Текст книги "Инвиктус"
Автор книги: Райан Гродин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
КАЖДОЕ ПРОЩАНИЕ
Имоджен уставилась на провода у нее в руках. Зеленый, фиолетовый, малахитовый, лиловый, снова зеленый… Какое еще есть слово для зеленого? Ничего подходящего на ум не приходило, и ничем не занятые мысли устремились к разным неприятным штукам.
Со всех сторон ее окружали утраченные воспоминания – костюмы и куртки, исчезнувшие без следа дни.
Завершающаяся история любви тети Эмпры.
И еще одна, тоже близящаяся к завершению: Прия в соседней комнате, на глазах у которой умирает Фар.
Умирает Фар.
Умирает Фар.
Умирает…
Мысли закружились, свиваясь в спираль. Имоджен оборвала их и перевела взгляд на меньшее из зол, раскинувшееся плашмя на полу.
– Как еще можно назвать зеленый?
Выступить в роли тезауруса агент Аккерман, однако, не пожелал и попытался сплюнуть, но слюна лишь поползла унылой нитью с губ. Стоны и кряхтенья вылились в ругательства, хотя и не самые креативные.
– Дрянь!
– Я – девушка, – поправила Имоджен, помахивая проводами. – Девушка, которой нравится все называть. Вот это Электро, а вот это Умничка. И оба очень-очень хотят возобновить с вами знакомство. Так что я бы на вашем месте воздержалась от оскорблений.
Ответ агента свелся по большей части к пусканию слюны. Имоджен даже подумала, что новоявленной угрозе стоит противопоставить красную панду, существо более привычное и способное причинять разного рода вред. К тому же панда уже подкрадывалась к фетровой шляпе агента, явно нацелившись на ее перья.
Люк «Инвиктуса» открылся, и в общую комнату хлынул дневной свет. Шафран дал деру. Имоджен расцвела. Грэм! Вот для этого он и промчался по Аппиевой дороге!
– Быстро! Мне нужен синоним для зеленого.
Грэм закрыл люк, но его улыбка от этого не омрачилась.
– Изумрудный.
– А для багрового?
– Пурпурный.
Прилагательные не очень хорошо подходили для обозначения цвета проводов, но судить Имоджен не взялась. Ей понравилось, что нужные слова оказались у него наготове.
– Так тебе, получается, поручили охрану? – спросил Грэм, усаживаясь рядом.
– Моя главная обязанность – не допустить, чтобы эти провода коснулись пола, а не то мы все здесь поджаримся. К тому же я изъявила добровольное согласие. – Имоджен метнула взгляд в сторону двери лазарета, из милосердия закрытой Прией. – Не представляю, как она может оставаться там… смотреть…
– Фару нужно, чтобы кто-то был рядом. – Грэм потянулся за изумрудным проводом, чтобы они смогли сесть поближе друг к другу. Теперь его колено касалось ее колена. Грэм держал Электро, Имоджен – Умничку. – Как и нам всем.
Схватка все продолжалась. Без Прии драться было, с одной стороны, тяжелее, а с другой – легче, потому что когда меч гладиатора снова коснулся его плоти, вся боль раны досталась ему одному.
Одному.
Фар хотел бы умереть иначе, но смерти нет дела до желаний ее жертв. Ее сила липла к нему тенью, ее дыхание падало на его шею, ждущую последнего удара. Кровь тянулась за Фаром по его следам рваной, дерганой сигнатурой. Несмотря на полученные раны, ему удавалось держать противника на расстоянии древка трезубца, но зрители уже начали уставать от однообразия погони. Толпа свистела и шикала: Кончай! У нас свое расписание бойни! Твоя смерть никого не развлекает! Воображаемые голоса, реальные мысли, крики, звучащие все громче. Фар уже и сам не понимал, зачем блокирует удары противника, зачем пытается добраться до него сам.
Смерть каждого хватает в одиночку.
– Фар! Я здесь! – звучал в голове ясный и твердый голос Прии. – Имоджен и Элиот требовалась помощь.
– Ты здесь? – удивился Фар.
– Здесь. Я же обещала. – Она вернулась и вернула ему смелость. Храбрость. – Элиот только что ушла. Твои отец и мать прощаются друг с другом.
Выпад, блок. Удар, кровь. Песок в глазах. Грязь в порезах. Ноги начали заплетаться. Так протянулось еще несколько минут, пока Прия не произнесла и трезубец после удара противника отлетел в сторону. Фар вскинул руки. Нет, капитуляция здесь не предусматривалась – теперь свою волю высказывала публика. Большой палец вверх, большой палец вниз. Отпусти или убей!
Крики смешались. Зрители вскидывали руки. Они жаждали крови. Им было скучно.
Император Домициан поднялся с сиденья и повернул запястье – в угоду толпе.
– Я здесь. Я здесь. Здесь. Здесь… – твердила Прия, в какой-то момент Фар почувствовал ее руку в своей. Стиснув пальцами ее ладонь, он опустился на песок. – Я здесь… здесь… Я люблю тебя.
Победитель приставил острие меча к затылку побежденного. Фар смотрел поверх зрителей, в небо. Улетел ли «Аб этерно»?
Дрожь прошла по облакам. Словно невидимая рука отрывала окружающую их голубизну.
Угасание все-таки нашло его.
Пожалуйста, скорее.
Tempus venit.
– Фар?
– Я тоже люблю тебя, Пи, – прошептал он. – Встретимся у чайного киоска.
Меч упал.
Жизненные показатели Фара замедлились. Мелодия скорби ударила в стены лазарета, пробежала через Прию вместо крови. Еще шестьдесят секунд, и некуда будет возвращаться, некого оплакивать. Тишина уже расцветала. Небытие разрасталось в целый сад, поглощая шкафчики с мед-патчами и топливные стержни. Когда золото ее «Бит-Биксов» начало тускнеть и отражения таять в нем, Прия Парех закрыла глаза в ожидании далекой мечты.
Смерть нагрянула в Амфитеатр Флавия. Побежденный гладиатор встретил ее с честью. Его имя вычеркнуто из списка ланисты; жизнь ушла кровью в песок. Все остальные, завороженные увиденным, оказались стертыми из книги истории под рухнувшим сводом небес. Те немногие, кто остался в живых, вспоминали рассказы о Помпеях после великого извержения. Но их истории тонули в пепле и тьме. Небо было пустым.
Пав на прошлое Рима и настоящее Фара, Угасание надвинулось, словно туман, вползая в окна, струясь по дорогам, поглощая все, что можно. Четыре станнера мигнули и исчезли вместе с людьми. «Инвиктус» растворился, как и те, кто находился в нем. Девушка на краю поля крепко обняла отца.
Одной лишь машины времени не достигло разрушение. Пусть и не самый проворный парень, Николас – за те секунды, что разделили приказ Эмпры «Уноси нас к Гадесу отсюда» и сигнал о сбое в системе на экране, – успел совершить прыжок. «Аб этерно» исчез из исчезающего неба за мгновение до того, как исчезло само исчезновение. Угасание настигло наконец то, ради чего погубило множество миров, проскользнув между замерших губ, найдя последнее содрогание сердца.
Замок и ключ.
Разрыв.
Мальчик, которого не должно было быть, стал мальчиком, которого никогда не было. Никто и глазом не моргнул, когда тело гладиатора просто исчезло. Его поединок вытек из пятидесяти тысяч памятей секунда за секундой, когда распутанная нить смоталась заново. Никто ничего не заметил, и зрители уже делали ставки на следующий бой.
Игры продолжались.
Ребенок родился – через две тысячи пятьдесят восемь лет.
49ТАМАМ ШУД[14]14
Дело «Тамам Шуд» – уголовное дело, возбужденное по факту обнаружения тела неизвестного мужчины 1 декабря 1948 года на пляже Сомертон австралийского города Аделаида и не раскрытое до настоящего времени. Случай считается одной из самых таинственных загадок в истории Австралии. Существует множество спекуляций на тему личности погибшего и факторов, приведших к его смерти. Дополнительное внимание к делу привлек обнаруженный при погибшем клочок бумаги, вырванный из экземпляра очень редкого издания Омара Хайяма, на котором было написано всего два слова – Tamam Shud («Тамам Шуд»).
[Закрыть]
Был конец
Есть начало
Одно и то же они.
ЧАСТЬ IV
В моем конце мое начало.
Т. С. Элиот. «Ист Кокер»
50
МАЛЬЧИК, КОТОРОГО НЕ БЫЛО
18 апреля 2371
Домой из Академии Фар всегда возвращался одним и тем же маршрутом, над Зоной 1. Больше всего Фару нравился отрезок пути над Старым Римом. Приникнув к окну, он выискивал взглядом старинные памятники: Пантеон, базилику Святого Петра, фонтан де Треви. И каждый раз сердце сжималось при виде Колизея. Фар не знал, откуда это чувство и как его назвать – ностальгия, тоска, томление духа. А может, что-то еще. Как будто сами камни притягивали и не отпускали взгляд.
Похожей одержимостью – но только к радужному кубику – страдал Грэм. Вот и теперь, повертев его в руках и выстроив все грани, он предложил пазл другу:
– Хочешь попробовать?
– Здесь лежит путь к унижению. Не хочу унижения.
Грэм все же сунул кубик ему в руку.
– Тогда разбей. Если я делаю это сам, то восстанавливаю слишком легко.
Совсем другое дело. Фар покрутил кубик наугад, пока он не стал напоминать разлив цветного масла для волос. Воздушный автобус пересек границу Зоны 2, напоминавшую сверху лес небоскребов. Старый Рим остался узкой полоской в заднем окне. Пассажиры входили и выходили на каждой остановке, слишком поглощенные мелькающей в сферах рекламой, непрерывными инфопотоками и новостными вбросами, чтобы обращать внимание на что-то еще и успевая лишь коснуться наладонником сканера для оплаты проезда. Большинство их Фар знал наглядно, но не по имени. Вот бы вернуться во времена, когда даже незнакомые люди заговаривали друг с другом.
Сегодня в вагон вошла настоящая незнакомка. Выразительные черты привлекали не столько какой-то особенной красотой, сколько строгостью и чистотой. Бледная, как туман над пустошью. Волосы почти такие же светлые, за исключением бровей, казавшихся едва ли не выгравированными. Лишь когда незнакомка подмигнула, Фар поймал себя на том, что не сводит с нее глаз.
Он отвел взгляд, уставился на пазл – сплошная путаница – и бросил кубик Грэму.
– Попробуешь угадать, какого цвета будут вечером волосы у моей кузины?
– Нечестное предложение.
– Почему же! Я сегодня ее не видел.
– Тем не менее преимущество у тебя, поскольку я с твоей кузиной не знаком и ее поведенческие модели знаю только по твоим рассказам. – Собирая кубик, Грэм даже не смотрел на него. Хвастун. – Все просто – статистика.
– К моей семье на статистике не подъедешь, – фыркнул Фар.
И ничуть не погрешил против истины. Если Имоджен была непредсказуемой, то его мать – настоящим статистическим выбросом.[15]15
Статистический выброс – результат измерения, выделяющийся из общей выборки.
[Закрыть] Вместе с экипажем «Аб этерно» она не только вошла в историю, когда их машина времени совершила посадку 18 апреля 2354 года в 12.01 пополудни, но и совершила научное открытие. Выйдя из «Аб этерно», Эмпра Маккарти, Бергстром Хэммонд, Николас Нилл и Мэтью «Док» Хайот обнаружили на посадочной площадке себя самих. Казалось, из зеркала шагнули их двойники, если, конечно, не считать раздувшегося живота Эмпры. Обе команды застыли в полнейшем недоумении. Корпус спешно объявил режим секретности и приступил к допросу восьми путешественников во времени, которых должно было быть четыре. Но вопросы вызывали только новые вопросы. Ни один из экипажей не был, похоже, прошлой или будущей версией другого. Оба «Аб этерно» вернулись из 95 года н. э., но команда с небеременной женщиной провела там лишь несколько минут, после чего прекратила выполнение задания. Причина? Они обнаружили, что уже находятся там. Что касается экипажа с матерью Фара, то члены его заявили, что якобы не помнят последние часы их миссии. Ситуация еще больше осложнилась, когда следственная группа попыталась отправиться в 31 декабря 95 года и столкнулась с путаницей в посадочных уравнениях, которые никак не желали складываться. Машину времени просто отбрасывало, словно само время перестало существовать.
После бесчисленных интервью, проводившихся с целью исключить возможность пересечения временной линии, разборов записей информационных потоков и анализов крови, Корпус пришел к заключению, что экипаж матери Фара изменил историю, создал параллельную вселенную, а отправившись в будущее, прибыл в мир, где они уже существовали. Вуаля! Две Эмпры! Два Берга! Два Дока! Два Николаса! Целая новая отрасль науки! Светлые умы выдвинули теорию мультивселенной, а обе команды «Аб этерно» поднялись в интеллектуальных кругах до статуса знаменитостей. Грэм, прочитавший все написанное по данной теме доктором Марсело Рамиресом, знал о возможном происхождении Фара даже больше, чем он сам.
– Горю желанием познакомиться с ними. Ты уверен, что я не помешаю, вторгшись на твой праздничный обед?
– Ты приглашен, так что ни о каком вторжении речь не идет.
– Убедительный довод.
– Иногда со мной такое случается.
Грани кубика выстроились в нужном порядке через тридцать секунд. Грэм вернул его Фару: перемешай и повтори. Несколько оставшихся остановок парни смеялись над последними выступлениями инструктора Марина, требовавшего не ставить костюмные манекены в компрометирующие позы. На интерфейсе Фара выскочила реклама июньского концерта «Кислотных сестер» (включая их новейший хит «Каждый день – прошлый»! НЕ ПРОПУСТИ, ФАРВЕЙ!). Он выбросил ее прежде, чем мелодия успела сделаться «ушным червем».[16]16
«Ушной червь» – прилипчивая, назойливая мелодия.
[Закрыть]
– Наша следующая. Виа Аппиа. Зона 3.
Фар жил с матерью в квартире через два дома от остановки. К этому же адресу, учитывая, сколько времени он проводил там, можно было приписать и Берга. Историк всячески старался придать жилому пространству характер, заставляя полки книгами, а кухню приспособлениями и устройствами, которые никогда не использовались. Фар нисколько не сомневался, что половина содержимого квартиры – контрабанда из прошлого, хотя среди старых вещей попадались и действительно старые, как, например, витражное стекло, найденное матерью в антикварном магазине в Зоне 2. Окно с цветным стеклом появилось в столовой, где цвета сияли независимо от времени суток благодаря яркой рекламе на стене соседнего здания.
Квартира была их капсулой времени.
Фар открыл дверь – тоже антикварную, из кипарисового дерева, – запахам, которые стоили, должно быть, целое состояние. Мясо, помидоры, что-то хлебное. Над окном растянулся баннер с радужными световыми пятнышками, складывающимися в буквы: С СЕМНАДЦАТИЛЕТИЕМ, ФАРВЕЙ! Стол под баннером был накрыт на восьмерых. Мама, ее дублер (проходившая в семье как Тетя Э.), Берг, Имоджен, тетя Изольда, дядя Берг, Грэм и виновник торжества. Перед каждым гостем стояла тарелка, но Фар не мог избавиться от впечатления, что их неверно посчитали.
– Приятное местечко. – Грэм обвел комнату взглядом будущего профессионального рекордера. – Винтажный штрих придает сходство с симулятором.
– Такое случается, когда ты окружен историками, – отозвался Фар.
– Сюрприз! – На пороге кухни появилась Имоджен – с желтыми, стянутыми в хвостик волосами. Судя по сорвавшейся с фартука мучной лавине, кое-что из кухонных приспособлений Берга было наконец опробовано в действии. Обняв Фара, кузина взметнула белое облачко.
– Устраивать вечеринку-сюрприз никто не собирался, – запротестовал Фар.
– Сюрприз уже в том, что ты дожил до семнадцати лет без больших неприятностей! – Имоджен повернулась к Грэму и протянула руку. – И ты тоже. Ты – сюрприз.
– Меня зовут…
Представиться по полной форме он не успел из-за громкого сокрушительного звука. Одно из тщательно оберегаемых Бергом блюд упало на пол и разбилось на кусочки. Трагичности несчастью добавляли разлетевшиеся деликатесные сыры: гауда, чеддар, манчего. Над всем этим беспорядком застыла мать Фара. Муки у нее на лице не было, но оно все равно казалось необыкновенно бледным.
– Ты… ты – Грэм? – спросила она напряженным, надтреснутым голосом. – Помнишь, что случилось в этот день?
Гость нахмурился.
– Извините? В какой день?
Ооооʼкей. Фар никогда еще не видел мать в таком состоянии и теперь попытался по мере возможности сгладить возникшую неловкость.
– Что я говорил, Грэм? Твоя репутация гения бежит впереди тебя. Познакомься, это моя мама.
– Очень приятно, мисс Маккарти. – Ответ Грэма вполне соответствовал образцу из урока этикета Старого мира. – У вас чудесный дом.
– Мисс Маккарти? Ты так это говоришь, что я чувствую себя старухой. Пожалуйста, называй меня Эмпрой. – Она нахмурилась. – Мы точно не встречались раньше?
Грэм покачал головой:
– Может быть, вы видели меня в Академии?
– Может быть.
– Или в новостях, – предположил Фар, хотя знал, что мать редко смотрит новости. – Они там представляли его несколько месяцев назад. Грэм сейчас заканчивает курс по второй специальности.
Имоджен, присевшая над разбившимся блюдом и собиравшая сырную нарезку в мешочек на фартуке, подняла голову.
– По второй? А какая первая?
– Инженер. В следующем месяце стану еще и рекордером, если, конечно, сдам заключительный экзамен на симуляторе. Вот только историком пока не получилось. – Грэм наклонился, чтобы подобрать пластинку манчего.
– И не надо. У историков сейчас с работой трудно, – предупредила Имоджен. – Даже если закончишь с отличием, все равно будешь в лучшем случае на побегушках у сенаторских жен. Платят неплохо, но скука смертная. Самое лучшее, что я получила от работы, – вот этот сыр на полу.
Грэм внимательно осмотрел тонкую полоску манчего.
– Запах у него настоящий.
– Так и есть.
– Жена одного сенатора, чье имя останется неназванным, имеет хорошие связи на черном рынке. Попросила достать кое-что во время следующей гардеробной экспедиции ЦМВ «Черчилль». Э… тетя Эмпра, вы ничего такого не слышали, ладно?
Мать Фара посмотрела на племянницу затуманенным взглядом:
– Чего такого?
– Вот именно, – подмигнула Имоджен.
А вот Фару показалось, что мать и впрямь не поняла, о чем идет речь. Сегодня ей, пожалуй, стоило бы вызвать дроида для помощи по дому. Когда он, обойдя осколки блюда, подошел и тронул ее за руку, она вздрогнула, как будто пребывала мысленно в другом мире.
– Мам, что случилось?
– Ничего. – Сколько помнил себя Фар, Эмпра всегда была силой, с которой нельзя не считаться: уверенной и независимой – не отступай и не сдавайся; смейся, пока жив. Этот ее ответ шел вразрез со всеми правилами и привычками. И вдруг как-то четче проступили приметы возраста: серебро в волосах, суровые складки у рта.
– Мам, – чуть настойчивее повторил он.
Она покачала головой, переступила через сыр, прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Имоджен бросила на кузена недоуменный взгляд – что еще такое случилось? Он раздраженно пожал плечами – а мне откуда знать! Внезапные уходы и разбитые блюда никак не соответствовали modus operandi Эмпры Маккарти. Что-то определенно сбилось, и Фар не представлял, как быть и что с этим делать. Может быть, поможет Берг, когда придет? Берг помогал всегда.
Дзинь! – звякнул таймер.
Имоджен подскочила, позабыв про собранный в фартук сыр, и он снова разлетелся по комнате.
– Вот же блевотина крысиная!
– Крысы не блюют, – тут же вставил Грэм. – Мышцы пищевода у них недостаточно сильные, чтобы вызвать рвоту.
Фар вполне мог бы прожить всю жизнь, не зная об этой особенности крыс. А вот Имоджен, посмеявшись над заявлением Грэма, тут же провела ответный удар:
– А ты знал, что разносчиками бубонной чумы в Европе четырнадцатого века были не крысы, а песчанки?
– Песчанки? – удивился Грэм. – Неужели?
– Такие пушистые зверушки, – пробормотал Фар. – Не доверяй им, приятель.
– Что ж, придется почистить список и исключить крысиную блевотину, – вздохнула Имоджен. – Жаль. Мне оно так нравилось.
– Если хочешь, чтобы твои ругательства были более точны с точки зрения биологии, можешь попробовать крысиное дерьмо, – предложил Грэм.
Фару вдруг показалось, что он уже присутствовал при похожем разговоре, но это было невозможно. Имоджен и Грэм встретились в первый раз. Но как случилось, что они так легко нашли общую, довольно специфическую тему?
Ох уж эти тайны вселенной…
51КОРНИ, КОТОРЫЕ МЫ НЕ ВЫБИРАЕМ
Эмпра Маккарти сидела на краю кровати, пытаясь вернуть сердце на привычное место в груди. Вдох, два удара… Пульс снова и снова старался сбежать, устремляясь в сторону кухни. В прошлом семестре она много раз слышала о Грэме Райте – Фар часто рассказывал за обедом о своем новом напарнике по занятиям на симуляторе. Паренек напоминал ей сына – такой же способный и неугомонный, один из тех кадетов, которых забудут не скоро.
Да вот только Грэм свой след уже оставил.
В этом Эмпра не сомневалась.
Она не могла вспомнить, как встречалась с ним две тысячи семнадцать лет назад, но в архиве 12-А11В имелась запись, доказывающая противоположное. Друг Фарвея сидел рядом с ней на скамье четвертого яруса Амфитеатра Флавия, называл имя Гая и… что? Дальше все темнело. Следующим, что помнила Эмпра, была голубая коробочка, которую она держала так, как держал ее сам Берг: прижав к груди. Эмпра понятия не имела, откуда взялась коробочка, но выбрасывать ее не стала. Почему? Увы, мозг ее был уже не так остер, чтобы отыскать скрытые причины. Она держала коробочку все то время, что рожала сына, и потом не расставалась с ней, как и с ним. Когда в палату к ней пожаловал офицер Корпуса, Эмпра спрятала коробочку, зажав в руке, и поступала так же при каждом последующем допросе, чтобы ее не конфисковали. Она скрывала вещицу даже от себя самой – своего двойника, той, что пережила с ней вместе шок, той, с которой у нее была общая семья, одинаковые отпечатки пальцев, работа и бывший жених.
И вот по прошествии семнадцати лет она снова держит коробочку в руке, и пальцы сами находят те углубления и бороздки, что оставили тогда, в те часы, когда ее сын появлялся на свет. Неужели ей действительно было так больно? Память – штука непостоянная, и, стерев боль, она впечатала в мозг содержимое коробочки. Так что, открывая крышку на беззвучных петельках, Эмпра прекрасно знала, что найдет, и знала наизусть письмо.
Она осторожно развернула сложенный листок. Неведомый храбрец воспользовался ручкой и бывшей обложкой Устава Корпуса путешественников во времени, причем в написании буквы С определенно просматривалось что-то кошачье. Также присутствовали сердечки, звездочки и расширяющиеся круги. А еще полумесяц. Пылающее солнце и внутри человечек-палочка с раскинутыми руками. Никакого значения Эмпра в них не находила, хотя потратила на изучение рисунков долгие часы.
Записка на другой стороне представлялась менее загадочной. Судя по почерку, писал человек, не привыкший вести записи, а значит, не рекордер.
Буквы были печатные и большие, из-за чего занимали вдвое больше необходимого места. Эмпра, если ты читаешь это, значит, у нас получилось. В основном. Объяснять здесь места не хватит, но все ответы – на чипе. И там же прошлое и, возможно, будущее твоего сына. Отдай ему на семнадцатилетие
На большее места не хватило – ни точки, ни подписи, ни чего-то еще видно не было. «е» просто спрыгнуло со страницы, оставив Эмпру с ощущением, что ей помешали. Мысли устремились по привычному руслу. Кто это написал? Как добраться до ответов на чипе, если он несовместим с имеющимися у Корпуса технологиями? За прошедшие годы Эмпра обращалась ко многим программистам, но извлечь заключенную в схемах чипа информацию не удалось никому. Как у ее сына могло появиться прошлое еще до его рождения? Связано ли это все с тем, что экипаж «Аб этерно» расколол вселенную надвое?
Если да, то голубая коробочка может обернуться чем-то вроде ящика Пандоры. И тогда ее лучше не открывать.
Эмпра хотела самого лучшего для Фарвея: единственного, благодаря кому оставалась собой, сотворенного по образу его отца, наделенного ее сердцем скитальца. Ребенком он во все глаза смотрел записи ее прошлых экспедиций, восхищался древними городами, динозаврами, извержениями вулканов. Сын и в Академию поступил для того, чтобы самому пережить те же приключения, и упорной работой даже заслужил право от имени своего класса произнести прощальную речь на церемонии получения дипломов. По слухам, Корпус уже приготовил для него сержантскую форму и ждал только последнего экзамена на симуляторе. В общем, перед ним открывалось безоблачное будущее.
Зачем же все усложнять?
Мысли шли по знакомому кругу. Эмпра оглядела кровать, на которой сидела, посмотрела на приготовленные для сына подарки. Все это время коробочка оставалась у нее в руках, и расстаться с ней Эмпра не могла. Может быть, потом, когда Фарвею исполнится восемнадцать или девятнадцать. А может, никогда…
И все же появление Грэма поколебало ее решимость.
Что-то происходило. Какие-то другие, более глубокие, чем страх, вещи пришли в движение.
– Во имя Гадеса, Маккарти, что происходит? – В дверном проеме, заполнив его почти полностью, возник Берг. Он не пытался отличить себя от двойника, как делали другие члены экипажа – за счет причесок и украшений, но Эмпра всегда знала, который из историков – ее. В его отношении к ней было что-то особенное, какая-то мягкость, разъедавшая привычный для него образ угрюмого старика уже ко второму акту. – Сын твой беспокоится, говорит, ты побледнела на кухне. Нормально себя чувствуешь?
Ей было не по себе; нервы расшалились, и пот с подушечек пальцев пачкал бархат коробочки.
– Берг, можешь вспомнить, что случилось с нами в тот день, когда мы убрались из Древнего Рима?
– Думаю, что смогу. Да. – Историк был слишком велик для спальни, но поскольку бывал здесь нередко, то научился маневрировать на довольно скромном пространстве. Достигнув кровати, он взял письмо. – У каждого есть право знать свою историю, ведь так?
Чип выглядел таким крошечным, что, казалось, мог улететь от малейшего чиха, поэтому, глядя на него, Эмпра затаила дыхание. Сердце замедлило бег, сравнявшись с реальным временем. Прошлое Фарвея… Если кто-то потрудился поместить его в чип, то, должно быть, оно того стоило. Передать чип сыну то же самое, что позволить ему смотреть старые записи. Ведь на самом деле это и есть будущее – истории, переданные в прошлое, прожитые вперед.
История: Корни, которые мы не выбираем.
Кто она такая, чтобы остановить это?
