Текст книги "К востоку от Малакки (СИ)"

Автор книги: Ричард Реган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Чая! – повторил я, не в силах сдержать недоумения. – Чай... в Китай?

– Да, да, капитан. Превосходный чай Дарджилинг, растущий на склонах Гималаев. Напиток, который предпочитают ваши английские леди в Шанхае. Я посылаю его лично одному из моих тамошних друзей, который гарантировал очень хорошую цену от отелей и универмагов на Нанкин-Роуд.

– Чай Дарджилинг! – я покраснел, поймав себя на том, что повторяю как попугай. – Да, разумеется, мистер Ху, но вы сказали, что это очень важно?

– Вы должны лично передать это моему другу, из рук в руки. Его зовут Тунг, но это имя достаточно распространено в Шанхае. Я дам вам фотографию, чтобы вы могли опознать его. Чай настолько обыденная вещь в Китае, что кто-то может подумать: несколько ящиков индийского чая ничего не стоят, и обращаться с ними небрежно. Но мистер Тунг полагается на меня, а я – на вас в том, что они будут доставлены в безупречном состоянии.

– Я позабочусь о них, и прошу меня простить за проявленное удивление. Но я не знаток чая – предпочитаю крепкий тайфу с парой ложек сахара.

– Надо будет заняться вашим образованием. – Он улыбнулся одними глазами, и я подумал, что у него еще припасено для меня. – И последнее, капитан. Мне сказали, что у вас есть неплохие помещения для пассажиров.

– Пасс... – удержался я от повторения. – Конечно, мистер Ху. Мне понадобится...

Он поднял руку:

– Обо всем уже позаботились. Дополнительные еда и напитки будут присланы, и мы наняли двух дополнительных стюардов, которые вскоре прибудут и займутся подготовкой пассажирских помещений. На настоящий момент вы имеете двух пассажиров: леди Эшворт со своей горничной. Надеюсь, ими не ограничится. Нашего маленького "Ориентал Венчура" не сравнить, конечно, с лайнерами Кунарда, но я всегда находил его достаточно комфортабельным. Могу я полагаться на вас и ваших офицеров, капитан?

Его слова звучали скорее приказом, а не вопросом. Кроме Эберхардтов, я с трудом мог вспомнить, когда мы в последний раз имели пассажиров. За исключением Питера Лотера, никто из офицеров "Ориентал Венчура", включая меня, не мог даже отдаленно походить на джентльмена, приемлемого по меркам леди Эшворт. Что же до многоязычной смеси матросов и кочегаров, то для английских дам они были совершенно другой породой. Я про себя вздохнул, потом утешился тем, что переход займет только четверо суток.

– Мы с удовольствием примем гостей, мистер Ху.

Он встал, взял пиджак и, улыбаясь, тронул меня за руку, ничуть не обманутый моей не слишком чрезмерной словоохотливостью:

– Прошу, капитан, проводите старого человека до трапа. Затем вы сможете целиком заняться подготовкой судна к рейсу.

Я сопроводил его вниз по трапам и коридорам до верхней площадки парадного трапа. Он остановился и пожал мне руку.

– До свиданья, капитан Роуден. Помните: если вам что-то понадобится для ускорения подготовки к рейсу, свяжитесь с капитаном Феарклу. На случай, если мы больше не увидимся до вашего отхода: желаю благополучного и удачного рейса.

– Благодарю вас, сэр, – ответил я, осторожно пожимая костистую ладонь старого человека. – И спасибо за то, что нашли время для этого визита.

– Мне всегда доставляет удовольствие посетить одно из моих судов и встретиться с его капитаном.

Шофер-китаец в униформе помог ему спуститься с трапа и усесться в черный лимузин, стоявший рядом. Я отдал ему честь, приложив руку к козырьку. Я искренне любил мистера Ху, чье доверие дало мне командование "Ориентал Венчуром". В ответ он помахал рукой. Дверь закрылась, и автомобиль принялся лавировать между штабелей копры на причале, оставив меня размышлять об индийском чае и английских дамах-пассажирках.

* * * 

Наконец выгрузка закончилась, трюма зачищены, но перед постановкой под погрузку я перешвартовался к угольному причалу для бункеровки. Чрезвычайно грязная работа. Транспортер угольного комплекса доставляет уэльский антрацит прямо в бункерный люк – гораздо быстрее, чем устаревший способ подачи мешками вручную, но не менее пыльный и грязный. Ветер сдувает пыль с лент транспортера, облако угольной пыли стоит над бункерным люком, несмотря на все усилия машинной команды накрыть брезентом стык ленты с люком. Все иллюминаторы и вентиляционные дефлекторы задраены наглухо, но все равно пыль проникает в помещения, покрывая тонким слоем все горизонтальные поверхности. Это был ужасный день, и я был безмерно рад, когда старший механик доложил, что заполнен каждый кубический дюйм бункерных ям. Команда рьяно бросилась сгребать и подметать рассыпанный уголь, а затем развернула пожарные шланги, чтобы скатить водой все наружные палубы и надстройки. Стюарды принялись мыть и скрести пассажирские помещения. Сомневаюсь, что леди Эшворт безразлично отнесется к тому, что ее тонкое белье и кружева испачканы угольной пылью.

Вернувшись к грузовому причалу, я послал записку капитану Феарклу о готовности к погрузке. Хотя вряд ли в этом была необходимость – устный телеграф уже оповестил стивидоров о нашем возвращении. Бригады кули уже собирались, штабеля ящиков, клетей, мешков и бочек уже разрастались на пирсе. Между ними лавировала фигура в военной форме – майор Спенсер, за которым следовал носильщик с портпледом на голове. Увидев меня на крыле мостика, он поднял руку в ироническом салюте, подождал установки забортного трапа и энергично поднялся наверх.

Через десять минут он сидел, развалившись на диване в моем салоне, и наслаждался свежезаваренным Да Сильвой кофе, держа в одной руке чашку и в другой сигарету. Он глубоко затягивался и выдыхал голубые клубы дыма, которые поднимались к подволоку и рассеивались работающим вентилятором.

– Как прошел перелет, в норме? – спросил я, соблюдая принятые любезности.

– Чертовски долгий путь самолетом из Дарвина. И на последнем участке полета от Сайгона немилосердно трясло. Предпочитаю находиться на твердой суше. – Он посмотрел вокруг и ухмыльнулся: – Исключая окружающую обстановку, разумеется.

– Мне кажется, вы вполне комфортабельно себя чувствуете здесь, – произнес я, не отвечая на его улыбку. – Вы не против рассказать мне, почему вам понадобилось прилететь сюда и встретиться со мной?

Он поставил чашку на кофейный столик и сделал глубокую затяжку, буквально пожирая меня глазами как кот, созерцающий мышь.

– Я слышал, что у вас случились какие-то неприятности по пути сюда, – сказал он как бы вскользь, выдыхая очередную порцию дыма. На его губах был слабый намек на улыбку, но глаза оставались смертельно серьезными, и он не спускал их с меня, изучая мою реакцию. Я в ответ уставился на него. Он не с мышкой имел дело, и я играл в эти игры много раз. Было слишком рано выкладывать карты на стол.

– Ничего, с чем мы не могли бы справиться.

– Слышал, вы заходили в Лоренгау, и там была какая-то стрельба.

– Всего лишь лодка с пиратами, вероятно, морские даяки хотели добраться до палубного груза. Мы дали им отпор. Это все изложено в моем рейсовом донесении.

– Некоторые из этих даяков говорили по-немецки и появились с судна под названием "Дортмунд". – Он продолжал смотреть на меня в упор. – Это не отражено в вашем донесении.

– Похоже, что вы неплохо информированы, майор.

Я размышлял, кто мог дать ему такую информацию. Выглядело невероятным, чтобы Дитер Эберхардт или Леунги  сообщили австралийским властям о произошедшем. Спенсер, несомненно, не был дураком, но я продолжал оставаться настороже. – Если вам известно, что случилось, то что вы хотите от меня, и почему не преследуете германских пиратов?

Спенсер наклонился вперед, затушил в латунной пепельнице сигарету и распрямился – глаза сужены, армейские усы вытянуты тонкой прямой линией над сжатыми губами. Несколько мгновений мы смотрели, уставившись друг на друга, как два оленя перед битвой за самку, затем кончики его рта загнулись кверху и и он мягко фыркнул.

– Окей, капитан Роуден, пришла пора поговорить начистоту. Как вы могли догадаться по тому, что произошло в Веваке, мы уже некоторое время наблюдали за Вальтером Эберхардтом. И вот прибывает его брат на большом современном немецком судне "Дортмунд", и так случилось, что вы с ним сталкиваетесь в Лоренгау. – Он помедлил, давая мне время переварить эту информацию. – Так почему бы вам не рассказать мне о случившимся все с самого начала?

Я сидел молча, обдумывая вопрос и размышляя о том, насколько я могу ему доверять. Исходя из моего собственного опыта, властям, особенно здесь, на Дальнем Востоке, доверять можно было редко. Я мог бы насчитать пальцами только одной руки полицейских и таможенников, за чью честность я бы поручился. "Никому не доверяй" стало чем-то вроде лозунга, который помогал мне долгие годы.

– Под словом "мы" кого вы, собственно, имеете в виду? – поинтересовался я.

– Официально я являюсь майором австралийской армии, базируюсь в Порт-Морсби и наблюдаю за военной активностью в Новой Гвинее и прилегающих островах. Но неофициально – или тоже официально, но по другой линии – я иногда, о чем мое начальство не догадывается, шлю доклады в Лондон, в армейскую разведку. – Он вытащил серебряный портсигар, угостил меня сигаретой и сам закурил. – Вы сомневаетесь, можно ли доверять мне, ведь так, капитан? – спросил он, выдыхая солидную порцию дыма. – Каким-то образом вы умудрились ввязаться в дела братьев Эберхардтов. Тогда вы и привлекли наше внимание. Наверное, для нас обоих будет лучше, если вы мне все расскажете.

Я почувствовал скрытую угрозу в его словах и внутренне ощетинился при предположении, что он пытается заиметь какую-то власть надо мной. Подобные претензии я встречал от разных чиновников на китайских берегах. Обычно их чувство собственного превосходства смягчалось под влиянием винтажного бренди и блеска золотых монет. Ну, или при болезненном напоминании о возможности несчастного случая. Но данный случай был совершенно иным, мы находились в британском Гонконге, а Спенсер, по всей видимости, обладал хорошими связями. Опасно делать из него врага. Я медленно, про себя, сосчитал до десяти и затем, начиная со встречи в отеле "Папуа" с Дитером Эберхардтом, рассказал ему о событиях, приведших нас в Лоренгау, о попытке абордажа с рабочего катера, о появлении "Дортмунда" и нашем последующем бегстве.

Спенсер сжал губы и присвистнул в конце моего рассказа:

 – Интересная история, капитан. Пираты и лихие парни в отдаленном уголке Тихого океана. Звучит почти романтически, кроме одного: мои источники говорят, что вы отбивались с помощью автоматического оружия. Простите, но я не думаю, что автоматы входят в инвентарь торговых судов.

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели, и свирепо взглянул на него, преодолевая искушение стереть с его лица эту невозмутимую, самодовольную улыбку.

– Успокойтесь, капитан, – поднял он руку умиротворяющим жестом. – Мы с вами на одной стороне. Вы защищались как могли, и я не собираюсь сказать нечто, что бросит тень на содержание вашего донесения. Послушайте, человече, вопреки тому, что я сказал вам в Веваке, я знаю, что было спрятано в двойном дне эберхардтовских ящиков. Мои источники безупречны. Когда ящики прибыли на борт, оружие в них было, а при разгрузке его не оказалось. Следовательно, оно было изъято на борту. Я навел о вас кое-какие справки, капитан. Вы не тот человек, который склонен принимать все за чистую монету. Полагаю, что вы заподозрили Эберхардта и решили взглянуть на его груз. Нашли оружие и изъяли его. Использовали его для отражения атаки немцев в Лоренгау, и оно все еще на борту вашего судна. Вы слишком практичны, чтобы избавиться от того, что дает вам преимущество. Но одно я знаю наверняка. Если я обшарю ваше судно от киля до клотика, я так и не найду его. Вы такой же пират как и Эберхардты. – Он сделал паузу, перевел дыхание и улыбнулся. – Итак, как вам мои умозаключения – близки к истине?

– Да, майор, довольно близки, – признал я. –  И история на этом не закончилась. После Лоренгау мой радиооператор перехватил несколько кодированных сообщений, которые, как уверял он, шли от "Дортмунда".  – Я открыл ящик стола и вынул пачку радиограмм. – Мне они ничего не говорят, но, возможно, у вас есть люди, которые могут раскусить этот орешек.

Спенсер просмотрел непонятные группы букв и цифр, свернул листы и положил их в карман своего мундира.

– Хорошее дело, капитан. Я уверен, у нас найдутся светлые головы, которые с готовностью займутся расшифровкой. Содержимое этих радиограмм может пролить свет на то, что затеяли Эберхардты.

– Есть предположения, майор?

– Война! Нацисты собираются развязать войну, и она не ограничится одной Европой. Здесь, на востоке, есть много привлекательных вещей: каучук, нефть, олово. Нацисты ломают голову, как бы прибрать их к рукам, или, по крайней мере, лишить Британию доступа к ним. Я полагаю, что Эберхардты работают на нацистов с приказами найти способы, как причинять различные неприятности, если – и скорее, когда – придет для этого время. Но прямо сейчас не они являются основной проблемой.

– Как будто уже сейчас не хватает поводов для беспокойства, – фыркнул я, – сейчас, когда сторонники нацистов гоняются за мной.

– На данный момент наибольшее беспокойство вызывают джапы, – продолжал Спенсер без малейших признаков сочувствия. – Обстановка заметно улучшилась после окончания военных действий в Маньчжурии, хотя и продолжаются разборки китайцев между собой и страна поделена между коммунистами, националистами и несколькими военачальниками. Но есть признаки того, что националисты создают альянсы для изгнания джапов. А те не оставят это без внимания. Передо мной поставлена задача оценить потенциальную мощь возможного китайского союза и вероятную реакцию японцев на такое формирование.

– И именно поэтому вы здесь, в Гонконге? Не для того, чтобы задать мне выволочку за похищенное нацистское оружие?

– Нет, и я отправляюсь в Шанхай. С вами – так уж случилось. – Он подождал, пока я переварю эту неприятную новость. – Так что вы будете иметь удовольствие от моей компании в течение нескольких дней, если, конечно, вы сможете оторваться от общения с хорошенькой леди Эшворт, – закончил он, смеясь над шуткой, которая мне не понравилась.

Именно тут я окончательно понял, что он действительно является шпионом.

* * *

Резкие звуки, раздававшиеся при проверке Мак-Гратом согласованной работы машинного и швартовных телеграфов перед отходом из Гонконга, прервали мои воспоминания. Я стоял на крыле мостика в ожидании прибытия лоцмана и смотрел на Пик – самую высокую вершину на острове Гонконг, которая возвышалась над южным берегом благоухающей гавани. Прошло несколько лет с тех пор, когда я последний раз пересек на пароме бухту  и совершил головокружительно крутой подъем дребезжащим фуникулером, ползущим вблизи обрывистых склонов, на самую вершину Пика. Ясным днем оттуда открывался великолепный вид всю просторную гавань, протянувшуюся с востока на запад, с мириадами судов, джонок и сампанов, выглядевшими совсем крохотными с высоты полутора тысяч футов. При наличии свободного времени я любил прогуляться по садам, раскинувшимся вокруг вершины, и выпить кружку прохладного пива с сигаретой на террасе находившегося там же отеля «Пик-Хотел».

Но, конечно, не в этот раз. Указания председателя правления о быстрейшей подготовке судна к выходу в море давали совсем немного времени для схода на берег. От молодежной части экипажа, которая привыкла проводить свободное время в дешевых припортовых барах и в таких же дешевых и грязных борделях, можно было услышать приглушенное бурчание, но старшая часть принимала ограничения как должное. Если мы должны были поторопиться с выходом в море – значит, должны. Гонконг никуда не денется и подождет следующего раза. И в любом случае, впереди Шанхай. По крайней мере, таким было мнение Крампа.

– Не горюй, повидаешь еще Гонконг, – утешал он Мак-Грата на другом крыле мостика, где они перекуривали до прибытия лоцмана. – Шанхай намного лучше. Там можно получить все что хочешь. Буквально все! – подчеркнул он. – Там есть ночной клуб под названием "Замечательный мир". Он принадлежит одному продажному полицейскому по имени Ванг. Шесть этажей, полно народу, а шума еще больше. Все виды развлечений, которые только могут придумать эти китайцы.

Лицо Мак-Грата выдало его изумление.

– Ничего удивительного, – продолжил Крамп. – Как я сказал, в Шанхае можно приобрести что угодно – за деньги, конечно. Ванг с помощью подкупа добился назначения себя главой китайской полиции Французской Концессии[33]33
  Шанхайская французская концессия была учреждена 6 апреля 1849 года, когда французский консул в Шанхае Шарль де Мантиньи (Charles de Montigny) получил от шанхайского даотая документ, согласно которому часть территории выделялась под французский сеттльмент. Этот участок земли, где расположены современные шанхайские районы Сюйхуэй и Лувань, занимал центр, юг и запад городской части Шанхая. К юго-востоку от французской концессии находился обнесенный стеной Китайский город, а к северу – Британская концессия (впоследствии вошедшая в Шанхайский международный сеттльмент).


[Закрыть], и с тех пор крышует всякого рода подпольные делишки в городе. Все это сосредоточено в «Замечательном мире». На первом этаже находятся столики для игры в маджонг, игровые автоматы и певчие птички.

– Певчие птички? – поразился Мак-Грат.

– Шлюхи, – объяснил Крамп. – Это пошло от их китайского названия. Но они могут и спеть для тебя, если захочешь. – Он рассмеялся и затем продолжил: – Но это только начало. На втором этаже девочки носят платья с разрезами на бедрах, там есть кафе, парикмахерские, можно почистить уши от серы. Выше находится кабаре с джаз-бандой и девки носят платья с высокими воротниками и разрезами от самого пояса – на случай, если ты не был удовлетворен видом этажом ниже. На четвертом – стрелковый тир, столы для игры в фэнтен, массажные кабинеты. На пятом девочки носят платья с разрезами от подмышек, там есть кинетоскоп и китайский храм с уродливыми божками и амулетами. Ну и на крыше располагаются качели, канатоходцы, и даже есть неогороженный участок, где проигравшиеся в пух и прах китайцы могут сохранить свою честь, бросаясь вниз и разбиваясь о мостовую.

– Звучит завлекательно. В Сиднее есть Чайнатаун, но там ничего похожего нет, – отозвался Мак-Грат.

– Я бы не был так в этом уверен, – возразил Крамп. – Возможно, вы, квайлы[34]34
  Квайл – белый иностранец (гонконгский сленг).


[Закрыть], не знаете об этом, но я готов биться об заклад, что поднебесники имеют там и игорные, и опиумные заведения, точно так же, как в Гонконге или Шанхае.

– А что ты имел в виду, говоря о французской концессии? – спросил Мак-Грат. – Разве Шанхай не часть Китая?

Я зажег сигарету и продолжил прислушиваться к удивительно вызывающим воспоминания разглагольствованиям Крампа.

– Так оно и есть, но императора вынудили подписать договор о международном контроле и предоставить определенные торговые права. Так появился Международный Сеттльмент, который контролируют британцы. Французы, как всегда, захотели жить отдельно, и теперь у них своя территория – Концессия, южнее британской. Международный Сеттльмент – это как раз то, куда мы идем, но имей в виду: хоть ты там и увидишь британскую форму, это не означает, что там царит наш закон. Это место может быть весьма опасным.

– Ты, наверно, хорошо учился в школе, чиппи, – сказал Мак-Грат. – Я в школе не уделял особого внимания Китаю.

– Школа! – фыркнул Крамп. – Никогда в нее не ходил. Читать и писать я стал на моем первом судне, подшкипер[35]35
  Подшкипер – (ранее на торговых судах) помощник боцмана, заведующий боцманскими кладовыми.


[Закрыть] научил. И все, что я узнал потом о нашей так называемой «Империи, над которой никогда не заходит солнце», я узнал практически. Башмак полицая ударяет одинаково больно что в Лондоне, что в Шанхае, но здесь отношение получше. Но ты не волнуйся, – добавил он, заметив озабоченное выражение лица Мак-Грата, – я знаю местные порядки. Держись меня, и увольнение на берег пройдет так же хорошо, как и в других местах.

Я усмехнулся, слушая описание Крампом "Замечательного мира". Более-менее все было так, как он описывал. Место, которое потакало чуть ли не любому пороку, несмотря на свою низкопробную репутацию (а возможно, как раз благодаря ей), было излюбленным для посещения богемной частью европейского общества Международного Сеттльмента – шанхайлендеров, как их звали.

Я провел там немало приятных часов, хорошо поддав перед тем, как поторговаться в цене за ночное развлечение с "певчими птичками". Так, воспоминания должны подождать – я услышал звук шагов на трапе со шлюпочной палубы на мостик, возвещающий прибытие лоцмана, и тут же раздался ревун буксира, который подходил к борту, изрыгая клубы дыма. Матросы на баке вывалили за борт толстый манильский буксирный перлинь, шкипер буксира ловко подвел корму так, что его люди смогли сразу зацепить огон каната и накинуть его на буксирный гак. Буксир стал медленно отходить, мои матросы вытравливали перлинь до тех пор, пока шкипер не поднял скрещенные руки в универсальном жесте "стоп травить, так крепить".

– Отдавайте все швартовы, – распорядился лоцман, и, когда все концы оказались на борту, скомандовал: —Самый малый вперед!

Звякнул телеграф, лоцман издал длинный сигнал своим свистком, буксирный канат натянулся и затрещал, натягиваясь по мере того, как буксир увеличивал обороты, размолачивая винтом грязную портовую воду и отбрасывая струю вспененной коричневой воды, увлекавшей за собой деревянные щепки и бумажные обрывки, гниющие фрукты и рыбьи скелеты – все это разбивалось форштевнем парохода и обтекало вдоль его бортов. Я ощутил вибрацию своего винта, судно медленно отваливало от причала вслед за буксиром, направлявшим его нос в сторону рейда. Как только мы вышли на траверз мыса Коулун-Пойнт, лоцман еще раз свистнул, и буксир сбавил ход и отдал буксирный конец.

Пока команда выбирала его на борт, "Ориентал Венчур" медленно разворачивался, огибая мыс Цим-Ша-Цуи и направляясь через бухту Коулун-Бей к проходу Лаймун-Пэссидж. Когда палубная команда закончила выбирать и укладывать канаты, Мак-Грат поднялся на мостик, оставив на баке Крампа дежурить у якорей до выхода из гавани.

Лаймун-Пэссидж представлял собой прекрасное зрелище: крутые склоны по обеим сторонам узкого прохода, перемежавшиеся с поросшими буйной растительностью террасами, выходы обветренного базальта, тускло-красные в лучах вечернего солнца. За проходом можно было видеть такую же скалистую вершину Хай-Джанк-Пик, у подножия которой приютился Джанк-Таун – собрание грубых деревянных лачуг. Вблизи городка неподалеку от береговой линии скопились дюжины джонок, каждая с элегантно изогнутым форштевнем и квадратной кормой, некоторые с одной мачтой, другие двух– и даже трехмачтовые. Одна из тех, что побольше, готовилась выйти в море, и я показал на нее Мак-Грату. Ее команда занималась постановкой паруса, длинные рейки которого соединялись полосами брезента или мешковины так, что формой он напоминал веер, и ветер доносил напев кантонской версии песни-шанти.

Глядя, как Мак-Грат уставился на джонку, оценивая морским глазом ее мореходные качества, я хихикнул:

 – Тоскуете по своему парусному прошлому, третий?

– Ни в коей мере, сэр, – ответил он. – Но по крайней мере этим бедолагам не приходится лезть на мачту, чтобы взять рифы. Они используют эти рейки, не так ли? – он протянул руку в сторону наполовину поднятого паруса. – Просто поднимают ровно столько, сколько требуется. Но все равно, я предпочитаю быть здесь и проводить свободное время в теплой койке, а не спать вполуха, ожидая команды "Свистать всех наверх!" посреди ночи.

Пароход продвигался вперед, и джонки исчезли за скалистым отрогом Хай-Джанк-Пика. При приближении лоцманского катера я сбавил ход, проследил за высадкой лоцмана и дал полный ход сразу же, как услышал свисток подтверждения благополучной пересадки. Катер отвалил в сторону и помчался, опережая нас, по каналу на выход. Там с моря уже подходил большой лайнер компании Пи-энд-Оу[36]36
  Пи-энд-Оу (P&O) – Пиренейская и Восточная судоходная компания.


[Закрыть] с блестящим черным корпусом и словно полированными надстройками, выглядевшими чистыми и свеже окрашенными, особенно в сравнении с непрезентабельной внешностью «Ориентал Венчура». На сигнальном фале лайнера развевался желто-синий полосатый флаг, означающий «Мне нужен лоцман». Я продолжал следовать своим курсом и наблюдал, как лайнер сбавляет ход и принимает лоцмана. Напряженный день для него, подумал я, одно судно только успел вывести, как другое на подходе.

Разойдясь со встречным лайнером, я повернул влево и, обойдя остров Тамту-Айленд, лег на курс норд-ост, ведущий к проливу Формоза. Солнце зашло за горы, дневная жара спала, мостик овевал освежающий бриз, судно слегка покачивалось на небольшой зыби, шедшей с просторов Южно-Китайского моря. Покрытая рябью поверхность воды отливала густой синевой, и над ней вспархивали летучие рыбки, спасаясь бегством от надвигавшегося корпуса судна.

– Предвкушаете сегодняшний ужин, третий? – услышал я голос Лотера из штурманской рубки, где они проверяли навигационную прокладку на предстоящую вахту. – Придется развлекать пассажиров, включая того австралийского майора, которого мы встречали в Веваке, и прежде всего прекрасную леди Эшворт.

– Она не в моей лиге, сэр, – хихикнул Мак-Грат.

– Вам надо будет вести себя пристойно, следить за своими манерами, и не забыть надеть тот изысканный смокинг с галстуком, которыми нас щедро снабдила компания.

– Странное чувство от ношения этой униформы, – ответил Мак-Грат. – На парусниках мы вообще не заморачивались с одеждой, но одевать специальную сбрую именно для принятия пищи... Что ж, думаю, это будет неплохой практикой перед тем, как я поступлю на службу в приличную компанию вроде Пи-энд-Оу, лайнер которой нам повстречался только что.

– Чтобы работать там, необходимо быть джентльменом. Это слишком хорошо для таких как мы, а, третий?

– Говорите за себя, сэр. Я умею пользоваться столовым прибором, благодарю покорно.

– Ну и нахальный ты малый! – ухмыляясь, произнес Лотер.

Я улыбнулся, слушая эти дерзкие ответы. На военной службе Лотер вряд ли бы потерпел такое от младшего офицера. Но ведь и никто из них не огибал зимой мыс Горн на винджаммере. А я попытался вспомнить, когда последний раз я видел его таким искренне улыбающимся.

И не смог.