Текст книги "Очарованная горцем"
Автор книги: Пола Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Я вам не враг, – глядя ей в глаза, негромко проговорил Роб.
Увы, сейчас каждый мог оказаться ее врагом. Эдвард и аббатиса сделали все, чтобы вбить это ей в голову. У нее никогда не было подружек – кроме нее самой, в аббатстве не было детей. Деревенские жители в глаза ее не видели, о ней никогда не ходило никаких сплетен, поскольку в окрестных деревнях о ее существовании не знал ни один человек. Ни одной душе, только самой Давине, аббатисе, да еще солдатам из отряда Эдварда было известно, кто она и где ее искать. Конечно, купить можно кого угодно. Одного можно подкупить, другого – запугать. Предателем мог оказаться кто угодно.
– Вы делаете мне больно.
Боясь выдать себя, Давина отвернулась.
Слава Всевышнему, он оказался не совсем уж дикарем и послушно скатился с нее. Едва почувствовав, что свободна, Давина приподнялась на колени и поспешно отползла в сторону. Ее глаза расширились от страха. Только Колин подозрительно поглядывал на нее – казалось, он доверяет ей ничуть не больше, чем она – им. В отличие от него Уилл разглядывал ее с откровенным восхищением. Даже ангельски-красивое лицо Финна немного смягчилось.
– Этот Эшер… он ваш супруг? – осведомился Роб, снова усевшись на корточки.
Сморщившись от боли, он машинально потер плечо. Лицо его казалось непроницаемым – трудно было понять, злится он или готов ее простить.
– Нет, он мой друг… был моим другом, – поправилась Давина.
Словно тяжкий груз свалился с ее плеч – выходит, Эдвард не рассказал о ней ничего особенно важного. Однако все это никак не объясняло, почему Роб и его люди оказались возле аббатства Святого Христофора именно в то утро, когда на аббатство напали.
– А что вам понадобилось в аббатстве? – подозрительно осведомилась она.
– Меня пригласила одна из ваших сестер.
Давина, поспешно вскинув голову, успела заметить смешливую искорку в глазах Уилла. Ага, так-так… знакомая монахиня, усмехнулась она про себя. Неужели они считают ее такой дурой? Думают, она поверит, что у сестер аббатства могли быть какие-то дела с этим мерзавцем, который к тому же смахивает если не на самого дьявола, то уж на одного из его приспешников точно.
– Сестра Маргарет Мэри когда-то давно была моей нянюшкой, – заметив мелькнувшее в глазах Давины сомнение, объяснил молодой парнишка, в облике которого было что-то волчье.
– А теперь я задам вопрос вам, – перебил Роб, заставив Давину повернуться к нему. – Что вы делали в аббатстве?
Он потянул за плед, которым были укрыты его широкие плечи. И взгляд Давины вслед за пледом машинально спустился вниз.
– Я там жила.
Она пожала плечами.
– Но Эшер называл вас леди Монтгомери.
– Ну да. Мои родители принадлежали к титулованной знати. Они умерли, когда я была еще совсем ребенком. Сестры из аббатства вырастили меня.
Роб ничего не сказал, только окинул выразительным взглядом ее скромное платье послушницы. Лицо его посуровело.
– А о каких это герцоге и графе вы тут толковали?
Давина молча смотрела, как Роб старается одной рукой стянуть до пояса тунику. Естественно, у него ничего не вышло.
– О графе Аргайле и о герцоге Монмуте [2]2
Джеймс Скотт, герцог Монмут (1642 —казнен 1685) – незаконный сын короля Карла II и его возлюбленной Люси Уолтер, которая отправилась вместе с ним и сыном в изгнание после казни отца Карла II, короля Карла 1. Монмут был обезглавлен в 1685 г. после неудачной попытки свергнуть Якова II. Главой второго мятежа, в Шотландии, был граф Аргайл.
[Закрыть], – объяснила Давина, решив, что не будет большой беды, если она назовет эти имена, вряд ли они ему известны.
Внезапно окаменев, Роб с любопытством покосился на нее, потом в глазах его мелькнуло беспокойство. Они с Уиллом тревожно переглянулись.
– Монмут? Племянник короля Якова?
Шотландцы, как по команде, во все глаза уставились на нее, словно не веря собственным ушам. Роб первым решился прервать затянувшееся молчание:
– Но ведь вы же не послушница, верно?
– Послушница. Меня должны были постричь будущей весной.
Глаза Роба внезапно потемнели, по лицу скользнула тень разочарования. И почти сразу же лицо его стало каменным. Однако проблеск чего-то человеческого в этом суровом воине пугал Давину куда больше, чем легкомысленное обаяние его молодого друга.
– Но Монмута с Аргайлом выслали в Голландию, – влез в разговор сидевший у костра Колин.
Давина кивнула:
– Да. Это их солдаты, голландские наемники, напали на аббатство.
– Почему они хотели вас убить?
Снова Роб. Она повернулась к нему. Может, он действительно не знает? Ей очень хотелось поверить в это, поверить, что он спас ее из огня просто по доброте души. Она совсем не знала мира, не знала, как выжить в нем без поддержки и помощи друзей, и отчаянно нуждалась в помощи, хотя бы на первых порах. На один краткий миг Роб, забывшись, позволил ей заметить, что и у него есть слабое место. Ей внезапно захотелось довериться ему…
– Они ведь охотились за вами, верно, девушка? – продолжал он, видя, что она молчит. – Они перебили всех сестер – надеялись, что вы окажетесь среди них.
Давина смахнула повисшую на реснице слезу. Да, Роб прав: все они погибли из-за нее.
– Но почему? Кто вы?
– Я – никто.
О, как бы ей хотелось, чтобы это было так! Она отдала бы все на свете, чтобы это оказалось правдой.
Глава 5
– Вы, конечно, потрясающе красивы, девушка, однако сильно сомневаюсь, чтобы столько людей решились бы пожертвовать жизнью просто так – ради той, что ничего собой не представляет.
Давина отвела глаза в сторону. Не из-за того, что в суровом взгляде Роба сквозило участие. И не из-за его низкого, звучного голоса, вызывавшего у нее дрожь. И даже не из-за того, что он назвал ее «потрясающе красивой». По правде сказать, она слегка растерялась от такой дерзости – растерялась до того, что ее ладони стали влажными. Но хуже всего было то, что он сказал потом… потому что его слова были правдой, и от этого ей стало еще больнее.
Роб придвинулся к ней, обдав ее теплом своего тела.
– Ладно, Давина, пусть так. Вы – никто. Пока, – подчеркнул он.
Она вскинула на него глаза. В ответ Роб молча скривился, и, непонятно почему, она вдруг почувствовала непреодолимое желание рассказать ему все. Подавив его, Давина с извиняющейся улыбкой протянула руку к его плечу.
– Простите, что выстрелила в вас… если вы, конечно, ни в чем не виноваты.
– Конечно, нет. И никогда не был.
Она принялась осторожно стягивать с него тунику. Теплое дыхание Роба коснулось ее лица, и по спине Давины пробежала дрожь. При виде того, как отблески костра играют на выпуклых мышцах его обнаженной спины, она невольно затаила дыхание. То, что она не могла доверять ему, ничуть не мешало ей восхищаться его мужской красотой. Тело Роба казалось высеченным из камня – Давина ничуть бы не удивилась, узнав, что и душа у него под стать телу.
– Простите… Мне бы не хотелось, чтобы вы сочли меня неблагодарной… В конце концов, вы спасли меня, и…
Проклятие, почему она не может просто заткнуться? Наверное, просто пытается отвлечься… не думать о гладкой коже, которую чувствует кончиками пальцев. До этого дня ей не приходилось касаться обнаженной мужской груди. Она внезапно почувствовала, как ее лицо заливается краской.
– Мне не хочется лгать вам, поймите! Поэтому, если уж нам суждено пробыть какое-то время вместе, то я была бы признательна вам, если бы вы расценивали мое молчание как знак благодарности за то, что вы спасли мне жизнь.
– Вы что же, пытаетесь меня защитить?
На губах Роба снова мелькнула кривая усмешка, лицо немного смягчилось.
– Не только. Всех нас.
– Должно быть, вам известно кое-что очень важное об этих двоих, раз они из кожи лезли вон, чтобы навсегда заткнуть вам рот.
Отойдя от костра, Уилл уселся напротив нее. Бросив в ее сторону еще один мрачный взгляд, Колин нехотя присоединился к брату.
Давина, покачав головой, смотрела, как Финн, подвернув под себя длинные ноги, устраивается на земле возле нее.
– Нет… мне ничего не известно о них, только то, что у них немало сторонников из числа протестантов в этих краях, а также в Голландии, и всем им очень не хочется, чтобы ими правил король, известный своей приверженностью Римской католической церкви. Монмут поддержал «Билль об отводе»…
– Билль, разделивший страну на два враждующих лагеря, – подхватил Колин, сделав вид, что не заметил удивленного взгляда Уилла. – На вигов, которые поддержали его, и тори, которые выступили против. Яков решил отречься от всех принятых парламентом решений, и его брат, король Карл, отправил его в изгнание на многие годы.
– Так оно и есть, – кивнула Давина, удивленная и заинтригованная его неожиданным умением разбираться в политике.
– В отличие от человека, который вот-вот станет нашим законным королем, Монмут и Аргайл, а вместе с ними и многие другие известны своей религиозной нетерпимостью.
– Угу, это мы знаем, – кивнул Колин, вглядываясь в ее лицо, освещенное пляшущими отблесками костра. – Это ведь нашу религию стремятся задушить протестанты. Нам известно мнение Карла на этот счет, а вот что думает по этому поводу Яков Йоркский, мы понятия не имеем. А вы откуда о нем знаете, девушка?
Давина почувствовала, что его интерес пугает ее ничуть не меньше, чем настойчивое желание их предводителя выяснить о ней всю подноготную.
– Яков привык отстаивать то, во что он верит, – глядя ему в глаза, осторожно проговорила она.
– Неужели? – присвистнул он. Удивление на его лице боролось с недоверием.
– Да, именно так, – кивнула Давина, принимая брошенный ей вызов. – Так, к примеру, когда несколько лет назад вошел в силу «Закон о присяге в отречении от признания папской власти», Яков решительно отказался отречься от своей религии, хотя это стоило ему должности генерал-адмирала английского флота.
Колин согласно закивал. Лицо его, освещенное пламенем костра, немного смягчилось, только в глубине темных глаз горел огонек.
– Угу, ваша правда, девушка. Я тоже что-то такое слышал. Только вот зачем ему понадобилось выдавать своих дочек за протестантов? – проворчал он.
Давина, напоследок бросив на него оценивающий взгляд, повернулась, чтобы взять из рук Уилла плошку с водой. Что-то подсказывало ей, что Колину известно о герцоге Йоркском гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Правда, всего он знать не может, успокоила она себя. Да и его вопросы звучали достаточно невинно.
– Тут уж постарался король Карл. Этим он пытался успокоить врагов Якова – хотел убедить их, что он не перешел в католичество, – объяснила она, поворачиваясь к молчавшему до этой минуты Робу.
– Вот как, значит? А вам откуда это известно?
Неожиданный вопрос Финна заставил девушку смутиться. Рука, в которой она держала плошку с водой, слегка задрожала. И правда, откуда монастырской послушнице может быть известно о таких вещах. Она так увлеклась, так старалась похвастаться своей осведомленностью в делах Стюартов, что совершенно не подумала о том, что кто-то из ее слушателей может задать себе вопрос: а как она сама может быть причастна к подобным делам? Проклятие, чертыхнулась она про себя.
– Ну… я много читала, – пробормотала она, старательно избегая встречаться с Финном взглядом. Собственно говоря, это было правдой, хотя и наполовину. – Я обучалась при монастыре, частью этого обучения было изучение старинных документов, связанных с историей Англии.
– Ну, лично мне, девушка, нет никакого дела до тех, кто за тобой охотится, – объявил Уилл, положив конец разговору, за что Давина была несказанно ему благодарна. Он стянул полу пледа с плеча, набросил его на голову на манер капюшона и прикрыл глаза. – Ты теперь под защитой Макгрегоров.
– И Гранта, – поспешно добавил Финн, горделиво расправив плечи и улыбаясь ей во весь рот такой широкой, добродушной улыбкой, что она не могла не улыбнуться в ответ.
Оба молодых горца стали устраиваться на ночлег.
Значит, они Макгрегоры. В аббатстве о них мало что знали. Преподобная матушка только раз упомянула о них, когда рассказывала Давине о парламенте. После нескольких веков кровавых междоусобиц между Кемпбеллами и Макгрегорами король Яков VI в 1601 году объявил последних вне закона и выслал их из страны. Макгрегоры стали изгнанниками – они не повиновались ни одному королю и устраивали резню то в одном замке, то в другом, расправляясь со своими врагами. Если ее спасители и впрямь потомки этого известного на всю Шотландию клана, решила Давина, скорее всего они и сейчас не повинуются никаким законам. Кто они? Наемники? Да нет, непохоже… ведь они враги протестантов Кемпбеллов. Вряд ли они примут сторону Аргайла. Но тогда почему они направляются на коронацию? Как они могут присягнуть на верность трону, если король в свое время сделал их изгоями?
– Стало быть, вы все трое – братья? – спросила она Роба, надеясь хоть что-то узнать о них, а заодно и отвести разговор в сторону от себя самой.
– Колин – да. Уилл – возможно. А Финн – родственник по браку. Племянник моей тетки.
Давина, кивнув, придвинулась поближе, чтобы лучше разглядеть рану.
– А для чего ваш отец отправился на коронацию?
Оторвав от подола платья кусок ткани, она опустила его в плошку с водой.
– Вожди и наследники вождей каждого клана, чьи земли лежат к северу от Эдинбурга, согласились приехать на коронацию, дабы засвидетельствовать поддержку нового короля из рода Стюартов.
Давина подняла на него глаза. Их взгляды встретились.
– Итак, – продолжала она, немного, смущенная тем холодным любопытством, с которым он невозмутимо разглядывал ее, – значит, вы – сын вождя клана.
Теперь она поняла, откуда в нем эта надменность и привычка повелевать. Такому нельзя научиться, это должно быть в крови.
– Вождя, чей род едва не пресекся во времена правления Якова VI, да?
– Угу, – негромко буркнул Роб, не сводя с нее глаз. – Вождя, которому пришлось немало выстрадать от врагов гораздо более злобных и могущественных, чем Яков Йоркский.
Давина осторожно потрогала края раны, потом обтерла их влажной тряпкой.
– И тем не менее ваш отец готов принести клятву верности новому королю?
– Те законы, что лишили нас родины, были отменены королем Карлом II, – напомнил ей Роб.
Давина молча кивнула. Ей не раз доводилось слышать о том, каким добрым королем был покойный Карл II. Слишком добрым, как считали некоторые. Он отменил многие законы, которыми пуритане опутали Англию по рукам и ногам. Король повелел снова открыть театры, разрешил вновь праздновать Рождество. В эпоху его правления англичане смогли носить цветные, сшитые по моде платья, а искусства переживали небывалый расцвет.
– Выходит, вы были среди тех, кто помог королю Якову вступить на престол? – спросила она.
– Ему видней.
Великолепный ответ. Это могло означать только одно: по каким бы причинам Роб Макгрегор ни кинулся ее спасать, он не тот человек, который станет бездумно выполнять чьи-то приказы, а подождет, пока у него не появится собственное мнение.
– Ну а теперь я бы тоже хотел задать вам один вопрос, – перебил ее Роб.
Давина закрыла глаза, моля Бога простить ее, если ей снова придется солгать.
– Вы любите его?
Ее руки задрожали так, что она едва не уронила тряпку.
– Как я могу любить человека, которого в глаза никогда не видела? Только слышала, что…
– Я говорю о капитане Эшере, – перебил Роб.
– О-о…
Давина открыла глаза и тут же пожалела об этом, заметив искорку любопытства в его суровых глазах. Осторожнее, одернула она себя.
– Конечно, люблю. Эдвард мне как брат.
Моля Бога о том, чтобы он удовлетворился этим ответом, Давина снова занялась раной.
Вероятно, так и случилось – пока она перебинтовывала ему плечо, Роб молчал, словно набрав в рот воды. Он коротко поблагодарил ее, приказал Уиллу первым нести дозор, после чего вытянулся на земле возле Давины и велел ей тоже ложиться спать. Кивнув, она смотрела, как он поерзал, устраиваясь поудобнее, потом положил забинтованную руку на голый живот и закрыл глаза.
Что ей теперь делать? Давина оглянулась, перехватив на лету улыбку сидевшего у костра Уилла, потом осторожно улеглась на бок и тоже закрыла глаза, успокоенная ровным дыханием спавшего Роба.
Глава 6
Капитан Эшер боялся, что его вот-вот стошнит. С каждым глотком воздуха его легкие наполнялись смрадом горящей человеческой плоти. Он лежал, боясь пошевелиться. Что происходит… ушли ли они наконец, гадал он. Гробовая тишина и мрак окутали землю, словно тина, поднявшаяся со дна илистого пруда, и это было еще страшнее, чем человеческие голоса, незадолго до этого прозвучавшие у него над головой. Сообразив, что он, возможно, единственный, кто остался в живых после резни, Эдвард притворился мертвым.
– Это капитан их отряда, – проговорил один из них, грубо пнув его в бок сапогом.
– Сам вижу, – огрызнулся другой таким ледяным тоном, что было ясно, что терпение его на исходе.
Эдвард мгновенно узнал этот холодный голос. Выходит, адмирал Питер Джиллс, которого герцог Монмут в свое время привез из Утрехта, самолично явился сюда убедиться, что Давина мертва. Сказать по правде, Эдвард молил Бога, чтобы так и было, потому что, если Джиллс отыщет ее живой, участи Давины остается только посочувствовать. Получивший кличку Дьявол, Джиллс был самым кровожадным и жестоким ублюдком из всех, кто держал в руках меч. Его отец, Корнелиус Джиллс, в свое время был известным капером, сражавшимся рука об руку с Питом Хейном и вместе с ним в 1628 году захватившим испанский флот, плывший с Кубы в Испанию с грузом серебряных слитков. Самое удивительное, что победу он одержал, не пролив ни капли крови, а испанские пленники вскоре получили свободу. Однако Питер Джиллс не был похож на отца.
– Милорд будет доволен, – прорычал Джиллс. – Обыщите аббатство, – велел он.
– Но, адмирал, от него ничего не осталось, – возразил первый, даже не подозревая, какая боль пронзила сердце Эдварда при этих словах.
– Давай, Эдгар! – тоном палача приказал Джиллс. – Или останешься валяться в грязи рядом с этой падалью!
Эдвард подумал, что за всю свою жизнь не испытывал худшей пытки, чем сейчас, когда, притворяясь мертвым, лежал у ног Джиллса. Никогда, если не считать той минуты, когда он понял, что Давина мертва. Итак, ему не удалось защитить ее. Господи помилуй, разве теперь он сможет простить себя?! Он еще не был знаком с Давиной, однако еще четыре года назад знал, что ее отправили в аббатство Святого Христофора под защиту монахинь ордена. Он был тогда молод, честолюбив, он еще не слышал ее смеха, серебряными колокольчиками отдававшегося под куполом часовни… не видел, как шевелятся ее губы, когда она молится за своих врагов. Он тогда еще не знал, какой острый у нее язычок… не видел ее веселую, дразнящую улыбку. Видит Бог, он хотел сказать ей правду. Она заслуживала этого… но как раз в тот момент, когда он собрался было с духом, чтобы признаться ей, люди Джиллса напали на аббатство. И вот все кончено. Теперь уже слишком поздно.
– Хендрик, – окликнул адмирал кого-то из своих людей. – Осмотри церковь! Я хочу увидеть тело… или что там от него осталось. Короче, я хочу, чтобы ее нашли, ясно?
Эдвард молил Бога, чтобы Давина, если она жива, оказалась сейчас в безопасности.
– Собери погибших и сложи их вон там. Обыщем их, а потом сожжем.
– Адмирал, – окликнул справа от Эдварда еще один неуверенный голос.
Похоже, подручный Джиллса, кто бы он ни был, не верил собственным ушам.
– Ты что, Маартен, решил на всю Англию объявить о том, что мы побывали тут? – прорычал Джиллс.
Бешеная злоба в его голосе разом положила конец всем вопросам.
Эдвард понятия не имел, сколько часов он провалялся в грязи, смешанной с золой и пеплом, с ужасом ожидая услышать, что тело Давины нашлось. Застыв, он молча ждал, пока мертвые тела по одному стаскивали и складывали куда-то слева от него. Потом на него пахнуло жаром от костра, и в следующую минуту он услышал крик, едва слышный из-за треска горящих поленьев.
– Насколько можно судить, в аббатстве больше никого нет, адмирал. Ни убитых, ни раненых – ни души!
– Пусто, значит? Проклятие, тут замаливали грехи двадцать семь женщин, и вы ни одной не нашли?! – Наступила тишина, прерываемая только треском горящего дерева. – Должно быть, они все спрятались в часовне. Иди помоги Хендрику, он уже там. Если удастся отыскать хоть одну, дай мне знать.
Эдвард осмелился слегка приоткрыть один глаз. Естественно, они обнаружат в часовне мертвые тела, только вот Давины там нет. Но ведь она была в аббатстве. Эдвард знал это точно, он успел узнать ее стрелу, торчавшую в плече того шотландского горца. Это случилось как раз перед тем, как он…
Макгрегор…
Кажется, в первый раз с тех пор, как на землю спустились сумерки, в сердце Эдварда вспыхнул первый лучик надежды. Он вспомнил огромного, дикого с виду шотландца и едва сдержался, чтобы не закричать. Успел ли Макгрегор спасти ее? Эдвард умолял его о помощи, но было понятно, что мысль о том, чтобы броситься в огонь, ему не слишком улыбается. Однако выглядел он достаточно устрашающе – Эдвард не сомневался, что у этого горца хватит сил изрубить оставшихся людей Монмута и вовремя унести ноги со своей драгоценной добычей. Может, его любимая жива и в безопасности? Куда этот Макгрегор может ее отвезти? Желудок снова свело судорогой, легкие заполнил отвратительный смрад горящей человеческой плоти и волос. Стиснув зубы, чтобы сдержать подступавшую к горлу тошноту, Эдвард пытался представить себе ее улыбку – она так часто улыбалась ему, в ее глазах сияла нежность, от которой у него, казалось, плавились кости. Эдвард догадывался, конечно, что Давина не влюблена в него, однако это не мешало ему любить ее всем сердцем.
Спустя какое-то время вернулся Хендрик. Как выяснилось, у него были новости – в часовне обнаружились мертвые тела, однако все они обгорели до такой степени, что узнать кого-либо было попросту невозможно.
– Мне плевать на то, как они выглядят и что от них осталось! Хендрик, ты идиот! Я в глаза никогда не видел эту девчонку! Сколько там тел? Надеюсь, у тебя хватило ума их пересчитать?
– Трудно сказать, сэр. Эдгар говорит, вроде двадцать шесть.
Эдвард готов был поклясться, что знает, о чем сейчас думает Джиллс. Судя по всему, Давине удалось сбежать. Сердце его вдруг заныло от нехорошего предчувствия.
– Ладно, заканчивайте тут, и поедем. Следы можно будет поискать и утром.
Сколько времени прошло с той минуты, как Эдвард услышал эти ужасные слова? Он не знал. Ему вдруг стало нечем дышать. Потом он услышал, как они садятся на коней – раздался топот копыт, и все стихло. Эдвард осторожно открыл глаза – сначала один, потом другой – и почти сразу же зажмурился – в глаза попал едкий дым пожарища. Морщась от боли, Эдвард кое-как поднялся на ноги. Перед глазами все плыло. Немного передохнув, он принялся шарить меж мертвых тел своих людей, пока не отыскал то, что сейчас было нужнее всего, – меч.
Да, он не смог защитить ее, но, может быть, Бог все-таки даст ему еще один шанс это сделать. Эдвард обернулся и бросил последний взгляд на ворота аббатства. У него было преимущество перед теми, кто охотится на Давину. Джиллсу и его людям придется ждать до рассвета – в темноте им нечего и надеяться отыскать какие-то следы. А Эдварду это было не нужно – по крайней мере пока. В отличие от Джиллса он знал, кто увез с собой Давину. А где искать шотландца? Конечно, на севере.
На следующее утро Роб проснулся на рассвете. Его разбудил веселый голос Уилла, громко рассказывающего об их набеге на Макферсонов, в котором, кроме них с Робом, участвовали еще младший брат Роба Тристан и Коннор Грант. Роб поморщился – по его мнению, этот рассказ не предназначался для ушей молодой леди… и уж тем более будущей монахини. Ему вдруг вспомнилось, как он вчера расстроился, узнав, что девушка, которую он спас из огня, сирота, отданная на воспитание в аббатство, а вовсе не дочь какого-то богатого и знатного английского милорда. Неужели она и правда послушница. Чтобы такая девушка – и посвятила себя Господу?!
Если так, похоже, заслушавшись Уилла, она напрочь забыла об этом, решил Роб. Что-то непохоже, чтобы его шуточки смущали ее, во всяком случае, он ничего такого не заметил. Роб покосился на нее. По-приятельски сидя между Уиллом и Колином, она беззаботно наслаждалась ягодами, которые им удалось набрать накануне вечером.
– Нам уже почти удалось удрать оттуда, прихватив с собой полдюжины коров, когда Тристан вдруг заметил Бриджид Макферсон и шесть ее дочерей. Представляете, они утром ходили купаться и как раз брели по тропинке к дому!
Финн заулыбался во весь рот. Колин вполголоса выругался – оба явно пытались сообразить, что было дальше. Впрочем, похоже, мнения на этот счет расходились.
– Сильно подозреваю, – как ни в чем не бывало продолжал Уилл, – что Макферсоновы девки с первого взгляда узнали отцовских коров, но, прах меня побери, Тристан тоже не дремал. Вы, парни, знаете, как он умеет морочить девушкам голову, верно? Рассыпается мелким бесом, пока бедняжка не сомлеет до такой степени, что себя не помнит!
– Угу, – с благоговением в голосе подтвердил Финн. – Руку даю на отсечение, что перед улыбкой Триса не устоит даже любовница самого короля!
– Это верно! – расхохотался Уилл. – Вот и девчонки Макферсона тоже того… не устояли. Да ладно бы одни девчонки, что с них взять? Клянусь своим мечом, я и глазом не успел моргнуть, как Бриджид сорвала с себя…
Роб выразительно кашлянул. Поднявшись на ноги, он бросил на Уилла предостерегающий взгляд, от которого тот мгновенно поперхнулся. Роб хорошо помнил тот день – его беспечность тогда едва не стоила жизни ему самому и его спутникам. Рисковать ради нескольких часов удовольствия… непростительная глупость! Правда, набег прошел удачно, но Роб до сих пор стыдился вспоминать об этом.
В ответ Уилл широко ухмыльнулся, пожелал Робу доброго утра, после чего, повернувшись к нетерпеливым слушателям, снова вернулся к рассказу:
– Мы все…
– Довольно, Уилл, – жестко перебил Роб.
Ему совсем не хотелось, чтобы Давина услышала, что было дальше.
Впрочем, он мог бы не беспокоиться на этот счет – она уже не слушала. Взгляд ее был прикован к Робу. На мгновение в глазах ее мелькнул испуг, Робу даже показалось, что она перестала дышать. Напомнив себе, что юной послушнице вряд ли доводилось видеть расхаживающих по аббатству полуголых мужчин, Роб поспешно набросил на плечи плед, чтобы прикрыть обнаженную грудь, стянутую повязкой, которую накануне наложила Давина.
Заморгав, она подняла голову чуть выше, встретилась с ним глазами, и Роб заметил, как ее лицо залилось краской.
– Как себя чувствует ваша рука? – запинаясь, спросила она.
– Лучше.
– Я молилась за вас вчера вечером.
– Что ж… спасибо.
Внезапно ему захотелось улыбнуться. Дьявольщина, сколько раз его так и подмывало это сделать, особенно вчера! Роб слегка смутился, припомнив, как его губы сами собой растягивались в улыбке, когда он ловил на себе ее взгляд. Накануне вечером он долго лежал без сна, гадая, что же в ней такого особенного, что при одном только взгляде на нее все его хваленое самообладание тает, словно снег на солнце. Почему он млеет, словно зеленый юнец, впервые в жизни увидевший женщину? Конечно, она хорошенькая, слов нет, однако в Кэмлохлине полно красивых девушек. Может, дело в ее беззащитности? Или в том, что даже сейчас, едва придя в себя от горя, она робко пытается улыбаться дрожащими губами? На первый взгляд она казалась хрупкой, как тростинка – вроде бы дунь, и улетит. Однако Роб мог бы поклясться, что это только кажется. Он уже успел понять, что приближение бури лишь заставит ее, сцепив зубы, повернуться к ветру, чтобы встретить его как врага – лицом к лицу. Да, она храбрая. И красивая, это точно. Предпочитает стрелять в своих врагов, вместо того чтобы бежать без оглядки. Потеряла всех, кого любила, все, что у нее было… тихонько проплакала полночи, чтобы никто не слышал, вместо того чтобы ломать руку или закатывать истерику, как сделали бы другие на ее месте. Перед тем как уснуть, Роб еще успел подумать, что такая девушка могла бы завоевать его сердце. Лучше всего отвезти ее домой.
Однако утром он проснулся с ясной головой. И напомнил себе, что после того их набега у Тристана до сих пор на бедре красовался шрам от стрелы Доналда Макферсона – вождь клана вместе с сыновьями в то жаркое летнее утро свалились словно снег им на голову. Роб еще не забыл преподанный ему урок и не собирался повторять своих ошибок. Он как можно быстрее отыщет для нее безопасное убежище, а потом вернется к прежней жизни. И больше никогда не допустит, чтобы смазливая девчонка заставила его до такой степени потерять голову, чтобы он рискнул подвергнуть опасности жизнь своих сородичей. Особенно когда речь идет о девушке, из-за которой уже пролились реки крови, а тела сотни воинов остались лежать непогребенными на поле битвы.
Мысль об этом приводила Роба в недоумение. Почему Аргайл с Монмутом из кожи лезут вон, чтобы прикончить ее? Уилл не ошибся, заметив, что она умна. Он вспомнил, как ловко Давина накануне избегала его вопросов, не ответив прямо ни на один из них, она вместо этого рассказала им обо всем, что захотел бы узнать любой, кого хоть немного интересуют дела Якова Йоркского. Однако все это не имело никакого отношения к резне в аббатстве Святого Христофора. Для чего кому-то понадобилось послать отряд королевских солдат для охраны какой-то послушницы? Что такого ей известно из того, о чем не прочтешь ни в одной книге? Может статься, попытка убить ее как-то связана с коронацией нового короля. Она не сказала ему ничего… но это сейчас не имеет значения. Роб знал все, что ему нужно было знать. Жизни Давины Монтгомери угрожает опасность, а значит, он сделает все, чтобы ее спасти.
– В Эршире есть одно аббатство, – робко начала она, словно прочитав его мысли. – Там я буду в безопасности.
Роб молча вглядывался в ее лицо.
– Вы же говорили, что нет на земле такого места, где вам не будет угрожать опасность, – напомнил он.
– Ну… я просто забыла о Курлохкрейге.
А что, это мысль, подумал Роб. Он оставит ее в аббатстве и тем самым отведет беду от своего клана.
– Отлично. Тогда мы отвезем вас в Эршир.
– Я буду очень благодарна вам, если вы это сделаете, – пробормотала она, поднимаясь на ноги. – За мою жизнь и так уже пришлось заплатить немалую цену. Не хочу, чтобы цена эта стала еще выше за счет вашей жизни.
– Угу. Я тоже.
Роб поспешил отвернуться – эти глаза действовали на него магическим образом. Он негромко выругался – что за чертовщина с ним творится? Ему показалось, что ее глаза внезапно стали цвета небесной лазури… или в этом виноваты солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь зеленый шатер листьев у них над головой? Проклятие, он бы с радостью смотрел в эти глаза вечно… Черт бы побрал эти ее тайны!
– Приберитесь тут, ребята. Пора убираться отсюда, и поскорее.
Роб направился к своему коню, вытащил из седельной сумки свежую рубаху и всунул в нее голову. Потом ненадолго скрылся в кустах, чтобы облегчиться, но передумал. Можно было предположить, что вслед за ними отправятся все, кому удалось уцелеть во время резни у стен аббатства и увидеть, как он уезжает, прихватив с собой Давину. Хороший следопыт без особого труда обнаружит, вернее, унюхает любой след, который они по неосторожности оставят за собой.
