Текст книги "Гримпоу и перстень тамплиера"

Автор книги: Рафаэль Абалос

Постоялый двор хромого Хунна

Хромой Хунн уже давно спал, но его разбудил громкий стук в ворота постоялого двора. Он встал, зажег свечу, надел башмаки с каблуками разной высоты и открыл окно, чтобы посмотреть, кто нарушил его покой в столь поздний час. Он свесился наружу рядом с тем местом, где висела медная табличка с изображением головы зеленого дракона, и выглянул на улицу. Было совсем темно, он различил лишь силуэты троих верховых.

Гримпоу собирался было сказать, что их прислал брат Уберто Александрийский, но Сальетти заговорил первым.

– Что, уже и друзей не узнаешь, Хунн? – спросил он, когда голова хозяина постоялого двора высунулась из окна.

– Сальетти, ты? – проговорил Хунн недоверчиво и обрадованно.

Гримпоу в очередной раз поразился широте круга знакомств Сальетти, но на сей раз уже не усомнился в намерениях своего друга.

– А кто еще мог тебя потревожить в такое время? Давай открывай, рыцарь провел в пути весь день и не знает, где переночевать, да и денег у него нет, чтобы позволить себе более достойный приют. – Сальетти криво усмехнулся.

– Подожди, друг, сейчас открою.

Хунн затворил окно и поспешил вниз настолько быстро, насколько позволяла хромота. Он спустился во дворик рядом с погребом, в котором лежали дубовые бочки с такими запасами вина, что можно было несколько лет не думать об их пополнении, отодвинул засов и распахнул ворота.

– Заходите, покуда постояльцы не проснулись и не принялись ворчать.

Сальетти спешился, завел коня на двор и помог Хунну закрыть ворота. Затем они обнялись, и Сальетти сказал:

– Пойдем, познакомлю тебя со своими спутниками.

– Да, я заметил, что ты не один, – откликнулся Хунн, еле поспевая за резвым Сальетти.

Гримпоу и Вейнель тоже спешились и ждали, пока Сальетти их представит, а Хунн улыбался нежданным гостям. Он сердечно поприветствовал молодых людей и сказал:

– Пошли, выпьем вина, и вы расскажете, чему я обязан вашему появлению. Я приготовлю что-нибудь поесть, вы ведь наверняка голодны. Дурной тон ложиться спать под бурчание пустого живота, – добавил он с усмешкой.

В зале пахло чем-то вроде перебродившего виноградного сока, к которому добавили ячменя. Хунн поставил свечу на покрытый толстым слоем грязи стол и предложил гостям садиться, затем взял несколько кувшинов, наполнил вином и передал Сальетти, а сам отправился на кухню и через некоторое время вернулся с подносом, на котором лежала головка сыра и большие куски ржаного хлеба.

– Теперь рассказывай, Сальетти!

Сальетти отломил хлеба и сыра и принялся объяснять.

– Для начала хочу передать тебе привет от брата Уберто Александрийского, – сказал он.

– Это он посоветовал навестить вас, – прибавил Гримпоу, желая как можно скорее выяснить, что же связывает Сальетти с хозяином постоялого двора.

На лице Хунна промелькнула улыбка, он явно вспомнил былые времена.

– Старик Уберто еще жив! Я его не видел лет двадцать. Где он сейчас?

– В аббатстве Бринкдум, – ответил Сальетти без лишних подробностей, умолчав о беспамятстве и слепоте монаха.

– А твой отец? Как поживает неутомимый Джакопо де Эсталья? – полюбопытствовал Хунн.

– Умер прошлой зимой, – ответил Сальетти. – Если не возражаешь, об этом поговорим в другой раз.

– Я сожалею, на самом деле очень сожалею. И не обижаюсь, что ты не хочешь говорить об этом, – огорченно сказал Хунн. – До сих пор помню, как он подарил мне сапоги, вроде этих, – он выставил из-под стола свою увечную ногу, – с деревянным каблуком, чтобы я не так хромал. Таких людей, как твой отец, редко встретишь. Но что вас привело в Страсбург?

Гримпоу и Вейнель притихли, закусывая хлебом и сыром и запивая их вином.

– Нам нужно, чтобы ты приютил нас на твоем постоялом дворе и помог найти человека по имени Аидор Бильбикум, – сказал Сальетти.

– Аидор Бильбикум? – повторил Хунн. – Я никогда не слышал этого имени.

– Мы предполагаем, что он входил в состав тайного общества под названием Уроборос, – сказал Гримпоу.

– Это будет сложно, – прошептал Хунн, почесав голову. – В Страсбурге полным-полно гильдий ремесленников и торговцев, которые собираются втайне, чтобы обсудить свои дела, особенно с тех пор, как начали строить новый собор. Кроме того, у нас тут есть ювелиры, литейщики, алхимики, маги и чернокнижники, а с некоторых пор и тамплиеры. Никто из них не хочет раскрывать имена своих собратьев. Многие члены тайных обществ используют вымышленные имена.

– Мы знаем, что найти его непросто, но ты должен знать кое-что еще. Аидор Бильбикум умер, около двух веков назад, так мы полагаем, – сказал Сальетти.

– Ну, тогда его можно найти только на кладбище! – рассмеялся Хунн, и его слова заставили снисходительно улыбнуться Вейнель.

– Мы подумали, что если сами начнем о нем спрашивать, кто-нибудь может проявить ненужное любопытство, – прибавил Гримпоу.

– Кроме того, должен предупредить тебя, что нас преследуют солдаты барона Фигельтаха де Вокко, – сказал Сальетти. – Возможно, наше пребывание здесь может доставить неприятности.

Хунн поерзал на скамье, прикрыл свои крошечные глазки.

– Ты же знаешь, я готов на все ради тебя и твоего отца, – сказал он, выставляя на стол свежий кувшин вина.

– Я знаю, Хунн, знаю. В любом случае, вероятнее всего, наши преследователи полагают, что мы спрятались в замках Круга, ведь они думают, что мы тамплиеры.

– Ты тамплиер? – с недоверием спросил Хунн.

– По крайней мере, так считает инквизитор Гостель, которого мы встретили в крепости барона де Вокко во время весеннего турнира замков Эльзаса, – пояснил Гримпоу.

Сальетти поведал Хунну об их путешествии, с того дня, как они пришли в замок барона де Вокко, чтобы спасти из плена Вейнель.

– Если барона смертельно ранили, это могли сделать только тамплиеры, желая отомстить за то, что он вместе с королем Франции намеревался захватить замки Круга, – проговорил Хунн.

– В этом я даже не сомневаюсь, поскольку перья на стрелах были бело-черными, как цвета на штандарте ордена Храма, – отозвался Сальетти.

– Точно, – согласился Хунн. – Оставим все до завтра, пока ничто не угрожает нашему сну. Вы устали, да и поздно уже. Идите за мной, я отведу вас в ваши комнаты.

Хунн снова взял со стола свечу и проводил гостей по короткому коридору до темной лестницы, которая вела к жилым комнатам. Огарком, что был у него в руке, Хунн начал зажигать маленькие свечки под потолком, и из сумрака проступил просторный коридор со множеством дверей по обе стороны.

– Я дам тебе ту же комнату, в которой всегда останавливался твой отец, когда приезжал в Страсбург. Возможно, ты сам ее вспомнишь, хотя вряд ли, уж слишком ты в молодости был шебутной, чтобы запоминать подобное. Ему она нравилась, потому что из окна видна река и три башни моста, а когда встает солнце, его лучи падают прямо на постель.

Хунн вручил каждому зажженную свечу, затем попрощался, пожелал хорошего сна, после чего вернулся к себе в спальню, улегся и почти сразу уснул.

А вот поздним гостям не спалось. Гримпоу задул свечу и лежал с открытыми глазами, размышляя о своей судьбе. Итак, он добрался до Страсбурга. Наступила новая пора его жизни. Многое осталось позади: хижина в горах, Дурлиб, аббатство Бринкдум, монахи, долгие часы занятий в библиотеке, ночное созерцание неба вместе с братом Ринальдо, обеды услужливого и трусливого брата Бразгдо, алхимические опыты брата Асбена и таинственные слова слепого столетнего старца Уберто Александрийского. Гримпоу на мгновение представил себе, что бы стало с ним, продолжай он блуждать по дорогам с Дурлибом или останься в аббатстве и прими обет. Всего за несколько месяцев он понял, что бытие, как и сама природа, полно контрастов, чередующихся, повторяющихся, образующих в итоге магический круг, который едва ли можно объяснить. Юноша не сомневался, что ему предстоит еще многое узнать и раскрыть много тайн, чтобы найти и постичь секрет мудрецов. Чудесный камень, оказавшийся в его руках, все изменил, и Гримпоу чувствовал с камнем столь тесную связь, словно тот стал частью его тела.

Сальетти тоже не спал. Рыцарю виделись кровавые поля сражений, страдания и любовь. Он боялся печального будущего, которое могло ожидать их в замках Каменного Круга, а еще отчетливо слышал через тонкую стену, в нескольких шагах от себя, неспокойное дыхание Вейнель, нетерпеливо ожидавшей обещанной и желанной встречи. Девушка же закрыла глаза и предавалась воспоминания о недавнем прошлом и об отце. Однако в ее груди трепетала надежда благодаря вновь обретенной свободе и встрече с Сальетти, который, как ей показалось, влюбился в нее с первого взгляда. И тут Вейнель услышала, как открывается дверь комнаты и как Сальетти зовет ее по имени, чтобы она не испугалась, и поняла, что этой безлунной ночью их обнаженные тела сольются на ложе среди бесконечных ласк и поцелуев.

На следующее утро Хромой Хунн принес новости, такие же свежие, как форель и хлеб, которые он подал к завтраку. Они спустились в зал, еще не проснувшись до конца, и хозяин постоялого двора сказал:

– В Страсбурге новости разносятся быстро.

– И какую новость ты нам принес? – спросил Сальетти.

– В городе только и говорят, что о стреле, ранившей барона.

– Он жив? – спросила Вейнель, надеявшаяся, что барон де Вокко не умер, несмотря на то что он заточил ее в замке: ведь именно барон спас ее от палачей инквизитора Гостеля.

– Ему повезло, стрела угодила в грудь, ниже левого плеча, но сердце не задела. Он тяжело ранен и проклинает итальянского рыцаря, победившего на турнире и укравшего у него возлюбленную. Говорят, хуглары уже складывают романсеро об этом событии, чтобы распевать по деревням и рынкам.

Гримпоу и Вейнель дружно посмотрели на Сальетти, который, по их мнению, вовсе не годился в герои-любовники, о каких поют хуглары.

– Известно, кто стрелял в барона? – спросил Гримпоу, которому этот вопрос не давал покоя, словно жужжание надоедливого шмеля.

– Нет, но все уверены, что это был рыцарь-тамплиер, одетый как деревенский житель, который спрятался на одной из башен крепости. Полагают, что он напал на одного из лучников барона, переоделся в его одежду и встал у зубца стены, прямо напротив помоста.

– Его видели? – не отставал Гримпоу.

Хунн пожевал губу.

– Вроде нет. Думаю, он давным-давно сбежал и укрылся в замках Круга.

– Я знаю, кто пустил стрелу, ранившую барона де Вокко, – сказал Сальетти, и все удивленно воззрились на него.

– Ты видел, как кто-то стрелял? – спросил Хунн.

– Нет, но я говорил с этим человеком по дороге к замку барона, когда мы обогнали несколько кортежей знати.

– Рыцарь Радогиль де Курнильдон?! – догадался Гримпоу.

– Да. Он сообщил мне, что папа Климент отравлен, что король Франции боится, как бы не сбылось проклятие великого мастера храмовников, брошенное на костре за мгновение до смерти в языках пламени. Де Курнильдон сказал мне, что идет в крепость, чтобы исполнить некую миссию. Наверняка не случайно его оруженосец нес на спине большой лук, а у седла висел колчан, полный стрел с черно-белыми перьями. Вероятно, они задумали убить короля Филиппа во время турнира, а когда тот вернулся в Париж, решили покончить с его союзником де Вокко, чтобы не возвращаться с пустыми руками.

– До Страсбурга тоже дошли слухи об этом проклятии и новость о смерти папы. Я не удивлюсь, если очень скоро поползут всякие нелепые слухи, – сказал Хунн.

– Кроме того, этот рыцарь сказал, что ему знаком герб на твоем щите, помнишь? – добавил Гримпоу.

– Да, это так, – подтвердил Сальетти.

Хунн почесал бороду.

– Тамплиеры всегда хорошо разбирались в алхимических символах. Если этот рыцарь – тамплиер, он должен был знать, что солнце на твоем гербе олицетворяет золото, а луна – серебро. Вполне возможно, он был знаком с твоим отцом или дедом, так как у ордена Храма были союзники по всему миру. Поэтому маловероятно, что с ними удалось покончить.

– А что говорят в городе о войне? – спросила Вейнель.

– Из-за своего ранения барон де Вокко вчера приказал Вальдигору Ростволю возглавить войско и наутро отправиться к северной границе, где их уже ждут силы короля Франции. Они намерены напасть на замки Круга сегодня ночью.

– Больше пяти тысяч солдат и сотни рыцарей жаждут стереть с лица земли замки Круга, чтобы завладеть их сокровищами и тайнами, как поступил король Франции в Париже, – процедил Сальетти.

– Если де Вокко и король Франции хотят занять крепость герцога Гульфа Остембергского, для начала им придется справиться с рыцарями замков Круга, а это будет нелегко.

Все замолчали, будто задумавшись о тревожном будущем.

– Значит, война уже началась, – пробормотал Гримпоу.

– Боюсь, что да, и мы мало чем можем помочь, – ответил Хунн.

Сальетти поднялся.

– Займемся тем, ради чего мы приехали. Нам нужно найти того, кого нет, и услышать голос теней, – повторил он слова Гуриельфа Лабокса, отца Вейнель, из записки в приходской книге церкви Корниля.

– Я смотрю, твой слог такой же витиеватый, как и у твоего покойного отца, – усмехнулся Хунн.

Они посчитали опасным вместе выходить на оживленные улицы Страсбурга, ведь, по словам Хунна, все в городе знали, что барон де Вокко разыскивает троих людей – прекрасную даму, итальянского рыцаря и его юного оруженосца, которые сбежали из замка после того, как тамплиеры попытались убить барона. Решили разделиться, чтобы обследовать весь город и не привлечь к себе внимания. Сальетти и Вейнель отправились в кварталы ремесленников и торговцев, а Гримпоу с Хунном поручили обойти площади и наведаться на строительство нового собора, потолковать с каменотесами, а также навестить алхимиков, которых знал Хунн.

Голос теней

Страсбург все еще сохранял былое величие, несмотря на опустошившие его недавно грабежи и пожары, вызванные распрями за наследство и земли. Казалось, город вознесся из густого тумана, по зиме устилавшего реку, на которой он стоял; берега реки усеивали деревянные дома с черепичными крышами, подступавшие к крепостным стенам, которые венчали три колоссальных башни, вздымавшиеся над Рейном. Через реку и каналы было перекинуто множество мостов. По ним переправлялись изо дня в день пешие и конные, а также повозки, прибывавшие в город из отдаленных деревень с товарами на продажу.

За два дня Сальетти и Вейнель обошли весь город с севера на юг и с запада на восток, забредая в кварталы, где проживали кожевники, ювелиры, писцы, кузнецы, ткачи, плотники и сапожники. И едва ли не у всех подряд спрашивали, знаком ли им Аидор Бильбикум, но ответом им были недоверчивые взгляды, недоуменные пожатия плечами и даже откровенная грубость. Казалось, это имя внушало горожанам ужас – или они попросту не желали, чтобы соседи заметили, как они беседуют с чужестранцами.

Хунну и Гримпоу тоже не удалось ничего выяснить о человеке, которого они искали.

– Если вы говорите, что никакого Аидора Бильбикума нет, я не понимаю, как можно его искать. Да был ли он вообще, а? – спросил Хунн у Гримпоу, устало вздыхая после беседы с аптекарем, дом которого стоял на углу соборной площади, а в лавке на первом этаже пахло серой и жженым оловом, травами, пряностями, мазями и микстурами, словно в лаборатории аббатства, где ставил алхимические опыты брат Асбен.

Гримпоу не сомневался, что этот аптекарь тоже алхимик и, скорее всего, может дать какую-нибудь подсказку по поводу Аидора Бильбикума, а значит, они наконец услышат голос теней, о котором говорилось в записке Гуриельфа Лабокса, оставленной для Сальетти в церкви Корниля. Но аптекарь притворился, что ничего не знает, вдобавок до смерти перепугался, приняв Хунна за шпиона инквизиции, несмотря на то что они были давным-давно знакомы.

– Если никто ничего не знает, мы никогда не найдем того, что нам нужно, – сказал Гримпоу.

– А что вы ищете, кроме этого старика? – спросил Хунн, хмуря брови.

– Мудрость, Хунн, мудрость, – ответил Гримпоу, восхищенно разглядывая великолепный страсбургский собор, под сводами которого трудились сотни рабочих, подмастерьев и мастеров, завершая розетку на фасаде.

Гримпоу благодаря занятиям в библиотеке аббатства знал, что для возведения столь величественного и прекрасного собора нужно освоить искусство выведения и соблюдения пропорций, основы которого сообщество каменотесов и зодчих держало в самом строгом секрете, и лишь немногие посвященные сумели постичь это искусство. Глядя на могучие статуи у входа в собор, юноша вдруг подумал, что, возможно, из мрака, царившего внутри каменных стен, он услышит голос теней.

На площади перед собором они переговорили с несколькими мастерами, обтесывавшими огромные каменные глыбы с высоких лесов, с которых свисали во множестве шкивы и веревки, предназначенные для подъема обработанных фрагментов. Никто из мастеров никогда не слышал имени Аидора Бильбикума, однако Гримпоу бросилось в глаза, что каждый каменщик вырезает на камне какие-то знаки, вроде личных меток, и что эти знаки подозрительно схожи с буквами послания, которое имел при себе отец Сальетти. Быть может, шифр, которым пользовались мудрецы общества Уроборос, составлен на основе этих вот знаков, каждый из них соответствует определенной букве? «Если так, значит, мудрецы Уробороса тесно связаны с мастерами-каменщиками», – заключил Гримпоу, но с Хунном догадкой делиться не стал.

Кроме того, они сходили в квартал, где крутились колеса бесчисленных водяных мельниц, но и там ничего не выяснили. Аидор Бильбикум – да жил ли когда-либо такой человек?

На пути к постоялому двору, где договорились встретиться с Вейнель и Сальетти, у широкого канала они столкнулись с похоронной процессией. Свет факелов выхватил из сумерек ветхие дроги, за которыми люди в масках несли скелет, обернутый в черный саван. Приглушенно рокотали барабаны, а толпа размахивала руками, кривлялась и истошно вопила.

– Они празднуют Ночь колдовства, идут хоронить труп зимы и приветствовать весну, – пояснил Хунн, замедляя шаг и вглядываясь в маски.

Гримпоу засмотрелся на акробатов, что играли с огненными шарами на длинных цепях, и даже не заметил, как отстал от Хунна. А когда сообразил, что остался в одиночестве, то завертел головой, приподнялся на мысках, высматривая хозяина постоялого двора, но того нигде не было видно.

И тут Гримпоу заметил юную особу, приближавшуюся к нему. Голову девушки покрывала черная накидка, взгляд был настороженным, под глазами темнели синяки.

– Подойди, юноша, и дай прочитать твое будущее по руке, ибо ведомо мне, что тебя задет, – проговорила девушка, и ее томный голосок зачаровал Гримпоу.

Юноша послушно протянул руку. Он не мог объяснить, чем его привлек этот голос; он словно услышал пение сирен, о которых рассказывал брат Ринальдо Метц в аббатстве Бринкдум. Вдруг вспомнилось, как Сальетти со смехом рассказывал о своих предсказаниях барону де Вокко. Так или иначе, юноша позволил себе соблазниться нелепой идеей – познать будущее, незримо начертанное в линиях руки. Что-то внутри побуждало Гримпоу сопротивляться, но от нежного прикосновения пальцев девушки по коже побежали мурашки, пробуждая незнакомые доселе мечты и желания, и он замер, не в силах сдвинуться с места.

– У тебя руки принца, – прошептала девушка, – но ты не знатного происхождения.

– Я пришел с пастухами, – соврал Гримпоу, покоренный пронзительным взглядом черных глаз.

– Ты пришел издалека. От тебя пахнет травами и полевыми цветами, дымом и костром. – Девушка глубоко вдохнула, будто пытаясь определить по запаху, откуда он пришел.

Гримпоу молча разглядывал предсказательницу, а та пристально изучала линии его ладони.

– Еще я вижу былые печали, боль утраты и горький плач.

Девушка с нежностью провела указательным пальцем по руке Гримпоу. Юноше подумалось о любовных ласках, о которых столько говорил Побе де Ланфорг и которые ему так хотелось познать.

– Моя мать умерла очень давно, – снова соврал Гримпоу, чувствуя, его пробирает дрожь.

– Однако ты не одинок. Те, кто идет с тобой, защищают тебя и скользят по твоей жизни, будто узелок по веревке.

– Я не понимаю, – признался Гримпоу.

– За тобою присматривают, но помочь готовы не всегда, – объяснила девушка, помолчала, зажмурившись, словно заглядывая за пределы яви, и наконец произнесла: – Ты устал от вопросов, на которые нет ответа, и надеешься постичь истину через созерцание.

С каждым мгновением лицо девушки становилось все резче и словно темнее.

– Кто вы? Чего вы хотите от меня? – растерянно пробормотал Гримпоу.

Несмотря на рокот барабанов, юноше почудилось, что город затих и слышен лишь голос юной незнакомки. Даже гам толпы с факелами и в масках диковинным образом отдалился, как будто все это был мираж. Он видел судорожные движения и кривляния, дерганье рук в свете факелов, однако не слышал ничего, кроме опьяняющего шепота девушки.

– Иди в собор и постучись три раза в дверь справа, где стоят статуи мудрых дев, – сказала та, не отпуская его руки. – Человек, которого ты ищешь, хочет с тобою поговорить. Приходи один, иначе никогда его не увидишь. – Она провела рукой по ладони Гримпоу, будто подарив последнюю ласку, и растворилась в беснующейся толпе.

С моста был виден силуэт страсбургского собора, слабо освещенного лунным светом. Юноша вновь попытался высмотреть Хунна, но окружавшая толпа представляла собой плотную массу безликих тел, обезумевших от демонического обряда, устроенного с позволения епископа ради успокоения грешных душ.

Гримпоу, расталкивая встречных плечами, выбрался из толпы и направился безлюдными и темными улицами к собору, размышляя о том, не расставили ли ему ловушку, чтобы завладеть камнем. Искать Аидора Бильбикума по всему городу казалось единственной возможностью найти того, кого уже нет, но, возможно, тем самым они невольно выдали, что камень у них и что они ищут секрет мудрецов. А если, как говорил Хунн, в Страсбурге полным-полно тайных обществ, любой мог догадаться об их уловке и попытаться завладеть камнем. Плутов везде хватает, и, быть может, у кого-нибудь хватило ума устроить засаду, он придет в собор, а его схватят и начнут выпытывать все, что он знает о камне и о секрете мудрецов.

Предаваясь раздумьям, Гримпоу дошел до собора. По углам площади горело несколько факелов. Юноша увидел статуи трех женщин рядом с неким мужчиной. Должно быть, те самые мудрые девы, о которых говорила незнакомка. Он подошел к двери, сильно постучал три раза, в такт бешено колотящемуся сердцу. Гримпоу не знал, что ждет его в церкви, но отступить уже не мог. Уйди он сейчас, возможность услышать голос теней может больше и не выпасть, а поиск секрета мудрецов останется незавершенным.

Дверь открылась со скрипом, но никто не вышел навстречу. Гримпоу подождал какое-то время, всматриваясь во мрак, и вдруг различил тусклый огонек в глубине собора. Он шагнул вперед, хотя колени подгибались от страха. Надо было предупредить Сальетти, подумал он, пусть предсказательница и говорила, что его ждут одного.

Слабое пламя церковной свечи освещало центральный неф. Гримпоу приблизился к источнику света, его лицо проступило из мрака, и тогда он услышал голос, исходивший из темноты.

– Кого ты ищешь?

Гримпоу, довольный тем, что услышал голос теней, огляделся, тщетно пытаясь понять, откуда исходит голос.

– Аидора Бильбикума, – просто ответил он.

Голос откликнулся, будто эхо:

– Аидора Бильбикума? Его больше нет, он умер много веков назад.

– Я знаю, – согласился Гримпоу.

– Я думал, придет Джакопо де Эсталья.

– Джакопо де Эсталья замерз зимой в горах близ аббатства Бринкдум, – смиренно ответил Гримпоу.

Настало молчание, и юноша воспользовался этим, чтобы задать свой вопрос.

– Что за девушка велела мне сюда прийти?

– Просто девушка, переодетая ведьмой, чтобы остаться незамеченной в Ночь колдовства, – ответил голос и тут же спросил: – Зачем тебе нужен Аидор Бильбикум?

– У меня для него послание.

– Можешь передать мне.

– На небе есть свет и тьма.

– Ты был в Долине солнца?

– Да, в крипте церкви Корниля.

– Как тебе это удалось?

– Я провел ключом по надписи и по знаку.

– И что случилось?

– Открылся склеп без тела.

Гримпоу понимал, что голос, который с ним говорит, принадлежит человеку, никак не призраку, но ему почему-то хотелось как можно скорее выйти из мрачного собора.

– Камень у тебя с собой? – спросил голос.

– Да, – ответил Гримпоу без раздумий. – Хотите его забрать?

– Нет, камень выбрал тебя, – ответил голос.

– И что я должен делать?

– Истолковывать секретные знаки, как и прежде. За этой свечой ты найдешь полный текст той страницы, которой не хватало в манускрипте Аидора Бильбикума.

– Откуда он взялся?

– Я нашел его в мастерской одного местного жителя, очень-очень давно.

– Гуриельф Лабокс тоже умер, – сказал Гримпоу.

– Значит, только мы двое живы, – ответил голос из мрака. – Поэтому ты должен найти секрет мудрецов и сделать так, чтобы он стал доступен другим, чтобы человечество познало свет мудрости, а не прозябало во мраке суеверий и невежества.

Гримпоу подошел к подсвечнику, на котором стояла большая свеча, и нашел за ним, на каменном полу собора, лист пергамента. Он поднес лист к свету и прочитал:

 
Ты за знаками последуй,
Отыщи укромный угол,
В коем жизнь и смерть едины.
Дар бессмертия обретши,
Ты Незримый Путь увидишь.
К острову Жирап дорога,
Где несметно чудищ разных.
Ты найди в ногах у беса
Откровенье слов последних.
Дальше ты пройди колонны,
В лабиринт вступи и семя
Посади, и пред глазами
Прорастет цветок прекрасный.
 

– Это очередное зашифрованное послание! – воскликнул Гримпоу, но голос теней ничего не ответил.