Текст книги "Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни"

Автор книги: Ричард Шеперд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Пусть врачи живых строят свои догадки. Врач мертвых вроде меня может вскрыть тело и найти ответ. По крайней мере, я так считал.

В интенсивной терапии сердце Альфреда еще раз остановилось и было перезапущено, после чего врачи сообщили семье, что дальнейшие реанимационные мероприятия не рекомендуются. Он умер примерно через сутки после нападения. И теперь, когда все обстоятельства были известны, а трое парней находились под стражей, полиции не терпелось выдвинуть обвинения.

Мне пришло в голову, что все мы предвзято отнеслись к Альфреду из-за его крепкого телосложения портового грузчика. Полиция решила, что он ввязался в пьяную потасовку – теперь же не оставалось сомнений, что они ошибались, особенно после того, как токсикологический анализ показал отсутствие в крови алкоголя. Из-за его комплекции и шрамов я было решил, что он задиристый человек, чей вспыльчивый характер то и дело доставлял ему неприятности, но вскоре появились горы свидетельских показаний, согласно которым Альфред продолжительное время пытался уговорить нападавших отстать от его сына, прежде чем все-таки ответить на их удары. А врачи интенсивной терапии предположили, что у Альфреда, поскольку он курил и имел избыточный вес, могли быть проблемы с сердцем, ускорившие в этих обстоятельствах смерть. Когда же я осмотрел его сердце, оно оказалось в очень хорошем состоянии: никаких следов прежних сердечных приступов; оно не было увеличенным, как это бывает, когда сердце с трудом справляется со своей задачей; клапаны, как и околосердечная сумка, были здоровыми. Более того, для человека его возраста у него было поразительно мало атеросклеротических бляшек, хоть после многих лет жизни в промышленном районе на востоке Лондона, на протяжении которых он выкуривал по пачке сигарет в день, у него и развилась эмфизема[47]47
  Постепенно прогрессирующее заболевание легких, которое теперь классифицируется как одна из составляющих всеобъемлющей хронической инструктивной болезни легких.


[Закрыть]. Я сам внешне счел его стариком. Между тем внутри он был не таким уж старым.

Другими словами, мы все сделали различные предположения об Альфреде на основе его внешнего вида, но они не были подтверждены внутренним обследованием. Жизнь в очередной раз преподнесла мне урок.

Как же на самом деле умер Альфред? Не было никаких сомнений, что часть синяков на его лице осталась от ударов руками, но остальные скорее напоминали следы от ног – можно было даже разглядеть размытый отпечаток подошвы. Это наверняка способствовало его смерти. Других травм головы у него не было. Судя по всему, он упал на спину, что очень часто приводит к смерти, но затылок рассечен не был. Загадочно.

Когда я изучил некоторые внутренние органы Альфреда под микроскопом, у меня появились подозрения по поводу причины смерти, и она никак не была связана с головой, хотя врачи в больнице были уверены насчет серьезных повреждений мозга. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств этого, я обязан был попросить невропатолога изучить его мозг. Она заключила, что, несмотря на наличие обширных повреждений мозга, он определенно не получил черепно-мозговой травмы.

Теперь я знал, что ответ, скорее всего, был под моим собственным микроскопом. Тщательно изучив легкие Альфреда, я обнаружил следы острой аспирационной пневмонии. Это инфекция, которая может очень быстро развиться, если содержимое пищеварительной системы попадет в дыхательную систему.

Эта аспирационная пневмония определенно согласовывалась со словами полицейских о том, что его дыхательные пути снова забились какой-то грязью. Теперь я был уверен, что эта так называемая грязь на самом деле была рвотными массами. Людей нередко рвет, когда их бьют. Попав в дыхательные пути, рвотные массы вызывают раздражение: пища или любой посторонний предмет при попадании в легкие может быстро привести к инфекции, однако здоровый человек рефлекторно сглатывает или кашляет, чтобы очистить легкие, либо, если повезет, рядом окажется кто-то, знакомый с приемом Геймлиха[48]48
  Американский торакальный хирург и общественный деятель, получивший широкую известность как изобретатель методики спасения человека, погибающего от удушья из-за попадания в горло инородного предмета. Методика заключается в том, что человек, оказывающий помощь, должен встать за спиной пострадавшего, сжать одну руку в кулак и положить ее на живот тому, кто задыхается. Ладонь другой руки кладется поверх кулака, быстрым толчком вверх кулак вдавливается в живот от одного до трех-пяти раз. Благодаря этому у человека восстанавливается дыхание.


[Закрыть]. Альфреду не повезло: будучи без сознания, он не мог глотать или кашлять. Рвотные массы заблокировали дыхательные пути, и его сердце остановилось, но его удалось снова запустить. Однако в последующие часы остаточная рвота продолжила раздражать дыхательные пути и легкие, в итоге приведя к пневмонии.

Трем напавшим на него парням выдвинули обвинения в убийстве, и их адвокаты радостно ухватились за мой отчет о вскрытии. Они утверждали, будто больница виновата в том, что не стала лечить Альфреда от бронхопневмонии, и еще более рьяно настаивали на том, что эмфизема сыграла решающую роль в ее развитии. Откуда, настаивали они, нападавшим было знать об этой его слабости, когда они решили немного подурачиться?

Даже здоровые легкие могут быстро сдаться под натиском инфекции, так что это утверждение касательно эмфиземы с точки зрения медицины было полнейшей чепухой. Согласно моему опыту, однако, адвокаты защиты никогда не гнушались говорить чепуху, если ее можно было подать под нужным соусом.

Как обычно, я вернулся в морг, чтобы повторно осмотреть синяки на теле Альфреда на случай, если через несколько дней после смерти появились новые. Кроме того, меня попросили проверить еще один довод защиты: он касался, что было крайне необычно, коленей жертвы.

Одна свидетельница утверждала, что Альфреда не ударили по коленям, а он упал сам, словно одно из колен просто подкосилось из-за артрита. У нее самой был артрит и не раз подобным образом подкашивались ноги, вот она и решила, что Альфред упал во время драки по той же причине. Отмахнуться от этого предположения было бы легко, если бы я уже не удивлялся тому, что от удара о землю у Альфреда не был рассечен затылок.

При повторном осмотре обнаружились новые синяки, но ни один из них не имел особого значения для моего отчета. Я вскрыл его коленные суставы. Судмедэкспертов редко о таком просят: сложно придумать обстоятельства, при которых колени могли бы оказаться важными для следствия. Оказалось, что у Альфреда действительно был артрит.

Артрит развивается вследствие износа суставов. Когда мне было сорок, я начал подозревать, что в будущем мне суждено с ним столкнуться, обнаружив два небольших бугорка на последнем суставе обоих указательных пальцев, которые остаются на них по сей день.

Поскольку врачи любят давать имена всяким шишкам и бугоркам, называются они узелками Гебердена – это крошечные костяные наросты. Не припомню, чтобы они причиняли мне боль, хоть некоторые ее и испытывают. Когда эти узелки только появились, я решил превратить это в любопытное исследование. У меня появилась возможность проверить, правда ли появление узелков на пальцах в средние годы служит предвестником остеоартрита тазобедренного и коленных суставов в будущем, или же это просто старое поверье.

Оказалось, что это не старое поверье. У меня действительно развился остеоартрит коленных суставов. Артрит, больше чем любая другая болезнь, жестоко мстит за ошибки бурной молодости. Правда в том, что мне, как и Артуру, да и, пожалуй, большинству мужчин в его возрасте, был выставлен счет за урон, нанесенный по той или иной причине еще добрые сорок, пятьдесят, а то и больше лет назад.

Я не особо увлекался спортом в школе и уж точно не после ее окончания, но мне все равно довелось получить несколько травм во время игр или в результате падений с велосипеда. После этого мне угрожала травма разве что от пьяных танцев в студенческие годы. Конечно, всегда можно споткнуться, когда бежишь за автобусом, неудачно вывернуть колено, пиная мяч с детьми, но все это незначительные происшествия, о которых быстро забываешь, хоть они и могут вызвать временную слабость в одном месте в колене. На самом деле это место так и остается слабым, поскольку мы ежедневно используем свои коленные суставы, зачастую подвергая их сильной нагрузке. Восстановительный процесс протекает медленно, и ему сильно мешает постоянный стресс, которому подвержено колено, – в этой битве оно обречено на поражение. В моем случае восстановительному процессу мешали, с одной стороны, долгие часы, проведенные стоя за столом для вскрытия, а с другой – прогулки быстрым шагом по холмам с собаками. Альфред Хуп начал выполнять тяжелую физическую работу еще в те дни, когда о здоровье и безопасности людей особо не заботились, и наверняка пережил немало небольших происшествий и травм. Он работал стоя, это уж почти наверняка, так что его колени не знали отдыха. А с набором веса с возрастом увеличивалась и нагрузка на колени.

Колено ведет битву, в которой обречено на поражение, но не перестает сражаться. Когда происходит повреждение ткани, колено посылает химические сигналы лейкоцитам, чтобы они занялись ее восстановлением, а также другим клеткам, чтобы они убрали весь мусор. Хоть этот процесс восстановления тканей и не прекращается, хрящ – прокладка между костями в коленном суставе – все равно истончается в слабых местах. Это приводит к смещению нагрузки, совсем небольшому, к краю сустава. Восстановительный процесс тоже смещается. На краю сустава образуется новый хрящ, стимулируя формирование новой костной ткани там, где она совершенно не нужна. Вот почему остеоартрит характеризуется утолщением костей и образованием небольших костных наростов, в то время как внутри самого сустава хрящ продолжает истончаться. Как всегда, свою роль здесь играет генетика. То, как мы работаем, развлекаемся и даже просто вес тела оказывают прямое влияние на хрящ, однако скорость его износа, как минимум отчасти, определяется генетическими факторами, находящимися вне нашего контроля.

Конечно, я не могу увидеть собственный коленный хрящ, но подозреваю, что местами он сильно изношен.

Хрящи – странная штука. Они цвета водки с тоником: мутно-серые, почти прозрачные.

Внешне похожи на желе, но, если попытаться их разрезать, окажутся очень прочными – скорее как очень твердый пластик, а не желе. Разрезать их можно только хорошо заточенным ножом.

Здоровый хрящ толщиной четыре-пять миллиметров и очень гладкий, как поле для крикета. Первым признаком износа становится изменение его внешнего вида: он выглядит так, словно садовник, отвечающий за площадку, уехал в отпуск, а со временем кажется, что он и вовсе забыл вернуться. Со временем шероховатая поверхность хряща в слабых местах истончается. Мне доводилось видеть хрящи толщиной всего полмиллиметра. Хрящ в правом колене Альфреда местами был всего полтора миллиметра толщиной, а местами – целых пять. Он чем-то напоминал изъеденный молью ковер, и для мужчины шестидесяти шести лет в этом не было ничего необычного. Подозреваю, он был не из тех, кто привык жаловаться по любому поводу, но иногда его правое колено болело, особенно если он слишком долго неподвижно сидел. Уверен, он испытывал скованность, когда вставал утром с кровати, и порой ему приходилось по несколько минут уговаривать свое колено, чтобы привести его в движение.

Откуда я это знаю? Однажды, лет десять назад, я опустился на колени, чтобы осмотреть место преступления, и они так дико заболели, что мне пришлось встать. Это повторилось. А потом еще раз. После этого я больше не вставал на колени. Прошло несколько лет, и я стал замечать скованность в коленях, вставая с кресла или кровати. Словно сустав заржавел и его нужно расшевелить: несколько минут активности приводили его в норму. Я понимаю, что сейчас мой хрящ наверняка стерся еще больше. Гладкость, необходимая для эффективной работы коленей, была утеряна навсегда: две кости теперь не скользили по льду, а спотыкались о землю там, где этот лед растаял.

Конечно, со временем стало только хуже. Встав утром, я какое-то время просто стою и жду, пока мои колени позволят мне пойти. Затем я спускаюсь вниз по лестнице, держась за перила. Я не хватаюсь за них, во всяком случае пока. Моя рука просто скользит по ним. То же самое на эскалаторе в метро. Я встаю в правую очередь, чтобы можно было держаться за поручень. Я понимаю, что мои колени, лишившись значительной части хряща, начинают терять стабильность и могут неожиданно подогнуться. Такого еще не случалось, но это вполне возможно. Не думаю, что со стороны может показаться, будто я нетвердо стою на ногах. Лишь мне одному известно, что у моих ног очень старые коленные суставы.

Мне повезло, что артрит пока еще не причиняет боли. Можно сказать, что колени доставляют мне дискомфорт, сковывают движения, раздражают, но почти не болят. Хрящевая ткань наверняка продолжит разрушаться. Как мне сохранить ее целостность? Развитые мышцы вокруг коленей обеспечивают им дополнительную поддержку, и мне следует продолжать много двигаться, чтобы избежать скованности суставов, хоть я и понимаю, что физические упражнения способствуют развитию артрита. Все дело в соблюдении баланса между пользой и риском. Возможно, это поддержание баланса и есть старость.

Что же происходит при артрите с костями, когда они, почти лишившись хряща, продолжают пытаться двигаться? Все думают, будто кости белого цвета, потому что именно такими всегда выглядят скелеты, будь то во время празднования Хеллоуина или уроков анатомии. Эти скелеты были замочены в растворителе и отбелены. На самом деле кость имеет непривлекательный грязно-белый оттенок, иногда близкий к серому. Там, где хрящ истончается настолько, что уже почти не смягчает движение, кость трется о кость. Даже думать об этом больно – я так и представляю два массивных гранитных колеса, которые со скрежетом перетирают зерно в какой-нибудь старинной водяной мельнице.

Годами трущиеся друг о друга кости становятся гладкими и белыми с желтоватым отливом, как слоновая кость. И в местах, где хрящ износился, правое колено Альфреда напоминало слоновую кость.

У него был сильный артрит в нескольких местах в одном колене, однако у меня было ужасное подозрение, что у меня артрит (в обоих коленях!) куда серьезнее, чем у него. Таким образом, я не видел никаких причин, чтобы Альфред мог ни с того ни с сего упасть в обморок, – поскольку на него напали, куда логичнее было предположить, что он упал из-за того, что его ударили. Я так и не смог найти объяснение тому, почему у него на голове почти не осталось следов удара о землю, и не могу до сих пор. Между тем, читая остальные свидетельские показания, я обратил внимание на одну деталь: в одном из них говорилось, что на Альфреде был толстый шарф, который упал на землю раньше, чем он, – возможно, он и смягчил его падение. Как же судмедэкспертам порой не хватает фотографий с места преступления. Но когда есть хоть проблеск надежды на спасение жизни, никто не думает об уликах, которые могут понадобиться после смерти. Если кто-то и снял случившееся на телефон, к сожалению, не сообщил об этом.

Парни, напавшие на Альфреда, на суде заявили о своей невиновности, утверждая, что вынуждены были ударить его в целях самообороны. Они лишь попросили у его сына сигарету, а Альфред сам на них набросился.

Присяжных их доводы не убедили: у обвинения было слишком много свидетелей, которые подтвердили, что парни на него напали. Их признали виновными в убийстве и приговорили к пожизненному заключению.

Решение Альфреда дать им отпор было благородным, но безрассудным: оно свидетельствовало о его неспособности признать, что он уже не такой сильный и ловкий, как в былые годы. Между тем порой у меня возникает странное чувство, словно я знаю покойного. Не при жизни, конечно, а по написанной его телом автобиографии. Разумеется, эта история определяется личностью, вокруг которой строится. Кажется, Альфред Хуп мне понравился. Подозреваю, решение сразиться с тремя хулиганами, чтобы защитить сына, было настолько в его духе, что он поступил бы так независимо от своего возраста и состояния здоровья. Пожалуй, его смерть, как это часто бывает, стала результатом его уникального характера.

Глава 16

Закончив с Альфредом Хупом, я задержался в секционной, разговорившись с сотрудником морга, как вдруг до меня дошло, что один из полицейских все еще тут.

– Док, у меня тут не совсем простой случай, – неловко начал он. – Я знаю, что вы обычно не занимаетесь рядовыми коронерскими делами, но я тут подумал… раз уж вы тут…

Конечно, как и всем остальным, мне хотелось вернуться домой, но смущение детектива-сержанта меня остановило. После внезапной необъяснимой смерти, когда полиция уверена, что она была естественной, это требует подтверждения. Судмедэксперт для этого не нужен – все может сделать обычный (к тому же его услуги стоят меньше!), и отчет о вскрытии отправляется только коронеру, но не в полицию. Если же у полиции появляются хоть малейшие подозрения, она вызывает нас. И теперь детектив-сержант просил судебного специалиста провести коронерское вскрытие.

Я стал всматриваться в покрасневшее лицо.

– Расскажите подробности.

Далси Макмиллан было шестьдесят семь лет. Она работала художницей – днем писала портреты, а вечера часто проводила в Вест-Энде, где рисовала или перерисовывала театральные декорации. Когда она не пришла на работу, что ей было совершенно нехарактерно, коллеги связались с полицией, которая вломилась к ней в дом и обнаружила ее лежащей на полу.

– Слушайте, док, – сказал детектив, словно пытаясь передо мной оправдаться. – Там был полный бардак, но ведь это вполне ожидаемо для художницы. Вдоль стен были сложены картины, повсюду валялись старые кофейные чашки, а пол выглядел так, словно не видел пылесоса с 1969 года.

– Никаких следов взлома?

– Совершенно никаких. Я просто подумал: она в возрасте, плохая хозяйка и просто свалилась замертво.

Я кивнул:

– Значит, ни фотографий, ни криминалистов?

– Ничего. Просто отправили на вскрытие коронеру, сообщили ее племяннице, и я решил, что на этом все.

– Так почему же вы передумали?

– Позвонили ее друзья. А еще соседка. По их словам, на прошлой неделе к ней приходили какие-то парни и предлагали срезать несколько веток с дерева перед домом. Она вежливо отказалась. Несколько дней спустя появился еще один, предложил что-нибудь починить или еще как-то помочь. Она выдворила и его, а вскоре увидела снаружи дома, на воротах, какие-то линии, нарисованные мелом. Она решила, что так эти люди метят дома, и стерла их. А несколько дней спустя они появились снова. Сказала соседке, что ее преследуют… и тут она умирает.

– Соседка думает, что она могла пустить их в дом?

– Если что и было, она явно открыла дверь сама: на ней нет цепочки. Я решил, что нужно еще раз взглянуть на дом. Вернулся туда. Только вот племянница уже там побывала и все убрала.

Казалось, он в полном отчаянии.

– Док, я не стал бы просить, но всю ночь не мог уснуть, переживал. У меня будут большие проблемы, если окажется, что ее все-таки ударили по голове.

– Конечно, – сказал я. – Давай-ка тебя успокоим. Я попрошу сотрудников занести ее.

Он испытал явное облегчение:

– Ох, спасибо вам, док.

Пока сотрудники морга делали свое дело, я спросил:

– Нам что-то известно о состоянии здоровья Далси?

– Судя по всему, в целом очень даже здорова. Племянница, правда, говорит, что они недавно вместе ели карри и у старушки после нее была ужасная изжога. Настолько сильная, что она не пошла на работу, и племянница забеспокоилась, что это может быть плохим знаком.

– Когда они ели это карри?

Он задумался.

– Давайте подумаем. Когда я сообщил племяннице о ее смерти, она сказала, что виделась с ней неделю назад.

В секционную доставили тело Далси.

– Понимаете, док, это все из-за племянницы… – Детектив по-прежнему звучал так, словно оправдывается. – Я подумал, что у старушки, должно быть, серьезные проблемы с желудком. Там по всему дому валялись упаковки «Алка-Зельтцера».

Простынь, прикрывавшую тело, убрали, обнажив его.

Она была невысокой женщиной в теле. Густые седые волосы коротко подстрижены. На мгновение выпуклое пятно на коже внутренней стороны запястья показалось мне подозрительным. Пока я с легкостью не убрал его – краска. Наверное, жженая сиена. А еще под ногтями на правой руке я нашел частички кобальтовой сини. Я внимательно осмотрел ее тело на предмет ран или синяков, но ничего не обнаружил.

– Никаких следов насилия, – подытожил я. – И уж точно никаких травм головы.

Детектив-сержант радостно улыбнулся.

Я взял в руки скальпель:

– Давай теперь заглянем внутрь.

Тело Далси даже не пыталось скрыть причину смерти. Она стала очевидна, как только я сделал срединный разрез и открыл грудную клетку.

– Охренеть! – воскликнул детектив. – А это еще откуда?

Вместо сердца у нее был большой надутый шарик темно-синего цвета.

– Это околосердечная сумка, в которой находится сердце. Обычно через нее все видно, будто смотришь через запотевшее окно. У Далси же она наполнилась кровью.

– Почему, док?

– Должно быть, случился разрыв сердечной мышцы.

Я приготовился разрезать эту тонкую оболочку. Когда получаешь ножом в сердце, в этом есть только один крошечный плюс: нож повреждает околосердечную сумку, позволяя крови вытекать из образовавшейся в сердце раны, что дает хоть какой-то мизерный шанс на выживание. Околосердечная сумка Далси была целой. Она была туго натянута, но все равно надежно удерживала вытекающую кровь. Наполняясь, она все сильнее сжимала сердце, подобно удаву, пока оно не перестало биться.

– Наверное, больно до ужаса! – скривился детектив.

– Нет-нет, она наверняка почти сразу потеряла сознание, и ее смерть была тихой, – заверил я его. – Всем бы так.

Околосердечная сумка, может, и смогла удержать кровь, но моему скальпелю не оказала никакого сопротивления. После смерти кровь сгустилась вокруг сердца, образовав его идеальный слепок. Сгусток крови был цельным, и я аккуратно его приподнял. Готовая в любой момент развалиться, у меня в руках затряслась эта желеобразная форма в виде сердца.

Я отложил сгусток в сторону, в то время как детектив внимательно изучал спрятанное внутри него сердце.

Разрыв в его передней стенке сразу же бросался в глаза – словно кто-то порвал кусок ярко-красной ткани. Он был, наверное, длиной с сантиметр. После смерти сердце больше не было под давлением, и это была уже не та зияющая дыра, как, должно быть, в момент смерти Далси, но мне все равно без труда удалось просунуть в нее тупой конец скальпеля. По краям была мертвая мышечная ткань – отекшая, плотная и с желтизной. Уж простите, но для сердечной мышцы в таком состоянии лучшего сравнения, чем с заварным кремом, я придумать не могу.

– «Алка-Зельтцер» уж точно не помог бы Далси, – сказал я.

Казалось, детектив был в замешательстве:

– Я не понимаю, почему тогда у нее были проблемы с желудком, когда на самом деле отказывало сердце.

– Не было у нее проблем с желудком. Она лишь так думала.

Поразительно, насколько человек подвержен самообману. Далси было шестьдесят семь, у нее был избыточный вес, и я нисколько не удивился бы, узнав, что кто-то из ее родителей умер от проблем с сердцем. Тем не менее, когда у нее внезапно началась изжога, да еще такая сильная, что она не могла выйти на работу, Далси лишь приняла антацид и решила, что дело, должно быть, в том самом карри. Ей, возможно, и приходило в голову, что это может быть сердечный приступ, однако она явно предпочла не думать о такой возможности. Это промедление убило Далси, хоть и помогло судмедэксперту.

Сердце – это комок мышц, и, когда говорят о сердечном приступе, подразумевают, что какой-то участок сердечной мышцы перестал получать необходимый ему кислород и умер. В медицине это называется инфарктом. Между тем если пациент мгновенно умирает от сердечного приступа, тот оставляет после себя на удивление мало следов. Нам остается лишь исключить все другие возможные объяснения (прежде всего, инсульт, пневмонию, эмболию легочной артерии, перфорацию язвы или инфекцию), а также провести вспомогательные химические анализы – будь воля судмедэкспертов, после сердечного приступа все еще жили бы как минимум три часа. К этому времени самые первые травматические изменения сердечной мышцы уже можно увидеть, ну или хотя бы нащупать.

Поврежденная сердечная мышца набухает и уплотняется – организм реагирует на отмершие ткани, посылая специальные клетки, которые от них избавляются.

Кроме того, в этом месте образуются новые крошечные сосуды, необходимые, чтобы начать процесс восстановления. Если пациент проживет неделю, на поврежденном участке проявляются все признаки некроза и он покрывается желтыми пятнами. Через месяц он бледнеет. А примерно через шесть месяцев уже можно различить тонкую белую полоску рубцовой ткани.

Далси оставила свой сердечный приступ без внимания и дошла до того опасного момента, около семи дней спустя, когда специальные клетки почти полностью прибрали омертвевшие ткани, но восстановительный процесс толком не начался. На этой стадии поврежденный участок сердечной мышцы наиболее уязвим. Именно тогда сердце Далси и не выдержало. Давление, связанное с нормальным сердцебиением, слишком сильно растянуло ослабленную сердечную стенку, и она разошлась. Кровь хлынула в околосердечную сумку, которая удерживала ее внутри. В результате кровь начала сдавливать сердце, не давая ему биться. Красно-желтая мышечная ткань вокруг места разрыва говорила о том, что сердечный приступ случился за неделю до этого – как раз когда у Далси началась так называемая изжога.

С этим разрывом Далси очень не повезло: пережив смерть участка сердечной мышцы, она могла прожить гораздо дольше. Сердце – маленький, но очень отважный орган, который продолжает биться, несмотря на усиливающуюся нехватку кислорода, пока у него не заканчиваются силы. Для нормальной работы его движения должны быть ритмичными и четко скоординированными. Тук! Два желудочковых сердечных клапана закрываются, и мышцы сокращаются, чтобы протолкнуть кровь по артериям либо к легким, либо вокруг всего тела. Тем временем два предсердия в верхней части сердца наполняются кровью. Тук! Клапаны, ведущие к артериям, закрываются, чтобы не пустить кровь обратно, в то время как клапаны между предсердиями и желудочками открываются, и кровь устремляется внутрь. Тук-тук. Тук-тук. Всю жизнь напролет. Порядка сорока миллионов раз за год. Пока не умрет столько клеток сердечной мышцы, чтобы полностью нарушить этот согласованный ритм, и сердце, в первый и последний раз, запутавшееся, сбитое с толку и остановившееся, отклоняется от задачи, которой всецело себя посвящало все эти годы. Наступает смерть.

Чтобы выяснить первый фактор смерти Далси, мне было нужно понять, что спровоцировало изначальный сердечный приступ, который случился у нее неделей ранее и в итоге привел к разрыву сердечной мышцы.

Кислород, необходимый сердцу, чтобы биться, поступает в него вместе с кровью по трем артериям. Одна снабжает кровью переднюю стенку левого желудочка, вторая – заднюю и боковую стенки левого желудочка, а третья – правый желудочек. Отмершие клетки у Далси находились в передней стенке левого желудочка, поэтому я сразу же понял, что произошла закупорка соответствующей артерии – так называемой левой нисходящей.

Эта закупорка не привела к мгновенной смерти – на самом деле люди редко падают замертво от внезапного единичного сердечного приступа.

Такое, конечно, бывает, но обычно инфаркт миокарда, как мы называем сердечный приступ, протекает куда более медленно и постепенно, чем думают многие. Как следствие, когда нам говорят, что человек, разгребая снег, вдруг схватился за грудь и рухнул на землю, я, скорее всего, обнаружу, что часть его сердечной мышцы была повреждена в предшествующие дни или даже недели и все это время постепенно умирала. Из-за физической нагрузки его суженная артерия оказалась не в состоянии доставить необходимое количество кислорода, что стало для его умирающих клеток последней каплей. Кроме того, я могу обнаружить следы других сердечных приступов, происходивших на протяжении многих лет. Мне доводилось видеть сердца, чуть ли не покрытые белыми шрамами отмершей мышечной ткани, и оставалось лишь удивляться, как покойному удавалось все это время оставаться в живых.

Закупорка сонных артерий, которые снабжают кровью мозг, чаще всего приводит к острому инсульту либо, спустя гораздо большее время, к сосудистой деменции. Если пожилой человек во время ходьбы испытывает сильную боль, вовсе не факт, что во всем виноват артрит: судороги и скованность движений могут быть вызваны сужением просвета артерий ног. Между тем в наибольшей степени сужению подвержены артерии, снабжающие кровью сердце, – коронарные, и это, вне всяких сомнений, главный убийца британцев в целом, но прежде всего мужчин позднего среднего возраста. Женщины значительно реже становятся его жертвой, поскольку их в репродуктивном возрасте защищает сама природа. После менопаузы из-за гормональных изменений они начинают догонять мужчин, и через десять – двадцать лет, когда им под семьдесят или под восемьдесят, ишемическая болезнь сердца уже убивает равное количество мужчин и женщин.

Болезнь венечных артерий, так называемая коронарная недостаточность или ишемическая болезнь сердца, – ведущая причина смерти по всему миру и особенно острая проблема на Западе. По сравнению с другими развитыми странами, в Японии уровень смертности от нее значительно ниже, однако, когда японцы иммигрируют в США, этот показатель резко подскакивает, что указывает на важную роль в развитии этой болезни не только генетики, но и рациона питания.

Почему вообще происходит закупорка артерий? Главным виновником выступает холестерин – жир, необходимый для производства ряда важнейших химических веществ в организме. Кроме того, он укрепляет стенки наших клеток. А поскольку он незаменим для нашего организма, люди запрограммированы получать удовольствие от продуктов, которые эти жиры содержат. Печень усердно перерабатывает жиры в холестерин, после чего высвобождает его в кровь, чтобы обеспечить доступ к нему всем клеткам, которые в нем нуждаются. Разумеется, жиры обычно нерастворимы, но молекулы холестерина присоединяются к белкам, и в течение примерно семи часов после приема жирной пищи похожие на пузыри структуры под названием «мицеллы», состоящие из жиров, солей и белков, разносятся по всему телу. Если человек употребил больше жира, чем нужно его организму, эти жировые пузыри задерживаются в крови.

Внутренняя оболочка артерий очень тонкая и прозрачная, словно пищевая пленка. Циркулирующие в крови жировые пузыри просачиваются сквозь нее, прилипая к стенке артерии, где образуют кашеобразные комки и бугорки, называемые бляшками.

Эти бляшки хорошо видно через тонкую внутреннюю оболочку артерий. Как правило, они бело-желтого цвета в крапинку – степень желтизны зависит от их возраста и содержания жира. Если появились не так давно, они склизкие на ощупь. Со временем, однако, они могут затвердевать в результате кальциноза – покрываются неким подобием тонкой ледяной корочки, образующейся после небольших заморозков. Некоторые представляют при этом накипь в чайнике, однако бляшки выглядят иначе. Они скорее напоминают светлое масло с тонким слоем белесой хрустящей глазури сверху.