Текст книги "Психолингвистика"

Автор книги: Ревекка Фрумкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

4. ДЕТСКАЯ РЕЧЬ КАК КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ

Если резюмировать работы, где содержатся фактические наблюдения над детской речью в норме, то во многих случаях окажется, что авторов детская речь интересовала все–таки не сама по себе, а как источник знаний о развитии ребенка, достигнутом им на данный момент. На основе данных о речи они старались умозаключить о том, как у человека развиваются разные психические процессы, прежде всего – познавательные.

Впрочем, "познавательные процессы" – это слишком общее понятие. Попробуем его несколько конкретизировать. (В современной науке принято говорить об изучении когнитивныхпроцессов, что означает примерно то же самое.)

Начнем с того, что отдельный исследователь никогда не занят изучением познавательных процессов "вообще". Но когнитивные исследования – это тоже область науки, а не проблема, которой может заниматься отдельный человек или даже коллектив. В реальной работе мы не ставим перед собой сверхзадачу – понять, как младенец познает окружающий мир. Хотя это именно то, что интересует всех – и педагогов, и ученых, и родителей. Но на деле исследователь может размышлять, наблюдать и экспериментировать в рамках принципиально более узких задач. Как мы уже упоминали выше (см. главу "Вместо введения"), чтобы чего–то добиться, мы должны перейти от сверхзадачи к собственно задаче.

Задачей считается вопрос, суженный настолько, что его постановка позволяет перейти либо к наблюдению за какими–то конкретными фактами, либо к эксперименту, где проверяется определенная гипотеза.

Известно, например, что ребенок, как правило, сначала говорит о себе в третьем лице. Миша бу! —означает «Миша упал». Высказывания в первом лице типа я упалпоявляются существенно позже. Еще позже ребенок начинает использовать местоимение второго лица ты.Вообще же об использовании местоимений маленьким ребенком мы знаем мало и узнаем больше только тогда, когда будет собрано достаточно наблюдений.

Овладение местоимениями свидетельствует о том, что ребенок достиг определенного уровня интеллектуального развития – он уже умеет строить простейшую схему окружающего мира. Можно специально наблюдать за речью ребенка с целью установить, в каком возрасте (в среднем) ребенок организует мир вокруг себя с помощью слов я, ты, этот, там.

Сложность здесь заключается в том, чтобы убедиться в подлинном смысле, который ребенок вкладывает в эти слова: как известно, употребление какого–либо слова ребенком еще не означает, что ребенок "владеет" его смыслом так же, как взрослый.

В особенности это касается слов с более высокой степенью абстракции. Приведенные выше данные о первых словах ребенка подтверждают, что легче всего ребенку усвоить предметные имена и глаголы, указывающие на вещи, события и действия, которые соотносятся с его опытом непосредственно, – такие, как ложка, дождик, спать, пить, гулять.Ведь очевидно, что ребенку в опыте даны чашка, кружка или тарелка и именующие их слова, но никак не достаточно абстрактное слово посуда;трусы или рубашка, но не бельеи т. д.

Ребенок рано усваивает слова, указывающие на цвет и форму: мячик – красный,апельсин – круглый.Но пройдет много времени, пока будут усвоены понятие «цвет» и понятие «форма» вне зависимости от того, с каким предметом связан данный цвет и данная форма.

Вообще процесс обобщения – это именно тот познавательный процесс, овладение которым свидетельствует о принципиальном "скачке" в интеллектуальном развитии ребенка. Ведь механизм обобщения позволяет гораздо более экономно перерабатывать информацию.

4.1. Процессы обобщения

Мы редко задумываемся о том, сколь высок уровень абстракции в, казалось бы, «простых» глаголах типа питьили читать.Но вообразите себе, как осложнила бы задачу выражения смысла «пить» необходимость указывать, что именно мы намерены пить:чай, молоко или воду.

Поэтому ученые совершенно разных направлений, изучавшие развитие интеллекта ребенка, уделяли процессу обобщения центральное место в своих изысканиях. Важно подчеркнуть, что средством для изучения динамики процессов обобщения всегда было изучение речи ребенка. Так, известно, что до определенного возраста детям свойственно одновременное употребление в речи так называемых сверхобобщений (о них мы упоминали) и наряду с этим для мышления ребенка характерен недостаточно высокий уровень абстракции.

Например, ребенок в 1,3 года может называть все, что приходится надевать на ноги, идя на прогулку, одним словом туфи(туфли). В этом случае детское слово туфиимеет более широкую семантику, чем «взрослое» туфли.Только со временем в речи ребенка появятся отдельные слова для сапожек и сандалий. Е. Ю.Протасова задавала вопрос детям 2–3 лет: «Что мы на ножки надеваем?» В возрасте 2,5 года одна девочка всегда отвечала кеды,но не потому, что она не знала других слов, а потому, что именно этого вида обуви у нее не было и девочка завидовала ребенку, у которого кеды были.

Одновременно со сверхобобщениями наблюдается как бы обратное явление. Например, свою собаку ребенок вообще не называет собакой,а имеет для нее отдельное имя (отличное от ее клички!). И это объяснимо: ведь в представлении ребенка именно то, что это его любимая, домашняя, нестрашная собака, отличает ее от «вообще–собак». При этом прочие собаки могут иметь общее «родовое» имя, объединяющее их вовсе не с другими собаками, а с кошками или иной «живностью». Н. И. Лепская приводит пример, когда ребенок машину своих родителей называл абиль,машину друзей родителей – бибика,а вообще машину на улице – гуделка(Лепская, 1997).

Основываясь на подобных наблюдениях, еще Выготский отмечал, что слово мебельв устах ребенка вовсе не дает основания для умозаключения, что ребенок владеет понятием «мебель» так же, как им владеет взрослый. Прежде всего для ребенка слово мебелькуда более конкретно, чем для взрослого. Например, ребенок может считать мебелью знакомые ему предметы из его окружения – кроватку, на которой он спит, стол, за которым семья обедает, стол от ножной швейной машины, на которой шьет бабушка, и т. п.

Эти предметы он легко узнает, если показать ему соответствующие картинки, и может их выбрать из пачки разных картинок с "мебелью". Но достаточно добавить к этим картинкам изображение какого–то похожего на уже знакомые, но все–таки нового для ребенка предмета мебели, например круглого табурета, на котором сидят за фортепиано, как ребенок уже колеблется, куда его отнести.

Далее, ребенок редко задумывается над тем, что лежит в основе данного обобщающего слова, т. е., зная слова мебельи посуда,он не усматривает скрытое в них отношение «выше–ниже» по отношению к словам типа стул, кроватьили чашка, тарелка.Поэтому ребенок и не знает, что ответить, когда про какой–то относительно новый для него предмет, например большое блюдо, спрашивают, следует ли его считать посудой. Обычно обобщение возникает, когда ребенок видит, что на этот предмет, как и на тарелку, кладут еду.

Когда ребенок уже понимает, что такие слова, как овощии багаж,охватывают разные «вещи», но притом по каким–то причинам эти разные «вещи» называются одним словом, то у него возникают вопросы наподобие:

– Мама, ты говоришь "мы купили овощи и петрушку". А петрушка – разве она не овощ?

Любимое детьми стихотворение С. Маршака "Багаж" содержит строки, которые дети запоминают на всю жизнь:

 
Дама сдавала в багаж
Диван, чемодан, саквояж,
Корзину, картину, картонку
И маленькую собачонку.
 

Что значит багаж?Это слово тоже обобщение, но ведь принцип обобщения здесь иной, нежели в слове овощи.Багаж – у Маршака, в частности, тоже – это «все то, что можно отправить поездом в отдельном багажном вагоне». Если наравне с чемоданом и корзинкой можно таким образом отправить собачку, то она тоже багаж. Конечно, ребенок чувствует, что собачка здесь как бы случайно, или, как иногда выражаются дети, «для красоты». А главное – для того, чтобы в конце стихотворения прозвучала фраза:

 
… за время пути
собака могла подрасти.
 

Ребенок, который уже знает, как используется чемодан, в общем понимает, что диван и картина тоже присутствуют в тексте «сбоку припека» – как бы на иных правах, чем чемодан, саквояж и корзина, которые обычно берут с собой, когда куда–то едут. Но вся ситуация настолько забавна, что воспринимается как целое и без всякого недоумения.

Если же начать специально спрашивать ребенка, можно ли сказать, что диван —это багаж,мы поставим его в тупик. На диване сидят или спят. А с другой стороны, «дама сдавала в багаж диван…».

Итак, принципы обобщения у ребенка формируются рано, но весьма причудливым образом. Стоит задуматься над этим обстоятельством более пристально.

4.2. Кубики Выготского–Сахарова

Рассмотрим с этой целью эксперимент Л. С. Сахарова, ученика Л. С. Выготского. Использованная Сахаровым методика, возможно, вам уже известна – в литературе ее обычно называют «кубики Выготского–Сахарова». Мы расскажем о ней, пользуясь первоисточником – посмертно опубликованной статьей самого Сахарова – единственным текстом, где подробно описан его эксперимент. Л. С.Сахаров умер совсем молодым человеком и не успел обобщить полученные им результаты. Это сделал уже Выготский в книге «Мышление и речь» (Выготский, 1934; 1982). Но, поскольку я хочу показать именно путь, которым шел Сахаров, я подробно расскажу, как он построил свой эксперимент.

В качестве стимулов Сахаров использовал от 20 до 30 деревянных фигурок размером с шахматные фигуры. Эти фигурки отличались по четырем признакам: по цвету, форме, высоте и размеру. Согласно плану эксперимента, только высота и размер должны были выступать как значимые признаки; цвет и форма служили "отвлекающим маневром".

На основании каждой из фигурок, невидимом для участников эксперимента, были написаны односложные "искусственные слова", так называемые квазислова:все маленькие и невысокие фигурки назывались БАТ; маленькие, но высокие – назывались ДЕК; на больших и высоких было написано МАП, на больших и невысоких – РОЦ. Все фигурки предъявлялись в эксперименте одновременно и выглядели приблизительно как шахматы, расставленные на доске.

Ии. в этом эксперименте были дети, причем стимулы предъявлялись им индивидуально.

Эксперимент начинался с того, что экспериментатор (далее сокращенно – Э.) брал в руки одну из фигурок (обычно это была маленькая невысокая красная призма) и показывал ребенку, что на ее основании было написано БАТ. Э. объяснял ребенку, что все эти фигурки – игрушки одного народа, который живет где–то очень далеко и говорит на неизвестном нам языке. Соответственно игрушки называются словами этого языка – вот одна из них называется словом БАТ.

Далее ребенку предлагалось угадать, какие еще "игрушки" тоже называются БАТ (трогать фигурки руками ребенок не мог). После того как ребенок указал на несколько фигурок, которые, по его мнению, тоже называются БАТ, эти игрушки снимались с доски и ставились рядом. Э. записывал, какие фигурки ребенок отобрал после первой попытки, а затем спрашивал, почему именно эти фигурки были выбраны как носящие имя БАТ.

Разумеется, среди фигурок, отобранных ребенком, были и те, что не подходили под категорию БАТ, и вместе с тем некоторые фигурки с именем БАТ оставались стоять на доске. Э. переворачивал одну из таких фигурок, например маленький невысокий красный цилиндр, и показывал ребенку, что он тоже называется БАТ.

Таким образом, ребенок получал обратную связь. Выходило, что применительно к одним фигуркам он угадал их имя, а относительно других – ошибся. Благодаря этому ребенок и мог догадаться, что имя БАТ дается разным по формефигуркам – призме и цилиндру, и тем самым сообразить, что на форму можно не обращать внимания.

Сахаров подробно описал, какие следующие шаги в поведении ребенка можно считать типичными:

• 1) увидев, что красная невысокая призма называется БАТ, ребенок выбирает все красныефигурки, т. е. обобщает их по признаку «цвет» – иначе говоря, думает, что БАТ – это все равно, что слово красный;

• 2) ребенок собирает вместе призмы и цилиндры, поскольку на этот счет он уже имеет "опыт" – на призме было написано БАТ и на цилиндре, который ему показал Э., тоже;

• 3) к красной призме и красному цилиндру добавляется желтая призма и желтый цилиндр: первая – потому, что призма, второй – потому, что цилиндр. В терминологии Сахарова такая группировка называется "коллекцией";

• 4) ребенок продолжает действовать так же, как он начал;

• 5) ребенок группирует фигурки каким–то одному ему понятным образом, который он не может объяснить.

Во всех случаях на следующем шаге эксперимента Сахаров выбирал какую–нибудь другую фигурку с тем же именем и показывал ее ребенку. Ребенок продолжал пробы в том же духе, пока все "БАТ" не оказывались снятыми с доски.

Какие варианты группировок фигурок (классификаций) были зарегистрированы в данном эксперименте? Некоторые дети помещали вместе группы фигурок, но при этом никак не могли объяснить, что их объединяет. Другие начинали с одного признака или признаков, например с красных и высоких, потом добавляли красные к красным, а высокие к высоким уже независимо от цвета, т. е. у них получались как бы цепочки.

В конце концов большинство детей догадывались, какие признаки стояли за тем или иным квазисловом, и понимали, что важными признаками были только высота и размер, а на цвет и форму не стоило обращать внимания.

Л. С. Сахаров так комментировал свои результаты: вначале квазислово для ребенка "обозначает" только одну конкретную фигурку, как если бы это было имя собственное. Затем это же слово начинает соотноситься с группой фигурок, но, поскольку здесь ребенок делает ошибки, нельзя сказать, что нужный уровень абстракции окончательно достигнут. Наконец квазислово начинает действительно стабильно относиться только к группе фигурок с задуманными Э. признаками. Тогда можно сказать, что это квазислово выполняет функции обобщающего слова–понятия.

На основе описанных выше экспериментальных данных Сахарова Выготский сформулировал свою гипотезу о том, как развивается "на самом деле" процесс обобщения у ребенка. Этот процесс и был назван "образованием понятий".

Я надеюсь, что Выготского вы прочтете сами (см.: Выготский, 1982), а потому ограничусь только тем, что приведу его основные выводы.

Согласно Выготскому, обобщение у ребенка проходит следующие основные фазы:

• 1) обобщение по схеме "куча" (в терминах Выготского такие "кучи" называются "синкреты"). До трех лет именно такое обобщение характерно для ребенка: он "складывает" какие–то предметы вместе, но непонятно, почему он поступает именно так, а не иначе;

• 2) обобщение по схеме "комплекс". Здесь обычно можно усмотреть признак или признаки, по которым строится обобщение: например, яблоко и банан – потому что желтые; апельсин с яблоком – потому, что оба круглые; груша, как и яблоко, сладкая и т. п.;

• 3) обобщение, обеспечивающее формирование "истинных" понятий.

Под "истинным" понятием Выготский понимает такое понятие, которое имеет четкое место в структуре "выше–ниже". В основном в эту категорию входят не житейские понятия, а понятия научные, для которых, как мы уже упоминали, характерно то, что они всегда образуют систему.

Мы говорили о том, Что ДР рассматривается как ключ к пониманию познавательных процессов. Эксперимент Сахарова и соотнесенные с ним теоретические построения Выготского как раз это и иллюстрируют.

4.3. Знания ребенка о языке

Рассмотрим еще одно направление исследований, где пристально изучается именно ДР, но цель состоит не столько в том, чтобы понять, какова структура самой ДР, а в том, чтобы узнать, что думает ребенок о языке или речи. Точнее говоря, цель состоит в том, чтобы знать, способен ли ребенок к рефлексиио языке и речи.

Ученые расходятся во мнениях относительно возраста, в котором ребенок может посмотреть на свою речь или на речь других говорящих "со стороны". Было отмечено, например, что уже четырехлетние дети в разговорах с двухлетними пользуются более короткими словами, чем в разговорах со сверстниками или со взрослыми. Это значит, что в четыре года ребенок уже чувствует, насколько удачно он общается.

Дети не только повторяют свои высказывания, если взрослый не реагирует адекватно на их просьбы, но могут изменять форму высказывания, тем самым как бы приспосабливаясь к слушающему.

Известный американский ученый Дэн Слобин наблюдал свою маленькую дочь. По его данным, в 3,4 года ее словарь включал слова сказать, говорить, называть, слово, означать.Видимо, дети весьма рано способны занять позицию «наблюдателя» по отношению к ситуации общения и использованию речи – они значительно менее «эгоцентричны», чем полагал Жан Пиаже, который подчеркивал, что до определенного возраста ребенок преимущественно адресует свою речь самому себе.

На самом деле ребенок охотно общается, когда для этого имеются нужные условия. Пусть дети еще не понимают, что именно обеспечивает успешное общение: например, трехлетние дети иногда видят причину непонимания в том, что другие говорят слишком тихо. Но уже то, что они в этой ситуации настойчиво повторяют свои слова, говорят громче или иначе, свидетельствует о четкой ориентации на словесный контакт.

Когда ребенок начинает учиться читать и писать, необходимость отнестись осознанно к своей речевой продукции и к речи других становится неизбежной. Ребенок в раннем школьном возрасте (это может быть и в пять и в семь лет) с большим трудом определяет число звуков в слове и даже не вполне понимает, чего от него хотят, когда его об этом спрашивают. Ориентация на то, что сказано, а не на то, как именно это содержание выражено,какие языковые формы использованы, типична даже для школьников 9–10 лет.

Эстонская исследовательница Т. Тульвисте приводит данные разных авторов о том, что ребенок считает "длинными" те слова, которые, по его мнению, обозначают "длинные" предметы или длительные действия. Так, "длинным" для детей 4,5–5,5 года оказывается слово поезд,потому что у поезда много вагонов, а слово слонсчитается более длинным, чем слово бабочка,потому что слон большой, а бабочка маленькая.

Первым, кто попытался эмпирически оценить, могут ли дети различать слово и обозначаемый им объект, т. е. денотат слова, был Жан Пиаже. С этой целью Пиаже расспрашивал детей о том, что произойдет с "вещью", если мы как–то изменим ее имя. Например, что будет, если Солнце назвать Луной?Или собаку назвать кошкой?По данным Пиаже, лишь на десятом–одиннадцатом году жизни дети осознают, что связь между именем и предметом носит произвольный характер и что с переименованием вещи ее свойства не изменятся.

Любопытны данные американских исследователей, которые приводит Т. Тульвисте. Оказывается, что даже те дети, которые считали, что можно переименовать собак в кошек и наоборот, на вопрос, какие звуки будет издавать переименованная в кошку собака, отвечали, что она будет мяукать!

Многие ученые стремились понять, переносят ли дети на слова свойства обозначаемого им предмета. С этой целью задавались вопросы наподобие: "Слово дождьмокрое или нет?" Или: "Начинается ли сама машина на букву "м"?" Свойства слова редко переносились на предмет, зато довольно часто слово дождьдействительно оказывалось «мокрым», т. е. свойства предмета или признака приписывались слову.

По–видимому, ребенок, даже научившийся читать сам, без помощи взрослых, недостаточно ясно усваивает разницу между словом и его денотатом.

ДЕТСКАЯ РЕЧЬ КАК УНИКАЛЬНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО ДЛЯ НАУК О ЧЕЛОВЕКЕ

5.1. Психологи и лингвисты

Если вы внимательно перечитаете сказанное выше о ДР, то убедитесь в том, что изучение закономерностей ДР обычно не замыкается на описании ДР как уникального и самоценного объекта. Мы описываем ДР для чего–то: чтобы узнать, как развивается ребенок, не отстает ли он, как формируется его психика и как идет его эмоциональное развитие, как он общается и т. д. Конечно, в отдельной работе автор может описывать частные феномены ДР (именно это сделано в работе о лексиконе маленького ребенка, которую мы обсуждали выше).

Но, как правило, автор сам знает, что таким образом он делает лишь первый шаг – собирает материал для дальнейших обобщений. А обобщения обычно направлены на изучение становления речи и процессов коммуникации вообще – ведь у ДР нет таких законов, которые отличались бы от законов понимания и порождения речи как таковой.

Это позволяет нам сделать следующее утверждение: есть такой объект исследования,как ДР, потому что ее можно наблюдать, фиксировать в виде текста и изучать. Но нет такого самостоятельного предметанаучного исследования, как ДР. (Разницу между объектом и предметом научного исследования мы подробно рассматривали в специальном разделе, см. с, 31.) Когда мы изучаем ДР, мы изучаем речь вообще, язык вообще – пусть в процессе становления, в процессе формирования коммуникативных навыков и т. п.

Поясним сказанное, дабы показать, что это на первый взгляд парадоксальное утверждение в действительности лишено признаков парадокса.

Прежде всего, мы наперед знаем, куда направлены изменения в речи ребенка. Ведь раньше или позже все (здоровые) дети – носители данного языка будут говорить более или менее одинаково, поскольку речь каждого из нас подчиняется законам языка как знаковой системы, а также, разумеется, нормам родного языка.

Иначе говоря, если ребенок в 1,5 года любую обувь, а также перспективу идти на прогулку называет туфиили батата,то с уверенностью можно предсказать, что через определенное время он усвоит все нужные слова для называния разных видов обуви, которые существуют в его обиходе, а также существующий отдельно смысл «гулять».

Поэтому вопросы, которые мы задаем себе при изучении речи ребенка как таковой, в большой мере продиктованы:

• а) тем, что мы знаем общее направление развития ребенка, и его речевых способностей в том числе. Весьма важно, что мы заранее знаем, как должен выглядеть "конечный результат";

• б) тем, что у нас есть общие представления об этапах, ступенях развития речи ребенка и их последовательности;

• в) желанием сопоставить то, что наблюдается у данного ребенка или группы детей данного возраста, с тем, что должно быть, что ожидаемо в среднем на данном этапе. Профессионально (как педагоги и исследователи) или лично (как родители) мы озабочены соответствием уровня развития речи Маши или Пети и средними показателями развития речи для детей этого возраста.

Почему? Потому, что, если эти показатели необычны, общее развитие ребенка тоже необычно: он либо отстает в развитии, либо у него есть какие–то особенности психического склада.

Я надеюсь, что из сказанного вы не сделали вывод, что изучать речь ребенка не нужно или неинтересно. И уж во всяком случае я не считаю, что о речи ребенка нам все известно – отнюдь нет. Но мы многого не знаем не только потому, что какой–то отдельный феномен ДР, будь то пересказ текста или чтение многосложных слов, изучать трудно. (Это и в самом деле нелегко, независимо от того, интересует нас строение фразы или употребление падежей.)

Более существенно то, что речь и интеллект связаны так тесно, что не всегда удается разделить их исследование. Поэтому мы должны четко осознавать, какую цель мы преследуем в тех или иных частных случаях.

Несомненно, что развитие познавательных процессов и отдельных интеллектуальных операций у детей весьма часто изучается таким образом, что источником умозаключений служит именно речь ребенка, например его комментарии "по ходу дела". Например, Жан Пиаже изучал доступность для ребенка представлений о том, что количество материала – воды или пластилина – не меняется от операций с его формой.

С этой целью Пиаже разработал специальные задачи, где определенное, неизменное количество воды переливали из низкого сосуда в высокий, а из шарика пластилина на глазах у ребенка делали тонкую "колбаску". Ребенок не мог не видеть, что все манипуляции производились с одним и тем же количеством воды и пластилина – ничего не проливалось и не выбрасывалось. После того как из низкого и широкого сосуда вода была перелита в высокий и узкий, детей спрашивали, в каком из сосудов воды больше. Соответственно, раскатав шарик в "колбаску", ребенка спрашивали, стало ли больше пластилина в "колбаске", чем было в шарике.

На первый взгляд эти задачи (они вошли в историю науки как "задачи Пиаже") сводятся к операциям с материалом и, казалось бы, не связаны с речью. Но задачи Пиаже, как и большинство задач, обычно даются в словесной форме. Оказалось (это выяснила американская исследовательница М. Дональдсон), что некоторые дети не могут решить задачи Пиаже не потому, что они не понимают сути дела, а потому, что для них мало понятен текст формулировки задачи. Иными словами, дети не понимали, чего от них хотят.

Что из этого следует? Прежде всего то, что при исследовании познавательных процессов у ребенка мы очень редко можем полностью отвлечься от уровня владения речью (подчеркну, что все, что сказано в данном разделе, касается здоровых детей). С одной стороны, мы не можем быть уверены, что ребенок вполне понимает предложенное ему задание. С другой стороны, нам мало получить решение задачи или, напротив, убедиться в том, что ребенок ее решить не может. Достаточно представить себе, что в нашем распоряжении только результат решения какой–либо проблемы, но нет протоколов, фиксирующих речевую продукцию ребенка, как будет ясно, что и здесь без речи и ее анализа не обойтись. (Об этом – применительно ко всем испытуемым – я упоминала во вводной главе, где рассматривалась одна из самых элегантных задач "на соображение" – задача Секея.) Решение задачи Секея вы найдете на с. 218.

Изучением ДР в норме обычно занимались психологи или психолингвисты. Как я уже отмечала, американские и английские психолингвисты – а именно им принадлежит большое число работ по ДР – почти всегда по образованию психологи. Однако англоязычные исследователи ДР преимущественно ориентировались на самый мощный на Западе лингвистическийавторитет четырех последних десятилетий – на Н. Хомского. Безусловно, Н. Хомский внес огромный вклад в современную лингвистику. Не случайно в США и других странах Запада долгое время говорили о «хомскианской революции». (Подробно о теориях и эволюции взглядов Хомского вы прочтете в кн.: Алпатов, 1999.) Глобальные и не всегда адекватно интерпретированные синтаксические теории Хомского тем не менее вовсе не были рассчитаны на описание реальных процессов говорения и понимания. Более оправданным было бы обращение к достаточно давним лекциям Хомского, собранным в его книге «Язык и мышление» (русский перевод см.: Хомский, 1972).

По мнению Хомского, задача будущей лингвистики в том, чтобы стать частью психологии и других наук о познании, что позволит объяснить, как ребенок усваивает язык и на этой основе структурирует свои знания о мире. Этот подход мог бы в известной мере служить "рамой" для подхода к ДР. К сожалению, наиболее интересная для нашего обсуждения лекция Хомского, озаглавленная "Будущее", имеет, скорее, характер манифеста, а не программы реальных исследований.

В отличие от стран Запада в нашей стране психолингвисты, за редкими исключениями, по подготовке и стилю мышления именно лингвисты. Но независимо от первоначальной специализации практически все, кто занимался в нашей стране ДР, в качестве базовой концепции в основном опирались на работы Л. С. Выготского, т. е. на работы психологическиеили психолого–педагогические, а не лингвистические.Здесь мне кажется уместным сделать несколько замечаний, касающихся личности и научного стиля Л. С. Выготского.