Текст книги "Тени и призраки"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 8

– Эй! Поосторожней! – воскликнул Гарри, встревоженный и рассерженный одновременно.

Но Макс не изменил положения, продляя угрожающее мгновение: его серо-голубые глаза не мигая смотрели в упор на Гарри.

– Эй! – воскликнул тот еще раз, изрядно напуганный.

Макс продолжал смотреть на него. Затем отвернулся и метнул кинжал в рекламный щит со своим изображением. Гарри (я тоже, разумеется) вздрогнул, когда острие вонзилось в сердце Великого Делакорте.

– Как удачно, – отметил Макс. – Отличный бросок.

Раскат отдаленного грома заставил Гарри еще раз вздрогнуть – боги словно выражали свое негодование. Макс и Гарри продолжали смотреть друг на друга. Когда наконец Гарри заговорил, голос его звучал натужно:

– Ты, Макс, сумасшедший. Полагаю, тебе это известно?

– Как одна из возможностей, – спокойно отвечал мой сын. – Безумство на короткой ноге с этим домом. Разве ты не чувствуешь? – (Я видел, как сильно его улыбка выводит Гарри из терпения.) – Здесь сам воздух искрится безумием.

Он был совершенно прав. Так оно и было.

Макс резко обернулся к камину.

– А теперь, – продолжил он, – садись.

– Макс, говорю тебе, мне необходимо идти. – Голос Гарри звучал уже не агрессивно, а мягко.

Макс стремительно вытянул руку, сорвал со стены пару дуэльных пистолетов, один из них положил на стол и, держа второй в руке, обернулся к Гарри. Тот следил за ним, затаив дыхание.

– Что ты делаешь? – едва выговорил он.

Макс сложил ладонь ковшиком и приставил к уху:

– Извини?

– Что ты делаешь? – повторил Гарри.

– Сегодня утром как раз зарядил, – отвечал Макс. Его ответ, разумеется, не прозвучал успокаивающе.

– Что? – переспросил его собеседник.

– Я сказал…

– Я слышал, что ты сказал, – прервал его Гарри. – Меня интересует, что ты хотел сказать своим заявлением о том, что «ты их зарядил»?

Макс вытянул вперед правую руку и прицелился в сердце Гарри.

– Как что? Зарядил для того, чтобы стрелять. Присядь, прошу тебя.

– С тобой невозможно разговаривать серьезно, – запротестовал Гарри.

Но тем не менее ни он, ни я не испытывали никаких сомнений относительно полной серьезности Макса, что тот и подтвердил, нацелив пистолет прямо в сердце Гарри. Ствол уперся в его грудь.

С трудом сглотнув пересохшим горлом, Гарри сел, положив шляпу и портфель на стол рядом с собой.

– Ты действительно хочешь, чтобы твой отец присутствовал при нашем разговоре? – едва слышно спросил он.

– Несомненно. Я хочу, чтобы он слышал все – от слова до слова. И сейчас я посылаю молитву Господу, чтобы Он дал отцу возможность понять то, что я намерен сделать.

«Ох, сынок, сынок! Я понимаю. Единственное, что еще служит мне, это мои мозги!»

– Слушай, я не знаю, какого дьявола ты тут затеял, – нервно продолжал Гарри, – но будь добр, не принимай необдуманных решений. Мы можем все спокойно обсудить. Мне кажется, тебе необходима помощь, приятель.

– И ты мне намерен ее оказать? Так, как ты оказал мне ее в Чикаго? – тихо спросил Макс.

Гарри заметно побледнел.

– Или так, как ты помог мне в Де-Мойне? В Нью-Орлеане? В Тампе? – продолжал спрашивать мой сын.

– Что ты, собственно, имеешь в виду?

– Относительно последних трех мне потребовалось навести справки, – Макс не ответил на его вопрос. – Но сведения о Чикаго обрушились мне прямо на голову в мае нынешнего года. Последовал телефонный звонок от некоего мистера Чарли Хейнса…

– Подожди минуту, – попытался прервать его Гарри.

– …которого очень интересовало, почему я отверг его щедрое предложение. Был ли я в самом деле так тяжело болен, как ты ему сообщил. – Пистолет Макса смотрел прямо в лоб агента.

«Было ли это правдой?» – задал я себе вопрос.

– Макс, прежде всего опусти пистолет. – Гарри тщетно старался говорить властным голосом.

– Ты имеешь в виду помощь такого рода?

– Макс, я действительно хотел помочь тебе, – нагло продолжал тот.

«Он действительно способен на такое!» – догадался я.

– До чего любопытная помощь, приятель, – ответил Макс. – Отказаться от четырех хорошо оплачиваемых ангажементов, даже не посоветовавшись со мной!

– Ладно, признаю. Я был не прав.

И голос наглеца внезапно пресекся в страхе, когда дуло ствола уперлось ему в лоб.

– Не стану с тобой спорить. Но вопрос в другом, старина, почему ты так поступил?

Гарри попытался перевести дух. Но ему это не удалось, и его голос звучал хрипло, когда он заговорил.

– Каков бы ни был ответ, разве он стоит того, чтобы меня прикончить?

– Безусловно.

В это мгновение Макс левой рукой взвел курок пистолета.

Гарри, охваченный страхом, прошипел что-то невнятное и зажмурился. Его лицо было воплощением смертельного ужаса. Словно сама Смерть стояла перед ним.

Через несколько мгновений, поняв, что ничего не произошло, он открыл глаза и уставился на моего сына. Тот возвышался над ним, с божественным презрением глядя ему в глаза.

Язык Гарри заплетался, и он едва мог говорить.

– Я тогда решил, что так ты скорей поймешь, что нуждаешься в моей помощи. Настоящей помощи. Я не хотел тебя обидеть!

И он взаправду захныкал. Пистолет по-прежнему был нацелен в его лоб.

«Хорошо, сын», – подумал я.

– Понятно. И именно из этих гуманных соображений ты позволил незнакомцу рыться в моей аппаратуре, пока я стоял на сцене? Напомню, это произошло в Филадельфии, – сурово продолжал Макс.

Гарри застонал. Дуло неумолимо смотрело на него.

– Да-да, ты прав. – Его голос звучал непривычно тонко. Он превратился в дрожащее повизгивание. – Я хотел, чтоб ты получил побольше денег.

– И для этого разрешил похитить тайны моего мастерства?

«О, вышиби ему мозги, сынок!» – мысленно молил я.

Губы Гарри дрожали. С трудом проглотив слюну, он выдавил из себя:

– Но ведь ничего не произошло, Макс.

– Ничего не произошло, потому что не так-то легко вызнать секреты Делакорте! – (Готов подтвердить его слова.) Голос моего сына звучал уничтожающе. – Но ты продал меня, разве не так?

Курок дрогнул под его указательным пальцем. Гарри чуть не рыдал, его глаза были плотно зажмурены.

– Боже милостивый, – прошептал он.

«Может, и не следовало бы его убивать», – усомнился вдруг я.

Ничего не произошло. Гарри чуть приоткрыл глаза и бросил взгляд на Макса. Он явно пытался догадаться, что ждет его дальше. Признаться, я тоже думал об этом.

Макс улыбался.

– Чертовски соблазнительно, – пробормотал он, – нажать на курок, и пусть твои мозги разлетятся по комнате.

Еще один всхлип Гарри и еще одна презрительная усмешка моего сына.

– Тебя считают жестким агентом, – продолжал Макс. – Одним из самых жестких в нашем деле, Гарри Кендал. Агентом, сердце которого сделано из закаленной стали.

Он еще раз презрительно хмыкнул.

– Тебя замесили на прокисшем сыре, Гарри. Ты – дерьмо, способное продать партнера. А уж сейчас ты…

Он открыто засмеялся и покачал головой.

– Сейчас ты просто слизняк.

Макс отвернулся и направился к письменному столу. Должен признаться, я испытал настоящее облегчение. Какие бы поступки Гарри ни совершил – а он, должно быть, совершил немало дурного, – я не хотел бы видеть своего сына убийцей.

Очевидно, он тоже не хотел быть им.

– Ты еще и тупой идиот к тому же, – воскликнул Макс, швыряя пистолет на стол. – Вообразить, что человек моего масштаба способен стать мелким убийцей, да еще на глазах у собственного отца!

Его слова пристыдили и меня, должен сознаться. Гарри, не таясь, смотрел на него, явно стараясь понять, что задумал Макс. Меня это тоже сильно волновало.

Ответы на наши невысказанные вопросы мы получили немедленно, поскольку в эту же минуту Макс выдвинул верхний средний ящик стола и достал из него какую-то склянку.

Продемонстрировав ее Гарри, он взял в руки серебряный термос-декантер, отвинтил крышку и налил воды в стакан. Поставив декантер, он открыл склянку и высыпал на ладонь четыре красные капсулы.

«Что ты задумал, сынок?» – мысленно воскликнул я.

Макс забросил капсулы в рот и, запив водой из стакана, проглотил.

– Итак, – произнес он. – Я должен был сделать это. Дай мне еще пять минут, ну, может быть, десять.

«Сын!» – закричал бы я, если б смог.

Гарри онемел от страха. Он смотрел на Макса, ничего не понимая.

– Что ты делаешь? – едва слышно пробормотал он.

И снова ковшик ладони около уха и голос Макса:

– Извини?

– Что ты делаешь? – в этот раз погромче повторил вопрос Гарри.

– Прошедшее время, приятель. Тебе следует поставить вопрос в прошедшем времени и спросить, что я сделал.

Гарри все еще ничего не понимал. К сожалению, я понимал очень хорошо.

Макс перебросил пустую склянку Гарри, тот попытался поймать, но безуспешно, и она упала к нему на колени. Он схватил ее в руки и стал внимательно разглядывать. Но этикетки не было. Он глянул на Макса в недоумении. Затем осторожно принюхался, и тут же лицо его сморщилось от запаха.

– Да, это горький миндаль, – проинформировал его Макс.

«Соль цианистой кислоты», – в ужасе догадался я.

– О господи! – Гарри вскочил на ноги и зашатался. – Ты и вправду сумасшедший.

– Мне казалось, мы только что это установили.

Гарри ринулся к столу (ноги подгибались под ним как резиновые) и схватил телефонную трубку.

– Пустая трата времени, – равнодушно произнес мой сын. (Мне стало плохо.) – Я умру задолго до того, как тут появится врач.

Гарри смотрел на него с нескрываемым волнением.

– Какого черта ты хочешь, чтобы я делал – просто стоял тут и смотрел, как ты помираешь?

«Почему бы и нет? – мелькнула у меня горькая мысль. – Я же смотрю на это. С той только разницей, что ты стоишь, а я и пошевелиться не могу».

– Да, просто стой тут. И окажи мне любезность, выслушай то, что я скажу в последние минуты моей жизни.

– О господи! – простонал Гарри (я тоже), не сводя глаз с Макса. Затем у него вырвалось: – Дай мне отвезти тебя в госпиталь! Мы возьмем твою машину.

– У нас нет времени, – спокойно отказался Макс. Его бесстрастный тон заставил похолодеть кровь в моих жилах. – У меня не больше пяти – семи минут. Сядь.

– Господи, что происходит?

– Сядь, говорят тебе, – повторил Макс. Улыбка почти растаяла на его губах. – И хоть раз в жизни выслушай меня.

– Господи! – пробормотал еще раз Гарри.

«И я не могу предотвратить этот ужас, – терзала мой мозг злая мысль. – Я полностью бессилен и ничего не могу поделать».

Гарри не садился. Он не мог сидеть на месте. (Я, в отличие от него, мог только это.) Он со страдальческим выражением лица следил, как мой сын принялся мерить шагами комнату.

– Чем больше я буду двигаться, тем сильнее будет циркуляция крови, тем меньше времени мне останется прожить, – объяснил он Гарри.

– Макс, что ты натворил!

Макс предостерегающе поднял руку.

– Я никогда не рассказывал тебе об Аделаиде, не так ли? – тем же размеренным голосом спросил он. – О моей единственной настоящей любви? Моя жена. Мой друг. Мое сокровище.

«О да!» – простонал я мысленно. Аделаида была ангелом и для меня.

– Она умерла еще до того, как мы с тобой познакомились, – продолжал он. – И до того, как появилась Кассандра.

Внезапно, увидев, как левая нога Макса подвернулась, Гарри вздрогнул. (Я, быть может, тоже.) Теперь Макс ходил, чуть подволакивая ее. Гарри сделал движение навстречу ему, но тут же замер на месте, увидев выражение лица Макса, погруженного в воспоминания.

– То были лучшие годы моей жизни. Мы очень любили друг друга. Я испытывал почти беспредельное счастье, какого не знал никогда в жизни.

Я закрыл глаза и стал молиться о том, чтобы пришли слезы. Я всегда знал, что Макс обожал ее. Я видел это в каждом его взгляде, в каждом движении. Любовь читалась на его лице так же легко, как она когда-то читалась на моем. Я тоже несказанно любил свою жену. И обоих нас – и сына, и меня – судьбе было угодно лишить счастья.

Макс продолжал ходить. Через несколько секунд в его голосе появилась хрипота. Я видел, как он борется с ней, чтобы договорить то, что хотел сказать.

– Видеть ее рядом с собой было моей радостью, – продолжал Макс. – Ее любовь ко мне не знала сомнений. Я боготворил ее, Гарри. Не сомневаюсь, что ты считаешь такое отношение к жене невозможным для меня, но отец видел это, – добавил Макс, указывая на меня. – Он знал о моей любви.

«Да, это так, сынок», – подумал я, открыв глаза опять.

– Она была для меня всем. Все, что есть лучшего в мире, все воплощала моя Аделаида. Все, что есть прекрасного, чистого и невинного.

Его последнее слово прозвучало особенно громко, оно сопровождалось гримасой боли. Гарри замер, его обуревали страх и дурные предчувствия.

Несколько мгновений Макс стоял неподвижно, глаза его под насупленными бровями были мрачны, он медленно, с трудом дышал.

– Макс, прошу тебя, позволь мне вызвать врача! – вскричал Гарри.

Макс отмахнулся и возобновил хождение по кабинету, но теперь все его движения были неуверенны.

– Она носила под сердцем наше дитя, когда произошло непоправимое, – продолжал он измученным голосом. Я мечтал о том, чтобы, зажмурив глаза, сбросить всю эту сцену в небытие.

– Она устала в тот вечер. Я просил ее остаться дома, но она и слышать не хотела об этом. Считала, что должна быть рядом со мной. Помогать мне. Поддерживать.

«Сын, умоляю, прекрати это самоистязание!» – думал я.

Макс остановился и, прислонившись к раме высокого окна, бросил взгляд на озеро, на беседку, стоявшую на берегу. Дыхание его прерывалось.

– Становится темнее и темнее. Будет буря.

Он отвернулся от окна. Теперь его лицо приняло суровое, непреклонное выражение, будто бы он решился превозмочь боль.

– Но для нее это оказалось слишком тяжелым испытанием. – Он снова принялся шагать по кабинету. (Я с болью смотрел на него.) – Случился выкидыш. Она потеряла прежнюю быстроту движений и не успела увернуться от упавшего механизма.

Он замолчал и поднес ладонь к глазам, как будто в попытке стереть память о том страшном вечере.

– Моя жена… – бормотал он надломленным голосом. – Наше дитя… Я все потерял в один миг. Поистине ужасный миг.

Он стиснул зубы и прижал руку к желудку.

– Макс, – окликнул его Гарри.

Ни малейшей реакции на оклик. Рука, прижатая к животу, исказившая лицо гримаса боли. Но вот он снова меряет шагами кабинет.

«Нет, мне не вынести этого», – подумал я.

– Ее нет со мной уже двенадцать лет. А я все еще люблю ее, и только ее. Моя любимая, мой ангел. Никого нет на свете, кто хоть немного походил бы на нее. И никогда не будет. Никогда.

С немым криком Макс рухнул на пол, руки его вытянулись вперед в попытке опереться на ближайший стул.

С трудом он снова поднялся на ноги, когда Гарри подбежал к нему с выражением страха на лице. Макс вытянул дрожащую руку и чуть слышно потрепал его по руке.

– Это лучший путь отсюда… дружище, – пробормотал он слабо.

«Но далеко не лучший вариант уходить на глазах отца», – кричал мой разум, объятый тревогой и гневом.

– Я лишился не только Аделаиды. – Макс с видимым трудом втянул ноздрями воздух. – С нею ушло из моей жизни счастье. Ты знаешь это так же, как и я.

«Но я-то не ушел! – кричал мысленно я. – Может быть, я и кажусь вам картофелиной, но я все-таки здесь!»

Макс снова простонал и стиснул зубы с такой силой, что они заскрипели.

– Бож-же мой, – вырвалось у него.

Он выдавил притворную улыбку, но в ней не было веселья.

– Да, я потерял все. Мои руки, зрение, слух. Моя судьба, моя карьера. – Он мгновение помолчал. – Теперь я потерял и жизнь, – тихо закончил он.

«Но я с тобой, сынок, я не оставлю тебя», – кричал мой несчастный ум.

С коротким, поверхностным вздохом Макс упал на колени рядом со стулом, корчась в припадке боли. Взгляд его застыл, на лице была маска агонии.

Гарри сумел помочь ему приподняться и боком сесть на стул. Макс бессильно откинулся на его спинку, дыхание с трудом давалось ему.

– Боже, – застонал он опять.

Макс начал задыхаться, не в силах поймать ртом воздух. Рот его открылся, язык вывалился наружу.

Затем послышался всхлипывающий стон, тело сотрясли конвульсии, Макс несколько раз содрогнулся и затих. Глаза его закатились.

ГЛАВА 9

Я почувствовал, как тяжело бухает мое бедное сердце, старый молот в тесной клетке груди, измученный перенесенным ударом. О, почему ты не разорвалось надвое в этот момент?

Гарри, застыв в молчании, не сводил глаз с моего сына. Наконец ему удалось разлепить губы.

– Г-господи, – еле сумел выговорить он. – Г-господи Иисусе!

Согнувшись над телом, он прижал ухо к груди Макса, внимательно прислушался, задерживая собственное дыхание, чтобы услышать дыхание Макса. И не услышал ничего. Сердце моего сына перестало биться.

Гарри резко выпрямился и с потрясенным видом уставился на труп. Затем выражение его лица изменилось – теперь он смотрел на Макса с бешенством.

И тут, выплевывая слова, которых я не забуду до самой смерти, которые характеризовали его как нельзя лучше, он прошипел:

– Ты – вшивый сукин сын. Мне же теперь не удастся вернуться в Бостон вовремя.

Возглас ужаса, который сорвался с его губ, более походил на женский крик, ибо тело Макса резко выпрямилось, глаза распахнулись широко и страшно, а пальцы вцепились в руки Гарри.

Тот инстинктивно отпрянул, пытаясь вырваться из этой хватки, но потерял равновесие и упал рядом с Максом.

Навзничь лежа на полу, судорожно хватая ртом воздух, задыхаясь, Гарри, не веря своим глазам, таращился на Макса.

– Сюрприз! – воскликнул тот.

Последовало минутное молчание. Затем Макс вскочил с пола, подошел к моему инвалидному креслу и положил руку мне на плечо.

– Извини, что напугал тебя, padre, – мягко произнес он. – Но мне хотелось показать этот прекрасный номер тебе, единственному человеку на земле, который может его оценить. Грандиозно получилось?

И склонившись ко мне, он поцеловал меня в щеку, затем отвернулся и направился к Гарри.

«Сынок, сынок, – спрашивал я его мысленно, – что ты задумал?»

А он уже объяснял происшедшее Гарри, тон его был ровным и дружелюбным:

– Позволь мне ответить на твои возможные вопросы. На первый вопрос: в капсуле содержался комплекс витаминов В. Эссенция горького миндаля была добавлена, чтобы ввести тебя в заблуждение. На второй вопрос: прекращение сердцебиения, в чем ты мог убедиться сам, это трюк, которому я научился в Индии у пандита[22]Note22
  Пандит – ученый муж, титул, используемый в Индии при обращении к уважаемым людям (инд.).


[Закрыть] Кхая – факира, человека потрясающих знаний.

«Пандит Кхай! Конечно. Как я мог забыть об этом человеке?»

– И на третий вопрос: мой разрывающий сердце процесс умирания – а разве я не говорил тебе, что иллюзионист это прежде всего актер? Опытный, талантливый актер.

«Опыта у тебя не отнять, – сердито подумал я. – Вполне достаточно, чтобы едва не прикончить меня, дорогой сыночек».

Гарри наконец обрел способность членораздельно выражать свои мысли и чувства.

– Ты сукин сын! Грязный, отвратительный, нищий скотоложец, педераст!

– Ну, ты и впрямь заслуживаешь премии, – усмехнулся Макс. – Тебе удалось в одном предложении совместить самые разные человеческие пороки. Предвижу твое имя на страницах Книги рекордов Гиннесса.

Смешанные чувства владели мной. С одной стороны, хотелось отшлепать сына за доставленные мучения. С другой стороны, меня разбирал смех. Если бы мог, я разразился бы громким и совершенно искренним хохотом. (Меня всегда отличала тяга к несовместимому.)

Но Гарри, это казалось очевидным, не испытывал ни малейшей двойственности ощущений. Чувство, его обуревавшее, было стойким и однозначным: отвращение.

Резко тряхнув головой, он вскочил на ноги и решительно направился к двери, хотя шаги его были нетвердыми. Макс метнулся к столу и через мгновение стоял рядом с ним.

Когда Гарри дошел до входной двери, я услыхал негромкий щелчок замка. Наш гость схватился за ручку и попытался отворить дверь. Дверь не открывалась.

Гарри не обернулся. Я видел, что лицо его приняло напряженное, враждебное выражение. Затем внезапно охрипшим, дрожащим от ярости голосом он приказал:

– Отвори немедленно дверь, Макс.

Молчание.

Гарри резко обернулся, на его щеках вспыхнул гневный румянец.

– Отвори же эту чертову дверь! – закричал он.

Макс не проронил ни слова, не сделал ни одного движения.

Стиснув зубы, Гарри кинулся к столу.

В то же мгновение в руках Макса оказалась пара дуэльных пистолетов. Когда Гарри поравнялся с ним, он, не выпуская их, отступил в сторону. В это время его полыхающий злостью агент судорожно водил ладонями по поверхности стола, отыскивая механизм управления Дверью. Тщетно.

– Где эта штука, в конце концов, находится? – требовал он ответа у Макса.

Теперь агент пытался нащупать кнопку на нижней поверхности столешницы.

– Черт побери! – воскликнул он и уставился на моего сына.

Затем мстительная улыбка скользнула по его губам.

– Хорошо же, – прошипел он. – В таком случае я звоню в полицию.

Макс навел на грудь своего агента тот пистолет, что был зажат в правой руке.

– Я бы тебе не советовал, – проронил он.

Гарри от ярости едва не потерял дар речи.

– Еще одна из твоих идиотских шуточек? – почти беззвучно прорычал он.

Макс едва заметно улыбнулся.

– Хочешь убедиться?

Гарри ни в чем не был уверен: действия Макса были совершенно непредсказуемыми.

Телефонной трубки он не снял, хотя с трудом сдерживал гнев.

– Ты устроил весь этот театр – капсулы с ядом, притворная смерть – только для того, чтобы расквитаться со мной? – словно не веря себе, спросил он.

– Отчасти, – невозмутимо отвечав Макс.

– И вся эта вонючая болтовня насчет твоей драгоценной Аделаиды?

Вот тут Гарри допустил ошибку. Он в страхе отшатнулся, когда в ту же секунду Макс со страшным лицом приставил пистолет к его лбу.

Гарри выкрикнул что-то неразборчивое, Макс нажал курок, и пистолет оглушительно громко выстрелил.

Одна из ваз на каминной полке с треском раскололась на куски, и обломки керамики разлетелись по всей комнате. Гарри задохнулся от изумления и ужаса и выкинул руки перед собой, как бы защищаясь. Подавленный страхом, он не успел заметить, что за мгновение до выстрела Макс отвел руку влево, чтобы не попасть в него. Я заметил это движение, но оно меня ничуть не успокоило – я был до глубины души (могу ли сказать «максимиально»?) подавлен поведением моего сына.

Гарри в немом изумлении уставился на него. Макс отвечал ему взглядом, полным ненависти.

– Все, что я сказал об Аделаиде, не подлежит обсуждению, – произнес он тихо, но в этих словах отчетливо звучала жажда мщения. – За исключением моей матери и моего отца, она – единственный искренний человек на земле из всех, что я видел.

Когда Макс положил разряженный пистолет на письменный стол и взял в руки второй, Гарри пожал плечами. Теперь Макс улыбался.

Эта улыбка не могла успокоить ни меня, ни Гарри.

– Я не совсем прав. Пуля в том пистолете оказалась настоящей. Ты не на шутку унизил меня, Гарри, предположив, что я способен только на идиотские шуточки.

– Что ты, собственно, хочешь? – Голос Гарри был едва слышен.

Точно такой же вопрос хотел бы задать Максу и я.

– Предполагал вызвать тебя на дуэль, – прозвучал ответ. – О причине можешь догадаться сам: оскорбленная честь, месть, все, что угодно.

Сожаление на его лице было насмешливым.

– Теперь она стала невозможна, – продолжал он, – поскольку мне пришлось бы зарядить твой пистолет, чтобы ты не сомневался, что оба они заряжены.

Его лицо снова окаменело, и он указал Гарри на стул:

– Сядь.

Но Гарри не собирался продолжать эту страшную забаву. Он покачал головой и сказал:

– Нет.

– Что ж, отлично. – Макс направил на него пистолет и процедил: – На этот раз я не стану целиться в вазу. Прощай, старина.

– Ладно, – бросил Гарри, направился к стулу и сел.

– А сейчас, будь добр, отложи в сторону твой дорогой, ручной работы, с золотой монограммой портфель.

Гарри сухо сглотнул, но без возражений положил портфель и шляпу на стол, рядом с собой.

– Замечательно, – проронил Макс.

Гарри прерывисто вздохнул.

– Какого дьявола ты тут устраиваешь, Макс?

– Пытаюсь добраться до истины, приятель.

Не сводя глаз с Гарри, Макс перегнулся через стол и выдвинул средний ящик. Достав из него два сложенных вместе листа бумаги, он развернул один из них.

– Это я обнаружил однажды в кармане плаща Кассандры, – небрежно объяснил он.

Гарри снова сглотнул. Я отчетливо слышал тот сухой звук, которым сопровождалось это рефлекторное движение. Он мрачно следил за тем, как Макс вернулся к креслу и, усевшись, стал читать письмо.

«Иногда задаюсь вопросом, почему я еще занимаюсь его делом. Признаюсь, что теперь он существует для меня лишь как источник доходов. И должен признаться, источник уже иссякший. Он уже ни на что не способен, но слишком упрям, чтобы признать это. Если он по-прежнему будет корчить из себя дурака на сцене, я выгоню его из агентства, и пусть им занимается какой-нибудь сопляк».

– Мне продолжить?

Гарри пристально смотрел на него, его глаза казались двумя осколками камня. Я мельком подумал, что этот взгляд, должно быть, погубил несчетное количество деловых контрактов.

– Мы живем в жестоком мире, Макс, должен тебе заметить, – с глубоким спокойствием заговорил он. – И не стоит искать человека, который станет осыпать тебя одолжениями.

– Псы, пожирающие друг друга?

– Примерно так.

Теперь он решил не показывать Максу ни следа слабости. Сделал презрительный жест в сторону письма, которое Макс держал в руках.

– Из-за этой безделицы ты устроил всю эту ерунду? – поинтересовался он. – Всего лишь потому, что я написал нелестную для тебя записку?

«Нелестную? – подумал я. – Оскорбительную, негодяй!»

– Нет, не поэтому, – бросил Макс.

Несмотря на свою решимость, Гарри не смог удержаться от дрожи, охватившей его, когда Макс развернул второй лист бумаги. (Возможно, я вздрогнул тоже. Кто знает?)

– «Нотариально заверенные свидетельские показания, – стал читать Макс, – ночного портье отеля „Эссекс-хаус“». Ему была предъявлена твоя фотография, дорогой Гарри, вместе с этой женщиной. «Да, я утверждаю, что видел этого человека, когда он входил в номер пятьсот двадцать пятый в ночь на двадцать восьмое апреля».

– Не из-за чего было так хлопотать. Да, я трахался с твоей женой! – прервал чтение Гарри с отчаянной бравадой. – И что из этого? Не я затевал этот роман. Она ко мне сама приставала. Ну, пришлось доставить ей удовольствие. Большое ли дело! А чего ты ожидал? Ты, который уже ни на что не годен в постели!

Если бы на месте моего сына был я и в моих руках оказался пистолет, мозги Гарри уже были бы выбиты из черепа. Бешенство, которое вызывал во мне этот человек, проистекало не от одной какой-либо причины. Резоны?

Первый. Предположение, что он близок с Кассандрой.

Второй. Его наплевательское отношение к происшедшему.

Третий. Попытка уйти от ответственности, переложив вину на Кассандру. Это, видите ли, было ее желанием, ее требованием, а значит, и ее виной. А он только ублажил эту суку.

Четвертый. Оскорбление, нанесенное моему сыну обвинением в импотенции.

«Убей его!» – билась в моей голове горячая мысль.

Но реакция Макса была совершенно неожиданной. Он не поднял пистолет и не выстрелил ему в голову, а только с глубочайшим презрением (презрением!) смотрел на Гарри.

– Ирония происшедшего, – наконец процедил он, – ирония из иронии заключается в том, что я доверял тебе. Считал тебя своим другом.

– В чем сильно ошибся. – Гарри не успел договорить, как тут же понял опрометчивость своего цинизма. Ответ прозвучал самоубийственно, но он уже не мог остановиться. – Если ты ожидаешь извинений, забудь об этом.

«Он просто сошел с ума», – мелькнула у меня отчетливая мысль. И я вздрогнул, увидев смотрящее в лицо Гарри дуло пистолета. Его остановившиеся глаза казались неживыми.

– Есть только одна вещь, которой я ожидал, – выговорил Макс. – Возможности отомстить. И час мщения настал.