Текст книги "Очарованная горцем"
Автор книги: Пола Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Глава 23
Роб молил Бога, чтобы он ошибался. Если он прав, то будущий король Англии очень скоро лишится одного из своих капитанов. Заметив, что Давина не последовала за ним, он успокоился. Роб мысленно взмолился, чтобы ему не пришлось объяснять ей, что он намерен сделать. Прыгая через три ступеньки, он вихрем взлетел по лестнице. В душе Роба все еще тлела слабая надежда, что он ошибся. Что такого, что Эдвард оказался единственным человеком в гарнизоне, кто знал – помимо самого короля, естественно, – о тесных связях Джиллса с принцем Оранским? В сущности, это ничего не значило, успокаивал себя Роб. И уж конечно, это не означало, что самый близкий друг Давины оказался предателем. А вот кое-что еще, привлекшее внимание Роба, когда Эшер заговорил о Вильгельме Оранском, могло означать многое.
Оказавшись перед дверью комнаты, за которой скрылся капитан, Роб, сделав последнюю попытку обуздать захлестнувший его гнев, ворвался внутрь, даже не потрудившись постучать.
– У меня тоже есть кое-какие вопросы к вам, Эшер, – прямо с порога прорычал он.
– Я это подозревал, – устало проговорил стоявший у окна капитан. Лицо Эдварда как-то разом осунулось. – Если вы о принце Вильгельме, то, уверяю вас…
– Нет. Я собирался поговорить с вами об аббатисе из Курлохкрейга.
– Об аббатисе?! – Поперхнувшись, Эшер уставился на Роба круглыми глазами. – Но я не…
– Аббатиса ничуть не удивилась появлению Давины. Она явно ожидала ее.
Роб, переступив порог комнаты, плотно прикрыл за собой дверь.
– Так оно и есть. – На лице капитана читалось заметное облегчение. – Я заранее послал гонца с письмом, в котором спрашивал, могу ли я привезти в Курлохкрейг леди Давину.
– Угу… я так и понял. – Лицо Роба оставалось по-прежнему мрачным. – Но тогда откуда вы узнали о том, что люди Джиллса вскоре появятся у стен аббатства?
Эшер застыл, словно пораженный громом – неожиданный поворот, который принял разговор, явно привел его в замешательство. Роб едва не улыбнулся, заметив потрясенное Выражение его лица. Он бы расхохотался, наверное, если бы у него не чесались руки прикончить стоявшего перед ним человека.
– Но мне кажется, я догадался, что вы скрываете. Вам было известно, что Джиллс вот-вот явится, потому что вы сами сообщили ему, где ее искать. Это случилось во время вашей встречи в Голландии – с ним и с принцем Оранским. Это ведь там вы познакомились с адмиралом Стюартом, верно?
Эшер открыл было рот, собираясь протестовать, но прежде, чем он успел это сделать, Роб поднял руку, и слова замерли у него на устах.
– Я могу засадить вас в подвал и держать там до тех пор, пока Коннор Стюарт не решит нанести визит в Кэмлохлин, – пригрозил он. – Но это может произойти и через несколько лет. И я очень сомневаюсь, что он сможет опознать то немногое, что останется от вас к тому времени!
– Я тогда еще не видел ее, – упавшим голосом признался Эшер.
Он вдруг странным образом успокоился – можно было подумать, что тайна, которую он скрывал в душе столько долгих лет, измучила его до такой степени, что теперь, когда правда выплыла на свет, он обрадовался, что ему не нужно больше нести на плечах этот груз.
– Я был молод… совсем мальчишка, а вы… вы не знаете, что за человек Джиллс. Это сам дьявол!
Роб молча разглядывал его, чувствуя, что его вот-вот стошнит. Ему потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы удержаться, – еще мгновение и он, выхватив меч, воткнул бы его прямо в черное сердце этого мерзавца.
– Итак, вы сказали им, где ее искать. Вы предали ее, но не ради денег, а потому, что вы – трус.
– Я был дураком. Я не…
– Пытаешься спасти свою жалкую жизнь, да, капитан? – Пальцы Роба сжались на шее Эшера. – Зря. Ничто из того, что ты собираешься сказать, не может оправдать предательства. Ты привел убийц к самой ее двери!
Лицо Эшера стало медленно заливаться синевой – Роб, стиснув пальцы, пригвоздил капитана к стене, оторвав его от пола, так что ноги Эшера болтались над землей. Он извивался, пытаясь высвободиться, скрюченные пальцы царапали стену.
– Да, я… я это сделал, и я должен был жить с этим… Прошу вас, Макгрегор, – прохрипел он, – пожалуйста… умоляю вас… не убивайте меня! Дайте мне хотя бы шанс заслужить ее прощение!
– Ты этого не заслуживаешь! – прорычал Роб.
– Роб! Отпусти его!
Давина, распахнув дверь, застыла на пороге. На щеках ее еще видны были следы слез. За ее спиной, привстав на цыпочки, чтобы ничего не упустить, маячил Финн. Видно было, как он, отталкивая Давину, пытается прорваться в комнату.
– Отпусти его, Роб! – снова взмолилась она.
Однако не сделала ни малейшей попытки ему помешать.
Роб, конечно, не знал, сколько из всего сказанного ей удалось услышать, но растерянность и боль, которые он прочитал на этом невинном лице, едва не заставили его потерять остатки самообладания.
Отшвырнув капитана в сторону, он повернулся к ней. Проклятие, он совсем не хотел, чтобы она стала свидетелем этой сцены.
– Давина, послушай…
Не глядя на него, она подбежала к Эшеру:
– Заслужить мое прощение, Эдвард? Но я не знаю за вами никакой вины!
Роб не поверил собственным глазам. Эдвард, который знал, что только что был на волосок от смерти, что разъяренный шотландец с радостью придушил бы его, как крысу, увидев перед собой слабую, беззащитную девушку, вдруг сломался.
– Это я во всем виноват, – прохрипел он, схватившись рукой за горло, а другой закрыв побагровевшее от стыда лицо. – Давина, это я сказал им, где вас искать…
И вдруг, не в силах смотреть ей в глаза, разразился судорожными, некрасивыми рыданиями.
Роб не мог оторвать глаз от помертвевшего лица Давины. Наверняка у нее сердце разрывается. Единственный человек, которому она доверяла, оказался предателем!
– Ты сказал им, где меня искать?! – потрясенно прошептала она, упав на колени перед своим бывшим другом. – Но почему?!
– Это было еще до того, как я познакомился с вами! – Эшер наконец убрал руку от лица, и его глаза встретились с глазами Давины. – Тогда я еще не любил вас. Я…
Он снова закрыл руками искаженное стыдом и мукой лицо.
– Они все погибли из-за тебя! – закричала Давина.
В ее голосе слышалось такое горе, что Финн с Робом бросились к ней.
– А теперь тебе лучше уйти отсюда, любовь моя, – подхватив Давину на руки, прошептал Роб.
Его губы ласково коснулись ее виска. Она не заплакала – только изумленно смотрела на Эшера широко раскрытыми глазами, пока Роб нес ее к двери. Но почему-то от этого ему было еще тяжелее. Оставалось только гадать, сможет ли она теперь вообще кому-то верить.
– Пусть остается в комнате, – приказал Роб Финну, выходя в коридор. – Я вернусь утром.
– Отпусти меня, – попросила Давина, когда Финн закрыл за ними дверь.
– Нет, милая, позволь, я отнесу тебя.
Роб крепко прижал ее к себе.
Она продолжала рыдать. Мгновением позже послышался топот, и по лестнице, обгоняя друг друга, взбежали Джейми и Уилл. За ними, подобрав юбки, мчалась Мэгги.
– Что случилось?
Увидев плачущую на руках у племянника Давину и выражение лица Роба, Мэгги кинулась к ним.
– Финн все тебе объяснит. Он в комнате Эшера.
На скулах Роба заходили желваки. А Давина спрятала лицо в складках его пледа.
– Бедняжка, – сочувственно закудахтала его тетушка. – Ну, ну, все не так ужасно, как тебе кажется! – Она озабоченно покосилась на Роба. – Ты мне сам потом расскажешь, что произошло. А пока отнеси ее в спальню. Я поднимусь следом и побуду с ней до утра.
– Нет, я сам. – Тон, которым это было сказано, ясно говорил о том, что возражений Роб не потерпит. Оглянувшись, он бросил на Уилла хмурый взгляд. – На сегодня Эшер твой. Делай с ним, что сочтешь нужным. Утром я тебя сменю.
Взгляд Уилла остановился на уткнувшейся в плечо Роба Давине. Лицо его посуровело, взгляд стал жестким. Можно было не сомневаться, что человек, заставивший ее плакать, жестоко за это поплатится. Молча кивнув, Уилл ушел.
Роб повернулся, но тут маленькая рука Мэгги легла ему на плечо, заставив его остановиться.
– Робби… она ведь королевская дочь, – шепотом напомнила она.
– Король отказался от нее много лет назад. Теперь она – моя.
Ему было все равно, как на это посмотрит его отец, когда вернется домой, и сколько армий явится сюда за Давиной. Он будет сражаться за нее. И умрет за нее, если понадобится.
Роб отнес Давину в ее комнату и уложил в постель – в ту самую постель, где – будь его воля – она бы спокойно спала каждую ночь, чтобы утром просыпаться в его объятиях.
– Не оставляй меня! – всхлипнула она, уткнувшись носом в его плечо, когда он нагнулся, чтобы опустить ее на подушки.
– Никогда! – поклялся Роб.
Вытянувшись рядом, он крепко ее обнял.
Давина проплакала почти всю ночь, и сердце Роба разрывалось на части. Он не знал, как успокоить ее, и в результате только молча прижимал ее к себе. В той резне у стен аббатства Святого Христофора она потеряла все, но мужественно держала свою боль в себе. Но весть о предательстве друга нанесла ей такой удар, от которой броня треснула… и все, что он может сделать, – это дать ей возможность выплакать свое горе.
– Они были моей семьей, – прошептала она. – Я слышала доносившиеся из часовни крики сестер… и ничего не могла сделать, чтобы спасти их.
Роб молча поцеловал ее в макушку и вдруг почувствовал, как у него защипало глаза. Ведь человек, который обрек ее на эти муки, клялся, что любит ее!
– Я молилась, чтобы Эдвард остался жив. Если бы ты знал, как я молилась! Я любила его… и его людей тоже – клянусь, я не могла бы любить их сильнее, будь они моими братьями. Господи… какой ужас! Как он мог так поступить?!
– Не знаю, любимая.
Давина снова уткнулась в плечо Роба. Его тело отреагировало мгновенно. Робу хотелось осушить ее слезы губами, исцелить ее боль, переложить ее на себя. Бог свидетель, он никогда и никого не любил так, как ее! Впервые осознав это, Роб не был потрясен – он давно уже понял, что отдал ей свое сердце. Но как ему теперь сказать Давине о своей любви, когда Эшер только что доказал, что любовь тоже можно предать?
Давина пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и все мысли Роба, точно метлой, вымело у него из головы – осталось одно желание. Он прижался губами к ее виску, шепча обещания, которым она поверит, – во всяком случае, Робу очень хотелось на это надеяться. Давина подняла на него глаза – и он, забыв обо всем, стал покрывать поцелуями ее лицо – залитые слезами щеки, мокрые ресницы, распухшие от рыданий губы.
– Роб, – прошептала она, и он внезапно услышал в ее охрипшем голосе желание, не менее сильное, чем его собственное.
Он склонился к ней – и почувствовал сладостное прикосновение ее губ.
Ему хотелось попробовать на вкус каждый дюйм ее тела, прикоснуться губами к нежной, упругой груди, ласкать бархатистый живот. Он мечтал увидеть ее прелестное лицо в тот момент, когда он станет наконец единовластным властелином ее тела… и ее сердца.
Но сейчас это было невозможно… только не сейчас, когда сердце Давины истекает кровью. Когда вера в дружбу и любовь, которую она так свято хранила, была разбита на куски, осквернена, испоганена предательством. Роб знал, что сделает все, лишь бы вернуть ей эту веру, и доказать, что ее доверие ему дороже всех сокровищ мира.
Он отодвинулся.
– Ты хоть понимаешь, как много ты значишь для меня? – хрипло спросил Роб.
Он заглянул ей в глаза… и невольно улыбнулся.
Ласково погладив его по щеке, Давина тоже улыбнулась ему дрожащими губами.
– Да. Знаю.
Это было еще одно чудо, которое Господь в своей милости послал ему, – нежная, добрая женщина, способная все понять и простить, светлый ангел, спустившийся с небес на землю, чтобы подарить ему счастье.
– В твоей душе живет мужество, о котором любой воин может только мечтать. Твоя кузина Клер обязательно полюбит тебя, вот увидишь.
– Расскажи мне о человеке, который ее любит, – попросила Давина. – Какой он?
– Грэм Грант? О, он очень терпеливый, – пробормотал Роб, чувствуя, что тонет в ее глазах. – Вдобавок он очень умный и обладает редким даром убеждения – может, поэтому ему удается без особого труда подчинить себе свою своевольную жену.
– Значит, она обладает сильной волей, да? Аон? – улыбнулась Давина, прижимаясь к нему. – Наверное, он жутко упрямый, да?
– Нет, во всяком случае, когда ему приходится иметь дело с женой. С нею он тает, точно воск, – ухмыльнулся Роб.
– Думаю, он мне понравится.
– Ну, в этом ты не одинока, – расхохотался Роб. – Все девушки в наших местах от него без ума. Но сердце Грэма принадлежит жене. Мне кажется, других женщин он просто не замечает.
– Именно о такой любви я всегда мечтала, – с мечтательным вздохом призналась Давина. – Как я завидую Клер… и Мэгги. И если то, что рассказывают о твоем отце, правда, то и твоей матери тоже!
Роб тоже мечтал об этом. Он еще никогда не влюблялся – ни одна девушка в Кэмлохлине не вызывала в нем таких чувств, как Давина.
– Да, такая жизнь, как у них, это счастье. Она… полная, понимаешь? – пробормотал он, вспоминая отца. – Но зато ты можешь стать королевой.
– Я бы предпочла стать простой служанкой!
Внезапно сердце у Роба упало. Идиот! Забыв о том, что она обещана Богу, он проиграл эту битву еще до того, как вступить в нее! Потом он вспомнил о ее происхождении… и в его сердце впервые закралось сомнение.
– И ради любви к Богу ты готова бросить вызов отцу? – осторожно спросил он.
– Ради любви к Богу я готова бросить вызов целому миру, – пробормотала она. – Но это не понадобится. Я всегда знала, кто я и какая судьба меня ожидает. Отправив меня в аббатство, отец оставил преподобной матушке документ, в котором ясно выразил свою волю. В нем говорится, что если у него со временем родится сын, то моя судьба – служить Господу. Единственное, что неизвестно ни одной живой душе, кроме меня, аббатисы, которая меня вырастила, и вот теперь тебя, – это то, что говорится в самом конце – что если у него не будет наследников мужского пола, то трон перейдет ко мне. Отец написал, что он выждет год после коронации, и тогда, если у него по-прежнему не будет сына, он пошлет за мной. В этом случае меня, должны отправить ко двору, где мне предстоит брак с человеком, которого выберет мой отец.
Давина подняла на Роба глаза. Лицо его было сурово.
– Я не хочу, чтобы меня всю жизнь окружали люди, которые будут льстиво улыбаться в глаза, а за спиной строить планы, как отнять у меня корону. Я ведь даже не знаю своих сестер, ни Анну, ни Марию… Нас объединяет только безрадостное будущее и брак без любви. – На ее глазах вновь выступили слезы. – И вот теперь, когда мой отец стал королем, моя судьба наконец прояснилась, Роб. Если бы я могла увидеть его… почувствовать его любовь, может, тогда мой долг перед отцом казался бы не таким тяжким…
Сердце Роба разрывалось на части. Ее долг перед отцом. Но разве он сможет позволить ей уехать, оставить его, если она решит, что долг превыше всего – превыше любви?!
– Еще есть время. Будем молить Бога о том, чтобы его молодая жена подарила ему сына, – прошептала она, заметив, как в глазах Роба разгорается гнев.
Он не нашел в себе сил улыбнуться в ответ.
Ну, хорошо… а как насчет ее долга перед Господом, спохватился Роб. Ее характер сформировался под влиянием искренней веры, а не лживого насквозь английского двора. С детства она знала только Бога – и только ему одному привыкла доверять.
– Но если у короля не будет сына, хватит ли тебе мужества ради меня бросить вызов Богу? – осторожно спросил он.
– А мне и не придется этого делать, – прижимаясь к нему, улыбнулась Давина. – Ведь это Господь послал мне тебя!
Глава 24
Ни один мужчина во всех трех королевствах или за их пределами не мог быть счастливее того, кто сейчас обнимал Давину. Суждено ли ей выйти замуж или овдоветь, ее сердце всегда будет принадлежать Робу.
Склонившись к нему, Давина гладила его лицо. Потом ее пальцы скользнули вниз, замерли на кожаном поясе, и тело Роба как будто окаменело.
Только он мог заставить ее забыть обо всем, похоронить свои страхи и жить дальше. Она принадлежала ему, и единственное, о чем сейчас мечтала Давина, это подарить ему все, что у нее было – любовь, доверие, тело.
Дрожащие пальцы Роба осторожно стянули с ее плеча плед, и у Давины перехватило дыхание. Она даже не думала о том, чем это может обернуться для них. В эту минуту она не думала ни о чем – она любила этого человека и хотела принадлежать ему. Едва дыша, Давина позволила Робу мягко опрокинуть ее на спину и только слегка прикусила губу, почувствовав, как его ладонь накрыла ее грудь. Соски мгновенно напряглись.
– Роб, я…
Давина неловко поерзала, почувствовав, как все ее тело внезапно охватил какой-то странный жар.
– Я хочу, чтобы ты стала моей, Давина.
Она тоже этого хотела. Хотела видеть, как он потеряет голову, как его хваленое самообладание, которое он демонстрировал ей с первого дня, исчезнет, уступив место безумствам страсти.
Чуть слышно застонав, Давина расстегнула пряжку и стянула с него пояс. Роб на мгновение замер. Потом слегка отодвинулся – и губы его медленно растянулись в ухмылке, до такой степени чувственной, что лицо Давины запылало огнем.
Судя по всему, он ничего не имел против.
Кожаный пояс со стуком отлетел в угол. Вслед за ним последовала и остальная одежда. Губы Роба лихорадочно сжали ее сосок, и Давина осознала, что все пути к отступлению отрезаны. Горячее, пульсирующее копье Роба тяжело вжималось ей в живот. И хотя какая-то часть ее существа – та, о существовании которой она раньше даже не подозревала – изнемогала от желания, в душе ее шевельнулся страх. Нет, ее пугало не нарушение законов – не было и не могло быть ничего дурного в том, чтобы принадлежать ему, потому что сама судьба послала ей Роба. Дело было совсем в другом… то, что всегда приводило ее в восхищение – сила Роба, его могучее тело, особенно огромное по сравнению с ее собственным, – сейчас внушало ей страх.
– Я не знаю, что делать…
Роб с трудом приподнял голову, оторвавшись от ее груди.
– Я тебя научу… – хрипло прошептал он.
– А вдруг мне это не понравится? – сдавленным голосом пробормотала она, почувствовав, как ее охватывает паника.
– Понравится, вот увидишь, – поклялся он.
Кончик его языка скользнул по ее напряженному соску, и Давина, вскрикнув, широко развела ноги. Она даже ни о чем не успела подумать – тело ее отреагировало мгновенно. Одного лишь взгляда на его искаженное страстью лицо оказалось достаточно, чтобы страх куда-то исчез.
Роб осторожно опустился на нее, его горячая, пульсирующая плоть вдавилась ей в живот. Роб снова принялся целовать ее. Его губы бережно сжали ее напрягшийся сосок, коснулись ложбинки между грудями, и наконец горячее дыхание Роба обожгло ей живот.
Прикосновение его языка оказалось настолько… интимным, что ее тело судорожно дернулось, а из груди вырвался сдавленный стон. Давине казалось, она сходит с ума. Он терпеливо и настойчиво ласкал ее. На мгновение Давина снова почувствовала страх… а вдруг то, чем они сейчас занимаются, грех, промелькнуло у нее в голове. Или нет? Что может быть естественнее, чем ласкать его склоненное лицо, подумала она, прижавшись губами к его губам. В конце концов, даже царь Соломон наслаждался ласками своей возлюбленной. Роб осторожно покусывал и пощипывал губами ее живот, и по спине волнами пробегала дрожь наслаждения.
За то, что они сделали, их обоих могли убить, но Давина не позволяла себе думать об этом… как в свое время не позволяла думать, что их корабль разобьется об острые рифы Элгола. Больше она не станет трусить. Он будет принадлежать ей – душой и телом, отныне и навсегда. Они связаны нерушимыми узами, и даже если их счастье продлится всего одну ночь, эту ночь никто не сможет у них отнять.
– Иди ко мне, – севшим голосом прошептала она.
Роб не колебался ни минуты. Опустившись на постель, он вытянулся рядом с ней. И, едва скрывая нетерпение, заключил Давину в объятия.
– Я не хочу сделать тебе больно, любимая, – хрипло прошептал он.
– Даже если это и случится, я прощу тебя. Уже простила.
– О, милая, твоя улыбка греет мне душу. Я готов стать твоим рабом, лежать в пыли у твоих ног – лишь бы ты была счастлива!
– Не говори так! Потому что я тоже готова пожертвовать всем, чтобы подарить тебе счастье.
Сдерживая свое нетерпение, Роб осторожно ласкал ее, чтобы ее не знавшее мужчины тело могло принять его. Но когда Давина, прижавшись к его губам, выгнула спину и принялась тереться бедрами о его набухшее копье, выдержка Роба едва не дала трещину. Из груди его вырвался мучительный стон. Обхватив Давину за талию, он широко развел руками ее ноги и замер, готовый вонзиться в нее.
Давина испуганно задрожала, смутно догадываясь о том, что сейчас произойдет. На мгновение ей стало страшно. Но это длилось недолго – предвкушение чего-то чудесного заглушило страх, и она потянулась к нему, нисколько не стыдясь своего желания. Острая боль пронизала ее. Господи… он сейчас разорвет ее пополам.
– Давина…
Приподнявшись на локтях, Роб навис над ней. Невольно устыдившись своих слез, она открыла глаза… и, к своему изумлению, заметила, что в глазах Роба тоже стоят слезы.
– Я люблю тебя, милая, – хрипло прошептал он. – Ты всегда будешь для меня единственной.
Она верила ему. О Господи, спасибо… спасибо тебе!
– Ты тоже, – поклялась она, пока Роб осыпал ее лицо поцелуями.
Постепенно боль стихла, сменившись наслаждением, и очень скоро Давина сама уже не могла понять, чего она так боялась. Вот дурочка, подумала она. Ведь рядом с нею Роб! Человек, кому она верила беспредельно, кому отдала все – свою жизнь, душу и девственное, не знавшее мужчин тело. Давина испытывала такое наслаждение, что ей казалось, сердце вот-вот не выдержит и разорвется. Она даже мечтать не могла, что судьба пошлет ей такого возлюбленного.
– Я надеюсь только, что жизнь со мной придется тебе по душе, – прерывающимся голосом пробормотал Роб. – Потому что сегодня вечером… – Обхватив ее затылок ладонью, он жадно впился в ее рот. А потом одним мощным толчком вонзился в нее, так что она невольно вскрикнула, – я наполню тебя своим семенем. А завтра… – Хрипло застонав, Роб напрягся, выплеснув в нее семя, – завтра я женюсь на тебе.
Роб, вынырнув из сна, машинально потянулся к ней. Вчера, истомленная ласками, она так и уснула в его объятиях. Простыня еще хранила тепло ее тела, но самой Давины не было. Весь сон как рукой сняло, остался только парализующий страх, что он потерял ее навсегда. Роб рывком сел.
Слабый янтарный свет, исходивший от горевших в камине поленьев, уже успел смениться темнотой. Глухая тишина, казалось, липла к каменным стенам, сковывая холодом сердце Роба… Сделав над собой усилие, он стряхнул с себя наваждение и повернул голову туда, откуда лился слабый, серенький свет.
Давина стояла у окна. Ее обращенное к небу лицо словно купалось в свете луны. При виде ее хрупкой фигурки сердце Роба забилось чаще. Она стояла, скрестив руки на груди – широкие рукава спускались до самых кончиков пальцев, а слабый ветерок, налетавший из-за холмов, развевал слишком просторную для нее рубашку так, что, казалось, у нее за спиной трепещут белоснежные крылья. Господи помилуй, с щемящим сердцем подумал Роб. Давина выглядела такой хрупкой, такой одинокой… и такой невероятно красивой, что он едва не сорвался с постели.
Желание быть рядом с ней сводило его с ума, но Роб, скрипнув зубами, заставил себя отказаться от этой мысли. Тишина – это тот покой, который ей не мог дать никто, даже он сам. Ему пришлось смириться с этой мыслью. Роб отдал бы все, чтобы утешить ее, но это было не в его власти.
Он беззвучно прошептал ее имя. Казалось, оно само слетело с его губ.
Но Давина услышала.
Она обернулась. При виде встревоженного лица Роба на ее губах мелькнула улыбка.
– Мне нравится слышать, как ты произносишь мое имя.
– Правда?
От этой улыбки в голове у него будто что-то взорвалось. Спустив ноги с кровати, Роб подумал немного, потом стянул с постели одеяло и, закутавшись в него, направился к ней.
– Стало быть, глупо спрашивать, согласна ли ты стать моей женой, верно?
– Угу, – передразнила она его. – Так же глупо, как ждать, что я на это отвечу, – улыбнулась она.
Лицо ее светилось от счастья.
– Угу, – согласился он.
Встав позади нее, он закутал ее в одеяло. Больше всего на свете ему сейчас хотелось подхватить ее на руки, отнести на постель и снова заняться с ней любовью, но тут он перехватил ее устремленный в темноту за окном взгляд, и слова замерли у него на губах. Почему она встала? Почему с таким страхом вглядывается в темноту за окном?
– Я не позволю никому обидеть тебя, – стиснув зубы, поклялся Роб.
– Знаю. – Она накрыла его руку своей. – Я просто думала об отце, – помолчав немного, продолжала Давина. – Знаешь, я часто думаю о нем. Гадаю, узнает ли он меня, если мы встретимся. Вспоминает ли он обо мне, когда смотрит на Марию или Анну? Конечно, глупо ломать себе голову из-за такой ерунды.
Она пожала плечами.
– Ничего не глупо, – отрезал Роб.
– А ты знаешь, каково это – знать, что у тебя есть родные, которые даже не вспоминают, что ты есть, не беспокоятся, как ты там, без них?! Господи, сколько же я молилась, чтобы он забрал меня к себе – меня и мою мать! Но он так и не приехал! Уже потом, много позже, я поняла почему… Только легче мне от этого не стало. Все дни напролет я мечтала, воображая, что я – это не я, а обычная девушка, чья жизнь не так уж важна для судьбы королевства, которая может просто жить, любить и без страха встречать завтрашний день. Я все время пыталась представить себе, какой была бы моя жизнь, если бы я не была дочерью наследника трона, и католика вдобавок… Так было до того дня, когда почувствовала, что устала бороться, и смирилась с тем, что меня ждет.
Давина подняла к нему лицо. Мрачная безнадежность, которую он заметил в ее глазах, исчезла, сменившись нежностью, и Роб с удивлением заметил, что она улыбается.
– А потом вдруг появился ты. Роб, ты не только спас меня из огня… ты научил меня снова радоваться жизни! Теперь я вновь стала мечтать – и все благодаря тебе!
Роб с улыбкой притянул ее к себе.
– Тебе не нужно больше мечтать, любимая, – прошептал он, целуя ее. – Я дам тебе все, что ты только пожелаешь… и даже больше, клянусь!
Подхватив Давину на руки, Роб бережно опустил ее на кровать. Они снова занялись любовью – только на этот раз медленно, не спеша, словно у них впереди была целая жизнь, чтобы узнать друг друга.
Увы, это было не так. Роб хорошо понимал, что, рано или поздно, отец Давины явится за ней. И теперь, осознав наконец, как долго и безнадежно она мечтала о том, чтобы это случилось, он вдруг почувствовал, что боится. Боится, что Давина решит вернуться в Англию. Ну уж нет, решил Роб, этому не бывать. Завтра же он назовет ее своей женой! Он даст ей все, о чем она только может мечтать, и будет молиться, чтобы королю никогда не удалось их отыскать. Но даже если это случится, уговаривал себя Роб, Яков в глаза никогда не видел Давину. Король ведь никогда не приезжал в аббатство Святого Христофора. А поскольку никого из тех, кто видел ее там, не осталось в живых, подумал он… И замер, вдруг вспомнив об Эшере. Эшер! Ладно, решил Роб, с этой проблемой он разберется утром.
