Текст книги "Новые крестоносцы. ЦРУ и перестройка"
Автор книги: Рэм Красильников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
По соображениям безопасности исключались личные встречи с агентами в гостиницах (как это делается ЦРУ в ряде стран): резидентура не содержала конспиративных квартир для приема агентуры; не практиковала организации контактов с агентами в своем посольстве или в помещениях своих компаний (исключение составляли агенты из числа иностранцев, которым по служебным делам приходилось бывать в здании американского представительства), не использовала агентов-групповодов и группы наружного наблюдения из местных граждан, что практикуется резидентурами ЦРУ в некоторых странах, где позволяют местные условия.
Тенденция назначать руководителями московской резидентуры сотрудников ЦРУ, уже действовавших ранее в нашей стране, похоже, укреплялась в последующие годы. Так обстояло дело, например, с Ролфом Моуэтт-Ларсеном (и. о. резидента в Москве, 1994) и сменившим его Майклом Суликом. Первый побывал по линии ЦРУ в Швеции и Греции, а второй поработал в Японии, Перу и Польше. Солидной оперативной биографией отличался руководитель московской резидентуры в 1989–1991 годах Майкл Клайн: Югославия (дважды Загреб и Белград), Польша, Венесуэла, Куба, Бразилия; у резидента ЦРУ в Москве (1993–1994) Джеймса Морриса разведывательная деятельность проходила в Турции, Великобритании, Чаде и Пакистане. Необходимо подчеркнуть еще раз, что для всех руководителей посольской резидентуры ЦРУ в Москве в 70—90-е годы характерно сочетание многолетней работы за границей и в центральном аппарате ЦРУ и опыт непосредственной деятельности против нашей страны, где бы они ни находились, в том числе с предателями, перебежавшими на сторону американской разведки.
Резидент ЦРУ в Москве (chief of station) – в посольстве фигура заметная и влиятельная. С конца 80-х годов его практически не маскируют в посольском мире и перед властями нашей страны, он известен широкому кругу американских дипломатов, журналистов и бизнесменов, аккредитованных в Советском Союзе. В то же время он известен КГБ, так как в это время уже существовал его контакт с представителем советской контрразведки, хоть и скрываемый в какой-то мере от внешнего мира. Рассказ об этом впереди.
Понятно без слов, что положение руководителя резидентуры в стране «главного противника» существенно отличалось от его положения в странах, находившихся под диктатом Вашингтона или зависящих от Соединенных Штатов. В некоторых, где американская разведка была чуть ли не государством в государстве и где ее деятельности не препятствовали местная контрразведка и полиция, резидент ЦРУ чувствовал себя полновластным хозяином. «Друг» местного правителя – монарха, президента или очередного премьер-министра; ближайший приятель «сильного человека» – главнокомандующего вооруженными силами, министров, руководителей спецслужб, всех, кому в данный момент принадлежала власть, он, опираясь на силу и мощь США, умело манипулировал ими при помощи щедрых подарков и лести, в его руках все они становились послушными марионетками и платными агентами американской разведки. Вот таким образом ЦРУ заправляло делами во многих странах третьего мира.
Собственно говоря, такая же, «особая» роль принадлежала в некоторых странах третьего мира послу Вашингтона. Ну а отношения главы дипломатического представительства и резидента ЦРУ в Москве – тема сложная, и законы чинопочитания здесь соблюдаются гораздо строже. Дело в том, чтовтабели о рангах госдепартамент все же стоит выше ЦРУ. Поэтому руководитель московской рези-дентуры, получающий агреман от посла, представителя высшей власти Вашингтона и назначенца госдепартамента, является его непосредственным подчиненным, хотя и обладает специальным статусом. Неуклонное правило дипломатии – посол не должен быть замаран акциями разведки. Этому правилу стараются следовать оба – и глава дипломатического представительства, и резидент Лэнгли.
Посол, весьма расположенный к руководителю резидентуры или, напротив, чувствующий к нему стойкую антипатию, почти всегда понимает важное значение разведки и операций, проводимых резидентурой ЦРУ и военными разведчиками, считает необходимым размещение в дипломатическом представительстве подразделения АНБ, обязан оказывать поддержку разведке, хотя и не стремится вникать в суть ее деятельности, чаще же сторонится ее, как «грязного дела». Еще в Вашингтоне посла ориентируют в основных задачах и направлениях разведывательной работы в Советском Союзе и представляют ему (если возможно) резидента ЦРУ и согласовывают с ним назначения сотрудников резидентуры. Посол обязан соответствующими инструкциями госдепартамента создавать условия резидентуре ЦРУ и другим подразделениям спецслужб, дислоцированным в посольстве, для оперативной работы, принимать меры, чтобы провалы разведчиков не наносили ущерба национальным интересам Соединенных Штатов. По распоряжению посла «чистые» дипломаты и другие сотрудники посольства обязаны сообщать резиденту ЦРУ о предложениях «инициативников» установить шпионское сотрудничество с американской разведкой.
Редкий посол, особенно если он карьерный дипломат, не отдает себе отчета в неудобствах, связанных с проведением разведывательных акций, если они затрагивают официальное дипломатическое представительство и сотрудников спецслужб, которые пользовались его крышей, – пусть и укладываются в рамки служебного менталитета американцев. Однако так было далеко не во всех случаях, да и перспективы нельзя назвать радужными. На память приходит оценка положения, данная в свое время одним из столпов американской дипломатии Джорджем Кеннаном, послом в Советском Союзе в период «холодной войны»: «Разведка – нормальная государственная функция, чистейшая утопия надеяться на ее исчезновение. Но всему должны быть пределы. Я сам был свидетелем того, как американские разведывательные власти раз за разом проводили или пытались проводить операции, которые прямо подрывали не только советско-американские дипломатические отношения, но сами возможности достичь лучшего взаимопонимания между двумя правительствами». Любопытно отметить, что это поразительное признание сделано человеком, который стоял у истоков острейшей конфронтации США с Советским Союзом и сам был, являясь в конце 40-х годов советником американского посольства в Москве, инициатором развертывания этой конфронтации. Известный теперь многим военный план «Дропшот» во многом результат усилий Кеннана, направленных на разгром «главного противника». Под воздействием неумолимой реальности «ястреб» превратился в «голубя».
Хорошо известен эпизод, происшедший в 1972 году, когда в резиденцию посла, так называемый Спасо-хаус, проник военнослужащий ракетной части Калинин, одержимый идеей заработать на продаже американцам известных ему военных секретов. Помощник посла (он жил в Спасо-хаус) с согласия шефа вызвал в особняк посла тогдашнего резидента ЦРУ Роберта Дюмейна. Он и секретарь посла Вэник, хорошо владевший русским языком, провели беседу с Калининым, обучили «инициативника» шпионскому ремеслу, и Вэник конспиративно вывез Калинина из особняка на своей автомашине.
Эта деликатная ситуация стала достоянием истории тайной войны, и можно бы о ней не вспоминать, не после-, дуй за ней полоса новых происшествий, которые приняли хронический характер и могли доставить массу огорчений послу и государственному департаменту. Здесь не имеется в виду то обстоятельство, что в Спасо-хаус посол устраивал встречи с представителями оппозиции, выступавшей против законной государственной власти, и зачастую действовал в роли заправского конспиратора, – обращает на себя внимание совсем другое.
В 1986 году органы КГБ арестовали агента американской разведки «Топхэта» («Цилиндр», он же «Бурбон») – генерала советской военной разведки Полякова. В системе связи с агентом в Москве важное место отводилось применению аппаратуры быстродействующей радиосвязи. В 70-е годы радиосеансы проводились «Топхэтом» на здание посольства США на улице Чайковского. Чаще всего радиовыстрелы производились из троллейбуса, маршрут которого проходил мимо здания представительства. Агент действовал в соответствии с графиком, составленным Лэнгли на несколько лет, который передавался Полякову разведчиками московской резидентуры через тайник. В здании посольства был оборудован специальный приемный пункт. Знал ли об этом глава дипломатического представительства? Видимо, знал, хотя и в самых общих чертах.
Очевидно, также посол был осведомлен и о другом назначении здания представительства – служить местом для подачи условных сигналов агентам ЦРУ. Помещения посольства приспосабливались для этих целей без особых трудностей. Для сигнализации агентам в окнах здания посольства «мигали» светом. Согласно инструкции о связи, «мигание» электрическим светом в нужный день и час в определенном окне здания служило условным сигналом агенту, проходившему или проезжавшему по улице Чайковского, к тому, чтобы выйти на личную встречу с разведчиком или изъять тайник, заложенный резидентурой. Таким хитроумным, довольно эффективным способом организовывалась связь, например, с ценным для американцев агентом «Сфера» – Адольфом Толкачевым, «инициативником», жаждавшим славы супершпиона.
Если глава дипломатического представительства – «верховный главнокомандующий», обладающий высшей властью в своих владениях, то резидент – «старший воинский начальник» подразделений разведывательного сообщества, расквартированных в посольстве. Кроме резидентуры ЦРУ, это аппарат атташе по вопросам обороны и военные атташаты, представляющие РУМО и разведки вооруженных сил, специальное подразделение АНБ, нацеленное на перехват радиорелейной и радиотелефонной связи в Москве и Московской области, группа сотрудников политического отдела посольства из управления разведки и исследований госдепартамента. В 1995 году в посольстве обосновалось представительство ФБР.
Правда, это не оперативное командование и тем более не административное руководство. Резидент Лэнгли не имеет права вмешиваться в оперативную работу названных подразделений, но знакомится с получаемой информацией, ему передаются материалы, необходимые для оперативной работы резидентуры (например, данные о действиях советской контрразведки и о подходах со стороны «инициативников»), с ним согласовываются детали поездок по стране. Впрочем, эти функции вменяются в обязанность и всем дипломатам и служащим представительства по вопросам обороны (оно руководит аппаратом РУМО); кроме того, атташе обеспечивает использование прикрытий ЦРУ – должностей так называемых гражданских помощников в своем аппарате. Резидентура ЦРУ и аппарат РУМО помимо обмена информацией проводят совместные оперативные мероприятия. Военные разведчики выполняют отдельные поручения резидентуры ЦРУ. Оба они, резидент ЦРУ и атташе по вопросам обороны, направляют деятельность поста АНБ, который своей громоздкой аппаратурой заполнил верхние этажи старого здания посольства, – его мощные антенные устройства на крыше здания потом упрятали под специальные колпаки, чтобы замаскировать от любопытных глаз. После сооружения нового комплекса у Дома правительства России владения АНБ намного расширились.
Подразделение АНБ выполняло важные для Вашингтона разведывательные программы АНБ—ЦРУ—РУМО под звучными названиями «Кобра эйс» и «Гамма гуппи», которые предусматривали перехват радиорелейной и радиотелефонной связи в районе Москвы и Подмосковья. В зоне возможного контроля радиоэлектронной разведки оказались объекты ПВО, ПРО и ВВС. Характер деятельности посольского подразделения АНБ стал ясен, когда в руки контрразведки нашей страны попали (1978) документы о ведущейся американцами операции «Кобра эйс». Из документов видно, что наибольшее внимание американская разведка уделяла контролю за объектами противовоздушной и противоракетной обороны. Вот выдержка из одного документа: «Общие задачи постов радиотехнической разведки – ежедневный контроль состояния и режима работы радиоэлектронных систем навигации, связи и управления огнем самолетов различных типов, как находящихся на вооружении, так и новых моделей, проходящих испытания в Подмосковье». В Вашингтон еженедельно отправлялись тюки с бобинами полученных записей перехвата для обработки и анализа в штаб-квартире АНБ в Форт-Миде.
В американской прессе время от времени появлялись сообщения о том, что пост АНБ подслушивает также радиотелефонные переговоры государственных деятелей СССР, которые велись из автомашин. Компетентные органы СССР, осуществлявшие, в частности, защиту информации на телефонных и радиотелефонных линиях связи, в свое время подтвердили возможность доступа американских технических служб к таким переговорам. Обилие мобильных телефонов не помеха – АНБ располагает системой отбора нужных каналов телефонной связи (так что владельцы радиотелефонов выводы пусть делают сами).
С работой подразделения АНБ в посольстве Соединенных Штатов связаны несколько шумных историй. Одна из них – сильный пожар в здании посольства на улице Чайковского, разрушивший верхние этажи здания. Скорее всего, пожар произошел от перегрузки напряжения в сети, поскольку аппаратура АНБ поглощала огромное количество электроэнергии. Американцы старались потушить огонь своими силами, но не справились с полыхающим пламенем и вызвали советских пожарных.
Другая история, носившая еще более скандальный характер, произошла ранее – в 1975 году. Американская сторона обвинила советские власти в «облучении» здания посольства с целью прослушивания разговоров в его помещениях. При этом утверждала, что «облучение» вредит здоровью сотрудников и даже вызвало у самого посла чуть ли не лейкемию. Госдепартамент и стоявшие за всей этой шумихой спецслужбы Соединенных Штатов подняли эту проблему на самый высокий уровень, вовлекли в нее президента Форда, обратившегося с личным письмом к генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу. По предложению советской стороны была создана специальная двусторонняя комиссия, работавшая в Москве в январе 1976 года. Работа комиссии, по-видимому, оказалась для американцев неожиданной. Советская делегация представила американскому посольству результаты проведенного обследования обстановки, показав, что в районе расположения посольства радиационный фон соответствует санитарным нормам нашего государства и не несет угрозы здоровью. По настоянию советской стороны состоялись замеры излучений в самом здании посольства. Они выявили, что излучения исходят от установленной в посольстве аппаратуры. Примечательно, что после этого американцы прервали переговоры, больше они не возобновлялись, а Вашингтон и московское посольство не настаивали на своих обвинениях. Все объяснялось предельно просто: потребовалась очередная кампания по дискредитации СССР на международной арене, она не удалась, и американцы отступили.
До переезда основных отделов посольства в новое здание посольского комплекса на набережной реки Москвы служебные помещения резидентуры размещались на седьмом этаже здания на улице Чайковского – в известной нам так называемой зоне безопасности, с усиленным режимом охраны, в которую был ограничен доступ и служащих посольства – американцев.
В небольшом помещении резидентуры оборудована специальная, защищенная от подслушивания комната для переговоров, есть комната для работы оперативного состава. Сотрудники резидентуры (кроме шифровальщиков и секретарей) имеют рабочие места в тех подразделениях, где занимают должности по прикрытию. Помещения резидентуры надежно защищены от проникновения посторонних и от подслушивания. Со стороны Садового кольца отгорожены сооруженной после пожара 1978 года глухой кирпичной стеной, с встроенными в нее фальшокнами. В скученной обители резидентуры – сейфы и металлические ящики с ценнейшими материалами: здесь досье на агентов, подробные схемы мест проведения операций, фотографии Москвы, выполненные с разведывательных спутников, другие справочные материалы, документы, полученные из Лэнгли и подготовленные к отправке в штаб-квартиру. Доступ ко всем этим материалам имеет только резидент или его заместитель, и только они разрешают другим разведчикам резидентуры знакомиться с тем, что им необходимо в работе.
Резидент ЦРУ не кабинетный работник, он лично участвует в разведывательных операциях: проводит встречи с агентами, осуществляет закладку и изъятие тайниковых контейнеров, броски шпионских писем. Пожалуй, только одному из руководителей московской резидентуры 70– 90-х годов, шестидесятилетнему Мурату Натирбофф, был свойствен кабинетный стиль, по-видимому, свой авторитет у подчиненных он поддерживал иным путем, а может быть, просто не успел развернуться.
До 1984 года ЦРУ использовало для своего резидента в Москве должность первого секретаря посольства; раньше – дипломатические должности более низкого ранга – результат достигнутого наконец соглашения ЦРУ с госдепартаментом. Ну а пока дипломатическое ведомство упорствовало в своем нежелании делиться должностями прикрытия с ЦРУ, Лэнгли шло на поклон к министерству обороны и получало неплохую и сочувственную помощь партнера. Так, один из первых руководителей резидентуры направлен в СССР под прикрытием военно-морского атташе. Во второй половине 40-х годов в аппарате военно-морского атташе собралось основное звено разведчиков резидентуры ЦРУ.
В 1984 году госдепартамент расщедрился – резидента ЦРУ повысили в должности прикрытия: он стал советником посольства по региональным вопросам, одним из восьми советников. Утверждают, что это сделано для повышения престижа главного разведчика Лэнгли. У нового советника свой служебный кабинет в здании посольства на улице Чайковского, в той же зоне безопасности. Кабинет регулярно проверяют специалисты Лэнгли, тем не менее хозяин и его подчиненные предельно осторожны: не рискуют разговаривать по существу дела, а пишут друг другу записки.
У руководителей московской резидентуры ЦРУ оказалось много разнообразных дел и забот; для некоторых из них работа в Советском Союзе стала не только тяжелым испытанием, но фактически ломала их разведывательную карьеру. Вместе с тем положение резидента в Москве – своеобразный трамплин для продвижения по службе. Так, Гарднер Хаттавэй, известный своей настойчивостью в деле агента «Сфера» и энергичной защитой посольских помещений от пожара 1978 года, после возвращения в Вашингтон возглавил контрразведку Оперативного директората.
Мне довелось общаться с ним, когда он находился в этом качестве, в Хельсинки, во время встречи представителей КГБ и ЦРУ в 1989 году. Хаттавэй был в тяжелой шубе (встреча происходила зимой) и мохнатой меховой шапке, на которой красовалась звездочка – совсем как на красноармейском шлеме. Звездочка оказалась орденом Красной Звезды. Заметив мой недоуменный взгляд, Гарднер Хаттавэй с ухмылкой сказал, что этот орден подарил ему один из агентов, с которым ему пришлось работать (настоящий «черный юмор», впрочем, к тому времени агрессивный стиль американца мне был хорошо известен по делам в Москве).
Другой резидент ЦРУ в Москве, Бертон Гербер, отбыв свой срок в нашей стране, получил назначение руководителем советского отдела. Проведенные им в Москве годы, 1980—1982-й, – начало «сидения» в Белом доме Рональда Рейгана и правления в Лэнгли Уильяма Кейси. Разворачивалось наступление Вашингтона на Советский Союз по всем направлениям, и ЦРУ оказалось на острие этой атаки. Бертону Герберу повезло – пик крестового похода еще не наступил, и крупных провалов московская резидентура пока не испытала. Зато Бертон Гербер обогатился серьезным опытом, пригодившимся ему на новом посту начальника советского отдела.
Менее благосклонной, может быть, оказалась судьба к Джеку Даунингу, руководителю московской резидентуры в 1986–1989 годах. Ко времени его назначения в Советский Союз агентурная сеть американской разведки в нашей стране была разгромлена, и Даунингу пришлось зализывать раны, изрядно подорвавшие возможности ЦРУ в СССР. В гораздо большей мере Джеку Даунингу посчастливилось на посту руководителя Оперативного директората, на который он был назначен директором ЦРУ Джорджем Тенетом в 1997 году. Одновременно он стал заместителем шефа Лэнгли. Тенет был высокого мнения о своем заместителе по оперативной работе: «Это человек-легенда, чью деятельность никогда не оценить по достоинству». Джек Даунинг действительно талантливый разведчик, ас шпионажа, и его не могли поколебать никакие превратности судьбы.
Итак, государственный департамент, связанный решением и соответствующими ведомственными соглашениями, и министерство обороны в силу корпоративной солидарности предоставляют крышу разведчикам московской резидентуры. Эти доноры Лэнгли подпирают резидентуру ЦРУ, для которой основное требование конспирации – раствориться среди сотрудников посольства, приобрести дипломатическую респектабельность. Набрав со временем вес в Вашингтоне, ЦРУ старается обеспечить себе подходящие прикрытия. Разведчики резидентуры устроились в политическом, экономическом, консульском отделах, да и во многих других подразделениях посольства; пожалуй, легче перечислить те подразделения, где их нет.
Крыша – это то, что позволяет конспиративно заниматься оперативной работой в стране пребывания, скрывая свою принадлежность к разведке. Дипломатическое прикрытие – то, что дает иммунитет и защиту от ареста и наказания за противоправную деятельность. Эти два обстоятельства призваны обеспечить эффективную работу московской резидентуры. Недаром Вашингтон настаивал на том, чтобы дипломатические привилегии распространялись на весь персонал посольства.
С прикрытиями, кажется, все ясно, но о двух категориях следует сказать особо: это так называемые гражданские помощники в аппарате атташе по вопросам обороны и разведчики «глубокого прикрытия».
Гражданские помощники – категория небезынтересная; они появились в Москве в 60-х годах, и под эту крышу направлялись многие сотрудники ЦРУ – уже известные читателям и те, с кем еще предстоит встретиться. Среди них Джон Уайтхед, активный участник дела шпионской пары Капоян—Григорян; Джек Даунинг (будущий начальник Оперативного директората); Винсент Крокетт – тот самый, кто вместе с женой устроил автогонку на набережной реки Москвы, чтобы в безопасной обстановке подбросить контейнер с инструкциями агенту ЦРУ «Блипу» – Филатову. Гражданским помощником был в своей первой командировке в СССР Дэвид Ролф, который потом приедет в Москву уже под видом советника по региональным вопросам и станет руководителем московской резидентуры. Перечисление гражданских помощников, а в действительности разведчиков-агентуристов ЦРУ можно было бы продолжить. «Глубокое прикрытие» для разведчиков, направляемых на дипломатические должности в посольствах, – остроумное изобретение. Авторство этой находки принадлежит заместителю директора ЦРУ (он же начальник Управления тайных операций – будущий Оперативный директорат) Фрэнку Бисселу, предложившему концепцию «двойной» разведывательной сети. По замыслу Лэнгли, разведчики «глубокого прикрытия» внедрялись в действовавшие за границей коммерческие фирмы, благотворительные общества, религиозные организации и т. п. По соображениям конспирации они не были связаны с посольскими резидентурами и самостоятельно вели разведывательную работу. С именем Фрэнка Биссела связывают такие операции ЦРУ, как сооружение Берлинского туннеля (совместно с СИС) и рейд американских наемников на Кубу в 1961 году, а также удавшееся покушение на Патриса Лумумбу и провалившееся – на Фиделя Кастро.
Так появились «глубокие прикрытия», где от уголовного преследования спасал дипломатический иммунитет. Разведчики «глубокого прикрытия» в посольстве в отличие от своих коллег по резидентуре еще более тщательно замаскированы среди дипломатов. Для этого до направления в СССР их устраивали на специальные курсы государственного департамента, где они обучались дипломатическому делу в среде американских дипломатов. Приехав в Москву, они не становились белыми воронами, а как свои принимались «чистыми» дипломатами. Да и распорядком дня в посольстве не выделялись среди других дипломатов. Им запрещается заходить в резидентуру, не рекомендуется общаться с другими разведчиками. Разведчики «глубокого прикрытия» – драгоценный фонд резидентуры. Им поручаются самые ответственные операции, такие, например, как личные встречи с агентами американской разведки «Сфера» (А. Толкачев) и «Капюшон» (С. Воронцов), тайниковые операции по делам агентов «Медиана» (В. Поташов) и «Весы» (Л. Полещук).
В подчинении резидента ЦРУ в Москве сравнительно небольшой отряд разведчиков-агентуристов и других сотрудников московского подразделения Лэнгли. Собственно говоря, не так уж и велико различие между первым и вторым, практически все они, даже женщины – секретарши резидентуры, обучены разведывательному ремеслу. Это люди разных характеров, интеллектов и судеб: дерзкие авантюристы и осторожные, трусоватые приспособленцы; мастера-умельцы с борцовским характером и слабовольные подмастерья; трудоголики и откровенные бездельники; солдафоны и интеллигенты; крепкие семьянины и любители поволочиться; трезвенники и приверженцы зеленого змия; настоящие красавцы и внешне непривлекательные. Почти все они выходцы из того среднего класса, который поставляет кадры в разведку, многие прошли армейскую школу, некоторые служили в ФБР и в полиции. Большинство – хорошие службисты, дорожат своей карьерой в ЦРУ, ангажированы на конфронтацию с нашей страной. Это, конечно, не простая случайность, – работа в разведке, обучение в школе ЦРУ в Кэмп-Пири пронизаны духом враждебности к нашей стране, культом «холодной войны». Русских (и не только сотрудников КГБ) там изображают «опасными врагами» США. Это не удивительно в обществе, охваченном антикоммунизмом, антироссийской идеологией. Многие в Лэнгли недалеко ушли от глубоко укоренившегося маккартистского психоза. Разведчики московской резидентуры – это в известном смысле слепок с американского общества в целом, подправленный резцами умелых мастеров из Лэнгли, и, конечно, срез того слоя людей, который представлен в разведке. Не хочется прибегать к штампам, но, видимо, никуда не уйти от некоторых из них. Тем более что применительно к ЦРУ они признаны в самих США и соответствуют тому, что приходилось наблюдать в течение многих лет работы в американском отделе контрразведки.
Перенесемся ненадолго снова на берега реки Потомак в штаб-квартиру ЦРУ – туда, откуда направляется деятельность московской резидентуры, где готовятся планы и директивы, задания агентам, инструкции, наставления разведчикам – исполнителям операций.
Посольская резидентура подчинена управлению Центральной Евразии. Так он именуется ныне, а в период «холодной войны» носил название отдела СССР и Восточной Европы и даже просто советского отдела, помимо Советского Союза охватывал страны Восточной Европы, входившие в Организацию Варшавского Договора. Иногда его именовали отделом Советской России и «сердцем и душой ЦРУ». Было у него и другое наименование – отдел Центральной Евразии, это уже совсем недавно, до перехода в статус управления.
Советский отдел (пожалуй, это наиболее популярное название) – один из шести географических отделов Оперативного директората, курирующего резидентуры и другие подразделения ЦРУ во вверенных им регионах – кроме СССР и стран Восточной Европы. Это Западная Европа, Ближний и Средний Восток, Африка, Дальний Восток, страны Западного полушария.
Внушительные размеры советского отдела (примерно 120 человек в 80-х годах) определялись тем, что «главный противник» требовал к себе пристального каждодневного внимания. Советский отдел вторгался на другие континенты. В резидентурах ЦРУ в странах, где присутствовал СССР, активно действовали специальные оперативные группы по Советскому Союзу, укомплектованные опытными разведчиками. Известное по американским источникам число разведчиков ЦРУ, непосредственно вовлеченных в разведывательные операции против нашей страны (около тысячи), не может не поражать воображение.
Основная функция советского отдела – вербовать советских граждан, используя завербованных агентов и другие методы разведывательного проникновения в СССР, направлять работу московской резидентуры – основного исполнителя акций ЦРУ в нашей стране. В отличие от других отделов Оперативного директората, советский отдел активно занимался проблемами безопасности; его миссия – не пустить русских «кротов» в свой собственный огород.
