Текст книги "Империя желания (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Автор: Рина Кент
Империя желания
Название серии книг: Империя – 1

Пара: Натаниэль и Гвинет

Перевод сделан A.Q.

Пролог

Натаниэль

Дело в том, что амбиции нельзя остановить, измерить или сдержать.

Всегда есть чем заняться и к чему стремиться. Независимо от того, какой путь я выберу, обязательно найдётся цель и ситуация, которые нужно преодолеть. Однако амбиции не должны ослеплять, иначе они разрушат тебя.

Именно сейчас я веду себя легкомысленно по отношению к этому.

Потребность в большем и страх перед меньшим.

Импульсивность, за которой следует падение в пустоту.

Правда в том, что мной движут амбиции, но я до сих пор не понимаю, как оказался на краю, глядя в темную туманную бездну.

Её дымовые щупальца кружат вокруг меня, дожидаясь того момента, чтобы утащить под землю. Я не впервые сталкиваюсь взглядом с этой пропастью. Каждый раз, оказываясь на распутье, вспоминаю, как попал здесь.

Я вспоминаю своё «привилегированное» воспитание и все препятствия, которые мне пришлось пройти из-за этого. Не зря ведь говорят, что без жертв не добиться победы, не так ли?

Тем не менее, сейчас не время для таких мыслей или образов. В конце концов, предполагается, что это будет веселый праздник. Ключевое слово — предполагается.

Приехать на празднование восемнадцатилетия дочери друга – последнее, что я хотел сделать. На моем столе лежат бесчисленные папки с делами, и меня ждёт совещание по структурному планированию фирмы. Однако, если бы я сказал своему лучшему другу – партнеру, что больше предпочитаю разбираться с делами фирмы, нежели присутствовать на дне рождения его маленькой принцессы, он оторвал бы мне голову. Тот факт, что это и его фирма тоже, ничего не значит в священный день рождения его дочери.

Пятнадцать минут – говорю я себе, когда выхожу из машины и застегиваю пиджак. Я пробуду здесь только пятнадцать минут, ни больше, а затем придумаю предлог, чтобы уйти.

Мой партнер унаследовал свой особняк от отца после того, как выгнал свою «злую» мачеху с помощью всевозможных судебных исков. Я никогда не видел привлекательности в этом старинном поместье. Да, он огромный, и в нем есть два бассейна, но он потратил целое состояние, чтобы отремонтировать его и привести в нынешний вид.

Белый дом с просторным крыльцом, украшенным яркими экзотическими растениями, которые тянутся до большого сада, где проводится вечеринка по случаю дня рождения.

Возле бассейна стоит длинный стол, вокруг которого сидит бесчисленное количество людей. Некоторые из них являются партнерами и сотрудниками нашей фирмы. Они никогда не упускают возможности поцеловать Кингсли в задницу.

Кингсли, собственно тот самый негодяй, с которым мы часто сталкивались лбами пока учились в старшей школе, выходит из дома, выкатывая огромный розовый торт, который почти выше его, и начинает петь «С Днем Рождения», заставляя остальных присоединиться.

Я останавливаюсь у входа в дом, дожидаясь, когда закончится вся эта бессмысленная суета. Да, я пришел на гребаный день рождения, но это не значит, что мне захочется быть частью этой беззаботной толпы.

Счастье – это не моя стезя.

Дни рождения тоже. Не тогда, когда они ассоциируются с похоронами.

Гвинет, единственная дочь Кингсли, широко улыбается, и слезы собираются в уголках глаз, но она быстро вытирает их тыльной стороной ладони. У нее мягкая улыбка, которая не похожа на улыбку ее отца – на самом деле, она почти не похожа на него. Его волосы темного цвета, а у нее каштановые со светлыми прядями. Его глаза серо-голубые, в ее глазах редкая гетерохромия – внутри радужка зеленая, а по краям – смесь синего и серого.

Теперь, когда она выросла, то больше походит на его сестру, а не на дочь. Но опять же, он почти не стареет со всеми физическими нагрузками, которые часто делает.

Кинг подходит к дочери, когда песня подходит к концу, и они оба задувают восемнадцать свечей под аплодисменты и случайные возгласы «С днем ​​рождения» из толпы, прежде чем он притягивает её к себе в объятья. Они остаются в таком положении долго, затем он отступает и целует ее в лоб.

Если бы кто-нибудь сказал мне, что безжалостный Кингсли, который привык драться на улице, как чемпион, вырастет в мягкотелого отца, я бы посмеялся этому человеку в лицо.

Но доказательства прямо передо мной. Он ходит на цыпочках вокруг неё, и хуже всего то, что он это прекрасно понимает.

Это может быть связано с тем, что она родилась, когда мы были в последнем классе старшей школы, и он, черт возьми, не понимал, что значит иметь ребенка, а иногда и до сих пор не понимает. Ну или потому, что всегда называл ее своим вторым шансом начать все сначала.

Я стою возле дерева и проверяю электронную почту, отвечая на срочные сообщения, пока жду окончания всей сцены.

Это занимает больше десяти минут – а это значит, что остаётся ровно пять, до добровольного ухода отсюда, – и я все еще даже не подошел к ним. После того, как Гвинет наконец уходит, чтобы принять поздравления, а Кинг исчезает в доме, вероятно, чтобы взять еще выпивки, я направляюсь к нему.

Остаться незамеченным, черт возьми, тяжело, когда большинство присутствующих либо работают на меня, либо раньше работали со мной, но их больше заботит торт и сама именинница. Я в безопасности. Пока что.

Я нахожу Кинга на кухне, роющимся в холодильнике в поисках пивных бутылок и дающий четкие и методичные приказы обслуживающему персоналу. Это тот самый Кинг, которого я знаю.

Четко и точно. Это одна из причин, по которой я с ним поладил.

В конце концов, черти узнают друг друга издалека.

Или, может быть, теперь он бывший дьявол, учитывая всю ту мягкую хрень, которую он делает, когда замешана его дочь.

Я прислоняюсь к стойке и скрещиваю ноги.

– Тебе не хватает только наряда горничной, чтобы образ был завершенным.

Кинг оборачивается с двумя ящиками пива, и выражение его лица сразу становится резким. Заботливый мужчина, который не так давно пел «С Днем Рождения», снова в прошлом.

Он выпрямляется в полный рост, но как бы сильно ни старался быть выше меня, при его росте в сто восемьдесят восемь сантиметров, он все ещё остаётся ниже меня на шесть сантиметров. Но он мускулистее.

Если не считать бокса и пеших прогулок, я не так одержим спортом, как он.

– Ты можешь идти, – он передает пиво одному из сотрудников, и все они выбегают из кухни по его приказу.

Захлопнув холодильник, он достает из кармана зажигалку и щелчком открывает её, а затем закрывает. Кингсли бросил курить очень давно, вскоре после рождения Гвинет, но никогда не расставался с этой зажигалкой.

– Я думал, ты не придешь.

– Но я здесь, не так ли?

– Правильное решение, иначе я бы надрал тебе задницу.

– Тебе не победить меня. По крайней мере, не в этой жизни.

– Бой на прошлой неделе говорит об обратном.

– На том бою ты обманул меня, бросив полотенце мне в лицо.

– Это называется уличными боями, а не благородными единоборствами. Я позволю тебе выиграть на этой неделе.

– Пошел ты. Не веди себя доброжелательно, ты всё равно проиграешь.

– Это мы еще посмотрим. А почему ты опоздал?

– Это обычный день рождения, Кинг. Я не понимаю, в чем дело.

– День рождения моей дочери. Это большое дело, Нейт.

Я подавляю желание сказать ему, что это всего лишь день рождения, потому что эти слова определенно задели меня. Мое лицо стало настоящей рекламной маркой, и на нем не должно быть никаких синяков. Тоже самое касается и Кинга. Поэтому в наших боях лицо – это красная зона.

Кинг захлопывает зажигалку, кладет ее обратно в карман и лезет в шкаф. Он достает бутылку шотландского виски и наливает два стакана, затем проталкивает один мне через стол.

– Алкоголь так рано? – я взбалтываю содержимое.

– Это особый случай.

Я делаю глоток, чтобы скрыть гримасу моего лица.

– Потому что у нее день рождения или потому, что он напоминает тебе о ее матери?

– Ее мать может пойти к черту. Этой женщины не существует, – он выпивает весь стакан.

– Точно. Особенно судя по миллиону частных детективов, нанятых тобой за последние восемнадцать лет.

– Нет ничего плохого в том, чтобы знать, где находятся враги.

– Хочешь, чтобы я поверил, что ты ничего не сделаешь, когда найдешь ее? Серьезно, Кинг?

Уголок его губ изгибается в ухмылке, когда он наливает себе еще выпивки.

– Я никогда этого не говорил.

– Огради меня и фирму от этого беспорядка.

– Фирму возможно. Но ты, мой друг, обязательно пойдешь со мной.

Он подходит ко мне и прислоняется к стойке. Мы пьем в тишине, что является нашим ритуалом после драки со времен старшей школы. Тогда мы были все в крови, синяках и еле дышали, но сидели на крыше школы с видом на Нью-Йорк и пили пиво. Примерно в то же время мы поклялись завоевать этот город.

Спустя почти два десятилетия у нас есть филиалы по всем Штатам, а также в Лондоне и Франции.

И этого все еще недостаточно.

Ничего подобного.

– Она так быстро растет, – Кинг вздыхает, наблюдая, как Гвинет помогает обслуживающему персоналу. – Я хочу, чтобы она снова стала моим маленьким ангелочком.

– Дети растут.

– Черт возьми, будто я этого не знаю. На днях она разговаривала со своим другом о девственности.

– Какого хрена ты говоришь мне о девственности своей дочери?

Он машет мне рукой и продолжает:

– Я должен был ожидать это, но у меня все еще были мрачные мысли по поводу всех возможностей, которыми кто-то может ее забрать. Затем я начал серьезно рассматривать вариант стать убийцей, чтобы защитить ее.

– Просто для ясности, я не буду твоим адвокатом.

– Да пошёл ты, Нейт.

– За то, что брошу тебя, если ты сделаешь что-то глупое?

– За то, что я ревнивый ублюдок и всегда побеждаю, не только в уличных драках и благодаря моим высоким оценкам, но и потому, что у меня раньше тебя появился ребенок.

– Во-первых, ты одержал победу не во всех боях, а те, в которых победил, были грязной игрой. Во-вторых, оценки субъективны. Я по-прежнему выигрываю больше дел, чем ты, и мои методы хитрее и эффективнее, в отличие от твоих жестких и безжалостных, которые доставляют больше проблем, чем требуется. Что касается детей, спасибо. Я практически вырастил своего племянника, и он вечный ребёнок, – я смотрю на часы. Прошло двадцать минут с тех пор, как я приехал. На пять минут больше, чем планировал остаться. Ставлю стакан на стойку. – Я ухожу.

– Куда?

– Встреча с клиентом.

– В выходные?

– Отдых для лентяев, – я поворачиваюсь и собираюсь уходить, но его голос останавливает меня.

– Стой.

– Что? – я смотрю на него через плечо.

– Ты не поздравил Гвен с днем ​​рождения».

– Сделай это от моего имени. Я оставлю тебе подарок.

– Черт возьми, нет. Ты пойдешь туда и сделаешь это сам. Я не хочу видеть разочарование на лице моего ангела, когда она узнает, что ее дядя Нейт полностью проигнорировал ее в этот особенный день.

– Пять минут. На больше я не останусь.

Гвинет

Я официально стала взрослой.

Ну или мне просто хочется так думать. Папа определенно все еще считает меня маленькой девочкой, которую он должен защищать все время.

Я чувствую, как он наблюдает за мной, даже когда находится вне поля зрения. Особенно в моменты, когда я планирую сделать что-то, что он не одобряет.

С тех пор, как я появилась у его двери, когда мне было меньше одного дня, Кингсли Шоу поставил перед собой задачу защитить меня любой ценой. Не имело значения, что ему было почти восемнадцать, он учился в старшей школе и понятия не имел, как растить ребенка.

Особенно такого шаловливого и активного, как я.

Он воспитывал меня один, когда учился в колледже, а затем в юридической школе, после которой сдал экзамены и стал юристом. Скажем так, этот маленький ребенок совсем не облегчил ему жизнь в колледже, но он ни разу не заставил меня почувствовать, что его нет в моей жизни.

Я всегда была любимой дочерью, хоть и чувствовала себя одинокой, с мозгами, которые внезапно стали пустыми без видимой на то причиной. Терапевт, к которому меня привел папа, сказал, что это депрессия. Я называю это рассеянностью, не способностью сконцентрироваться на чем-то, и это не может вылечить ни один терапевт, но дело не в этом. Дело в том, что меня любили, но никогда не баловали и не обращались, как с королевой, только потому, что мой дедушка был богат или папа владеет юридической фирмой.

Он по-прежнему чертовски строг и устанавливает комендантский час, от которого я, надеюсь, избавлюсь сегодня.

Я говорю друзьям отца, что собираюсь выпить чего-нибудь. На самом деле у меня не так много друзей, поэтому папа обычно приводит своих. Когда я все же приглашаю своих одноклассников, они боятся всех присутствующих бизнесменов и политических деятелей, поэтому я перестала волновать их и себя.

Я все равно не люблю свой день рождения. Это напоминает мне день, когда родилась такая пустоголовая девочка, как я.

И женщину, которая это сделала.

Так или иначе, я прохожу среди толпы, заставляя себя улыбаться им. Но они не делают это в ответ, потому что я не мой папа. Многие вещи, в которых он преуспевает, являются моими слабостями, например, физическая активность, харизма и острый ум, полагаю.

Но что у меня хорошо получается, так это многозадачность, поэтому у меня нет проблем в общении с гостями: пробегать взглядом по всем присутствующим, улыбаться и выполнять роль именинницы, которую я играю каждый год для папы.

Ткань моего темно-красного платья прилипает к коже, но это далеко не из-за того, что я вспотела. Желание вытереть потные руки о дорогой материал отходит в сторону, не только потому, что платье дизайнерское, но и потому, что я выгляжу в нем взрослой.

Оно повторяет мои формы и подчеркивает талию, а также имеет глубокий V-образный вырез, очерчивая грудь и дразнящее декольте. Я даже пожертвовала своими любимыми белыми кроссовками ради черных туфель на высоких каблуках, которые измучили мои бедные ноги.

Но все это будет напрасно, если я не найду его.

Жар приливает к голове, и пряди моих длинных волос прилипают к шее и вискам. Я обхожу большую часть территории, и еще больше начинаю волноваться.

Почти все, кого знает папа, здесь, кроме моей сводной бабушке, потому что, по его словам, ей никогда не рады в доме дедушки.

Но не ему.

Человеку, которого я ищу в толпе, хотя не имею на это права.

Кажется, уже прошла вечность, поэтому я направляюсь к качелям, которые отец сделал для меня и установил на заднем дворе возле второго бассейна, когда я была ребенком. Мой взгляд сосредотачивается на свете, падающем на поверхность воды, и я глубоко вздыхаю.

Территория освещена фонарями и бесчисленными полосами волшебных огней, висящих между деревьями, но здесь все еще тускло по сравнению с фасадом дома.

Мое сердце немного разбито, будто меня растоптали, хотя на самом деле у меня нет логической причины чувствовать себя так.

Но что вообще такое логика? Папа говорит, что все хорошее немного заезжено, несовершенно.

Даже нелогично.

В свое долгожданное совершеннолетие мне не положено погрязнуть в страданиях, но я именно это и делаю. Просто раскачиваюсь взад и вперед из-за чувства опустошения в своей груди.

У меня были большие планы на сегодня. Не потому, что мне нравятся дни рождения, а потому, что этот особенный. Он означает, что я официально больше не ребенок.

Но самый важный мой план был сорван еще до того, как был реализован.

Я достаю телефон из бюстгальтера и пролистываю фотоальбом под названием «Воспоминания». Нахожу фотографию с моего первого дня рождения, на котором я сижу на руках отца и визжу, пока дядя Нейт пытается схватить меня.

Нейт.

Не дядя Нейт. Просто Нейт.

Я провожу пальцами по его лицу и по всему моему телу проходит еле уловимый удар тока.

Прошло не так много времени с тех пор, как я начала ощущать эти странные импульсы всякий раз, когда вижу его или думаю о нем. Он даже начал появляться в моих снах, из-за которых я просыпаюсь посреди ночи, потная и с приятной тяжестью внизу живота.

Вот почему он больше не может быть дядей Нейтом.

Он даже не друг папы и не человек, правящий миром. Он может быть сыном сенатора, но также является чем-то большим.

Ему принадлежит половина мира, а остальную часть он съедает на завтрак.

– Вот ты где.

Я замираю, моя рука сжимает телефон. Может быть, я получила волшебные способности на свой день рождения и мысленно призвала его?

Это, конечно, глупо, потому что я чувствую тепло, которое всегда исходит от его тела, и запах его одеколона. Немного мускусный, немного пряный. Немного… неправильно.

Я бы узнала его по запаху или заметила бы среди десятков людей, толпившихся в нашем доме. Это так неправильно, что у меня горят уши и ощущается пульсация в шее только потому, что я услышала глубокий, грубый тенор его голоса, предназначенный только для того, чтобы говорить жёсткие, серьезные вещи.

Голос, о котором я начала мечтать, несмотря на мой чёртов статус.

А теперь он стоит позади меня.

И это значит, что он видит мой телефон.

Я вздрагиваю, прижимая его к груди, и, оглядываюсь назад, осознавая, что это плохая идея, потому что теперь я думаю о нём, и мое сердце как бы буквально разрывается на части.

С этого момента контролирование эмоций идет под откос, и остановить это уже невозможно. Мои губы приоткрываются, а лицо должно быть застыло, как у оленя, пойманного в свете фар.

Но вместо того, чтобы прокомментировать свою фотографию в моем телефоне, он встает напротив качели, возвышаясь надо мной, как гребаный бог.

Один в один как статуя Адониса, выглядит таким же холодным.

Вот с чем его сравнили в одном из журналов. Они назвали сына сенатора Брайана Уивера – Нейта – одним из самых востребованных холостяков и самым апатичным из них.

Но я никогда не подвергалась холодному обращению с его стороны, о котором все говорят. По отношению ко мне он всегда был заботливым. Ну может только отчасти заботливым. Потому что дядя Нейт слишком деловой человек, чтобы быть заботливым в традиционном смысле этого слова.

Нейт. Повторяю я себе. Просто Нейт.

– Не волнуйся. Я не буду подглядывать за твоей перепиской с парнем.

Мое сердце трепещет, и мне кажется, что меня вырвет, или я упаду в обморок, а может и то, и другое.

Это определенно не из-за его присутствия рядом, ведь я думала, что он не придет. Это скорее больше связано с тем, что он сказал.

Парень.

То есть именно он мысленно мой парень с тех пор, как я посмотрела на него под другим углом. Хотя он имел в виду совсем другое, но в моем извращенном мозгу это чертовски важно.

Я запрокидываю голову, чтобы увидеть его в полный рост. Хотя сомневаюсь, что существует такая рамка для фотографий, которая могла бы его вместить.

Его лицо со всеми этими острыми линиями и четко очерченными скулами, каждую из которых можно рассмотреть в зависимости от того, куда падает свет. У него такие черты лица, которые говорят за него при малейшем подергивании и движении. Нейт всегда безупречно контролирует язык своего тела и выражения лица, и это проявляется в каждом его движении.

Чем старше я становилась, тем больше осознавала его внушительный, безмолвный характер, и что его поступки говорят больше, чем слова. Я также начала понимать, почему он идеальный партнер для папы. В чем-то они похожи, но Нейта труднее прочитать. Из-за его сурового поведения мне приходится быть особенно внимательной, чтобы заметить любые изменения в выражении его лица.

Сейчас на нём нет ни одной эмоции, что может означать многое. Он зол, разочарован?

А может, он просто равнодушен, как и большую часть времени.

Я не могу перестать смотреть на него, изучать и любоваться этим лицом, словно долго не увижу его. Я запечатлела все в своей памяти, например, как на нём сидит костюм или как величественно он выглядит в нём.

Не могу перестать смотреть на его густые брови и ресницы, на легкую щетину, покрывающую челюсть, и на то, как несколько прядей темно-русых волос падают на его лоб при каждом порыве ветра.

И на мгновение мне захотелось стать этими развивающимися волосами или чертовым ветром. Неважно чем.

Но от чего я действительно не могу оторвать от глаз, так это от его темных глаз, которые сейчас кажутся почти черными. У них есть собственный язык, который никому не разрешено выучить, как бы они ни старались.

Язык, на котором я уже давно отчаянно пытаюсь научиться говорить.

Я сжимаю телефон сильнее, набираюсь смелости и говорю:

– У меня нет парня.

– Минус один поводов для беспокойства Кинга.

Я закусываю нижнюю губу, не в силах скрыть разочарование от того, как грубо он игнорирует мое заявление и сводит все к папе.

Будет лучше, если я остановлюсь.

Обычно я бы так и поступила.

Нейт не из тех мужчин, на кого любят давить, и я не исключение.

Но если бы я это сделала, то достигла бы того, к чему стремилась? Я ждала своего восемнадцатого дня рождения, чтобы закричать о том, что я теперь женщина.

Что я хочу, чтобы он видел меня такой.

Наверное, поэтому спрашиваю:

– По-твоему, у меня должен быть парень?

– Это меня не касается, малышка.

– Я-я не ребенок.

Его губы подергиваются.

– Но ты только что надула щёки как ребенок.

Чёрт. Я знала, что он все еще видит во мне маленькую девочку. Разве он не замечает, что я уже выросла? И то, как смотрю на него.

Что я просто не могу перестать делать это?

– Теперь касается, – настаиваю я. – Так что ты думаешь?

– На счёт чего?

– Следует ли мне найти парня?

– Нет.

Мое сердце чуть не разрывает грудную клетку и выскакивает, чтобы станцевать у его ног. Он сказал, что мне не следует заводить парня. Это не может быть бессмысленным, правда?

– Почему нет? – я стараюсь звучать твердо, но в конце концов не могу сдержать тремор.

– Кингу это не понравится.

Ох.

Итак, снова мой отец.

Кажется, ещё чуть-чуть и я выйду из себя, потому что все еще отказываюсь принимать это.

– А ты?

– А что я?

– Ты бы хотел, чтобы у меня был парень?

Он делает паузу, затем говорит:

– Я нейтрально к этому отношусь.

Правильно.

Конечно, как же иначе.

Зачем королю джунглей смотреть в сторону заблудшего детеныша, если рядом с ним бесчисленные львицы?

Ощущение пустоты в груди, которую я почувствовала, когда подумала, что он не появится, возвращается, и я прижимаю телефон сильнее к грудной клетке, пытаясь сохранить безразличное выражение лица.

Это был бы идеальный момент, чтобы набить желудок ванильным мороженым или молочным коктейлем, прячась в шкафу.

– С днём рождения, Гвинет, – он лезет в карман, достает маленькую синюю коробку и бросает ее мне.

Я уронила телефон на колени, чтобы поймать ее. Стоило мне получить от него подарок, как я почти сразу забыла о его словах. И о равнодушии, о котором говорят все СМИ.

Почти.

– Могу я её открыть?

– Конечно.

Я ещё даже не открыла другие свои подарки, но те, которые получаю от Нейта, всегда стоят первыми в списке. Раньше он всегда дарил мне игрушки и книги. Этот не похож ни на одно, ни на другое.

Внутри я нахожу браслет, состоящий из золотых звеньев с подвеской в ​​виде весов, свисающих с цепочки. Перекатываю его между пальцами и улыбаюсь.

– Это так красиво.

– Моя ассистентка выбрала его.

Я перевожу взгляд с браслета на него.

Он дает мне понять, что никогда не выберет для меня что-то подобное, но что бы то ни было, это он купил его, и это все, что имеет значение.

– Все еще красиво. Спасибо.

– Кинг сказал, что ты хочешь изучать право.

– Да. Он мой образец для подражания.

И ты.

Я не говорю этого, потому что кажется, что он возведёт стены между нами за считанные секунды. Напряжение в его челюсти и лице пугает меня.

Но, видимо, этого недостаточно, потому что я выпаливаю:

– Можешь помочь мне надеть его?

– Нет.

Это прямой отказ, который заставляет меня вздрогнуть. Обычно он не отказывает мне в просьбах, даже несмотря на то, что я часто делаю их. Хоть я и знаю Нейта всю свою жизнь, он всегда так или иначе пугал меня.

Полагаю, что люди боятся и моего отца.

– Почему нет?

– Ты можешь сделать это самостоятельно, – выражение его лица становится отстраненным, и я знаю, что он закончил с разговором и уйдет, закрыв все двери перед моим лицом.

И если он сделает это, мой план на сегодня потерпит грандиозный провал.

Если он уйдет, у меня ничего не получится.

Нейт до сих пор не считает меня взрослой. Думает, что я ребенок, и если я не сделаю что-то взрослое, его представление никогда не изменится.

Если сейчас я не сделаю это, то уверена, что буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

И вот, я собираю остатки своего мужества и встаю, позволяя своему телефону и коробке упасть на качели.

Благодаря отцовским генам мой рост далеко не маленький, но я все равно едва дотягиваюсь до плеч Нейта, даже на каблуках. И кажусь такой крошечной по сравнению с его широкими плечами и мускулистым телосложением.

Но я не позволяю этому остановить меня и подхожу ближе, пока моя вздымающаяся грудь почти не касается его. Ткань моего платья оказывается в нескольких дюймах от его сшитого на заказ пиджака.

Я не в первый раз нахожусь рядом с ним так близко, но это впервые при новых обстоятельствах, в центре которых тепло, разливающееся под кожей и непонятные импульсы, сопровождающиеся снами и мечтаниями, в которых он всегда главный герой.

Сны, после которых я чувствую приятную влагу и жажду его прикосновений.

– Что по-твоему ты делаешь? – его голос такой же жесткий, как и тело, но он не отступает и не отталкивает меня.

Он остается на месте, как прочная стена, на которую я всегда хочу взобраться.

– Не мог бы ты помочь мне надеть браслет?

– Я сказал нет.

– Что в этом плохого?

Я замолкаю.

Сделай это.

Я и Нейт.

Нейт и я просто сделаем это.

Чёрт. Мне нужно промыть голову отбеливателем и надеяться, что все грязные мысли исчезнут.

– Возвращайся на вечеринку, Гвинет.

Я неодобрительно скручиваю губы. Он никогда не называет меня прозвищем, которое все используют, и я ненавижу это.

Гвинет звучит безлично и отстраненно.

Расстояние между нами – последнее, чего я хочу, поэтому подхожу ещё ближе, играя с невидимой линией, которая отделяет его мир от моего.

Я разрушаю эту линию, уничтожаю ее, сжигаю дотла.

Потому что теперь я взрослая и могу это сделать.

– Я хочу быть здесь, Нейт.

Его густые брови опускаются посередине.

– Как ты меня только что назвала?

– Нейт, – говорю я, на этот раз ниже, немного неуверенно, испуганно. Потому что, черт возьми, его глубокий, грубый голос и напряжение в теле могут устрашать.

Мои мысли подтверждаются, когда он твердо, с властностью, поражающей меня прямо до мозга костей, произносит:

– Я дядя Нейт.

– Я не хочу больше называть тебя так.

– Это не тебе решать. Я дядя Нейт, понятно?

Я сглатываю от его непреклонного тона и твердого оттенка в нем. Неудивительно, что в зале суда с ним нужно считаться. Если бы я была преступницей, то стояла бы сейчас на коленях.

Черт, я бы сделала это в любом случае, даже не будучи преступницей.

– Ответь мне, Гвинет.

– Ага. Хорошо. Понятно.

Он прищуривается, и я знаю, что он ненавидит это, потому что я использую два или три разных термина для одного и того же. Однажды он сказал мне об этом, чтобы оценить мои слова, прежде чем дать им свободу, но я не такая дисциплинированная и напористая, как он. Никогда не была и, наверное, никогда не буду.

Но какая-то часть меня жаждет стать им, потому что, если я буду такой, он будет видеть во мне женщину, а не ребенка.

Девушку.

Но вместо того, чтобы комментировать мои слова, он говорит:

– А теперь вернись на свой день рождения.

– Я не хочу.

– Гвинет, – предупреждает он.

– Я хочу подарок на день рождения.

– Я уже подарил его тебе.

– Браслет не в счет, потому что его выбрала твоя ассистентка.

Хоть я вообще так не думаю, но ему и не нужно это знать.

Он выдыхает.

– Что ты хочешь?

– Я могу получить все, что хочу?

– В пределах разумного.

– Как-то ты сказал мне, что причина субъективна. Это означает, что то, что ты считаешь разумным, полностью отличается от того, что делаю я.

– Правильно.

– Тогда не говори, что я поступила необоснованно, хорошо?

Прежде чем он успевает сформировать мысли или теории, я хватаю его за лацкан пиджака, прижимаю свою грудь к его и встаю на цыпочки.

В тот момент, когда мои губы касаются его, я думаю, что достигла другого уровня существования, о котором даже не подозревала. Они такие мягкие и теплые, но в их основе лежит твердость, как и во всем остальном.

Я прижимаюсь к его закрытому рту и даже высунула язык, чтобы лизнуть его нижнюю губу. Это выглядит нерешительно и неловко, но я не останавливаюсь.

Я не могу.

Боже. Вкус его губ даже лучше, чем в моих запретных фантазиях.

Он не открывает рта и не целует меня в ответ, и все его тело превращается в гранит.

Поскольку я была свидетелем того, как он боксировал с отцом бесчисленное количество раз, то знаю, что у него стальное тело, но ощущать его мышцы собственным телом это совсем другое.

Если бы я могла остаться в этом положении на всю жизнь, то мгновенно бы выбрала это.

Черт, я готова смириться с неизбежными всплесками опустошения, если это означает, что мне придется переживать этот момент снова и снова. Если мне удастся выжить после этого, то все оставшиеся годы придется как-то жить с этим.

Однако мой небольшой порыв радости прекращается, когда меня оттягивают назад за волосы.

Я запрокидываю голову и смотрю в его суровые глаза. В них дикая тьма, которая соответствует тому, как его пальцы стиснули мои волосы. Это глубокое черное течение, и я попала в его ловушку.

– Больше никогда не делай этого. Поняла?

Мои губы дрожат, но я не могу не облизывать их, его вкус на них. Глаза Нейта наблюдают за этим жестом, и мускул сжимается на твердой челюсти. Это такое маленькое движение, но сейчас оно кажется таким огромным и важным.

– Скажи, что ты понимаешь, Гвинет, – говорит он, все еще глядя на мои губы, прежде чем переводит взгляд на мои разноцветные глаза.

– Я-я понимаю.

Если я ожидала, что эти слова успокоят его, то это не так. Его челюсть сжимается еще раз, и он отталкивает меня, освобождая мои волосы от крепкой, восхитительной хватки.

Он один раз качает головой, затем разворачивается и уходит. Его шаги длинные и уверенные, а плечи напряжены, но на этот раз все по-другому.

Я смотрю на его спину, облизывая губы и перебирая браслет, по моей щеке катится слеза, когда я бормочу:

– С днем ​​рождения меня.