Текст книги "Курсанты Академии"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

Соавторы: Гарри Гаррисон,Айзек Азимов,Орсон Скотт Кард,Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Роберт Сильверберг,Гарри Норман Тертлдав,Фредерик Пол,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Конни Уиллис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Такие вот черные мысли роились в голове Лейела, когда он шагал по улицам города-планеты Трентор.

Выходя из дома, Лейел не запирался в салоне индивидуального автомобиля. Он отказывался становиться заложником собственного богатства, предпочитал ощущать себя обычным тренторцем. А потому его телохранители получали предельно ясные указания: не высовываться, не трогать пешеходов, за исключением тех, кто вооружен. Оружие же выявляли специальные портативные сканеры.

Такие походы по городу обходились гораздо дороже, чем поездка в специальном, защищенном от всех видов оружия лимузине. Всякий раз, когда Лейел переступал порог своей квартиры, около сотни высокооплачиваемых, неподкупных сотрудников службы безопасности срывались с места. Но Лейел дал себе слово, что богатство не заставит его менять устоявшиеся привычки.

Поэтому он шагал по коридорам города, ехал в авто и поездах, стоял в очередях, как и любой другой тренторец. Он чувствовал, как пульсирует жизнью гигантский город. Однако душу его переполняла меланхолия и будущее Трентора виделось ему в самом мрачном свете. Даже тебя, Великий Трентор, столицу Империи, предадут те самые люди, которым ты обязан своим созданием. Твоя Империя покинет тебя, ты превратишься в жалкий призрак себя самого, скроенный из металла с тысяч планет и астероидов. Будешь напоминать тем, кому вдруг захочется увидеть тебя, что когда-то Галактика обещала служить тебе во веки веков, а потом отбросила за ненадобностью. Гэри Селдон это предвидел. Гэри Селдон понимал переменчивость человечества. Он знал, что великая Империя падет, а потому, в отличие от государства, которое исходит из того, что никто и ничто изменяться не будет, принял меры, призванные самортизировать крушение Империи. На Терминусе он готовил чрево, из которого должно было возродиться величие человечества. Гэри создавал будущее. Конечно же, не мог он отстранить Лейела Фоску от этого захватывающего процесса.

Фонд после того, как получил легальное признание и поддержку государственных структур, превратился в мощную организацию, занимающую Путассуран-Билдинг. Этот административный комплекс четыре тысячи лет тому назад построили для Адмиралтейства. Произошло это вскоре после победы в великом сражении.

В честь нее здание и получило это название. Эпоха отразилась и на архитектуре. В летящих линиях чувствовался триумф, оптимизм, надежда на счастливое, ничем не омрачаемое будущее. В последние столетия здание использовалось как концертный и лекционный зал, тут же находился Музей Власти. Опустел Путассуран-Билдинг за год до того, как Гэри Селдону разрешили создать его Фонд, но казалось, что этот комплекс построен специально под новую организацию. Все, кто попадался на пути Лейелу, спешили по срочным делам, всех радовало, что они служат благородному делу. А дел таких не было в Империи уже долгие, долгие годы.

Лейел без задержки следовал по лабиринту, который вставал непреодолимой преградой между директором Фонда и теми, кто желал оторвать его от важных дел. Другие люди, мужчины и женщины, пытались взять этот барьер, но в результате их заворачивали к кому-нибудь из чиновников Фонда. Гэри Селдон очень занят. Он может принять вас только по предварительной договоренности. Сегодня это просто невозможно.

На вторую половину дня и вечер у него сплошные совещания. Позвоните перед тем, как приедете в следующий раз.

Но Лейелу Фоске такой ответ не грозил. Потому что он знал пароль, открывающий все двери: "Скажите мистеру Селдону, что мистер Фоска желает продолжить разговор". Они могли боготворить Гэри Селдона, они могли получить приказ не тревожить мистера Селдона ни при каких обстоятельствах, но они прекрасно знали, что Лейел Фоска – исключение из правила. Даже Линга Чена вызвали бы с заседания Комиссии общественной безопасности, если бы с ним захотел поговорить Лейел Фоска, тем более если бы он прибыл лично.

Легкость, с которой он получил доступ в кабинет директора, энергия и оптимизм людей, заполнявших Путассуран-Билдинг, настолько приободрили Лейела, что первые слова Гэри вылились на него, словно ведро холодной воды:

– Лейел, ты меня удивил. Я думал, ты поймешь, что мой отказ окончательный.

Такой встречи Лейел никак не ожидал. Значит, правой оказалась Дит? Лейел несколько мгновений изучал лицо Гэри, стараясь найти в нем что-то новое для себя.

Неужели Гэри забыл все то, что их связывало? Неужели его дружба никогда не была настоящей? Нет. Вглядываясь в лицо Гэри, на котором, конечно, прибавилось морщин, Лейел видел ту же искренность, что и всегда.

Поэтому, вместо того, чтобы дать волю распиравшим его ярости и разочарованию, Лейел ответил осторожно, оставляя Гэри поле для маневра:

– Я понял, что в письме есть заведомо ложная информация, а значит, его нельзя считать твоим последним словом.

– Ложная информация? – в голосе Гэри послышалось раздражение.

– Я знаю, каких мужчин и женщин принимают в твой Фонд. На второй сорт они никак не тянут.

– В сравнении с тобой другой характеристики им не подберешь, – ответил Гэри. – Они – академики, то есть клерки. Сортировщики и толкователи информации.

– Так же, как и я. И все нынешние ученые. Даже твои бесценные теории результат сортировки и толкования триллиона триллионов байтов информации.

Гэри покачал головой.

– Я не просто сортировал информацию. У меня в голове возникали идеи, которых в известном массиве информации не найти. Так же, как и у тебя. И еще у очень немногих. Ты и я расширяем познания человечества. А остальные что-то выкапывают в одном месте и складывают в другом. Та же история с "Энциклопедией Галактики". Еще одна куча.

– Тем не менее, Гэри, и ты, и я знаем: истинная причина твоего отказа не в этом. И не говори мне, что ты отказал мне, поскольку присутствие Лейела Фоски на Терминусе может вызвать повышенное внимание к проекту. Государственные структуры проявляют к тебе столько внимания, что ты едва можешь дышать.

– Ты до неприличия настойчив, Лейел. У меня нет никакого желания продолжать этот разговор.

– К сожалению, ты не оставляешь мне другого выхода, Гэри. Я хочу участвовать в твоем проекте. Я могу привнести в него больше, чем любой другой человек, которому ты скажешь да. Именно я сумел добраться до самых древних и самых ценных архивов и показать, сколько много потеряло человечество из-за пренебрежения к своему прошлому. Именно благодаря мне проводится восстановление поврежденных документов, без которых…

– Без которых создание моей Энциклопедии абсолютно невозможно. Ты прав, без твоих достижений нашу работу не следовало и затевать.

– Однако ты отказал мне, да еще и оскорбил своей лестью.

– Я не хотел обижать тебя, Лейел.

– Ты также не хотел написать правду. Но ты скажешь ее мне, Гэри, или я просто полечу на Терминус.

– Комиссия общественной безопасности передала Фонду право решать, кто летит на Терминус, а кто – нет.

– Гэри, ты прекрасно знаешь, что мне достаточно лишь намекнуть какому-нибудь мелкому клерку Комиссии, что я хочу лететь на Терминус. Через несколько минут об этом станет известно Чену, а еще через час он подпишет распоряжение, что условия подписанного с тобой договора не распространяются на меня. Если я это сделаю, а ты попытаешься возражать, то договор просто аннулируют. Ты это знаешь. Если ты хочешь, чтобы я не летел на Терминус, одного запрета мало. Ты должен убедить меня, что делать мне там нечего.

Гэри закрыл глаза, вздохнул.

– Вот уж не думал, что ты проявишь такую настойчивость, Лейел. Лети, если тебе того хочется.

Неужели Гэри так легко сдался, спросил себя Лейел. Нет, быть такого не может.

– Лететь для того, чтобы обнаружить, что на Терминусе никто не хочет иметь со мной никаких дел? Что мне там делать, если я не буду принимать самого активного участия в создании Энциклопедии?

– Занятие ты себе найдешь, но оно действительно не будет иметь никакого отношения к Энциклопедии.

Ты не можешь работать над Энциклопедией, потому что не состоишь в Фонде. Не состоишь и не будешь состоять. А если ты попытаешься воспользоваться своим богатством и влиянием, чтобы вступить в Фонд, дело кончится тем, что ты поставишь под угрозу само существование Фонда, но присоединиться к нему тебе не удастся. Ты меня понимаешь?

"Очень даже хорошо", – со стыдом подумал Лейел.

Уж он-то знал, что деньги и связи решают далеко не все. И полагал ниже своего достоинства ломиться в закрытую для него дверь.

– Извини, Гэри. Я не стал бы давить на тебя. Ты знаешь, я не из таких.

– Я знаю, что ты никогда этого не делал, когда мы ходили в друзьях. Но, боюсь, я узнаю о тебе что-то новое, – Гэри вздохнул. Отвернулся, долго сидел к нему спиной, потом вновь посмотрел на Лейела. Выражение его лица изменилось. Изменился и голос. Лейел узнал этот голос. И понял, что Гэри хочет сказать ему что-то очень личное, чего не говорил никому. – Лейел, ты должен понимать, что на Терминусе я создаю не просто Энциклопедию.

Лейел тут же насторожился. Ему пришлось употребить все свое влияние, чтобы государственные структуры не отправили Гэри Селдона в ссылку, когда тот начал рассылать свои научные труды, предсказывая неминуемое падение Империи. Власти полагали Селдона предателем, даже предали его суду, где Селдон сумел убедить всех, что ставил перед собой только одну цель создание "Энциклопедии Галактики", средоточение всей мудрости Империи. И даже теперь, стоило Селдону признать, что он руководствовался и другим, скрытым мотивом, власть могла стереть его в порошок.

Лейел не сомневался, что «кобы» (то есть сотрудники Комиссии общественной безопасности) фиксируют каждое слово. И даже Лейел ничего бы не смог поделать, получи они признание Гэри в противоправной деятельности.

– Да нет же, Лейел, не надо нервничать. Сейчас я все поясню. Для успешного завершения проекта "Энциклопедия Галактики" я должен создать на Терминусе город ученых. Колонию, состоящую из мужчин и женщин с легко ранимым эго и безмерным честолюбием.

Все они прошли школу подковерных интриг в самых опасных, не знающих жалости к слабым бюрократических гнездах Империи – университетах.

– Ты хочешь сказать, что не позволяешь мне присоединиться к Фонду, потому что я не учился в университете? Мое самообразование принесло мне куда больше пользы, чем практикуемая там долбежка!

– Не надо рассказывать мне о твоем отношении к университетам, Лейел. Я лишь говорю, что один из основных принципов, на основе которых я подбираю сотрудников, – их совместимость. Я могу отправить на Терминус человека только в том случае, если буду уверен, что он… или она… обретет там счастье.

Упор Гэри на слове она многое прояснил.

– Значит, дело не во мне, так? – спросил Лейел. – Причина в Дит.

Гэри не ответил.

– Ты знаешь, что она не хочет лететь со мной. Ты знаешь, что она предпочла бы остаться на Тренторе. И поэтому ты не берешь меня! Так?

С неохотой Гэри признал, что Лейел недалек от истины.

– Да, мое решение имеет отношение к Дит.

– Разве ты не знаешь, как много значит для меня работа в Фонде? – Вопросил Лейел. – Разве ты не знаешь, сколь многим я готов пожертвовать, чтобы принять участие в этом проекте?

Какое-то время Гэри молчал. А потом спросил шепотом:

– Даже Дит?

Ответ едва не сорвался с губ Лейела. Да, конечно, даже Дит, всем чем угодно ради участия в этом величайшем проекте.

Но взгляд Гэри остановил его. С их самой первой встречи на одном из семинаров в далеком прошлом Лейел знал, что Гэри не терпит самообмана. Они сидели бок о бок и слушали доклад известного в то время демографа. Лейел наблюдал, как Гэри несколькими точным вопросами не оставил камня на камне от тезиса бедолаги. Демограф был в ярости. Очевидно, ранее он не видел ошибок в своих выкладках, но теперь, когда его ткнули в них носом, отказывался признавать их за ошибки.

– Я оказал ему услугу, – сказал после семинара Гэри.

– Нашел человека, которого он может ненавидеть?

– Нет. До этого семинара он верил в свои ничем не подтвержденные выводы. Обманывал себя. Теперь он в них не верит.

– Но все равно от них не отказывается.

– И что… теперь в нем больше от лжеца и меньше от дурака. Я подкорректировал его внутреннюю структуру. А с вопросами морали пусть разбирается сам.

Лейел вспомнил все это и понял, что не стоит говорить Гэри о том, что есть что-то такое, пусть это будет и участие в работе Фонда, ради чего он готов отказаться от Дит. В этом он не просто бы солгал, но выставил бы себя дураком в глазах Гэри.

– Это запрещенный прием, – ответил он. – Ты знаешь, что Дит – моя неотъемлемая часть, как сердце или голова. Я не могу оставить ее с тем, чтобы присоединиться к твоему Фонду. И теперь до конца нашей совместной жизни я буду знать, что мог бы полететь на Терминус, если бы не она. Ты отравил мне мои последние годы, Гэри.

Гэри медленно кивнул.

– Я надеялся, ты поймешь, прочитав мое письмо, что я не хотел сказать тебе больше, чем сказал. Я не могу лгать тебе, Лейел. Солгал бы, но не могу. Вот я и написал тебе не всю правду. Чтобы не создавать нам обоим лишних проблем.

– Не получилось.

– Вины Дит в этом нет, Лейел. Она такая, какая она есть. И ее место на Тренторе, не на Терминусе. А ты должен быть с ней. Это факт, а не решение. И мы больше никогда не будем касаться этой темы.

– Никогда, – эхом отозвался Лейел.

Они посидели еще с минуту, глядя друг другу в глаза. Лейел задался вопросом: а будет ли у него с Гэри еще один разговор на любую тему? "Нет, подумал он, – никогда. Я не хочу больше тебя видеть, Гэри Селдон. Ты заставил меня сожалеть о том решении, которое никогда не вызывало у меня ни малейших сожалений. Ты заставил меня сожалеть в каком-то уголке сердца о том, что я женился на Дит. А для меня это все равно, что сожалеть о том, что я родился на свет".

Лейел поднялся и молча вышел из кабинета Гэри. Оглядел приемную, где несколько человек ждали встречи с директором Фонда.

– Кто тут мои?

Поднялись двое женщин и мужчина.

– Вызовите лимузин с шофером.

Одна женщина быстрым шагом покинула приемную. Мужчина и вторая женщина пристроились к Лейелу. Теперь у них не было оснований маскировать свое основное занятие. Лейелу надоело общение с жителями Трентора. Он хотел побыстрее попасть домой.

***

Гэри Селдон вышел из кабинета через другую дверь и направился к крошечному закутку Чандракар Мэтт в Департаменте библиотечных связей. Чандра подняла голову, помахала Гэри рукой, а затем развернула стул в нужное положение. Гэри взял стул из другого закутка и, опять же не прилагая к этому видимых усилий, поставил его на то место, где ему следовало стоять.

Мгновенно компьютер Чандры узнал стандартную конфигурацию. С трех точек зафиксировал костюм Гэри и наложил эту информацию на хранящееся в памяти трехмерное изображение Чандры и Гэри, увлеченно о чем-то беседующих. Как только Гэри сел, голограмма пошла в эфир. Она полностью соответствовала положению настоящих Гэри и Чандры, а потому инфракрасные датчики не замечали разницы между реальностью и вымыслом. Различались только лица: движения губ, выражения глаз, мимика. Вместо того чтобы соответствовать словам, которые произносили Гэри и Чандра, они соответствовали диалогу, который выдавался за пределы закутка – ничего не значащим фразам, которые касались текущих событий, поэтому никто не подозревал, что на самом деле разговор в закутке идет совсем о другом.

У Гэри это была одна из немногих возможностей для откровенного разговора, который не могли подслушать «кобы», поэтому и Гэри, и Чандра прилагали все силы, чтобы уберечь свой маленький секрет. Говорили они не очень долго и не очень часто, чтобы «кобы» не задались вопросом: а с чего это директора Фонда потянуло на пустую болтовню? Гэри и Чандра так хорошо понимали друг друга, что свели речевое общение до минимума. Предложение заменяло абзац, слово – предложение, жест – слово. Однако по окончании разговора Чандра знала, в каком направлении надо двигаться, что предстоит сделать немедленно. А Гэри пребывал в полной уверенности, что самая важная работа, которой он посвятил жизнь, будет продолжена под прикрытием дымовой завесы, роль которой так удачно выполнял Фонд "Энциклопедия Галактики".

– В какой-то момент я подумал, что он действительно может оставить ее.

– Притягательная сила Энциклопедии очень велика.

– Боюсь, в этом есть моя вина, Чандра. Ты думаешь, что "Энциклопедия Галактики" действительно будет создана?

– Это хорошая идея. Она окрылила многих достойных людей. Иначе не стоило бы и затевать этот проект. Что мне сказать Дит?

– Ничего, Чандра. Лейел остается, а это для нее главное.

– Если он передумает, ты разрешишь ему лететь на Терминус?

– Если он передумает, он должен туда лететь, потому что, если он оставит Дит, нам с ним не по пути.

– Почему ты прямо не сказал ему об этом? Почему не пригласил к нам?

– Он должен стать частью Второй Академии, не осознавая этого. Он должен прийти к нам сам, не по моему зову, и уж конечно, не потакая собственному честолюбию.

– Ты предъявляешь к людям очень высокие требования, Гэри. Не удивительно, что соответствуют им немногие. Большинство тех, кто работает во Второй Академии, даже не знают, что это такое. Они полагают себя библиотекарями. Бюрократами. Они думают, что Дит – антрополог. И работает она среди них только потому, что они – объект ее исследований.

– Не совсем так. Поначалу они исходили именно из этого, но теперь они думают, что Дит – одна из них. Одна из лучших среди них. Она определяет, что это такое – быть библиотекарем. Благодаря ей они гордятся своей работой.

– Тебя не тревожит, Гэри, что на практике твое иску…

– Моя наука.

– Ты занимаешься магией, старый колдун, поэтому не проведешь меня разговорами о науке. Я видела сценарии голограмм, которые ты готовишь для грота на Терминусе.

– Это всего лишь позерство.

– Однако я могу представить себе, как ты произносишь эти слова. Очень довольный собой. "Если вы хотите покурить, я не против… Подождать, пока вы отсмеетесь? Надо ли? Меня же нет". Чистое шаманство.

Гэри отмахнулся. Компьютер мгновенно вставил в диалог подходящую фразу, дабы жест не показался неуместным.

– Нет, меня не тревожит то обстоятельство, что практическое использование моих научных принципов изменяет жизни человеческих существ. Знание всегда меняло жизнь людей. Разница лишь в одном: я знаю, что меняю жизни людей. Изменения, которые я вношу, – плановые, находящиеся под контролем. Человек, который первым придумал искусственный свет – что это было: топленый жир с фитилем? – или диодизлучатель? – Он представлял себе, как его изобретение изменит жизнь человечества? Он же подарил людям власть над ночью!

Как всегда слова Чандры спустили его на землю в тот самый момент, когда он готовился воспарить к небесам.

– Во-первых, это наверняка была женщина, во-вторых, она совершенно точно знала, что делает. Ей требовался искусственный свет, чтобы ночью перемещаться по дому. С ним она могла уложить младенца в другую кровать, в другой комнате, чтобы она сама могла спокойно спать ночью, не опасаясь, что придавит крошку.

Гэри улыбнулся.

– Если искусственный свет придумала женщина, это наверняка была проститутка, которая хотела удлинить свой рабочий день.

Заулыбалась и Чандра, но оба обошлись без смеха: компьютер мог не подобрать подходящей шутки.

– Мы будем пристально наблюдать за Лейелом, Гэри. Как нам узнать, что он готов вступить в ряды посвященных и мы можем рассчитывать на него, как на нашего лидера и защитника?

– Когда вы почувствуете, что рассчитываете на него, значит, он готов. Когда он укрепится в верности идее, когда цели Второй Академии станут его целями, когда в своих поступках он будет исходить из них, знайте, что он готов.

По тону Гэри Чандра поняла, что разговор подходит к концу.

– Между прочим, Гэри, ты оказался прав. Никто и не спросил, почему в библиотеке Фонда на Терминусе отсутствуют наиболее важные данные по психостории.

– Но это же естественно. Академики никогда не выходят за рамки своего предмета. Это еще один повод порадоваться тому, что Лейел не летит на Терминус. Он бы заметил, что, кроме Бора Алурина, мы не направили туда ни одного специалиста по психостории. И тогда мне пришлось бы рассказать ему гораздо больше, чем мне того хочется. Передай Дит мои наилучшие пожелания, Чандра. Скажи ей, что ее эксперимент проходит успешно. В итоге у нее будут и муж, и общность ученых.

– Артистов. Волшебников. Полубогов.

– Упрямых, непослушных женщин, которые, занимаясь чистой наукой, не понимают, что они делают. И кто только держит их в Библиотеке Империи. До следующего раза, Чандра.

***

Если бы Дит спросила его, как прошла встреча с Гэри, если бы выразила сочувствие в связи с отказом Гэри подключить его к работе Фонда, негодование Лейела могло бы выйти из-под контроля и он наговорил бы много такого, о чем жалел бы до конца жизни.

Но Дит и вида не подала, что знает о его провале. Она буквально светилась, рассказывая о своей работе, – такая прекрасная, пусть шестьдесят прожитых лет и оставили немало морщин на ее лице, что Лейел не мог вновь не влюбиться в нее. Впрочем, за их совместную жизнь такое случалось с ним многократно.

– Я не могла и мечтать, что все получится так здорово, Лейел. Истории, которые я придумывала месяцы и годы тому назад, теперь возвращаются ко мне эпическими легендами. Ты помнишь, как я нашла и экстраполировала рапорты о восстании в Мизеркордии буквально за три дня до того, как они понадобились Адмиралтейству?

– То был твой звездный час. Адмирал Диварт до сих пор рассказывает, как он взял за основу планы старинных боевых операций и в результате подавил забастовку теллекерцев за три дня, не потеряв при этом ни единого корабля.

– Ты уже старик, а память у тебя, как у компьютера.

– Грустно, конечно, что я могу помнить только прошлое.

– Не болтай ерунды, это наш общий удел.

Он хотел услышать продолжение рассказа о ее сегодняшнем триумфе.

– Так о какой эпической легенде ты начала говорить?

– Сегодня эту историю я услышала вновь, но уже без упоминания моего имени. Ее привели в качестве примера. Ринджи разговаривала с молодыми библиотекарями из внутренних провинций, которые прибыли в Библиотеку Империи в рамках программы повышения квалификации, и кто-то из них удивился тому, что она могла провести в Библиотеке Империи на Тренторе всю жизнь и не повидать настоящий мир.

Лейел захохотал.

– Сказать такое Ринджи!

– Вот именно. Ее это, конечно, задело, но тут же она рассказала им историю о том, как библиотекарь без чьей-либо помощи или указки заметила схожесть между восстанием на Мизекордии и забастовкой на Теллекерсе. В Адмиралтействе она никого не знала и поняла, что послушают ее лишь в том случае, если она представит полную информацию. Поэтому она полезла в архивы и убедилась, что состояние древних документов оставляет желать лучшего. Исходная информация сохранялась на стеклянных носителях, но прошло сорок два столетия, в течение которых к ним не прикасалась рука человека. Во вторичных источниках не указывались схемы сражений и курсы боевых кораблей. О Мизеркордии в основном писали биографы, а не военные историки.

– Естественно. Первый бой Пола Йенси. Тогда он был еще пилотом, не командором.

– Я не сомневалась, что ты это помнишь. Но речь-то о том, что Ринджи сделала упор на этого мифического библиотекаря.

– На тебя.

– Я стояла рядом. Не думаю, что Ринджи об этом знала, иначе обязательно упомянула меня… тогда она работала в другом отделе, знаешь ли. Я говорю о том, что Ринджи где-то слышала эту историю, а когда пересказала ее, история эта превратилась в героическую легенду. О библиотекаре, сослужившем великую службу Трентору.

– И что это доказывает? Ты – магический герой, вернее, героиня.

– Исходя из того, как она это рассказывала, я сделала все это по собственной инициативе…

– Так и было. Тебя определили на экстраполяцию документов, и, так уж получилось, ты начала с Мизеркордии.

– По версии Ринджи, я уже видела полезность этой информации. Она сказала, что библиотекарь отослал все материалы в Адмиралтейство, и там сразу поняли, что они – ключ к бескровной победе.

– Библиотекарь спасает Империю.

– Совершенно верно.

– Но ты и спасла.

– Тогда я об этом не думала. И Адмиралтейство затребовало эту информацию. Так что поражаться можно исключительно совпадению этих двух событий. Я восстанавливала документы уже две недели, когда…

– С этим ты справилась блестяще.

– Используя разработанные тобой программы. Премного благодарна тебе, о Мудрейший, как ты иной раз позволяешь называть себя. Разумеется, тут вмешался случай. Иначе я не смогла бы дать им то, что требовалось, буквально через пять минут после поступления запроса. Но теперь в общности библиотекарей ходит героическая легенда. Пока лишь в Библиотеке Империи, но теперь о ней узнают и в других библиотеках.

– Это похоже на анекдот, Дит. Я не знаю, как ты сможешь написать об этом в своей книге.

– Я и не собираюсь. Я знаю, что моя теория об образовании общности верна. Что сила общности зависит от преданности ее членов, а преданность эта создается и укрепляется распространяемыми в общности эпическими легендами.

– Классический язык Академии. Мне надо все это записать. Второй раз тебе этого не повторить.

– Легенды поднимают значимость общности. Имея возможность рассказать такую историю, Ринджи гордится тем, что она библиотекарь. Тем самым растет ее преданность общности и, соответственно, сама общность становятся более крепкой.

– Ты – владычица их душ.

– И моя душа принадлежит им. Вместе наши души сильнее, чем порознь.

В этом-то все и дело. Начиналось все с того, что Дит пошла работать в Библиотеку, чтобы практическим результатом подтвердить свою теорию о формировании общности. Но выполнить эту задачу она могла, лишь став членом общности библиотекарей. Как серьезный ученый, Дит и не могла поступить по-другому. А теперь это служение науке уводило ее от мужа. Расставание с Библиотекой принесло бы ей больше боли, чем расставание с Лейелом.

Неправда. Абсолютная неправда, одернул он себя.

Жалость к себе ведет к самообману. На деле все наоборот: разрыв с Лейелом будет куда болезненней, чем уход из Библиотеки. Вот почему она с самого начала согласилась лететь на Терминус. Но мог ли он винить Дит за то, что она обрадовалась, когда ей не пришлось выбирать? Обрадовалась тому, что она останется и с Лейелом, и в Библиотеке?

Однако, хотя он и сумел выдавить из себя самые отвратительные мысли, вызванные окончательным отказом Гэри, в его голосе по-прежнему проскальзывали резкие нотки:

– Как ты поймешь, что эксперимент закончен?

Дит нахмурилась.

– Он никогда не закончится, Лейел. Они же настоящие библиотекари. Я не смогу взять их за хвосты, словно мышек, и рассовать по клеткам. В какой-то момент я просто выйду из игры и напишу свою книгу.

– Правда?

– Ты про книгу? Я писала книги раньше, думаю, справлюсь с этим и теперь.

– Я насчет того, что ты выйдешь из игры.

– Когда? Прямо сейчас? Это проверка моей любви к тебе, Лейел? Ты ревнуешь к моей дружбе с Ринджи, Анимет, Фин, Урик?

– Нет! Не обвиняй меня в детских, эгоистичных чувствах!

Но, прежде чем Лейел начал возражать, он понял, что возражения эти ложь.

– Иногда ревную, Дит. Иногда мне кажется, что с ними ты счастлива больше, чем со мной.

А поскольку он говорил честно, разговор этот остался разговором, а не перерос в ссору.

– Так оно и есть, Лейел, – откровенно призналась Дит. – Когда я с ними, я создаю что-то новое. И процесс этот вдохновляет, придает сил. Каждый день я открываю для себя что-то новое, в каждом слове, которое они произносят, в каждой их улыбке, каждой слезинке. Мы все чувствуем, что заняты самым важным в нашей жизни делом.

– И все это происходит без меня.

– Да, без тебя, Лейел. Но не считай себя посторонним. Потому что все это скорее раздражало бы меня, чем радовало, если бы каждый вечер я не приходила домой и не рассказывала тебе о том, чем занималась весь день. Ты всегда понимаешь, что все это значит, всегда готов помочь дельным советом, всегда можешь указать на ошибки.

– Я – твоя аудитория. Как родитель.

– Да, старичок. Как муж. Как ребенок. Как мужчина, которого я люблю больше всех на свете. Ты – мой корень. Я являю миру свои ветви и блестящие на солнце листочки, но прихожу сюда, чтобы сосать воду жизни из твоей почвы.

– Лейел Фоска – капиллярный источник. Ты – дерево, я – земля.

– В которой полным-полно удобрений.

Она поцеловала его. Поцелуем, напомнившим ему о днях юности. Его приглашали. И приглашение это Лейел принял с радостью.

Помягчевший под ними прямоугольник пола послужил им кроватью. Потом Лейел лежал рядом с Дит, обняв рукой ее талию, положив голову на плечо, лаская губами грудь. Он помнил, что когда-то ее груди, маленькие и твердые, стояли, словно два памятника. Теперь же, когда Дит лежала на спине, они расплывались, как две медузы.

– Ты – потрясающая женщина, – прошептал Лейел, щекоча губами кожу.

Их расползшиеся, дряблые тела теперь были способны на страсть, не доступную ранее. Тогда они могли похвастаться только потенциалом. Именно это мы любим в юных, сильных, крепких телах – потенциал.

Ныне ее тело многого добилось. Трое прекрасных детей сначала расцвели, а потом созрели на этом дереве, а потом покинули его и пустили корни где-то еще. Напряжение юности уступило место расслаблению плоти.

В их любовных утехах уже не было каких-либо ожиданий. Они дарили друг другу наслаждение.

– Это ритуал, знаешь ли, – прошептала Дит ему на ухо. – Техническое обслуживание общности.

– Значит – я всего лишь участник другого эксперимента?

– И достаточно удачного. Я проверяю, сохранится ли наша маленькая общность до того момента, как один из нас отойдет в мир иной.

– А если ты уйдешь первой? Кто тогда напишет статью?

– Ты. Но подпишешься моим именем. Я хочу получить за нее медаль Империи. Пусть и посмертно. Приклеишь ее к моему могильному камню.

– Я буду носить ее сам. Если ты настолько эгоистична, что готова переложить на меня всю работу, то не заслуживаешь ничего другого, кроме дешевой копии.

Дит шлепнула его по спине.

– Какой же ты противный, эгоистичный старикашка. Настоящую медаль или ничего.

Наверное, он заслуживал этого шлепка. Противный, эгоистичный старикашка. Если бы Дит только знала, сколь она права. Ведь был же момент в кабинете Гэри, когда он едва не отрекся от всего, что они делили пополам. Эти слова могли возвести между ними непреодолимую стену. Лететь на Терминус без нее! Лучше бы лишиться сердца, печени, мозга!

Как он мог подумать, что хочет лететь на Терминус?

Очутиться среди академиков, которых всю жизнь презирал, спорить с ними о том, какой должна быть Энциклопедия, Каждый из них боролся бы за свой крошечный клочок знаний, даже не пытаясь представить себе весь проект в целом, не понимая, что толку от Энциклопедии не будет, если она будет расчленена на клеточки. Это была бы не жизнь, а ад, и в конце концов он бы потерпел поражение, потому что любые перемены академикам чужды.