Текст книги "Искупление (ЛП)"
Автор книги: Рэйчел Ван Дайкен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 51
Влюбиться – это как упасть в бассейн.
~ Расхожее выражение
Николай
Я заставлял ее говорить о самом разном – о ее любимом ресторане в Сиэтле, обо всех местах, которые она бы хотела посетить, – все, что угодно, лишь бы она продолжала говорить связно. Я уже отправил сообщение Фениксу о том, что мы возвращаемся назад в апартаменты. Я сохранил кое-что для экстренного случая, достаточно, чтобы я смог зашить ее, не беспокоясь о том, что у нее останутся шрамы или ей будет больно.
Попасть в апартаменты и подойти к дивану заняло у меня добрых пятнадцать минут.
– Нет! – выдохнула она. – Он белый. Только не на диван.
Чувство вины пронзило меня прямо в грудь, и у меня перехватило дыхание.
– Майя, все нормально… Мне нужно положить тебя прямо сейчас.
– Ты же ненавидишь красное на белом.
– А еще я ненавижу бабочек.
– Что? – воскликнула она.
– Это была шутка, – улыбнулся я. – А теперь ложись.
– Но…
– Не спорь со своим врачом.
– Ужасные манеры в постели, – вздрогнула она.
– Сейчас, Майя, – я аккуратно посадил ее, в то время как Феникс обменялся со мной взглядами и покинул комнату. —Ты знаешь, это неправда.
Ее зубы не переставали стучать.
– Майя, – я взял ампулу морфина. – Я просто вколю тебе небольшое количество, чтобы унять боль, пока зашиваю тебя. Это немного тебя расслабит.
Не дожидаясь ее ответа, я уколол.
Затихнув, она безжизненным взглядом смотрела на меня, пока я медленно зашивал ее живот. Шесть швов. Ничего чрезмерного, ничего угрожающего жизни, но достаточно, чтобы молиться о том, что Жак будет гнить в аду за то, что заставила Майю пройти через это.
– Я могу забрать это, – прошептал я, хотя и ненавидел эти слова, вырывающиеся из моего рта. – Но тогда мне придется забрать все.
– О чем ты говоришь? – Майя моргнула, пытаясь сесть, затем вздрогнула и легла обратно, в то время как я опустился на колени рядом с диваном, на котором она лежала.
– Воспоминания. Скажи только слово, и я заставлю тебя думать, что ты попала в еще одну аварию. Не знаю, сработает ли это, но я могу попытаться, могу забрать плохое.
– О, Ник, – Майя взяла меня за руку. – Ты не можешь сделать это.
– Я могу попытаться.
Она улыбнулась.
– Жизнь – это ад.
– Да.
– Она отстой.
– Так и есть.
– Смысл в том… – ее нижняя губа задрожала, – …что ты не можешь забрать плохое, не забрав хорошее. А хорошее – это ты. Если нужно сохранить плохие воспоминания, чтобы сохранить тебя, тогда я выбираю плохие.
– Но…
Она приложила палец к моим губам.
– Поцелуй меня.
– Моя бабушка практически убила тебя. Я не просто часть русской мафии, но и виновен в том, что притворялся слепым, пока моя собственная плоть и кровь встала на путь убийства. И что еще хуже? Я поощрял это, потому что не хотел быть частью этого. И ты все еще хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
– Хочу, но не только сейчас, – прошептала Майя. – Всегда.
– Но…
– Ты споришь. Видишь? Ужасные манеры.
Я закатил глаза.
– Майя, будь серьезна. Наша жизнь… она никогда не будет простой.
– Кто хочет простую жизнь? – Майя пожала плечами. – Дай мне сложную, – ухмыляясь, она провела ладонью по застежке на моих брюках.
– Очень смешно.
Ее рука двинулась дальше.
– И это правда.
Я зарычал.
– Что, черт побери, мне с тобой делать?
– Любить меня, – вздохнула она. – Защищать.
– Пока я жив, клянусь, что буду делать и то, и другое.
Майя провалилась в сон, не вызванный наркотиками, не продиктованный давлением, а от полного истощения. Ее телу нужно исцеляться, и даже больше – ее разуму это нужно.
– Как она? – Серджио был первым, кто спросил о ее самочувствии, когда я два часа спустя вылетел из комнаты, чтобы раздобыть что-нибудь съестное. Она все еще спала, но я забыл поесть и знал, что если не буду заботиться о себе, то не смогу заботиться и о ней.
Остальные ушли в отель на другой стороне улицы, а Серджио остался, чтобы убедиться, что охрана в моих апартаментах не была набрана с улицы. Я убедил его, что у меня лучшие из лучших, чем заработал ухмылку и фразу «очевидно, нет, если это делаю не я». Я позволил этой высокомерной заднице осмотреться, поскольку был слишком истощен, чтобы делать что-либо, и дал ему все мои пароли, напоминая себе изменить их позже, ведь ублюдок однозначно запомнит их, раз уж я их назвал.
– Хорошо, – кивнул я и продолжил искать в холодильнике что-нибудь съестное, что не было бы фруктом или овощем.
Я почувствовал похлопывание по спине, когда Серджио предложил мне горячее панини. (Примеч. Панини (более правильный вариант – ед.ч. panino) – итальянский аналог блюда, больше известного в России как горячий бутерброд. Дословно с итальянского языка панини переводится как «небольшая булочка»).
– Это появилось из воздуха? – спросил я, поглощая сэндвич.
– Феникс приготовил, – он пожал плечами. – Я оставил твою в духовке, завернутую в фольгу, на случай, если это затянется.
– Тот самый Феникс, который убивает ради забавы и улыбается, направляя пистолет тебе в голову? Этот Феникс? – спросил я сухо.
– Тот самый, – Серджио улыбнулся. – Ты бы поверил мне, если бы я сказал, что он ел все только зеленое? Его жутко бесило есть что-то цветное, как будто он не достоин цветов в своей жизни. Следовательно, он не достоин их и в еде.
Я выдвинул барный стул и сел.
– Бывает и похуже.
– О, да? – Серджио сел рядом со мной и продолжил печатать в своем ноутбуке. Экран был черным, печатая код, его пальцы двигались так быстро, что невозможно было уследить. – Давай же, скажи это.
– Я ненавижу водку.
Пальцы Серджио застыли над клавиатурой, и он повернул голову мою сторону.
– Шутишь?
– Предпочитаю вино.
– Черт, Текс прав. Ты уже итальянец, не так ли?
Я закатил глаза.
– Не оскорбляй меня.
– Ты, должно быть, очень везучий, Россия, – сказал Серджио, а затем опустил голову и прошептал: – Это мерзко – называть тебя «Россия». Это было мое прозвище для Энди, – его голос надломился. – В некоторые дни воспоминания ранят так сильно, что тяжело дышать.
– Только настоящие воспоминания могут это сделать, – пробормотал я. – Искусственные не ранят… Только настоящие воспоминания вызывают физическую реакцию, которую ты чувствуешь от макушки головы до ступней. Чем сильнее воспоминание, тем сильнее связь.
– Хорошо знать, что это нормально – чувствовать тошноту каждый раз, когда просыпаюсь, и она не лежит рядом со мной, когда мои руки болят от воспоминаний о том, как я прикасался к ней.
Я не мог говорить. Раньше я никогда по-настоящему не понимал любовь. До Майи. В тот момент, когда я осознал, что могу потерять ее, я не мог думать ни о чем, кроме того, что, если… что, если я не успею вовремя, что, если она умрет, что, если я потеряю единственную причину, чтобы дышать?
– Нужно надеяться, – вздохнув, ответил я, – что станет легче. И что такая девушка, как Энди, была бы чертовски зла, если бы увидела, что ты сидишь здесь и ноешь, как девчонка.
У Серджио вырвался смех.
– Черт, она бы убила меня, если бы я пустил слезу при ней. Я обещал ей, что не буду, и я нарушал это обещание чаще, чем готов признать, – он напечатал на ноутбуке еще несколько строк, затем медленно закрыл его, повернулся лицом ко мне и встал. —Я бы хотел сказать, что мне было приятно, но…
Я протянул ему руку.
– Но?
– Это было интересно… у тебя надежная система защиты, Большой Брат не следит, и я удалил данные о твоей семье из интернета. Можешь поблагодарить меня позже, – он повесил сумку на плечо. – Я отправляюсь в Нью-Йорк, напиши, если понадоблюсь.
– Нью-Йорк? – переспросил я. – Не Чикаго?
– Секреты, – Серджио кивнул, – Кое-какая часть нашей семьи немного… вышла из-под контроля. Угадай, кого выбрали восстанавливать порядок?
– Попытайся не оставить за собой слишком много трупов.
– Правда или ложь, что ты сказал кому-то войти в огонь и смотрел, как он сгорает заживо? Чья бы корова мычала, док?
Я не ответил, вместо этого я вздрогнул от дискомфорта, переступая с одной ноги на другую.
– Как я и думал, – он ухмыльнулся, а затем продолжил: – Держись подальше от тюрьмы… и, Ник?
– Да?
Серджио ступил в большие апартаменты, его глаза перебегали с одной вещи на другую.
– Она бы гордилась, если бы увидела тебя таким спокойным… домашним.
– Ага, – я кивнул. – Энди бы смеялась до упаду, а затем спросила бы, кого я загипнотизировал, чтобы заставить встречаться со мной. В худшем случае, она бы спросила, не заплатил ли я кому-то.
– Похоже на нее, – прошептал Серджио, затем отсалютовал мне средним пальцем – ничего другого я и не ожидал – и тихо закрыл за собой дверь.
Я встал и запер ее, а затем доел свой сэндвич.
ГЛАВА 52
Поймешь свое несчастье, только когда влюбишься.
~ Русская пословица
Майя
Комната была погружена во тьму, и было невозможно понять, который час или как долго я спала. Воспоминания ударили по мне пулеметной очередью: я вспомнила о нападении, о Жак, о Николае, спасающем меня. Я вздрогнула, когда открылась дверь в ванную. Свет пролился в комнату, выделяя тень сексуального и подтянутого тела Николая. Я протяжно вздохнула, когда он направился в мою сторону, весь напряженный, как будто я была животным, которое собиралось атаковать. Он протянул руку, касаясь моей щеки кончиками пальцев.
– Ты в порядке?
– Еще нет, – ответила я правдиво. – Но скоро буду…
– Я люблю тебя, – прошептал он. – Простишь меня?
– Простить тебя?
Глубоко вздохнув, он сел на кровать.
– Простишь, что я не рассказал всю правду о своей семье? О Жак?
Даже простое упоминание ее имени послало мурашки по моему телу.
– Ты имеешь в виду, о том, что она… – я не смогла закончить предложение.
– Джек Потрошитель, – Николай облизал губы и уставился на стену. Он сидел, отвернувшись в сторону от меня так, что его тело не касалось моего. – Она сказала тебе, как это началось? С ревности?
– Оказалось, что это сильная эмоция, – мой голос надломился. – Все женщины были такими? В твоей семье?
– Нет, – быстро ответил Николай, – После моего отца Жак не могла иметь детей, но он отказался продолжить традицию. На тот момент Жак все еще работала, и он понял, что хочет большего для нашей семьи, но чтобы быть независимым от ее желаний… ему нужны были деньги… и тогда он начал работать на Петрова, – Николай откинулся назад на свои руки, поднимая подбородок к потолку и глубоко вдыхая через нос. – Это долгая и сложная история. Верь мне, когда я говорю, что теперь ты знаешь все.
Он направил свой взгляд на меня. Его глаза были такими темными, настороженными, как будто умоляли меня понять его, умоляли принять его, даже несмотря на то, что он пришел с таким количеством багажа, что было тяжело увидеть все, что он нес на своих плечах.
– Да, – прошептала я.
Он нахмурился.
– Что «да»?
– Я все еще люблю тебя.
–Я не спрашивал об этом.
– Это сделали твои глаза, – прошептала я, сжимая его руку. – Это не твоя вина, что она была сумасшедшей, и было бы глупо ставить твое прошлое в укор тебе, разрушая будущее для нас обоих.
– Я бы отпустил тебя, – он притянул меня в свои объятия, целуя в шею, мягко касаясь губами местечка, где бился пульс. – Это бы разрушило меня, но если это то, чего ты хочешь, – быть подальше от воспоминаний обо мне, твоем отце, Жак, – я бы отпустил тебя.
– Мое место здесь, – я повернула голову, чтобы иметь возможность прижаться к его губам. Мы поцеловались, а затем я положила свою руку ему на грудь. – И здесь.
Его объятья были такими крепкими, что было тяжело дышать.
– Я буду защищать тебя даже ценой своей жизни.
– Хорошо, – я засмеялась сквозь слезы.
– Я хочу тебя каждую секунду, – он прижался губами к моим губам, а затем отстранился. – Каждого дня.
– Это много секунд.
– Восемьдесят шесть тысяч четыреста, – он поцеловал мою шею. – Но кто считает?
– Кто вообще знает такое?
– Я доктор.
– Это будет твоим ответом на все, чего я не понимаю?
– Да, – он лизнул меня там, где только что были его губы.
Эти касания сводили меня с ума. Я попыталась снять свою футболку, но он опустил мои руки вниз.
– О, прости, я подумала, что все эти разговоры про математику были прелюдией, – поддразнила я, удивляясь, как все еще была способна на это после такого травматичного дня, который у меня случился.
– Ты узнаешь, когда это будет прелюдия, – он обернул свою руку вокруг меня и передвинул назад на подушки. – А теперь, ты съешь сама куриный суп с лапшой или мне придется заставить тебя?
– Почему это всегда куриный суп с лапшой? Что, если я хочу суп из моллюсков?
– Тогда я принесу тебе суп из моллюсков.
– Правда?
Он достал телефон из кармана своих темных джинсов и поднял его в воздух.
– Правда.
– В таком случае… Я хочу суп из моллюсков, хлеб из закваски и новый «Мерседес».
Его улыбка была великолепно-ослепительна, когда он наклонился и поцеловал меня в подбородок.
– «Мерседес», да?
– Последней модели.
– Решим.
– Часть нового контракта?
– Как пожелаешь.
– Ты все еще платишь мне полмиллиона… – дразнила я. – Даже если технически я теперь твоя девушка?
– Давай начнем с малого, с супа с моллюсками. Позже мы обсудим машину и… оплату.
– Парень, который не хочет обсуждать машины в постели? Где же ты был всю мою жизнь?
Наши взгляды встретились.
– Я здесь сейчас. Вот что важно.
– Мой контракт особо подчеркивает, что мне запрещено иметь какие-либо интимные отношения, – было весело подшучивать над ним, игнорировать темноту дня и сосредоточится на нас, на нашей реальности, на нашем будущем.
– Одно маленькое нарушение после того, как ты чуть не умерла, не считается, – Николай снова поцеловал меня. – Я объясню это твоему претенциозному боссу.
– Пожалуйста, сделай это, и пока будешь там, попроси его купить мне что-нибудь красное.
Николай низко и утробно зарычал.
– Я бы убил, чтобы увидеть тебя в красном.
– К сожалению, босс разрешает только черное.
– У босса свои причины.
– Босс придурок.
– На это у него тоже есть причины.
– Хм-м, – я облизала его нижнюю губу.
Я вела себя как сумасшедшая, но я никогда не устану от его вкуса, от того, как он возвращает каждый поцелуй, как будто пытается напомнить мне, что я принадлежу ему.
Моя жизнь уже давно не имела смысла, но его поцелуи всегда ослабляли мои путы и помогали сосредоточиться на том, что важно.
– Майя… – прорычал он. – Если ты продолжишь целовать меня так, я не смогу себя контролировать.
– Так потеряй контроль.
– Легче сказать, чем сделать, – он слегка отклонился. – Тебе нужно поесть, а затем мы обсудим… все постельные действия.
– Ах, значит, босс снова хочет надеть свои капризные штанишки.
– Когда босс снял свои штаны? Просто любопытно.
Я взглянула вниз.
– Должно быть, это мое чрезмерно богатое воображение.
– Ты милая.
– Я милая?
– И опасная… – вздохнул он. – Очень, очень опасная.
– Может, поэтому Жак хотела, чтобы я умерла.
– Нет, – Николай произнес это так быстро, будто уже знал, что я собираюсь сказать. – Он была сумасшедшей, не в своем уме. Она окончательно сорвалась в ту минуту, когда я впустил тебя в свою жизнь, в минуту, когда она перестала быть номером один. Но она соскальзывала в бездну задолго до твоего появления. Единственное, за что я себя не смогу простить, что я игнорировал это.
– А мой отец... если он когда-нибудь найдет меня? Обнаружит, что я жива и дышу?
– Он умрет… кроме того, в ближайшее время он будет слишком сосредоточен на том, чтобы не угодить в тюрьму. Серджио хорошо поработал над твоей семьей, – Николай вздрогнул. – Ты будешь счастлива узнать, что твоя мать не вовлечена.
– У меня уже давно нет матери, – я ощутила свежую боль, но оттолкнула эти мысли.
– Ты все еще хочешь остаться? Со мной?
– Я все еще держу твою руку, не так ли?
– Да, – он сжал мою руку, а затем наклонил голову и поцеловал костяшки пальцев. – Держишь.
ГЛАВА 53
Жизнь — это не постель из роз.
~ Русская пословица
Николай
Я сделал звонок, чтобы доставили суп и хлеб, и удостоверился, что для Майи набрали ванну, так что она сможет отмокнуть в ней и расслабиться. Полчаса спустя я постучал в дверь спальни, затем открыл ее ногой, держа в руках поднос с едой.
– Наконец-то, – Майя встала передо мной полностью обнаженная.
Поднос упал на пол.
У меня не было времени остановить его падение.
– Вау...
– Даже в кровоподтеках и синяках я хорошо выгляжу?
– Майя, – мой голос надломился. – У тебя швы… тебе нужно… – я не мог говорить, – отдыхать.
– Отдохнешь со мной? – она протянула руку
– Ты не в себе, если думаешь, что я способен держать свои руки при себе.
– Тогда не нужно, – она сделала шаг мне навстречу.
Я сделал шаг назад.
– Великий Николай Блазик испугался? Обычной женщины?
– Ты никогда не была обычной женщиной… ты моя фантазия, моя любовь, мое совершенство. Женщина, которой я не достоин, но все же…
Она разомкнула губы и издала тихий вздох.
– Ник...Ты мне нужен.
– Но…
– Твоя бабушка практически убила меня, пока я была заперта в своем парализованном теле, мой отец практически убил тебя, у нас в доме на протяжении двух дней были сумасшедшие итальянцы с огромными пушками и абсолютно без уважения к чужому имуществу, – мне понравилось, как она назвала дом «нашим». – И я все еще чертовски раздражена. Я хочу тебя внутри себя прямо сейчас.
Я подошел и, стремительно притянув ее в свои объятия, мягко уложил на кровать.
– Я люблю тебя.
Мы целовались, пока она в неистовстве срывала с меня одежду.
– Я тоже тебя люблю, – выдохнула она, наши зубы ударялись друг об друга, пока она пыталась стянуть с меня рубашку. Я осторожно отодвинул ее и стянул свою одежду так быстро, как только возможно, затем притянул ее в свои объятия. Наши тела идеально подходили друг к другу, наша кожа буквально шипела от контакта.
– Сейчас.
– Ты не готова для меня…
– Ник, – она мягко похлопала меня по щеке, затем сильнее. – Я готова уже несколько часов… Я нуждаюсь в тебе, отчаянно. Не заставляй меня умолять.
Я ухмыльнулся.
– Но ты так хорошо это делаешь.
– Ты придурок, – она начала тереться об меня своим телом. – И я заставлю тебя заплатить за это позже.
Приподняв за бедра, я усадил Майю на себя сверху и вошел в нее, как только она опустилась на меня.
– Хм-м, заставь меня заплатить за это сейчас.
Я приподнимал и опускал ее на себя, но аккуратно, чтобы не касаться синяков на ее теле, синяков, которые оставила Жак и за которые я себя винил.
Обхватив мою голову ладонями, Майя прижалась губами к моему рту, и мы двигались вместе, в идеальной синхронности. Мир вокруг нас исчез. И тогда я осознал, что нуждаюсь в ней точно так же, а может даже больше, потому что в тот момент я понял, что, если все вокруг покатится к чертям, у нас все еще будем мы. У нас все еще будет эта самая настоящая связь.
Застонав, Майя приподнялась, затем скользнула вниз; ее волосы касались моего лица при каждом движении. Я поцеловал ее шею и затем задержал ее на месте, несмотря на то, что она пыталась двигаться.
– Почувствуй, – сказал я сквозь сжатые зубы.
– Чувствую, – она застонала, когда ее тело сжалось вокруг моего.
– Мы были созданы друг для друга, Майя, – я подержал ее еще пару секунд, пока мне не показалось, что я вот-вот взорвусь, затем скользнул один последний раз. Ее приглушенный крик смешался с моим, пока мы цеплялись друг за друга. Суп был разлит на полу, вода в ванне уже остыла.
И мир все еще был злым.
Но с Майей я не видел пролитого супа, холодной воды, убийц и крови…
В первый раз за всю свою жизнь, когда я смотрел на мир, я видел надежду.
Но надежда была опасна…
Прекрасна, восхитительна и опасна.
И когда Майя была в моих объятиях, я держался за надежду, потому что они неразделимы.
Я просто не знал об этом.
