Текст книги "К востоку от Малакки (СИ)"
Автор книги: Ричард Реган
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
– Похоже, у вас появилась поклонница, – сказал Эванс, слегка толкнув меня локтем.
Я охотно рискнул бы вызвать неудовольствие мистера Ху, отвесив ему оплеуху. Я не привык становиться предметом насмешек на борту своего судна, и некоторые люди, значительно лучшие по сравнению с Тримблом и Эвансом, убедились в этом к своему несчастью. Вместо этого, я сделал большой глоток, ощутил внутри успокаивающее тепло и состроил любезную мину:
– Не могу понять, почему. Я всего лишь потрепанный жизнью старый морской волк, видавший лучшие дни – прямо как мое судно.
– Если бы меня спросили, я сказала бы, что у вас вполне пиратская внешность, – сказала миссис Хилл-Девис, явно стараясь остаться в центре внимания. – Серьгу в ухо, попугая на плечо, и я могла бы ожидать прогулки по доске... или чего-нибудь похуже.
Она, подняв выщипанную и подкрашенную карандашом бровь, стрельнула глазом на мужа, который, судя по его сконфуженному виду, был совсем не против полюбоваться ее прогулкой по доске. Хотя любой пират, стоящий своих дублонов, вряд ли пропустил бы возможность изнасилования даже такой назойливо утомительной женщины.
– Если мне будет позволено сказать: я бы этому не удивился, слыша такой выговор, – вступил в разговор Хилл-Девис, выказывая гораздо больше мужества, чем я ожидал от него.
– Ну, я не слышу ничего подобного диалекту Уэст-Кантри, хе-хе, – произнес Тримбл.
– Это его профессиональная шутка, – пустилась в объяснения миссис Хилл-Девис, положив руку на плечо мужа успокаивающим жестом, как будто тот нуждался в защите. – Берти легко определяет происхождение человека по его выговору.
– Прямо профессор Хиггинс из "Пигмалиона", – рассмеялся Тримбл.
Я старался придерживаться литературного языка, но Хилл-Девис оказался настоящим знатоком.
– Норт-Даунс, я бы сказал, – вывел он заключение. – Побережье северного Кента, в 19 веке изобиловавшее контрабандистами.
– Бренди для священника, для писца табак, – продекламировал Эванс. – В школе учили. Не помню, кто написал.
– Киплинг, – ответил Хилл-Девис. – Он жил какое-то время в Кенте. Возможно, там он слышал истории о знаменитой банде контрабандистов, прозванную "Сисолтерской компанией".
– Довольно странный круг знаний для преподавателя кафедральной школы, – заметил Тримбл.
– Ну не знаю, – сказал Хилл-Девис. – Иногда надо чем-то развлечь мальчишек. – Он повернулся ко мне: – Я угадал, капитан?
Я был поражен его точностью, и слегка благодарен, что его ухо дипломатично отфильтровало наслоения Уоппинга.
– Совершенно верно, до последнего слова. Я родился в Уитстебле, затем жил в Сисолтере. Роудены хорошо известны там как рыбацкая фамилия, с немалым количеством контрабандистов и даже одним разбойником в банде Дика Турпина.
Разговор был прерван звуками тяжелых шагов по трапу, и в дверном проеме появилась одетая в хаки фигура майора Спенсера.
– Добрый вечер, – жизнерадостно приветствовал он собравшихся. – Наслаждаетесь аперитивами? Не возражаете против моего присоединения?
– Нисколько, старина, подтаскивайте стул, – ответил Эванс, помахав стюарду.
– Майор, мой муж только что сказал, что, судя по акценту капитана, тот, вполне вероятно, является пиратом. Похоже, что вы его неплохо знаете. Вы можете подтвердить это?
Последние слова миссис Хилл-Девис утонули во взрыве хохота.
Спенсер подождал, пока все успокоятся, и сказал:
– Вы можете определить такое по выговору человека? В таком случае мне надо быть осторожным в том, что я говорю... или, скорее, как я говорю.
Еще один взрыв смеха.
– Я просто сказал, что смог заметить следы выговора, распространенного на побережье северного Кента, и упомянул, что этот район был некогда родиной знаменитых – или печально известных – контрабандистов, – сказал Хилл-Девис.
– А, понял, – ответил Спенсер. – Ну, я не очень-то удивлюсь, узнав, что капитан Роуден пират. Я бы сказал так: в этих водах, имея дело с акулами, надо иметь острые зубы.
Миссис Хилл-Девис театрально вздрогнула:
– В самом деле, майор, не хотите ли вы сказать, что мы можем подвергнуться опасности на борту британского судна?
– Не забывайте, мэм, что некоторые из наиболее знаменитых пиратов были британцами, в их числе и сэр Френсис Дрейк, и Черная Борода, – с улыбкой ответил Спенсер. – Но я уверен, что капитан Роуден доставит нас в пункт назначения целыми и невредимыми.
– О, я близка к разочарованию, – воскликнула миссис Хилл-Девис, которая явно видела себя в роли Оливии де Хэвилленд в фильме "Капитан Блад". Но она глубоко ошибалась, если видела во мне что-то подобное Эрролу Флинну. Моему стилю ближе злодейская самоуверенность Бэзила Рэтбоуна.
– Но что касается вас, майор Спенсер, – продолжала она, – вы не ужасаете нас своим австралийским прононсом, не так ли, Берти? – Она обратилась за поддержкой к супругу.
– Я был рожден в Англии, миссис Хилл-Девис, – сказал Спенсер. – Мой отец служил в армии. Он был ротным командиром Британских Экспедиционных Сил – "Презренных Стариков"[41]41
«Презренные старики» – так называли себя в послевоенные годы выжившие ветераны Британских Экспедиционных Сил. Так повелось от того, что император Германии Вильгельм II, который чрезвычайно пренебрежительно относился к БЭС, якобы издал приказ от 19 августа 1914, где требовал «безжалостно истребить… коварных англичан и смести эту презренную шайку генерала Френча». Впрочем, никаких документальных подтверждений тому, что кайзер действительно отдавал такой приказ, не существует.
[Закрыть]. Ему повезло выжить в первых сражениях, а когда в Европу прибыл АНЗАК, у них не хватало опытных офицеров, и ему предложили командовать батальоном. Потом его перевели в штаб австралийского генерала Монаша. Ему понравилось служить с австралийцами, и после войны он переехал в Мельбурн. Мне тогда было четырнадцать лет. Я закончил мельбурнскую гимназию, а затем последовал по стопам моего отца и вступил в армию.
– Ну и как, это сделало вас британцем или австралийцем? – спросила миссис Хилл-Девис.
– Я ощущаю себя и тем, и другим, – ответил Спенсер.
– А что влечет вас в Шанхай? – спросил Тримбл.
– Что-то вроде работы во время отпуска. Мне полагался отпуск, и один из моих полковых сослуживцев, служащий там, пригласил меня ему помочь кое в чем.
Я не ожидал от него правдивого ответа, но ложь свободно плыла из него, как будто была его второй натурой. Что, возможно, так и было.
– А с леди Эшворт вы были ранее знакомы? – спросила миссис Хилл-Девис.
– А, вы заметили мой разговор с ней прошлым вечером? Нет, мы не были знакомы, я просто попробовал увести ее из-под носа остальных джентльменов.
Он повел рукой над столом, и присутствующие вновь разразились смехом.
– Похоже, старина, вы не преуспели, – влез в разговор Эванс, – леди вроде заинтересовалась этим валлийцем, вторым офицером.
– В самом деле? Что ж, желаю ему удачи.
– Она ему понадобится. Мистер Эванс рассказал нам, что у вас обоих есть соперник – русский генерал, – заметила миссис Хилл-Девис.
– Ну что ж, звание, даже русское, имеет свои привилегии, – улыбаясь, сказал Спенсер и поднялся на ноги. – А вот и супруги Вильсоны присоединяются к нашей веселой компании. Не желаете ли чего-нибудь выпить перед едой?
Я выпил свой грог и дал сигнал стюарду вновь наполнить бокалы, размышляя о способности среднего класса воспроизводить кусочек Англии в самых отдаленных уголках света, даже на моем стареньком потрепанном пароходе, на котором скрип клепаного корпуса и обшарпанных панелей смешивался с такими непривычными звуками, как смех. Это так отличалось от нашей обыденности – тайфунов, немецких налетчиков и плутоватых таможенников, – что я почувствовал, как мое заскорузлое циничное сердце предложило мне расслабиться этим чудесным вечером.
Хороший совет, если бы я знал, что должно было произойти.
* * *
Утренняя вахта нашего последнего дня в море. К концу дня мы должны были подойти ко входу в устье реки Янцзы. В иллюминаторе моей каюты виднелись зубчатые вершины серо-зеленых холмов на островах Чусан, на фоне которых виднелась небольшая флотилия рыболовных судов с вьющимися на ними стаями морских птиц.
Я сидел за столом, проверяя и перепроверяя массу бумаг для многочисленных представителей бюрократии Международного Сеттльмента, когда послышался громкий стук по открытой двери и чья-то рука откинула в сторону занавеску. Вслед за этим в проеме показалось красное лицо майора Спенсера, который приветствовал меня бодрым голосом:
– Доброе утро, капитан, позволите оторвать вас на минутку?
– С превеликим удовольствием оторвусь на время от этой проклятой канцелярщины. Чем могу служить?
– Не возражаете, если я закрою дверь? То, что я хочу сказать, вещь довольно деликатная. – Он заговорщически постучал пальцем по носу. – Исключительно для ваших ушей.
Я кивком выразил согласие, Спенсер закрыл за собой дверь и сел на диван. Я развернул кресло в его сторону.
– Перейду сразу к делу, капитан. Речь идет о леди Эшворт. Я знаю, что у вас были с ней разговоры, да и ваш второй офицер, Гриффит, был замечен в ее компании. Не так ли?
– Послушайте, майор, – сказал я, чувствуя, как во мне закипает злость на то, какой никчемностью меня отрывают от работы, – если вы пришли сюда посплетничать о леди Эшворт, то у меня найдется чем занять свое время.
Спенсер бросил на меня многозначительный взгляд и достал из кармана пачку сигарет.
– Не возражаете, если я закурю?
И, не дожидаясь ответа, он откинул крышку металлической зажигалки, щелкнул ею и глубоко затянулся.
– Ну? – сказал я, раздраженный его спокойствием.
– Что вы о ней думаете?
– Я едва знаком с ней, и даже если бы был, то не уверен, что стал бы делиться своими мыслями о ней с вами, – раздраженно ответил я. – Она русская, была замужем за лордом Эшвортом, который допился до смерти, и она живет в Шанхае. Все из вышеперечисленного было рассказано вами же, еще в Гонконге. В общении достаточно доброжелательна. Но я никак не могу понять, какое это имеет к вам отношение.
– Прошу меня простить, капитан, но я не был с вами вполне откровенен, – произнес Спенсер, стряхивая частичку пепла со своей безупречно отглаженной формы.
– Это, похоже, становится обыденной историей, – огрызнулся я в ответ.
– Не кипятитесь, старина. Дело в том, что прекрасная леди Хелена Эшворт, в девичестве Хелена Ковтун, является не совсем тем, кем она выглядит.
– О, ради бога, не собираетесь ли вы сказать, что она вовсе не русская?
Несмотря на мою неприязнь к его манерам, я стал находить что-то юмористическое в старинной игре плаща и кинжала, проводимой майором.
– Нет, она самая настоящая русская, дочь белогвардейского генерала, расстрелянного большевиками.
– То есть, там нет никакой лжи?
– Нет, в этой части истории все в порядке. Но как вы думаете, не странно ли, что она стала любовницей военного атташе Красной армии в Шанхае, генерала Ивана Масленникова, который, как я подозреваю, имеет такое же звание в НКВД.
– НКВД? Что это?
– Я не буду пытаться произнести это по-русски, но это их служба безопасности, которая подчинена непосредственно Кремлю. Ну и как, не находите ли вы странным то, что женщина, чью семью заставили бежать из России, а отца расстреляли большевики, открыто связывается с высокопоставленным членом партии?
– Я не разбираюсь в политике, тем более в роли женщин в ней. Но полагаю, вы пришли ко мне не для игры в вопросы и ответы. Давайте ближе к делу.
– Хорошо, – ответил Спенсер, – перейдем к делу. До замужества Хелена Ковтун была красивой и довольно успешной актрисой. Кроме русского, она в совершенстве владела французским, немецким и английским языками и имела ряд высокопоставленных любовников. Но она сторонилась политики, в отличие от большинства русских белоэмигрантов в Париже, которые кучковались в тайных обществах и образовывали фонды для борьбы с красными. А затем она вышла замуж за Бобби Эшворта. – Он прервался, чтобы вытащить сигарету, и усмехнулся, как бы испытывая мое терпение. – Да, вы слышали что-нибудь о Кливденской клике?
Я в недоумении поднял брови и собирался уже напомнить ему, что шкипера трамповых пароходов мало интересуются деяниями английских аристократов, когда он понял мой намек и продолжил:
– Кливден – это название загородного дома лорда и леди Астор. Лорд Астор контролирует лондонский "Таймс", а его брат, майор Астор, владеет "Обсервером". Обе газеты вели политику подталкивания правительства к соглашению с нацистской Германией. И леди Астор, и майор Астор были членами парламента. Они часто имели встречи с влиятельными единомышленниками – политиками и бизнесменами – в загородном доме Асторов. Это не является секретом, и даже наша австралийская газетенка лейбористов "Уоркер" знает детали, и называет их не иначе как Кливденская клика.
– Но что это имеет общего с леди Эшворт, – прервал я его, размышляя про себя, что это имеет общего со мной. У меня рождалось подозрение, что майор втягивает меня во что-то, чего я, скорее всего, желал бы избежать. – Может, она просто влюбилась. Я слышал, что он был недурен собою.
– Возможно, вы правы, и внешний вид, титул и богатство производят впечатление на представительниц слабого пола. Но есть два обстоятельства, которые предполагают наличие скрытого мотива, или, по крайней мере, стимула для влюбленности. Во-первых, нацисты открыто объявили себя противниками коммунизма. Если бы удалось убедить британское правительство завязать более тесные отношения с Германией, то это сделало бы жизнь Сталину более тяжелой и поощрило бы его оппонентов, стремящихся его свергнуть – вместе с коммунизмом.
– Ага, враг моего врага – мой друг, – сказал я, начиная понимать, куда он клонит.
– Совершенно верно. Хотя Хелена и сторонилась политики, она не могла испытывать любви к тем, кто погубил ее отца. Если ее новая родина будет действовать вместе с нацистами против русских, у нее могли появиться какие-то возможности.
– Да, я могу понять это, – сказал я. – А что там со вторым обстоятельством?
– Бобби Эшворт был членом Кливденской клики. Он был дальним родственником леди Астор, и когда обзавелся такой прекрасной и экзотической женой, их стали часто приглашать в Кливден.
– Итак, если она хотела отомстить за смерть отца и нанести какой-то вред коммунистам, то она попала в круг людей с подобными намерениями.
– И опять в самую точку, – произнес с улыбкой Спенсер. – Начинаю думать, что вы зря тратите время на роли морского капитана.
– И что она собиралась сделать – стать предводителем банды контрреволюционеров, оплачиваемых Асторами? – сказал я, игнорируя его насмешку.
– Ничего такого театрального. Но посудите сами: она достаточно известна, бегло говорит на нескольких языках, имеет связи в европейских столицах, где она выступала на сцене и... скажем так, знала немало высокопоставленных мужчин. Она могла быть полезной какому-нибудь лицу или какому-нибудь правительству, заинтересованному в добыче информации, полезной в борьбе одних против других.
– В качестве шпиона, вы имеете в виду? – начал я задумываться, можно ли доверять словам леди Эшворт и почему она выбрала мое судно для возвращения в Шанхай. Я с трудом мог себе представить сторонниками нацизма Тримбла, или Эванса, или даже Хилл-Девиса с его пустоголовой женой. Возможно, Вильсоны могли бы тайно переводить деньги Шанхайского банка на счета в каком-нибудь берлинском банке. Но это выглядело маловероятным, да и у меня в кончиках пальцев не наблюдалось предостерегающих признаков. Однако все это не означало неправоты Спенсера.
– Думаю, это слишком вульгарно для Хелены, как вы полагаете? – продолжил он. – Нет, они нуждались в скрытном канале информации, внимательном слушателе, могущем бросить намек в сочувствующее ухо. Никаких плащей и кинжалов.
– И вам известно об этой стороне ее деятельности?
– Скажем так: на Эшворта после его вступления в Кливденскую клику стали благосклонно поглядывать некоторые люди в Уайтхолле.
Он прервался, чтобы прикурить новую сигарету.
– Итак, лорд Эшворт был внедрен, чтобы шпионить за Асторами, – сказал я, складывая кусочки мозаики в цельную картину, – и их пронацистскими друзьями, в круг которых входила и его собственная жена.
– Бобби Эшворт был другом Асторов и также имел друзей в Уайтхолле. Всегда стоит иметь друзей, даже если ты и не всегда ценишь их помощь. Асторы весьма уважаемы и могущественны, но порой хороший друг может яснее видеть то, что является их лучшими интересами.
– И какие у вас отношения с этими... друзьями в Уайтхолле? – спросил я.
– Я солдат австралийской армии, бороться с врагами короля – наша обязанность, а друг – это тот, кто помогает мне в этой работе.
– Британская разведка? – задумчиво произнес я, вспоминая сказанное им ранее. – Вы такой же шпион, как и она, если верить вашим утверждениям.
– Я не скажу ни слова более того, что уже сказал, – ответил он несколько театрально, как на мой вкус.
– Окей, но вы вошли сюда, обеспокоенные разговорами леди Эшворт со мной и моим вторым помощником. Даже если она и является шпионкой, то ничего ценного от нас узнать невозможно. И в любом случае, Эшворт мертв, а она живет в Шанхае, так что не может представлять никакого интереса Кливденской клике.
Я не видел никакой угрозы, исходившей от нее. А вот Спенсера мне надо было опасаться.
– Я бы не был так уверен в этом, – ответил он. —В Европе много разговоров о возможности новой войны. Но если вы не заметили, капитан: здесь война уже началась. Китайские националисты сражаются с коммунистами, поддерживаемыми Сталиным. Японцы контролируют значительную часть северного Китая и, подбадриваемые немцами, жаждут большего. И не только Китая, им хотелось бы контролировать ресурсы Ост-Индии и даже самой Индии – нефть, каучук, олово для своей военной машины. А вы направляетесь прямо в центр всего этого, капитан – в небольшой европейский анклав, окруженный с юга националистами, с запада коммунистами и с севера японцами. Шанхай – место их столкновения. Город наводнен беженцами, шпионами, сотрудничающими с ними дипломатами и слухами о японском вторжении – все это плотно перемешано деньгами и коррупцией. И вы входите в это место с бог знает каким грузом и имея на борту знаменитую леди Хелену Эшворт, которая случайно оказывается любовницей русского военного атташе.
Он перевел дыхание, глубоко затянулся и продолжил:
– Все, что я сказал, я сказал только для того, чтобы вы и ваши люди были осторожны. Дело не в том, что вы знаете или перевозите, а в том, что другие могут подумать, что вы что-то знаете или что-то перевозите. Просто будьте осторожны – это все, что я хотел сказать.
Я был готов рассмеяться, не зная, сердиться или забавляться, но вместо этого сжал зубы:
– Я думал, вы вломились сюда в заботах о добродетелях леди Эшворт, которым угрожает общение с нами, моряками, а вы стали вести речь о том, что я не знаю, как себя вести в припортовых районах Востока. Мне известны все хитроумные уловки между Сингапуром и Саппоро. Шанхай мне хорошо известен, и я смогу безопасно войти и выйти из него несмотря на все уловки ваших шпионов и предвещающие войну слухи.
– Поймите меня правильно, капитан, ваши отношения с леди Эшворт – ваше личное дело, и я нисколько не сомневаюсь в том, что вы достойно противостоите всяким негодяям, охотящимся за честными моряками. Но времена настали весьма деликатные, Китай колеблется на лезвии ножа. Я просто как друг прошу вас – будьте осторожны.
– Ах, как друг... – Я собрался уже отдать рифы своего сарказма, как до меня дошло, что у него не было никаких причин делиться со мной всем этим. – Слышал я ваши идеи касательно дружбы, – фыркнул я, и вынужденная улыбка появилась на моем лице. – Но я придержу при себе свое остроумие и приму страховочные меры при сходе на берег.
Спенсер смерил меня вопрошающим взглядом, а я поднялся и прошел к письменному столу, открыл верхний ящик и вытащил большой револьвер, тускло блеснувший на луче солнца, проникающего сквозь иллюминатор.
– А, Марк VI. Чертовски сильная отдача. Надеюсь, вы умеете им пользоваться.
– Ну, зарубки на рукояти я не делал, – мрачно улыбнувшись, произнес я, – но при необходимости стреляю без колебаний.
В качестве крайней меры, следовало бы добавить. Хотя последнее не было истиной в строгом смысле слова. Но я никогда хладнокровно не стрелял в человека, и обычно такое происходило только после того, как я использовал другие методы убеждения.
Спенсер тоже встал:
– Похоже, вы умеете позаботиться о себе. Спасибо, капитан, что вы меня выслушали. – Он протянул руку. – Я забрал у вас много времени.
Он слегка скривился, когда я крепко сжал его руку своей мощной мозолистой лапой, кивнув в знак понимания. Затем он повернулся, откинул занавеску и вышел, оставив меня размышлять над вопросом, который мне следовало бы задать.
А именно: что он и леди Эшворт в действительности делают на моем судне?
Глава двенадцатая
К восьми часам утра «Ориентал Венчур» спокойно пришвартовался к причалу «Чайна Мерчантс Сентрал Ворф» – одному из грузовых причалов, протянувшихся вдоль северного берега реки Вангпу, ниже по течению от Бунда. Судно было не только надежно пришвартовано к плавучему понтону причала, но и окружено рядами лихтеров осадкой четыре-пять футов. Ближайшие из них были ошвартованы у нашего борта, а остальные друг к другу массой канатов различных размеров и материалов.
Я стоял на носовой палубе в рубашке, уже мокрой от пота в удушающей жаре шанхайского летнего дня. Вокруг меня суетилась команда, занятая подготовкой судна к выгрузке. Отступив к фальшборту, я посмотрел вниз на на кучу лихтеров, чьи команды терпеливо сидели около раскрытых трюмных люков, смотря непроницаемыми глазами из-под полей поношенных конических шляп. Они уводили загруженные, сидящие в воде почти по самую палубу лихтера вниз или вверх по реке до места назначения.
Несмотря на яркое утреннее солнце, мои глаза слезились от усталости, и пришлось поморгать, чтобы очистить зрение. Только что закончился долгий ночной переход вверх по эстуарию реки Янцзы, с ее невидимыми в темноте, но ощущаемыми по запаху ила и гниющих водорослей отмелями. Спустя несколько часов мы достигли маяка, отмечающего вход в реку Хуанпу и по указаниям лоцмана вошли в этот более узкий фарватер, поднимаясь к Шанхаю. На северном берегу виднелась батарея Вусонг, стоявшая на страже входа в реку. В дневное время потребовалось бы приспустить флаг в знак уважения китайским силам контроля за речным путем, хотя этот знак был бы чисто символическим, так как фактический контроль принадлежал соединению британских и американских канонерок под названием Янцзы-Патруль, которое обеспечивало свободный проход любому судну, следовавшему в Международный Сеттльмент.
Восточная часть небосвода начала бледнеть, пока мы пробирались по узкому и извилистому фарватеру между джонками и сампанами, дрейфовавшими вниз по течению. Двумя часами позже, когда солнце уже успело разогнать легкий утренний туман, мы обогнули последний угол фарватера и нашему взору предстал Бунд – ряд исторических зданий, тянущихся вдоль причальной линии Международного Сеттльмента. Нас встретила пара стареньких буксиров, изрыгавших дым и издававших гудки. Они приняли концы с "Ориентал Венчура", развернули его и подтолкнули к понтону Центрального причала. По корме от нас в Хуанпу впадала речушка Хонг-Кью, которая протекала через более мрачные кварталы Сеттльмента и несла свои зловонные воды вперемешку с отходами человеческой жизнедеятельности. По ее берегам теснились склады товаров вперемешку с жилыми хижинами, из которых поднимались бесчисленные дымы и запахи готовящейся пищи, которые лишь частично маскировали запахи отходов и гниющей растительности.
Во время прохода по реке я послал Лотера отдохнуть пару часов, а сразу после швартовки я оставил его заниматься нахлынувшими чиновниками, а сам спустился в свою каюту. Да Сильва приготовил крепчайший кофе, и несколько чашек частично взбодрили меня. Однако жара и духота усугубляли усталость, и я решил прогуляться по палубе, чтобы развеяться. Бросив усталый взгляд на подготовку к выгрузке, я заметил Мак-Грата, который руководил подъемом грузовых стрел. Как и все, он почти не спал этой ночью, но его юное подтянутое тело не выказывало признаков усталости, кроме, пожалуй, темных кругов под глазами.
Увидев меня, он подошел:
– Будут какие-нибудь распоряжения, сэр?
– Да, третий. Таможенников и других чиновников с их проклятыми бумагами посылайте к старшему помощнику. Также пройдитесь по пассажирам и объявите им, что они все должны в десять часов собраться в кают-компании для прохождения таможенных и иммиграционных формальностей. После чего они смогут разъехаться на такси, которые уже заказаны агентом. Я буду в каюте, и если кому-то потребуюсь я лично – посылайте ко мне. Вам все ясно?
– Да, сэр.
Я бросил последний взгляд на реку. На ней не прекращалось постоянное движение буксиров, джонок, сампанов, снующих между судами, ошвартованными у причалов, а также строем элегантных военных кораблей, стоявших на якорях посреди реки. Речные берега были застроены слипами, верфями, складами, факториями, офисами и жалкими жилищами бесчисленных китайцев. Далее вверх по реке, на другой стороне ручья Сучоу, начинался Бунд – район, застроенный большими отелями, банками и прочими коммерческими сооружениями. Их массивные здания с башенками и щипцовыми крышами напомнили мне о британских колониальных строениях, раскинувшихся на улицах и других крупных городов империи – таких, как Бомбей или Сидней.
В каюте было так же жарко, и я включил подвесной вентилятор, вытер пот с лица и налил в стакан воду из термоса. Я направился к дивану со стаканом в руках, размышляя, не стоит ли слегка вздремнуть, чтобы скинуть накопившуюся усталость. Но только я успел присесть, как раздался вежливый стук в дверь, и в каюту вошел выглядевший учтивым китаец в дорогом полотняном костюме. Сняв фетровую шляпу, он обнажил длинные черные, смазанные маслом, волосы, поправил в петлице алую гвоздику, достал из кармана круглые, с золотым ободком очки и водрузил их на удивительно прямой нос. Он представился Лингом, посланцем мистера Тунга, и я предложил ему сесть. Одновременно я нажал на звонок Да Сильве в буфетную и распорядился о кофе.
– Полагаю, вы пришли обговорить доставку чая Дарджилинг, – сказал я, покончив с предварительными фразами.
– Совершенно верно, капитан, – ответил Линг, блестя своими выпученными по-жабьи глазами из-за толстых линз. – Также я должен передать самые искренние извинения мистера Тунга по причине невозможности его личного посещения вашей уважаемой персоны. Он нездоров, и доктор прописал ему постельный режим. Однако я уполномочен получить товар от его имени.
Я ощутил покалывание в кончиках пальцев, но в этот раз мне вряд ли требовалось их предостережение. Если кто и мог возбудить недоверие, то это был именно этот шикарно одетый, пахнущий одеколоном Линг.
– Как весьма неудачно. Прошу передать мое сочувствие мистеру Тингу. Я пробуду здесь несколько дней по крайней мере, надеюсь, за это время он выздоровеет.
Линг нахмурился и быстро спрятал блеск раздражения, появившийся в его глазах.
– Не понимаю, капитан, почему надо ждать выздоровления мистера Тунга для того, чтобы передать товар?
– Надеюсь, вы прекрасно понимаете, почему, – ответил я, ничуть не обманутый показным простодушием его тона. – Меня инструктировали передать чай лично в руки мистера Тунга.
– Ах, да, конечно, – сказал Линг, складывая ладони в угодливой манере. – Мистер Тунг осознавал, что могут возникнуть трудности из-за соблюдения вами ваших инструкций. А так как он крайне озабочен в скорейшей доставке товара именно сегодня, он сказал, чтобы я вручил вам это. – Он вынул из кармана конверт и подал его мне. – Здесь написано, что я уполномочен принять товар.
Я взял письмо и уставился на него с нарастающим раздражением. Распоряжения мистера Ху были вполне определенны. Передо мной стояла дилемма: несмотря на не внушающую доверия личность клерка мистера Тунга, передать ему товар, или вернуть его в Гонконг не доставленным.
– Не хочу показаться грубым, мистер Линг, но у меня совершенно определенные инструкции от главы нашей компании, мистера Ху. Вы сказали, что мистер Тунг болен и вручили мне письмо, которое по вашим словам написано им. Прошу прощения за прямоту – я не знаю ни вас, ни мистера Тунга, и как мне знать, что письмо настоящее?
В лицо Линга бросилась краска, его глаза сузились, и мне показалось, что сейчас он потеряет лицо, однако его ответ оказался обаятельно вежливым.
– Мой дорогой капитан Роуден, конечно, вы вправе быть весьма осторожным в эти... – сделав рукой неопределенный жест – неясные времена. Но заверяю вас – письмо самое настоящее. Мистер Тунг действительно болен, но он лично продиктовал это письмо, вы можете в этом убедиться, посмотрев на его штамп рядом с подписью.
– Его штамп?..
– Его личная печать, – вставил Линг, – только он собственноручно может поставить ее на письмо.
– Я знаю, что такое штамп, но...
– Вы подвергаете сомнению мои слова, капитан Роуден, – раздраженно огрызнулся Линг, не способный более контролировать себя.
– Нет, мистер Линг. – Он прервал меня дважды, бросил на меня враждебный взгляд, но я должен был сохранить спокойствие. Я имел дело не с сиднейским портовым громилой, а с китайцем, для которого было необычным открыто выражать свой гнев иностранцу. – Но мои инструкции вполне определенны. Максимум, что я могу сделать для вас сегодня, это послать телеграмму мистеру Ху с описанием сложившейся ситуации и ждать его указаний. У меня сегодня много дел, – их не было, я просто хотел прилечь и немного поспать, – но после полудня я схожу на телеграф и завтра утром прибудет ответ. Вы можете утром позвонить по телефону судовому агенту и, если ответ мистера Ху будет положительным, он уладит формальности для передачи вам товара.
– Мистер Тунг будет крайне разочарован отсутствием сотрудничества с вашей стороны, капитан, и когда он непременно передаст свои чувства мистеру Ху... – он оставил неоконченным предложение.
– Это что-то вроде угрозы, мистер Линг?
Он был слабого телосложения, и со своей гладкой кожей и гвоздикой в петлице выглядел несколько женственным. У меня появилось искушение плюнуть на восточный обычай соблюдать лицо и схватить его за глотку.
– Я всего лишь посланец, капитан. Вы разрушаете сделку. Мистер Тунг будет недоволен, не получив сегодня товар, и оплата мистеру Ху будет задержана. Последствия ваших действий могут быть таковы, что они оба возложат на вас ответственность.
– Я рискну, мистер Линг, – сказал я сквозь зубы. – Я уже сказал вам, что я намерен предпринять, и будет лучше не терять ни вашего, ни моего времени.
Мне требовалось покончить с этим до того, как я потеряю терпение и сделаю что-нибудь, о чем позже пожалею. Я встал, чтобы показать, что разговор окончен, но Линг поднял руку.
– Возможно, я говорил несколько запальчиво, капитан. У мистера Тунга есть причины как можно быстрей завершить эту трансакцию, и я уверен, что его старому другу мистеру Ху не понравится, что вы ввергли его в неприятности. Но мистер Тунг будет счастлив уплатить... э... фрахтовый бонус за скорейшую выдачу товара.