Текст книги "Чудес не бывает"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

К весне она была уверена что живет на болоте вечность и никогда не была знатной дворянкой, наследницей рода Де Ли. Но женщина положила перед ней узелок, что нашла в лесу далеко от замка. И туда она тоже сходила, пропав на пару дней, в которых Исвильда не особо заметила ее отсутствие.

– Не надо тебе туда, – сказала тихо, глядя, как иссохшая рука девушки медленно перебирает драгоценности из узелка. – Пустошь. Опаленные стены и вороны. Ничего и никого не осталось, только кладбище у самых стен. Кресты, кресты… Теперь эти земли принадлежат королю. Кто знает, не он ли виновник злодеяния? Забудь кто ты, иначе убьют.

– Я Де Ли, – прошептали отвыкшие что-то говорить губы.

– Ты никто, – вздохнула женщина. – Ты погибла и похоронена вместе с родными у ворот замка. Кто-то уже положил эти цветы на твою могилку.

Протянула засохшую ромашку.

И до Исвильды вдруг дошло, что она права – она никто, ее нет, как нет той чудесной женщины, что была ее матерью и носила это жемчужное ожерелье, целовала на ночь дочь и сына, гладила их теплой ласковой ладонью. Как нет отца, строгого, но умного и благородного человека, который по праву считался одним из лучших воинов и защитников чести в округе и был награжден клинком с именным вензелем, выгравированным лично ему за заслуги перед королевством. Нет маленького проказника Максимильяна, любившего гонять голубей и трясти яблони в саду вместе с деревенскими мальчишками.

Он погиб, как погибли все Де Ли, не струсив, не предав, и лишь она бежала как последний трус, бросив родные стены, слуг и родных на смерть.

Исвильда разрыдалась. Слезы лились и лились, плачь, перешел в истерику и длился сутки…

– Малыш? – тихо позвал обеспокоенный Оррик видя, что девушка побледнела и смотрит перед собой остекленевшими глазами.

Исвильда очнулась, с минуту смотрела на него и спросила:

– Вы любите ромашки, мессир?

Мужчина нахмурился: странный вопрос.

– Любит, – заверил Гарт с мрачным видом. – На могилку одной девушки он водрузил целую охапку этого сена, а потом, пил как лесник и косил мечом деревья. До сих пор для меня загадка – что он хотел?… Но мы о другом говорили – о вашей подружке, мессир Исай.

– Ее убили. Она жила на болоте и никого не трогала, но по весне в деревне начался падеж скота и люди решили, что это ее рук дело. Пришла толпа с вилами и избила ее, а потом вздернула на суку… Ее вина была лишь в том, что она сторонилась людей, немало испытав от них…

– А падеж прекратился?

– Не знаю, – мне пришлось уйти…

Перед Исвильдой словно стеной тумана встали гневные озлобленные лица крестьян, что тащили женщину спасшую ее, к дереву на котором болталась веревка, а Исвильду били, пинали и гнали прочь, считая помощницей ведьмы.

Странно, что не вздернули рядом, а может, хотели насытиться не только видом мертвеца, но и крови?…

– Странную вы завели себе подружку. Это она вам про рожки и копыта рассказывала? Забавно же вы время проводили, – ухмыльнулся Гарт, но, увидев полный скорби взгляд мальчика, потерял задор и желание насмехаться. – Прости, – бросил, искренне пожалев, что неволь разбередил рану парня. Чтобы там не было, а вести себя как свинья ему никто права не давал.

– Ничего, – тихо ответила Исвильда.

Оррик зло уставился на друга, жалея, что Гарт друг и его не придушишь за то что он причинил боль девушке.

– Больше не лезь со своими расспросами!

– Я не хотел, – с раскаяньем заверил тот, успокаивая Орри.

– Проверь лучше все ли на месте, – приказал ему Даган и Фогин послушно развернул коня.

Оррик с сочувствием посмотрел на девушку и нерешительно протянул к ней ладонь, накрыл, ее руку. Он боялся оскорбить Исвильду прикосновением, и не мог отказать себе в удовольствии почувствовать тепло ее кожи под пальцами.

– Как звали твою спасительницу? Я должен заказать молебен за ее светлую душу.

– Не знаю, Орри. Я полгода провела в горячке и не спрашивала, как зовут ту, что выхаживает меня… Я самая большая грешница.

– Не говори так. Это не правда. Ты была ребенком…

– Максимильян тоже. Ему было всего восемь лет, когда он погиб как воин, защищая свой дом!… А я бежала, – отвернулась с трудом сдерживая слезы.

– Ну, же, девочка, не плачь. Умоляю! – сжал ее руку, скорбя и сопереживая ее горю. – За каждым из нас водятся грешки и нелицеприятные поступки. Жизнь груба и грязна. Мы живем в мире, где нет святости, чему удивляться, если сами уподобляемся грязи? Но тебя это не касается, ты чиста. Как была чистым невинным ребенком, таким и осталась. Господь не зря спас тебя… Это меня нужно было забрать, – бросил глухо, каясь в своем проступке. – Твой брат просил меня присмотреть за вами, но умирал мой дед и я направился не к вам, а домой, решив позже навестить вашу семью…

– Ты выполнил долг перед близким…

– И не оправдал доверие друга.

– Долг часто раздирает нас на части.

– И приводит к трагедиям

Он хотел спросить: как все произошло? Но не стал, видя, что девушке плохо от воспоминаний. Они и ему тяжелы были, хотя он и не являлся участником тех событий. А может тем и тяжелы?

Воображение нарисовало жуткую картину, в которой маленькая Исвильда в одной рубашке задыхаясь, бежит по лесу, а за ней гонится свора наемников, для которых что человека, что лося загнать – забава…

Сколько раз он наблюдал подобные картины наяву?

И рад лишь одному – он был наемником, но играл в другие игры, служа другим Богам.

Тоже гнал как зверя по лесу, но негодяев, что пачкали свое звание преступлениями и грязными делишками, продавали свою душу и людей за золото.

Оррик никого не предал и не продал, хоть тоже получал золото, отдавая свою силу и умение королю. Но можно ли думать, что это достоинство?

– Я виноват…

И смолк, понимая, что его слова ничего не значат. И его вина, осознает он ее или нет, так же не имеет значения, потому что не воскресит убитых, не излечит раны Исвильды.

Нет, не станет он бередить душу себе и девочке пустыми извинениями и заверениями – он будет рядом, защитит ее, найдет виновных, пусть уйдет на то вся его жизнь, и накажет – это и будет признанием, пусть малым, но воздаянием за свой грех.

Господь милостив, но как коварна порой его милость к низким мерзавцам, которым он прощает грехи наравне с невинными детьми, не видя разницу меж грехом одного и другого. Индульгенция стоит золота и, по какой-то злой усмешке, не иначе сатаны, доступна лишь богачам, что порой наживались на слезах и бедах людей. И им рай?

Нет, пусть Господь гневается на Оррика, но он послужит иному закону, закону, что не знает индульгенций, не продает прощение грехов за все блага мира. Закону чести и совести, что принимает раскаянье лишь исправлением, прощает, очищая от скверны дурных помыслов и поступков.

Его совесть его простит, а Бог пусть не вмешивается, раз не вмешался в то утро, когда стая его верных хищников вырезала добрых христиан и поборников веры Божьей.

– Оррик? – позвала мужчину Исвильда. – Что с тобой?

Даган успокаивающе улыбнулся девушке – достаточно с нее волнений. Он оставит свои еретические мысли при себе. Пусть это ангел не знает грязи его мыслей, довольно с него грязи мира.

– Все хорошо. Не утомилась?

– Нет.

– Тогда прибавим ходу? Не страшно?

– С тобой? Нет.

Орри словно бальзам на сердце вылили.

После таких слов он на любой подвиг был готов.

Глава 12

Стоянку пришлось разбивать в лесу уже в темноте. Высланный вперед отряд, сообщил, что опасности нет, и Оррик разрешил спешиться. Расставил дозорных, распорядился об ужине, лично проверил округу, оставив девушку под присмотром Галиган.

Они мирно беседовали сидя под раскидистой елью и улыбались друг другу как давние и очень близкие знакомые. Ревность опять непрошенным гостем прокралась в сердце Оррика. Но смеет ли она вторгаться? Какие права у него на девушку? Опекуна, не больше. А хочется много большего.

Но что он предложит ей? Нищее существование жены наемника?

У него есть жена, будь она неладна, но если б и не было, у Оррика язык бы не повернулся предложить Исвильде руку и сердце, за которыми ничего, кроме пылкой страсти и жизни, данной лишь для одного – служить ей.

Тогда крышу разваливающего замка, в котором из охраны десяток крестьян и слепой Проспер?

А может, продать замок и земли? Родную вотчину?…

Если б дали за него достаточную сумму что обеспечила девушке безбедное существование, он бы не думая продал его.

Жаль, что он может предложить ей лишь мизер: свою верную руку, меч, умение воина и сердце, что бьется лишь для нее.

Орри любовался девушкой, радуясь, что она улыбается, а значит на душе ее сейчас спокойно и готов был простить Галиган все прежние обиды за то, что он развеселил Исвильду.

– Что происходит, Орри? – тихо спросил Гарт, подходя из-за спины. Даган вздрогнул от неожиданности, что не укрылось от глаз друга. – Ты теряешь сноровку и внимание. Это все твое увлечение.

– Нет, Гарт, это не увлечение.

– Что же? Претворение в жизнь той бредовой задумки?

– Это любовь Гарт. И против нее бессилен разум, и все доводы пусты.

– А кошель с золотом?

– Труха. Вот оно настоящее сокровище, – сказал не спуская взгляда с Исвильды, взгляда, что опустил Гарта в пучину отчаянья.

– Мне страшно за тебя, – прошептал он.

– Не стоит переживать. Теперь со мной ничего не случится, потому что у меня есть ради чего жить, к чему стремиться.

– К разводу? В родной замок?

Оррик покосился на Гарта: о чем он? Неужели не понял, не услышал, что ему говорят?

– Замок я продам, чтоб обеспечить будущее.

– Мальчишки?! У него есть родители!!…

– У него никого нет кроме меня.

Гарт задумался – это меняло дело. И хоть что-то ставило на свои места. Жалость Оррика он знал не понаслышке, бывало, последний медяк нищенке отдавал, а сам потом голодал.

Но суть в другом:

– Ты знаешь его?

– Да.

– У тебя долг перед ним или его родителями?

– И перед собой.

– А передо мной?

Орри повернулся к Гарту:

– Я был бы рад, если ты останешься с нами.

– Третьим?

– Да.

– Кому это нужно?

– Мне, прежде всего. Мне очень нужен ты, чтобы обеспечить охрану мальчику. Ты тот в ком я уверен как в себе, тот кто не предаст.

– Сдался тебе этот малец, – качнул головой Гарт, заподозрив, что дело нечисто и Орри не договаривает очень многое, но не оттого что не доверяет, а скорее не может. Либо связан клятвой, либо чего-то боится.

– Он и ты – все, что у меня есть.

– Ладно, босяк, – усмехнулся Фогин. – Прорвемся. Не привыкать.

– Значит, не уйдешь?

– Когда я тебя бросал? Раз суждено жевать ботву, так хоть не одному. Эта мысль греет, правда? – усмехнулся.

– Спасибо.

– Обращайтесь, милорд. Кстати, жену с собой возьмешь?

– Вряд ли она меня найдет.

– Хорошо хоть больше разводом не бредишь…

– Он мне теперь не по карману, а убивать я женщину не стану. Попытаюсь пристроить ее в монастырь.

– Это откусит половину золота в кошеле.

– Неважно. Зато моя совесть будет чиста.

– Не стану с тобой спорить, потому что ведьма исчезла. Ее люди Боз искали.

– Откуда знаешь?

– Глаза есть и уши, не занятые лицезрением предмета своей страсти, – улыбнулся Гарт. – Подручные Боз нашли тюк с грязным тряпьем, завернутым в драную шаль. Она явно ее, именно в ней твоя супруга навещала нас перед исчезновением.

– И где нашли? – прищурился Орри.

– Недалеко от ручья святого Густова.

– У ручья?… Ручья…у ручья, – задумался Оррик, пытаясь поймать шалую мысль, посетившую его и ускользнувшую в туман забвения.

– Что? – не понял Гарт.

– Так, крутится что-то… не могу вспомнить. Пора ужинать и спать. Завтра рано вставать…

– А мальчик валится с ног от усталости, – предугадал мужчина и выставил ладони, встретив раздраженный взгляд Оррика. – Ладно, ладно, идите нянюшка к своему чаду. Да не шали там, а то мне передумать недолго и поселиться в уединении, где-нибудь в лесу.

Оррик привел ее к костру, усадил и позаботился не только о порции ужина, но и о добавке, помня о том, что было в кабаке. Но впервые за последние годы Исвильда была сыта. Ее не беспокоил оставшийся на хлебе кусочек мяса, ее приятно волновала близость Оррика, тепло и сила, что исходила от его тела, нежность во взгляде, что ласкала ее, не прикасаясь.

И разве что-то нужно еще?

Если б еще воины не проявляли излишнего внимания к ней. Оррик вел себя слишком трепетно, чем не мог не вызвать любопытства, сплетен да пересудов, но судя по взглядам, странные отношения были не в новинку людям Боз Даган. Они ухмылялись, подмигивали Исвильде, но не лезли дальше, не оскорбляли, не обливали презрением, проявляя к ней ту же почтительность, что к Галиган или Оррику. А некоторые даже пытались задобрить, расположив к себе. Наверное, решили таким образом получить благосклонность герцога – Галиган общался с ней как с равной, с другом, а такое никто упомнить не мог.

Оррик, пока воины травили байки и пугали мошек дружным гоготом, набрал лапника, устраивая девушке удобное ложе. Застелил его своим плащем и сдернул плащ с решившего устроиться не вдалике Гарта.

– Не понял?! – возмутился он. – Тебе жарко не будет?

– Нет, – расстелил второй плащ.

– А-а, – дошло до Гарта. – Главное, чтоб Иса не взмерз, а что твой верный друг инеем покроется – ерунда! Не-не, стели, стели, я же не твой неженка, – заворчал, устраивая себе ложе из травы и лапника.

Первым зевнул Галиган, дослушал историю Симса и кивнул Исвильде:

– Спокойно ночи.

Та кивнула в ответ и подумала, что не прочь поспать, часа два уж как. Смешно зевнула, прикрыв рот ладошкой. Оррик улыбнулся, глядя на нее – Мадонна воплоти.

– Иса? Пойдем спать, – позвал тихо.

– Мессир? – пошла к нему девушка, чувствуя взгляды воинов, что сверлили ей спину. – Что о нас подумают, Орри? – шепнула мужчине.

– Не заботься о том. Воинам моего отца не привыкать… – и смолк – о чем он юной девушке говорит? – Не все ли равно, что они подумают? Я их капитан, ты фаворит Галиган. Всем все ясно. Пойдем, я постелил тебе, надеюсь, не замерзнешь.

– А ты? – увидев два плаща, аккуратно расстеленных на лапнике, озаботилась Исвильда.

– А ему и зимой не холодно! – объявил Гарт, изображающий труп под елкой. Орри усмехнулся, качнув головой: обиду изображает, хитрец.

– Не слушай его, ложись и спи.

– Ты не уйдешь? – с надеждой посмотрела на него.

И кто б устоял после такого взгляда?

Оррик убедил себя, что девушка боится спать одна, забыв начисто о Гарте, что пристроился в паре метров от них. И других воинах, что уже спали вповалку на полянке.

Он помог Исвильде устроиться, укрыл заботливо как ребенка, а сам, вне себя от волнения, сунул руку под голову и уставился на звезды.

– Тебе не холодно? – коснулось его щеки ее дыхание. Оррик вовсе потерялся – мотнул головой – нет.

И как тут замерзнешь? От близости девушки кровь кипела в жилах, голова кружилась и воображение, будь оно не ладно, расшалилось, маня неуместными мечтами – в пору было ледяной душ принимать, охлаждаться с головой. А лучше вообще заночевать в каком-нибудь ручье.

– Спи, – процедил, с трудом сдерживаясь, чтоб не повернуться к ней, не впиться в губы, не смять тело.

Черт! – сел, головой тряхнув.

– Пойду, посты проверю. Спи, Гарт рядом, и остальные. Ничего не бойся.

– Ты вернешься? – приподнялась девушка, расстроенная, что он уходит. Ей показалось, что он бежит от нее.

– Вернусь, – бросил сухо: даже с того света.

Тихо было, но у южного поста воин заметил какое-то движение:

– Не животное точно, мессир, – доложил Оррику шепотом. – Куст качнулся прямо, вон тот, и ничего минут десять, потом другой, и опять ничего. Потом ветка хрустнула. Похоже, крадется кто-то.

Оррик согласился – зверь бы не прятался, не замирал на десять минут и, уж тем более, не кружил вокруг лагеря.

Он похлопал стражника по плечу – молодец.

– Ерунда, белка, наверное, – подмигнул мужчине и сделал вид, что уходит, а сам нырнул в кусты, достал из сапога нож, зажал в руке, лезвие спрятав в рукаве. И осторожно, пригибаясь и вглядываясь в очертания кустарников и деревьев, начал красться к месту, указанному стражником.

Так и есть – за кустами малинника прятался оборванец. Взять его труда не составило – парень не заметил, что уже не охотник, а добыча, и потому подпустил Даган близко. Оррик перехватил его, зажав шею в локтевом сгибе, и закрыв ладонью рот, прижал к земле:

– Тс-с, – прошептал, глядя в испуганные глаза. Парень понял, закивал, умоляя взглядом его не трогать.

– А теперь быстро и четко: что тебе надо здесь? Сколько вас? Что хотите? – прошептал в грязное ухо, чуть отстраняя ладонь.

– Ничего!… – взвизгнул тот и вновь ладонь Даган перекрыла все звуки:

– Я сказал – тихо, – прошептал повторно и более внушительно. Нож лег на горло, намекая, что стоит прислушаться к сказанному. Парень внял и испуганно закивал: понял, я, понял!

Даган отстранил ладонь, давая возможность говорить, и парень затараторил, свистящим шепотом:

– Я один, совсем один. Голодно милорд, надеялся поживиться. Простите Христа ради, бес попутал, ей Богу, попутал.

Даган верил ему и не верил, поэтому сильнее вдавил лезвие в шею оборванца, намекая, что любит правду.

– Ей, Богу, милорд, ей Богу!! – шепелявя, свистел парень, дрожа в страхе. – Не убивайте, милорд, во имя Христа, помилуйте. Я же ничего…я же только тут… если хлебушек оставите. Я же не ничего, милорд. Смилуйтесь! Христа ради, Христа ради, милорд!

– Я тебе не верю, – зловеще щурясь ему в лицо, прошипел Оррик. Парня вовсе перекосило, слезы ринулись из глаз:

– Нет, нет, милорд! Не убивайте! За что, Боже милостивый! Я же ничего не украл, ничего не сделал! Смилуйтесь, добрый господин!

Оррику надоело слушать сопливые молитвы парня, видно тот действительно, говорил правду – для разбойника мал и слаб, не человек – червяк. Но как подручный сгодиться в шайке мог.

Даган поднял его за шиворот драной рубахи и, приказав молчать, потащил к стражнику.

– Свяжи и сунь кляп в рот. А ты, – ткнул в оборванца пальцем. – Слово издашь, дернешься – убью. Будешь вести себя тихо – утром отпустим.

Тот закивал, дал привязать себя к дереву и все умолял взглядом, трясясь от страха.

Оррик не стал полагаться на слова лазутчика и лично обошел лагерь, проверяя местность, а заодно как стражники несут службу. Но все было в порядке – больше ни одного любопытного в округе, а воины не спали и чутко дозорили.

Успокоенный Оррик вернулся к Исвильде, которая уже спала сном младенца, улыбаясь то ли мечтам, то ли ангелам, заглянувшим к ней в сновидения.

Глава 13

Утро было хмурым и облачным. Погода явно решила преподнести сюрприз путникам, обрушившись на головы проливным дождем. Пока Гарт подгонял сонь и мешкавших слуг, Оррик выслал вперед отряд на разведку и успел поссориться с Галиган, который не понимал, отчего сегодня завтракать не придется. Для него мелкий дождик не являлся помехой для принятия пищи, а верить в то, что это репетиция он не желал. Оррик же не желал что-то доказывать – наорал и где рыком, где угрозами заставил двигаться быстрей. Лагерь опустел в рекордные сроки – пять минут и эскорт двинулся дальше, телеги загремели колесами.

Оррик еще надеялся обогнать тучи, но, понимая, что задумка может не удастся, накинул на плечи Исвильде плащ, чтоб та не вымокла и не простыла и чутко поглядывал за отрядом. Все ничего, но треклятые телеги с добром брата, значительно снижали ход, хоть возницы поспешали как могли. Сундуки брякали, подпрыгивая, чем раздражали Оррика, и грозили вывалиться, чем тревожили Галиган. Он ни за что не желал терять и одного.

– В них подарки Даниэле!

– Ей тебя хватит! – рыкнул Даган, пытаясь вразумить идиота, что хватался за вещи.

– Что страшного в дожде?!

– Открой глаза!! Он на сутки, не меньше! Скоро ты не проедешь со своими сундуками и застрянешь здесь навеки, а невеста не станет ждать тебя у аналоя!

Давил на больное Оррик, скрывая истинную причину: застрявший обоз хорошая мишень для разбойников. Того парня они не отпустили, лишь ослабили путы, давая возможность развязаться самому, немного помучившись, но большой уверенности, что тот говорил правду у Оррика не было, как не было гарантии, что в этих местах не орудуют шайки разбойников, не рыщет кто-то по душу Исвильды. Он даже немного жалел, что отпустил оборванца, но брать лишний грех, убивая возможно невинного, не хотел.

Не прошло и часа, как взятый темп начал снижаться – дождь усилился, превращая дорогу в болото грязи. Копыта лошадей вязли, колеса телег буксовали, борта кренились. Сундуки Галиган грозили пуститься в плаванье.

Колесо одной телеги хрустнуло, ее перекосило, и она застряла в грязи наглухо, вывалив сундуки в воду. Вторая тоже застряла, но хоть сохранила свое содержимое. Пришлось вытаскивать ее. Оррик и стражники толкали, но ничего не выходило, пришлось поднимать и переносить на более менее ровное место.

Исвильда пыталась помочь, расстроенная, что Оррик, отдав ей плащ, вконец вымок, а сейчас еще и искупается. А дождь холодный – как бы не простыл.

Даган рыкнул бы на нее, но только глянул на мокрую огорченную девушку, зубами скрипнул, чтобы грубость сдержать и, поднатужившись, все ж вытолкал телегу с помощью мужчин.

Галиган, будь он неладен, все у сундуков упавших в воду кудахтал, спасал свое сокровище. А что там спасать – два раскололись, отдав свое содержимое воде, третий намок – не поднять. Пришлось криками отбирать у глупца испорченные вещи, заверяя, что три сундука – не велика потеря.

– Зато спасем эти, – указала Исвильда на два уцелевших в поломанной телеге. Галиган нехотя согласился, к величайшему удивлению Оррика. Он с благодарностью глянул на девушку и, помог перенести имущество в другие телеги, понимая, что лучше от этого не будет – лишний вес в такую погоду не нужен.

– Учти, спасая эти сундуки, ты рискуешь потерять остальные, – предупредил брата. Тот вымокший, злой и уставший хотел бы поспорить, криками и руганью аргументируя свою правоту, но влезла девушка:

– Милорды, не стоит ругаться, давайте лучше вытаскивать телеги и продолжать путь. Все вымокли, все устали, не стоит добавлять неприятностей.

Галиган ощерился, стряхнул воду с лица и волос и, плюнув, похлюпал по луже за последним сундуком. Но не удержал его вес и рухнул в грязь.

– Черт!! – взвыл отфыркиваясь. Оррик лишь головой качнул: редкостный идиот! И двумя шагами оказавшись рядом, поднял брата за шиворот из воды, оттащил из лужи прочь, лишая того мечты спасти имущество.

– Хватит!! – гаркнул, приводя его в чувство. – Помоги вытащить ту телегу! – жестом указав на воз, что безуспешно тянули из грязи стражники. А сам, краем зрения увидев что Исвильда сейчас упадет, пробираясь к ним, поспешил ее придержать. Поднял на руки, перенес на траву.

– Постойте здесь, умоляю, не лезьте! Вы вымокли! Не хватало, чтобы заболели! Да накиньте вы капюшон, в конце концов!

– Плащ не спасает, мессир! Он весит уже пуд! – приподняла края, демонстрируя стекающую ручьем воду.

– Черт! – сквозь зубы выругался Оррик – а больше и сказать было нечего. Пошел к остальным, помочь вытаскивать следующую застрявшую телегу.

Исвильда за ним.

– Я просил вас! – обернулся, услышав хлюпающие шаги.

– Не кричите на меня мессир! – возмутилась девушка. – Я не собираюсь стоять в стороне как неженка и смотреть, как вы купаетесь в воде и грязи!

– Хорошо! Искупайтесь со мной! – рявкнул Орри, не в силах сдержать злость. – Но если вы заболеете я…я… отшлепаю вас! – выплюнул и тут же подавился этим словом, смутившись под насмешливым взглядом Исвильды. Грубиян! – посетовал на себя и поспешил скрыться с поля своего позора. Пристроился у воза, плечом подталкивая его.

– Раз, два!! Ну-уу!! – орал Гарт. Одна из лошадей оступилась и рухнула в лужу, заржала тоскливо.

Неугомонная девушка побежала к ней, принялась лезть под копыта другой.

– Уйди! – откинул ее Гарт к стражникам, что, не ощупывая ногу лошади уже знали, что к чему.

– Ногу сломала.

– Пристрели, – посоветовал Гарту Лебрент, сняв арбалет с плеча.

– Что там, Гарт?! – уставился на него Оррик. Мужчина ощупал ногу лошади и выпрямился:

– Все, отбегалась. В такую погоду нам ее не вытащить.

– Пристрели, – глухо бросил Оррик, соглашаясь с Лебрентом.

– Да вы что?! – испугалась Исвильда, надеясь помешать. Даган перехватил ее и утащил к последней телеге, единственной оставшейся в живых и стоящей на траве, силой усадил под нее.

– Прошу вас! – выставил руку, видя, что девушка готова возмутиться и расплакаться. – У нас нет возможности лечить ее, поймите это!

Исвильда нехотя кивнула, понимая, что он прав, но куда деть жалость к несчастному животному? Хотя если и жалеть, то уж всех.

– Вы в конец вымокли мессир, – заметила тихо. Оррик моргнул, не понимая и вдруг, улыбнулся:

– Ерунда, – оттер влагу с лица, и по нему вновь заструилась вода.

– Вы похожи на водяного, – улыбнулась Исвильда.

– Да и ты малыш, – заверил мужчина и потопал к товарищам, что уже завершили путь лошади, распрягли ее и выводили вторую, толкая злосчастную телегу с добром Галиган. Тот стоял руки в бока, разглядывая убитое животное, оттащенное стражниками в сторону.

– Поплачь, – посоветовал ему Гарт, впрягаясь вместо убитой. – Раз, два!!

Оррик пристроился рядом, взяв вес на себя, и телега, наконец, сдвинулась с места.

Дождь лил не переставая, словно Господь решил устроить повторный потоп. В сплошном потоке воды не было видно дороги впереди. Мужчины уже не стряхивали воду с лица, не ехали на лошадях, а вели под уздцы по две – свою и товарища, чтоб поберечь животных, что итак буксовали в грязи. Телеги значительно тормозили путь и застревали на каждом зигзаге – воинам приходилось то и дело вытаскивать их, толкать.

Оррик в тупую тянул возничую, вторую взялась тянуть Исвильда, пристроившись рядом с мужчиной. Галиган охранял телегу, понесшую потери, стражники толкали их, облепив со всех сторон. Гарт пытался смотреть по сторонам и указывал путь, маяча впереди. Все происходящее было похоже на битву со стихией, только цель этой битвы была неясна.

Оррик устал ругаться с братом и охрип от крика, подгоняя отряд.

Если б не упрямство Галиган они бы значительно увеличили темп и, возможно, уже смогли найти пристанище, поесть, высушиться. Но тот ни за что не хотел расставаться со своим имуществом и вот уже время подошло к обеду, но отдых, тепло, как и горячая пища, мужчинам только мерещилась.

Впереди показалась огромная как океан, лужа воды, посреди которой валялось сваленное ветром и дождем дерево. Отряд притормозил.

Оррик заподозрив неладное, жестами определил места обороны воинам, заставил Исвильду сесть под телегу и вместе с Галиган и тремя стражниками пошел оттаскивать дерево.

Только сделал шаг, как свистнула стрела и из кустов вылетели вооруженные кто чем люди.

– Заляг под телегу! – приказал Оррик Галиган, вытаскивая меч, и воткнул его в живот летящего на него мужчину с дубинкой. Герцог не успел ни оскорбиться приказом брата, ни испугаться – он растерялся, замер, во все глаза глядя на драку. Лязг мечей, крики, парализовали его на минуту, но как озарение, как волна ярости, накрыли в миг, стоило разбойнику с коротким мечом махнуть перед его носом клинком. Мужчина не думая, врезал тому по лицу, отправляя в лужу и вытащив свой меч, проткнул насквозь. Развернулся и поспешил на помощь своим, врезался в гущу дерущихся, раздавая удары налево и направо.

Исвильда сжалась под телегой, прикрыв уши ладонями, чтобы не слышать крики и лязг.

– Загораем? – усмехнулся Гарт, укладывая к ее ногам разбойника. – Не помешает? – и пошел на другого, останавливая летящий на него клинок.

Девушка с ужасом посмотрела на мертвое тело незнакомца, на кровь что растекалась, смешиваясь с водой и грязью и сглотнув ком в горле, начала вылезать из-под телеги, понимая, что ведет себя, как трус, как в тот день, отдается безумию паники и предает.

Судьба словно повернула время вспять, предоставив ей шанс оправдаться хоть не перед убитыми родителями, так перед собой, но сил не было. Слабость в ногах и руках, дрожь то ли от холода, то ли от страха, не давали ей удержаться. Она вцепилась в край телеги и смотрела на дерущихся в грязи, под ливнем, воинов, но видела туманную дымку августовского утра и чистый двор замка Де Ли. Не сброд в разной рваной одежде вооруженный кто дубинками, кто мечами и арбалетами виделся ей, а хорошо вооруженный отряд в темно– коричневых добротных колетах. И хотелось рвануть прочь, огласив диким криком округу, перекрыть им лязг клинков, шум дождя, крики и ругательства воинов.

Ее сшиб Симон, приводя в чувство. Впечатался в край телеги спиной, оттер с губы кровь, с презрением глядя на обидчика – голодранца с мечом и принялся нащупывать упавший в телегу меч. Исвильда не соображая, что делает, вытащила его и подала мужчине.

– Благодарю сынок, – не глянув, бросил воин и рванул на врага.

Сынок…

Максимильян не стоял бы столбом и не хлопал ресницами.

Но как помочь? Как можно убить человека?

Девушка в панике шарила взглядом по воинам, разбойникам, смотрела как зажимают Оррика, как тот убивает, играя клинком, как факир горящим факелом, и подставила подножку, летящему к нему разбойнику. Тот упал как раз на меч Гарта, что развернулся на звук шагов. Мужчина крутанул клинок в грудине врага и откинул обмякшее тело:

– Клинок Де Ли, говорят неплохое оружие! – бросил, встречая другого разбойника.

Кинжал отца, точно!

Исвильда вытащила его, но как куда тыкать острием? Да и как можно?

Оказавшийся рядом стражник показал – увернулся от дубинки и, узрев в руках мальчишки оружие, схватил Ису за руку, воткнул кинжал в глаз нападавшего и помчался дальше, на ходу подбирая из лужи выпавший клинок.

Исвильда смотрела на свой окровавленный кинжал и чувствовала, как мутится разум, от осознания что им убили. Вот тело бородатого мужчины, из глазницы которого течет кровь – та же, что на лезвии кинжала в ее руке.

Ее бы стошнило, но позыв к рвоте был прерван криком Симона:

– Отойди!!

Она не успела и была сбита отлетевшим на нее разбойником. Тот с рыком навис над поверженной и решил убить ее, раз уж она попалась на его дороге. В безумных глазах мужчины не было пощады и Иволга сама не понимая что делает, воткнула клинок ему в горло.

Кровь из раны ринулась ей в лицо, как дождь на голову. Девушка взвыла в ужасе оттого, что сотворила: от крови, что метит ее грех, за который гореть ей в аду вечно. Забарахталась в панике, пытаясь выбраться из-под тяжелого тела убитого, захрипела, задыхаясь, захлебываясь от воды, слез и крови, и была освобождена Орриком. Тот откинул мертвого, встревоженный состоянием девушки.

– Ранена? Ты ранена?! – затряс ее, присев.

– Не-е-е…неее

И тот понял, смыл ужасающую ее кровь, оттащил под телегу, ничего не соображающую Исвильду, умоляя.

– Сиди, не лезь!

Он бы успокоил ее, обнял нежно, но времени на сантименты не было – разбойники шли упрямо и поток их, как воды, льющие с неба, не собирались видно прекращаться: