Текст книги "Очарованная горцем"
Автор книги: Пола Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Пола Куин
Очарованная горцем
Глава 1
Южные границы Шотландии
Весна 1685 года
Стоя в полном одиночестве на самом верху колокольни аббатства Святого Христофора, Давина Монтгомери молча смотрела вниз на раскинувшийся у ее ног неведомый мир. Ночь давно уже опустилась на землю, и там, внизу, добрые сестры мирно спали в своих постелях – благодаря мужчинам, посланным сюда, чтобы охранять их покой. Но Давине было не до сна. Темно-синий купол неба у нее над головой сверкал от россыпи звезд – казалось, протяни руку, и одна из них заблестит на ладони. Какое бы желание она загадала? Давина с тоской посмотрела на юг, туда, где лежала Англия, но страстное стремление заставило ее обратить взор к острым пикам гор на севере, сияющим в лунном свете, словно чистое серебро. Какую бы жизнь выбрала она, если бы это зависело от нее?! Что лучше: мир, забывший о ней, или тот, в котором о ней не знала ни одна душа? Налетевший порыв ветра игриво дернул за подол ее рясы из грубой шерсти, и по губам Давины скользнула грустная улыбка. Что толку гадать, если ее будущее давно предопределено? Изменить что-либо не в ее власти.
За спиной послышались мягкие шаги. Давина и не подумала обернуться. Она и так знала, кто это.
– Бедный Эдвард, воображаю, как ты перепугался! Наверное, сердце ушло в пятки, когда ты не обнаружил меня в постели!
Он не ответил, и она почувствовала мгновенный укор совести. Зачем она дразнит его? Ведь он всего лишь исполняет свои обязанности. Вот уже четыре года, как капитан Эдвард Эшер охраняет ее – его прислали сюда на смену капитану Джеффрису, который заболел и больше не мог нести службу. За эти годы Эдвард стал не просто ее охранником, он превратился в самого близкого друга, единственного, кому она могла доверять – Эдвард знал о ее страхах и принимал ее такой, какая она есть, с тем грузом вины, что лежал на ее плечах.
– Я знал, где вас искать, – наконец проговорил он так тихо, что она едва расслышала.
Он всегда знал. Впрочем, в аббатстве было не так уж много мест, где она могла бы спрятаться. Давине не разрешалось выходить за ворота, поэтому когда ей хотелось побыть в одиночестве, она всегда забиралась на колокольню.
– Миледи… – негромко прошептал он.
Давина обернулась. И грустно улыбнулась… что толку мечтать о том, чему не суждено сбыться? Этими мыслями она не рискнула бы поделиться ни с кем, даже с Эдвардом.
– Пожалуйста, я… – начал он.
Но, увидев ее лицо, моментально забыл, о чем хотел сказать, и снова смутился, как в их первую встречу. Эдвард любил ее, хотя так и не решился заговорить с ней о своих чувствах. Любовь светилась в его глазах – все, что он делал, он делал ради нее. Его неизменная преданность говорила о любви лучше всяких слов… именно эта любовь была причиной его постоянной грусти. Но что она могла поделать? Ее судьба была решена уже давно, и оба знали, что им не суждено быть вместе.
– Леди Монтгомери, прошу вас, пойдемте отсюда. Вам не стоит оставаться здесь, да еще одной.
Он всегда так беспокоится о ней… Давина снова почувствовала себя виноватой.
– Я не одна, Эдвард, – пробормотала она.
Если ее жизнь останется такой же, как сейчас, она найдет способ почувствовать себя счастливой. Во всяком случае, до сих пор ей это удавалось.
– И потом сестры так много дали мне…
– Это верно, – кивнул он, шагнув к ней. И тут же остановился, осознав, что она имеет в виду. – Вас научили бояться Бога и любить своего короля. Добрые сестры любят вас… впрочем, все мои люди тоже. Мы – ваша семья. Но этого мало.
Эдвард знал, что Давина никогда сама этого не скажет, поэтому сделал это за нее.
Считалось, что этого достаточно. Так было безопаснее для нее – удалиться от мира в монастырь, подальше от тех, кто пойдет на все, чтобы убить ее.
Давина знала – Эдвард сделает все, чтобы спасти ее. Он много раз говорил ей об этом, практически всякий раз, когда предупреждал об опасности, угрожающей ей за воротами монастыря. Эдвард постоянно твердил, чтобы она не верила никому, даже тем, кто клялся ей в любви. После разговоров с ним она ощущала себя беспомощной – правда, об этом она тоже ему не говорила. Никогда.
– Я отдал бы все, чтобы иметь возможность уничтожить ваших врагов, – проговорил он, – и навсегда покончить с вашими страхами.
Бедный Эдвард, ему хотелось успокоить ее. Но, Бог свидетель, ей совсем не хотелось обсуждать свое будущее, да еще в такую изумительную ночь.
– Я благодарна тебе. И Господу тоже, – проговорила она, отойдя от стены и заставив себя беззаботно улыбнуться. – Надеюсь, со своими врагами я справлюсь сама.
– Не буду спорить, миледи, – согласился он, слегка повеселев при виде ее улыбки. – Вас ведь учили, как защитить себя. И вы хорошо усвоили эти уроки.
Давина успокаивающе похлопала его по руке.
– Разве я могла разочаровать тебя? – хихикнула она. – Особенно если вспомнить, сколько раз ты рисковал спасением души ради того, чтобы научить меня этому?
Она рассмеялась, и Эдвард облегченно засмеялся вместе с ней. От этой дружеской фамильярности у обоих слегка полегчало на душе. Но спустя минуту лицо Эдварда снова стало серьезным.
– До коронации Якова осталось меньше недели, – напомнил он.
– Я помню. – Давина, отвернувшись, снова бросила взгляд в сторону Англии. – Как ты думаешь, Эдвард, может, мы могли бы присутствовать на его коронации? Кому придет в голову искать меня в Вестминстере?
– Миледи… – Он умоляюще протянул к ней руку. – Вы же сами знаете…
– Я пошутила, мой друг.
Она слегка повернула голову, бросив на него взгляд через плечо, стараясь, чтобы он не заметил борьбы, которую она вела сама с собой, – борьбы, которая камнем давила ей на сердце. Борьбы, которая не имела ничего общего с терзающим ее страхом.
– Ладно, Эдвард, – вздохнула она, – неужели необходимо снова говорить об этом?
– Да. Думаю, необходимо, – отрезал он. И торопливо заговорил прежде, чем она успела его перебить: – Я спросил у матушки настоятельницы, нельзя ли вам перебраться в Эр, в аббатство Курлохкрейг. Я даже уже отправил весточку…
– Ни за что, – резко оборвала его Давина. – Я не желаю покидать свой дом. Кроме того, нет никаких причин думать, что мои враги вообще знают о моем существовании.
– Всего на год или два. Как только мы будем уверены…
– Нет, – повторила она, повернувшись к нему лицом. – Эдвард, неужели ты решился бы уехать отсюда вместе со мной, оставив добрых сестер без защиты? Что они будут делать, если моим врагам вздумается искать меня здесь? Ведь ни тебя, ни твоих людей уже не будет тут, чтобы их защитить! Нет, мы не покинем монастырь.
Эдвард с тяжелым вздохом опустил голову.
– Мне нечего возразить… Остается только надеяться, что я не доживу до того дня, чтобы пожалеть об этом. Что ж, ладно. Будь по-вашему. – Лицо Эдварда немного смягчилось. – Я сделаю, как вы просите. А сейчас позвольте проводить вас в вашу комнату. Уже довольно поздно, а матушка-настоятельница поднимет вас с петухами. Вам достанется, если вы проспите.
Приняв предложенную Эдвардом руку, Давина беззаботно отмахнулась.
– Я бы с удовольствием встретила тут рассвет.
– Не сомневаюсь, – буркнул Эдвард, провожая ее к лестнице, ведущей к выходу с колокольни. Впрочем, по его голосу было понятно, что брюзжит он только для виду. – Особенно учитывая, что можно замечательно выспаться во время уроков!
– Да я всего только один раз и уснула! – возмутилась она, шлепнув его по руке. – Кстати, неужели у тебя нет более серьезных дел, кроме как весь день ходить за мной по пятам?
– Не один, а целых три, – поправил Эдвард, делая вид, что не замечает сердито нахмуренных бровей. – А один раз вы даже похрапывали, помните?
Глаза Давины стали круглыми, как блюдца.
– Да я в жизни своей не храпела! – возмутилась она.
– Кроме одного-единственного раза!
Она уже открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закусила губу.
– И еще одного… когда я уснула, пока сестра Бернадетта играла на фортепьяно. Матушка тогда еще наложила на меня епитимью, и мне пришлось целую неделю каяться, помнишь?
– Как я мог об этом забыть? – расхохотался Эдвард. – Ведь все это время мои люди отлынивали от работы, предпочитая торчать под вашей дверью и слушать, как вы громко рассказываете Господу о всех своих прегрешениях! За исключением того, почему вы уснули.
– Ну, Господу и без того все известно, – усмехнулась в ответ Давина. – И потом, у меня не было никакого желания отзываться непочтительно о музыкальных способностях, которыми он наделил сестру Бернадетту… вернее, о полном отсутствии таковых!
По мере того как они удалялись от башни, веселость Эдварда уступала место озабоченности. Как только они оказались перед дверью ее комнаты, веселая улыбка, игравшая на его губах, пропала, Давина повернулась, чтобы попрощаться, и в глазах Эдварда мелькнула боль. Он протянул к ней руку, и Давина с трудом удержалась, чтобы не выдать своего удивления.
– Простите мою дерзость, но я должен кое-что сказать вам. Собственно говоря, я должен был сказать об этом раньше, но…
– Конечно, Эдвард, – мягко пробормотала она, позволив ему взять ее за руку. – Ты же знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно.
– Во-первых, я хочу, чтобы вы знали, что вы теперь…
– Капитан!
Перегнувшись через перила лестницы, Давина увидела Гарри Барнса, помощника Эдварда, вихрем влетевшего в ворота аббатства.
– Капитан! – заметив их, завопил Гарри. Лицо его было белым как простыня, грудь тяжело вздымалась, он задыхался. – Они идут!
У Давины упало сердце. Все эти годы она знала, что когда-нибудь это случится.
– Эдвард, – помертвевшими губами прошелестела она, чувствуя, что вот-вот ударится в панику, – как им удалось отыскать меня… да еще так скоро после смерти короля Карла?!
Вместо ответа Эдвард крепко зажмурился и потряс головой, точно отказываясь поверить в то, что он слышал. Однако для сомнений уже не оставалось времени. Резко повернувшись, Эдвард сжал ее руку и одним рывком втащил в комнату.
– Оставайтесь здесь! И заприте дверь, слышите?
– А что толку?
Одним прыжком подскочив к стене, Давина сорвала висевший на ней лук и колчан со стрелами. И столкнулась с Эдвардом.
– Прошу тебя, друг мой! – взмолилась она. – Не хочу сидеть тут одна. Лучше уж пойду на стену и буду стрелять вместе с твоими людьми, пока ты не скажешь, что там уже небезопасно!
– Капитан! – Прыгая через три ступеньки, Варне вихрем взлетел по лестнице. – Нужно подготовиться к обороне! Идемте, капитан! Времени в обрез!
– Эдвард… – Голос Давины заставил капитана обернуться. – Ты ведь сам учил меня стрелять. Ты готовил меня к этому. Ты не сможешь помешать мне сражаться, защищая свой дом!
– Приказывайте, капитан! Прошу вас!
Давина опрометью кинулась к узкой лесенке, ведущей обратно на колокольню.
– Гарри! – услышала она за спиной крик Эдварда. – Готовь бочки! И прикажи кипятить смолу! Пусть все будут начеку! Ждите моей команды! И, Гарри…
– Капитан?
– Буди сестер! Скажи, пусть молятся, слышишь?
Всего за несколько предрассветных часов, что прошли с момента нападения на аббатство Святого Христофора, людям Эдварда удалось перебить почти половину вражеского отряда. Однако потери, которые понесло само аббатство, были больше. Неизмеримо больше…
Укрывшись на колокольне, Давина молча разглядывала безжизненные тела, устилавшие внутренний дворик монастыря. Отвратительная вонь горящей смолы и обожженной человеческой плоти забивала ноздри, невыносимо щипало глаза. Смахнув слезы, она бросила взгляд поверх монастырских стен – там, на лугу, звенели мечи и кипел бой. Всадники сражались с таким остервенением, как будто их ненависть до сих пор не была утолена. Впрочем, при чем тут ненависть?
Они бились из-за нее, хотя ни один из них не знал ее до сего дня. А вот она знала их хорошо. С того самого дня, как Эдвард впервые рассказал ей о них, не было дня, чтобы их лица не являлись ей в ночных кошмарах.
Из-за резкого ветра слезились глаза, слезы струились по ее щекам… Те, кого она считала своей семьей, лежали на земле, мертвые или истекающие кровью. Смахнув слезы, Давина со страхом попыталась отыскать взглядом тело Эдварда. Спустя час после того как начался штурм монастыря, он поднялся к ней на башню и приказал спуститься в часовню – молиться вместе с сестрами. Давина наотрез отказалась, и тогда он просто перекинул ее через плечо, словно мешок с зерном, и сам отнес в часовню. Но Давина не собиралась прятаться, поэтому, улучив удобный момент, тихонько пробралась обратно на колокольню. Ее лук отправил десяток-другой осаждающих на встречу с Создателем. Но их было слишком много.
Она так долго боялась, представляя себе этот день. Ей казалось, она заранее подготовилась к этому. Привыкла к мысли о смерти. Да, она была готова к гибели, но к своей… Как вообще можно приготовиться к смерти тех, кто тебе дорог?!
А внизу, там, куда она не смотрела, высокий воин, одетый не так, как это принято было в Англии, одним прыжком перескочил через стену часовни. В одной руке его был горящий факел, другой он сжимал меч.
Глава 2
Холодный, пронизывающий ветер отбросил со лба Роберта Макгрегора прядь черных как смоль волос. Подняв глаза вверх, он угрюмо уставился на затянутое тучами небо с таким видом, словно бросал вызов небесам.
Роб до сих пор не был уверен, что согласен с отцом, уговорившим его оставить ненадолго клан ради присутствия на коронации Якова из Йорка. [1]1
Яков из Йорка (1685–1689) – Иаков (Яков) II, сын английского короля Карла I Стюарта, король Англии, король Шотландии под именем Якова VII.
[Закрыть]Разве законы, принятые надутыми аристократами в напудренных париках и накрахмаленных брыжах, писаны для Макгрегоров?! Роб фыркнул. Да большинство этих спесивых индюков знать не знают о Макгрегорах со Ская! И уж, конечно, даже если кто-то и вспомнит о существовании их клана, ни один из них не осмелится сунуться в их горы, чтобы установить там свои дурацкие законы. Макгрегоры ничего не должны королю Англии!
– Бывают случаи, когда лучше избегать открытого неповиновения, – вторгся в его мрачные мысли ворчливый голос отца. – Безопасность клана – превыше всего. Помни об этом!
Будучи старшим сыном и прямым наследником верховного вождя клана Макгрегоров со Ская, Роб с детства научился понимать образ мыслей своего отца. И знал, что выказать поддержку новому королю – мудрый и дальновидный ход. Хотя ему самому не было решительно никакого дела до того, что происходит на юге от их границы, в парламенте оставалось немало таких, кто считал образ жизни шотландских горцев с их вождями, пользующимися непререкаемой властью среди членов клана, устаревшим, а следовательно, пора покончить с этим. В общем, если ради безопасности клана потребуется облобызать руку нового короля, угрюмо подумал Роб, он это сделает.
Для него не имело большого значения, кто вождь, он или его отец. Роб давно уже привык принимать на себя ответственность за судьбу клана. Он не чурался никакой работы – возделывал землю, пас овец, чинил прохудившиеся крыши, хотя никогда не признался бы даже самому себе, что тяжелый физический труд доставляет ему удовольствие. Вместе с отцом он решал, что будет лучше для членов клана и их семей, и при этом неустанно упражнялся во владении мечом, хорошо зная, что только сильная воля и крепкая рука помогут ему удержать то, что он по праву считал своим.
Но сейчас Роб был в ярости. Его бесило, что он должен оставить клан ради того, чтобы облобызать руку человека, который скорее всего со страху намочил бы штаны, случись ему оказаться на поле брани.
– Объясни мне еще раз, какого черта тебе понадобилось свернуть на эту тропу, Уилл? – спросил кузена Роб, натягивая поводья, чтобы заставить своего крупного жеребца держаться подальше от канавы, до краев заполненной жидкой грязью.
Их отряд остался дожидаться их на дороге у английской границы. Идея сделать небольшой крюк принадлежала Уиллу, и Роб то и дело спрашивал себя, какого черта он послушался и почему согласился на то, чтобы с ними поехали еще несколько человек из отряда.
– Аббатство Святого Христофора, – крикнул через плечо Уилл. – Я же говорил тебе, там живет сестра Маргарет Мэри.
– Проклятие… и кто она такая, сестра Маргарет Мэри? – прорычал Ангус Макгрегор, потирая ляжки. – И почему судьба какой-то Христовой невесты тронула твое черное сердце, хотел бы я знать?
– Она была моей нянюшкой целых шесть лет, когда умерла моя мать.
– Что-то такое припоминаю… Верно, о ней говорил Тристан, – задумчиво пробормотал Колин, младший брат Роба.
Роба раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он благодарил Бога за то, что за ними не увязался его братец Тристан, иначе добродетель монахинь подверглась бы серьезному испытанию, а с другой – злился на себя за то, что позволил поехать Колину. Роб уже успел догадаться, что его кузен понятия не имеет, где находится это чертово аббатство. Он вел их все дальше, в глубь холмов. Роб нахмурился – на их небольшой отряд в любую минуту могла напасть шайка разбойников, которыми кишели эти места. И не то чтобы Роб боялся или сомневался в том, что Колин способен защитить себя, тот давно уже доказал свое умение владеть мечом. Просто предпочел бы, чтобы младший брат оказался в другом месте, если на них нападут.
– Интересно, здешние монахини молятся также усердно, как наши, шотландские?
– Мы еще не в Англии, – нетерпеливо буркнул Роб, мрачно покосившись на Финли Гранта.
Парнишка перехватил его взгляд, и лицо у него моментально стало испуганное, как будто этот невинный вопрос был немыслимой вольностью по отношению к предводителю клана. Господи, что ему делать с Финном, если начнется заварушка? – сокрушенно покачал головой Роб. Парнишка дерется неплохо, но ему явно больше по душе играть на волынке или слушать легенды о подвигах героев древности, чем орудовать мечом. Впрочем, по давней традиции у каждого уважающего себя лэрда имелся свой бард, и Финли со временем предстояло занять эту должность при Робе. Несмотря на раздражавшую его необходимость присматривать за юнцом, вечно путавшимся у него под ногами, постоянно следившим за тем, что он делает и что говорит, чтобы, упаси Бог, не пропустить какого-нибудь героического деяния, заслуживающего войти в историю, младший сын Грэма и Клер Грант сразу пришелся по душе Робу. Юноша вырос почтительным, хоть и любопытным сверх меры.
– Нет, – смягчившись, буркнул он. – Английские монашки чаще бьют поклоны.
– Мне лично глубоко плевать, даже если ваша Маргарет Мэри будет бить поклоны, пока не протрет сутану до дыр, – проворчал Ангус, доставая фляжку с пивом, спрятанную в складках его пледа. – Но если это по ее милости Тристан с Уиллом задержались на этом свете, то у меня лично нет ни малейшего желания познакомиться с ней.
– Помолчи, Ангус. – Подняв руку, Роб властным движением велел пожилому воину придержать язык. – Ты слышишь?
Его спутники, натянув поводья, настороженно замерли, прислушиваясь.
– Похоже на звон мечей, – пробормотал сквозь зубы Ангус, рука его машинально потянулась к перевязи. – А чувствуете эту вонь? Сдается мне, что-то горит.
– Аббатство!
Лицо Уилла стало землисто-серым. Дернув поводья, он резко повернул коня и безжалостно ударил его шпорами. Миг – и Уилл исчез за холмом. Роб даже не успел раскрыть рот, чтобы остановить его.
Роб вполголоса выругался, поклявшись содрать с Уилла шкуру. Какое безрассудство! Роб поскакал за ним. Молодые воины ринулись было следом, но он велел им оставаться на месте и ждать их возвращения.
Роб и последовавший за ним Ангус остановили запыхавшихся лошадей на склоне холма. Рядом замер Уилл – приподнявшись в стременах, он с ужасом разглядывал представившееся его глазам зрелище. Спустя мгновение за спиной послышался стук копыт, и Колин с Финном присоединились к старшим. Роб накинулся на младшего брата, ослушавшегося его приказа, с руганью, но тут же умолк. Взгляд его невольно устремился к маленькому аббатству, укрывшемуся среди двух высоких холмов.
Аббатство было в осаде. Насколько можно было судить, напали на него несколько часов назад. На земле громоздились сотни мертвых тел. Робу удалось разглядеть только жалкую горсточку вооруженных людей – все, что, по-видимому, осталось от двух отрядов, – размахивая мечами, они продолжали ожесточенно сражаться. К небу тут и там поднимались клубы черного дыма, в воздухе отчетливо витал смрад горящей смолы. Левое крыло монастыря было охвачено пламенем.
– Господи, спаси и помилуй, кто мог сотворить такое?!
Услышав потрясенный возглас Финна, Уилл даже не повернул головы, он молча сорвал с плеча лук и стремительным движением выхватил из колчана стрелу.
– Уилл, нет! – остановил его Роб. – Это не наша битва! Кто бы это ни сделал, я не позволю, чтобы из-за этого пострадал наш клан! Мы не станем сражаться за тех, кто…
Кого он имел в виду, так никто и не узнал – резкая боль в левом плече заставила Роба выругаться. Мгновением позже две стрелы, посланные меткой рукой Уилла, просвистели в воздухе, и все застыли, словно пораженные громом. Роберт, скривившись, молча разглядывал тонкое древко стрелы, глубоко вонзившееся в его плоть. Его ранили! Ах ты, сукин… Справившись с подступившей к горлу тошнотой, он крепко обхватил пальцами древко и одним движением сломал застрявшую в складках пледа стрелу. Раздался легкий хруст, смяв стрелу в кулаке, Роберт угрожающе прищурился. В глазах его вспыхнул зловещий огонек. Не сводя глаз с поля битвы, он привычным движением выхватил из ножен клеймор. Остальные, не сговариваясь, последовали его примеру.
– Теперь уже наша, Колин! – прорычал он прежде, чем дать шпоры коню. – Ты с Финном прикрываешь нас сзади, понял? И не вздумай снова ослушаться, не то я так надеру вам задницы, что вы двое недели две сидеть не сможете!
Финн послушно кивнул, всем своим видом давая понять, что готов повиноваться. Зато Колин моментально пришел в ярость.
– Какого черта, Роб! Я умею сражаться! И я хочу сражаться!
– Не сегодня, – угрожающе предупредил Роб.
На скулах его заходили желваки. Сообразив, что перешел черту, Колин моментально присмирел.
Робу и раньше приходилось сражаться во время набегов – приграничные стычки между кланами не были редкостью. Он собственной рукой прикончил парочку Фергюссонов, но сейчас при одной мысли о битве, которая ему предстоит, кровь разом вскипела в его жилах. Именно этому всегда учил его отец. Уметь защитить себя и всех, кто ему дорог. Защитить любой ценой. Для Роба не имело никого значения, кто пустил в него стрелу. Они все за это заплатят, все до единого! На поле еще кипело сражение. Подскакав поближе, он с мрачным удовлетворением рассек мечом первого, кто попался ему под руку. Роб убивал быстро, Ангус с Уиллом сражались в двух шагах от него. Он уже поднял руку, чтобы нанести очередной удар, когда из груди выбранной им жертвы вырвался пронзительный крик.
– Остановитесь, скотты! Ради всего святого, остановитесь! – Поперхнувшись, мужчина скорчился в седле, не сводя глаз с занесенного над его головой окровавленного меча. Потом, видимо, собрав остатки мужества, торопливо заговорил: – Я капитан Эдвард Эшер из армии его величества! На нас напали! Это произошло на рассвете. Я вам не враг, поверьте!
Роб окинул его быстрым взглядом. Темные волосы незнакомца слиплись от крови и пота, струившегося по его лбу и оставлявшего светлые полоски на покрытом сажей лице. Его одежда тоже была забрызгана кровью, однако Робу не составило труда заметить, что он говорит правду. Перед ним действительно был солдат регулярной английской армии.
Рана в плече вновь напомнила о себе болью. Кипя от гнева, Роб повернул коня, собираясь найти себе новую жертву.
– Погодите! – Капитан протянул руку, собираясь остановить Роба. – Вы ведь горцы, верно? Почему вы здесь? Вас кто-нибудь послал?
– Не слишком ли много вопросов? Лучше скажи спасибо, что мы подоспели вовремя, – буркнул Роб.
– Поверьте, я весьма благодарен, что вы пришли нам на выручку…
Роб кивнул.
– Сзади! – предупредил он.
Капитан Эшер, пришпорив коня, едва успел избежать удара по голове, который, вполне вероятно, мог стать для него смертельным.
Отвернувшись на минуту, чтобы убедиться, что никого из вражеских солдат поблизости нет, Роб с неподдельным интересом принялся наблюдать за схваткой. Вскоре все было кончено – противник капитана покатился по земле, и во взгляде Роба мелькнуло мрачное одобрение.
– Я обязан вам жизнью, – склонив голову, пробормотал Эшер.
– Верно. Ну как, мы закончили? Или должно подойти подкрепление? – поинтересовался Роб.
Плечи Эшера устало ссутулились. По всему было видно, что с него вполне достаточно, он явно смирился, ожидая решения своей судьбы.
– Кто вы, сэр? – едва слышно пробормотал капитан. – Прошу вас, назовите свое имя…
Кровь Христова, парень, должно быть, выжил из ума. Наверное, потерял слишком много крови, решил Роб. И, мгновенно преисполнившись сочувствия, решил, что не будет большой беды, если он выполнит его просьбу.
– Роберт Макгрегор, если мне суждено сегодня умереть, поклянитесь, что спасете леди Монтгомери. – Не дав изумленному такой просьбой Роберту даже открыть рот, капитан с умоляющим видом вскинул на него глаза. – Пожалуйста, прошу вас, спасите ее! Она еще жива, я это чувствую!
Его взгляд остановился на сломанной стреле, которую Роб по-прежнему сжимал в кулаке.
Проследив за взглядом капитана, Роб начал понемногу догадываться, кто пустил в него стрелу. Руки его сами собой сжались в кулаки, суровое лицо потемнело.
– Нет уж. Лучше останьтесь в живых и сами спасайте ее, – проворчал он, поворачивая коня.
– Макгрегор! – крикнул капитан Эшер в спину Роберту. – Они подожгли часовню! Сестры убиты – все до единой! Кроме них, у нее никого не было. Она сделала то же самое, что бы сделали вы или я, окажись на ее месте. Спасите ее, иначе она погибнет в огне. Именно этого они и добивались.
Перехватив его отчаянный взгляд, Роб обернулся к охваченному огнем аббатству. Проклятие, выругался он про себя. Лучше всего отыскать Уилла и отправить его на поиски этой леди – в конце концов, это была его идея заглянуть в аббатство. Вот теперь пусть и вытаскивает ее из огня, злорадно подумал Роб. Леди. Он нахмурился. Кровь Христова, не может же он позволить, чтобы девчонка сгорела заживо – наплевать, что она пыталась его убить! Даже не повернув головы, чтобы посмотреть, что сталось с капитаном Эшером, Роб молниеносно вскинул меч и уложил налетевшего на него всадника. Какое-то время он внимательно разглядывал монастырский двор в надежде заметить в дыму одинокую женскую фигуру, ничего не увидел и длинно, замысловато выругался. Роб пришпорил упиравшегося и испуганно храпевшего коня и погнал его к охваченным пламенем монастырским воротам. Только так можно было прорваться в аббатство. Времени для колебаний уже не оставалось. Крепко натянув поводья, Роб ударил каблуками по бокам жеребца, заставив его подняться на дыбы. Рухнувшие на землю двери стонали и трещали под тяжестью передних копыт могучего боевого коня. Едкий запах дыма разъедал легкие, застилая глаза, так что Роб почти ничего не видел.
– Леди! – отчаявшись что-нибудь разглядеть, крикнул он.
Его конь пронзительно ржал, порываясь встать на дыбы, бил копытами в воздухе и испуганно попятился, когда на землю, рассыпая снопы искр, обрушилась горящая балка. Однако Роб, крепко натянув поводья, успокоил коня, и тот, хоть и неохотно, двинулся вперед. Он снова крикнул – никакого ответа. Отчаявшись, он уже готов был сдаться, решив, что девушка погибла, и тут вдруг заметил ее. К изумлению Роба, девушка изо всех сил пыталась сбить пламя обрывком тощего одеяла.
– Слишком поздно, девушка. Давай руку!
Звук его голоса заставил ее резко обернуться. Прижав одеяло к лицу, она судорожно раскашлялась, задыхаясь от дыма.
– Эдвард! – хрипло позвала она, щуря слезившиеся глаза, чтобы что-то разглядеть. – Эдвард, я…
Внезапно руки ее разжались. Одеяло упало на землю, и она зашаталась, теряя сознание.
Роб, пришпорив жеребца, одним прыжком оказался возле нее. Пригнувшись, он легко подхватил ее и усадил в седло.
«Кажется, я умираю. Благодарю тебя, Господи!» Давина надеялась, что тогда ей будет не так больно, как сейчас. В ушах стояли душераздирающие крики сестер, заживо горевших в часовне… Единственное, чего ей хотелось, это поскорее умереть, чтобы прекратился весь этот ужас.
– А теперь дыши, милая. Дыши, – услышала она.
Голос был явно мужской, и принадлежал он человеку, привыкшему отдавать приказы. Может, Эдвард? Нет, этот голос гораздо более низкий и звучный.
Давина закашлялась, вдохнув немного свежего воздуха, в котором все еще отчетливо ощущался запах дыма. В груди горело, было больно дышать. Огонь! Выходит, она не умерла! Она с трудом приоткрыла воспаленные глаза – почерневшая, выжженная трава, тяжелый топот копыт, от которого сотрясалась земля. Она снова закашлялась, и рука, достаточно большая, чтобы обхватить ее затылок, осторожно убрала с ее щеки упавшие на лицо волосы. Только тут Давина сообразила, что сидит на лошади – если уж совсем точно, не сидит, а лежит на коленях какого-то незнакомого мужчины. Значит, они все-таки пришли за ней, как боялся Эдвард, и теперь она у них в руках. Она попыталась закричать, но в горле так пересохло, что из него вырвался лишь сдавленный хрип. Она забилась, пытаясь вырваться, но рука, прижимавшая ее к крупу лошади, была тяжелой, как гранитная плита. Внезапно на глаза ей попалось лежавшее на земле тело, и ужас снова нахлынул на нее, мешая дышать.
Они все мертвы.
– Нет!
Леденящий страх и ярость охватили Давину. Она судорожно забилась, пытаясь сползти с колен похитителя. Святой Христофор… ее дом… был охвачен пламенем.
Все… все погибли.
– Нет! Господи, прошу тебя… только не они! Только не моя семья! – простонала она.
Из глаз ее ручьем хлынули слезы. Они лились и лились, казалось, им не будет конца. Она, наверное, еще долго бы плакала, если бы не ужасная мысль, раскаленной иглой пронзившая ее мозг… мысль о том, в чьих руках она оказалась.
– Чудовище! – закричала она и, извернувшись, замолотила кулаками по груди похитителя. Гнев удесятерил ее силы, даже страх вдруг бесследно исчез, осталась только ненависть. – Ублюдок! Что ты сделал?!
– Леди.
Это прозвучало так неожиданно мягко, что Давина разом обмякла, к глазам снова подступили слезы.
– Успокойтесь, – негромко прошептал он. Давина машинально ухватилась за его руку, стараясь рассмотреть то, что еще оставалось от ее дома. – Теперь вы в безопасности.
– Я тебя убью, – пообещала она тихо, бросив прощальный взгляд на мертвые тела тех, кого любила, кого считала семьей.
– Так уже едва не убили… Вынужден вас разочаровать – вы ошиблись. Это не моих рук дело.
Внезапно она поверила ему. Поверила даже не словам – сочувствию в его голосе. Отодвинувшись, Давина посмотрела ему в глаза. Да, он явно не из них, промелькнуло у нее в голове. Мужчина заметно картавил – выговор его напоминал тот, на котором говорят на севере, – и к тому же выглядел как-то… первобытно, что ли, удивилась она. Похоже, он вообще не англичанин. Шотландец! Шотландский горец! Вот уж кого она никак не ожидала увидеть. Давина во все глаза разглядывала незнакомца. Внезапно ей вспомнились уроки аббатисы – в свое время та рассказывала ей о горцах, о том, что тамошние жители не носят ни платьев, ни панталон, предпочитая оборачивать тело клетчатыми одеялами из грубой домотканой шерсти. Взгляд Давины упал на толстый плед у него на плечах, стянутый ремнем на талии, скользнул по рубашке и замер, наткнувшись на пятна засохшей крови у него на груди. Какой же он огромный, невольно ахнула она. Темные волосы незнакомца были длиннее, чем она привыкла видеть – густые, черные, словно вороново крыло, они были стянуты сзади ремешком, только одна непокорная прядь свисала на лоб. От него пахло землей и кожей и… дымом пожарища.
