Текст книги "Дорога яви (СИ)"
Автор книги: Полина Громова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
К вечеру жара стала спадать. Кира снова уснула, а когда проснулась, поняла, что можно выбираться. Она откинула куртку, выползла из-под песка и просто растянулась на поверхности земли, не в силах двинуться с места. Алые лучи заходящего солнца превращали зеркальную пустыню в багряное море, на котором был полный штиль. К закату Кира собралась с силами настолько, что сумела встать.
Мертвая днем пустыня на темное время суток немного ожила. Похолодало, поднявшийся ветер шуршал сухими, почти истлевшими листиками редких трав. Те, что попадались на пути, Кира выдирала, обгладывала корешки. То тут, то там пробегали по потемневшему песку какие-то насекомые. Их Кира ловить не пыталась. Но когда в нескольких шагах по песку заструилась яркая, почти черная тень, Кира бросилась к ней, даже не думая, что змея может оказаться ядовитой. Отрубив тварюшке голову, Кира вгрызлась в теплое – да, теплое! – тельце, сплюнула: пустой желудок едва не вывернулся наизнанку. Змею Кира сунула за пазуху. К полуночи там появилось еще две. Холод приободрял, прибавлял сил, и пить почти не хотелось. Так что змей можно будет пожарить на солнышке. Завтра утром.
Второй день Киры в пустыне прошел почти так же, как и первый, с той лишь разницей, что яму она начала копать заранее. Наемница уже поняла, что днем лучше всего спать, поэтому постаралась устроиться так, чтобы спасть спокойно. Умирать она не собиралась. Наоборот: испытывала странный прилив сил.
Выбравшись из убежища незадолго до заката, Кира поела, опытным путем выяснив, что змея, чуть-чуть присыпанная песком, вкуснее змеи, приготовившейся прямо на поверхности. Потом она продолжила идти, сверяя свой путь со звездами. В эту ночь змея попалась только одна, зато удалось поймать какую-то теплокровную зверушку и надергать штук семь или восемь корешков. Их можно было жевать долго, горьковатый вкус был даже приятным. Кира уже поняла: чтобы крепче спать днем, пережидая жару, нужно сильнее уставать ночью. И она старалась уставать: шла как можно быстрее, стремясь уйти как можно дальше от места предыдущей ночевки. Не может же эта пустыня тянуться вечно.
В какой-то момент Кира заметила, что ее лицо и руки покрыты ожогами. Заметила она это только потому, что из трещин на кожице сочилась сукровица, а кое-где и кровь, а сама кожа почему-то болела. Но боль не столько чувствовалась, сколько осознавалась. Тогда же возникло странное ощущение: Кира знала, что боль обитает в ее теле, то во всем сразу, то, как змея, сворачивается в каком-нибудь одном месте и там пульсирует. Но она не чувствовала ее так, как раньше. Боль была – и это была сильная боль – но она не мешала. Понимание перестало соотноситься с ощущением. Сознание стало необыкновенно ясным, мысли – последовательными и четкими. Ложась в песок в третий раз, Кира делала это почти с удовольствием.
На третью ночь у нее начались галлюцинации. То есть, Кира подумала, что это галлюцинации, потому что чем-то иным все это вряд ли могло быть: думая о Келе и о том, что с ней случилось, она вдруг услышала ее голос. Слабый, едва различимый голос откуда-то издалека....
« – Кира... Где же ты... Кира...»
« – Кела?..»
« – Кира!... Ты жива...»
После этого голос надолго замолчал. Кира уже убедила себя в том, что ей показалось, но перед самым рассветом она снова услышала голос Келы. Она звала ее. Кира подумала: если они могли переговариваться на расстоянии с Геосом, то почему у них не может получаться разговаривать друг с другом? Она подумала так. И откликнулась. В последующие дни и ночи они часто перекидывались короткими фразами. Они ничего не значили, но...
« – Кира, где ты?... Кира!...»
« – Я не знаю... Тут ничего нет».
« – Что ты делаешь?»
« – Я иду. Возможно, я сумею дойти до конца».
« – Постарайся».
Солнце палило. Песок ослепительно сиял, даже когда он просто снился.
« – А ты?.. Где ты, Кела?»
« – Я... Я не знаю... Тут темно. И тесно».
« – Ты можешь выбраться?»
« – Нет».
« – Тогда дождись меня».
« – Ты придешь?»
« – Я постараюсь».
Ночной ветер пробирал до костей.
« – Ты можешь связаться с кем-нибудь еще?»
« – Нет. Я слышу только тебя. А ты?»
« – Я тоже слышу только тебя».
« – Ничего. Мы увидимся».
« – Обязательно».
...Но они помогали не сойти с ума. И не только Кире.
Всего за несколько суток Кела узнала много нового. Например, что можно оглохнуть от собственного крика. Что ноги начинают безумно ныть оттого, что на них нельзя встать, а потом начинает ныть и все тело, вынужденное лежать в крохотном замкнутом пространстве. Что в темноте, когда ничего не видно, в какой-то момент становится видимой сама темнота...
Кела помнила все. В отличие от Киры она не теряла сознание. После того, как подруга сгинула в располосовавших воздух алых огненных разломах – Кела закричала, испугавшись за нее, – анкелы занялись ей. Кела не успела опомниться, как ее уже скрутили и взвалили на плечи. Потом была дорога по подземным переходам, и она пыталась вырваться, воспользоваться магией, только ничего не получилось. Потом было ущелье. Незнакомое. И лошади. Человек, отдававший приказы, к этому времени уже куда-то делся, а Келу посадили на лошадь вместе с каким-то анкелом. После двухчасовой, какой-то смазанной дороги она поняла, что находится в яви. Небольшой отряд анкелов просочился в явь, преодолев, наверное, очень большое расстояние.
Оглядевшись, Кела увидела, что они движутся среди каменных развалин, густо заросших зеленью. Тропа была узкая, но хорошо протоптанная, а впереди серели куски сильно разрушившейся, будто бы обкусанной сверху крепостной стены.
Внутри большого, заросшего травой и деревьями двора сохранилось несколько зданий, и он были обитаемы. Но ни в одно из них Келу не повели. Стащив с лошади, ее дотащили до каменного корыта, почти вросшего в землю посреди двора, рассекли веревки, бросили в него... и закрыли цельной каменой крышкой.
Кела закричала снова. Дернулась, выворачиваясь из веревок, ударила высвободившейся рукой по крышке изнутри. Но ни в этот раз, ни потом она так и не сумела сдвинуть ее с места.
Ни свет, ни звуки в саркофаг не проникали. Откуда-то сочился воздух – Кела могла дышать. Но от этого было не легче. Покрутившись в каменной коробке и не сумев выбраться из нее даже с помощью магии, Кела подумала, что лучше было бы задохнуться. Она поняла, что, если ее отсюда не вытащат, не спасут, умирать она будет долго.
Отчаявшись, Кела расплакалась. Плакала она долго, пока не забылась некрепким сном. Слезы успели засохнуть на ее лице. Когда она проснулась, не сразу вспомнила, где и почему находится, а когда вспомнила, закричала снова. Но ее не слышали – либо слышали, но не собирались выпускать.
Лежа в темноте, Кела потеряла счет времени. Сон стал некрепким, бодрствование перестало быть ощутимым; два эти состояния смешались, превратившись в болезненный бред. Появилось и исчезло чувство голода, но постоянно, изматывающе хотелось пить. Перед глазами, не важно, открытыми или закрытыми, вставали неестественно яркие образы. Иногда это было что-то знакомое, иногда – странные существа и вещи, иногда это были просто цветовые пятна. Камень саркофага поглощал направленную на него магию, но сознанием Кела все же пыталась вырваться из него – дозваться, докричаться до кого-нибудь: Геоса, Гьера, Ранка... Киры. В какой-то момент она неожиданно четко увидела подругу: та упрямо и почти бездумно шла в ночи через темное небо, неощутимо утопая по голени в звездах. Кела вскрикнула – получился, правда, едва различимый шепот. Но Кира услышала... И ответила.
« – Мы ведь не могли остаться одни?»
« – Конечно, нет. Они живы».
« – Мы их найдем».
« – Обязательно найдем, Кира...»
Кира тоже увидела Келу. Не сразу и не точно: сначала перед ее внутренним взором встали серые камни, покрытые мхом, и развороченная земля. Потом она увидела внутренний двор давно брошенной крепости, в последних сохранившихся строениях которой все же еще кто-то жил. Она увидела анкелов – их было много, они были вооружены, но скучали. И, наконец, Кира увидела посреди двора клубок из деревьев: ветви, стволы и корни были скручены так плотно, что между ними не проскользнула бы и мышь. Какая-то сила вывернула эти деревья из земли и заставила свернуться в комок вокруг чего-то твердого, темного, пустого изнутри... Нет, не пустого. Внутри древесного клубка, заключенная в каменный футляр, пульсировала жизнь. Крошечная фиолетовая звездочка на другом краю мироздания. Кела.
« – Дождись меня».
Я приду, и приду не одна – добавила про себя Кира. В том, что она выберется из зеркальной пустыни, она не сомневалась. Точнее, она попросту уже не думала об этом. Большее ее заботили мысли о том, как отбить Келу у анкелов – в одиночку ведь это сделать не получится. Ей понадобится помощь... И Кира уже знала, кого она о ней попросит. Ее глаза теперь видели не только однообразный окружающий пейзаж. Они будто бы смотрели сквозь мир и различали то, что скрывалось за ним. Кела была не единственной, кого сумела разглядеть Кира. И пусть она разглядела не всех своих спутников – пока не всех – ей было с кем вернуться за подругой. А по пути заодно и... Это она тоже видела. Почти видела – иначе не скажешь. Потому что этого еще не произошло. Этому только предстояло произойти.
А еще Кира иногда думала, с чего началось все их странное приключение. Где она, эта точка невозврата, миновав которую, все они не смогли и не захотели идти каким-то другим путем? Когда нашелся Геос? Или позже? Или, может быть, еще раньше, когда они еще даже не встретились друг с другом – но, сами того не подозревая, уже шли навстречу друг другу?..
К рассвету после очередной, непонятно какой уже по счету ночи Кира заметила, что зеркальный песок стал сереть, а сквозь него то тут, то там пробивается хиленькая травка. Вскоре эта поросль стала гуще, а по горизонту растеклось что-то темное. Кира могла бы принять это за тучу, холм или какую-нибудь насыпь. Но она уже знала, что это роща. Пустыня кончалась.
К рассвету она добралась до нормальной, мягкой, густо поросшей травой земли. В роще щебетали непуганые птицы, шелестела под ветром листва, и это было упоительно и оглушительно для отвыкшего от обычных звуков слуха. Пройдя несколько десятков шагов в глубь рощи и при каждом прикосновении стоп к земле чувствуя странный, лихорадочный озноб, Кира, шатаясь, как от хмеля, вышла на топкий берег озера. Вода, подернутая кое-где ряской, чернела, и в этом холодном черном зеркале четко отражались резные листья склонившихся над озером деревьев.
Кира сделала шаг, еще шаг... а потом просто рухнула в воду. Со всей высоты своего роста. Она хватала ртом воду, как воздух, захлебываясь и упиваясь ей. Потом, повинуясь какому-то странному порыву, она принялась срывать с себя одежду, а точнее лохмотья, в которые та превратилась, а вместе с ними срывала и кожу с лица, рук, тела – та скручивалась, скатывалась, открывая моментально нарастающую под ней новую кожу. Кира чувствовала себя змеей, пересидевшей в старой оболочке. Ее лихорадило, и в то же время странная сила изнутри волнами накатывала на нее: накатывала, отступала, накатывала снова...
Спустя какое-то время Кира, шальная и счастливая, выбралась из воды. Прошлепав босыми ногами по траве, она подошла к ближайшему дереву и вдруг, коротко замахнувшись, ударила в ствол кулаком. На периферии сознания быстрой ослепительной вспышкой возникла боль, но Кира даже не вскрикнула. На коре дерева осталась глубокая вмятина. А на пальцах руки, которую Кира поднесла почти к самым глазам, теперь было по четыре фаланги.
* * *
...Их привезли под вечер. Три подводы лежачих раненых, уложенных так плотно, что у некоторых ссыхались повязки. Все, кто мог идти пешком, шел рядом. Конных почти не было.
Майя совсем сбилась с ног. Работая посудомойкой на постоялом дворе, стоящем у границы двух княжеств, на спорной земле, она привыкла к тому, что раз-два в неделю к ним обращались за помощью – кто-нибудь из дозора или наемники с обеих сторон. Но они обычно приходили на своих двоих, заказывали выпивки, бравировали полученными ранениями, травили байки и тискали местных безотказных девок. Такое же – считай, маленькая разгромленная армия – было на ее памяти первый раз. Впрочем, какие ее годы? Всего-то пятнадцать.
Впереди, заметно обогнав остальных, прискакал посыльный от князя. Он привез деньги, которые были немедленно переданы владельцу постоялого двора, а вместе с ними передал распоряжение: разместить наемников, предоставить им все необходимое, позаботиться о раненых. Взять в свой гарнизон князь их, очевидно, не мог – или не захотел.
Таская посуду с горячей водой, поминутно взбегая по лестнице и спускаясь с нее, Мая краем уха уловила суть событий: князья со своими воинствами сошлись неподалеку от Кривого холма, намереваясь в очередной раз окончательно выяснить отношения. Бой был недолгим, но жестоким, и обеим сторонам пришлось отступить. Победивших не было. Только проигравшие.
К вечеру, когда на постоялом дворе воцарилось некоторое подобие порядка, Майя уже не чувствовала под собой ног. Она опустилась на краешек лавки в большой комнате, куда уложили несколько человек. Около одного из них, занимаясь перевязкой, стояла Клара. Она была старше Майи на три года и уже приобрела немалый опыт в санитарном деле: ее жених был из дозорных. В свете горящих свеч ее руки казались восковыми и такими же мягкими, плавящимися. Наблюдая за их плавными, смазанными движениями, Майя сидя задремала. Заставил ее очнуться окрик:
– Клара! Иди сюда, пожалуйста!
– Я не могу! – бросила через плечо девушка.
– Пожалуйста! Очень надо!
– Ладно, сейчас...
Клара огляделась, заметила Майю и подозвала ее.
– Закончи с ним, тут несложное осталось, – сказала она и, на ходу вытирая руки о передник, вышла из комнаты.
– Но я... не умею, – пролепетала Майя, но Клара уже не слышала ее.
Мая вздохнула и посмотрела на парня, лежащего на лавке. Крепкий, плечистый, он был в сознании. Дышал он осторожно, чтобы не потревожить рассеченное плечо, с которого Клара уже начала снимать разодранную на полоски материю, чтобы почистить рану и сделать перевязку. Лица парня разглядеть было нельзя: лоб и глаза закрывала свежая повязка.
– Эй, – позвал парень. – Тут есть кто?
– Есть, – робко ответила Майя. – Я.
Парень захихикал, поперхнулся, сморщился от боли.
– Меня Майя зовут, – поспешила представиться девушка.
Придвинув к себе табурет, на котором стоял тазик с водой, она продолжила за Клару отмачивать старую повязку.
– Майя... А ты красивая?
– Я... не знаю.
– Блондинка или брюнетка?
– Э... Средняя.
– Это как?
– Русая.
– Ясно... А лет тебе сколько?
– Пятнадцать.
– Всего-то? А знаешь.... Ах, что ж ты желаешь-то!
Майя вскину руки.
– Прости! Я не умею, я ж говорила. Прости!
– Эй, эй, чего всполошилась? Нормально все. Давай дальше. Только осторожнее.
Майя всхлипнула.
– Да я не знаю вообще, что делать. Я никогда раньше никого не перевязывала.
– Ну, научишься... На мне и научишься! Давай уже.
Но Майя медлила – она боялась снова сделать что-то не так. Тем более, она даже не поняла, что не так она сделала в первый раз. Сильно дернула ткань? Надавила?..
Вдруг ее внимание привлекло движение в коридоре.
– Уже уходите? – спросила спустившуюся с лестницы девушку Марьяша, полненькая девица-разносчица. По тому, с какими интонациями она говорила и как крутила в пальцах край передника, чувствовалось, что ей неудобно перед гостьей. – Видите, как у нас тут сегодня... Кто ж знал, что так случится?
Девушка ничего не ответила, только, вдруг оглянувшись – словно почувствовала взгляд Майи – посмотрела в комнату. Сначала на саму Майю, потом на парня, лежащего на лавке.
– Вы уж не сердитесь, на все воля богов, – лепетала Марьяшка.
Сунув что-то ей в ладошку, гостья шагнула в комнату. Двигалась она совершенно бесшумно: не то что ни одна половица под ее ногой не скрипнула, не было слышно даже звуков шагов. Да и не шла она будто бы, а плыла по воздуху.
Бросив на Майю короткий приободряющий взгляд, гостья чуть оттеснила ее в сторону и сноровисто занялась перевязкой.
– О, а говорила, не умеешь, – тут же отозвался парень, улыбнувшись. – Да у тебя совсем неплохо получается! Я бы даже сказал, здорово... Знаешь, когда-то у меня была девушка – славная девушка! Она это отлично умела делать. Перештопала всех моих друзей... Да ты шей, не бойся, я потерплю, я привычный... Да, да, вот именно так, правильно... Ну вот. Знаешь, лучшей девушки наемнику и не надо.
– А что с ней случилось? – спросила Майя, переводя взгляд с гостьи на парня и обратно.
– С той девушкой? Да ничего... Расстались, и все. Я ж бродяга, я с ней и так долго сидел на одном месте... Но здорово было бы встретиться с ней снова. Интересно, где она сейчас... Наверное, завела себе кого-нибудь покруче... Ничего... Я вот оклемаюсь, князек денег подкинет, я себе тоже кого-нибудь заведу. Есть тут у вас красивые девки, Майя? Такие, чтоб все при всем? – здоровой рукой парень показал на себе желаемые женские округлости. – Я же не слепой, мне только лоб расколошматили... Да меч вот потерял. А хороший был меч, Майя! Я на новый такой нескоро накоплю. Ну да ничего... Где наша не пропадала... Хотя, какой я наемник без меча, правда же? Узнают – засмеют...
Он говорил что-то еще, порой переходя на неразборчивый лепет. Кажется, снова о девушках:
– Ты, наверное, тоже ничего, но молоденькая слишком, не обижайся уж... Хотя учишься быстро...
Гостья тем временем закончила с перевязкой, но уходить почему-то не спешила. Выпрямившись, она всматривалась в лицо парня, полузакрытое повязкой, но о чем она думала, невозможно было угадать. Вдруг что-то звякнуло – это гостья отстегнула от пояса ножны с мечом и положила их на лавку рядом с парнем. Сделав это, она повернулась и быстро направилась к выходу.
– Вот если бы мне... – говорил парень. И вдруг, нащупав рукоятку, стиснув ее в ладони, он на секунду замолчал, а потом резко сел и, напугав Майю, закричал: – Кира! Кира, стой! Кира!..
Но гостьи уже не было на постоялом дворе...
Ноль. Это ничто. Но любой отсчет начинается с ноля.
...С каждым шагом все сложнее было приподнимать ноги и переставлять их. Он не был ранен, разве что голоден – но дело было совсем не в этом. Нелегко было идти навстречу своей смерти, даже решив, что нет права рассчитывать на что-то иное.
Дорога поднималась на пригорок, откуда был хорошо виден княжеский замок. Выстроенный из темно-серого, будто бы не высохшего после дождя камня, он был обнесен стеной с высокими узкими бойницами. А еще его окружал ров, утыканный кольями; на дне всегда, сколько он себя помнил, мутно поблескивала протухшая вода. Мост через ров был опущен. К нему с пригорка вела широкая желтая дорога, на обочинах которой кое-где росли пыльные кусты.
Переведя дыхание, он снова двинулся вперед. Дозорные со своих площадок уже наверняка заметили его, теперь было бы невежливо повернуть назад.
Все дни, начиная с того, в который он, сопровождая князя, покинул замок, оставили у него странное ощущение: будто бы они были вырезаны из другой, чужой жизни и зачем-то вставлены в его жизнь. Зачем? В этом был какой-то смысл или все это было просто ради шутки? Теперь и не узнать уже. Да и собственное прошлое в свете этих дней представлялось ему теперь только горькой, глупой шуткой.
Сколько лет он потратил на то, чтобы обучиться магии! Ему хотелось отомстить тому, кто убил его отца, – тому, по чьей вине он перестал быть свободным человеком. Он занимался каждый день, столько, сколько мог, пока наконец не счел, что готов отомстить, – но, как выяснилось, мстить уже было некому. Его обидчик умер, причем сам. Такое бывает... А сколько он потом пытался избавиться от своего магического дара – он ведь напоминал ему об этой нелепой неудаче! Все было тщетно. Но появилась девчушка, ради которой он, пересилив себя, стал творить чудеса. Он называл бы ее сестрой, если бы мог себе это позволить. Но ведь он был всего лишь рабом, купленным для ее обучения... Павда, она отказывалась с этим считаться. Потом появилась еще одна... девушка. И она тоже относилась к нему совсем не так, как к нему относились другие люди... Нет. Люди всегда относились к нему нормально. Это он сам всегда относился к себе как к рабу. Он презирал, он ненавидел себя. За магический дар в том числе. Но как бы он пригодился сейчас! Он сумел бы отыскать Киру, Келу и остальных. Он смог бы быть полезным. Лучше бы его убили в той пещере! Но нет – его просто вышвырнули в явь, выпив до дна, лишив того, что, оказывается, составляло такую большую часть его натуры и было так нужно... Лучше бы убили. Тогда бы не пришлось искать смерти самому.
Князь, конечно, убьет его. Он ведь не уберег его дочь. Для этого он, Гьер, и возвращается в замок: он не может, не хочет жить дальше. И он уже проделал почти весь путь. Осталось только дойти до ворот и – самое сложное – рассказать обо всем князю.
У моста, ведущего через ров, он снова остановился. Так непросто было сделать шаг – ступить на дощатый настил, покрывающий толстые бревна. По одной из досок полз муравей. Откуда? Куда?.. Ниоткуда. В никуда.
Собравшись с силами, Гьер вскинул голову и посмотрел на стены замка. Да, если где-то и стоило умирать, то здесь, – решил он и уже было ступил на мост, как вдруг в спину ему отчетливо плеснуло холодом, и на плечо легла рука.
Гьер вздрогнул, обернулся. Позади его стояла Кира.
– Привет! – сказала она, улыбнувшись. – Я тоже сюда. Хочу кое-что рассказать родителям... Да, как хочешь, но твоя смерть откладывается: нам еще выручать одну очень влюбленную в тебя девушку.
Гьер с трудом поверил своим глазам. Кира – живая, здоровая, какая-то немного не такая, не совсем прежняя, но все-таки Кира – стояла перед ним. И первый раз напрочь забыв о том, кем он считал себя почти всю свою жизнь, он шагнул к девушке и крепко обнял ее...
Один. Это уже кое-что.
...Всадники спешились за калиткой и вошли в огород, шлепая по грязи, выстоявшейся на тропинке после вчерашнего дождя. Было их двое, и они знали, куда шли. Это было слышно... Да и сложно было ничего не расслышать и ничего не понять: хозяйка нарезала вокруг них круги, громко и плаксиво причитая. Не оставляло сомнения и то, зачем они сюда явились. Но нет, они не получат его так просто. Он не зверушка, которую можно выставлять на показ на площади в ярмарочный день. Даже сейчас он сможет постоять за себя.
Выпростав руку из-под простыни, он опустил ее, пошарил под кроватью, нащупал рукоять. Пусть только сунутся...
Скрипнуло крыльцо, открылась дверь в передней. Двое пришельцев в сопровождении хозяйки прошли через комнату. Дернулась в сторону занавеска, прикрепленная над дверью на больших кольцах...
Одной рукой он крепче стиснул рукоятку сабли, второй уперся в постель, готовый вскочить и ударить – настолько быстро, насколько это получиться. Но тут в воздухе почуялся знакомый аромат. Веки анкела дрогнули.
– Кира...
– Ранк.
Выпущенная из пальцев сабля глухо ударилась о половицу. Кира прошла через горницу, встала на колени у постели анкела. Тот лежал на животе, свесив одну руку. Ему удалось приоткрыть глаза, и они были влажными, в кристалликах засохших слез на ресницах.
– Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, Кира. По-моему, я умираю. Но у нас, бессмертных, это дело небыстрое, – анкел вяло улыбнулся. – Я рад, что ты в порядке... и что ты пришла, Кира.
Девушка нащупала его пальцы и сжала их в своей ладони.
– Что случилось?
– Я с несколькими кронами искал тебя и твою подругу. Мы наткнулись на анкелов... А может, они тоже кого-то искали... нашли вот нас. Мне крылья подрубили. Не думаю, чтобы с умыслом, это же в бою было. Скорее случайно... Потом выкинули в явь, чтобы не мешался. Я оказался тут, в лесочке неподалеку от этой деревни. Люди меня нашли, подобрали. Я для них не то посланник божества какого-то, не то его отступник, они не разобрались еще. Но они заботятся обо мне. Только вылечить не могут. И сам я тоже не могу... Ни вылечиться, ни деться отсюда куда-нибудь. Не знаю только, почему... – анкел снова изобразил подобие улыбки. – Крылья почти не чувствую.
– Можно, я посмотрю? – спросила Кира.
– Да, конечно.
Выпустив руку Ранка, Кира осторожно приподняла простынь. По тому, что бледность, залившая ее лицо, была заметна и в полутемной комнате, анкел понял, что дело плохо. Но он это и так знал.
– Что там?
– Некроз, – едва слышно ответила Кира, выпуская простыню. Анкел с шумом выдохнул. – Ранк, ты...
– Я не собираюсь умирать, Кира. Слишком многие обрадуются... – Анкел приподнялся на постели. Движения его были резкими и какими-то... злыми, что ли.– И слишком многие расстроятся. Ты же расстроишься, Кира? Ты расстроишься. А это... одно это уже слишком много!
Сделав невероятное усилие, Ранк сполз на пол. Теперь он стоял на коленях около постели, на котором осталась простынь со следами крови и гноя. Светлые крылья, нелепо растопырившись, заняли почти все свободное пространство комнаты.
– Кира, ты должна кое-что сделать, – сказал Ранк. – Я прошу.
– Ранк, может, все-таки не надо? – робко попыталась возразить девушка.
Анкел покачал головой.
– Они уже не прирастут. Давай, кто еще кроме тебя может сделать для меня это... Гьер, поможешь? Просто подержи их. А то больно очень будет.
Кира и Гьер переглянулись. Кира отвела глаза – а потом потянулась к ножнам и вытащила тонкий длинный клинок. Это был один из фамильных мечей архарских князей. Отец дал его Кире, когда та попросила его о каком-нибудь оружии. Оно было необходимо для достижения целей, которые Кира перед собой поставила. Но она и представить не могла, что первый раз ей придется использовать его так.
Уставившись в пол, Ранк сглотнул.
– Ну же...
Обойдя анкела, Гьер крепко ухватил оба крыла. Понимая, что причиняет другу неизбежную боль, потянул их вверх – и в ту же секунду Кира, размахнувшись, нанесла удар.
Сдавленно рыкнул Ранк. Вскрикнула, зажимая рот ладонями, хозяйка. Два светлых крыла, уже почерневших и загнивших у основания, остались в руках Гьера.
– Спасибо, – прошептал анкел. Пошатываясь, он встал на ноги. – Теперь поехали отсюда. Лошадь найдется?..
Кира подумала, что так и не спросила Ранка, может ли он летать на своих крыльях. Вернее, теперь об этом нужно было говорить в прошедшем времени: мог ли... Но какая теперь разница...
Два. Этого уже достаточно, чтобы осуществить задуманное.
...Кела видела, как они приближались. Сквозь дурной сон, сквозь темное марево, в котором дрейфовало ее сознание, она видела, как Кира, Гьер и Ранк приближаются к ней. Они шли издалека, но двигались быстро. Анкелы ни о чем не подозревали...
Они ни о чем не подозревали до последней минуты. Даже не поняли, кто на них напал и откуда эти нападавшие взялись. Дюжину анкелов разметало, словно опавшие листья порывом ветра.
Огромный древесный клубок, возвышающийся в центре двора, развернулся, открывая свету каменный саркофаг. Стало понятно, как он образовался: деревья, реагируя на магию Келы, пытались придти ей на помощь. Сдвинуть крышку они так и не сумели, но друзей от врагов отличили и развернулись, пропуская их.
Крошечная щель во мраке показалась ослепительным лезвием, полоснувшим по глазам. Кела вскрикнула, но из горла вырвался только хрип: голоса не было.
– Все хорошо, Кела, все хорошо. Мы пришли. Мы здесь. Все закончилось...
Не в силах открыть глаза, Кела протянула едва слушавшиеся ее руки, и тут же ее обняли, затискали, а потом вытащили из каменного корыта, подняли и понесли.
– Гьер...
– Я здесь, Кела. Я тоже здесь...
Держа за руку Ранка, Кира с умилением смотрела, как бережно бывший маг несет к оставленным в укрытии лошадям ее подругу...
Три. Теперь можно двигаться дальше.
– Куда мы теперь, Кира? – спросил Ранк.
– В Ленград, – ответила наемница. – Да, Кела?
– Ага, – уверенно согласилась менестрелька, обнимая за шею Гьера.
Кира посмотрела на Ранка:
– Ты ведь так и не побывал в этом городе, помнишь?..
...Подъезжая к дому Джана, спутники заметили двух мальчиков, играющих в палисаднике. Одним из них был Кати. Вытянув руку, он заставлял танцевать змейку из блестящей зеленой бумаги. Второй мальчик, сидя на траве, зачарованно наблюдал за змейкой и движениями пальцев ученика мага. Этим вторым был... А догадайтесь, кто.
– Здравствуй, Кати! – крикнула Кира, открывая калитку. – Привет, Арик!
– Арик, что ты здесь делаешь? – удивленно спросила Кела.
Мальчик поднялся навстречу гостям.
– Вас жду.
– Где-то я уже это слышала, – заметила Кира.
– А ты знал, что мы придем сюда? – не унималась Кела.
– Я понял, где мне надо вас ждать.
– Интересный ты мальчик, Арик, – покачала головой менестрелька. Арик лишь улыбнулся в ответ, невероятно сильно напомнив в этот момент замыслившего что-то Геоса.
Джан и Виолина встретили гостей очень тепло. Городской маг Ленграда был не на шутку встревожен новостями, проникавшими с изнанки: кроны и анкелы на грани настоящей войны, а Геоса с его отрядом, скрывающимся в горах в окрестностях Первого анкельского города, никто не может отыскать. Выйти с ним на связь у Джана тоже не получалось. Поэтому, выслушав просьбу гостей, он согласился им помочь, не откладывая дело до вечера.
Зашторив окна в гостиной, Джан зажег свечи, выдвинул из угла большое зеркало и начал ритуал. Вскоре зеркальная гладь помутнела, из-под нее стали проступать темные, как грозовые облака, завихрения. Потом они развеялись, и под зеркальным стеклом показалось лицо незнакомого крона, которого быстро (не иначе, как попросту отпихнув в сторону) сменил мрачный Каллан. Несколько секунд повелитель кронов и собравшиеся по другую сторону зеркала смотрели друг на друга. А потом Каллан сказал:
– Не будем терять времени!
Он вскинул руки, и серая пустота, колебавшаяся у самой рамы, вдруг раздалась, выплеснулась в комнату, схватила всех и вдернула в зеркало. Всех – то есть, действительно всех: на изнанке, в большом шатре, среди кронов вместе с Кирой, Келой, Гьером и Ранком оказались Арик и Джан.
Четыре. И пять. Кира про себя усмехнулась – надо же...
Судя по звукам, за колеблющимися стенами шатра лагерь жил своей жизнью. Переговаривались, незлобно поругиваясь кроны, ржали лошади и кармы. Только вокруг этих явившихся все замерло, ожидая, что будет дальше. Каллан стоял в окружении своих приближенных. Руки его, взметнувшиеся для открытия портала, опускались, казалось, целую вечность.
* * *
На изнанке сгущались сумерки. В лагере кронов менялись караулы. Один за другим загорались большие яркие костры. Ветер начал разносить первые аппетитные запахи готовящегося ужина.
