Текст книги "Инвиктус"
Автор книги: Райан Гродин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
«Мне нравятся все книги Райан Гродин, но эта самая любимая! Воришки-путешественники во времени странствуют по истории! Умопомрачительная в лучшем смысле этого слова!»
Лэйни Тейлор, автор бестселлеров New York Тimes, создательница трилогии «Дочь дыма и костей» и романа «Мечтатель Стрэндж».
Райан Гродин
ИНВИКТУС
Моей матери, чьи корни уходили достаточно глубоко, чтобы удержаться даже после падения.
0
АБ ЭТЕРНО [1]1
Аб этерно (лат.) – от вечного, с начала времен.
[Закрыть]
Уровень доступа: ограниченный (платиново-черный)
Запись от 31 декабря 95 года, без публичного доступа.
За исходными данными обратитесь, пожалуйста, в архив, 12 – А11Б.
Рекордер Эмпра Маккарти сидела на трибуне амфитеатра Флавиев. Круглый как шар живот выпирал вперед, натягивая столу цвета индиго. Вокруг буйствовал Колизей, хотя в те дни он еще так не назывался. Почти пятьдесят тысяч душ собрались здесь, чтобы насладиться кровавым зрелищем. Чашу амфитеатра заполняли люди в одеждах землистого цвета, грызущие соленый горох и закусывающие ломтями хлеба. Все кричали что-то на латинском уличном жаргоне и спешили объявить ставки на предстоящие схватки. Внизу на арене уже появились гладиаторы. Они проходили через Порта санавивария.[2]2
Порта санавивария – «Ворота жизни»; через них покидали арену побежденные гладиаторы, которых пощадил император.
[Закрыть]
Утренний воздух был насыщен пряными запахами пота и крови, и толпа, казалось, пьянела от них. Как обрыгавшийся пьяница, она ревела и требовала еще. Крови! Крови! Крови!
Перед императорской ложей замерли два гладиатора. Они поклонились императору Домициану, и каждый поднял свое оружие вверх для всеобщего обозрения. Оба выглядели как люди, готовые к смерти.
И ради чего?
Крови! Крови! Крови!
Эмпра старалась подмечать все. В конце концов, в этом и заключалась ее работа, для этого она и присутствовала здесь, не в своем времени. Девушка изо всех сил пыталась не обращать внимания на ноющие боли внизу живота, на дрожь в коленях, на страхи и дурные предчувствия, терзавшие ее сердце.
Как правило, оказавшись в гуще живой истории, она вспоминала своего прадедушку Берграма Маккарти, профессора истории в Оксфорде. Он всю жизнь провел в окружении твидовых пиджаков, табачных трубок и книг в бумажной обложке. Принес клятву на верность минувшему и служил ему с необыкновенным усердием. Человечество рождено, чтобы нести эту ношу, любил повторять прадедушка. Корни выбрали не мы. Они выбрали нас.
У прадеда напрочь отсутствовало чувство времени. Ему следовало родиться на четыре века раньше или умереть двумя годами позже. Как раз за пару лет до его смерти люди уверенно овладели технологией путешествий во времени. Эмпра частенько гадала, каково было бы явиться в затянутый паутиной кабинет в Оксфорде, показать прадедушке МВЦ «Аб этерно» и взять его в путешествие по времени. Но такого рода вещи регулировались строгими правилами. Путешественники во времени обязаны только наблюдать и не вмешиваться. Взаимодействие с людьми из прошлого опасно и должно сводиться к минимуму во избежание изменений в ходе истории.
Некоторые не слишком заботятся о соблюдении всех этих правил, напомнил Эмпре ее раздувшийся живот.
Так что Берграм Маккарти застрял в одном времени и был обречен на пыльный кабинет и тихую смерть. Но любовь к истории, которую он заронил в душу правнучки, прижилась и пустила корни. Эмпра жить не могла без прошлого, без мира, свободного от технологий. Реальность без постоянной навязчивой рекламы, поступающей через роговичные импланты, без пищевых кубиков, подозрительно одинаковых на вкус, какое бы блюдо ты ни заказывала.
Поэтому она работала не покладая рук, чтобы к восемнадцати годам стать лицензированной путешественницей во времени и вступить в Корпус, поэтому отправилась в годичную наблюдательную экспедицию в Древний Рим. Эмпра путешествовала, наблюдала, записывала. Голубое небо, зеленая листва, настоящая еда. Она жила ради этого. И ради любви… хотя девушка не знала, что ищет ее, пока не нашла. Пока он не нашел Эмпру.
Любовь и привела ее ко всему этому. К выпирающему животу. К месту на трибуне амфитеатра, жаждущего крови. К гладиатору, замершему в центре арены. Интересно, пытается ли Гай рассмотреть ее в кричащей толпе, желающей ему смерти. Она уже попрощалась с ним, сообщила, что вместе они никогда быть не смогут. И каждое мгновение той, последней, встречи она рвала свое сердце, по кусочкам выбрасывая из груди любовь и радость. Эмпра знала, что никогда не забудет его омрачившееся вдруг и без того унылое лицо, обещание жить ради нее и ребенка, беззащитное «почему?», исполненное такого отчаяния, что в какой-то момент она едва не рассказала Гаю всю правду.
Сказать, что их любовь родилась под несчастливой звездой, не сказать ничего. Эмпра влюбилась в него без памяти, всем сердцем, но будущего у них не было и не могло быть, даже если бы он выжил. Потому что на самом деле он давно умер. В один из дней за тысячи лет до того, как родители произвели Эмпру на свет.
Она чувствовала, что этот день наступит сегодня, хотя знать наверняка не могла. Еще раньше Эмпра обшарила базы данных по истории, используя ключевые слова Гай, гладиаторские бои, 95 год, но результаты оказались неутешительными – просто информационная пустота. Пробелы в истории ждали, когда она сама их заполнит.
Прикинуть шансы было нетрудно. Гай имел репутацию хорошего бойца. В гладиаторской школе Эмпра видела, как он тренировался в качестве ретиария, опутывал соперников сетью и наносил удары учебным трезубцем. Но сегодня ему предстояла схватка с гладиатором, имевшим славу одного из лучших в империи. Секутор вышел на арену с устрашающего вида мечом и пятнадцатью победами за плечами.
Эмпра не выносила сцен насилия, но и оставаться в неведении не могла. Погибнет ли Гай сегодня? Прольет ли кровь на арену, вызвав радостные крики толпы? Или переживет этот бой? Гая давно похоронили. Его смерть не имела значения для хода истории, но Эмпра знала: если не увидит схватку и не узнает, закончилось или продлилось прошедшее будущее Гая, то будет мучиться всю жизнь.
Вот почему после девяти месяцев и одного дня беременности она сидела в сердце варварского Рима вместо того, чтобы нежиться в одной из больниц Центрального, отвлекаясь от пугающих мыслей о предстоящих родах с помощью мультимедийной системы развлечения.
Прошлым вечером Берг, историк с ее корабля, предупредил Эмпру:
– Ты тянешь время. Корпусу такая задержка не понравится.
– Всего на один день. – Если бы не тон, слова Эмпры можно было бы принять за оправдание. Но говорила она с той уверенностью, которая и позволила ей занять свой пост в Корпусе. – Он необходим нам, чтобы завершить годичную программу наблюдения. Кроме того, завтрашний бой… он важен.
Эмпра никогда и никому не рассказывала про Гая. Даже тот первый разговор с ним, проводившийся без записи, который она устраивала с целью побольше узнать о жизни гладиаторов, являлся грубым нарушением протокола. А то, что последовало за ним, было вообще непростительно. Эмпра знала, что если хоть что-нибудь всплывет наружу, ее навсегда лишат лицензии. И она застрянет в своем времени, как прадедушка Берграм.
– Наблюдать, как ради чужой забавы люди рубят друг друга на куски, – не самый лучший способ готовиться к материнству, я так считаю. – Берг нахмурился. – Ты не можешь рожать ребенка здесь.
Отцовство будущего младенца стало для трех мужчин из экипажа МВЦ «Аб этерно» камнем преткновения. Каждый из них посматривал на остальных вопросительно и с молчаливой подозрительностью. Главное, пока никто ни о чем не догадывался…
– Не исключено, что мы сюда еще вернемся, – осторожно предположил Берг. На взгляд Эмпры, даже слишком осторожно.
Может, такой шанс в конце концов и представится, но держать пари Эмпра не стала бы.
Даже сейчас она чувствовала, как толкается малыш; крошечные пятки колотили по внутренностям, а гладиаторы тем временем вставали напротив друг друга, крепко сжимая оружие в сильных руках. Гай оказался справа, как раз под ложей, отведенной девственным весталкам. Если бы Эмпра смотрела невооруженным взглядом, то не смогла бы на таком расстоянии различить его черты. Но снаряжение рекордера увеличивало детали. Она отчетливо видела гордый соколиный нос и темно-серые глаза Гая; пригнув голову, он внимательно изучал противника. Мускулы на ногах напряглись, ремни сандалий впились в икры ног – гладиатор готовился к прыжку.
Сердце заныло, и она тут же ощутила нарастающую боль.
А потом началось.
Эмпра с удивлением почувствовала, как что-то вытекает из нее; от горячей влаги намокла стола, и сразу же в коммуникаторе загудел голос Берга:
– Маккарти! У тебя жизненные показатели скачут! Ты что, собралась рожать?
Бой на арене уже начался. Первая кровь пролилась – не Гая, а секутора. Толпа мгновенно взревела.
– Маккарти! Отвечай! – Берг заговорил громче.
– Кажется, у меня… у меня воды отошли, – прошептала Эмпра, прикрывая рот рукой, и поднялась на трясущихся ногах.
Амфитеатр снов наполнился криками. Она не хотела смотреть, но не стерпела и оглянулась. На этот раз цели достиг клинок секутора. По левой руке Гая, опутанной сетью, расплывалось ярко-красное пятно.
– Немедленно тащи свою несчастную задницу сюда! – закричал Берг. Эмпра представила себе, как он сидит за пультом исторической консоли «Аб этерно» и взволнованно трет ладонью ежик седых волос. – Не заставляй ходить за тобой, Маккарти. Ты сама не захочешь увидеть меня в тоге.
– Иду, иду, – бормотала Эмпра. Ей не хотелось уходить, но Берг был прав. Здесь рожать нельзя. Происшествие привлечет слишком много внимания.
Сегодня время не на ее стороне.
Большая часть зрителей самозабвенно наблюдала за схваткой и не замечала беременной женщины, с трудом спускавшейся по ступеням трибун. К тому времени, когда она достигла арочного выхода, толпа криками обозначила еще два удачных удара. Даже находясь спиной к арене, Эмпра поняла это по хищным воплям.
Еще один, прощальный взгляд. Она ведь может себе это позволить, не так ли?
Эмпра увидела Гая, своего Гая. Он сражался. Трезубец казался продолжением его руки. Ужасная, трагическая сцена, но даже в ней Гай был прекрасен.
Уже покойник, напомнила себе Эмпра. И не имеет значения, сколько осталось до его смерти, секунда или десятилетие.
Тем не менее отвернуться оказалось не так просто. К тому же секутор, весь в ранах от трезубца, умудрился рассечь сеть Гая и теперь медленно, но неуклонно теснил его в угол.
– Маккарти, док говорит, что твои показатели ни в какие рамки не лезут. Скоро появится ребенок. Может, мне прийти, забрать тебя? – Голос Берга звучал в голове негромко, но настойчиво.
Отступать было некуда. Гай уперся спиной в стену, черные кудри на голове слиплись от пота. Острие меча секутора с каждым шагом все ближе.
Эмпра передумала. Она не сможет на это смотреть.
Никто не должен смотреть на такое.
– Не надо, я иду, иду. – Она отвернулась и, ковыляя, прошла в арку. Боль схватки резанула так, что побелело в глазах. И тут же Эмпру оглушил звериный крик жаждущей крови публики.
Бергстром Хэммонд ждал возле крышки люка. Двигатель МВЦ «Аб этерно» негромко урчал. Медицинские мониторы показывали, что у Эмпры учащаются схватки, и, судя по вскрикам в коммуникаторе, она испытывала невыносимую боль.
– Давай, Маккарти! Шевелись. Ты уже почти пришла! – Берг сам не знал, говорит ли он правду, потому что изображение на экране историка смазалось из-за слез, застилавших глаза Эмпры, а поле, на котором стояла машина времени, ничем не отличалось от остальных окрестных полей. Он застыл, сжимая ручку люка с такой силой что костяшки пальцев побелели, с трудом удерживаясь, чтобы не броситься бежать по Аппиевой дороге как есть, в комбинезоне.
Обошлось. Когда он распахнул крышку люка, Эмпра рухнула в его объятия всем своим весом. Он понес ее в медицинский отсек, чувствуя, как от ее слез намокает одежда на груди. Док уже ждал с закатанными рукавами и медицинскими патчами на изготовку, держа их веером, как колоду карт. Одного такого патча хватало, чтобы снять боль от раны средней тяжести, а Берг насчитал их с десяток. Но после очередного истошного крика Эмпры он подумал, что и десятка может не хватить. Никто не рассчитывал, что Эмпра надумает рожать на борту «Аб этерно».
– Нам нужно вернуть ее обратно в Центральный! Немедленно! – завопил док в сторону отсека управления, где инженер МВЦ проводил последние расчеты перед стартом. – Николас, вытаскивай нас отсюда!
В ответ корабль дрогнул, и двигатели подняли его в хмурое зимнее небо. Эмпра закричала снова. Из-за имплантов связи и коммуникаторов весь экипаж слышал стенания роженицы в усиленном варианте. Берг коснулся ладонью уха и удивился, что на нем не осталось следов крови.
– Дыши глубже! Держись! Всего несколько минут, и мы доставим тебя в настоящую больницу. – Док быстро наклеивал патчи на руки Эмпры; защитные пленки, порхая, падали на пол. Казалось, лекарства не действуют. Берг думал, что сейчас у него лопнут барабанные перепонки; из-за крена корабля он наклонился вперед и двинулся в носовую часть аппарата, где располагался отсек управления. Николас согнулся над панелью приборов.
– Во имя Гадеса! – Из иллюминаторов на Берга смотрело голубое небо, слишком яркое для будущего. – Что мы здесь до сих пор делаем?
– Пытаемся набрать высоту, чтобы избежать неприятностей. – Инженер был совершенно прав. Центральный, город будущего и пункт назначения корабля, столица Центральной Мировой республики, находился на этом самом месте на расстоянии примерно двадцати двух с половиной веков. Если «Аб этерно» не поднимется достаточно высоко, то прыжок во времени закончится тем, что корабль окажется в потоке движения воздушного транспорта. – Доверься мне, я сам хочу попрощаться с этим местом не меньше вас.
Голос Николаса дрожал от нетерпения, которое испытывали все мужчины в экипаже. Провести 364 дня в аппарате с внутренней площадью 65 квадратных метров, наблюдать, как уходит и приходит Эмпра, как у нее растет живот, штудировать номера старых голографических журналов, проводить два часа в день на тренажере для ходьбы – все это неизбежно вело к накоплению усталости и неистовому желанию вырваться из замкнутого пространства. Фактически вид Рима, раскинувшегося сейчас внизу, стал для Берга самым ярким зрелищем за целый год. С высоты открывался замысел строителей города – холмы, увенчанные храмовыми комплексами, Колизей размером с монету… «Аб этерно» завис над городом всего на секунду, чтобы Рим и время, в котором он пребывал, растворились в прошлом. Из 95 года нашей эры они переместились в Решетку. К иллюминатору приникла тьма, бескрайняя и жадная.
Пронзительные крики из лазарета становились все сильнее. Берг хотел сказать инженеру, чтобы тот поторопился, но знал, что это бесполезно. В Решетке времени не существовало. Часы остановились; то, что казалось секундой, могло длиться час, неделю, год, десятилетие. Вместо этого он уперся взглядом в иллюминатор, всей душой желая увидеть столицу мира такой, какой она будет в двадцать четвертом веке. За последние две тысячи лет Рим сильно изменился. Некогда захолустный город-республика стал Главой Мира, центром вселенной, потом – местом паломничества туристов с палками для селфи и, наконец, – Новой Главой Мира. Центр древней цивилизации поднялся на новые, небывалые доселе высоты могущества. Даже планировка города напоминала корону. В Зону 1 входили Колизей, Ватикан, бесчисленные базилики, фонтаны и пьяцца; они сформировали центр, и все сооружения Старого Рима находились под защитой Глобального Закона о сохранении исторического наследия от 2237 года. Вокруг центра располагались районы архитектурного модернизма. Очертания стремившихся ввысь зданий Зоны 2 горели огнями неоновой рекламы – они напоминали зубцы короны; небо усеивали летательные аппараты, снующие между громадами сооружений на различных уровнях. Безусловной достопримечательностью Центрального являлся Новый Форум, небоскреб, спроектированный знаменитым архитектором Бируком Текле. Все 168 этажей здания покрывала облицовка из позолоченного стекла. За золотистыми стенами под руководством двух консулов трудились шестьсот сенаторов, представлявших не менее половины различных регионов Земли.
Из-за смога и мешанины огней миллионы жителей главного города планеты страдали от мигреней, но каждый день случалась пауза, во время которой Центральный преображался. Местные жители, такие как Берг, называли этот промежуток «пламенным часом». Лучи заходящего солнца падали на частицы, загрязняющие воздух под таким углом, что по всему городу разливалось оранжевое сияние, проникающее в самые темные закоулки. Центральный словно превращался в гигантский костер, несравнимый ни с чем в истории. Один мир, один светоч. То был Рим вознесенный, выкованный из мира, а не из войны.
Ничего этого пока не материализовалось из тьмы. Николас продолжал горбиться над своими экранами, набирая вереницы цифр и пытаясь составить из них комбинацию, которая перенесет корабль туда, куда нужно, в 18 апреля 2354 года нашей эры, в 12.01 пополудни. Как раз минуту спустя после их отправления в годичную экспедицию.
Берг присел на свое рабочее место, чтобы отсоединить собственный коммуникатор от импланта Эмпры, но необходимость этого уже отпала. Вместо криков роженицы в корабле раздался отчаянный плач младенца.
Смертельно побледнев, Николас оглянулся на звук.
– Неужели…
Да. Легкие новорожденного сделали первый глоток воздуха. Плач не прекращался, и инженер осенил себя восьмиконечным крестом. Берг и сам ощутил, как кровь отхлынула от лица, когда посмотрел в сторону лазарета, а потом в иллюминатор, в головокружительную тьму Решетки. Путешественник во времени, он привык к искажениям законов природы, когда все идет задом наперед.
Но такое… чтобы ребенок родился вне времени…
Это событие не просто нарушало законы природы.
Оно их подрывало.
Берг отключил запись данных, бросился в медицинский отсек и увидел, что док склонился над лежащей на полу Эмпрой. Ее стола покраснела от крови, она безудержно рыдала и качала ребенка на руках, залепленных патчами. Малыш извивался и ерзал, словно собирался с кем-нибудь подраться. Голову его покрывали длинные кудрявые волосики.
Берг, могучий, как дуб, мужчина, созданный для потасовок в барах или для профессии вышибалы, обладал развитой интуицией. Он давно заметил, что Эмпра в своих наблюдениях уделяет несколько больше внимания гладиатору с такими же темными кудрями. Заметил, что вечерами, за несколько часов до возвращения на борт «Аб этерно», она выключает записывающее устройство и глушит свой микрофон. Берг видел, что глаза Эмпры светятся от любви, как звезды. По отношению к себе такой любви он не дождался. И док с Николасом не дождались. И ее бывший жених, Марин.
Историк был достаточно наблюдателен, чтобы подметить все эти детали, и сообразителен, чтобы сделать выводы. Как и все зарегистрированные члены Центрального Корпуса путешественников во времени, он знал Устав и мог прочитать его наизусть от начала до конца и наоборот. Что касается отца этого малыша, то Эмпра вышла далеко за пределы своих полномочий, и если власти Центрального разберутся в ситуации, то последствий не избежать. Самых жестких. И коснутся они как матери, так и ребенка.
Глянув вниз, на младенца, такого трогательно маленького и хрупкого на руках Эмпры, Берг поклялся себе, что никому ничего не расскажет. Встретившись взглядом с глазами малыша, он отступил на шаг и мысленно занялся подсчетами. Чтобы секрет Эмпры остался секретом, придется пойти на подкуп. Если собрать достаточно кредитов для нужных людей из лаборатории, ДНК-тесты ребенка будут сфальсифицированы. Сенаторы постоянно этим занимаются, прикрывая тех, кто не желает признавать отцовство.
Но у сенаторов карманы гораздо глубже, чем у Берга. Во времени он путешествовал не ради наживы, никто не занимается этим из-за денег. Львиная доля наличных средств Корпуса шла на техническое обеспечение: топливные стержни, обслуживание машин времени и серверов, на которых размещается информация, собранная рекордерами в разных отрезках времени.
Сколько понадобится кредитов на взятку сотрудникам лабораторий? Тысяча? Пять тысяч? Возможно, даже больше, чтобы скрыть такой проступок…
– Хочешь подержать? – подала голос Эмпра.
Берг кивнул. Разве он мог сказать «нет»? Ребенок поджал ножки, когда его передавали с рук на руки; Берг положил его головку на сгиб локтя и почувствовал, как щекочутся волосики малыша. В этот момент он окончательно решил утаить правду обо всем случившемся. Что такое деньги, когда речь идет о жизни? Какая бы сумма ни потребовалась, чтобы ребенок жил, он ее заплатит. Чтобы скрыть факт рождения малыша вне времени, они с Эмпрой могли сделать очень немногое. А дальше оставалось только надеяться, что эта аномалия как-нибудь сама себя урегулирует.
Баюкая возле самого сердца мальчика, которого не должно было быть, Берг ждал, когда корабль выйдет из вечности и совершит посадку.
