Текст книги "Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни"

Автор книги: Ричард Шеперд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Здоровая артерия представляет собой невероятно гибкую трубку, которую без труда можно согнуть пальцами.

Ее намного проще обвить вокруг руки, чем электрический кабель. На самом деле – мы снова, к сожалению, возвращаемся к кулинарным аналогиям – они напоминают спагетти, сваренные аль денте.

Большинство артерий белесого цвета, но могучая аорта – главная артерия, идущая напрямую от сердца, – обладает отчетливым желтым оттенком. Больные артерии между тем действительно становятся более желтыми по мере того, как стареют и теряют гибкость. Говорят, что стенки артерий твердеют, и мой первый учитель по судебной медицине рассказывал, что о состоянии артерий можно сделать вывод, если внимательно прислушаться, когда их режешь. И действительно, артерия может стать настолько твердой, что порой слышен отчетливый треск. На этой стадии болезни звук напоминает ломающиеся сухие спагетти, которые только что достали из пачки. Чтобы провести доскональное вскрытие, необходимо задействовать все пять чувств, так что я соглашусь: к артериям действительно стоит прислушаться, но все же больше внимания уделяю тому, какие они на ощупь.

«Вы даже не смотрите!» – не раз восклицали люди во время вскрытия, когда я с закрытыми глазами ощупывал какую-нибудь артерию. Между тем для меня осязание может быть не менее важным, чем зрение или слух. Зная, какими должны быть на ощупь здоровые части тела, можно без труда выявить проблему. В случае с артериями я могу определить местоположение проблемы, нащупав характерные бугорки или участки повышенной жесткости.

– Долго искать не придется, – сказал я детективу.

В прошлом мы использовали специальные маленькие ножницы, которыми разрезали артерию вдоль, но это рискованный метод. Запросто можно сместить закупоривающий ее тромб с места. Поэтому теперь мы режем сосуды поперек на отрезки длиной два, а то и один миллиметр. Из трех главных коронарных артерий чаще всего происходит закупорка левой нисходящей, и я стал аккуратно прощупывать и обрезать ее у Далси. Я начал у аорты, постепенно спускаясь вдоль артерии. С каждым разрезом я слышал легкий треск, который у меня ассоциируется с хлопьями для завтрака.

Когда бляшка только образуется – подозреваю, у Далси этот процесс начался многие годы назад, – она оседает прямо под внутренним слоем клеток, где и остается. Может, и на всю жизнь, но чаще всего до тех пор, пока бляшка не начнет разрастаться. Иногда они образуются лишь местами. Артерия запросто может быть полностью чистой, с закупоркой в одном-единственном месте, хотя даже это чревато смертью: любой узкий участок артерии становится ее слабым звеном. Этот суженный участок зачастую образуется там, где поток крови становится турбулентным, и на стенку артерии оказывается дополнительная нагрузка – подобно тому, как в месте слияния двух рек на воде образуется рябь, а берега размываются.

Большая аорта изгибается вверх и назад над сердцем и главным бронхом левого легкого. Затем она огибает переднюю часть позвоночника и уходит вверх, разветвляясь на малые артерии, снабжающие кровью органы брюшной полости. Первые бляшки, формирующиеся в начале зрелости – и самые крупные в старости, – можно встретить там, где эти малые артерии отходят от аорты. Внизу позвоночника, где аорта разделяется надвое, образуя подвздошные артерии, уходящие вдоль каждой ноги, расположен еще один излюбленный бляшками участок. Артериальная система бедра настолько сложная, что турбулентность тут повсюду: бляшки здесь можно найти во многих местах.

Таким образом, основными участками формирования бляшек выступают аорта и отходящие от нее сосуды, которые снабжают кровью кишечник, почки, ноги, сердце и мозг. Я редко встречаю их где-то еще – в руках, например, сосуды обычно чистые. В венах бляшки и вовсе не образуются, предположительно из-за значительно более низкого давления.

По мере увеличения бляшек они иногда проникают в средний слой артериальной стенки, повреждая его. Этот слой состоит из эластичной ткани и волокон гладкой мускулатуры и играет важнейшую роль. Будучи подвержен постоянным перепадам давления в такт сердечному ритму, этот слой артериальной стенки может быть сильно ослаблен холестериновыми бляшками. Когда такое случается, он больше не возвращается к своим нормальным размеру и форме после каждого удара сердца. Натяжение сохраняется, и артерия расширяется, словно воздушные шары-колбаски, из которых крутят всяких собачек. И подобно воздушному шару, если артерию надуть слишком сильно, она может лопнуть. Когда это происходит, кровь устремляется в брюшную полость, что зачастую приводит к стремительной смерти.

Чаще же всего бляшки все-таки накапливаются на внутренней стенке артерии. Внутренняя оболочка, удерживающая их, начинает выпячиваться, тем самым сужая просвет сосуда, по которому течет кровь. Так начинается болезнь – поначалу, правда, бессимптомно. Проблема никак не дает о себе знать. Позже может возникнуть усиленная одышка при подъеме в гору, или же неприятная тянущая боль в груди из-за стенокардии, либо же спазмы в ногах, или приступы головокружения. Держу пари, Далси были хорошо знакомы некоторые из этих симптомов. Нам известно, что у нее была стенокардия, которую она приняла за изжогу. А затем и вовсе решила закрыть на проблему глаза.

Поскольку бляшки все больше сужают просвет артерии и крови приходится протискиваться через все более узкий проход, турбулентность усиливается. Нагрузка на тончайшую внутреннюю оболочку артерии все возрастает, и, если эта оболочка потом рвется, бляшки, которые она прикрывала, высвобождаются в кровь.

Происходят две вещи.

Во-первых, комки жировой каши со свистом уносятся в кровоток, наверняка по пути закупоривая крошечные артерии, тем самым лишая доступа кислорода органы, которые они снабжают кровью. Во-вторых, из-за повреждения внутренней оболочки обнажается более плотная часть бляшек. Организм сразу же выражает презрение к виду обнаженного слоя бляшки, и содержащиеся в крови тромбоциты липнут к ней, пытаясь заделать образовавшуюся прореху. Прилипая, тромбоциты выделяют вещества, провоцирующие в организме самый бурный и эффективный каскад свертывания крови. В результате образуются слои свернувшейся крови, выступающие в роли заплатки.

Эта чрезвычайно эффективная система свертывания крови работает с огромным энтузиазмом. Настолько, что может свернуть ее больше, чем нужно. Конечно, это не проблема, если вы порезали палец, но внутри небольшой артерии это становится настоящей катастрофой. Таким образом, пытаясь решить одну проблему, свернувшаяся кровь может привести к новой, куда более серьезной. Кровяной сгусток может вызывать закупорку артерии прямо здесь или же дальше по течению, если его унесет кровью.

Такая закупорка сосудов, если окажется достаточно серьезной, может в итоге привести к смерти настолько большого участка сердечной мышцы, что сердце перестает эффективно работать или нарушается его ритм, а то и вовсе останавливается.

Примерно в сантиметре от аорты у Далси я нащупал пальцами уплотнение – словно маленькая змейка проглотила крысу. Вот и бляшка. Разрезав артерию, я обнаружил, что она лишилась наружного слоя и образовался кровяной сгусток. Этот сгусток полностью закупорил артерию, словно пробка. Он был блестящий, насыщенного ржаво-красного цвета. На вид и на ощупь – большой комок джема, причем настолько плотный, что я выдавил его из артерии, будто зубную пасту из тюбика.

Осмотрев остальные две коронарные артерии, я понял, что это был самый проблемный участок во всех трех очень больных сосудах. Если бы Далси пошла к врачу с жалобами на изжогу, обычная ЭКГ сразу же показала бы наличие проблемы в ее коронарных сосудах, и кардиолог, возможно, принял бы решение поставить в них металлические стенты, чтобы расширить просвет. Или же хирург мог и вовсе решить провести шунтирование.

Но неужели такие большие бляшки – смертный приговор? Как и в случае с Дэвидом Келли, а также очень многими другими людьми, прошедшими через меня, мы не в силах ничего предполагать. Почти у каждого жителя Запада старше пятидесяти – а возможно, и старше сорока – на стенках артерий в той или иной степени есть атеросклеротические отложения. Они могут быть небольшими, но их меньшинство. И действительно, атеросклероз[49]49
  Собственно, болезнь сосудов, характеризующаяся появлением бляшек.


[Закрыть] представляется настолько повсеместной проблемой, что в тех редких случаях, когда обнаруживаю у погибшего чистые артерии, я сразу же начинаю искать злокачественную опухоль. Рак и ишемическая болезнь сердца словно взаимно исключают друг друга. Возможно, этому есть какое-то генетическое объяснение. Или же все дело в том, что некоторые опухоли обладают таким активным обменом веществ, что расщепляют весь попадающийся им под руку жир.

Между тем атеросклероз коронарных артерий не всегда приводит к смерти, и гораздо более частым последствием может быть лишь менее эффективная работа сердечной мышцы, или, как мы это называем, сердечная недостаточность.

Для многих она служит синонимом смерти, в то время как на самом деле многие люди живут с этим заболеванием долгие годы. Обратись Далси к врачу, она могла бы стать одной из них. Суть сердечной недостаточности в том, что сердце оказывается не в состоянии справиться с возлагаемой на него задачей, будь то всего лишь подъем на две ступеньки вверх или изнурительный марафон, то есть его возможностей недостаточно для того, что вы хотите сделать. Так что, пожалуй, каждый из нас в той или иной степени подвержен сердечной недостаточности, во всяком случае начиная со средних лет.

Мы все любим убеждать себя, что могли бы прийти в форму, если бы по-настоящему захотели. Признав, что сердце начинает отказывать, мы должны поменять рацион и образ жизни, а также задуматься о собственной смертности. Мало кто делает это добровольно, и Далси уж точно не одна из них. Хоть я и был почти уверен, что на одну уступку она все-таки пошла: вероятно, совсем недавно она бросила курить.

Бляшки в ее сосудах, а также крошечные пузырьки, покрывавшие легкие, говорили о том, что она долгое время курила, но на ее пальцах не было характерных следов никотина. С другой стороны, на зубах этот коричнево-желтый оттенок, который не смог бы отполировать ни один гигиенист, у нее остался.

Здоровье сердца определяется традиционным сочетанием генов и образа жизни. Из них наиболее важным фактором неизбежно становятся гены. Известно как минимум пятьсот разных генов, способствующих повышенному уровню холестерина. У целой семьи в ДНК может присутствовать один и тот же ген, вызывающий запредельно высокий уровень холестерина, и они могут об этом даже не догадываться, пока кого-то не настигнет преждевременная смерть. Известны трагические случаи, когда даже дети внезапно и без явной причины умирают, пока у них в артериях не находят бляшки, а у их братьев или сестер не обнаруживается уровень холестерина, во много раз превышающий норму.

Между тем не все гены плохие. Ученые из Миссисипи в течение пятнадцати лет изучали людей – носителей гена, который, как считалось, снижал уровень плохого холестерина – так называемого липопротеина низкой плотности, или ЛНП. Участникам исследования было от сорока пяти до шестидесяти четырех лет. Оказалось, что этот ген снизил вероятность развития ишемической болезни сердца на поразительные 88 %. И это несмотря на то, что более чем у половины участников было высокое кровяное давление, треть курили и около одной пятой страдали диабетом, а все это очень весомые факторы риска. По словам исследователей, ген способствовал снижению уровня ЛНП всего на 28 %, однако этого, судя по всему, оказалось достаточно, чтобы значительно сократить риск ишемической болезни сердца. Другой ген, сокращавший уровень ЛНП на 15 %, как оказалось, снижал заболеваемость наполовину. Таким образом, ученые предположили, что даже небольшое снижение уровня плохого холестерина в крови в течение жизни может значительно укрепить здоровье сердца. Они пошли еще дальше и предположили, что их результаты подкрепили широко распространенную теорию, согласно которой процесс образования атеросклеротических бляшек начинается в раннем возрасте, хоть его последствия и начинают давать о себе знать намного позже. Согласно собственному опыту вскрытия людей всех возрастов, я бы сказал, что жир начинает откладываться лишь в среднем возрасте.

У сердечно-сосудистых заболеваний множество факторов риска, на которые никто не в состоянии повлиять. Мужчины в целом подвержены большему риску, равно как и невысокие люди, причем по неизвестным причинам.

В некоторых регионах мира, особенно в Азии, генетическая предрасположенность может наблюдаться у целых популяций. В Великобритании проблемы с сердцем определенно больше распространены среди людей с низким достатком либо живущих в неблагополучных районах. Диабет практически гарантированно приводит к образованию большего количества бляшек, от последствий которых могут пострадать даже молодые, если они не позаботятся о превентивных мерах. На состоянии сердечно-сосудистой системы могут сказаться многие болезни почек и определенные заболевания печени. Есть серьезные основания полагать, что дети, столкнувшиеся в процессе внутриутробного развития с сильным дефицитом кислорода (например, если у матери была преэклампсия[50]50
  Патологическое состояние, возникает во второй половине беременности. Проявляется головными болями, тошнотой, рвотой, нарушениями зрения, заторможенностью, сонливостью или бессонницей.


[Закрыть], ожирение либо просто инфекция в неудачное время), склонны к развитию серьезных сердечно-сосудистых проблем в будущем. Во всяком случае, это показали долгосрочные исследования здоровья людей, которых матери вынашивали во время эпидемии гриппа 1918 года. Проживание рядом с загруженными автомагистралями также может нести определенный риск: было обнаружено, что загрязнение воздуха оказывает значительное влияние на здоровье сердца, но дело может быть еще и в том, что постоянный низкий уровень стресса, вызванный шумом, влияет на кровяное давление. Наконец, депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство тоже входят в общепризнанные факторы риска.

К счастью, некоторые факторы риска нам подвластны, по крайней мере отчасти.

Гнев может усугубить уже имеющуюся скрытую проблему с сердцем. Равно как и стресс, особенно связанный с переработками, плохим питанием и нарушенным режимом сна.

Каждый курильщик знает это и без меня: сигареты вызывают болезни сердца. Мне же, например, нужно иногда напоминать, что употребление более пяти единиц алкоголя в день или больше четырнадцати в неделю связано с повышением кровяного давления и увеличением веса, а это два существенных фактора риска, которые можно понизить регулярными занятиями спортом, способствующими повышению полезного холестерина в крови. Всем жителям Запада, где еда преследует на каждом шагу, было бы полезно проанализировать свой рацион питания и пересмотреть не только количество потребляемых калорий, но и то, из чего именно эти калории состоят.

Как бы мне хотелось, чтобы я сам всегда следовал собственным советам. Легко понять, почему молодые люди подвергают себя риску, занимаясь чем-то опасным или чем-то злоупотребляя, – они не задумываются о возможных последствиях. Сложнее понять, почему остальные из нас, люди вроде меня и Далси, осознанно рискуют здоровьем своего сердца. Я прихожу к выводу, что этот отказ смотреть в лицо подобным фактам составляет неотъемлемую часть человеческой природы. Большинство из нас прекрасно осознает риски, связанные с образом жизни, но успешно закрывает на них глаза. Так, несмотря на активную просветительскую деятельность в области здравоохранения, процент людей, ежедневно съедающих пять порций фруктов и овощей, почти не увеличился, если увеличился вообще: судя по некоторым демографическим данным, он и вовсе упал. А все потому, что пока что наше сердце продолжает биться, а артерии если и жалуются, мы их не слышим. Лишь столкнувшись с одним из самых главных факторов риска, некоторые из нас сожалеют, что всю жизнь не заботились о своем здоровье. Этот фактор – возраст.

Я закончил вскрытие Далси, и детектив-сержант горячо меня поблагодарил.

– Рад, что смог вас успокоить, – сказал я.

– Едва ли, док.

Я поднял брови:

– Она точно умерла по естественным причинам, я вас уверяю.

– В смысле, все эти разговоры о том, что артерии сужаются и никто этого не знает, пока не становится поздно. Я задумался о своем питании. А еще я раньше курил. Хотелось бы начать все сначала прямо сегодня и на этот раз сделать все как надо. Так могу ли я что-то сделать теперь, чтобы избавиться от всей этой гадости, что скапливалась в моих артериях?

– Прости, – сказал я, – но, скорее всего, нет. Здоровый образ жизни может замедлить или вовсе предотвратить дальнейшее сужение, но второго шанса сердечно-сосудистая система не дает.

Он заметно поменялся в лице. Мудрость приходит слишком поздно. Мне ли этого не знать.

Глава 17

Я предпочитаю не думать о том, что меня начинает подводить память, тем не менее осознаю, что порой информация из нее извлекается медленнее, чем раньше. Причем порой эта информация оказывается ошибочной. Помните о пролете «Конкорда» в сопровождении «Красных стрел», который я, словно завороженный, наблюдал, когда у меня была пора выпускных экзаменов? Я помню этот день, словно он был вчера. Правда, как выяснилось впоследствии, такого никогда не было. «Конкорд» действительно впервые приземлился в «Хитроу» в 1970-м, и я определенно этот момент запомнил, только вот мой мозг вставил в это воспоминание «Красные стрелы», а их там не было. На самом деле «Конкорд» летал в сопровождении истребителей лишь многие годы спустя – как оказалось, я не мог стать свидетелем этого раньше чем в 2002 году, когда в честь золотой свадьбы королевы в небе над Лондоном проводили воздушный парад.

Неприятно осознавать, что моя память сыграла со мной такую шутку. Конечно, это можно называть случайной и редкой ошибкой. Я предпочитаю не думать о том, что вскоре подобные ошибки станут уже не такими редкими. Но гораздо труднее закрыть глаза на небольшое происшествие, случившееся со мной вскоре после того, как я приступил к написанию этой книги.

Я развожу пчел: это мое хобби, способ расслабиться, а прежде всего – источник чудесной штуки, которую можно намазать на тост.

Летом, как они любят это делать в теплые солнечные дни, они начали роиться. Так они размножаются. К счастью, новая матка и ее последователи не ушли далеко, собравшись в большой жужжащий и вибрирующий комок на ветке в двух с половиной метрах от земли. Для пчеловода плевое дело: ставишь лестницу, подносишь картонную коробку, трясешь ветку, пересаживаешь рой в новый улей. Все, дело в шляпе!

Я успешно справился с первыми двумя пунктами, но последующие минуты моей жизни прошли мимо меня. Сколько именно, не знаю. Это был интервал между третьим описанным выше пунктом и моментом, когда я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной медика. Позже я подсчитал, что пробыл без сознания минут десять. Я совершенно не помнил, что лестница рухнула вместе со мной, когда потянулся к рою с коробкой, а жена обнаружила меня лежащим на земле в окружении тридцати тысяч разъяренных пчел. Что она позвонила в службу спасения, одновременно зовя соседей на помощь. Что некоторое время я судорожно хватал ртом воздух, словно в предсмертной агонии. Что скорая примчалась с ревущей сиреной. Что медики осмотрели меня и сделали ЭКГ.

Ничего из этого я не знал, и эти минуты были навсегда для меня потеряны. Если бы я умер, а не просто потерял сознание, так и не понял бы, что умираю. Возможно, такой и бывает смерть – словно падение с лестницы. Безболезненное, неожиданное событие, когда просто внезапно наступает… пустота. В таком случае смерти уж точно не стоит бояться.

Позже в тот день я вернулся домой из больницы с незначительным переломом поперечного отростка (так называют шипы, торчащие сбоку из позвонков) одного из поясничных позвонков, уже утихающей головной болью и очень красным лицом. Как я мог так глупо рисковать, пытаясь дотянуться дальше, чем позволяла лестница? Неужели я думал, что все такой же подтянутый и гибкий, как двадцать лет назад? Стало ли это происшествие лишь следствием моей неспособности осознать, что я старею? И как часто в секционной я находил подтверждения того, что эта неспособность куда опаснее самого старения?

Я выздоровел, причем весьма быстро, но у моего визита в приемный покой было одно неожиданное последствие. Пока я там был, мне сделали стандартную компьютерную томографию.

Врач посмотрел на снимок и сказал:

– Вы в курсе про свою печень?

На тот момент сложно было бы придумать слова, способные вселить в меня больший ужас, чем эти. Пусть другие боятся несчастных случаев, сердечных приступов или даже убийства – меня холодный пот пробивал не от мысли о внезапной смерти, а о циррозе. Мне не хотелось жить, годами страдая от последствий необратимых повреждений печени.

Вы могли подумать, что с моим страхом можно было без труда справиться, отказавшись от спиртного. Разумеется, я с вами соглашусь. Только вот на момент моего падения с лестницы, которое пришлось на период летнего карантина 2020 года из-за COVID, я, должен признать, позволил себе значительно увеличить потребление алкоголя.

Весь день я был занят делом, но вечером старался расслабиться. Оставив дневные хлопоты позади, выгуляв собак, в ожидании ужина я наливал себе выпить. Мое пристрастие к виски с содовой началось еще во времена, когда мы отдыхали у моего тестя на острове Мэн: бывший колонист, он непременно устраивался вечером со стаканчиком, и я следовал его примеру. Тогда-то этот напиток и стал для меня символом хорошей, безбедной жизни. Тишины уходящего дня. Награды за проделанную работу. Удовольствия, расслабления и хорошего настроения.

Так что теперь каждый вечер я наливал себе по стаканчику. Отмерял ли я его? Разумеется, нет. На стакане, из которого я пью, есть линия, часть его дизайна, и именно до нее я и наливал. Иногда я задумывался о том, сколько стопок помещалось ниже линии. Уж точно больше одной. Я решил, что пусть будет две.

Я пил не спеша, расслаблялся. А когда допивал, частенько наливал еще один. Я мог читать, разговаривать или смотреть телевизор, но в одной руке неизменно держал стакан. За ужином я выпивал половину бутылки вина… На самом деле чуть больше.

Прошло много времени, прежде чем я решил провести подсчет, и даже тогда, как типичный любитель выпить, не был с собой до конца честным. Значит, двойной виски, дважды, получается четыре единицы. Полбутылки вина – пять единиц. Итого девять единиц каждый вечер на неделе. Девять единиц, семь вечеров в неделю… Получается… Ну нет, не может такого быть! Каждый пьющий человек способен заявить, что в неделе всего четыре дня. Но я старался быть абсолютно честным с самим собой и признался себе, что потребляю 63 единицы в неделю – в четыре с лишним раза больше рекомендованной максимальной дозы, причем не давая своей печени ни дня отдыха.

Я понимал, что привычки нужно менять, и решил бросить пить хотя бы на неделю. Но в тот вечер, в семь часов, мне стало очень тоскливо. Да и в любом случае разве от того, что я пил, было кому-нибудь плохо? Виски я наслаждался дома, за руль мне садиться не приходилось. И я уж точно не валился с ног и не затевал драк. Я не подвергал никакому риску ни себя, ни других и по утрам всегда был трезвым и собранным. Что тогда в этом плохого? Я решил прекратить свои страдания.

Как-то вечером мне послышалось какое-то бормотание (а может, и вовсе громкая речь?), когда мы смотрели новости по телевизору. Был ли это мой собственный голос? Выражавший мнения, которые я обычно не произносил вслух. Во всяком случае, не так громко. После я никак не мог вспомнить, говорил ли я то-то или просто подумал про себя. Я спросил жену. Оказалось, что я сказал это вслух.

Мне не всегда удается выспаться, и порой я просыпаюсь с небольшой кашей в голове и мыслью о том, что хотя бы от вина вчера уж точно следовало отказаться.

Только вот без своего ритуального вечернего напитка я не ощущал того приятного расслабления, которое было столь важной частью моего отдыха после рабочего дня – на самом деле после любого дня. Я не воспринимал выпивку как нечто деструктивное – мне казалось, что она делает мою жизнь лучше. Люди пьют очень по-разному, в зависимости от класса, финансового положения и возраста. Я был пожилым специалистом, выпивавшим у себя дома, не нарушая никаких общественных рамок. Я убеждал себя, что так делают все.

Карантин был временно ослаблен, и какое-то время я провел с пожилыми родственниками, не выпив за несколько дней ни капли. Поскольку я был вдали от дома, семичасовой рефлекс в моей голове не сработал. От воздержания у меня прояснилось в голове, я стал лучше соображать. Настолько, что даже решил, вернувшись, отказаться от своей вечерней традиции. Приняв это решение, я также решил быть с собой до конца честным. Я был честным и прежде, но то была честность пьяницы. Теперь же, решив бросить, я мог полностью во всем себе признаться. Я признал, что частенько выпивал больше двух двойных виски, на самом деле обычно я наливал себе три. Так что на прошлой неделе и бо́льшую часть лета человек, которым я тогда был, выпивал в общей сложности не 63, а 77 единиц в неделю. Я был в шоке от этого человека. Каждый вечер он выпивал почти недельную норму. Мне больше совершенно не хотелось быть этим человеком, какой бы заслуженной он ни считал свою вечернюю выпивку.

Но вскоре он вернулся.

Не помню, ослабла ли моя решимость от вида жены, потягивающей джин с тоником в саду долгим теплым летним вечерком, или же из-за баснословных скидок на мой любимый виски в супермаркете. Вскоре я уже пытался незаметно избавиться от пустых бутылок, пока их не увидела жена, и даже тайком подливал себе виски в стакан, когда она на несколько минут отлучалась из комнаты. В один из таких вечеров я поймал себя на ужасной мысли: у меня что, зависимость?

Общепризнанный признак зависимости, алкогольной или наркотической, выражается в том, что она делает жизнь неуправляемой. Я решил, что это уж точно не обо мне. Другое определение заключается в том, что человек не будет чувствовать себя до конца нормальным, пока не употребит алкоголь или наркотики: другими словами, он делает это уже не для того, чтобы получить удовольствие, а чтобы избежать неприятных ощущений, связанных с воздержанием. Употребляя, он лишь возвращается к своей псевдонормальности. Я знал, что это может быть обо мне. Доводилось ли мне попадать в подобную неприятную и сложную ситуацию прежде? Ах, да! Все годы, что пытался бросить курить.

Я прекрасно осознавал, какой вред наносит курение, – в конце концов, я каждый день по работе изучал больные легкие и перегруженные сердца. Я часто просыпался утром, полный решимости именно в этот день все изменить. Убеждал себя, ставил сроки, заключал сделку со своим мозгом, постоянно напоминал себе о своем решении, и несколько дней, недель или даже месяцев мне удавалось не курить. Каждый раз все неизменно возвращалось на круги своя, пока в один прекрасный день, будучи в среднем возрасте, я окончательно не осознал, что на этот раз хочу бросить раз и навсегда. Больше всего на свете. И я просто взял и бросил.

Теперь же, рассуждал я, пришла пора точно так же бросить пить, и признался себе в масштабах проблемы. Я правда хотел бросить, и мне не хотелось вступать в мир после пандемии, на скорое окончание которой мы все так надеялись, с алкогольной зависимостью.

Я попытался, но мне так и не удалось отделаться от выработанной во время карантина привычки. Я продолжил употреблять непомерно много и начал злиться, стал ненавидеть себя. Казалось, не я, а мой виски решал, что я его выпью. Такая потеря контроля пугала до ужаса, и мне было за себя стыдно.

Таким образом, когда я упал с лестницы, и врач сообщил, что снимок показал какие-то проблемы с печенью, я испытал момент ужаса – ширму, которой я ограждал себя от правды, внезапно убрали.

Конечно, с моей печенью были проблемы! Я прекрасно понимал, что отметка в том стакане была вовсе не на уровне двойной порции. Я проверил. Ну конечно же! Я наливал себе скорее четверной виски. Получается, двенадцать единиц в трех стаканах виски за вечер, плюс пять единиц вина, и того семнадцать единиц в день, которые складывались в 119 единиц в неделю. Не стану врать, будто просыпался каждое утро с ясной головой, но она вовсе не раскалывалась, как можно было бы подумать. А это значило, что моя печень привыкла справляться с этим потоком спиртного. Что, поверьте мне, было не таким уж хорошим знаком, особенно если любителю выпить не хватает ума давать своей печени время от времени отдых, чтобы она могла восстановиться. А этому любителю выпить ума на это явно не хватало.

Я вспомнил все печени, которые видел на вскрытиях, – жирные, как фуа-гра, увеличенные и бледные, словно огромная миска с тестом. Жирным тестом. Фу… И теперь этот врач собирался сказать, что моя печень была точно такой же. Жирной. И, вероятно, увеличенной.

Какое же лицемерие. Глядя в зеркало, я видел перед собой человека, верящего в западную медицину и ценившего вакцинацию, а также все остальные замечательные достижения в профилактике и лечении болезней. Но я видел еще и человека, который предпочел закрыть глаза на научные доказательства того, что он наносит вред своему организму и подвергает здоровье опасности, выпивая так много спиртного. Я не совсем понимал, как разумное существо может быть на такое способно, и в тот самый момент, лежа за шторкой в приемном покое, принял твердое решение бросить.

– Что не так с моей печенью? – спросил я врача, стараясь скрыть панику.

– У вас там киста, – сказал он.

Я испытал невероятное облегчение, словно оказался в теплой ванне.

– Ах, просто киста! – радостно сказал я. По какой бы причине она ни выросла, алкоголь здесь точно ни при чем.

– Наверное, вы захотите провериться? – предложил он.

Я чуть ли не смеялся от счастья.

– Нет-нет, если это всего лишь киста… Наверное, я с ней родился!

Я вернулся домой, пожалуй, в слишком приподнятом для только что упавшего с лестницы человека настроении. Конечно, мне хотелось выпить. В тот вечер моя рука зависла над бутылкой виски. На целую секунду. Обычно выпивка была мне наградой, но в тот день – компенсацией. Я дал себе обещание, что допью эту бутылку и не стану покупать новую. И не нарушал его недели две, пока в магазине снова не сделали скидку на мой любимый виски.

– Ну почему ты никогда не знаешь меры? – спросила жена, женщина, которая умудрялась растянуть один джин с тоником на целый вечер.

Я попытался себя ограничивать, но ничего не вышло. Значит, оставалось только одно: совсем перестать пить.