Текст книги ""Белые линии""

Автор книги: Р. Шулиг

Соавторы: Иржи Прохазка
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

– Чего же вы тогда от меня хотите?

– Он вам звонил?

– Да... сегодня во второй половине дня...

– Что он хотел?

– Видеть меня... Сказал, что подождет меня вечером у дома.

– А вы?

– Я согласилась, разумеется... Пригласила его...

– И что будете делать теперь?

– Не знаю... Мне, наверное, домой идти нельзя... Посоветуйте, как быть...

– Во Франкфурте вы ни у кого не спрашивали совета...

Ганка вдруг сразу превратилась в обыкновенную несчастную девушку.

– Вот такая я доверчивая... Я на самом деле ни в чем не виновата, товарищ надпоручик, поверьте мне... – Затем попросила умоляюще: – Помогите мне как-нибудь... Мой отец очень меня любит... Но он, наверное, меня убьет, если узнает, в какую историю я влипла...

– Да, – согласился Земан, – ваш отец – человек серьезный... Член партии. И ваша мать тоже.

– Вы знаете это?

– Мы все о вас узнали, прежде чем мне прийти сюда, И поэтому я так откровенно говорю с вами.

На лице Ганки отразился испуг.

– Вы уже сказали об этом моим?

– Нет. Мы так не делаем, – улыбнулся Земан.

– Спасибо! – обрадовалась девушка. – А что будет со мной?

– Ничего. Разве что... Вы не хотели бы нам немного помочь?

– Неужели вы мне... после всего этого... еще верите?

Вместо ответа Земан снова спросил:

– Так что? Хотите?

– Хочу!

Земан вынул из кармана блокнот, вырвал из него лист, написал на нем несколько цифр:

– Когда он снова вам позвонит, сообщите мне. Это номер моего телефона. И каждое утро будем встречаться в этом кафе, чтобы я был уверен, что с вами все в порядке. Согласны?

– Да... конечно... – тихим голосом ответила ему Ганка. Тигрица превратилась в обыкновенную ласковую домашнюю кошку.

Земан встал, кивком подозвал официанта, чтобы расплатиться, и добавил с улыбкой:

– А теперь спокойно идите домой и ничего не бойтесь. За вашей квартирой мы с самого начала установили наблюдение.

Она открыла дверь, боязливо вошла в дом, даже не догадываясь о том, что Земан все это время следовал за ней. Постояв на мокрой брусчатке безлюдной ночной улицы, он направился вдоль ряда припаркованных машин. У одной из них он остановился, попробовал открыть дверцу и, когда та подалась, быстро забрался в кабину.

В машине было темно, немного света проникало от уличного фонаря. Время от времени при затяжках разгорались огоньки сигарет Ирки Градеца и двух его помощников из госбезопасности. Земан тихо спросил:

– Так что?

– Ничего, – пожал плечами Градец. – Она пришла одна. Благе можно позавидовать. Не часто встретишь таких красавиц.

– Это точно. Я с ней только что разговаривал, – похвастался Земан.

– Вот прохвост, всегда тебе везет больше других, – отвел душу Градец.

– Но теперь этого не скажешь, – засмеялся Земан.

– Почему?

– Она сейчас в теплой квартире, а мы с тобой мерзнем на улице. И его все нет.

– Иными словами, нам не остается ничего другого, как ждать, ждать и ждать, что, по утверждению классика Калины, является основой всякой успешной операции!

Они тихо рассмеялись.

– Только бы не напрасными оказались наши ожидания! Вдруг Блага изменит план и не придет? – Земан умышленно подбивал Градеца на рассуждения.

Тот сначала онемел, услышав это, а потом сказал:

– Не пугай.

Однако Земан тут же успокоил и его и самого себя:

– К счастью, идти куда-то еще он просто не может. Показаться в гостинице он не отважится, спать на вокзале наверняка боится, никого другого у него в Праге нет, а ночи теперь холодные. Рано или поздно он все равно здесь появится. Так что главное сейчас, Ирка, терпение. Дождемся. Дай мне сигарету.

6

Человек, принесший Земану и его коллегам столько забот и волнений, тем временем шел пошатываясь по Карлову мосту к Мала-Стране. В будке для строителей, куда его послал Хэкл, Блага выдержал от силы два часа. В будке было холодно, он мерз даже под двумя одеялами, хотя жар в теле повышалея. Благу затрясло как в лихорадке. Это заставило его отправиться в отчаянное, рискованное путешествие по ночной ноябрьской Праге.

Ночь стояла ненастная, шел мелкий холодный дождь, мостовая поблескивала серебристыми и золотистыми отсветами в тех местах, где темнота граничила с освещенными участками под фонарями. Внизу, в черной пропасти, с ленивым шумом перекатывалась река. Блага тащился из последних сил.

У одной из скульптур на мосту он остановился, чтобы немного прийти в себя. Он хрипло дышал, ловя воспаленными губами холодные капли. Заметив, что на него с отвращением, как на пьяницу, смотрит случайный прохожий, Блага оторвался от перил и, сжав зубы, упорно побрел дальше.

Наконец он дошел до узкой улочки на Мала-Стране, что проходит рядом с мостом. Он прислонился спиной к воротам старого дома и, невидимый в их тени, стал ждать. Ему повезло – через короткое время на улице раздался звонкий перестук женских каблуков. Он еще не видел лица этой женщины, но уже с облегчением чувствовал, что это идет она, Джейн, стройная, в нейлоновом плаще, который он купил ей во Франкфурте. Женщина приближалась к нему по мокрой безлюдной улице. И только когда она остановилась у ворот и полезла в сумочку за ключом, Блага подступил к ней и хрипло проговорил:

– Джейн...

Женщина испуганно оглянулась – вместо очаровательной манекенщицы перед Благой стояла строгого вида суховатая дама в очках, серая, невыразительная, некрасивая. Она попыталась скрыть свой испуг перед неожиданно оказавшимся здесь ночью неизвестным человеком, показать незнакомцу, что не боится его, но это ей не удалось. Заикаясь от страха, она спросила:

– Вы, видимо, ищете... Ганку Бизову?

– Да... Извините...

– Вы ее... приятель?

Блага понимал, что ему лучше закончить этот бессмысленный разговор и уйти, но вместо этого он принялся устало объяснять ей:

– Родственник... Я приехал к ней из Моравии... Знаете, я в ужасном положении. Она обещала помочь мне хотя бы в первое время...

Женщина презрительно усмехнулась:

– Вот как? Помочь?.. И вы ей поверили? Знаете, сколько у нее таких было?!

Она повернулась к двери, вытащив наконец из сумочки ключ. У Благи появилась искорка надежды.

– Пустите меня хотя бы в дом, – попросил он. – Я уже долго здесь жду и весь окоченел. Думаете, она скоро придет?

Но женщина отрывисто бросила:

– Нет! Она здесь уже не живет. Переселилась.

Это было для него ударом. Он хорошо понимал, что вряд ли сможет вернуться к строительной будке, куда направил его Хэкл. Вконец расстроенный, он спросил:

– Куда?

Женщина уже открывала дверь дома.

– Не знаю, – ответила она. – Наше расставание дружеским не назовешь. Мне нет до нее никакого дела.

– Это плохо... – со стоном произнес Блага.

– Почему?

Блага лихорадочно придумывал, что бы сказать, во сегодня это получалось у него с трудом.

– Меня бросила жена... Привела другого... Домой я уже вернуться не могу... Я думал, что здесь начну новую жизнь... Джейн была моей единственной надеждой... Теперь мне некуда идти... А сейчас ночь...

Однако женщину нисколько не тронуло его жалобное признание. Она холодно сказала:

– Сожалею, но вам не стоило попадаться ей так глупо на удочку. Спокойной ночи!

– Прощайте, – сказал Блага и уже хотел уйти, но стоило ему оттолкнуться от ворот, на которые он опирался, как у него подкосились ноги, в, если бы не женщина, он бы упал на мостовую. Она успела подхватить его под руки, испуганно вскрикнула:

– Что с вами?

Врач, которого вызвала Иржина Кралова – так звали ту одинокую женщину, – произнес с озабоченным видом:

– Острое воспаление легких.

Блага лежал на диване в уютно обставленной комнате двухкомнатной квартирки в мансарде старого дома на Мала-Стране, сипло дышал и, видимо, почти ничего не воспринимал из того, что происходило вокруг него. Доктор сел к столу, вытащил бланки рецептов:

– У него высокая температура... Я вам выпишу для него пенициллин в таблетках, это быстро собьет температуру. У вас есть его паспорт?

Иржина подала ему паспорт Благи:

– Вот он... Лежал в кармане его пальто.

– Павел Кулганек, бухгалтер, – проговорил доктор, вписывая в рецепт имя больного и другие сведения. – Смотрите-ка, он издалека, из Моравии... Это ваш родственник? Что вы с ним будете делать?

– Нет. Я его совершенно не знаю. А что?

– В таком состоянии его нельзя выпускать на улицу.

Иржина Кралова задумалась на мгновение, потом решительно произнесла:

– Оставлю его здесь до утра. Паспорт у него в порядке, и в конце концов, – добавила она с оттенком иронии, – это знакомый моей бывшей подруги. А утром посмотрим...

– Вы добрая и мужественная женщина, – сказал доктор с восхищением, когда она провожала его до двери.

Иржина вернулась к больному. Он тяжело, прерывисто дышал. Женщина склонилась над ним и стала будить:

– Очнитесь... Слышите? Проглотите вот это... Это вам поможет. Вы должны принимать лекарство каждые четыре часа... Ну пожалуйста... Я желаю вам добра... – Она неловко принялась заталкивать ему в рот таблетку.

Блага почувствовал, как к его губам поднесли чашку с горячим чаем, открыл глаза и всмотрелся в серое невыразительное лицо склонившейся над ним женщины. Ему показалось, что она как-то вдруг похорошела.

Иржина Кралова впервые встретила человека, которому нужна была ее забота.

7

«Утро всегда мудренее вечера», – подумала Лида Земанова, выходя утром из дому. День обещал быть хорошим, солнце, пробиваясь сквозь легкую дымку, быстро высушивало мокрую дорогу и лужи. Она попрощалась с Лидушкой и свекровью, и та повела девочку в детский сад. Ночью Лида успокоилась. Измученная переживаниями за Яна, она крепко уснула, ну а потом, в середине ночи, он все же ей позвонил и сказал, что произошло нечто экстраординарное и он должен остаться на работе. Она все поняла, не стала выяснять подробности – все равно он ей ничего бы не сказал. Мысленно Лида попросила у него прощение за вчерашнее, за недоверие к нему, за неоправданную раздражительность. «Я все ему возмещу, – думала она. – Когда он придет домой, я буду с ним очень нежной, внимательной. Он, видимо, придет уставший, даже есть не станет, у него будут закрываться глаза, а я прилягу вместе с ним и буду тихонько его гладить, пока он не уснет. И он будет счастливо улыбаться и шептать, как всегда: «Боже мой, как мне с тобой хорошо, белокурая куколка моя». А я прошепчу ему на ухо: «Я ужасная, ужасная женщина, Гонзик. Я старею и поэтому начинаю...» А он поцелует меня в щеку, в шею и уже наполовину во сне прошепчет: «Ты глупая, мой жеребенок... Ведь ты все равно самая красивая, самая молодая, самая милая девушка из всех, кого я знал...»

У нее даже глаза повлажнели, когда она представила себе эту замечательную картину. Однако ей тут же стало стыдно, она проглотила накатившиеся слезы и мысленно упрекнула себя: «Начинаешь быть сентиментальной». И она заторопилась к остановке трамвая. Там стояла группа женщин, спешащих, как и Лида, на работу. Они уже давно успели познакомиться – ведь каждый день встречались на остановке. Одна из них, модельер Здена Валкова, с большой продуктовой сумкой выглядевшая не столь эффектно и поэтому ничем не отличавшаяся от других женщин, сразу подошла к ней:

– Привет, Лида! Снова на целый день запрягаешься. Рабская у нас, женщин, жизнь.

Лида улыбнулась – эти каждодневные сетования женщин ей были хорошо известны.

– Доброе утро, Зденичка.

– Я с самого утра сама не своя, – продолжала Валкова, – когда вижу вокруг себя столько работы... ведь надо...

Лида весело подсказала ей:

– ...разбудить детей...

– ...приготовить завтрак...

– ...проводить детей в школу...

– ...сделать уборку, вытереть пыль, купить продукты...

– ...а мужчины в это время валяются в постели и хнычут, что у них тяжелая жизнь!

Обе засмеялись. Неожиданно Валкова перестала смеяться и сказала:

– Я видела твоего вчера вечером.

Лида перестала смеяться, но овладела собой и как можно равнодушнее спросила:

– Гонзу? Вот как? И где?

Валкова удивила ее своим ответом:

– Представь себе, у нас в салоне. На просмотре мод.

Лиду это задело за живое, от напускного спокойствия не осталось и следа. Она взволнованно произнесла:

– Не может быть! Он ведь был занят срочным делом!

Здена Валкова посмеялась над ее наивностью:

– Да брось ты! Знаем мы их срочные дела, чрезвычайные обстоятельства, ночные собрания и совещания... – Однако, увидев, что у Лиды побледнело лицо и затряслись губы, она поняла, что Лида восприняла это серьезно, и тут же постаралась исправиться: – Послушай, Лида, я это просто так сказала, чтобы поддержать разговор. Может быть, он пришел туда, чтобы выбрать тебе подарок к рождеству или к другому празднику... Например, к годовщине свадьбы. У вас ничего подобного не надвигается?.. Вполне возможно, что он приходил купить тебе изысканное платье...

Неожиданно у Лиды так сильно сжало горло, что она едва сумела поспешно подтвердить:

– Да, Гонза очень добрый... – И бросилась к подъехавшему как раз в тот момент трамваю, чтобы Валкова не видела ее глаза, полные слез.

Примерно в то же время надпоручик Ян Земан сидел в пустом кафе и лениво листал газеты. Снаружи, за широким окном, стояло туманное осеннее утро, обещавшее после дождливой ночи хороший день; на тропинки Жофина и Стрелецкого острова, видимые из окна, падали желтые и коричневые листья. Но Земан был далек от мыслей, навеваемых осенью, – он ужасно хотел спать.

Надпоручик оживился лишь в ту минуту, когда в дверях кафе появилась Ганка, безупречно одетая и лучезарно улыбающаяся ему.

– Добрый день, пан надпоручик!

Она присела, окруженная облаком французских духов. Старый, то и дело зевавший официант, который лениво расстилал салфетки на мраморных столиках и вытирал стулья, очевидно, принял их за влюбленных, тайно встречающихся в утренние часы. Однако, если бы он стоял поближе, то услышал бы, как Земан начал разговор сухим официальным тоном:

– Так что?

– Ничего.

– Как вы спали?

– В одиночестве и хорошо, – немного развязно ответила Ганка.

– Не дал о себе знать?

– Нет.

– Ни телефонным звонком, ни как-либо еще?

– Нет.

Земан был настолько расстроен, что выругался:

– Черт возьми, это была наша последняя надежда! Где же он может быть?

– Меня это как-то не волнует, – с премилой небрежностью изрекла Ганка. – Я с нетерпением ожидала...

– Чего?

– Этой встречи с вами.

– Интересно. И почему?

– Я очень люблю детективные истории. И я еще ни разу в жизни не видела вблизи нашего чешского Мегрэ. Кроме того, вы весьма интересны и как мужчина. Правда, вчера вечером вы выглядели лучше.

Разве мог он такое выслушать спокойно?!

– А известно ли вам, что я всю ночь не спал? И, между прочим, из-за вас. Ничего, сейчас я выпью кофе. – Он крикнул: – Пан официант! – Неожиданно он заметил, как заискрились глаза этой очаровательной девушки, и рассмеялся. «Боже мой, я веду себя как законченный идиот, – подумал он. – Я проглотил ее крючок с наживкой. Как же это я за столько лет не раскусил женскую кошачью тактику?» Но вслух он сказал: – Я рад, что у вас есть чувство юмора. Однако цель нашей с вами беседы совершенно иная.

Тут Ганка положила ему на руку свою руку и потихоньку, еле заметно ее погладила, отчего Земан буквально обмер.

– Да нет же, я говорю совершенно серьезно, – негромко сказала она. – Вы на самом деле очень хороший парень.

Она сказала это так, что у Земана дух захватило. И в ту самую минуту он с ужасом увидел, что за большим окном кафе, ожидая трамвая, на остановке стоит и удивленно смотрит на него его Лида. В полном замешательстве он схватил газету и закрыл ею лицо, надеясь, что Лида его не узнала.

Ганка все поняла – она была неглупая девушка – и теперь уже с явным превосходством рассмеялась:

– Послушайте, не лучше ли вам встречаться со мной в моей квартире? Я вовсе не хочу, чтобы вы из-за меня как-то пострадали.

Лида провела тот день как во сне. Все падало у нее из рук, она не воспринимала, что говорили ей дети на уроках, и задавала им задания чисто механически. Только потому, что дети ее очень любили и, вероятно, поняли, что с их учительницей произошло что-то неладное, ей не пришлось с плачем покидать школу.

Когда она вернулась домой, Земан сидел за обеденным столом. Он торопливо брился, поставив перед собой зеркало. При этом он отхлебывал кофе из чашечки рядом и еще умудрялся делать какие-то записи в записной книжке.

Лида чувствовала, что Ян взвинчен, и поэтому ходила вокруг него кругами, молча складывая на стол вещи, которые, по ее мнению, потребуются ему: белье, носовой платок, чистые носки. Потом все же несмело произнесла:

– Не хочешь хотя бы поесть как следует?

Земан раздраженно буркнул:

– Нет, нет времени! Я пришел только захватить чистое белье. Принеси мне еще рубашку. И галстук. Тот, серый.

Она кинулась к платяному шкафу, чтобы выполнить его просьбу. Грустные мысли угнетали ее: ни тебе куколки, ни беленького жеребеночка, никакой счастливой улыбки, не успокоит, не погладит. Все стало иным, совсем иным.

– Тебя ночью опять не будет дома? – спросила она тихо, когда принесла все, что он просил.

– Нет.

– А завтра?

– Не знаю.

– На что ты станешь похож, если будешь только курить и пить кофе? Поешь!

Она поставила перед ним тарелку с супом. Земан резко отодвинул тарелку:

– Прошу, оставь меня!.. Пойми, я сейчас и думать не могу о еде. Через час мне докладывать Калине, а у меня нет ничего, понимаешь, ничего! Короче говоря, меня ожидают неприятности...

Обиженная Лида без единого слова отнесла тарелку. Затем с тихим упреком сказала ему:

– Тебе не кажется, Гонзик, что в последнее время у тебя стало слишком много этих совещаний и экстренной работы?

У Земана голова была забита своими проблемами, и потому этот вопрос показался ему совершенно лишним.

– И что мне, по-твоему, надо делать? – спросил он.

– Думать, хотя бы немного, обо мне и Лидушке. Ведь мы тебя совсем не видим... Чтобы однажды ты не пожалел, что у тебя не было на нас времени...

Земан добрился, встал и принялся завязывать галстук. Это всегда было для него мучением. Он знал, что первый узел получится, как всегда, нелепый, что ему придется повторить операцию несколько раз, прежде чем он добьется чего-нибудь приличного. Занимаясь этим неприятным делом, он бросил раздраженно:

– Прошу тебя, Лида, помолчи, оставь меня в покое!.. – А сам подумал: «Просто удивительно, откуда у этих милых женщин берется талант начинать разговоры о своих, разумеется самых важных, проблемах в самое неудобное время. Неужели она не чувствует, что я ее очень люблю, но сейчас у меня голова забита другим, и я просто не воспринимаю, что она мне говорит».

Однако на этот раз Лида решила не отступать.

– Я должна выговориться, раз уж ты наконец появился дома. У тебя интересная работа, ты все время среди людей, а я здесь одна, без друзей, без близкого человека, с которым могла бы вечером поговорить, посоветоваться...

Земану наконец удалось справиться с галстуком, он оделся, причесался я стал поспешно складывать блокнот и другие вещи в портфель.

– Тогда тебе надо было выйти замуж за бухгалтера или своего коллегу учителя. Закончив работу, они спокойно идут домой в четыре, а то и раньше. Но с ними тебе было бы скучно...

Теперь уже и Лида больше не сдерживалась. На Гонзу обрушился поток упреков:

– Зато с тобой мне очень весело! Даже в те минуты, когда ты дома, ты все равно думаешь о своих делах... – Она пошла в атаку с открытым забралом: – Я знаю, что в кафе и модных салонах тебе интереснее, чем дома!

На минуту в комнате воцарилась тишина. Земан, казалось, был ошеломлен.

– Ты меня где-то видела?

Лида безошибочно определила, что он попал в затруднительное положение, и именно поэтому решила поступить великодушно и не открыть все свои карты.

– Нет... Но ты ходишь туда?

Она ждала искреннего признания, боже, как ей хотелось услышать от него покорную просьбу о прощении и простить его, примириться или, по крайней мере, услышать хоть какое-то объяснение. Но нет!

У Земана сразу отлегло от сердца.

– Да, иногда, – твердо ответил он. – Когда это требуется по службе.

Лиде ничего не оставалось, как принять такое объяснение. Тихо, но выразительно она сказала:

– Я тебе верю, Гонза. Я знаю, что у тебя твердый характер.

Земан спокойно воспринял эти слова жены, сказанные с таким глубоким подтекстом.

– Да все в порядке, Лидушка. Отчего бы ты мне не верила?

– Потому что ты достиг возраста, когда мужчины начинают сходить с ума, – печально проговорила она, убирая одежду, которую снял с себя Земан.

– Вот оно что! – Он несколько нервозно засмеялся. – Вот ты о чем!.. Тогда я, моя милая Лида...

Однако Лида прервала его, ей надо было выговорить все, что скопилось у нее в душе:

– Я ничего от тебя не хочу, Гонзик... Ничего... Только ощущения, что я тебе хоть немного нужна, слышишь, хоть немного...

Эти слова тронули Земана, он погладил Лиду по плечу:

– Но ведь ты мне нужна... Все время... И очень...

Но Лиду переполняла горечь.

– Я знаю, – проговорила она, – нужна как мебель, к которой ты привык и которая служит тебе для удобства дома.

Такого Земан, и без того уже взвинченный, вынести не мог. Он схватил портфель и бросился к двери. Лида, поняв, что переборщила, устремилась за ним:

– Ты меня даже не поцелуешь?

Не поднимая головы, Земан зло бросил:

– После такого-то? Нет!

Хмурый, как осеннее небо, он пробежал мимо входивших в дверь матери и Лидушки. Он настолько был расстроен этой первой семейной ссорой, что даже не поздоровался с ними, а может, просто их не заметил.

– Господи, что между вами произошло, Лида? – спросила испуганно Земанова.

Лида только всхлипнула:

– У Гонзы есть, наверное, какая-то девушка, мама... – Она опустилась на стул и горько зарыдала.

8

В то утро Иржина Кралова впервые была дома не одна. Она вошла в свою квартиру, переполненная тихим счастьем, и стала выкладывать из сумки хлеб, ветчину, сыр, масло, рогалики. Достала бутылку красного вина. Быстро и не совсем умело она разложила продукты на подносе. При этом по выражению глаз Иржины можно было определить состояние ее души и настроение. Она бы, наверное, даже запела, если бы не смущалась. Она взяла поднос, подошла к двери другой комнаты и постучала.

Никто не отозвался. С секунду она колебалась, потом легонько нажала на ручку и тихо вошла, чтобы не разбудить своего гостя. Но вдруг приготовленная улыбка исчезла с ее лица. Иржина остановилась.

Диван, на котором недавно лежал ее гость, был пуст. Там валялись лишь разбросанные помятые покрывала, да рядом на стуле стояла чашка из-под чая, которую Иржина поставила ночью. Женщина разочарованно присела на диван, взяла пустую чашку. Палец Иржины механически заскользил по краю, будто поглаживая... Наконец женщина осознала, что, собственно, такого конца она и ожидала. Вся ее жизнь была цепью вот таких разочарований, от которых она зачерствела и засохла, как дерево, посаженное в бесплодную почву в неблагодатном краю. Долго и напрасно пыталось оно расцвести в этих условиях, а в результате устало и со смиренной покорностью шевелит сейчас редкими, с желтыми прожилками, листьями, обрамляющими такой же чахлый ствол. Никому это дерево не нужно...

Была у Иржины единственная большая любовь в конце войны. Влюбилась она в одного студента, бойца партизанского отряда, в который носила из своей деревни продукты, выполняя одновременно роль связной. Это была глубокая, нежная и целомудренная любовь. Иржина принадлежала к тому типу женщин, которые приближаются к мужчине с безмерной стыдливостью, готовые в испуге убежать при каждом проявлении особого к ним снимания. Студент терпел эту ее стыдливость; она была единственной прилично выглядевшей девушкой, которую он мог встретить в лесах, и казалась ему чудом среди крови, запаха пороха и потных мужских тел и грязи землянок. Короче говоря, он относился к ней терпеливо и с нежностью, а она за это любила его всем сердцем и пыталась перебороть свой нелепый страх перед тем, что должно произойти. Потом война кончилась, партизаны вышли из лесов, и началась прекрасная новая жизнь. Всюду было по-майски весело. От нагрянувшего счастья люди беззаботно пили и танцевали и еще беззаботнее бросались в омут любви. Тогда-то и пришла Иржине мысль, что она потеряет своего студента, если по-прежнему, залитая краской стыда, будет вырываться из его объятий. Долго она готовилась к этому событию, не спала много ночей, убеждала себя в том, что не произойдет ничего страшного, если она предстанет обнаженной перед любимым человеком. Просто случится то, что и должно было случиться. И вот однажды вечером Иржина надела свое самое тонкое белье, самую лучшую одежду и с учащенно бьющимся от волнения сердцем отправилась в его городскую квартиру. И что же? Он посмеялся над ней – грубо и жестоко. Она уже давно не казалась ему красивой, потому что была у него не единственной. Теперь у него появились другие планы и другие подруги.

Нетвердой походкой, с сердцем, испепеленным огнем великого позора, Иржина поплелась домой. И с тех пор она старалась избегать мужчин. Родители, пока еще были живы, и подружки несколько раз пытались ее познакомить с кем-нибудь, но в последнюю минуту она всегда убегала, потому что боялась снова услышать тот страшный, унижающий смех, который навсегда оставил на ней печать непривлекательности, неженственности. Постепенно Иржина превратилась в строгую старую деву, полностью занятую своей работой, скептически относящуюся к тем женщинам, которые не воспринимали любовь и жизнь с одним мужчиной как великое счастье, подаренное им судьбой. Поэтому в конце концов она разошлась с Ганкой Бизовой и осталась в своей мансарде одна. Она была уверена, что тишину ее одинокой жизни, к которой она так привыкла, уже ничто не нарушит.

И вот появился Блага. «К счастью, ненадолго, – подумала она. – Сверкнул, подобно метеору на небосклоне, и быстро исчез, не успев причинить боль». Неожиданно она ощутила пустоту и сожаление. Иржина поставила чашку и хотела встать, как вдруг дверь в ванную открылась, в комнату вошел он. Это было чудо, которого она не ожидала. Павел набросил на плечи ее халат. На его мускулистом теле халат выглядел до смешного маленьким. Оба растерялись от неожиданности. Иржина, задыхаясь от волнения, проговорила:

– Я думала, вы уже ушли...

И Блага тоже искал нужные слова, несколько смущенный своей наготой:

– Простите... Я не думал, что вы так скоро вернетесь домой... Я обнаружил здесь ванну, и мне так захотелось помыться... хотя бы на минуту лечь в теплую воду...

Она спросила:

– Вам лучше?

– Мне уже совсем хорошо, жар прошел... Только ноги пока слабоваты, но это ничего... Я уже в состоянии отблагодарить вас и уйти...

Иржина немного резко ответила:

– Да нет же! Зачем?

Блага с удивлением посмотрел на нее:

– Но я не имею права вас обременять. Кроме того, мне все равно надо поехать на вокзал. Там у меня в камере хранения чемодан...

Иржина неожиданно вскочила с дивана:

– Не беспокойтесь! Я привезу ваш чемодан. Вам нельзя выходить на улицу, вы же принимаете пенициллин. Вам нужно полежать хотя бы несколько дней. – Она взбила ему подушку, поправила постель. – Меня вы нисколько не стесните, эта комната все равно пустует после отъезда Ганки Бизовой... – Она обхватила его под мышки и стала подталкивать к дивану. – И поешьте, я принесла вам кое-что, доставьте мне радость...

Блага позволил ей вести себя и подчинился ей как слабое, больное дитя. Ему было бесконечно приятно играть такую роль. Он говорил мягко, ласково:

– Вы так добры, так внимательны... Я будто снова обрел дом, счастье, которое там, в Моравии, потерял... Мне кажется, что я знаю вас уже тысячу лет... И когда вы касаетесь меня рукой...

Он попытался взять ее за пальцы, но Иржина в ужасе отдернула руку, словно обожглась. И тогда Блага, прекрасно поняв, как надо себя вести с ней, твердо и даже дерзко сказал:

– Разрешите? – И снял с нее, ослабевшей и беспомощной, эти противные, не украшавшие ее очки. Несколько секунд он с удивлением смотрел на Иржину, затем неожиданно обхватил ее обеими руками за талию и потихоньку начал притягивать к себе.

– Боже... А ведь ты совсем недурна... Как тебя зовут?

И Иржина Кралова, пораженная тем, что ее почему-то оставили сила и воля, и тем, как легко она ему поддается, прошептала:

– Иржка...

Придя в себя после обморочного блаженства, она почувствовала, как ее заливает волна стыда. «Боже мой, что же со мной произошло? – размышляла она испуганно. – Ведь я же как самая последняя девка с улицы... Что же я наделала?.. Что позволила с собой сделать? Я умру теперь... умру от позора...» Но потом в голову ее пришла другая мысль: «Он не смеялся... Он видел меня такой, какая я есть, и не смеялся... Это было так прекрасно и сладостно, как грезы летней душной ночью». И она поняла, что действительно умрет, но не от позора, а от тоски, если к ней больше ни разу не вернется это прекрасное блаженство.

Она повернулась к нему. Павел лежал рядом с ней на диване под одеялом, раздетый, как и она. На стуле стояла недопитая бутылка вина и две рюмки, а на полу патефон. Уже в который раз на нем крутилась ее любимая пластинка «Звездная пыль». Она положила голову на его широкую грудь и счастливо проговорила:

– Я не знаю, что со мной, Павел... Во всем моем теле какой-то жар... И мне хочется плакать...

Он нежно погладил ее и мягко сказал с улыбкой:

– Это любовь, Иржка!

Ей вдруг захотелось рассказать ему о себе.

– Может быть, у меня такое ощущение от этой мелодии... Я ее очень люблю, Павел... Впервые я услышала ее во время войны в радиопередаче из Лондона или из Америки... Я слушала ее, прижавшись ухом к приемнику. Она рождала тоску и надежду... А когда над нашими головами загудели их самолеты...

– Да, «Стардуст», «Звездная пыль», – сказал Блага. – Я на этих самолетах летал.

Иржина была очарована им еще больше.

– Ты летчик?

– Я был пилотом-штурманом во время войны.

– Я тоже воевала...

– Ты? – с удивлением спросил Павел.

Иржина храбро призналась:

– Ты не думай, я уже не такая молодая...

Блага рассмеялся:

– Я этого даже не заметил.

– Мне так стыдно, Павел... – Иржина зарылась лицом в подушку. Слова Благи напомнили ей о том, что произошло, да и вообще она не привыкла слышать комплименты.

Блага почувствовал, что женщина, приютившая его, полностью находится в его власти. Он забавлялся ее растерянностью, умело играл на ее состоянии. В конце концов, он был неплохой психолог.

– За что стыдно? За то, что мы дали волю своим чувствам?

– Со мной такого еще никогда не было, поверь мне... Ты первый, кто вот так...

Блага погладил ее:

– Я знаю.

Кралова прижалась к нему всем телом и зашептала:

– Весь день и всю ночь будем вот так лежать... Я забуду обо всем – о работе, о людях, о своей жизни – и буду чувствовать только тебя, тебя, мне будет все равно, слышишь, я хочу отказаться от всего, только бы тебя не потерять. Я как пьяная... Весь мир, вся вселенная, все звезды – это только мы вдвоем, Павел...