Текст книги "Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни"

Автор книги: Ричард Шеперд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 18

Меня вызвали в роскошный, очень красивый дом. Он располагался в жилом районе неподалеку от шоссе и железной дороги, но шум до него почти не доносился – его глушил сад с большими ухоженными деревьями и кустарниками. По бокам подъездной дороги росли азалии, а поскольку на дворе был май, они пышно цвели.

Полиция предупредила, что там два тела: муж и жена. Услышав это, я тут же решил, что меня ждут убийство и самоубийство. С ними обычно все просто. Если женщина лежит на полу в кухне с ножом в спине, а мужчина – в гостиной с ранами от выстрела в упор из дробовика, не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что случилось.

Полицейский, однако, добавил, что пара была пожилой, и я сразу же понял, что дело будет уже не таким очевидным. Убийство с самоубийством – это удел тех, кто подвержен страстям, ну или как минимум боится, что угаснет любовь, а с ней и ее компаньон – похоть. Пожилые пары испытывают разные эмоции, но безудержная страсть редко становится одной из них. Слишком со многим им теперь приходится справляться. Да, пришла пора поговорить о неизбежном – глубокой старости; в один прекрасный момент она настигает всех. Осознать наступление этого переломного момента непросто отчасти из-за того, что это очень постепенный процесс, но еще и потому, что, если у одних она наступает поздно, к другим приходит неожиданно рано.

Возможно, глубокую старость можно определить как частичную, но еще не полную, потерю независимости.

Или как начало поры ограничений. Дожившие до нее люди, прежде активные и все время при деле, обнаруживают, что прежняя жизнь им уже не под силу, будь то из-за физической боли, недомогания или чувства усталости, которое подкрадывалось к ним все эти годы, делая мягкое кресло все более привлекательным. Увлечения, такие как садоводство, из приятного времяпрепровождения превращаются в обязанности, за которые приходится браться через силу либо просить выполнить их кого-то другого. Отпуск, когда-то с таким нетерпением ожидаемый и планируемый, теперь не приносит должного отдыха, если с вами не едет кто-то из взрослых детей. Но даже в этом случае он может вызвать тревогу из-за нарушения привычного распорядка или возможного отсутствия чего-то, что может в любую минуту понадобиться – туалета, обеда, любимого напитка перед ужином, хорошего врача.

Вместо того чтобы оставить стресс молодым, усердно плетущим паутины своей жизни, пожилые люди постоянно о чем-то переживают.

О том, что их потребности не будут удовлетворены, окажутся не под силу повседневные физические или, возможно, умственные нагрузки. Людям, которые тридцать лет назад руководили преуспевающими корпорациями, теперь такая простая задача, как пересадка с одного поезда на другой, может показаться настоящим психологическим и физическим испытанием. Страдания от хронических болезней и временных неурядиц со здоровьем способствуют усилению зависимости от других. В детстве наш мир с годами все расширяется, пока, когда переваливает за двадцать, весь не становится нашим. Теперь же, в глубокой старости, он становится значительно меньше. Мы вынуждены тратить огромную часть времени на уход за своими слабеющими телами и все больше полагаемся на других, прямо как делали это в детстве.

Так что, когда полиция предупредила меня о смерти пожилой пары, я ожидал попасть в запутанный узел утрат, ограничений и зависимости. Увидеть заросший сад, расшатанную плитку на дорожках, теплицу с зелеными от разросшихся водорослей стеклами: типичные приметы того, что в доме живут старики.

Здесь ничего этого не было. Передо мной предстал ухоженный сад, вымытые окна с недавно покрашенными рамами. На возможные проблемы намекала лишь трость, прислоненная к стене у двери.

Я припарковался на дороге между машинами и прошел к дому, где меня встретил и ввел в курс дела полицейский. Он медленно открыл входную дверь, и вскоре я понял причину его осторожности: сразу за ней лежало тело, о которое можно было запросто споткнуться.

– Это мистер Мейсон-Грант, – сообщил он.

Элегантно одетый пожилой мужчина лежал вверх лицом. Его ноги были прямо за дверью, а голова в нескольких метрах от первой ступеньки лестницы. Одежда на нем была частично срезана, а на груди виднелись синие электроды ЭКГ – я еще подумал, что, помимо медиков, разрезать одежду мог и судебно-медицинский эксперт криминалистов. Было бы здорово, если бы это действительно было так. Я знал, что будет много вопросов насчет времени смерти.

Я поспешил сам измерить температуру мистера Мейсона-Гранта. Тела обнаружили в десять утра, и судмедэксперт, видимо, побывал здесь вскоре после этого, а криминалисты копались целый день. Было уже пять с лишним.

Между нами протиснулся один из криминалистов.

– Вы измерили температуру в комнате? – спросил я, ожидая получить в ответ лишь недоуменный взгляд.

Человек в маске прищурился:

– Док! – сказал он. – Я ходил на вашу недавнюю лекцию по осмотру места преступления, и теперь это первое, что я делаю каждый раз.

Я поднял брови: неужели кто-то и правда меня слушал?

– Даже если это кража со взломом! – добавил он. – Я измерил температуру прямо здесь, а еще рядом с его женой наверху. Причем делал это каждый час с тех пор, как мы прибыли.

Они сидели на лекции, словно сонные мухи после обеда, но все-таки мое время не было потрачено зря. Мне захотелось пожать ему руку.

– Блестяще! – просиял я. – Это очень поможет!

Я бегло осмотрел покойного в коридоре на предмет каких-либо очевидных повреждений. Их не было. Но даже этого быстрого осмотра было достаточно, чтобы заметить, что он был очень худым.

Рядом с ним лежала хозяйственная сумка из магазина неподалеку – я проезжал мимо него за несколько кварталов отсюда. Я заглянул внутрь. Ага. Должно быть, он каждое утро прогуливался по одному и тому же маршруту. Вниз по подъездной дороге, а потом за угол, чтобы купить газету, молоко… и две бутылки водки. Я поднял глаза на полицейского, и он удивленно поднял брови, но ничего не сказал.

Он провел меня в гостиную. Криминалисты уже заканчивали, и после их ухода дом стал заметно больше и тише.

– Они не нашли никаких следов взлома, – сообщил мне полицейский. – Может, кто-то ворвался в дом, когда мистер Мейсон-Грант вернулся и открывал дверь…

– Я не вижу здесь никаких следов борьбы, – заметил я.

– Это вы еще наверху не были.

У них была роскошная гостиная. Изысканная антикварная мебель, плотные шторы на окнах. Там было чисто. Стопка газет, каждая сложенная так, что было видно разгаданный кроссворд – такую же ежедневную газету я видел в хозяйственной сумке. Я представил, как мистер Мейсон-Грант каждый день садился в это кресло с протертыми, как я заметил, присмотревшись, подлокотниками. Он читал свою газету, а на маленьком столике, возможно, стоял его первый за день стакан с водкой, за которым следовал второй. Закончив читать, он складывал газету и убирал в аккуратную стопку у стенки. Почему эта традиция столь внезапно оборвалась сегодня?

Кухня была просторной, с большим обеденным столом посередине. Она была безупречно чистой, и почти нигде не стояло ничего лишнего. Ничто не указывало на то, что там недавно готовили или ели.

Это был дом, где заправляли привычки и царил установленный распорядок. Мы поднялись наверх – гостевыми спальнями явно давно никто не пользовался. В одной на кровати лежали аккуратные стопки белья, а окна были открыты – вероятно, чтобы проветрить комнату майским воздухом, хотя тот май выдался довольно прохладным.

Затем мы дошли до хозяйской спальни, и картина резко поменялась. Беспорядок был настолько осязаемым, что, казалось, можно было закрыть глаза, и он все равно ощущался бы. Я пробрался по заваленному мусором полу к пожилой женщине, которая лежала в ночной рубашке, лицом вверх, по центру комнаты. Встав на колени, я склонился над ней. Как всегда, медики оставили после себя традиционные синие электроды ЭКГ. И снова я не обнаружил явных повреждений. Измерив температуру ее тела, я обратил внимание на сильную худобу, прямо как у мужа, а затем осмотрелся.

Рядом валялась перевернутая табуретка. Постельное белье скомкано. На полу разбросаны груды белья.

– Думаете, здесь произошла потасовка? – с надеждой в голосе спросил у меня полицейский.

Я покачал головой. Да, комната была перевернута вверх дном. По большей части вокруг валялись всякие медицинские принадлежности, но не только: салфетки, бинты, ножницы, пластыри, тюбики с увлажняющим кремом, пилочки для ногтей, ручки и, как ни странно, маленькая статуэтка в виде Эйфелевой башни. Когда-то в этой комнате все лежало строго на своих местах, но потом по какой-то причине за порядком следить перестали, и теперь все было раскидано где попало. После воров обычно остается совсем другой кавардак.

На туалетном столике я заметил две пустые бутылки из-под водки. Они прятались у всех на виду среди бутылочек с косметикой, подобно магазинным воришкам, пытающимся слиться с толпой.

Я поискал в спальне другие бутылки с выпивкой, но ничего не нашел. Возможно, две полные бутылки из коридора должны были прийти на смену пустым, которые отправились бы в помойку. Система минимального порядка в этом океане беспорядка. Еще здесь стояли две банки – одна на туалетном столике, другая у кровати, – заполненные какой-то темной слизью. Судя по всему, старушка в них что-то сплевывала.

Я увидел достаточно, чтобы в голове начали рождаться разные сценарии. Пришла пора узнать больше на вскрытии. Между тем уже было семь вечера, и ранее в тот день я провел два вскрытия, так что мы с детективами договорились встретиться в морге утром.

Когда я туда пришел, сотрудники морга сказали, что мистер и миссис Мейсон-Грант готовы и ожидают меня снаружи секционной, а затем повели меня в противоположную сторону. К счастью, в комнате для родных никого из них не было – только полицейские, сгорбившиеся за кружками с чаем и заглядывающие в коробку в поисках печенья с ванильным кремом среди разломанных прямоугольников.

Они пересказали мне все, что знали. Пожилую пару вчера утром нашел один из их троих сыновей: у него не было ключей, но, дернув за ручку входной двери, он с удивлением обнаружил, что она не заперта. В целом его родители очень возражали против нежданных гостей. На самом деле порядок, который я наблюдал в большей части дома, явно распространялся и на то, как пара строила отношения с окружающими. Членам семьи разрешалось приезжать только по предварительной договоренности, они не должны были делать этого часто, равно как и надолго задерживаться в гостях. Все сыновья и их семьи были хорошо осведомлены об этих правилах и послушно их соблюдали.

Один из сыновей пытался дозвониться до родителей в выходные, но никто не брал трубку. В этом не было ничего необычного. Когда же это не получилось ни во второй, ни в третий раз, он удивился. Он предупредил остальных сыновей, тоже пытавшихся с ними связаться. Безуспешно. Можно подумать, что это достаточно сильно должно было встревожить одного из них – сына, что жил неподалеку, – чтобы как минимум в понедельник проверить родителей. Но он был слишком послушным и не хотел лишний раз докучать родителям, поэтому продолжил им звонить, как и остальные братья.

Вечером во вторник они договорились между собой, что на следующий день имеют полное право навестить родителей без предупреждения. Сын, что жил ближе всех, должен был прийти к ним домой утром, но не слишком рано. А именно в десять утра, когда мистер Мейсон-Грант обычно возвращается после своей утренней прогулки до магазина. И тут же развернуться, если родители выкажут малейшее недовольство из-за его внезапного появления.

Мы переглянулись и продолжили жевать печенье.

– Похоже, братья до ужаса их боялись, – сказал один из детективов.

Такие отношения родителей с детьми и правда казались странными. Словно они не хотели, чтобы те что-то увидели, либо им нужно было успеть как-то подготовить дом к приезду гостей.

– А что сыновья говорят о здоровье своих родителей? – спросил я.

– У отца раньше был рак, э-м-м-м… – Он сверился со своими записями. – Рак мочевого пузыря. Но его вылечили, и теперь с ним все было в норме.

– А мать? Алкоголичка? – предположил я.

– Ну-ну, полегче, док, ничего такого никто не рассказывал. Сын просто думал, что возраст берет свое, и она немного обессилела. Он даже назвал ее инвалидом. Судя по всему, он даже толком не знал, что с ней не так.

– А сколько ей было?

– Им обоим было семьдесят четыре.

Это было неожиданно. Мало того, что супруги выглядели старше, я не ожидал в их возрасте такой слабости, особенно с учетом принадлежности к обеспеченному среднему классу. Во всяком случае, без каких-то серьезных проблем со здоровьем. Конечно, в мою молодость, семьдесят четыре года считались старостью, но теперь… Может, мое восприятие изменилось с возрастом или вокруг действительно стало гораздо больше активных и бодрых 74-летних, чем раньше?

Первым из этой печальной пары закатили мужа. На его теле не было никаких следов травм или борьбы. Между тем его внешний вид натолкнул меня на мысль о том, что он умер от переохлаждения. Цвет кожи в некоторых местах – на бедрах, локтях, коленях и кистях рук – изменился до характерного коричнево-красного. Подобное мне доводилось видеть только при переохлаждении.

– Там было чертовски холодно, – согласились полицейские. – Очень холодно для мая.

Один из них достал свой блокнот.

– Криминалист сказал, что, судя по его измерениям, температура во всем доме за день нигде не поднималась выше 13 градусов. – Он пролистал несколько страниц. – Он… э-м-м… спросил, хотите ли вы получить эти результаты в виде цветных линий на графике или… просто таблицу, док?

Все понимали, что меня дразнят.

– На графике, пожалуйста, – сказал я чисто из вредности.

– Еще, док, вы хотели бы график в градусах Фаренгейта или Цельсия?

Старший инспектор положил подтруниванию конец:

– Почему они просто не включили отопление? Они же небедные?

– Не забывайте, что наверху еще были открыты окна, – напомнил я им.

Помощник коронера покачал головой.

– Ладно, было холодно, но мы же не за полярным кругом. Вы же не хотите сказать, что он пошел с утра за покупками, вернулся, переступил порог и умер от холода?

На самом деле, для того чтобы получить переохлаждение, за полярный круг ехать не надо. Это может удивить, но от него можно умереть у себя дома, если ты старый или не можешь двигаться: десять градусов Цельсия могут быть смертельными, особенно при наличии ветра, сквозняка или сырости. Между тем помощник коронера был прав: обстоятельства смерти мистера Мейсон-Гранта не до конца объясняли, как он мог умереть от переохлаждения. Было очевидно, что он только что вернулся домой из магазина, только вот дальше входной двери так и не ушел, по какой-то причине упав в обморок.

В ходе внутреннего осмотра особых проблем со здоровьем изначально обнаружено не было. Услышав о раке мочевого пузыря, я ожидал увидеть почерневшие и покрытые пузырями легкие заядлого курильщика, потому что это один из распространенных среди них видов рака. Его дыхательная система, однако, оказалась в порядке.

Его сердце было в хорошей форме, а в артериях оказалось на удивление мало атеросклеротических отложений. Даже слишком мало для мужчины его возраста, настолько, что у меня закрались подозрения. Рак порой словно издевается над нами, очищая сердечно-сосудистую систему – своего главного соперника по смертельной игре. У меня возникли сомнения по поводу того, действительно ли его рак мочевого пузыря удалось победить.

Первым делом я осмотрел брюшную полость, где обнаружил характерные признаки переохлаждения в виде крошечных черных пятен, которыми была усеяна слизистая желудка, словно ее забрызгали черной краской. При низких температурах кровь сгущается, скапливаясь в капиллярах многих органов. В слизистой желудка высокий уровень обмена веществ, и, поскольку она постоянно подвержена сильному кислотному воздействию, ее клетки постоянно отмирают и должны быть заменены новыми. Когда необходимое для этого процесса кровоснабжение замедляется или останавливается, новых клеток начинает не хватать, и слизистая покрывается характерными пятнами.

Осматривая желудок, я старался не отвлекаться на расположенную по соседству печень, хоть и не переставал о ней думать. Большая, разноцветная. Краем глаза я уловил нечто чужеродное – птенца кукушки в гнезде лесной завирушки[54]54
  Птица, чаще всего воспитывающая птенцов кукушки.


[Закрыть]. Закончив с желудком, я больше не мог ее игнорировать и взял в руки.

– Что это? – спросил самый молодой детектив.

– Похоже на лунные кратеры! – воскликнул помощник коронера, повидавший немало печеней.

– Полагаю, это цирроз? – предположил его коллега. – Это водка сделала с ним такое?

Я покачал головой:

– Нет, думаю, водка была для жены. В печени полно вторичных опухолей. Метастазы.

Молодой детектив не мог оторвать глаз от этого странного изуродованного органа. Опухоли отличались по размеру – некоторые были всего лишь с горошину, а одна-две – с мяч для крикета.

Они были разбросаны по всей печени, порой так близко, что сглаживали границы друг друга, словно надутые воздушные шары в коробке. Они все были яркого цвета – красные, желтые, белые, а то и всех трех цветов вперемешку, – образуя необычный пестрый рисунок, словно смотришь в калейдоскоп. Я взвесил печень: весы показали 3000 граммов – почти в два раза больше нормы.

Интересно, знал ли мистер Мейсон-Грант, что его рак мочевого пузыря дал метастазы в печень? Как вскоре сообщил мне его врач, он еще не был в курсе. Ему явно сильно нездоровилось: недавно он ходил на прием к своему терапевту, который направил его на томографию. Снимок показал все эти опухоли в его печени, но мистер Мейсон-Грант так и не успел прийти на повторный прием, чтобы узнать результаты, поэтому ничего не знал.

– Может ли рак вот так убить на месте, если распространится на печень? – спросил один из детективов.

Я объяснил:

– Когда он доходит до этой стадии, внутренние химические процессы в организме уже полностью нарушены. Этот рак настолько запущенный, что, вероятно, организм просто не выдержал.

– Так какова же ваша версия, док? – спросил помощник коронера.

– В этой семье явно принято закрывать глаза на проблемы, делая вид, будто все нормально, даже когда это вовсе не так. Мистер Мейсон-Грант каждое утро ходил в магазин, но в тот день ему, видимо, стало совсем плохо. Только вот он из того поколения, что, стиснув зубы, всегда следует установленному распорядку. Даже когда этого совершенно не хочется. Наверное, он подумал, что после прогулки ему станет легче, в то время как в действительности ему становилось все хуже.

Один из детективов сказал:

– Да, мы разговаривали с хозяином магазина, и ему показалось, что мистеру Мейсону-Гранту нездоровится. Потому что он толком ничего не сказал, хотя обычно весьма дружелюбен.

– Любопытно, что у него нет желтухи, – отметил я. – Весьма необычно в этих обстоятельствах, но так бывает. Как бы то ни было, когда он вернулся домой, ему стало совсем паршиво: нам всем знакомо это чувство, когда больше всего на свете хочется добраться до дома и прилечь.

Полицейские закивали.

– Он добрался до входной двери и прислонил трость к стене, пока ее открывал, но так и не взял ее в руки снова. Он закрыл дверь за собой, поставил сумку с покупками и позволил себе рухнуть на пол, а после не мог пошевелиться. Возможно, ему этого не хотелось. Или же он и вовсе потерял сознание. Он просто лежал там, пока холод не охватил весь организм. Холод убил его раньше, чем печень, хотя вполне возможно, что они сыграли вничью.

– Так сколько он там пролежал, пока не умер? – спросил молодой детектив.

– Наверное, не больше часа, – ответил я.

– А вы точно уверены… – начал один из детективов.

Ответ на это всегда отрицательный: я никогда ни в чем не могу быть точно уверен, потому что знаю – порой случаются самые невероятные вещи.

– А вы точно уверены, что на него никто не напал, когда он открыл дверь?

Я сказал:

– Такое было бы возможно, но на это ничего не указывает. В смысле, ни синяков, ни травмы головы…

– Просто сыновья поднимают бучу… Они говорят, что раз оба родителя умерли одновременно, наверняка в дом кто-то вломился.

– И что, по их мнению, забрали?

– Сегодня они пойдут в дом, чтобы проверить.

Уверен, что больше никто в случившемся замешан не был, но могу понять, почему сыновьям одновременная смерть родителей показалась подозрительной.

– А как там его мочевой пузырь? – спросил младший детектив. – Рак, должно быть, вернулся и туда?

– Не обязательно, – ответил я.

Пристально изучив мочевой пузырь мистера Мейсона-Гранта, я сообщил, что следы рака – по крайней мере, если судить невооруженным взглядом, – на нем отсутствуют.

Детектив присвистнул:

– Ого. Значит, они избавились от рака в мочевом пузыре, но…

– …но не знали, что он уже распространился на печень. Должно быть, последние несколько недель он чувствовал себя просто ужасно. Тошнота, слабость, наверное. Еще и живот поди невыносимо болел…

Молодой детектив призадумался.

– Может, он убил жену перед собственной смертью? Еще до того, как пошел на прогулку?

Мы все посмотрели на него. Интересная мысль.

Все согласились, что пришла пора осмотреть миссис Мейсон-Грант.

Она сменила мужа на столе в секционной.

– Она такая тощая, – сказал помощник коронера, глядя на крошечное тело перед нами.

– Может, у нее тоже был рак, – предположил детектив-сержант.

– И оба умерли одновременно? – Его коллеги покачали головами. – Да брось!

Сначала я осмотрел ее тело на предмет порезов и синяков – всего, что могло бы указывать на присутствие в доме постороннего или даже, как предположил детектив, нападение со стороны собственного мужа.

У нее было несколько синяков на груди. Имелся слабый след от ушиба на левом виске, под которым, когда я сделал разрез, обнаружилась куда более обширная и глубокая область ушиба, чем можно было предположить по внешнему виду. Изучая ткани под кожей головы, я обнаружил еще один обширный ушиб, который едва было видно снаружи. Он был прямо посередине затылка.

– Наверное, ее ударили по голове! – взволнованно воскликнул один из детективов.

– Возможно, – согласился я, – но более вероятно, что она упала спиной на ковер. Она ведь лежала лицом вверх.

У миссис Мейсон-Грант отсутствовало характерное для переохлаждения покраснение кожи, в чем я убедился, внимательно осмотрев все тело, включая кисти рук.

– Вы посмотрите на ее ногти! – сказал помощник коронера. – Моя жена из дома в таком виде не вышла бы.

У миссис Мейсон-Грант были длинные, грязные и загнутые ногти. Этому даже есть медицинское название – онихогрифоз, что значит «птичий коготь».

– С чего вы взяли, что она вообще выходила из дома? – спросил кто-то.

И я понял, что он, вероятно, прав. Миссис Мейсон-Грант, судя по словам сына, при жизни косила под инвалида. Возможно, именно поэтому она просила сыновей не приезжать без предупреждения: ей нужно было время, чтобы встать с кровати, привести себя в порядок… Ну и, наверное, протрезветь перед встречей с ними.

– Так что же с ней было не так? – озадаченно спросил один из детективов. – Нам кто-нибудь расскажет?

– Старость, – сказал другой.

– Раньше старость действительно называли причиной смерти, но не теперь. Старость – это не болезнь, – напомнил я им. – И пока я не могу найти у нее никакой проблемы со здоровьем. Дыхательная система в норме, сосуды тоже, сердце в порядке, но давайте посмотрим…

К этому времени я дошел до желудка – ну конечно же, такие же черные пятна, как и у мужа.

– Ох, вот это уже странно! – сказал детектив.

– Откуда нам знать, что он не подсыпал ей какого-нибудь яда, от которого у нее желудок покрылся этими точками, а потом не выпил его сам? – спросил молодой детектив, явно переборщивший с лекциями по расследованию убийств.

– Я не знаю ни одного яда, который мог бы вызвать пятна, типичные для переохлаждения, – сказал я.

Повисла тишина.

– Только не говорите, что они умерли от одного и того же, – сказал помощник коронера.

И снова я осматривал желудок миссис Мейсон-Грант, уголком глаза замечая ожидающую меня очень больную печень. Теперь я занялся ею. Она была меньше печени мужа в три с лишним раза. Такой же бугристой, как у него, но явно сморщенной.

– Вот это очень запущенный цирроз, – сообщил я им. – Видно, как печень в отчаянных попытках восстановиться проигрывала войну фиброзу и рубцам. Видите узелки? Под микроскопом будет ну очень жуткое зрелище.

– Так… она умерла от переохлаждения или от цирроза?

– Вероятно, и от того, и от другого.

Двое детективов закачали головами.

– Как и муж? Таких случайных совпадений не бывает, док, – серьезным тоном сказали они.

– Здесь нет ничего случайного. Миссис Мейсон-Грант явно была алкоголиком, и вскоре цирроз непременно бы ее прикончил. Муж помогал ей поддерживать эту привычку: каждое утро он ходил в магазин и приносил домой не только молоко. Пока однажды не смог подняться по лестнице.

– Значит, вы думаете, что токсикология покажет алкогольное отравление?

– Нет. Я думаю, токсикология покажет, что в ее крови почти или совсем нет алкоголя.

Минуту они молча смотрели на миссис Мейсон-Грант, словно ожидая, что она расскажет им о случившемся.

– Вы когда-нибудь видели алкоголика, не получившего свою дозу спиртного? – спросил я.

– Ага. Ломка. Ужасное зрелище. Их начинает трясти, даже припадки случаются, – сказал самый старший детектив.

– Возможно, именно это и случилось с миссис Мейсон-Грант. Она услышала, что муж вернулся домой с бутылками, но к ней так и не пришел. Она лежала в кровати, все звала и звала его, но он не появлялся…

– Но вы же сказали, что с ней все в порядке! – воскликнул молодой детектив. – Если дома было холодно, ей ничего не мешало закрыть окна и включить отопление. Если ей так нужно было выпить, почему она просто не спустилась вниз?

Прежде чем я успел ответить, его коллега сказал:

– Думаю, у нее в голове была полная каша. Он заботился о ней, следил за домом, объяснял уборщице и садовнику, что нужно делать, а миссис Мейсон-Грант никому не показывалась на глаза. Она была беспомощной.

– Но с ней же все в порядке, не считая печени! – не унимался молодой детектив.

– С таким сильным циррозом с ней точно было не все в порядке. Может, на почве алкоголизма у нее вообще был психоз, – сказал я.

– Она была пьяницей, и они этого стыдились, – подытожил помощник коронера. – Они не могли признаться в этом даже собственным детям. К приезду сыновей он выводил ее из комнаты, одевал, подстригал ей ногти и усаживал в кресло.

Я продолжил:

– Когда муж так и не появился, она попыталась спуститься. Думаю, она не столько переживала о нем, сколько хотела получить свою водку. Только дальше кровати уйти не получилось. Может, у нее случился припадок или же она пролежала слишком долго без еды и воды. В любом случае когда она встала, чтобы найти его с покупками, тут же упала в обморок. И определенно ударилась головой и осталась там лежать. В холоде. Пока не умерла.

– Получается… оба отрубились из-за печени. А умерли от холода, – медленно сказал старший детектив.

– Ну я готов выслушать любую версию, которая впишется в установленные медицинские факты.

Было сказано еще несколько слов о незваных гостях, но уже без особого энтузиазма – детективы явно соглашались с моей версией событий.

– Интересная пара печеней была в том доме, – сказал я, когда мы пошли переодеваться.

На следующее утро мне позвонил следователь, попросив встретиться с сыновьями покойных. Они все еще верили, что кто-то вломился в дом, хоть и были вынуждены признать, что из дома ничего не пропало.

Мы встретились в полицейском участке недалеко от дома их родителей. Трое братьев были очень разными. Старший работал в центре, носил костюм, говорил тихим серьезным голосом и вел себя очень сдержанно – подозреваю, подобно отцу. На среднем сыне были рваные джинсы, много татуировок и пирсинга. Я так и представлял себе, в какое бешенство это приводило его родителей – людей, для которых приличное поведение явно имело огромное значение. Младший был расслабленным и дружелюбным: он рассказал, что работает в кинокомпании, и во время нашего разговора заплакал – он был единственным, позволившим себе эмоционально отреагировать на смерть родителей.

Какими бы разными они ни были, все трое единогласно настаивали, что две смерти могли случиться одновременно лишь при участии постороннего. Я осторожно заметил, что мистер и миссис Мейсон-Грант на самом деле умерли не одновременно. Их мать умерла через много часов после смерти отца. Между тем, поскольку ни на одном теле не было ни малейших признаков разложения, а трупное окоченение наблюдалось лишь в ногах обоих покойных, я был убежден, что оба умерли во вторник, ну или, учитывая холод, возможно, в понедельник.

Младшего брата мои слова сильно взволновали. До сих пор он думал, что родители умерли в выходные. Теперь же осознал, что их можно было спасти, осмелься он прийти к ним домой в понедельник. Конечно, родители внушили ему, что он не должен так поступать. Их смерть, как это часто бывает, стала результатом их жизни и личностей. Но младшему сыну от этого было не легче. Ему было просто невыносимо. Средний брат поспешил его утешить.

– Ты ничего не мог сделать, – сказал я. Как часто я использую эти слова, чтобы утешить убитых горем родственников, терзаемых чувством вины. – У твоего отца был очень запущенный рак печени.

– Почему он ничего не сказал? – взвыл сын.

– Похоже, в вашей семье принято все держать в себе, – предположил я. – Да и к тому же он просто не знал. Он только сделал снимок…

– И не сказал нам!

– …но результаты ему еще не сообщили. Новости, конечно, были не из приятных. Терапевт сказал бы ему, что на такой поздней стадии лечение невозможно, и скорая смерть неизбежна.

– А он догадывался?

– Возможно. Наверное, чувствовал себя до ужаса плохо. Удивительно, что он вообще смог дойти до магазина и обратно. Что касается вашей матери… Полагаю, вы в курсе, что она была алкоголиком.

Они не ответили, но, судя по их лицам, вся семья была в курсе, хоть и делала вид, что не знает об этом. Ее показная старческая слабость, которую она демонстрировала, когда они приезжали в гости, никого не убедила, но никто не осмелился сказать правду. Должно быть, каждый из братьев по отдельности пришел к выводу, что так болезненная ситуация будет доставлять меньше всего боли.

– Мы не должны были позволять ему самому со всем справляться! – сказал младший сын.

– Он настаивал на этом, – напомнил ему старший. – Это был его выбор.

– Я хочу лишь сказать, – продолжил я, – что ваши родители были очень больны. Из-за сильнейшего цирроза печень вашей матери толком не работала, и ей уж точно оставалось недолго. Рак печени у вашего отца был неоперабельным и развивался своим ходом. Если бы вы пришли раньше, может, и спасли бы их от переохлаждения – кстати, не самый плохой способ умереть, да еще и безболезненный, – но очень скоро больная печень прикончила бы каждого из них.