Текст книги "Инвиктус"

Автор книги: Райан Гродин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Тогда я бы сказал, что наши шансы существенно возросли, – согласился инженер.

– Что ж, ладно. – Фар оглядел свою команду. Только меловые потеки на стене знали все, через что они прошли; даже будущее не ведало, с чем они могут столкнуться. Никакой определенности, кроме этой: им предстоит нелегкая задача. – Давайте создадим себе мир.

35
СНОВА И СНОВА

Планирование хакерской атаки на Корпус длилось часы, секунды или годы, пока сами члены экипажа не осознали, что они, в сущности, смертные и что все просто жутко страдают от недосыпа. С момента вылета из Вегаса никто не сомкнул глаз, и шансы войти в цикл быстрого сна после прибытия в Центральный равнялись нулю.

Прия никогда прежде не страдала от бессонницы, но мысль, что это, возможно, ее последний сон, не давала ей сомкнуть глаз. Шум океанских волн в наушниках убаюкивал, и сны лизали ее периферийное восприятие – иди к нам погрузись глубоко спи спи, – но воспоминания то и дело вставали на пути, смывая ее назад в бодрствование. Многие из них относились к первым сильным впечатлениям: вид восковых губ трупа, концерт «Кислотных Сестер», на который отец водил ее, когда ей исполнилось тринадцать. Тот судьбоносный день, когда на ее интерфейсе вспыхнуло: ОШИБКА, ТРЕБУЕТСЯ НЕАВТОМАТИЧЕСКИЙ МЕД, и она, пребывая не в лучшем расположении духа от вызванной избытком кофеина головной боли, промаршировала в смотровую комнату и обнаружила там кадета, чья улыбка прорвалась сквозь все ее защитные редуты.

Эти воспоминания… кем будет она без них? Она никогда не принимала индивидуальность как нечто само собой разумеющееся. Ты – Парех, напоминала ей мама каждый раз, когда она до посинения корпела над конспектами. Эти слова следовало воспринимать двояко. Ободрение: ты происходишь из семьи потомственных профессиональных медиков. Предостережение: ты должна быть достойна их достижений. Она помнила всякий раз, когда прицепляла идентификационную карточку в лечебнице Академии: Прия Парех, медик, и то же самое на хинди.

Мысль о том, что ее жизнь будет переписана заново, не давала покоя, заставляла вертеться с боку на бок. Реинкарнация – замена старых тел на новые – всегда казалась таким далеким обещанием, от исполнения которого оставалось семьдесят, восемьдесят, девяносто лет, и все же вот она здесь, совсем рядом. Многое ли изменится в этой следующей жизни? Будет ли она по-прежнему Парех? Да. Она на несколько месяцев старше Фара. Если она будет Парех, то, вероятно, останется и медиком тоже.

Океан шумел в ушах, звук то накатывал, то отступал дальше, дальше…

Тук-тук. Стук был тихим и мог бы затеряться среди морского шума, если бы не был так знаком. Почти весь свет на «Инвиктусе» был погашен, и темнота просочилась в открытую дверь, устраиваясь по углам ее койки, стекая с кончиков кудрей Фара.

Она сдвинула назад наушники и потерла глаза.

– Разбудила?

Фар покачал головой.

Пространство между ними сочилось прошлым. Прия хотела быть смелой, хотела сказать – Я люблю тебя. Прощай, – но слова застряли в горле, запертые заглушенным клубком того, что никогда не было ревностью, но страхом. Страхом потери, как она поняла теперь.

– Хотела дать тебе поспать. Завтра нам предстоит тяжелый день.

– Ты плакала.

Губы ее задрожали, попытались улыбнуться.

– Эта стрижка выглядит ужасно.

Я люблю тебя. Прощай.

Прощай.

Фар как будто услышал. Склонил голову.

– Тебе незачем прятаться от меня, Пи.

Откройтесь, шлюзы. Это было больше, чем некрасивые слезы. Это была скорбь, которая пришла с правдой: их уже не спасти. Их любовь была всем, но скоро станет ничем, правда стиснула позвоночник Прии и трясла, трясла, пока ее всхлипы не превратились в нечто жалкое, безводное. Фар сидел на койке, обнимая ее за плечи. На его лице тоже были слезы, они стекали по носу. Одна слезинка за маму, две за миры, другие за эту жизнь.

– Я знаю, это не все, на что мы надеялись, но мы даем себе шанс, – прошептал он. – Мы будем жить.

– Но «Инвиктус», Шафран, Грэм и Имоджен, мы…

– Мы найдем друг друга.

– У тебя будет день рождения, поэтому мне не придется входить и перенастраивать мед-дроиды всякий раз, как ты будешь проходить медосмотр. – Прия судорожно вздохнула. Душа ее стала высохшей пустыней. – Мы никогда не встретимся.

– Может, столкнемся где-нибудь на углу улицы. Я сверкну своей проказливой улыбкой. В нескольких метрах торговец будет продавать настоящий кофе, но поскольку я все еще кадет и вечно на мели, то приглашу тебя посидеть на бордюре и разделить со мной бодрящий патч, и мы будем вдыхать аромат обжаренных зерен.

– Может быть… – Она не относилась к числу тех, кто принимает случайные предложения от парней на улице, и вероятность того, что две души столкнутся в многомиллионном городе, была крайне мала. Но даже если и то, и другое случится, Прия, узнав будущую профессию Фара, останется верной своему принципу: никаких-путешественников-во-времени. Впрочем, эти сомнения лишь гвозди в крышку гроба, и высказывать их вслух незачем. – Пусть будет чайная палатка, и в ней я.

– Ну, конечно, чай! – Фар засмеялся – легко и нервно. – Мы будем вдыхать его терпкий аромат, и я спрошу, как тебя зовут, но ты спросишь меня первой, потому что любишь позондировать почву, прежде чем связывать себя чем-то, и я отвечу: Фарвей Гай Маккарти, просто обычный парень с днем рождения, которому нравится твоя улыбка и твоя острая, как бритва, прическа.

– По правде говоря, ужасная.

– По правде говоря, нет.

Они сидели, молчали. Волны грохотали в наушниках Прии, отдаваясь пульсом на шее, биением сердца, настойчивым хочу хочу хочу не просто остаться здесь с Фаром, но вернуться туда, где и когда у них было будущее. Она вспоминала все другие времена, когда они вот так же сидели, когда она впустую растрачивала драгоценные минуты на молчание, гадая, по какому пути они пойдут дальше: Кольца? Брачные обеты? Вилла в Зоне 6? Дети?

Теперь ничего этого не будет.

Вот он, момент, к которому они так стремились.

Фар откашлялся.

– Там, в Вегасе, когда мы были в кафе, я злился, зная, что Элиот играет с нами в какую-то игру. Бенгальский огонь догорал, и ты, Грэм и Имоджен пели, и, оглядывая тот столик, я хотел… желал одного: счастливого конца.

Прия зажмурилась. Согласно правилам древней науки рождения, Фар говорит ей это только потому, что не верит в этот самый счастливый конец. Если бы Угасание было силой, с которой можно заключить сделку…

– Лакс устроил мне настоящий допрос с пристрастием, прежде чем предложил эту работу. Спросил, чего я боюсь больше всего. Умереть, не пожив, сказал я ему. Кто бы мог подумать, что уже прожитое тоже будет отнято. – Рука Фара переместилась, теперь он не обнимал Прию за плечи, но привлек в объятия. – Несмотря на все ее недостатки, я хочу помнить эту жизнь. Хочу помнить тебя.

Когда они поцеловались, соленая влага на их щеках смешалась. Прия думала, что выжата досуха, что чувствовать еще глубже уже невозможно, но губы Фара доказывали иное. Прощание просто не могло ощущаться вот так: его руки у нее на бедрах, ее дыхание нежно касается его уха, и начинают сливаться не только слезы. Теперь их уже ничто не сдерживало.

Теперь было все.

Люблю тебя – снова, и снова, и снова.

Было темно, когда Прия проснулась. Она лежала на своей кровати, оставляя в памяти каждую точку, где соприкасались их тела: колено к бедру, рука к талии, нос к шее. Звуки моря лились через ее «Бит-Бикс», и на одно чудесное мгновение Прия забыла, что ей предстоит забыть. Но обезвоживание давало о себе знать гулом в голове, напоминая о том, что она выплакала все слезы.

Смотреть на часы, чтобы узнать, сколько проспала, не было никакого смысла, но Прия чувствовала себя отдохнувшей, и мысль проверить топливные стержни «Инвиктуса», убедиться, что у них хватит горючего для прыжка в прошлое, показалась ей вполне здравой. Отстранившись от Фара и надевая свежий халат, она почувствовала, что воздух остыл на несколько градусов. По пути к двери Прия споткнулась о свою сумочку. Вещица была такой обычной в сравнении с миниатюрной галактикой Элиот – чересчур большая и все же слишком маленькая. Насколько легче была бы жизнь воровского лекаря, если б она носила медикаменты целой больницы у себя на запястье.

Могла бы быть, но не будет, подумала Прия. Реальность изменила времена.

В общем отсеке никого не было, если не считать беспорядка. Кастрюльку с тирамису кто-то начисто вылизал, а на то, кто именно, указывали шоколадно-кремовые отпечатки лап на диване. На липком от чая полу валялись кубики Рубика с их острыми углами и осколки кружки. В другой ситуации Прия расчистила бы дорожку, пока кому-то не потребовалось накладывать швы, но теперь просто обозревала хаос. Глаза ее остановились на Уставе; страницы раскрылись так, что фигура-палочка была не видна. Бумага смята, порвана и безнадежно испорчена.

Кругом стояла тишина, но в этой тишине ощущалась некая требовательность.

Похрапывания Фара доносились с койки вместе с шумом океана. Прия стиснула зубы и подумала об Угасании, представив его не таким, каким видела сама из иллюминатора «Инвиктуса», но с точки зрения Элиот. Она почти ощущала, как оно катится по волнам, уничтожая целое море, ненасытный ПОЖИРАТЕЛЬ МИРОВ. Она хватается за поручни, когда Угасание начинает тянуть ее за волосы к себе, но какой смысл держаться? Странно, ведь она никогда не стояла на палубе «Титаника». Чип подавал все настолько убедительно, словно она сама пережила это…

Прия еще обвела взглядом общий отсек: пять полных чашек суррогатного чая, хвост красной панды, выглядывающий из-за голых труб, профиль Эмпры в изоляторе. Дыра в груди тысячекратно выросла, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Это жизнь, которую она выбрала для себя. Должен быть какой-то способ спасти ее.

Она хотела, хотела и в этот раз, овладев собой, не отступила, не ушла, но шагнула вперед, к столу, где стояла бархатная коробочка. Контейнер показался легче, чем когда Прия впервые выхватила ее из кармашка сумки-галактики. Серебряные петли не издали ни звука. Лежащий внутри чип, с его прозрачными микросхемами и наноразмерами, был настоящим чудом.

Пять слов, должно быть, весят больше.

Есть место для еще одного?

Прия захлопнула шкатулку и постучала в дверь Элиот.

36
НАКОНЕЦ

Судовой журнал «Инвиктуса» – запись 5.

Текущая дата: 23 августа 2371 года. Который все еще существует! Ура!

Текущее местоположение: над Средиземноморьем. На обратном пути туда, откуда мы родом.

Искомый объект: кусочек прошлого тети Эмпры, который ох-как-неудобно хранится на самых засекреченных серверах путешественников во времени корпуса Центрального.

Цвет волос Имоджен: светящийся желтый.

Даже если перспективы на будущее не радужные, это не означает, что волосы не могут быть такими.

Счет на тетрисе Грэма: 0

Песня, звучащая по корабельному плей-листу Прии: шум океана?

Эго Фарвея: на удивление сосредоточенное, и не в эгоистичном смысле, несмотря на то, что он буквально является центром нескольких вселенных. Рост личности? Возможно.

Тайное донесение бровей Эли…

– Что это ты печатаешь?

Кто-то легонько постучал Имоджен по плечу, и она подскочила от неожиданности. Свежевыкрашенные желтые волосы отлетели за спину. Обычно она не такая нервная, но если подумать, ее нервы имеют полное право быть натянутыми струнами, учитывая, помимо всего прочего, несомненную угрозу разрушения, грозящего выскочить в любую секунду как чертик из табакерки. Однако позади нее была не туча с перемалывающими все челюстями, а всего лишь ее кузина. Уточнение: кузина межгалактическая.

Все это так невероятно странно.

– Привет, Элиот. Пытаюсь приучить себя вести судовой журнал. Фиксировать даты, странности и все такое прочее. Еще не решила, какой должна быть твоя странность. Бровные послания?

Вышеупомянутые брови пошли волнами. В них явно было что-то зашифровано – Имоджен разглядела Е и ЗИ под оставленными Шафраном царапинами.

– Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить.

– О бровях?

– Нет. – Элиот покачала головой. – О судовом журнале. Вы храните записи «Инвиктуса»?

– Само собой. Под ярлыком «Гори, крыса». Это наша страховка против Лакса. – Как будто хоть что-то из этого имеет теперь значение. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто так.

– Не ври. – Глаза Имоджен сузились. Как и Фарвей, Элиот имела привычку натужно сглатывать, когда привирала. Теперь, когда правда вышла наружу, сходство улавливалось легко. Может, поэтому они с Элиот так хорошо ладили раньше. Черты Элиот-Фарвея пересекались и соединялись с солар-измами Имоджен – так и должно быть, если ее дублер в MB+178587977FLT6 устраивала вечеринки-сюрпризы с мороженым.

– Ты права, – согласилась Элиот. – Я просто… не хочу никого слишком обнадеживать.

– Не думаю, что у нас еще осталось место для надежды, учитывая обстоятельства.

Элиот улыбнулась кривой улыбкой, в которой проглядывал оттенок мрачного юмора.

– Если это случится, ты узнаешь.

– Хм. – Имоджен подметила печатную П, витиеватую М, был там и восклицательный знак.

– Так что же именно говорят сегодня твои брови?

– Элиот, не взглянешь на этот код? Если найдется минутка? – Грэм сидел за своей консолью, где печатал последние полчаса. Имоджен все это время старалась не встречаться с ним взглядом, пытаясь игнорировать тот факт, что он слышал все до единого ее признания Элиот: и про шиншиллу Дасти, и про сексуальную математику. Крест, о чем она только думала? И можно ли надеяться, что эти крики души затеряются среди прочего хаоса и разрушения?

Когда дело дошло до Грэма? Да. Инженер все уловил.

Не обращаясь напрямую, она высказала все – и ничего не изменилось, кроме уровня сахара у нее в крови.

– Извини, Им. Не хотел помешать…

– Твое дело срочнее. Занимайтесь своим кодом, друзья мои.

Грэм улыбнулся. Имоджен стиснула прядь своих курчавых волос и поклялась, что не станет анализировать выражение его лица, но тут же потерпела неудачу.

Снова судовой журнал. Больше писать было почти нечего, поэтому она просто смотрела, как мигает курсор. Появляется, исчезает. Сердце билось в том же ритме: скажи ему, скажи, пока не наступил конец света, что ты теряешь?

– Самообладание.

Ты разговариваешь сама с собой в помещении, где полно людей, которые видели, как ты сожрала четверть кастрюльки тирамису, чтобы справиться со светопреставлением, выстукивало ее сердце.

– Туше.

– С чем воюешь? – Ее кузен, на этот раз подлинный, протиснувшись бочком мимо Бартлби, щурясь сквозь бахрому волос, бросил взгляд на ее монитор. – Работаешь над судовым журналом?

Зачем в вопросе Фарвея не прозвучало, но присутствовало. Имоджен вновь посмотрела на напечатанные ею буквы и пустоту за курсором – сколько еще не написано. Она обратилась в пятнышко, не сходя с места. Крошечное, не поддающееся измерению. Желтая крупинка пыльцы, дрейфующая через галактики. Столько сражений: спасти тетю Эмпру, остановить Угасание, сохранить мир в равновесии. Неудивительно, что она предпочла тревогу, которая помогла ей вновь ощутить себя собой, сосредоточиться на текущих проблемах, когда жизнь, которую они знали, грозила вот-вот разлететься вдребезги.

– Сейчас еще раз пересмотрю гардероб и определю другие выпадающие даты. Все остальное с исторической стороны рассортировано. Элиот собирается надеть старую форму Корпуса. – Маскировка, которая не выдержит пристального рассмотрения. Нашивка на рукаве имела тот же символ – песочные часы, но альтернативная вселенная означала другой девиз. «Spes in Posterum in Praeteritis Latet» было заменено на «Теmроrеm Ullum Homo Non Manet».

Перевод: «Человек не ждет Время». Новый виток старой фразы, гораздо умнее, чем максима их Корпуса: «Надежда Будущего – в Прошлом».

– Мы на коммуникационной линии. – Элиот уже подключилась к «Инвиктусу», и Имоджен увидела себя как бы со стороны: ярко-лимонные волосы, потрясный джинсовый комбинезон. Так одеваются, когда хотят уйти, хлопнув дверью. – Ждем только связи Грэма.

– Еще несколько минут… – Грэм был поглощен своей работой, пальцы словно приклеились к клавиатуре. Лицо его светилось, но шел свет изнутри или снаружи, определить было невозможно. – Хочу убедиться, что делаю все правильно.

Это была головоломка века, все, что Грэм, сам того не подозревая, искал. Жизнь зашла так далеко за пределы его воображаемых возможностей: мультивселенные, телепортация, энтропия универсальных постоянных… Элиот разобрала по частям его знания кубика Рубика, показав, что ему необязательно только поворачивать вокруг своей оси.

Мозг = высвобожден.

Просочиться через систему файрволлов Корпуса – задачка эпических пропорций, даже при наличии кодов доступа от Элиот. Технические умы Корпуса – лучшие в этом мире, и их цифровая крепость битком набита всевозможными уровнями защиты. Такие риски должны бы были крепко держать его за горло, но тот факт, что все так или иначе летит в тартарары, снимал напряжение. Все то, о чем он привык беспокоиться, – осложнения, вероятности, порядок, – больше не имело значения.

Теперь он понимал, почему Элиот так безоглядно ударилась в блек-джек в «Фортуна Пул». Перетасованные карты и долларовые бумажки не могли разрушить порог неизменности, но в любом случае это не имело значения, когда мир все равно летел в пучину хаоса.

А раз так, то почему бы не прокатиться вместе с ним.

Обложившись кодами, заметая следы программой Элиот, Грэм успешно встраивал в систему сфабрикованные удостоверения личности, которые открывали нужные двери, проходили лицевое сканирование, получали необходимые разрешения. Профиль не выдержал бы самой обычной полной проверки с ручным набором данных, но в данных обстоятельствах, пока Элиот имела доступ к серверу, повода для срабатывания тревоги не давал. Кстати, о…

– Мы сохранили тот сетевой кабель, который Фар использовал в 2318-м?

– Кажется, да. Сейчас посмотрю. – Вопрос был адресован всем, но подхватила его Имоджен. Она сорвалась с места и помчалась в общий отсек, слишком яркая, чтобы не привлекать внимания. Волосы у нее были того же оттенка, что и в тот вечер, когда они познакомились. Грэм гадал, не выбрала ли она этот цвет нарочно, если знала, что он напомнит ему об угасающем солнечном свете, смехе и бенгальских огнях, о том сиянии, которое вошло в его жизнь вместе с ней.

1,2191 метра – это слишком далеко.

Особенно когда она чувствует то же самое.

Особенно когда мир умирает. Это очень многое упрощает.

Не в привычках Грэма было вскакивать с места и мчаться куда-то с места в карьер, но именно так он и поступил, когда забрался на обсыпанную пеплом тахту вслед за Имоджен, которая шарила рукой над трубами в поисках кабеля, о котором он спросил. И оказался достаточно близко, чтобы отметить, что волосы у нее пахнут лимоном.

– Имоджен, я хочу что-то тебе…

– Тымненравишься. – Она выпалила это на одном дыхании, одним словом. Грэм не успел разделить его на слоги, когда последовало продолжение: – Вот. Я это сказала. Ты мне нравишься, Грэм Райт, и я нисколько не шутила насчет математики и шиншилл, и…

– Знаю, – вклинился Грэм в ее речевой поток.

– Ну что ж, ладно. – Лицо у нее вытянулось. – Все это ерунда, не обращай внимания.

– Нет, я хотел сказать, ты тоже мне нравишься.

Имоджен уставилась на Грэма. Грэм уставился на Имоджен.

Их глаза были галактическими – зеленые с завихрениями звезд. Ее смех воспарил.

– Правда?

– Правда.

– НАКОНЕЦ-ТО! – крикнул Фар через открытую дверь своего спального отсека.

На них смотрят, дошло до Грэма. Прия прижимала сцепленные руки к сердцу, выглядывая из медчасти. Элиот сидела возле консоли Грэма, улыбаясь от уха до уха. Даже Шафран пробудился от своих сладких снов: розовый зевок, лапы, вытянутые над вешалками гардероба.

Капитан поставил на пол гири. Выражение его лица можно было описать только как проказливое.

– Тут вы должны поцеловаться.

Целоваться? Грэм не загадывал настолько вперед. Поцеловать Имоджен было бы следующим логическим шагом в этой цепи событий, но так много нужно обдумать. Глаза открыты или… закрыты, определенно закрыты. Следует ли ему наклониться? А вдруг их носы столкнутся или, хуже того, зубы?

Как оказалось, поцелуи не нужно было планировать. Цитрусовые волосы Имоджен щекотали ему лицо, когда их губы нашли друг друга. Он удивился тому, как хорошо она подошла. Шаги А, Б и В растаяли, и Грэм очутился на средиземноморском пляже с бутылкой минералки в руке, любуясь тем, как солнце золотит бахрому облаков. Галька, все еще горячая после томного летнего дня, массировала подошвы ног. Ветер нашептывал секреты береговой линии. Горизонт превратился в неоновый сон. Это походило на одно из его любимых воспоминаний, но он даже не был уверен, воспоминание ли это. Просто совокупность ощущений: жар, шипение, свежесть, тепло, отдых.

Просто Имоджен.

– Крест, – выпалила Имоджен, когда поцелуй закончился. – Я имела в виду, Крест в хорошем смысле. Но Крест!

Грэм был полностью согласен. Его дофаминовый уровень взлетел так, словно он добрался до самого высокого уровня в «Тетрисе».

– Шиншилла, хм? Мне больше нравятся сумчатые летяги. Или короткохвостый кенгуру.

Имоджен улыбнулась.

– Значит, возьмем кого-нибудь из них.

– Я и слышать не желаю об еще одном комке шерсти на корабле! – Фар подскочил со своей койки и метнул раздраженный взгляд на трубы, где восседала красная панда. – Хватит с нас этого рыжего дьявола. Не зверь, а сущее наказание!

– Шафран спас тебе жизнь, большое спасибо! – напомнила кузену Имоджен. – Он – невоспетый герой нерожденного мира!

– Могу себе представить эти баллады! Что за созданье в пламенном меху когтями апокалипсис раздрало… – Смех оборвался, словно обрезанный. Фар продолжал смотреть вверх, и выражение его лица менялось на озадаченное. – Хотя, полагаю, после всего этого мы так и останемся невоспетыми.

– Что такое? – Прия встала рядом и проследила за его взглядом. – Что-то не так?

Фар указал на одну из вешалок, где висела куртка. Ее черная кожа была протерта на локтях, словно побывала в схватке с какой-то дорогой.

– На какое задание я надевал эту куртку?

Члены команды уставились на вышеупомянутый предмет одежды. Всегда ли он висел там? Грэм не мог припомнить случая, когда куртки не было. Хотя, с другой стороны, он никогда не обращал большого внимания на одежду.

– Я подобрала ее в «До и дальше». Мы планировали путешествие в Америку 1950-х, – припомнила Имоджен. – На инструктаже ты сказал, что Бартлби похож в нем на члена банды из мюзикла. Мы полетели в Канзас и потом…

Что потом? Судя по состоянию куртки они, должно быть, совершили прыжок, и Грэм действительно припомнил соответствующее уравнение. Числа, смешавшись, вытекали из зияющей раны мира.

– Еще одно время повержено в прах! – Имоджен сняла куртку с вешалки и бросила ее в растущую кучу. – Так, посмотрим… одна миссия в двадцать третьем веке, две в двадцать первом, три в двадцатом, одна в девятнадцатом, две в восемнадцатом, две в семнадцатом, один непредвиденный прыжок в дохристианские времена.

Будут и другие, подумал Грэм, и скоро. Так много потерянных записей в судовом журнале, так много одежды, сваленной в кучу на полу… Элиот была права. Угасание растет и ширится, и это означает, что окно в перезагрузку закрывается. Воображаемым детенышам шиншиллы и следующим поцелуям придется подождать.

– Мне понадобится тот сетевой кабель, – сказал он.

– Да, да, – кивнула запыхавшаяся Имоджен. – Он где-то там, наверху. Если сможешь дотянуться…

Пошарив по комкам шерсти и чему-то… липкому?.. Грэм отыскал оборудование: шнур, присоединенный к беспроводному трансмиттеру. То, что и нужно Элиот, если, конечно, Корпус не перенес свои серверы в последние месяцы.

– Как только воткнешь эту штуку в архив 12-А11В, сможешь получить доступ к базам данных серверов через свой интерфейс, – объяснил Грэм, вручая ей кабель. – Думаю, что будут и другие протоколы безопасности, но для тебя, после того, что ты мне показывала, это пара пустяков.

Элиот сунула кабель в свою невидимую сумочку. Хотя Грэм и знал, что фокус имеет рациональное объяснение из области межпространственной механики, при виде исчезающего в бледном запястье девушки оборудования ему стало не по себе. Так много странного, невиданного и противоестественного.

– Хорошая работа. – Элиот кивком указала на монитор. – Для охранной сигнализации Корпуса я буду призраком. Думаю, стоит найти место для парковки, чтобы у меня были точные координаты для телепортации после завершения дела.

– Все время у наших ног, и оно на исходе. – Фар прошел к своему оранжевому креслу, снова переключившись в рабочий режим. – Вперед, друзья! Не будем терять ни минуты. Грэм, найди место для посадки. Прия, приготовься выключить топливные стержни для нашего следующего прыжка. Имоджен, еще раз как следует перетряхни этот гардероб. Элиот…

Грэм понимал, с чем связана заминка. Друга беспокоило это вынужденное перекладывание задания на другого. Он никогда не оставался на борту, всегда высаживался сам, и теперь напряжение, как лебедка, наматывало сухожилия на шее – холмы мышц, долины кожи.

– Да, Фар?

– Что еще тебе нужно?

– Я в полной боевой готовности.

Грэм вернулся за свою консоль и направил «Инвиктус» к безопасному месту посадки – одному из множества островов, отмечающих траекторию пути из Древней Александрии к Центральному. В такой час оба близлежащих городка спали. Свидетелями их приземления были лишь пятнистые козы, которые даже не шевельнули хвостами при прибытии невидимой машины времени. Как только корабль коснулся земли, команда дружно взялась за дело: топливные стержни были переключены, координаты для телепортации установлены, коммуникационные соединения подтверждены в третий раз. И до тех пор, пока не понадобится уточнить или скорректировать еще какие-то детали, все пятеро собрались в аппаратной.

Прия стояла в дверях, стаскивая перчатки от защитного костюма. Имоджен и Грэм сидели за своими пультами, а Фар на краешке кресла. Элиот стояла в центре, поправляя парик. Настроение на борту преобладало мрачно-торжественное, смех и слезы разделял один шаг.

– Эй, Элиот? – Имоджен скрестила пальцы, Грэм был уверен в этом. Он надеялся, что еще урвет шанс поцеловать ее снова.

– Да?

– Что говорят твои брови? Для архива.

И только теперь до Грэма дошло, что на лице Элиот новые буквы. Свежие чернила, целое послание, загадочное до тех пор, пока она не произнесла его:

– Cаrpе хейзанутый mundi!

И воздух поглотил ее.