Текст книги "Инвиктус"
Автор книги: Райан Гродин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
КЛИКИ И ЗАВИХРЕНИЯ
Судовой журнал «Инвиктуса» – запись 4.
Текущая дата: 22 августа 2371.
Текущее местоположение: Центральный. Сердце мира, древнего и нового.
Объект поиска: одежда. Много одежды.
Цвет волос Имоджен: звездная туманность.
Счет на «Тетрисе» у Грэма: 380 000
Песня, исполняемая на корабельном плей-листе Прии: «Джей Хоу». А. P. Рахман.
Состояние эго Фарвея: Дрейфующее. Болтается, как кораблик-робот, забытый в «Фонтане трех».
Элиот: Не так уж плохо. Статус волшебницы подтвержден Фарвеем. Рисует убийственные брови. Обладает сумкой-невидимкой? Детали подлежат уточнению.
Имоджен дали двенадцать часов на то, чтобы проглотить и усвоить сумму знаний о целой цивилизации. Ничего особенного.
[Распоряжение вызвало маниакальный хохот, перешедший в неудержимое рыдание.]
Свершить подобный подвиг было бы легче, если бы речь шла о сравнительно недавнем веке, история которого изобилует документами. 1990-е с их увлекательными ситкомами и газетами. 2170-е с камерами виртуальной реальности и пиктографическими каналами. Но 48 год до нашей эры мало что имел предложить по части первичных материальных источников. Конечно, Юлий Цезарь собственноручно написал отчет о том, как поджег неприятельский флот в гавани Александрии, но даже этот документ оказался неполным и туманным: дабы потомки не навесили на полководца ответственность за гибель библиотеки, Цезарь ограничился упоминанием объятых пламенем причалов. Неблагодарное занятие – восстанавливать прошлое по предвзятым рассказам победителей. Имоджен не могла понять, как у историков, таких, как ее прапрапрадедушка Берграм, это получалось.
В видеозаписях содержалось больше сведений. По искомому году они отсутствовали, но в 52 году до нашей эры некий рекордер совершил продолжительную прогулку по библиотеке. Имоджен просмотрела запись на восьмимиллиметровой пленке, чтобы получить представление о здании. Оно оказалось огромным; на трех этажах размещались залы для разных видов деятельности: чтения, встреч, лекций, даже для трапез. Здание изобиловало оконными проемами с видами на сады, гавань и величественный маяк. Для ученых, работавших в библиотеке, окна служили источником света, чтобы читать. Фарвею и Элиот они послужат путями отступления. На всякий случай Имоджен пометила себе каждое. Помещения с бесконечными рядами ромбовидных полок, заполненных свитками папируса, выглядели исключительно пожароопасными.
Определенно, им придется столкнуться с огнем. Хотя до настоящего времени экспедиции в этот год не совершались, в более поздний период рекордеры собрали достаточно устных свидетельств, чтобы заполнить пробелы в истории. 16 декабря 48 года до нашей эры. Александрия, Египет: город осажден. Цезарь. Битва у кораблей. Много огня. Римский полководец не уничтожил собственно здание библиотеки; просто он превратил в кучи пепла сотни тысяч бесценных книг, которые ничем не заменишь.
Упс.
На месте Цезаря она тоже опустила бы некоторые детали, пусть и немаловажные.
Имоджен не переставала удивляться, как много успевает сделать в условиях, когда времени в обрез и часики тикают над ухом. Времени у нее было ровно один полный круг часовой стрелки. Рамки, что и говорить, жесткие. Она уже настроила технические средства перевода на комбинацию из греческого, коптского и латинского языков.
Теперь оставалась одежда.
Особенно сложная часть подготовки.
Имоджен так увлеклась сбором информации и заметками, что почти полностью забыла про гардероб. Большинство бутиков, как и ее не совсем прошлое место работы, закрывалось на закате, а Имоджен не испытывала желания вламываться на склад, поэтому побежала трусцой по Зоне 2 наперегонки с Пламенеющим часом. С наступлением сумерек тротуары заполнялись гудящей суетливой толпой. Даже по воскресеньям здесь царило оживление – правительственные чиновники выходили из спячки на рабочих местах и появлялись на улицах, чтобы размять кости. У подножия каждого небоскреба расцветали палатки розничных торговцев, предлагающих все что угодно – от питательных кубиков и патчей со стимуляторами до неприлично дорогой пиццы с чесноком, тепличными помидорами и сыром. Желудок Имоджен зарычал, приказывая ей остановиться, но время гнало вперед.
– Дайте дорогу! – Она проталкивалась через массу тел. Локти, пакеты с жареными орехами, плечи, голографические журналы, ноги, на которые неизбежно приходилось наступать. – Извините. Простите. Дайте пройти! Дайте пройти!
Грэм молча следовал позади. Навигация сквозь толпу у него получилась бы гораздо лучше, она входила в подготовку рекордеров, да и навыки игры в «Тетрис» здесь могли пригодиться. Имоджен следовало уступить ему место впереди, но она лучше знала, куда идти. Этим маршрутом она часто ходила по утрам сквозь клубящийся туман – мимо департамента агрокультуры с его настенными садами высотой в пятьдесят этажей, через финансовый квартал (Имоджен покупала здесь у уличных торговцев утренние стимулирующие патчи, потому что они были в два раза действеннее для поддержания тонуса у банкиров), вдоль рукотворного канала и до Палисада, квартала особняков, где новые здания маскировались под дорогостоящую старину. Многие сенаторы владели здесь загородными резиденциями, и Имоджен часто думала, сколько глобальных вопросов решается за этими дверями с молотками в форме львиных голов.
Бутик «До и дальше» расположился на самой окраине. Цокольные стены покрывало голографическое стекло, запрограммированное на самые разные изображения. Прямо сейчас на них кипел жизнью джазовый клуб из 1930-х, а это значило, что на смене Бел. Когда они отворили дверь, лицо продавца дрогнуло – Имоджен знала, что гримаса скрывает недовольство. Она чувствовала то же самое, если за пять минут до закрытия появлялись клиенты. Но стоило продавцу увидеть волосы, как лицо его просияло.
– Имоджен! Дражайшая! – Он отложил вешалку, на которую пытался натянуть попонку для пуделя. – Пришла проверить график? Могла бы просто связаться по коммуникатору.
График? Ах да. Технически она здесь еще работала, но с последней смены прошла вечность: несколько дней во времени Центрального означали недели для Имоджен. Как бы ей ни хотелось уволиться, доступ к кладовым стоил того, чтобы числиться в зарплатной ведомости.
– Привет, Бел! Я… мы надеялись попасть в гардероб до твоего ухода.
– Мы? – Лицо мужчины просияло еще сильнее, когда он посмотрел за плечо Имоджен, на Грэма, разглядывающего наряд начала двадцать третьего века. – О! Кто это?
– Мой… – О, Крест… – Она не могла сказать коллега. Ее коллегой был Бел.
– Твой?.. – поторопил Бел.
Черт тебя дернул за язык! Она даже имени не могла сообщить, потому что тогда получился бы мой Грэм, и пауза затягивалась. Добро пожаловать, самый яркий румянец, когда-нибудь посещавший мои щечки.
С синим бантом рыбий хвост.
– Друг, – сердито закончила Имоджен. – Грэм – мой друг.
По крайней мере, она не видела смущенное лицо Грэма, так удачно оказавшееся позади. Имоджен уже провела большую часть дня, анализируя выражение его лица, стараясь вспомнить побольше о случившемся в Вегасе. Они танцевали вместе. От улыбки Грэма ей хотелось взлететь. А потом ночь распалась на осколки. Огни. Смазанные пятна. Тела. Выпивка.
Будь проклят «Бельведер» с его способностью развязывать язык!
Что-то важное произошло в те последние секунды… Имоджен была уверена в этом. Сдвинулось что-то исходное, фундаментальное; на целый день между ними повисло такое напряжение. Сбивчивые фразы, взгляды искоса, покашливания, и сердце ее то трепетало, то замирало. Именно вот такой неловкости боялась и она, и еще кое-кто.
Сейчас Грэм выглядел раскованнее. К нему вернулась обычная легкая усмешка; протянув руку, он представился:
– Грэм Райт.
– Рад знакомству. Бел Фишер. – Продавец пожал руку инженера и выразительно глянул на Имоджен, нескромно поиграв бровями.
– Можно нам зайти в гардеробную? – прохрипела Имоджен. – Пожалуйста.
– Конечно-конечно. Только поторопитесь. Я встречаюсь с Янсеном за ужином. Ну, для меня ужин, для него завтрак, учитывая, что он работает по ночам, и все такое. Я ведь рассказывал тебе про Янсена? Рыжий. Мечтательный. Работает в службе безопасности Корпуса. Это миссис Чан познакомила нас…
– Нас тоже время поджимает, – вмешался Грэм.
– В самом деле? – Бел переводил взгляд с Грэма на Имоджен. – По какому поводу? Ужин? Танцы? Интрижка?
Имоджен хотелось забиться под норковые шубы и впасть в спячку до конца жизни, но торговец уже направлялся к задней двери, чтобы отпереть вход в гардеробную.
– У нас вечеринка в тогах, – объяснила она.
– Ретро! Как романтично! Здесь, внизу, у нас широкий выбор. Тоги простые мужские, белоснежные, нарядные, трабеи и претексты. Есть даже несколько расшитых. – Бел махнул рукой в сторону кованой железной лестницы. – Ты дорогу знаешь. Только принеси наверх, что требуется, а я проведу через систему.
Бормоча слова благодарности, Имоджен поспешила спуститься по ступенькам. Шаги Грэма эхом отзывались сзади, подчеркивая то обстоятельство, что они остались наедине.
Что она наговорила в Вегасе?
И что скажет теперь? Говори, говори, скажи ему – звучали у нее в голове слова Элиот, которая оказалась не так уж и полезна для прояснения покрытых мраком событий в Вегасе, как надеялась Имоджен. Вместо того чтобы произвести рекогносцировку, она просто предложила Грэму, а не Фарвею, сходить с Имоджен за одеждой.
И вот они вдвоем, а у Имоджен нет слов.
Грэм тоже хранил молчание, но оно объяснялось открывшейся перед ним картиной. То, что работники «До и дальше» называли гардеробной, больше походило на громадный склад с лучшими образцами разных стилей, заботливо расправленных на вешалках. Некоторые эпохи были представлены богаче, чем другие. К 1920-м относился целый ряд платьев из бисера, в то время как 1120-е иллюстрировали всего несколько туник с широкими рукавами, использовавшиеся, вероятно, рекордерами в их экспедициях.
– Вот это гардеробчик. – Грэм присвистнул. – Есть какая-нибудь ленточка, дабы привязать к подножию лестницы, чтобы найти дорогу обратно?
Он шутил. Наверное, это хорошо, правда? А ей надо пошутить в ответ? Может, улыбнуться? А его это не отпугнет? Почему у нее мысли проносятся со скоростью тысячи километров в час, а сама она стоит как парализованная?
Соберись, Маккарти.
– Нет нужды. – Имоджен знала это место вдоль и поперек. – Секция «до нашей эры» вон там.
– Значит, отсюда ты берешь костюмы. Меня это всегда интересовало.
– Корпус тоже пользуется.
Остановившись, Имоджен сняла с вешалки корсет восемнадцатого века из китового уса.
– Знаешь, этими штуками женщины уродовали себе грудную клетку.
– Ужасно. – Грэм сделал большие глаза, и Имоджен только сейчас поняла, что держит в руках.
– Правда?
Пометка для себя: избегать демонстрации предметов нижней женской одежды. Вызывают испуг, как у оленя, попавшего под свет фар. Она повесила корсет на место и пошла дальше, к секции «до нашей эры», которая оказалась меньше отдела «наша эра». Объяснялось это тем, что люди до нашей эры не располагали большим выбором материалов. Растительные краски, льняное волокно, овечья шерсть. Черт побери, некоторые греки предпочитали обходиться вообще без одежды!
И все же здесь было из чего выбирать. Александрия являлась портовым городом, основанным греками в Египте, а это означало, что Фарвей с Элиот могли одеться в разные стили. Сорочью натуру Имоджен тянуло к египетским облачениям – драгоценности, сурьма, золото, но подобное великолепие привлекло бы лишнее внимание. Лучше всего одеться попроще.
– Мужская тога или хитон? – Она сняла оба предмета одежды с вешалок. – Вот в чем вопрос.
Грэм, прищурившись, посмотрел на оба наряда из льна.
– Есть разница?
– Римское или греческое. Там будут римляне, особенно в части города, занятой Цезарем. Фарвей бегло говорит на латыни, поэтому безопаснее прикинуться римлянином, если переводческая техника выйдет из строя.
– Ты сказала Белу, что мы пришли смотреть тоги, – напомнил Грэм.
Имоджен отобрала мужскую тогу для Фарвея и столу без украшений для Элиот. Под вешалками, выстроившись в ряд, стояла кожаная обувь. Изготовленная не так искусно, как ее собственная – прямо из мастерской, – она все же мало чем отличалась от оригиналов.
Одежда: готово
Обувь: готово
Чувство собственного достоинства: почти в порядке, и не благодаря Белу.
Особенно если удастся уйти отсюда, не сморозив какую-нибудь безнадежную глупость.
Однако Грэм и не спешил уходить. Он снял с крючка яркую пурпурную тогу.
– В такой вещи, должно быть, удобно.
– Чертовски удобно. Весь день ходишь, как в облаке. – Имоджен кивнула на золотое шитье по кайме наряда. – И эффектно. Их надевали полководцы на свои победные шествия.
– Ты так много знаешь. – Грэм обвел взглядом склад: платья эпохи Регентства, неоновые комбинезоны, доспехи и смокинги. – Здесь столько всего нужно знать.
– И это говорит парень с двумя академическими дипломами.
– Никогда не изучал историю. – Улыбался он уже не криво, а открыто и добродушно, во весь рот. – Все, что ты делаешь, удивительно.
Гравитация внутри Имоджен снова устремилась к нулю. Она ухватилась за соседнюю вешалку, чтобы не взлететь – событие невероятное, но вполне возможное из-за этих ямочек на щеках!
– Ну, мне кажется, вести сквозь время корабль, набитый злодеями, – тоже шикарное занятие.
– Там всего лишь числа, – отмахнулся Грэм.
– Всего лишь числа! Ха! Вот по этой причине я и предоставляю тебе следить за обменными курсами на бирже времени. Будь я инженером, мы, скорее всего, застряли бы где-нибудь на полпути между Решеткой и поздним меловым периодом и любовались бы в вистапорт на топчущихся вокруг корабля динозавров.
Улыбка инженера стала шире, приподняв Имоджен еще на несколько сантиметров над полом.
– Так застрять невозможно.
– Еще как возможно. – Девушка улыбнулась в ответ. – Я очень слаба в математике. Быть историком – значит просто заниматься самообразованием. Знать ландшафт, в котором жили динозавры, и одновременно обладать достаточной гибкостью, чтобы взять любой крученый мяч, брошенный тебе прошлым.
– Хотелось бы мне с такой уверенностью выходить из запутанных ситуаций.
В самом деле? Одним из качеств, которые ей правились и Грэме, являлась аккуратность. Во всем, что он делал, присутствовал порядок, предсказуемость, и это качество оценивалось Имоджен только как положительное. Грэм обладал уравновешенностью, стойкостью и сообразительностью. Он всегда сидел на своем месте, в кресле напротив нее, поднимал корабль, отправляясь в путешествие, возвращал их домой. Грэм в совершенстве знал свое дело.
– Твои мозги работают на кликах, а мои на завихрениях, – высказалась Имоджен. – «Инвиктусу» нужно и то, и другое.
– Клики и завихрения. – С губ Имоджен эти слова слетели легко, как облачко пара, но в устах Грэма обрели твердость. – Мне это нравится.
Обмен репликами протекал благополучно. Она не сказала ничего глупого. Неловкость, которой Имоджен страшилась весь день, не заявила о себе вслух. Присутствовало напряжение, но доброкачественное, напоминавшее не о скрежете, но о шепоте губ, почти касающихся кожи, отчего у девушки дрожал каждый волосок.
Прия и Элиот расселись у нее на плечах, как две мультяшные совести. Вместо обычного спора между ангелом и демоном они в унисон твердили: Скажи ему.
Прижав римское одеяние к груди, Имоджен гадала, хватит ли у нее духу, сумеет ли. Вроде бы просто сказать: ты мне нравишься, но сможет ли она пережить потрясение, если Грэм не разделяет ее чувства? Как она пойдет рядом с ним назад на «Инвиктус»? И будет сидеть в своем кресле напротив него – день за днем, чувствуя наступившую отчужденность, как свежую рану.
И все же сказать что-то следовало. Молчание становилось просто нелепым.
У Имоджен перехватило дыхание, и она наконец открыла рот.
Грэм успел заговорить первым.
– Послушай, Имоджен. Прошлой ночью…
Внезапно наступившая темнота оборвала начатую фразу. Лампы на складе погасли, потом мигнули и принялись медленно накаляться. Это Бел подавал сигнал: Пора закрываться! Всем есть куда идти и с кем встречаться.
– Мы поднимемся через секунду! – прокричала она в сторону лестницы. В голове все смешалось. Послушай, Имоджен служило началом фразы, ведущей к разочарованию; ничем хорошим закончиться она не могла. Имоджен еще успевала уйти со склада, сохранив достоинство, но приходилось действовать быстро.
– Здорово провели время, правда? Слушай, нам надо торопиться. Если Бел опоздает на свидание по моей вине, я этого себе не прощу. Хочешь, на обратном пути купим для всего экипажа пиццу?
Круговерти, вихри, завихрения. Лампы еще не разгорелись в полную силу, в складе царил полумрак. Имоджен различала только контуры предметов, льняные одежды, смявшиеся у нее в руках, острые края вешалок. Грэм все еще стоял близко, но лицо его хорошенько рассмотреть она не могла. Видела только, что он больше не улыбается.
– Да, конечно. Пицца – это замечательно.
Грэм отвернулся и пошел к выходу. Имоджен последовала за ним, гадая, не сморозила ли она в конце концов какую-то непоправимую глупость.
26ВЫСАДКА В ПАПИРУСНУЮ ТРУТНИЦУ
«Инвиктус» уже летел, грациозно скользя над Средиземным морем в форме подгоняемого лунным светом облачка. Ночь 11 июня 2155 года выдалась чудесная, темное одеяло небес усыпали звезды, но никто из экипажа не наслаждался этим зрелищем. Фар с остальными поглощал пиццу, отламывая куски от выпечки, лежащей в двух термокоробках «Маргарита пай». Рядом стоял и контейнер с тирамису. Ужин совместили с планеркой, присутствовал даже Бартлби, одетый по случаю в тогу. Стола для Элиот висела возле хвоста Шафрана вместе с прочими предметами гардероба. Льняной подол спускался так низко, что то и дело задевал волосы Фара, когда тот шевелился.
Ему так и хотелось отмахнуться от него.
Стоя возле манекена, Имоджен посвящала команду в детали предстоящей кражи. Страх перед публичным выступлением она преодолела, но инструктаж проводила как-то неуверенно. Откашливалась, прочищая горло, поправляла волосы, засоряла предложения междометиями «хм» и «умм».
– Александрийская библиотека являлась, хм, самым замечательным собранием знаний Древнего мира. Поэзия, физика, философия, астрономия… Здесь было все – до пожара, устроенного Цезарем.
Покупателей Элиот, умм, особенно интересуют два пункта: рукописи греческой лирической поэтессы Сафо и «История Древнего мира» Беросса. Точное местонахождение этих свитков неизвестно, но, хм, в распоряжении библиотекарей имелась тщательно разработанная каталожная система. Предполагается, что работы Сафо хранятся где-то, хм, в северо-восточном углу, а «Вавилонская история» – в другой стороне здания. Мы так полагаем.
– Мы полагаем? – Жир потек по пальцам Фара – он только что откусил первый кусок. Ого! Термоупаковка здорово делала свое дело; он почувствовал, как моцарелла обжигающим потоком устремилась вниз по пищеводу и застряла где-то в боку. Часть хлынувшего внутрь жара изверглась наружу со словами: – Когда собираешься высадиться в папирусную трутницу, хочется чего-то более основательного, чем предположения.
– Я сделала все, что могла, – запротестовала Имоджен. – Учитывая сжатые сроки.
– Конечно сделала. – Прия пришла ей на помощь, толкнув Фара локтем в бок.
Капитан с трудом сдерживал раздражение – поездка на магнитном каре свела на нет чувство облегчения от того, что он остался жив. А скрытность Элиот ранила особенно больно после того, как ей предложили помощь. Фар чувствовал себя отвергнутым героем. Нет, гораздо хуже. Сторонним наблюдателем в чужой игре.
Во всей этой истории оставалось одно светлое пятно: новая диагностическая машина Прии, которая в настоящий момент перекрестными ссылками сверяла ДНК Элиот с ДНК населения всего мира. Понятное дело, процесс закончится не скоро. Почти все утро Прия провела в своем медпункте, незаметно от Элиот устанавливая программное обеспечение «Архива предков». Через несколько часов у них появятся ниточки, ведущие к личности этой девушки. Предки, год рождения, хоть что-то существенное.
– У нас есть свидетельства, подтверждающие местонахождение указанных предметов, – продолжала его кузина. – Материалы предыдущих экспедиций… и, хм, информация, которой располагает Элиот.
Фар чуть не подавился глотком воды.
– Информация надежная, – заверила Элиот. – И я уже посещала библиотеку раньше.
Имоджен откашлялась на манер школьной учительницы.
– Все не так, хм, ясно, когда дело касается линии времени…
Доедая свой кусок, Фар слушал длинный перечень того, чего они не знают. Никогда они еще не брались за задание, подготовленное второпях, на скорую руку. И Лакс никогда не отправлял их в настолько слабо документированный период. На всю подготовку каких-то жалких двенадцать часов. И ради чего? Они же путешественники во времени. Время – единственная вещь, которой они располагают в избытке.
Элиот продолжала хранить молчание о причинах спешки, да и, по правде сказать, Фар не думал, что дополнительные день-два как-то бы помогли. 16 декабря 48 года до нашей эры оставалось одним из белых пятен на картах истории. Толку от проведенной Имоджен подготовки было мало. Остальное зависело от бдительности и умения импровизировать. Чтобы выбраться из такой переделки целыми и невредимыми, требуется слаженное взаимодействие всего экипажа.
– Грэм, как насчет того, чтобы применить твои умения рекордера? – Фар повернулся к инженеру, еще более неприкаянному, чем Имоджен. Слишком высокий для низкого дивана, он сидел, выставив под неудобными углами колени. – Еще одна пара глаз на месте лишней не будет.
– Конечно, Фар…
Его перебила Элиот:
– Не думаю, что это удачная идея.
– Вот как? – спросил Фар. – Ты же сама говорила, мол, больше рук, больше добыча? Я думал, ты захочешь унести побольше свитков.
– Инженер нужен нам на «Инвиктусе» на случай…
Все собравшиеся в зоне отдыха уставились на нее, ожидая окончания повисшей в воздухе фразы. Выражение лица Элиот добавляло ожиданию тревоги. Сейчас она выглядела не так, как в Вегасе: сосредоточенной и озабоченной.
– На случай? – напомнил Фар.
– Существует вероятность, что уходить придется быстро, – призналась Элиот.
– Что ты имеешь в виду? – Грэм нахмурился и выпрямился. – Вмешательство Корпуса? Рождение парадокса? Пересечение линий времени?
Все предположения звучали правдоподобно, особенно последнее, учитывая, что Элиот посещала библиотеку ранее, но Фару не давало покоя подозрение, от которого он не мог избавиться.
– Это имеет какое-то отношение к исчезновению воспоминаний, верно?
Она обожгла его взглядом, в котором угадывалось едва не сорвавшееся с губ признание.
– Исчезновение? – эхом отозвалась Прия. – Какое исчезновение?
– «Титаник»… – Фар умолк, потому что обнаружил в своей памяти настоящую дыру. Теперь она стала больше – пропали не только воспоминания о первом классе, но и весь этот несчастный корабль. Он знал, что побывал на борту парохода; доказательством служила свисавшая сверху рабочая рубашка. – Я не могу вспомнить, что там делал.
В отсеке наступила такая тишина, что все услышали попискивание красной панды, перебиравшей во сне лапами; наверное, она сейчас пыталась кого-то поймать, как экипаж свои воспоминания. Грэм сидел все так же прямо, словно проглотил шомпол. Прия перестала дышать, а Имоджен, наоборот, с дрожью в голосе выдохнула:
– Я тоже. Помню только подготовку, а само задание пропало.
– Числа изменились, – пробормотал Грэм, – а дальше пустота.
Фар взглянул на Прию. Та покачала головой: ничего не помню, все позабыла.
Значит, череп трещал по швам не только у него.
– Массовая потеря памяти? Как такое возможно? – спросила Имоджен у Фара. – Как мы все могли забыть одно и то же событие?
– Твой вопрос адресован не по адресу, – ответил капитан.
Все посмотрели на Элиот – девушку, появившуюся из забытого. В какой из тех темных часов она присоединилась к экипажу? Забрала «Рубаи» и стерла их воспоминания об этом – может, так обстояло дело? И почему выглядела бледной тенью себя самой, безжизненной скорлупкой?
Когда стало ясно, что молчать уже нельзя, Элиот наконец заговорила:
– Эликсир забвения. Я дала его каждому из вас для защиты кое-какой деликатной персональной информации, пролившейся во время нашей первой встречи. Но это не имеет никакого отношения к предстоящему заданию. Город осажден, а это значит, что ситуация может обернуться к худшему в любой момент. Вероятно, потребуется быстрая эвакуация, поэтому будет лучше, если Грэм останется на своем рабочем месте. Мы с Фаром займемся непосредственно библиотекой.
Взгляды всех устремились на Фара. Как хорошо он знал их – зеленые глаза Имоджен, карие Грэма, мягкие и дымчатые Прии. Он видел в них тени сомнения, они ждали, что вот сейчас их капитан выступит вперед и в ответ на объяснения Элиот требовательно спросит: что? где? когда? и почему? Напрасные ожидания. Если новенькая украла их воспоминания, то уж точно не вернет их на серебряной тарелочке. Само собой ничего не прояснится. Пусть «Рубаи» у Лакса, но у Фара руки связаны. И чтобы «Инвиктус» не лишился крыльев, они должны добыть свитки.
– Грэм, остаешься на месте, – сказал Фар. – И никаких игр. Похоже, потребуется близкий подлет. Мне нужна от тебя предельная собранность.
Инженер кивнул.
Поднявшись, Прия пошла в медпункт и закрыла за собой дверь. Готовы ли уже ответы? Сейчас они требовались Фару как никогда, поэтому, выждав некоторое время, чтобы не вызывать подозрений, он отправился следом. Услышав, как открылась дверь, Прия вздрогнула и набросила на экран с «Архивами предков» лабораторный халат.
– Есть что-нибудь?
Она покачала головой:
– Элиот лжет.
– Будем исходить из того, что этот факт установлен.
– Нет, ты не понимаешь. Эликсир забвения – невероятно сильное средство. Человеческий организм может вынести дозу, позволяющую забыть не больше сорока минут жизни. Максимум час. Согласно данным систем «Инвиктуса», ты находился на «Титанике» полтора часа. – Прия помедлила, чтобы Фар лучше усвоил сказанное. – Если бы Элиот дала нам такую дозу эликсира, мы были бы уже мертвы.
День 16 декабря 48 года до нашей эры выдался чудесный. Безоблачное небо, бодрящее солнце, низкая влажность. Между пальм гулял ветерок, наполняя воздух, поступающий в открытый люк «Инвиктуса», ароматом морской соли и запахом гари. Фару доводилось вдыхать запахи похуже. По причине несистематических омовений и неразвитости систем канализации прошлое подчас наносило весьма ощутимый удар по обонятельным рецепторам.
– Пожары уже начались. – Имоджен смотрела в сторону гавани, над которой поднимались столбы черного дыма. Горизонт заволокло дымкой, липнущей и к седьмому чуду Древнего мира, Александрийскому маяку. Фар разглядел даже статую Посейдона на его макушке, хотя между кораблем и маяком лежала добрая половина города. Бог пронзал небо своим трезубцем, пытаясь вставить его истекать лазурью.
– Мы опоздали? – Из всех забот Фара эта, громадная сама по себе, тревожила его в наименьшей степени.
– Пламя еще не достигло причалов, – ответила Элиот, расправляя складки своей столы. – Время у нас есть.
В кои-то веки.
Фар отряхнул свою тогу.
– Как я выгляжу?
Его кузина держала Шафрана на руках, чтобы тот не сиганул в Древний Египет. Прижимая к груди красную панду, она окинула наряд Фара внимательным взглядом.
– Эпохально.
Прия подошла ближе. Прижалась плечом к плечу, щекой к щеке.
– Будь осторожен. Твоя жизнь дороже нескольких бумажек.
У двери, за порогом которой горел город, она поцеловала его, и оба замерли, обвив друг друга руками. Фар забыл о едком запахе гари с привкусом пепла. На секунду весь мир сосредоточился в ней, только в ней. Даже оторвав губы, Прия медлила, их ресницы почти сплелись.
– Может, вы уже смоетесь отсюда? – Имоджен выглядывала в люк, и ее волосы радужно переливались на солнце. – Дыма с каждой минутой становится все больше.
Фар повернулся к Грэму.
– Бдительность!
– Бдительность. – Они кивнули друг другу – по-мальчишески быстро и коротко. – Удачи, Фар.
Обычно капитан подсмеивался над символическими напутствиями: удача для тупиц, я сам хозяин своей судьбы! Но сегодня, видя перед собой воюющий город, он только стиснул зубы. Имоджен говорила правду, дыма прибавлялось, он густел, как грозовая туча. На черепичные крыши уже падали хлопья пепла. Снег пустыни.
Приходилось поторапливаться.
Три, два, один. К заданию «Спасение рукописей из ада» приступить.
Экипаж рассредоточился: Имоджен с Грэмом остались за своими рабочими консолями, Прия ждала возле люка, чтобы запереть. Элиот первой ступила на улицу, и ее парик затрепетал на горько-соленом ветру. Фар последовал за девушкой в направлении царского квартала Александрии – на северо-запад, где дым валил гуще всего. Манера движения Элиот напоминала бег крысы в лабиринте – та прокладывает курс по памяти, с автоматической точностью срезая углы, отыскивая невидимые для глаза боковые переулки, полагаясь на нюх, а не на зрение.
Синкретическая красота города – все эти египетские статуи вдоль классических греческих зданий – сливалась в одно туманное пятно. Они успели отбежать достаточно далеко от «Инвиктуса», когда Имоджен наконец приготовилась вести их дальше.
– В Гадес провалились? Вы где, ребята?
– Это ты мне скажи! – Слава Кресту, римляне использовали подштанники, потому что Фар, хотя и ненавидел тесные панталоны, не любил ходить без трусов. Особенно в просторной тоге. И особенно – особенно – если приходится бежать.
Они мчались мимо почти новых изваяний древних богов, и пыль лизала им пятки. Мимо колесниц, запряженных лошадьми. Мимо покрытых иероглифами колонн. Мимо римского центуриона при всех регалиях. Вот ради таких ощущений Фар и путешествовал. От гонки через чужой век, резких воинственных криков, незнакомых лиц вокруг его охватывало радостное возбуждение. Чувствовала ли Элиот нечто подобное – дрожь от того, что они там, где им не следует быть, от времени, прогибающегося под их шагами?
Она остановилась. Фар сделал то же, хотя все его существо рвалось вперед.
Оказывается, они уже достигли библиотеки.
Как и многие другие здания в Александрии, библиотеку выстроили в стиле, прославляющем и греческих правителей, и благодатную землю Египта. Величественные колоннады охранялись еще более величественными сфинксами. Ступени вели во внутренний двор, образованный симметричными выступами главного здания. Великолепие трехэтажного сооружения удваивалось за счет отражения в бассейне.
Сегодня этим видом можно полюбоваться в последний раз. Величественное здание и кое-что из собрания рукописей переживут пожар, но оно никогда не будет прежним. Наступал закат старой славы, миг перед гибелью.
