не думаю, что когда-нибудь смогу считать его ушедшим.

Так что я отбрасываю эту мысль на задний план. Голова забита всем ненужным – вещами, которые не заставляют мысли двигаться вперед.

Себастьян прислоняется к своей машине и скрещивает ноги в щиколотках. Иногда мне кажется, что я смотрю на его отца Николаса. Еще один человек, которого мои родители забрали у меня из-за своего нечестивого поведения.

Однако его волосы более светлые, как и у матери. Еще один человек, которого нужно добавить в список людей, пропавших без вести из-за властной пары Уивер.

Так в СМИ называют моих родителей – влиятельной парой.

Им больше подходит деструктивная пара.

– Мне просто жаль Гвен, – говорит он, и я сопротивляюсь желанию разбить его лицо о машину, а я никогда не думал о том, чтобы причинить вред своему племяннику.

Но мне не нравится слышать, как он использует ее прозвище. Очень неправильно. На самом деле это настолько неправильно, что мне даже не хочется думать о причинах этого.

Да, Себастьян встречался с ней несколько раз, и, что удивительно, они ладят, но прозвище по-прежнему не используется. В моей голове вспыхивают красные предупреждения.

Я стою во весь рост, но он не обращает внимания на это и на положение моего тела, когда я спрашиваю:

– Почему ты ее жалеешь?

– А ты как думаешь? – он смотрит в мою сторону. – Потому что она застрянет с тобой.

– И это проблема?

– Не считая того факта, что ты и дорогая Аспен используете ее для фирмы, хм. Дай мне подумать. – он усмехается, как маленький ублюдок. – О, ты холодный, окоченевший и засосал ее душу в черную дыру, откуда нет дороги обратно.

Я разглаживаю свою футболку, и он должно быть заметил язык моего тела на этот раз, так как поднимает руки вверх.

– Эй, ты мой дядя и все такое, но я не собираюсь лгать или приукрашивать. Ты меня этому научил, помнишь?

– Заткнись, Себастьян, – Аспен качает головой, легонько постукивая ногой и взмахивая волосами.

– У тебя нет права на мнение по этому поводу, так как ты его сообщница, Аспен. Эй? У кого-нибудь есть конфликт интересов?

– Тогда ты предлагаешь, чтобы мы оставили нашу работу и вместо этого сосредоточились на тысячах незавершенных дел Кингсли? Ты хочешь потерять работу в фирме, Себастьян? Да, это не имеет значения, поскольку ты богатый мальчик из престижной семьи, и твой дедушка-сенатор сможет найти тебе другую работу, а может, даже поможет открыть собственную фирму. Но как насчет сотни других, чья жизнь зависит от нас, а? Мы отправим их твоему дедушке или выберем наиболее логичный маршрут с меньшими хлопотами? Давай, ты должен быть умным. Какой выбор имеет больше смысла?

Себастьян не шевелится от ее спокойно произнесенных слов. Это похоже на то, что она произносит заключительный аргумент. Она всегда точна и по делу. Язвительна тоже. Вот почему она одинокая душа; никто не может с ней справиться.

Я ожидаю, что Себастьян возразит, потому что мои родители воспитали его так, чтобы последнее слово всегда было за ним. Но он просто говорит:

– Выбор, при котором Гвен не нужно жертвовать собой через несколько дней после того, как ее отец – и, я могу добавить, единственный член семьи – попал в смертельную аварию.

Мой кулак сжимается так сильно, что я удивляюсь, что сухожилие не ломается.

Это то, о чем я думал с тех пор, как принял это решение, но все равно пришел к другому варианту с пустыми руками.

– Если ты не хочешь быть здесь, уходи, – говорю я небрежно, без каких-либо эмоций, игнорируя яркое, горячее чувство, пылающее внутри меня.

Я снова смотрю на часы.

Тридцать минут.

Прошло целых тридцать минут, а она так и не появилась.

Может, она все-таки хотела прихорошиться. Я могу представить, как она в своей комнате принцессы примеряет одно за другим.

Или, может быть…

Я снова набираю ее номер, и он сразу переходит в голосовую почту.

У меня появляются определенные опасения, и я пытаюсь дозвониться снова. Когда нет ответа, я звоню в дом Кинга. Марта поднимает трубку после нескольких гудков.

– Кто это?

– Это я. Натаниэль. Гвинет дома?

– Она ушла около двух часов назад, сказала, что встретится с вами в мэрии.

Блядь. Блядь!

Что-то горячее и яростное обвивает мою шею петлей, и зловещее чувство, которое я испытал сегодня утром, поднимается и заполняет горизонт. Теперь он красный – горизонт, мое видение, вся эта долбаная сцена.

Я развязываю галстук.

– Ты проверила ее комнату, Марта? Как насчет винного погреба? В туалете? Во всех.

– Она села в машину и уехала, сэр.

– Ты видела ее? Уверена в этом?

– Да. Я даже дала ей бутылку с водой, чтобы она не обезвоживалась, – она колеблется, ее голос немного понижается. – Что-то не так?

Да, что-то случилось. Если она ушла два часа назад, значит, она должна была быть здесь давным-давно.

В моей голове взрывается тысяча сценариев, ни один из них не является приятным. На самом деле каждый из них опаснее предыдущего, кровавее, уродливее.

Я прошу Марту позвонить мне, если Гвинет вернется, а затем повесил трубку.

Когда Кингсли попал в аварию, я подозревал, что это произойдет. Я просто знал, что она каким-то образом будет слишком подавлена ​​и будет делать то, что у нее получается лучше всего.

Но я видел, как она разговаривала со Сьюзен, будто владеет миром. Я увидел решимость и необходимость защитить отца любой ценой, и это в некотором смысле затуманило мое видение. Это затуманило мое представление о том, кем на самом деле является Гвинет и чем она занимается.

Она прячется.

Она уходит так глубоко, что ее невозможно найти, пока сама не выползет из того укрытия, в котором находится. И что-то подсказывает мне, что она не хочет, чтобы ее находили прямо сейчас.

Моя рука сжимает телефон, и я ругаюсь себе под нос.

Но я это исправлю.

Я найду ее.

Я не позволю ей прятаться.

Глава 9

Гвинет

Я не спала всю ночь.

И это своего рода проблема, потому что я становлюсь нервной и немного рассеянной, когда не сплю.

Мы с бессонницей давние друзья, тем более что мне не удалось полностью избавиться от этого слова. Это должно быть написано красным маркером, потому что это одно из тех слов, с которыми я больше всего борюсь.

Вместе со смертью.

Думаю, мне следует добавить это слово в красный список, потому что я не могу перебороть её. Я должна, должна, но мой разум застрял в петле другого типа, от которой я не могу избавиться.

Так что я ночевала в туалете. Я хотела остаться с папой, но Нейт своим суровым голосом сказал: «Иди домой и поспи немного», потому что завтра – сегодня – большой день. Последнюю часть он не озвучил, но я разобралась сама.

Однако у меня не получилось просто поспать. Даже после того, как включила Twenty One Pilots в наушниках и измотала себя танцами. Даже после того, как выпила три таблетки снотворного. А может, пять. Я сбилась со счета.

Мой разум определенно не отключился. Обычно папа заваривает мне травяной чай с ванильным вкусом и читает сказку, как когда я была маленькой девочкой. Потом включает успокаивающую музыку и остается рядом со мной, пока я не засыпаю.

Но его не было дома, который, в его отсутствие кажется пустым или напоминает съемочную площадку фильма ужасов. Может поэтому я не смогла заснуть и перестать думать о том, что бы со мной было, если бы что-то случилось с ним, пока я была младенцем. Что, если бы меня не отдали ему?

Что, если смерть настигнет его, как дедушку?

Так что я первым делом пришла к нему сегодня утром. Пришлось увидеть его собственными глазами и убедиться, что глупые машины пищат. Что он жив и не бросил меня.

Его перевели из отделения интенсивной терапии, потому что он может дышать самостоятельно, и опухоль почти исчезла. Однако им нужно внимательно следить за ним, поэтому сейчас он находится в частном крыле больницы, где у него есть личная медсестра, отдельная палата и все такое. Но не существует еще такого, что может залечить синяки на его лице или вдохнуть жизнь в его неподвижное тело.

Я падаю на колени у кровати и беру его за руку. Она в царапинах и выглядит безжизненно, как и все остальное.

Когда я пытаюсь заговорить, сокрушительная волна эмоций подкрадывается к горлу, заставляя слова задыхаться, замолчать.

– Папа… ты всегда рассказываешь мне все, потому что ты мой лучший друг, верно? Ты единственный друг, которому я достаточно доверяю, чтобы излить свою душу, не беспокоясь о том, что это используют против меня в будущем. Единственный друг, который не осудит, даже если я немного странная и страдаю боязнью слов и людей, и иногда могу быть глупой. Я опять чувствую это, папа. Пустоту. И, в отличие от других случаев, я не могу найти выход. Это просто неправильно и много этих отрицательных слов. Я думала об этом вчера вечером, о том, что ты говоришь мне, когда я в тупике. Ты сказал, что я должна сделать глубокий вдох и подумать о корне проблемы, потому что, как только она будет решена, все остальное тоже. Думаю, я нашла это, папа. Источник. Согласившись выйти замуж за Нейта. Я не должна этого делать, правда? Даже если это означает защиту твоего наследия и того, что ты мне оставил. Я не должна цепляться за него, как вредитель. Папа, я не хочу быть обузой. Я не хочу, чтобы Нейт нянчился со мной или относился ко мне как к нежному цветку только потому, что я твоя дочь.

Я облизываю губы, чувствуя вкус соли, которая просачивается в рот.

– Так что проснись, пожалуйста. Если ты это сделаешь, мне не придется чувствовать себя дерьмово, потому что я использую его. Мне не нужно заставлять его делать то, что ему не нравится. Я делала это раньше, и он плохо на это отреагировал. Не думаю, что ты это заметили, но он избегал меня, оттесняя на задний план, будто меня никогда не существовало. И это больно, но это нормально, потому что теперь он в прошлом. Я думаю. Так что, пожалуйста, открой глаза и возвращайся. Папа, пожалуйста, не позволяй мне быть обузой.

Я опускаю голову ему на руку, будто это заставит его пошевелиться или ощутит моё присутствие. Будто это ускорит процесс его возвращения.

Почему я сказала все это? Я думала об этом пять дней, позволяя этому гноиться во мне, пока оно не убьет все хорошие слова и не оставит только отрицательные. Как красный список, с которым у меня проблемы.

Я разрываюсь между чувством долга и здравым смыслом, в том числе чтобы не быть занозой в заднице.

– Кто сказал, что ты обуза?з

Моя голова быстро поднимается. Настолько быстро, что я немного дезориентирована, и внезапный звук срывается с моих губ. Он маленький, но он есть, как визг.

Это он.

Лучший друг моего отца и мой будущий муж.

Человек, в которого я была безнадежно влюблена в течение многих лет, прежде чем уничтожила все это в свой день рождения, а затем забыла о нём, потому что моя гордость важнее.

Он определенно в прошлом.

И все же я не могу не заметить, как его мускулистая грудь растягивает пиджак костюма, или как его глаза темнеют с каждой секундой, когда он смотрит на меня. Я не могу удержаться и не взглянуть на эту чертову упрямую челюсть и то, как она сейчас сжимается, пока мускул не начинает дрожать. Или то, как его длинные ноги в мгновение ока сокращают расстояние между нами, с каждым мощным шагом в мою кровь попадает какое-то захватывающее зелье.

Когда он останавливается рядом со мной, мне приходится выгнут шею, чтобы посмотреть на него, потому что он такой высокий. Высокий, сильный и бог.

И я не хочу пропустить ни секунды, чтобы увидеть это воочию. Вот почему существует религия? Поскольку бог такой ослепительный, у него автоматически появляются последователи, молитвы и жертвы.

Много жертв.

– Вставай.

Я хочу закрыть глаза и запомнить этот голос, его глубокий тенор, легкое гудение в нем. Все это. Но что-то меня останавливает – непрерывный скрежет его челюсти. Он на что-то злится.

Или, может это из-за каких-то дел. Потому что он смотрит на меня темными глазами, которые сейчас кажутся почти черными.

– Я сказал, вставай с пола, Гвинет, – на этот раз он не ждет, пока я подчинюсь, и хватает меня за локоть, поднимая на ноги.

Я снова издал тихий звук, смешанный с этим глупым юношеским визгом. Но сейчас это не важно. Он дотрагивается до моей кожи. Его рука большая, теплая и покрытая жилками, как у бога.

Место, где он прикасается ко мне, горит, а затем начинает покалывать, и никакое глубокое дыхание не прогоняет его. Может быть, прикосновение тоже должно быть в списке негативных слов, потому что мне совершенно необходимо избавиться от него.

Или, может быть, просто ограничься прикосновением к Нейту.

Он наклоняет голову набок и смотрит на меня с суровым, критикующим взглядом, подобающим преступнику. Я сейчас одна, потому что выбрала не того бога?

– Ты слышала, что я сказал?

– На счёт чего? – я ничего не слышала, потому что он все еще прикасается ко мне. Он все еще держит меня за локоть своей теплой рукой. Потому что Нейт никогда этого не делал. Он меня не трогает. Никогда. Я та, кто пытается это сделать, и каждый раз терплю неудачу.

Но он делает это прямо сейчас.

И когда я плыву в облаках, мне трудно сосредоточиться.

– О том, что ты не обуза.

Мое сердце стучит, и я не могу сдержать дрожь, которая пронизывает мои конечности. Это рефлекторная реакция, которая выдает мои эмоции, и я это ненавижу. Особенно рядом с ним. Человек, который каждый раз чертовски виноватв этом.

– Но я правда обуза, – я опускаю голову, глядя на свои белые кроссовки, и это автоматически заставляет меня смотреть на его примитивные кожаные туфли. И разница между его и моим настолько разительна, что это помогает мне устоять на месте и понять все различия, даже если временно. – Я знаю, что ты женишься на мне, потому что хочешь защитить имущество отца, и это нормально, но это все равно делает меня обузой. Потому что я еще недостаточно взрослая, чтобы самой позаботиться обо всем, и даже не закончила ещё колледж и не могу посещать бары, а также заниматься юридической практикой или выступать против Сьюзен в суде и…

– Посмотри на меня.

Я качаю головой, сглатывая после всей этой бессвязной болтовни. Что, если он увидит стыд на моем лице или, что еще хуже, то, что я пытаюсь скрыть? Это была бы катастрофа, которая никому не нужна.

– Гвинет.

Я вздрагиваю, мое сердце колотится в груди, но это не потому, что я боюсь. Даже близко. Это из-за того, как он только что произнес моё имя.

Как можно выразить так много команд в одном слове? Почему он так просто произносит мое имя? И это ужасно, что я хочу, чтобы он продолжал говорить со мной в таком тоне?

Только по этой причине я подумываю ослушаться его, просто чтобы услышать это снова. Но в то же время я не могу игнорировать предупреждение, его серьезность.

Поэтому медленно встречаюсь с его взглядом, и мне жаль, что не смотрела на него все это время, потому что он отпускает мой локоть, и я чувствую, как тону в несуществующей воде.

– Ты искренне веришь, что я сделал это только для того, чтобы быть рядом с тобой, или потому, что я рыцарь в сияющих доспехах? Нет, Гвинет. Отнюдь нет.

– Тогда кто ты?

– Уж точно не какой-то рыцарь в сияющих доспехах. А это значит, что в моем теле нет ни одной благородной жертвенной кости. Я женюсь на тебе не потому, что хочу защитить тебя или наследие Кинга. Я защищаю свою фирму. Мое собственное наследие. Так что тот факт, что ты чувствуешь себя обузой, лишнее и ненужное. Мы используем друг друга. Ты понимаешь?

Моя грудь опустошается, из меня вырывается сильный свист воздуха. Но это не из-за облегчения. Это из-за того, что я так сосредоточилась на его манере речи, что забыла как дышать.

Что всегда и случается.

Но раньше я почти не видела его – примерно раз в месяц или около того – и он почти не разговаривал со мной. Теперь, когда я вижу его каждый день после аварии отца, разговариваю с ним, нахожусь рядом, то думаю, что у меня какая-то передозировка. Причем смертельная.

Я ведь привыкну? Если буду видеть его постоянно, я потеряю потребность в его присутствии.

– Ответь на мой вопрос. Ты понимаешь? – повторяет он тем строгим тоном, который затрагивает во мне те места, которые должны остаться нетронутыми.

– Да.

– Не позволяй своему разуму блуждать туда, куда не следует. В следующий раз, когда у тебя будут сомнения или мысли, ты придешь ко мне и расскажешь о них. Ты не спрячешься и не выключишь, черт возьми, свой телефон.

Я снова вздрагиваю. Это безумие, но на этот раз я думаю, что делаю это, потому что услышать из его уст непристойные слова такая же редкость, как и увидеть летающего единорога. И то, как он ругается, чертовски горячо. Это мужественно и так хорошо соответствует его авторитету.

– У меня разрядился аккумулятор, – неубедительно произношу я, потому что да, он разрядился, но я сделала это специально.

– Убедитесь, что это никогда не повторится снова. В следующий раз, когда я позвоню, возьми трубку.

– Ты не мой охранник, Нейт, – мне нужно сказать об этом, чтобы не чувствовать себя обузой.

Он делает паузу, пристально наблюдает за мной своим свирепым взглядом – теперь я знаю, почему люди боятся смотреть ему в глаза. Используя просто взгляд, он может заставить человека усомниться в своей жизни. Было бы безопаснее избегать этих темных глаз и искаженного обещания в них, но я не делаю этого.

Во всяком случае, мне никогда не нравилось быть в безопасности.

– Тогда кто я?

– А? – я настолько ошеломлена, что никакие другие слова не выходят.

– Если я не твой охранник, то кто?

Лучший друг моего отца. Но я не хочу этого говорить, потому что ненавижу это. Я ненавижу то, что он будет только им.

– Друг?

– Я не дружу.

– Но у тебя есть Аспен.

– Мы с Аспен работаем вместе, мы близки по возрасту. Ты попадаешь под эту категорию?

Я сжимаю губы, вытирая липкую ладонь о джинсовые шорты.

– Как ты думаешь, Гвинет?

Черт побери, и он, и Аспен. И его нетерпеливость в ответе на каждый вопрос, который он задает. Диктатор.

– Нет. Не знаю. Но ведь возраст – это всего лишь цифра. То, что я моложе, не означает, что я не могу работать или дружить с тобой. Эти вещи можно изменить.

– Нет, нельзя.

– Можно.

– Скажем так, можно, но ближайшее время этого не произойдет. Так что, кем я являюсь для тебя сейчас?

– Просто собой.

– Мной?

– Да, просто ты. Мне не нужна категория, в которую можно тебя отнести. Ты просто Нейт.

– Но это же неправда, не так ли? – он показывает на мои умные часы, и я смотрю на них, думая, что, может быть, они расплавились от его присутствия, потому что иногда это так. Как будто я беспомощная звезда на орбите Солнца, и моя единственная судьба – сгореть.

– Который сейчас час?

– Одиннадцать, а что?

– Где ты должна была быть час назад, Гвинет?

– Ой.

– Ой – это не место. Где ты должна была быть?

– В мэрии.

– Почему?

– Чтобы выйти за тебя замуж.

– А ты была там?

– Ты знаешь ответ на это.

– Мне нужно, чтобы ты сказала это. Ты была там?

– Нет, но это потому, что я пришла сюда и забыла о времени…

– Остановись.

Мои внутренности трясутся, и я клянусь, что что-то перестраивается у меня в животе, потому что это единственное слово, которое так влияет на меня, что поражает до мозга и костей.

– Не делай этого снова, – говорит он.

– Что?

– Не задумываясь выпалить слова. Извинения для слабых, особенно если они не подкреплены доказательствами или уважительными причинами.

– У меня была уважительная причина.

– Слушаю.

– Я уже рассказала о ней ранее. Я не хотела быть обузой.

– И я сказал тебе, что это не так. Так что все прояснено.

– Наверное.

– Я думаю, это и ни да, и ни нет.

– Мир – это не только да или нет. Есть моменты «я предполагаю» – возможно, не уверена. Нюансы и все такое

– И все это, да? – повторяет он с легким подергиванием губ. Это полуулыбка единорога. Та, которую он мне никогда не показывал после того, как я решила, что могу поцеловать его и избежать последствий.

– Ага, а у меня их много.

– Много чего?

– Нюансов и всего такого.

– Я буду иметь это в виду, – он смотрит в сторону двери. – А теперь пошли. Мы опаздываем.

Свадебная церемония.

Наша. Моя и Нейта.

Мои щеки горят так сильно, что я удивлена, как загорелась, не взорвалась или что-то столь же неприятное. Потому что, черт возьми, это действительно происходит.

Как кто-то реагирует на то, что женился на единственной любви всей своей жизни, но чувства, к которому вроде как преодолели, но не совсем, и кто к тому же является лучшим другом их отца?

Потому что я думаю, что мне нужен учебник или что-то в этом роде. Тот, который не заставляет меня вести себя как человека в том возрасте, которым он так явно пренебрегает.

– Да, конечно. Ладно.

– Это три слова для одного и того же.

– И? – мой голос звучит немного скрипучим и хриплым.

Он делает паузу, и морщинка возвращается на его лоб.

– Ты нервничаешь?

– Нет! Я могу справиться с этим.

– Уверена? Потому что, если ты плохо себя чувствуешь, мы можем…

– Я не ребенок, Нейт. Я перестала быть им давным-давно, и знаешь, что это значит? Это означает, что я могу принимать собственные решения и действовать в условиях стресса. Это означает, что я знаю, что этот брак важен не только для защиты активов отца, но и всех сотрудников W&S и их клиентов. Так что я могу это сделать, хорошо?

– Хорошо.

Он говорит это спокойно, небрежно, как будто искренне верит моим словам, даже больше, чем я.

– Хорошо, – повторяю я, выпуская глоток воздуха. – Пойдем.

– Ты все еще не ответила на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Кто я для тебя?

И тогда мне приходит ответ, который он искал с тех пор, как задал этот вопрос. Или, может быть, это мой собственный извращенный мозг, который приходит к этому и отказывается отпустить. Потому что, как только эта мысль была посеяна, избавиться от нее было невозможно.

Итак, я говорю одну вещь, которая имеет смысл.

– После сегодняшнего дня? Мой муж.

Муж, до которого нельзя дотронуться.